Текст книги "Приют любви"

Глава семнадцатая

Доби возвратился утром, совершенно измученный. На вопросы Элизабет он только помотал головой.

– Ничего. Никто не видел ее, и не удалось выяснить, кто сообщил ей о ранении Андре.

Элизабет принесла ему кофе и то, что осталось от упакованных Рут угощений.

– Ты оставайся дома, а мне нужно идти. Дело не только в том, что я не хочу потерять работу, – в канцелярии можно узнать какие-нибудь новости. Ты присмотришь за Николь? – Элизабет решила, что надо сделать, но пока не готова была поделиться с ним. – Возможно, я вернусь сегодня попозже. Мне надо увидеться с одним человеком: он может пролить свет на то, что случилось с Наоми.

Придя на службу и извинившись за опоздание, она узнала, что эпидемия оспы разрастается. К ее глубокому разочарованию, Дженни так и не появилась.

Элизабет поболтала с женщинами, которые смогли на праздники увидеть родных, и посочувствовала тем, кто не имел такой возможности. Когда миссис Марстенд пришла собирать готовые документы, молодая женщина не обратила внимания на то, что она их заново пересчитывает. Но когда это случилось во второй раз, она спросила, в чем дело.

– В канун Рождества обнаружилось, что пропало около ста документов. Все торопились вернуться к семьям, и для окончательного подсчета оставалось только несколько женщин.

– Неужели вы думаете…

– У меня есть инструкции, Элизабет. Все попали под подозрение. Украденные документы могут быть использованы для подлога, что сильно осложнит работу Казначейства. Кто знает, может, кому-то просто нужны были деньги перед праздниками.

Элизабет заметила, что начальница бросила взгляд на пустующее место Дженни. Это окончательно утвердило ее в решении зайти в гостиницу, где жила жена Хьюго. В конце концов, та могла заболеть. Но она сама понимала, что просто ищет предлог, чтобы пойти туда.

Улицы были полны народа, со всех сторон раздавались гневные голоса мужчин и женщин, проклинающих Линкольна, выпустившего прокламацию об освобождении рабов. Быстро распространялось известие, что в захваченном янки Норфолке будет устроен праздник в честь негров. Слышались голоса, что ответ президента Дэвиса не замедлит: повесить каждого захваченного офицера-янки так же высоко, как Джона Брауна, и объявить, что в следующем сражении пленных брать не будут. Люди спорили, примут ли Англия и Франция сторону Юга, обсуждался слух, что Север готов подписать мирный договор. Некоторые опровергали эту новость, заявляя, что армии северян все еще в Виргинии рядом с Саффолком, откуда они собирались идти к Питерсбергу, но повернули, не поверив шпиону, утверждавшему, что город можно легко взять. Одни говорили о грандиозной победе, одержанной генералом Брэггом в Теннесси, другие заявляли, что это, как всегда, ни к чему не приведет.

Элизабет гадала, где же сейчас Колтер.

Она совсем замерзла, пока добралась до гостиницы, – давал о себе знать колючий зимний холод. В холле было тепло и людно. Ей пришлось подождать своей очереди, прежде чем она смогла обратиться к совершенно измученному портье.

– Не могли бы вы мне сказать, миссис Хьюго Морган в своей комнате? – Она плотнее прижала к себе сумочку, глядя, как он осматривает аккуратно пронумерованные колонки ящичков.

– Сожалею, мэм, ключ от номера здесь.

– Могу я подождать…

– Как вам угодно, – довольно грубо оборвал он и повернулся к следующему в очереди. – Чем могу вам помочь, сэр?

Элизабет снова хотела привлечь к себе его внимание, но передумала. Она нашла для себя место в дальнем углу холла, откуда было удобно наблюдать за всеми входящими и выходящими из гостиницы, и прислушалась к разговорам вокруг, которые во многом повторяли услышанное ею на улице. Когда стало смеркаться, она поняла, что не может больше ждать. Необходимо было попасть домой, пока не стемнело окончательно.

Молодая женщина опять подошла к портье и попросила бумагу и перо, намереваясь оставить Дженни записку. Испортив несколько листков, она выбросила бумагу и вышла.

Домой она пришла совершенно подавленная, но Доби сказал, что собирается пойти на вокзал, поспрашивать, и у нее опять появилась надежда.

Николь добавила имя Наоми к тем, о ком ежевечерне молилась. Элизабет, не без труда уложив ее спать, сама никак не могла успокоиться и все ходила по комнате, вспоминая слова миссис Марстенд. Она была уверена, что это дело рук Дженни, и ужасалась. Опять и опять приходило в голову, как дружны Колтер и Хьюго и чем может обернуться воровство документов.

Много раз Элизабет хотелось повернуть время вспять; теперь она горько жалела, что не рассказала Колтеру о своих подозрениях в отношении Дженни.

Так ничего и не узнавший, Доби вернулся уже далеко за полночь.

На следующий день место Дженни опять осталось пустым, не было и еще одной женщины. Элизабет сказали, что ее сын был ранен в драке между солдатами и так называемыми «пуленепроницаемыми». Он был одним из многих юношей, наполнявших Ричмонд, которых влияние родителей или что-то еще избавило от службы в действующей армии и которых за это презирали.

С приходом зимы, покрывшей снегом холмы Виргинии, пришла новая беда – солдаты замерзали без теплой одежды.

Пока она работала, подвергаемая несколько раз проверке миссис Марстенд, постоянное беспокойство о Наоми сменилось страхом за Колтера. Она все время дотрагивалась до своих серег, пытаясь утешить себя мыслью, что он где-нибудь в безопасности и тепле, уверенный, что она постоянно о нем думает.

Прежде чем уйти, Элизабет спросила миссис Марстенд, нет ли какого-нибудь известия от Дженни.

– Нет. Мне кажется, она упоминала, что собирается на праздники навестить семью друзей, но не припоминаю, говорила ли она, где это.

Ничуть не успокоившись, Элизабет снова пошла в гостиницу. Когда ей сообщили, что никто миссис Морган не видел, она уговорила портье пойти с ней в комнату Дженни. Вдруг та заболела и нуждается в помощи?

Служащий поворчал, но все-таки пошел, долго стучался в дверь, а когда попытался уйти, так и не сделав попытки заглянуть в комнату, Элизабет выхватила у него ключ.

– Мэм, я не могу позволить…

– Если миссис Морган больна и в постели, ваше присутствие будет более чем неуместно, а мое – более чем кстати.

Комната была маленькой и темной. Молодая женщина мельком взглянула на незастеленную кровать. Она открыла гардероб и была удивлена, что все вещи Дженни на месте. Одного взгляда в ящики бюро было достаточно, чтобы понять, что все лежит на своих местах. Дженни не покинула город, как предполагала Элизабет.

Нетерпение портье не дало ей возможности, как следует все осмотреть, она неохотно отдала ключ и вышла из номера.

Вечером Доби опять вернулся после полуночи и опять ни с чем.

В новогодний вечер они вместе отправились навестить Эмили. Элизабет рассказала ей о случившемся и поделилась подозрениями насчет Дженни.

– Я понимаю твое желание уберечь Колтера и Хьюго, – сказала Эмили, когда та закончила, – но в данном случае следует подумать и о твоих отношениях с ней. Ты, конечно, ни в чем не виновата, но поверит ли этому миссис Марстенд?

– Почему же нет? Я никогда не давала повода думать… – Элизабет замолчала, вспоминая первую неделю работы вместе с Дженни. Сколько раз она исправляла ошибки, сделанные той? Была ли она уверена, что та выбрасывает испорченные документы? Если они вообще были испорчены.

– Вот видишь, моя дорогая, похоже, ты согласна со мной.

– Эмили, что же мне делать?

– Может быть, лучше сейчас ничего не предпринимать и подождать. Когда миссис Морган вернется – а, судя по ее комнате в гостинице, она должна вернуться, – нужно прямо обвинить ее. Моя дорогая, ты сама должна во всем разобраться. Возможно, тогда ты сообразишь, что надо делать.

Элизабет согласилась, что на данный момент это единственно верное решение.

Казалось, первые дни января никогда не пройдут. Погода была ужасной – дождь сменялся снегом, и Николь, вынужденная сидеть дома, вывела из терпения даже Доби. Элизабет очень скучала по Наоми, тосковала по Колтеру и встречала каждый день с чувством, что больше не выдержит.

Генерал Ли вошел в город, и янки под предводительством Бернсайда начали шевелиться в лагере на другом берегу реки.

Элизабет не слишком верила слухам о ссоре генералов Конфедерации Лонгстрита и Джексона. Но слух о том, что янки пытаются перейти реку, испугал ее. Она почувствовала невероятное облегчение, узнав, что обоз и пушки северян завязли в грязи.

От Колтера не было никаких известий. Не возвращалась и Дженни.

Без Наоми дом казался пустым и неуютным. Но, словно этого мало, Элизабет пришлось пережить еще один удар. Доби получил приказ вернуться в действующую армию.

– Я сам виноват. Все эти расспросы о Наоми привлекли ко мне внимание. Мне приказано отправиться на строительство дополнительных оборонительных укреплений вокруг города.

Элизабет молча кивнула и выслушала его краткое объяснение, каким образом Колтер избавил его от службы. И хотя он крайне сожалеет о том, что придется оставить ее до приезда полковника, который мог бы все устроить, как солдат он должен подчиняться приказу.

– Когда тебе надо явиться, Доби?

– Завтра. Но, если нужно, я не уйду, пока вы не вернетесь с работы.

– А это не будет грозить тебе неприятностями?

– Нет, мэм. У вас будет время предупредить на службе. И, может, завтра мы что-нибудь услышим о Наоми.

Элизабет давно уже потеряла на это надежду. – Ты не должен волноваться за нас. Я вернусь к Эмили.

– Не знаю, ведь полковник…

– Доби, – прервала она, – ты сам говорил, полковника здесь нет. Я не могу содержать себя и ребенка, если не стану работать. Все будет в порядке. Я уверена.

Этой ночью Элизабет упаковала вещи. Доби обещал дать знать Джошу, чтобы тот приехал за ними. Ей осталось сделать немногое. Она села писать записку Колтеру. Но, как только начала писать, чувства захлестнули ее, и она опомнилась, исписав несколько страниц. Когда она закончила письмо, руки у нее тряслись, пальцы онемели, так сжимала она стальное перо. Не перечитывая, молодая женщина разорвала листочки и начала писать заново, на этот раз стараясь быть краткой.

Мой дорогой Колтер, ранен ли Андре – неизвестно, но Наоми уехала куда-то, чтобы ухаживать за ним. Больше я о ней ничего не знаю. Мне пришлось вернуться к Эмили, так как Доби призвали в армию. Мы по тебе очень скучаем.

Страстно хотелось написать еще. Но в конце Элизабет просто поставила свое имя. Переписав письмо на чистые листки, один она оставила на камине в гостиной, а другой положила в ридикюль, чтобы отнести в гостиничный номер Кол-тера. Утро наступило слишком быстро, но она еще успела насладиться радостью Николь по поводу грядущего возвращения к мисс Эмили.

Перед началом рабочего дня Элизабет заручилась разрешением уйти пораньше, радуясь тому, что миссис Марстенд слишком озабочена и не стала расспрашивать ее, хотя и не забыла напомнить, что будет вынуждена лишить ее оплаты за пропущенное время.

Элизабет работала быстро и сосредоточенно, только изредка поглядывая на стрелки часов. Теперь, когда она приняла решение, ей хотелось поскорее осуществить его.

Когда она вышла, холодный ветер сразу проник под ее накидку. На улицах слышалась брань, и, пропуская на перекрестке телегу с досками, она увидела яркие черные слова: «Свободу Рабам!» Радом было нацарапано: «Никогда!»

Элизабет поежилась, но скорее от охвативших ее чувств, чем от холода. У ее семьи не было рабов. После смерти отца сводные братья унаследовали три грузовых судна. Одно из них пропало без вести в море, второе, как она считала, было конфисковано правительством, судьба третьего была ей неизвестна.

Снова дрожь пробежала по телу – видимо, Элма позаботилась о судьбе третьего корабля так же, как и об их доме, – распорядилась продать. Охваченная горем, вынужденная принимать решения немедленно, она согласилась выйти замуж за Джеймса и ни о чем не спрашивала свекровь.

Элизабет обошла вокруг площади Капитолия, где джентльмены собирались группами, обсуждая последние новости. Мука продавалась теперь почти по семьдесят долларов. Кое-кто громко протестовал против такой немыслимо высокой цены, другая группа обсуждала возможности хорошо заработать на блокаде или на спекуляциях с табаком.

Элизабет слышала все, но старалась не сосредоточиваться на новостях. Яростный спор возник по поводу желания президента Дэвиса получить такие же полномочия, как и у Линкольна.

Он хотел, чтобы суды гарантировали ему право приостанавливать исполнение Habeas Corpus – закона о неприкосновенности личности. Однако даже ей было ясно, что, если мужчины, которые кричат о правах штатов, станут делать все, что хотят, президент никогда не получит власти, способной укрепить государство.

Среди всех этих взволнованных мужчин странно было видеть гуляющих женщин и маленьких детей с няньками.

Элизабет избегала улиц, на которых были вывешены белые флаги, предупреждающие о чуме. Добравшись, наконец, до гостиницы, она расправила плечи, высоко подняла голову и вошла внутрь. Слава Богу, холл был пуст, и никто не провожал ее любопытными взглядами, как в прошлый раз. За стойкой был уже другой портье. Когда она обратилась к нему, он читал газету.

– Мне бы хотелось оставить письмо для полковника Сэкстона.

Служащий протянул руку, не поднимая глаз.

– Нет, я не хочу оставлять его здесь. Мне нужен номер его комнаты, – объяснила Элизабет.

– Вам и всем остальным сообщаю, – пробормотал портье досадливо, – третий этаж, левый коридор, угловая комната.

Элизабет удивилась его замечанию. Кто еще спрашивал Колтера? Она не решилась уточнять, но почему-то подумала о Дженни.

– Ключ миссис Хьюго Морган на месте?

Он с раздражением закрыл газету, заложив пальцем страницу, и оглядел ряды ящиков.

– Нет.

– Благодарю вас. – Тон Элизабет был резким и ядовитым, но вряд ли он услышал, так как опять погрузился в чтение.

Кроме горничной, на третьем этаже она никого не встретила. Элизабет видела, что женщина остановилась и наблюдает, куда она идет, но отогнала от себя мысль, что о ней подумает прислуга. Она-то знала, что это отнюдь не любовное свидание. Элизабет вынула из ридикюля письмо, намереваясь подсунуть под дверь, и в этот момент из комнаты послышался звук задвигаемого ящика.

Молодая женщина замерла, обернулась назад, но горничная уже ушла. На какую-то долю секунды у нее перехватило дыхание, потом бешено заколотилось сердце.

Неужели Колтер вернулся?

Элизабет отмахнулась от внутреннего голоса, предупреждавшего об опасности. Вместо того чтобы позвать Колтера или постучать, она схватила ручку и повернула. Послышался быстрый шорох, и она поняла, что, кто бы ни был внутри, это не Колтер. Все звуки замерли.

Кражи были весьма распространены в городе, а полковник отсутствовал неделями. Молодая женщина набралась храбрости и приоткрыла дверь.

Тяжелые шторы были задернуты, в комнате царила темнота. Пахло недавно потушенной свечой. Элизабет сделала шаг и остановилась, стараясь привыкнуть к темноте. Заднюю стену занимала большая кровать без балдахина. Справа ее внимание привлекли контуры большого гардероба. Дверцы были закрыты, но Элизабет подозрительно осмотрела его, зная, что там можно отлично спрятаться, это было любимое место Николь во время игры в прятки.

Элизабет медленно открывала дверь, пока та не ударилась о стену, и облегченно вздохнула, поняв, что за ней никто не прячется. Сделала несколько шагов в комнату и огляделась, приметив бюро и письменный стол в простенке между окнами. Один из ящиков был закрыт неплотно.

Отбросив опасения, она подошла к столу и выдвинула ящик. Кто-то в нем рылся. Все бумаги лежали в таком беспорядке, который Колтер, как, впрочем, и она, никогда не оставил бы. Даже наверху валялись письма, часть из которых была распечатана.

Страх уступил место гневу. Как могли кому-то чужому отдать почту Колтера?

Мысль о том, что и ее послание, если бы она его не порвала и не написала записку, прочел бы кто-то другой, вызвала у нее тошноту. Трясущимися пальцами она схватилась за занавеску над столом и, дернув, раздвинула ее. Тусклый свет наполнил комнату.

Мягкий щелчок замка за ее спиной раздался так внезапно, что она вздрогнула.

Глава восемнадцатая

– Дженни! – Элизабет ухватилась за край стола, чтобы не упасть. – Что вы здесь делаете?

– Я могла бы задать вам тот же вопрос, – ответила та абсолютно спокойным голосом, облокотившись о дверь и наблюдая.

Элизабет молчала, не в силах объяснить причину, по которой появилась здесь. Ее совершенно сбил с толку спокойный тон жены Хьюго.

– Не вижу причин, по которым я должна вам что-либо объяснять. – Пытаясь вести себя так же спокойно, Элизабет подошла к другому окну и отодвинула тяжелые занавеси, впуская в комнату свет. Потом повернулась лицом к Дженни и указала на стол. – Почему вы обыскивали его?

Та холодно улыбнулась.

– Как и вы, Элизабет, я не хочу ничего объяснять. Но не забывайте, полковник – командир моего мужа.

– Я устала от вашей лжи. Если вы хотите одурачить меня, откажитесь от этой затеи. У вас нет права обыскивать чужую комнату и даже просто находиться тут. И если вы думаете, что я ничего не расскажу полковнику Сэкстону, когда он вернется, то вы глубоко ошибаетесь.

– Вы только посмотрите, как расхрабрилась маленькая мышка!

Элизабет судорожно сжала пальцы, чтобы не поддаться порыву и не дать Дженни пощечину.

– Вам придется объяснить свое поведение в Военном департаменте.

– Не валяйте дурака! – Небрежно пожав плечами, миссис Морган отошла от двери. – И оставьте пустые угрозы. Если меня начнут допрашивать, будьте уверены, я расскажу и о вашей роли.

– Моей роли? – Элизабет чуть не поперхнулась словами, но тут же вспомнила предупреждения Эмили. – Боже мой, так это правда! Вы шпионка!

Та не подтвердила, но и не опровергла ее слова, спокойно расхаживая по комнате.

– Где вы были все эти дни?

– Не имеет значения. – Подойдя к столу, Дженни стала разбирать письма, пока не нашла то, которое искала. Сложив его, она повернулась к Элизабет.

– Как вам удалось получить почту Колтера? – спросила та, не на шутку рассердившись.

– Колтера? – Дженни подняла бровь. – Поди ж ты, мы, оказывается, на дружеской ноге с полковником.

– Прекратите. Вы оскорбляете меня. Ваши попытки сбить меня с толку не пройдут. А теперь скажите, как вам все-таки удалось получить его почту.

– Вам кто-нибудь уже говорил, что вам не идет хмуриться, это вас старит, моя дорогая. – Дженни усмехнулась, но, когда Элизабет сделала шаг в ее сторону, быстро добавила: – Хорошо, хорошо. Я просто немного пококетничала с портье, а когда он наклонился, чтобы поднять упавший пакет, я стащила почту полковника из ящика. – Издевательски глядя на Элизабет, она добавила: – Мужчин так легко обвести вокруг пальца, надо только знать как.

– Уверена, вы в совершенстве владеете этим искусством. Мне же никогда не доставляло удовольствия манипулировать кем-либо. Думаю, весь этот разговор ни к чему. Вы и не собираетесь объяснять, почему вы здесь. Мне придется самой сделать выводы и действовать соответственно.

Элизабет пошла было к двери, но снова обернулась.

– Для вашего же блага: избавьтесь от бумаг, которые украли. Миссис Марстенд и так уже подозревает вас.

– Вы предупреждаете врага, Элизабет? Как это мило с вашей стороны. Но, видите ли, мне начинает надоедать вся эта южная галантность и храбрость, а также желание работать за гроши. Не забивайте вашу прелестную головку мыслями обо мне.

– Меня совершенно не беспокоите вы, Дженни. Я думаю о вашем муже, который рискует жизнью, в то время как вы предаете все, за что он сражается.

Элизабет ожидала, что женщина выкажет хоть какие-то признаки раскаяния, но та изучающе глядела на нее, постукивая письмами по ладони.

– Прежде чем вы уйдете, вам следовало бы прочесть это, миссис Уоринг.

Элизабет побледнела. Совершенно потерявшись при упоминании своего имени, она взяла письмо и, ничего не видя от волнения, повернулась к двери.

– Нет, не уходите. Прочтите его здесь.

– Почему?

– Так надо.

Молодая женщина машинально распечатала письмо. На секунду ей показалось, что в глазах Дженни мелькнуло сострадание, но, увидев холодную усмешку, она поняла, что ошиблась. Элизабет начала читать.

Декабрь, 12, 1862

Полковнику Колтеру В. Сэкстону

Ричмонд, Виргиния

Пожалуйста, примите мои извинения за задержку ответа на Ваш запрос о судьбе Джеймса Уоринга. Я только на этой неделе вернулся на службу после ранения и разобрал почту, лежавшую у секретаря.

Учитывая количество наших потерь в битве при Шайло, Ваша просьба могла оказаться невыполнимой. Слишком много солдат было убито, но обстоятельства, связанные с Джеймсом Уорингом, совершенно иные.

В ночь на 5 апреля во время долгой перестрелки между нашими войсками под предводительством генерала Альберта Джонстона и силами северян, руководимых Грантом, Джеймс Уоринг проявил себя наихудшим из возможного образом – он оказался трусом. Я стал свидетелем того, как он был застрелен своими же собственными солдатами при попытке дезертировать и похоронен в общей могиле.

Мне очень тяжело сообщать это Вам, так как Вы пишете, что близко знали этого человека. Также хочу сообщить Вам, что я лично написал семье Уоринга, извещая о его смерти и спрашивая, будут ли какие-нибудь указания. Ответа я не получил.

Может, Вам будет интересно узнать, что ходили слухи, будто он оставил вдову и ребенка, но не в моих силах проверить это.

С глубоким уважением

Ваш покорный слуга

Лейтенант Дж. Боугард.

– И это правда, не так ли? – спросила Дженни.

Элизабет продолжала смотреть на письмо, не отдавая себе отчета в том, что слезы льются у нее по лицу. Джеймс, бедный Джеймс, всю жизнь проведший под каблуком у своей матери и даже посмертно названный трусом!

– Вы не знали, что ваш муж мертв? Элизабет покачала головой, осознав наконец, что плачет. Она нащупала в сумочке носовой платок и отвернулась, чтобы немного прийти в себя.

– Что вы собираетесь делать?

– Что делать? – повторила она, глядя на Дженни. Она не в силах была собраться с мыслями. На нее нашло странное оцепенение, будто ее заморозили.

Дженни подошла к гардеробу и открыла дверцу. С верхней полки она достала бутылку и стаканы.

– Не знаю, как вам, а мне нужно сделать хоть глоток. – Она налила и протянула стакан Элизабет. – Выпейте. Вы бледнее смерти.

Трясущейся рукой молодая женщина взяла стакан. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. После первого глотка силы начали возвращаться, и, как внезапное озарение, перед ней предстало лицо убитой горем Элмы. Горе было искренним, но все остальное – ложью, ложью, опутавшей ее как паутиной. Все это время Элма знала, что Джеймс мертв.

Элизабет закрыла глаза, не в силах выносить собственные мысли, борясь с воспоминаниями, возвращавшимися против ее воли, чтобы мучить ее.

– Нет! Нет! – закричала она, расплескав вино.

– Прекратите, – приказала Дженни, подбежав и ударив ее по лицу. – Вы что, хотите, чтобы явился какой-нибудь офицерик, расквартированный здесь?

– Вы не понимаете, – бормотала Элизабет, теряя над собой контроль. – Вы не знаете, что она сделала со мной.

– И знать не хочу.

– Она почти уничтожила меня. Она пыталась отнять моего ребенка.

– Ребенка? – переспросила Дженни. Она решительно взяла из рук Элизабет стакан и допила.

Обжигающая жидкость несколько смягчила ее собственную боль. Она знала, что такое потерять ребенка. Дженни тряхнула головой – она не могла позволить себе думать о прошлом. Оглядев комнату, она пожала плечами и поставила стакан на стол. Завтра ей надо покинуть Ричмонд. Подойдя к двери, она повернулась к Элизабет.

– Пойдемте, здесь больше нельзя оставаться. Но ей пришлось вернуться и взять Элизабет за руку, так как было ясно, что та не в силах двинуться с места. Приоткрыв дверь, Дженни выглянула в холл.

Однако Элизабет тянула ее назад.

– Скажите, вы нашли это письмо в столе у Колтера или в пакете с почтой, который украли?

– Я не крала его почты. Кража – это когда что-то берут и не возвращают. Я просто позаимствовала ее на короткое время. Письмо было в пакете, – выпалила она, сама не понимая, зачем утруждает себя ответом. Голоса, раздавшиеся со стороны лестницы, встревожили ее. – Пойдемте в мою комнату. Нельзя оставаться тут.

– Нет. Мне надо увидеть Элму. Она пыталась похитить Николь, и она не остановится, пока не получит ее. Но теперь у нее нет никаких прав. Я получила доказательство этому.

– Хорошо, но вы не можете в темноте болтаться по Ричмонду одна. – Почти силой Дженни увлекла Элизабет в коридор и открыла дверь своей комнаты.

– Не Ричмонд! Мне нужен Питерсберг. Мне необходимо поехать в Питерсберг.

– Там армия северян. Господи, будьте вы прокляты, да войдите же внутрь! Ума не приложу, зачем я пытаюсь помочь вам.

Элизабет машинально вошла в комнату.

– Отдайте им повозку и мулов, Джош, – приказала Эмили.

– Но мисс Элизабет ждет…

– Вы слышали, как капитан Хеллек объяснял, что у них раненые, им нужна повозка. – Старая женщина поглядела на патруль армии конфедератов. Четыре солдата сидели на лошадях, держа перед собой перевязанных товарищей.

– Если бы вы смогли поделиться с нами одеялами, мы были бы очень благодарны.

Вздрогнув под своей легкой шалью, Эмили обратилась к Рут:

– Ты слышала капитана? Найди все, что мы можем дать. – Она понимала, что его вежливость – простая формальность и он может взять все, что нужно ему и его солдатам.

Бормоча что-то, Джош зашагал к сараю, а Рут, ворча, скрылась в доме.

– Не найдется ли у вас чего-нибудь, чтобы согреть внутренности моих людей, мэм?

– Ликер подойдет, капитан?

– Это было бы прекрасно, – ответил он, жадно вдыхая запах, доносившийся из кухни.

Отдать бутылку «бурбона», привезенную Колтером, легко, а вот котелок рагу – его хватило бы на три дня! Этим людям все равно на один зубок! Но когда она повернулась, чтобы приказать Рут принести ликер, то подумала о Колтере, который тоже, может статься, остановился у какой-нибудь фермы голодный и просит хоть немного еды.

– Вы и ваши люди можете разделить с нами нашу скромную трапезу.

Солдаты отказались входить в дом, и Рут, все еще недовольно ворча, вынесла миски с едой на улицу. Джош вышел за ней и разлил по чашкам их последний настоящий кофе. Но когда еда в один миг исчезла, Рут и Джош тоже вспомнили о Колтере и уже с улыбкой принимали слова благодарности.

– Приложу все усилия, чтобы вам вернули вашу повозку и мулов, – сказал капитан, когда они двинулись, удобно уложив раненых.

Эмили сильно сомневалась, что увидит их когда-нибудь еще. Не было смысла говорить о том, что это собственность полковника. Как только повозка и мулы достигнут Ричмонда, обязательно найдется кто-то еще, нуждающийся в них, и никто не поинтересуется, кому они принадлежали раньше.

– Спасибо, капитан. И, если я могу попросить вас об ответной услуге, не могли бы вы передать записку моей племяннице? Она живет на улице Франклина и собиралась навестить меня.

– Буду счастлив, мэм.

Эмили написала короткую записку и пожелала им доброго пути. Сопровождаемая Джошем и Рут, она вошла на кухню, опустила цепочку и встретилась с укоризненными взглядами слуг.

– Ладно, вы же оба прекрасно знаете, что у меня не было выбора. Я отдала повозку, мулов и еду, зато они не взяли ничего сами.

– А ведь мисс Элизабет ждет меня, – напомнил Джош.

– Знаю. Можно только надеяться, что капитан сдержит свое слово и передаст записку. Мне не хочется просить об этом, но завтра, мистер Джош, вам придется пойти в город пешком. Надо было попросить их взять вас с собой.

– Очень рад, что вы не сделали этого. Мне бы не хотелось ехать с ними.

– Он не любит путешествовать в темноте, мисс Эмили, – заявила Рут.

– Ну что ж, значит, так и договорились, – быстро ответила старая женщина. – Завтра ты отправишься с первыми лучами солнца. Надеюсь, Элизабет сообразят, что надо дождаться тебя.

– Мисс Бетс не ребенок. Она не будет валять дурака и подвергать дочь опасности, – проговорила Рут, выскребая остатки рагу из котелка и раскладывая их на три тарелки.

– Ты права. У нее хватит здравого смысла.

Однако в данный момент как раз этого и не хватало Элизабет. Все ее существо было охвачено желанием сбросить иго Элмы Уоринг. Ни о чем другом она не могла думать по дороге домой. Молодая женщина с трудом держала себя в руках и чуть не сорвалась, когда, войдя в дом, увидела возле дверей собранный рюкзак Доби и не обнаружила никаких следов Джоша.

Николь кинулась к ней, сообщая то, что она сама уже поняла: Доби должен уходить, а Джош не приехал. К ее удивлению, Доби спросил, где она была.

– Работала, – выпалила Элизабет, не глядя ему в глаза и не зная, зачем лжет. – Не хватает людей.

– Ума не приложу, что могло случиться с Джошем. Уверен, он получил мое послание.

– Как ты можешь знать? – спросила Элизабет, стараясь успокоиться.

– Знакомый капрал направлялся как раз в ту сторону, он обещал зайти к мисс Эмили и должен был там быть уже три или четыре часа назад.

– Может, захромал мул или отлетело колесо. Не волнуйся, Доби.

– Ничего не могу поделать, но дольше мне оставаться нельзя.

Она протянула руку и быстро обняла его за шею. Потом, отпустив, пожелала счастливого пути и велела беречь себя.

– Постараюсь заглянуть к вам и посмотреть, как идут дела.

– Мы будем скучать без тебя, – сказала она, прижав к себе дочь и зная, что их уже здесь не будет, когда он придет навестить их.

Доби опустился перед Николь на колени.

– Ты не забудешь, чему я научил тебя?

– Нет, – проговорила девочка, мотая головой, губы у нее дрожали.

Он нежно взял ребенка за подбородок.

– Ты по-настоящему храбрая девочка. А мне нужна твоя улыбка, я хочу взять ее с собой в дорогу.

Николь попыталась улыбнуться, но не смогла. Она тоже нежно обняла Доби за шею своими маленькими ручками, крепко прижавшись к нему, пока он не развел ее рук и не встал.

– Скажите полковнику…

– Я все объясню, – прервала Элизабет, желая, чтобы он побыстрее ушел. – Не беспокойся о нас.

Доби подхватил рюкзак и, коротко кивнув, вышел.

– Мама, теперь мы остались одни. Элизабет невидящими глазами посмотрела на ребенка. Она знала, как необходимо поступить, чтобы обеспечить покой и будущее для дочери, для себя и Колтера. Но она совсем не рассчитывала на то, что придется взять с собой Николь.

– Ты ужинала?

– Да, мама, мы с Доби ели вместе.

– Хорошо. Сейчас иди спать, а завтра рано утром мы отправимся в путешествие.

– К мисс Эмили?

– Нет, родная. Мы поедем на поезде. Нам надо увидеть… – Элизабет замолчала и покачала головой. – Это не имеет значения. Но мне очень нужно, чтобы ты была послушной девочкой.

– На поезде? Я никогда не ездила на поезде!

Элизабет, уложив девочку, стала с нетерпением ожидать Дженни, которая обещала принести надежные пропуска для нее и Николь, чтобы в случае необходимости они могли миновать посты янки.