Текст книги "Река голубого пламени"

– Не сомневаюсь. Да, я уверен, что вы с удовольствием получили бы над ней контроль, – жестко ответил Осирис. Он повернулся к остальным, птицам и зверям, сидящим вокруг длинного стола. – Этот человек однажды уже пытался получить контроль над Братством. Всего несколько недель назад вы все видели, как американец выдвинул против меня ложные обвинения – обвинения в том, что, как выяснилось, имело причиной ошибку в его же компании, нарушение системы безопасности!

Он отпрянул от стола, покачивая огромной головой в маске и производя впечатление благородного монарха, преданного неблагодарным придворным.

– И вот снова я виноват! Во всем виноват я! – Он повернулся к Уэллсу. – Вы и ваш необычно молчаливый приятель, – он метнул злобный взгляд в Якубиана, – постоянно ставите под сомнение мою преданность проекту, мою, того, кто его задумал и начал! Вы хотите, чтобы я передал вам контроль над операционной системой, и потом поверил, что вы, Роберт Уэллс, станете признавать меня на посту председателя? Ха! – Он ударил кулаком по столу, и несколько звериных масок вздрогнули. – Да вы вцепитесь мне в горло через секунду, презренная шавка!

Когда Уэллс вспылил – весьма убедительно, по мнению Якубиана, – поднялся Жунь Бяо в облике ибисоголового Тота:

– Вы ведете себя некультурно, – Его спокойный тон не мог замаскировать отвращение. – Мы так не разговариваем друг с другом. Это некультурно.

Старик взглянул на него, немного взбешенный, и какое-то время казалось, что он сейчас нагрубит и китайскому магнату. Это балансирование на грани политического самоубийства оказалось настолько захватывающим, что даже Якубиан поймал себя на том, что пялится на Старика открыв рот. Но вместо грубости Осирис наконец произнес:

– Наш бог мудрости доказал, что я правильно подобрал ему персону. Вы правы, сэр. Я повел себя некультурно. – Он повернулся к Уэллсу, чья желтая ухмылка наверняка казалась ему сейчас наглостью, но теперь Старик был сама вежливость, – Как отметил наш коллега, я был груб и приношу за это свои извинения. Однако мне хотелось бы добавить, что и вы, Пта, были опрометчивы в своих замечаниях, когда намекнули, будто я что-то скрываю от своих товарищей.

Уэллс слегка издевательски поклонился, Якубиан внезапно утратил уверенность в том, как станут развиваться события. Неужели старой сволочи это опять сойдет с рук?

– Минутку, – вмешался он. – У нас все еще остались вопросы без ответов. Боб сказал, что проблемы в системе не вызваны ее размерами. Он считает, что причина в операционной системе. Вы же ответили, что «это не ваше дело». Тогда как, черт побери, мы получим ответы на свои вопросы?

– А, Хор, повелитель небес, – чуть ли не с нежностью отозвался Старик. – Вы так долго молчали, что я уже начал опасаться, не потерялись ли вы в офлайне.

– Да, верно. Просто скажите, как мы можем быть уверены, что вся система в один прекрасный момент не рухнет?

– Это уже начинает надоедать, – заговорил Осирис, и тут поднял руку Амон с бараньей головой, владелец шести швейцарских банков и островной «республики» у побережья Австралии.

– Мне тоже хотелось бы узнать об этом побольше, – сказал он. – Моя система сообщает, что во всех моих владениях наблюдаются регулярные отказы оборудования. А мы вложили в этот проект не только деньги, мы вскоре вложим в него все, включая свои жизни. Полагаю, мы имеем право на более подробную информацию.

– Вот видите? – Якубиану хотелось, чтобы Старик выложил что-нибудь еще, так как невозможно было предсказать, когда он снова окажется настолько уязвим. Он повернулся к Уэллсу за подмогой. – Полагаю, сейчас настало время узнать все. Начинайте выкладывать голые факты.

– Прекратите, – процедил Осирис.

Уэллс же, к удивлению Якубиана, добавил:

– Да, я тоже считаю, что тебе следует оставить эту тему в покое, Дэниел.

Если львица-Сехмет и слышала его, то, похоже, не согласилась.

– Я требую информации о причинах сбоев, – прорычала она, – и о том, как это будет исправлено. – Владелица «Крит-тапонга», технологической фирмы лишь чуть менее могущественной, чем «Телеморфикс» Уэллса, женщина, чье имя с почтительным ужасом произносили шепотом в тайных рабовладельческих конторах Юго-Восточной Азии (она собственными руками забила до смерти немало слуг), Дедобланко не отличалась терпеливостью. – И я требую ответа немедленно!

– Я лично заверяю… – начал Осирис, но его снова прервал крокодил-Собек.

– Вы не можете брать наши деньги и после этого говорить, что у нас нет прав! – взревел он. – Это преступление!

– Вы что, свихнулись, Амбодулу? – Осирис заметно дрожал. – Что вы тут несете?

Все сборище уже находилось на грани превращения в вопящий хаос, когда Жунь Бяо поднял руку. Крики постепенно смолкли.

– Так бизнес не делается, – заявил Жунь, медленно покачивая птичьей головой, – Это отвратительно. И неприемлемо. – Он помолчал, обводя взглядом собравшихся. Никто не нарушил тишины. – Товарищ председатель, несколько наших коллег запросили дополнительную информацию об этих… как их?.. «спазмах» в системе. Разумеется, у вас нет возражений по поводу столь обоснованного запроса?

– Нет, – Осирис успокоился. – Конечно, нет.

– Тогда, возможно, вы пообещаете предоставить к следующему нашему собранию нечто вроде отчета? При всем уважении к вашей занятости, это станет полезным антидотом относительно некоторых чрезмерно эмоциональных высказываний, которые мы сегодня услышали.

Старик помедлил с ответом лишь секунду:

– Несомненно. Так будет, безусловно, справедливо. Я подготовлю что-нибудь.

– Что-нибудь полезное, — вставил Якубиан и немедленно пожалел о сказанном. Раздраженный взгляд Жунь Бяо, даже посланный через виртуальный интерфейс, оказал должный эффект.

– А кроме того, – продолжил бог мудрости, обращаясь теперь к Уэллсу, – возможно, наш американский товарищ сможет подготовить свой отчет, где он укажет то, что известно о проблеме ему?

– Конечно, – Желтая улыбка еле заметно сузилась.

– Превосходно. Вы очень любезны. – Жунь Бяо изобразил поклон (скорее, кивок) обоим собеседникам и развел руки. – У нас был тяжелый день, и мы обсудили много важных вопросов. Полагаю, настало время попрощаться до следующего собрания.

Ни Осирис, ни остальные возражать не стали. В момент, когда растаял Западный дворец египетского мира, Якубиан услышал в ухе голос Боба Уэллса:

– Надо поговорить, Дэниел.

За моментом темноты последовала вспышка света, после чего вокруг них материализовалась просторная солнечная комната с высоким потолком. За массивными окнами открывался вид на (как предположил Якубиан) скалистый берег Тихого океана. Несмотря на размеры комнаты, в ней стоял лишь единственный небольшой стол. Уэллс уселся за него – виртуальная реплика его реального тела с детализацией, лишь слегка уступающей безупречности системы Грааля.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – поинтересовался генерал, усаживаясь по другую сторону стола. – Может, нам следовало бы поговорить где-нибудь в РЖ, как мы это сделали в прошлый раз?

– За исключением твоей линии и моей линии, это лишь специализированная машина, Дэниел. И я сотру запись, когда мы закончим. Подожди, дай-ка я открою окна.

Окна растворились, оставив лишь воздух между столом и океаном за скалами. Рев прибоя стал нарастать, пока не заполнил помещение. Не сделав никаких видимых движений, Уэллс уменьшил его громкость, пока тот не превратился в тихую пульсацию. Запах воды и привкус озона в воздухе были вполне убедительными.

– Лучше, чем в ресторане, как по-твоему? – спросил владелец «Телеморфикса». – Впрочем, если хочешь выпить или закусить чем-нибудь виртуальным, дай мне знать.

– Я просто покурю, – ответил Якубиан. – Поскольку это твои владения, то ты наверняка сможешь сделать так, чтобы дым не шел в твою сторону.

Генерал достал одну из своих «энакейрос». Он потратил немало денег на создание достойной симуляции этих сигар и теперь, поднеся ее к носу и наслаждаясь ароматом, в очередной раз подумал, что деньги были потрачены не зря. Эти технобароны способны воссоздать на заказ Вавилон кирпичик за кирпичиком, но попробуйте раздобыть приличную виртуальную сигару…

После того как генерал некоторое время безрезультатно хлопал себя по карманам, Уэллс приподнял брови и шевельнул пальцем. Перед его компаньоном появился коробок спичек.

– Итак, почему ты не набросился на Старика? – вопросил Якубиан, раскурив сигару. – Это на тебя не похоже, Боб. Ведь он ушел в оборону – еще пара выстрелов, и он полностью проиграл бы сражение.

Уэллс, любовавшийся океаном, повернулся к собеседнику. Его глаза со странными старческими белками были спокойными, почти пустыми. Он долгое время не отвечал.

– Я пытался подобрать слова, чтобы выразиться помягче, Дэниел, – сказал он наконец, – Но не смог. Знаешь, иногда ты бываешь поразительно туп.

Якубиан поперхнулся псевдодымом, который очень хорошо имитировал дым реальный, поднимаясь над его головой волнистым голубовато-серым облаком. Обретя вновь возможность дышать, он выдавил:

– Это еще что за чушь? Ты не можешь разговаривать со мной таким тоном.

– Еще как могу, Дэниел. И, несмотря на раздражение, я все же полагаю, что ты достаточно умен, чтобы выслушать меня и кое-что понять. – Уэллс рефлективно помахал рукой, отгоняя дым, подтянутый, как пожилая дама с величественными манерами. – Да, если бы мы еще немного надавили на Старика, он, вероятно, сделал бы или сказал нечто такое, что лишило бы его благожелательности остальных членов Братства. Именно поэтому я не сделал ничего и поэтому же попытался дать тебе полезный совет, чтобы и ты поступил так же, Дэниел. Но ты его проигнорировал.

– Слушай, Боб, мне все равно, настолько ты богат или стар. Со мной так не разговаривают.

– А может, и следовало бы, Дэниел. Ты не мог не заметить, как под конец Жунь Бяо взял руководство собранием на себя. И каков же результат – благодаря тому, что ты и эта сучка Дедобланко слишком сильно давили на Старика? Нам придется к следующему собранию подготовить отчеты о проблемах в системе.

– Ну и что? – Теперь Якубиан яростно дымил сигарой, выставив ее перед собой и уничтожая лицо Уэллса в красном свечении при каждой затяжке.

– А то – кто будет судить о том, какой из двух отчетов более приемлем? Эта китайская сволочь тихой сапой собирается сделать себя невыбранным председателем, и уж он-то подскажет остальным, как следует голосовать. Если он снова вручит бразды правления Старику, то Жонглер окажется перед ним в долгу. Если он передаст их нам и отпихнет Жонглера на обочину, то мы де факто окажемся в коалиции с Жунем – но лишь до тех пор, пока это будет выгодно ему.

Якубиан знал, что злится, но ему никак не хотелось сменить эмоции на нечто более продуктивное.

– Я думал, ты хочешь вывести Старика из игры.

– Нет, Дэниел, я хотел ввести в нее себя. Вот в чем разница. И не забывай, что Жонглер все еще держит в рукаве несколько карт вроде той проклятой операционной системы, к которой никому еще не удавалось получить доступ. Если мы ввяжемся в трехстороннюю драку с ним и Жунем, то она окажется очень кровавой. И сомневаюсь, что мы победим.

– Господи. – Якубиан откинулся на спинку виртуального стула, все еще злой, но теперь еще и подавленный. – Ну вы и люди.

– И как твои слова понимать? Ведь это ты первый пришел ко мне и предложил устранить Старика. «Он нам больше не нужен, Боб. Он нестабилен. Он иностранец». Ты что, уже забыл?

– Все, хватит. – Якубиан признал поражение, взмахнув рукой. За время своей карьеры он усвоил, что когда ситуация становится непригодной для обороны, то попытки спасти лицо означают лишь напрасную трату времени. – Так что мы станем делать?

– Не знаю. – Уэллс подался вперед. Шум прибоя стал еще чуть тише, хотя волны за окнами по-прежнему бросались на скалы подобно обманутым любовникам. – Факт в том, Дэниел, что я встревожен. Эти спазмы – действительно серьезная проблема. Никто из моих людей не может понять, в чем тут причина, но даже самые туманные наши прогнозы выглядят скверно. К тому же, как тебе известно, происходят и другие вещи – некоторые весьма паршивые события в клиентских узлах, арендованной собственности, и так далее. Это фиаско Кунохары…

– Да знаю, знаю. Но я полагал, что оно случилось из-за того, что система вышла в онлайн – нечто вроде одноразового сбоя. А теперь ты говоришь, что это серьезная проблема? Как по-твоему, не может ли она иметь отношение к этому парню, что сбежал в систему, пленнику Старика? А вдруг он саботажник?

Уэллс покачал головой:

– Не могу представить, как даже эксперт способен хакнуть систему изнутри. Во всяком случае, пробравшись настолько глубоко, насколько смог тот парень. По-моему, все гораздо серьезнее. Это хаотическая пертурбация. И не смотри на меня так, Дэниел, я ведь знаю, что ты не дурак. Когда сложная система начинает идти вразнос, то начинаться все может с мелочей, но они копятся и…

– Господи. – Якубиану вдруг страстно захотелось что-то ударить. – Так ты имеешь в виду, что, даже если позабыть об этом политическом дерьме, система действительно может грохнуться? Посте стольких лет работы, стольких вложенных денег?

Уэллс нахмурился:

– Я не верю, что она действительно рухнет, Дэниел. Но все же это терра инкогнита, почти буквально. – Он положил на стол худые руки и посмотрел на них, разглядывая туго натянутую кожу с таким выражением, словно видит ее впервые, – Там происходят некоторые очень странные события. А раз речь зашла о пленнике Старика… помнишь агента-ищейку, которого мы послали на его поиски? Программу «Немезида»?

– Только не говори, что она тоже накрылась!

– Нет, ничего такого. Она все еще в системе, и делает свое дело. Но… не знаю, как бы точнее выразиться… она там не вся.

– Что? – Якубиан поискал взглядом, куда бы положить сигару, но Уэллс отвлекся и забыл сотворить пепельницу. Генерал положил ее на край стола. – Не понимаю, о чем ты.

– Я сам еще не разобрался в том, что происходит. Команда «Иерихон» пока собирает данные, но одно уже ясно – Немезида работает ниже своих возможностей. Такое впечатление, что часть ее занята другими задачами. Но мы не можем сказать почему, как и даже что именно там происходит.

– Это всего лишь программа. Разве ты не можешь послать в систему еще одну?

Уэллс покачал головой:

– Это сложно. Начнем с того, что нам хотелось бы изучить работу действующей программы, как говорится, на чистом фоне. Возможно, это поможет нам выяснить, что вызывает спазмы системы – даже установление того, что именно они из себя представляют, уже станет шагом вперед. Кроме того, Немезида ищет в системе структуры таким способом, что… короче, это все равно что бросить на одно и то же расследование столько тайных агентов полиции, что они начнут арестовывать друг друга.

Якубиан отодвинул стул от стола, столкнув при этом сигару. Та исчезла еще до того, как упала на пол:

– Черт бы тебя побрал, Уэллс! Надеюсь, ты счастлив, что испортил мне день. Пойду-ка я домой и застрелюсь.

– Не стоит, Дэниел. Но надеюсь, что, прежде чем рвануться в бой на следующем собрании, ты сперва поговоришь со мной. Некоторое время равновесие будет очень неустойчивым.

Генерал сверкнул глазами, но сражение было уже проиграно.

– Да, как скажешь. – Он снова похлопал себя по карману и вспомнил. – Кстати, Боб, не можешь открыть для меня проход?

– В твоей системе неполадки, Дэниел?

– Да. Моя команда ими уже занимается. Так, мелкая проблема.

– Конечно. Ты готов?

– Почти. И еще одно – мне просто любопытно, сам понимаешь. У тебя… из твоей системы ничего не пропадало?

– Пропадало? – Уэллс прищурил бледные глаза.

– Ну, всякие мелочи. Приборчики, предметики. Виртуальные объекты.

– Что-то я тебя не понимаю, Дэниел. Так ты хочешь сказать, что из твоей системы пропадают виртуальные объекты? Ты… что-то потерял?

Якубиан секунду помедлил с ответом.

– Да. Всего лишь зажигалку. Наверное, оставил в одном из доменов. Я тут подумал, что если симуляция достаточно сложная, то в ней можно и что-нибудь потерять, как в РЖ, правильно?

Уэллс кивнул:

– Наверное. Значит, ничего важного ты не терял? А если и потерял какую мелочь, то ее можно просто дублировать.

– Конечно! Да, то была просто зажигалка. Я готов к переходу, Боб.

– Спасибо, что выслушал меня. Надеюсь, я был не очень груб.

– Тактичностью ты не знаменит, Боб, но думаю, смогу пережить твою грубость.

– Рад это слышать, Дэниел. До свидания.

Помещение, распахнутые окна и бесконечный рокот Тихого океана мгновенно исчезли.

ГЛАВА 24
ПРЕКРАСНЕЙШАЯ УЛИЦА Б МИРЕ

СЕТЕПЕРЕДАЧА/ШОУ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ: Путешествия с невидимым псом «Спрути»!

(изображение: гостиная Венгвенга Чо)

ЧО: О нет! Кто-то погубил мой доклад губернатору округа! Он разорван в клочки! Но эта комната была заперта весь день!

ШУО (шепотом): Спрути! Ты плохая собачка! Придется отрезать твои мелкие невидимые яйца!

(за кадром: смех)

ЧО: Меня за это казнят! А семья даже не получит страховку после моей смерти! О, это ужасно!

ШУО: Я что-нибудь придумаю, чтобы помочь вам, уважаемый Чо. (шепчет) Но хитромудрый Спрути наверняка снова все испортит!

(за кадром: смех и аплодисменты)

Голубая неоновая завеса растаяла. Искры вспыхнули и умерли. Лежа на спине под беззвездным ночным небом, Пол пытался отыскать смысл во всем произошедшем – откровениях Нанди, внезапном нападении, бегстве от воинов хана, во всей этой непостижимой путанице. А теперь Река овладела им вновь, и еще раз перенесла из одной реальности в другую, из Ксанаду в… куда?

С того места, где он лежал, вытянувшись во весь рост на дне лодки, Пол мог видеть лишь пухлую, полную белую луну, успокаивающе обычную – как будто это что-то значило. Ну и чем окажется жалкое новое место? Рекой Амазонкой, где кишат крокодилы? Осадой Хартума? Или чем-то еще более странным, что он вообще не сможет угадать, воплощением лихорадочного бреда какой-нибудь богатой старой сволочи? Его захлестнула ошеломляющая тоска по дому.

И сделал это со мной Феликс Жонглер.

Это имя – последнее, что сказал ему Нанди, – странно прозвенело в голове. Пол слышал его прежде, точно слышал – возможно, имя Жонглера упомянул тот, кто называл себя профессором Бэгуолтером в версии Марса из дешевых фантастических журнальчиков для подростков начала прошлого века. Но в этом имени таилось и нечто большее, резонанс, который проник глубже и вызвал странно разобщенные образы – котел, окно, какое-то помещение, полное птиц. Образы оказались столь же неуловимыми, сколь и смутными – когда Пол попытался их удержать, сложить в нечто осмысленное, они рассыпались, оставив лишь тупую боль, мало отличающуюся от тоски по дому.

Жонглер. Впрочем, в этом уже что-то есть – имя, с которым можно работать, как в голове, так и вне ее, в этих нанизанных на Реку мирах. Прибор. Возможно даже, компас. Нечто, чем можно воспользоваться для начала поиска лежащего перед ним пути.

Но эта новая симуляция не принадлежит Жонглеру. Так сказал Нанди.

Эта мысль придала сил Полу, помогла сесть, уперевшись локтями в планшир, и оглядеться. Щеки овевал прохладный ветер, ночь стояла довольно холодная, но не морозная. Одет он вроде бы тепло (одеяния из «Тысячи и одной ночи», очевидно, остались в симуляции Ксанаду), но его гораздо больше интересовало то, что находится впереди: по какой-то причине Пол не мог различить этого ясно, но вдоль берега точно видна россыпь огоньков – не очень много, но и не мало.

Во всяком случае, я не оказался где-то в глуши, посреди нигде… Но даже если ему предстоит оказаться в самом радостном и населенном виртуальном городе, какой только можно вообразить, он и тогда окажется именно «нигде». В электронной иллюзии. По уши в программных кодах. Тем не менее мысль отведать более цивилизованный вариант виртуальности обладала своей привлекательностью. Во время ледникового периода и марсианского вторжения он уже устал спать не в постели.

Огоньки стали удаляться, и Пол понял, что дрейфует. Пока он нашаривал весло, лодка выплыла из тумана, о котором Пол даже не подозревал, и городские огни внезапно вспыхнули перед ним, как канделябр со свечами.

Ему редко доводилось видеть более прекрасное зрелище.

Когда он с восхищением их разглядывал, позабыв о бесполезно зависшем над водой весле, мимо сквозь редеющий туман начали двигаться темные силуэты, заслоняя россыпь городских огней подобно кисти, обмакнутой в чернила. Когда рядом проскользнула первая лодка – слишком далеко, чтобы разглядеть детали, – Полу показалось, что он расслышал пронесшийся над водой смех. Через несколько секунд показались еще пять-шесть лодок, словно сформировавшись прямо из тумана. С их изогнутых носов свисали фонари, и даже когда призрачные суда проплыли и вернулись в туман, он все еще различал светлячки их раскачивающихся фонарей.

Лодка поменьше и совсем без фонарей внезапно прошла наперерез – так близко, что Пол почти смог бы дотронуться вытянутым веслом до ее лоснящегося черного борта. Он заметил мелькнувшие на ней жуткие искаженные лица, и сердце на мгновение замерло: похоже, его забросило в реку на очередной чужой планете, снова Марсе или еще хуже. Кто-то окликнул его, удивленно и нетрезво, но лодку, стремительно приближающуюся к городским огням, уже проглотил туман. И лишь когда она полностью исчезла, а Пол остался наедине с туманом в плавно покачивающейся лодке, он вдруг понял, что все люди в той лодке были в масках.

Теперь огни приблизились, нависая над ним, как горный хребет, состоящий только из драгоценных камней, но эти драгоценности начали превращаться в предметы более прозаичные, но не менее восхитительные – факелы, уличные фонари, освещенные изнутри окна, и все они улыбались из темноты. На противоположном берегу реки тоже горели огни, такие же яркие, несмотря на расстояние, и столь же радостные. Сейчас Пола окружали прогулочные лодки, полные веселящихся людей в масках, которые громко смеялись или окликали соседние лодки. В ночном воздухе витала музыка – струны и голоса, пронзительные флейты, и не всегда в лад. Ему показалось, что в расслышанных обрывках музыки есть нечто четко старинное, старомодное, но когда плывешь сквозь сон, сосредоточиться трудно.

Гораздо более крупная лодка – баржа, прикрытая навесами и освещенная десятками висячих фонариков – скользила сейчас мимо него, привязанная к огромной пристани, тянущейся вдоль берега. Пол услышал обрывок хриплого пения и подгреб ближе, разглядев три фигуры в белых масках, стоящие вдоль борта.

– Я заблудился! – крикнул он. – Где я нахожусь?

Гуляки не сразу отыскали источник голоса в темноте под бортом баржи.

– Возле арсенала, – наконец крикнул в ответ один из них.

– Арсенала? – Пол даже на мгновение решил, что его забросило в очередную искаженную версию Лондона.

– Конечно, арсенала. Ты что, турок? – вопросил другой.

– Шпион? Да он турок, – заявил второй, повернувшись к третьей молчаливой фигуре в маске.

Пол подумал, что мужчина шутит, но полной уверенности у него не было.

– Я не турок. Где возле арсенала? Я ведь сказал, что заблудился.

– Если ты ищешь Далматинскую набережную, то почти добрался. – Говорящий выронил какой-то предмет, плюхнувшийся в воду возле лодки Пола. – Тьфу! Бутылку уронил.

– Идиот, – буркнул второй. – Эй, приятель! Будь хорошим турком и брось-ка ее обратно, хорошо?

– А он в самом деле турок? – неожиданно спросил третий тип в маске. Судя по голосу, он был еще пьянее первых двух.

– Нет, – решительно отрезал Пол, поскольку здесь, похоже, турок не любили, и решил рискнуть. – Я англичанин.

– Англичанин! – Первый рассмеялся. – А говоришь как настоящий венецианец. Я-то думал, что англичашки не знают других языков, кроме своей белиберды.

– Ты сказал, что набережная чуть дальше? – крикнул Пол, отталкиваясь веслом от огромной баржи. В голове у него царило полное смятение. – Спасибо за доброту.

– Эй, англичанин! – крикнул ему кто-то вслед, когда Пол сел за весла. – А где наша бутылка?

Далматинская набережная оказалась длинным причалом, ощетинившимся сотнями лодок всевозможных размеров, привязанных так тесно, что они соприкасались бортами. Весь берег – во всяком случае, в эту ночь – ослепительно ярко освещали факелы и фонари, а высокие многоарочные фасады зданий казались иллюминированными перед премьерой какого-то экстравагантного фильма. Пол привязал спою лодочку к причальному шесту на тенистом конце одного из пирсов. Она смотрелась весьма жалко по сравнению с окружающими лодками. Вряд ли кто удосужится ее украсть.

«Значит, это Венеция, – подумал он, пробираясь сквозь тесную толпу; его окружал сказочный набор масок и нарядов, скрывающий пьяных гуляк. Пол был доволен. Здесь его знания по истории искусств наверняка пригодятся. – Трудно сказать точно, какой это век, особенно когда все в карнавальных костюмах, но похоже на Ренессанс. „La Serenissima“ – так, кажется, называли Венецию? „Самая безмятежная республика“».

На самом Поле обнаружились черные чулки и – он с трудом вспомнил название – камзол. Не лучшего качества, но и не рванье какое-нибудь. На плечах лежала накидка, тяжелая, как пальто. Ее подол едва не волочился по немощеной улице. На боку болталась в ножнах тонкая шпага с простой полусферической гардой, похоже, завершающая ансамбль, однако еще что-то болталось на шее, стукая по затылку. Потянув за предмет и переместив его вперед, Пол увидел, что это маска – лишенное эмоций лицо, главной особенностью которого был огромный крючковатый нос. Маску покрывал какой-то гладкий прохладный лак, напоминающий фарфор. Некоторое время Пол разглядывал маску, гадая, не изображает ли она некий персонаж, который он должен узнать, а затем, вспомнив, что в этой все еще странной виртуальной жизни у него немало врагов, надел маску и завязал ее тесемки на затылке. Он немедленно ощутил себя менее подозрительным и двинулся дальше, не имея на ближайшее время иного плана, кроме как слиться с толпой.

Женщина в платье, корсаж которого почти не скрывал грудь, споткнулась и ухватилась за его руку, чтобы не упасть. Пол поддержал ее, пока она не восстановила равновесие. Дама тоже была в маске, придававшей ей преувеличенно девический вид – нарумяненные щеки и пухлые красные губы. Сопровождавший женщину мужчина грубо потянул ее за собой, но она, поворачиваясь, прижалась грудью к Полу и подмигнула ему сквозь прорезь маски, медленно и чувственно качнув ресницами и послав намек, столь же легкий, как падающее пианино. Несмотря на доносящийся от нее слабый запах кисловатого вина, Пол неожиданно для себя самого возбудился, поддавшись инстинкту, который страх и смятение долгое время почти полностью подавляли.

«Но кто она? – внезапно подумал он. – Скорее всего, марионетка. И что это будет за секс?»

Ему как-то довелось увидеть надувную секс-куклу на выставке культуры двадцатого века в музее Альберта и Виктории. Тогда он с Нильсом и другими парнями посмеялся над грубой неуклюжестью этой штуковины, над печальной пустотой тех, кто использовал ее по назначению, оказавшись лицом к лицу с изумленным взглядом этих нарисованных глаз и круглым ртом миноги. Но чем по сути будет отличаться секс с виртуальной девицей легкого поведения, подхваченной на карнавале в Венеции?

– Послушайте, сеньор, эй, послушайте. – Пол взглянул вниз и увидел невысокого мальчишку без маски, который дергал его за плащ. – Вы ищете женщину? Могу отвести вас в хороший дом, прекрасный дом, только лучшая плоть. Киприотки? Или вам нравятся желтоволосые красотки с Дуная? – Чумазый мальчишка, хотя ему было не больше семи или восьми лет, продемонстрировал жесткую профессиональную улыбку агента по продаже недвижимости. – Черные девушки? Арабские мальчики?

– Нет. – Пол уже собрался было спросить сорванца, где тут поблизости можно посидеть и выпить, но вовремя сообразил, что тем самым наймет себе гида на весь вечер, хочется ему этого или нет, а он даже не успел проверить, есть ли у него в карманах деньги. – Нет, – повторил он, на сей раз чуть громче, и отцепил руку мальчишки от своего плаща. – Я ничего не хочу. А ты будь хорошим мальчиком и топай отсюда.

Секунду-другую мальчишка оценивающе разглядывал Пола, потом неожиданно пнул его в голень и скользнул в толпу. А еще через несколько секунд Пол уже расслышал его писклявый голосок – мальчишка окучивал очередного потенциального клиента.

Внимание Пола попытались привлечь еще несколько мальчишек, отличавшихся лишь степенью замызганности и решительности, двое мужчин и около десятка женщин, самая старшая из которых, несмотря на обнаженные плечи и нарумяненное лицо, неприятно напомнила Полу его бабушку Джонас. Однако этот парад личностей, стремящихся лишить Пола его дукатов (он обнаружил, что в кошельке на поясе все же бренчит несколько монет), не огорчил его, а скорее добавил остроты спектаклю, став такой же его частью, как жонглеры, пожиратели огня и акробаты, продающие чудодейственные зелья шарлатаны, музыканты (мастерство которых варьировало от паршивого до виртуозности, а музыка слилась в общую какофонию), флаги, раскачивающиеся фонарики, а также сами граждане Венеции, вышедшие развлечься и хорошо провести время – бесконечный водоворот фигур в масках и одеяниях из переливающейся и украшенной драгоценностями парчи или разноцветного бархата.

Он шагал вдоль Далматинской набережной, названной так, как ему смутно припоминалось, из-за кораблей с Адриатики, становившихся здесь на причал, и уже намеревался перейти знаменитый Ponte della Paglia, «Соломенный мост», когда его снова подергали за рукав.

– Ищете уютное местечко, сеньор? – поинтересовалась маленькая темная фигурка, только что оказавшаяся возле него. – Или женщину?

Пол едва взглянул на юного продавца удовольствий – он уже понял, что просто отвечать на такие предложения все равно что зря тратить время, – но как раз в этот момент через мост пошатываясь шли четверо накачавшихся вином солдат, которые вынудили Пола отойти в сторону. И тут он почувствовал, как дергают его кошелек. Пол резко повернулся и стиснул запястье воришки. Тот стал вырываться, но Джонас схватил его и за вторую руку. Уже наученный прежним опытом, он удерживал извивающегося мальчишку на расстоянии, чтобы сопляк не мог его лягнуть.

– Отпусти! – Пленник извернулся, пытаясь укусить его запястье. – Я ничего не сделал!

Пол развернул мальчишку лицом к себе и хорошенько встряхнул. Когда он закончил, преступник обмяк, угрюмо шмыгая носом.

Он уже собрался было отпустить его, дав пинка под задницу, чтобы закрепить преподанный урок, но тут что-то в лице ребенка привлекло его внимание. Проносились секунды. Мимо прошло еще несколько человек, поднимаясь на изогнутую спину моста.

– Гэлли?.. — Пол подтащил упирающегося пленника к одному из уличных фонарей. Одежда стала другой, но лицо осталось в точности прежним, – Гэлли, это ты?