Текст книги "Вещие сестрички"

Он не хотел становиться шутом, но даже если бы хотел, какая разница? С тех пор как сбежал отец, родные вообще его не слушали.

И уж явно мнением внука не интересовался дед. Первое воспоминание: как тот стоит над душой, заставляет зубрить шутки наизусть, а каждый рефрен вбивает ударом ремня. Ремень был толстым, кожаным, и то, что его украшали колокольчики, особо ситуацию не исправляло.

Дед официально изобрел семь новых шуток. Четыре года подряд брал почетный колпак с бубецами, гран-при на конкурсе Конченых идиотов в Анк-Морпорке, чего еще никому не удавалось, и считался предположительно самым остроумным человеком из всех живущих. Надо отдать ему должное, он немало для того потрудился.

Шут с содроганием вспомнил, как в возрасте шести лет робко подошел к старику после ужина и попытался рассказать анекдот собственного сочинения. Про утку.

Эта дерзость повлекла за собой самую крупную порку в жизни бедняги, да такую, что даже тогда старому шуту пришлось попотеть.

– Заруби на носу, парень, – нараспев говорил дед, отмечая конец каждого предложения звонким ударом, – нет ничего серьезнее, чем шутовство. Отныне и впредь, – старик прервался, чтобы сменить руку, – ты никогда не произнесешь шутки, если ее не одобрила Гильдия. Кто ты такой, решать, что смешно, а что нет? Ха! Оставь грубое хихиканье неучам; то смех невеж. Никогда. Никогда. Никогда больше я не поймаю тебя за шуткосложением.

После этого провинившегося заставили вызубрить триста восемьдесят три одобренных Гильдией остроты, а затем, словно этого было мало, еще и глоссарий – гораздо толще и гораздо сложнее.

Потом будущего шута отправили в Анк. Там, в голых суровых стенах, он обнаружил, что есть книги помимо тяжелого, обитого медью «Чудовищно Смешного Талмуда». Шуту открылся целый круглый мир, полный странных мест и людей, что делали интересные вещи, например…

Пели. Шут услышал, как кто-то поет.

Он осторожно поднял голову, вздрогнул, когда на шапке звякнули колокольчики, и поспешно схватился за ненавистный головной убор.

А пение все не прекращалось. Шут выглянул из-за зарослей таволги, что дарили ему идеальное укрытие.

Избытком таланта певица не страдала и знала, похоже, только слово «ля», зато старалась от души. Создавалось впечатление, что девушка верила: люди просто обязаны издавать «ляляля» при определенных обстоятельствах, и была решительно настроена оправдать ожидания мира.

Шут рискнул высунуться чуть дальше и впервые увидел Маграт.

Она бросила танцевать на вытянутом лугу и теперь пыталась вплести в волосы маргаритки – впрочем, без особого успеха.

Шут затаил дыхание. Долгими ночами на твердых плитах он мечтал о женщине вроде нее. Хотя, если так подумать, не совсем; пощедрее одаренной в области груди, не с таким красным и острым носом и с более струящимися волосами. Однако либидо шута четко видело разницу между невозможным и относительно достижимым и быстренько внесло пару поправок в схему.

Маграт собирала цветы и говорила с ними. Шут прислушался.

– Вот шерстистая горечавочка. А вот паточное цитварное семя, от воспаления ушей…

Даже нянюшка Ягг с ее весьма оптимистичным отношением к жизни затруднилась бы сказать хоть что-то комплиментарное о вокале Маграт. Но для слуха шута он был что ангельское пение.

– …и пятилистная ложная мандрагора, прекрасное средство от воспаления мочевого пузыря. О, а это стариковский лягушечник. От запоров.

Под мелодичный перезвон колокольчиков шут робко поднялся на ноги. Маграт же показалось, что луг, доселе не таящий в себе ничего опаснее облачков голубых бабочек и нескольких занятых пчел, внезапно изверг большого красно-желтого демона. Да еще с тремя рогами.

И вот теперь этот демон стоял и беззвучно разевал рот.

Голосок в глубине души подсказывал Маграт, что в таких обстоятельствах уместнее всего бежать прочь, точно пугливая газель.

Но тут вмешался здравый смысл. Даже в самые оптимистичные моменты Маграт не сравнивала себя с газелью, пугливой или нет. Кроме того, прибавил разум, главный недостаток бегства в том, что так же можно легко удрать от преследователя!

– Э… – промямлило незваное явление.

Нездравый смысл, коего Маграт все же хватало, вопреки подозрениям матушки Ветровоск, отметил, что демоны редко появляются под жалкий звон колокольчиков и еще реже смущенно стоят столбом.

– Привет, – поздоровалась она.

Разум шута также усердно работал. Его начала охватывать паника.

Маграт предпочитала не носить традиционную остроконечную шляпу, как старшие товарки, но все же придерживалась одного из фундаментальных законов ведьмовства: нет смысла быть ведьмой, если люди с первого взгляда не могут определить твое ремесло. В случае Маграт это означало ношение кучи серебряных украшений в виде октограмм, летучих мышей, пауков, драконов и прочих символов повседневного мистицизма; она еще бы ногти в черный выкрасила, если бы не сомневалась, что выдержит неминуемый презрительный взгляд матушки.

До шута дошло, что он спугнул ведьму.

– Ой, – воскликнул дурак, развернулся и побежал прочь.

– Не… – начала Маграт, но шут уже несся по лесной тропинке, что вела обратно к замку.

Ведьма уставилась на свой увядающий букет. Провела пальцами по волосам, и с них осыпался дождь лепестков.

Маграт показалось, что судьба подкинула ей какой-то важный момент, но тот ускользнул из ее рук так же ловко, как смазанная жиром свинья в узком переулке.

Ведьме ужасно захотелось выругаться. Она знала множество подходящих выражений. Тетушка Вемпер отличалась в этом плане крайней изобретательностью; даже лесные твари старались стрелой пролететь мимо ее хижины.

Увы, Маграт никак не могла подыскать такое, что в полной мере отразило бы ее чувства.

– Вот мудак, – наконец выдала она.

* * *

Снова настало полнолуние. Все три ведьмы рано – что весьма необычно – явились к магическому обелиску; бедняга так смутился, что ушел и спрятался в кустах дрока.

– Грибо уже пару дней дома не появлялся, – сообщила нянюшка Ягг сразу по прибытии. – На него не похоже. Нигде не могу найти.

– Кошки сами могут о себе позаботиться, – отмахнулась матушка Ветровоск. – А вот страны – нет. Мне надо вам кое-что сообщить. Разожги огонь, Маграт.

– Мм?

– Я сказала, разожги огонь.

– Мм? А. Да.

Под взглядами старших товарок Маграт принялась как во сне бродить по торфянику и рассеянно дергать сухой утесник. Молодая ведьма явно витала мыслями где-то далеко.

– Она сегодня на себя не похожа, – заметила нянюшка Ягг.

– Точно. Видимо, исправляется, – постановила матушка и села на камень. – Вообще-то ей следовало разжечь костер еще до нашего появления, это ее работа.

– Она хотела как лучше, – предположила нянюшка Ягг, задумчиво изучая спину Маграт.

– Я тоже по юности хотела как лучше, но это не спасало меня от острого языка тетушки Фильтер. Каждая молодая ведьма должна выдержать испытательный срок. Нам с тобой похуже приходилось. Глянь на нее, даже остроконечную шляпу не носит. И вот как посторонние поймут?

– Ты вроде о чем-то хотела рассказать, Эсме? – напомнила нянюшка.

Матушка Ветровоск мрачно кивнула:

– Ко мне вчера приходили.

– Ко мне тоже.

Невзирая на тревоги, данное сообщение слегка раздосадовало матушку.

– Кто же? – спросила она.

– Мэр Ланкра и кучка зажиточных купцов. Они недовольны королем. Им нужен король, которому они могут доверять.

– Я бы гроша не дала за короля, которому доверяют купцы, – отметила матушка.

– Так-то да, но в повышениях налогов и убийствах тоже ничего хорошего нет. Этого нового сержанта хлебом не корми – дай пожечь дома. Старый Веренс тоже так делал, но… понимаешь…

– Знаю, знаю. Слишком уж увлекается парень, – согласилась матушка. – Прямо всерьез работает. А людям нравится думать, что их ценят.

– Этот Флем ненавидит королевство, – продолжила нянюшка. – Все так говорят. Сказывают, когда люди к нему пошли, он просто пялился на них, хихикал, потирал руки и морщился.

Матушка почесала подбородок.

– Вот старый король – тот просто накричит да и вышвырнет из замка просителей. Говорил, что у него на болтовню с лавочниками времени нет, – прибавила она с одобрительной ноткой.

– Но он всегда вел себя очень милостиво. И…

– Королевство обеспокоено, – перебила матушка.

– Ну да, я ж и говорю.

– Я не про людей. Про королевство.

Матушка рассказала о недавнем визите. Нянюшка Ягг пару раз прервала ее краткими вопросами. Ей и в голову не пришло сомневаться в словах подруги. Госпожа Ветровоск никогда ничего не выдумывала.

– Да уж, – подытожила нянюшка.

– Вот и я о том же.

– Подумать только.

– Ага.

– И что сделали животные?

– Ушли. Оно их привело, оно же их и распустило.

– Никто никого не съел?

– Не видела.

– Занятно.

– Да уж.

Нянюшка Ягг посмотрела на заходящее солнце.

– Не припомню, чтобы королевства частенько такое проворачивали. Ты сама видела в театре. Короли всю дорогу друг дружку убивают. Королевства просто приспосабливаются. Чего вдруг наше так разобиделось?

– Оно тут уже давно, – ответила матушка.

– Так все давно, – возразила нянюшка и прибавила с апломбом вечного студента: – Все страны находятся там, куда их изначально расставили. Это называется географией.

– Это справедливо в отношении земли. А страна и королевство – не одно и то же. Королевство состоит из всяческого рода вещей. Идей. Верности. Воспоминаний. Они существуют вместе и создают некое подобие жизни. Не физической, скорее живую идею. Сотканную из всего, что дышит, и из всех мыслей. И из мыслей предыдущих поколений.

Маграт снова возникла рядом и словно в трансе принялась укладывать костер.

– Так посмотрю, ты много об этом думала, – заметила нянюшка очень медленно и осторожно. – То есть это королевство хочет себе короля по-лучше?

– Нет! То есть да. Слушай, – подалась вперед матушка, – у королевства же иные понятия «нравится/не нравится», чем у людей?

– Наверное, – предположила нянюшка, откинувшись назад.

– Ему все равно, хороший человек или плохой. Думаю, оно даже распознать это не может, вот как ты не можешь на взгляд определить, какой муравей хороший, а какой нет. Но королевство рассчитывает, что король будет о нем заботиться.

– Да, но… – недовольным голосом начала нянюшка. Ее начинал слегка пугать блеск в глазах матушки Ветровоск. – Куча народа перебила друг друга, чтобы сесть на трон Ланкра. Уж чего они только не творили.

– Неважно! Неважно! – замахала руками матушка и принялась загибать пальцы: – Сама смотри. Во-первых, короли убивали друг друга в рамках судьбы, а значит, это не считается. Во-вторых, они сражались за королевство. Вот что важно. А этот новый король просто хочет власти. Он ненавидит королевство.

– Примерно как с собакой, – вставила Маграт.

Матушка уже хотела дать ей достойный отпор, но смягчилась.

– Верно. Собаке все равно, хороший ее хозяин или плохой, лишь бы к ней относился нормально.

– Хорошо, – подытожила нянюшка. – Никто и ничто не любит Флема. И что мы будем с этим делать?

– Ничего. Ты же знаешь, нам нельзя вмешиваться.

– Ты спасла ребенка, – напомнила нянюшка.

– Это не вмешательство!

– Думай как хочешь, но возможно, однажды он вернется. Опять-таки, судьба. А еще ты настояла, чтобы мы спрятали корону. Она тоже вернется, попомни мое слово. Поспеши с чаем, Маграт.

– А с купцами что делать будешь? – спросила матушка.

– Я велела им разбираться самим. Стоит нам только задействовать магию – и конца-края этому не будет. Сама знаешь.

– Точно, – подтвердила матушка, хоть и не без тоски в голосе.

– Хотя скажу честно, – продолжила нянюшка Ягг, – им мой ответ не понравился. Все что-то бормотали, уходя.

– А вы не знаете шута, что живет в замке? – внезапно выпалила Маграт.

– Мелкий такой, с бегающими глазками? – уточнила нянюшка, радуясь, что разговор свернул на более безопасную тему.

– Не такой уж мелкий, – возразила Маграт. – Вы, случайно, не знаете, как его зовут?

– Так шутом и зовут, – ответила матушка. – Что за ремесло для мужчины? Бегать да колокольчиками звенеть.

– Его мать была из Ведунсов, что живут за Черностекольным трактом, – сообщила нянюшка Ягг, о чьих познаниях в области генеалогии Ланкра ходили легенды. – Настоящая красотка. Много сердец разбила. Я слышала, там с ней еще какой-то скандал был. Впрочем, матушка права. Как ни крути, шут есть шут.

– А ты чего вдруг заинтересовалась, Маграт? – заподозрила неладное матушка Ветровоск.

– Ой… да одна из подружек в деревне спрашивала, – ответила Маграт, краснея до самых ушей.

Нянюшка прочистила горло и ухмыльнулась госпоже Ветровоск, но та недовольно фыркнула.

– Что ж, по крайней мере, работа у него постоянная, – сказала нянюшка Ягг.

– Ага. Мужик, который дни напролет звенит колокольчиками. Никому б такого мужа не пожелала.

– Зато всегда известно, где он, – возразила нянюшка, откровенно наслаждаясь спором. – Достаточно прислушаться.

– Нельзя верить мужчине с рогами на башке, – отрезала матушка.

Маграт встала и собралась с духом (причем некоторым частицам пришлось проделать изрядный путь).

– Вы просто пара глупых старух, – тихо заявила она. – А я иду домой.

И, не проронив больше ни слова, развернулась и промаршировала по тропинке в свою деревню.

Старшие ведьмы переглянулись.

– Да уж! – сказала нянюшка.

– Она просто сегодня книг своих перечитала, вот мозги и закипели, – отмахнулась матушка Ветровоск. – Не ты же ее на мысль навела?

– Это на какую?

– Ты знаешь, на какую.

Нянюшка встала.

– Понять не могу, с чего девушка должна всю жизнь одна куковать только потому, что ты так решила. Не заводи люди детей, откуда б мы с тобой взялись?

– Из твоих детей ни одна ведьмой не стала, – напомнила матушка, тоже поднимаясь на ноги.

– Но могла бы, – возразила нянюшка.

– Да позволь ты им решать самим, а не поощряй бросаться на мужчин.

– Они симпатичные девочки. Нельзя идти поперек природы. Ты сама бы знала, если бы хоть раз…

– Если бы я хоть раз – что? – тихо переспросила матушка Ветровоск.

Товарки в потрясенном молчании уставились друг на друга. Обе чувствовали напряжение, что просачивалось в тела из самой земли, горячую неуемную потребность дойти до конца, любой ценой.

– Я помню, ты и в молодости была ужасной задавалой, – угрюмо сказала нянюшка.

– Ну я хотя бы большую часть времени проводила в вертикальном положении, – парировала матушка Ветровоск. – А вот твое поведение было… отвратительным. И все так думали.

– А тебе откуда знать? – рявкнула нянюшка Ягг.

– Да вся деревня судачила.

– Так и о тебе тоже! Ледышкой прозывали. Что, не знала? – фыркнула нянюшка.

– Не стану марать губы, повторяя, как называли тебя!

– Да ладно! – взвизгнула нянюшка. – Что ж, позволь сказать тебе, святая женщина…

– Не смей говорить со мной таким тоном! И никакая я не женщина…

– Вот именно!

Повисла еще одна пауза, пока ведьмы стояли нос к носу, однако эта пауза была на порядок горячее в плане враждебности; в ее пламени можно было спокойно зажарить индейку. Никто больше не кричал. Нет, все стало намного хуже. Ведьмы перешли на тихие угрожающие голоса.

– Зря я послушала Маграт, – прорычала матушка. – Вся эта затея с шабашем курам на смех. Собираются вообще не те люди.

– Очень рада, что мы наконец выговорились. Прояснили, кто о ком какого мнения, – прошипела нянюшка Ягг, а затем опустила взгляд. – И вы на моей территории, мадам.

– Мадам?!

Где-то вдалеке загрохотал гром. Извечный ланкрский шторм после путешествия по предгорьям решил на одну ночь заскочить в горы. Последние лучи заката пробивались сквозь облака, и крупные капли воды начали стучать по остроконечным шляпам ведьм.

– Трачу тут время на ерунду, – рявкнула матушка, вся дрожа. – У меня есть дела и поважнее.

– У меня тоже.

– Доброй ночи.

– И тебе.

Ведьмы развернулись спиной друг к другу и зашагали сквозь ливень.

* * *

Полночный дождь барабанил по задернутым окнам Маграт, пока она целеустремленно перебирала книги тетушки Вемпер, в которых имелись сведения о том, что, за неимением лучшего определения, можно было назвать природной магией.

Старуха с удовольствием собирала подобные вещи и, что самое необычное, кое-что писала сама; как правило, ведьмы не сильно жалуют грамотность. А вот она том за томом заполняла своим бисерным почерком, скрупулезно описывая результаты упорных экспериментов в прикладной магии. Тетушку Вемпер на самом деле можно было назвать ведьмой-исследователем[10]10
  Кто-то же должен был это сделать. Вот нужен вам глаз тритона, чудесно, но какого – обычного, в крапинку или гребнистого? И который глаз? А тапиока не подойдет? Если заменить белок, заклинание а) сработает б) не сработает или в) растопит дно котла? Любопытство тетушки Вемпер в таких вопросах было безграничным и ненасытным. Почти ненасытным. Похоже, оно наконец насытилось в ее последнем полете, когда ведьма решила проверить, выдержит ли метла, если прямо в воздухе начать выдергивать из нее прутья. Согласно показаниям небольшого черного ворона, которого она держала как бортовой регистратор, – практически с гарантией нет.


[Закрыть].

Маграт искала любовные заклинания. Каждый раз, закрывая глаза, она видела красно-желтую фигуру. Что-то же надо было с этим делать.

Ведьма захлопнула книгу и сверилась с записями. Сперва нужно узнать имя объекта. Тут достаточно старого трюка с яблочной кожурой. Просто чистишь яблоко, снимая кожицу одной лентой, а потом кидаешь ее за плечо. В какое слово свернется – то и есть имя суженого. Миллионы девушек пробовали этот способ и неминуемо терпели крах, если, конечно, их возлюбленного не звали Сгсгс. А все потому, что не использовали недозрелый плод сорта «закатное чудо», сорванный за три минуты до полудня в первый день осенних заморозков, и не срезали кожуру левой рукой серебряным ножом с лезвием шириной меньше половины дюйма. Тетушка Вемпер провела множество опытов и вывела совершенно четкую формулу. Маграт всегда держала у себя пару таких яблок и ножей на крайний случай – и похоже, этот крайний случай настал.

Она глубоко вздохнула и бросила кожуру через плечо.

Медленно обернулась.

Я ведьма, напомнила себе Маграт. Это просто очередное заклинание. Нечего бояться. Соберись, девушка. Женщина.

Она посмотрела вниз и закусила костяшки от волнения и смущения.

– Кто бы мог подумать? – произнесла Маграт вслух.

Сработало.

С трепещущим сердцем она повернулась обратно к записям. Что там дальше? Ах да – на рассвете собрать семена папоротника в шелковый платок. Тетушка Вемпер оставила две страницы подробных ботанических инструкций, и если их тщательно соблюсти, получишь любовное зелье, которое потом нужно хранить в плотно закрытой банке на дне ведра с ледяной водой.

Маграт открыла заднюю дверь. Буря миновала, но первые серые лучи нового дня тонули в унылой мороси. Все равно за рассвет считается, решила Маграт.

Ежевика хватала ее за платье, намокшие волосы прилипали к голове, но ведьма упорно шла в мокрый лес.

Деревья затряслись даже при полном безветрии.

* * *

Нянюшка Ягг тоже встала ни свет ни заря. Все равно не смогла уснуть, да и волновалась за Грибо. Кот был одной из немногих слабостей в ее жизни. Пусть головой нянюшка понимала, что он толстый ушлый вонючий ходок, все равно видела в нем тот пушистый комочек, коим Грибо был несколько десятилетий назад. То, что однажды «комочек» загнал на дерево волчицу и всерьез изумил медведицу, что мирно выкапывала корни, не мешало нянюшке Ягг волноваться, как бы любимец не угодил в беду. Все королевство свято верило, что остановить Грибо способно лишь прямое попадание метеорита. Нянюшка задействовала крупицу элементарной магии, чтобы выследить питомца, хотя с этой задачей мог справиться любой, кто обладал обонянием. След провел ведьму по влажным улицам прямиком к распахнутым воротам замка.

Кивнув стражникам, нянюшка прошла внутрь. Те и не подумали ее остановить – ведьмы, как пасечники и большие гориллы, всегда шли куда хотели. Да и в любом случае пожилая женщина, колотящая ложкой по миске, не сильно походила на главу вражеских сил.

Жизнь стражи в Ланкрском замке была невыносимо скучна. Один из солдат, привалившись к копью, подумал: вот бы работа стала немножко поинтереснее. Вскоре он поймет, что с желаниями надо обходиться осторожнее. Другой же солдат вытянулся и отдал честь.

– Доброе утро, мам.

– Доброе утро, Шон, – поздоровалась нянюшка и прошествовала через внутренний двор.

Как и все порядочные ведьмы, нянюшка Ягг испытывала отвращение к парадным дверям, поэтому обошла замок и проникла в него через кухни. Пара служанок поприветствовали ее книксеном, равно как и главная экономка, в которой нянюшка смутно опознала одну из своих невесток, хотя имя так и не вспомнила.

Вот как случилось, что, выйдя из своих покоев, лорд Флем увидел шагающую к нему по коридору ведьму. А в характере ее занятий сомневаться не приходилось. Гостья была ведьмой, от кончика шляпы до башмаков. И шла прямо к нему.

* * *

Маграт беспомощно съехала по склону. Она промокла до нитки и вся перепачкалась в грязи. Почему-то, подумала ведьма с горечью, когда читаешь обо всех этих заклинаниях, то представляешь, как проводишь их в славный солнечный денек поздней весной. А еще Маграт забыла проверить, какой чертов сорт чертового папоротника ей, черт подери, нужен.

Дерево окатило ее целым дождем капель. Маграт откинула мокрые волосы с глаз и тяжело опустилась на упавший ствол, обросший большими гроздьями бледных грибов странного вида.

А все так чудесно начиналось. Она возлагала на шабаш столько надежд. Негоже ведьме держаться особняком, мало ли что в голову полезет. Маграт мечтала, как они будут сидеть под огромной луной и вести мудрые беседы о естественных энергиях, а может, даже попробуют один из старинных танцев, упоминавшихся в некоторых книгах тетушки Вемпер. Не обязательно нагишом – или облаченными в небо, как это изящно называлось, – Маграт не испытывала лишних иллюзий касаемо собственного тела, и старшие ведьмы, похоже, придерживались строгих правил; в любом случае это не являлось необходимым условием. Книги гласили, что ведьмы в старые времена иногда плясали по очереди. Маграт всегда гадала, в чем же причина такого обычая. Может, им просто всем разом места не хватало?

Чего она не ожидала, так это пары тяжелых на подъем старух, которые и в лучшие-то времена едва вспоминали о вежливости и упорно не желали вникать в суть вещей. О нет, они хорошо обошлись с ребенком – на свой манер, – но Маграт не могла отделаться от чувства, что если ведьма с кем-то добра, то исключительно из глубоко личных, корыстных соображений.

А когда они решили поколдовать? Да старшие уделили процессу не больше почтения, чем обычным домашним хлопотам! Еще они не носили оккультные украшения, а вот Маграт в них очень верила.

Все пошло не так. «А я пошла домой».

Она встала, оправила мокрое платье, направилась через туманный лес…

…и услышала, как кто-то бежит. Несется со всех ног, не заботясь о производимом шуме. Треск ломаемых сучьев перекрывало какое-то странное глухое бряцание. Маграт спряталась за куст падуба и осторожно выглянула сквозь листья.

То был Шон, младший из сыновей нянюшки Ягг, а бряцала его кольчуга, на несколько размеров больше необходимого. Ланкр не относился к богатым королевствам, и броня дворцовой стражи переходила по наследству от одного поколения другому, причем частенько по воле жребия. В своей кольчуге Шон походил на закованную в броню ищейку.

Ведьма заступила ему путь.

– А, это вы, миз Маграт? – спросил Шон, поднимая прикрывающий глаза щиток. – Мама в беде!

– Что с ней случилось?

– Он ее под замок посадил! Якобы она пришла его отравить! А я не могу спуститься в темницы, там везде новые стражники! Говорят, ее в цепи заковали, – Шон нахмурился, – а это не к добру. Вы ж знаете, какая она, если выйдет из себя. Нам всем крышка, миз.

– Куда ты бежишь?

– За нашим Джейсоном, Уэйном, Дарроном…

– Погоди минутку.

– Ох, миз Маграт, как думаете, они рискнут ее пытать? Вы ж знаете, как она ругаться начинает, когда сердится…

– Дай подумать, – попросила Маграт.

– Он поставил на ворота свою личную охрану и все такое…

– Шон, ты не мог бы заткнуться на минуту?

– Когда наш Джейсон узнает, то задаст герцогу добрую трепку, миз. Говорит, уже давно пора.

Старший сын нянюшки Ягг обладал телосложением – и, как всегда считала Маграт, мозгами – стада волов. Однако при всей толстокожести вряд ли мог пережить залп стрел.

– Не говори ему пока, – задумчиво попросила она. – Должен быть иной выход…

– Тогда я пойду и найду матушку Ветровоск, – предложил Шон, подпрыгивая на месте. – Она-то знает, что делать, она же ведьма.

Маграт застыла как вкопанная. Если она до этого считала, будто сердится, то теперь натурально пришла в ярость. Ведьма и так вымокла, продрогла, проголодалась, а тут еще этот парень… В былые времена Маграт бы уже разрыдалась.

– Ой, – сообразил Шон. – Гм. Я не хотел. Ой. Э… – И попятился.

– Если увидишь матушку Ветровоск, – медленно произнесла Маграт, чеканя каждое слово, – передай ей, я сама все улажу. А теперь скройся с глаз, пока я не превратила тебя в лягушку. Все равно ты на нее похож.

Развернулась, подхватила юбки и быстрее ветра рванула в свою хижину.

* * *

Лорд Флем был из тех людей, что по натуре любят позлорадствовать, и неплохо с этим справлялся.

– Удобно устроились? – поинтересовался он.

Нянюшка Ягг обдумала вопрос.

– В смысле если не считать колодок? – уточнила она.

– Я глух к твоим жалким мольбам, – провозгласил герцог. – Я презираю твои дьявольские уловки. Хочу, чтобы ты знала: тебя будут пытать.

Похоже, слова не возымели должного эффекта. Нянюшка оглядывала темницу с вежливым интересом туриста.

– А затем тебя сожгут на костре, – прибавила герцогиня.

– Хорошо, – кивнула нянюшка.

– Хорошо?!

– Да тут же холодрыжник настоящий, хоть погреюсь. А что там за большой шкаф с шипами?

Герцог аж затрясся.

– Ага! Теперь-то дошло? Это, моя дорогая леди, «железная дева». Новейшее изобретение. И сколько бы ты ни…

– А внутрь заглянуть можно?

– Твои мольбы пропадут втуне… – Герцог осекся. У него опять начался тик.

Герцогиня склонилась, и ее большое красное лицо оказалось в дюйме от носа нянюшки.

– Глумишься, да, – прошипела леди, – погоди, скоро улыбочка-то у тебя станет кривой!

– Да она у меня и так не сильно ровная, – заметила нянюшка.

Герцогиня любовно погладила инструменты на подносе.

– Поглядим, – пообещала она, беря пару клещей.

– И не надейся, что твое племя придет тебе на выручку, – подхватил герцог, который, несмотря на холод, обливался потом. – Ключи от этой темницы только у нас. Ха. Ха. Твоя участь послужит уроком тем, кто распускает обо мне зловредные слухи. И не смей говорить, будто невиновна! Я все время слышу голоса, они шепчут ложь…

Герцогиня жестко схватила мужа за руку.

– Довольно, – хрипло приказала она. – Идем, Лионель. Пусть поразмыслит над своей участью.

– …лица… подлая ложь… меня вообще там не было, когда он упал… и каша, такая соленая… – бормотал герцог, шатаясь на ходу.

Дверь за ними захлопнулась. Ключ повернулся в скважине, и запоры встали на место.

Нянюшка осталась одна в полумраке. Мигающий факел высоко на стене лишь нагонял жути. Странные металлические штуковины, не имеющие иной цели, кроме как разрушение человеческого тела, отбрасывали неприятные тени. Нянюшка Ягг пошевелилась в своих оковах.

– Ладно. Я тебя вижу. Ты кто?

Король Веренс вышел вперед.

– Я видела, как ты кривлялся у него за спиной, – сообщила нянюшка. – Еле сама сдержалась.

– Я не кривлялся, женщина. Я грозно хмурился.

Нянюшка прищурилась:

– О, а я тебя знаю. Ты ж помер.

– Предпочитаю выражение «отошел в мир иной».

– Я бы поклонилась[11]11
  Ведьмы никогда не делают реверансы.


[Закрыть], да уж прости, цепи мешают. Ты здесь кота, случайно, не видел?

– Видел. Он в комнате наверху, спит.

Нянюшка расслабилась.

– Тогда все в порядке, а то я уж начала волноваться. – Она снова осмотрелась. – А что это там за большая кровать?

– Дыба, – ответил король и объяснил ее применение. Нянюшка кивнула.

– А он изобретательный парень, – заметила она.

– Похоже, мадам, я несу ответственность за ваше нынешнее положение, – признался Веренс, садясь на или, по крайней мере, над удобно подвернувшейся наковальней. – Я хотел привлечь сюда ведьму.

– Так понимаю, замки ты вскрыть не можешь?

– Боюсь, пока это вне моих возможностей… но, – призрак обвел жестом темницу, нянюшку и оковы, – конечно же, для ведьмы все это не более чем…

– Твердое железо, – подсказала нянюшка. – Это ты можешь сквозь него пройти, я – нет.

– Как-то я не сообразил, – покаялся Веренс. – Думал, ведьмы колдуют как дышат.

– Молодой человек, вы меня вынуждаете просить вас заткнуться.

– Мадам! Я король!

– А еще мертвый, так что на твоем месте я бы придержала язык. Посиди тихонько, как хороший мальчик.

Вопреки всем инстинктам, король невольно подчинился. С таким тоном пререкаться не получалось. Веренс слышал его годами, еще начиная с детской. Не съешь все до последней крошки – отправишься прямиком в кровать…

Нянюшка Ягг пошевелилась в своих кандалах. Оставалось надеяться, подмога поторопится.

– Э… – неловко протянул король. – Думаю, я тут должен вам кое-что объяснить…

* * *

– Спасибо, – сказала матушка Ветровоск и, раз уж Шон явно ждал продолжения, прибавила: – Ты был хорошим мальчиком.

– Спасибо, г'жа. Э… г'жа?

– Что-то еще?

Шон смущенно помял подол своей кольчуги.

– Это ж неправда, что про маму говорят, да, г'жа? Ничего она не насылает порчу направо и налево. Ну разве что на мясника Дэвисса? И на старого Кексхлеба, когда тот кота пнул. Но это ж не настоящие проклятия, правда, г'жа?

– Перестань называть меня г'жа.

– Хорошо, г'жа.

– Это вот такое люди болтают?

– Да, г'жа.

– Иногда твоя мама огорчает людей.

Шон перепрыгнул с одной ноги на другую.

– Да, г'жа, но они и о вас всякие гадости говорят за глаза, г'жа.

Матушка напряглась.

– Это какие?

– Не хотелось бы повторять, г'жа.

– Какие?

Шон прикинул, как быть дальше. Особо много вариантов не наблюдалось.

– Да враки всякие, г'жа, – сказал он, сразу обозначая свое отношение к сплетням. – Чего только не болтают. Например, что старый Веренс был плохим королем, а вы помогли ему взойти на трон; что в прошлом году это вы такую плохую зиму накликали; что корова старика Нинонета перестала доиться с тех пор, как вы на нее посмотрели. Сплошные враки, г'жа, – преданно заключил Шон.

– Ясно.

Матушка захлопнула дверь перед его раскрасневшимся лицом, задумчиво постояла, а затем вернулась в кресло-качалку.

– Ясно, – повторила она позже. Еще позже прибавила: – Ну да, она старая чокнутая карга, но нельзя же позволять людям ходить и наговаривать на ведьм напраслину. Потеряешь уважение – у тебя вообще ничего не останется. И не помню я, чтоб смотрела на корову старика Нинонета. Кто это вообще такой?

Она встала, сняла с крючка за дверью островерхую шляпу и, глядя в зеркало, резкими движениями закрепила ее шпильками. Одна за другой они садились на положенные места, столь же неотвратимые, как гнев Божий.

Матушка на миг исчезла в пристройке и вернулась с плащом, что в моменты простоя служил подстилкой заболевшим козам.

Некогда он был черным бархатным, теперь же просто черным. Матушка аккуратно накинула его на плечи и закрепила потускневшей серебряной брошью.

Ни один самурай, ни один странствующий рыцарь в истории еще не собирался на бой с большим тщанием.

Наконец матушка Ветровоск выпрямилась, оценила свое темное отражение в зеркале, растянула губы в скупой одобрительной улыбке и вышла через заднюю дверь.