Текст книги "Вдоль по лезвию слов (сборник)"

Несгибаемые

Из цикла «Легенды неизвестной Америки»

Мы должны понимать, что Гая Муция Сцеволы на самом деле не существовало. Что даже в Риме он был не более чем легендой. В 509 году до нашей эры (или чуть позже, точно неизвестно) воинственный этруск Порсенна осадил Рим. Молодой патриций Гай Муций тайно пробрался во вражеский лагерь и попытался убить царя-захватчика, но потерпел неудачу. Пленённого Муция привели к Порсенне, но патриций не испугался. Он протянул руку и сжёг её на огне, чтобы показать, насколько римляне сильны и решительны. Порсенна восхитился, отпустил парня и заключил с Римом мир. А патриция прозвали Сцеволой – «левшой».

Но это легенда. Скорее всего, Порсенна отступил по другим причинам. Или сил не хватило воевать с Римом, или золото, обещанное беглым царём Тарквинием Гордым за взятие города, показалось этруску чрезмерно кровавым. Род Муциев, конечно, существовал, но был ли в нём бесстрашный однорукий мужчина – не знает никто.

А история, которую я хочу вам рассказать, случилась на самом деле. Правда, не в Риме времён Порсенны, а две с половиной тысячи лет спустя в городе Бойсе, штат Айдахо, США. Шёл двадцать восьмой год. До начала Великой депрессии оставалось чуть больше года, ничто не предвещало ухудшение экономического положения Соединённых Штатов и разгула мелкой преступности. Бизнес в Бойсе держали серьёзные люди, которые не унижались до личного присутствия на разборках и умели считать время и деньги. Их было всего двое. Первого звали Джон Лэйн, а второго – Мартин Бауэр.

Лэйн был невысок ростом, полноват, но крепок. Он носил тонкие итальянские усики, а волосы зачёсывал назад и намазывал какой-то чудовищно вонючей помадой. Его вздёрнутый нос за милю чуял наживу, а глазами он умел так вцепиться в собеседника, что тот стоял, точно на эшафоте, и был готов продать Лэйну собственную мать. Лэйн владел половиной магазинов города, ещё порядка четверти крышевал. Он ездил на стильном спортивном LaSalle двадцать седьмого года, а за ним на мрачных чёрных «Фордах» следовала свита.

Бауэр казался не то чтобы полной противоположностью Лэйна, но всё-таки что-то в нём было иное, более грубое и менее показушное. Высокий ростом, костистый и широкий в плечах, он отлично умел стрелять и любил это делать. Он старался убивать по минимуму; даже заклятых врагов он стремился засадить в тюрьму, а не уничтожить физически. Эта имитация совестливости уживалась в нём с чудовищной, извращённой жестокостью. Он обожал пытать людей, выжигать у них узоры на спине и отрезать пальцы. Получив нужную информацию, он неизменно отпускал своих жертв на волю в назидание Лэйну и полиции. Бауэр держал в городе рынки и лавки-производства, а также пару доходных домов.

А ещё Бауэр был моим шефом. И этот факт не позволял мне судить о нём объективно. Я просто знал: я завишу от Баэура, значит, я обязан быть преданным. И не должен думать о шефе вообще – ни хорошего, ни плохого. Просто делать то, что он прикажет.

* * *

Апрель тысяча девятьсот двадцать восьмого года выдался довольно тёплым. Шестнадцатого числа, в понедельник, я сидел у себя дома и читал книгу. Какой-то дешёвый вестерн издания начала века. Как водится, там была прекрасная девушка, могучий положительный герой и не менее могучий отрицательный. В конце им полагалось сойтись в смертном бою и по возможности сражаться в течение двадцати-тридцати страниц. Потом добро побеждало, целовало девушку и уезжало на белом коне в закат.

Под конец романа я начал засыпать. Когда прозвучала телефонная трель, я аж подскочил, книга упала на пол, а на меня свалился торшер, который я задел рукой. До телефона я добрался звонков через двадцать, наверное.

Девушка сообщила, что меня вызывает мистер Сноушейд. Значит, дело пахло жареным.

«Бирс, – без всякого приветствия сказал Сноушейд. – Чтобы через двадцать минут был тут. Экипировка – по полной».

И положил трубку.

Сноушейд работал у Бауэра начальником над громилами, то есть над нами. Он был лыс, пузат, рост имел под семь футов и ударом кулака мог успокоить быка. Поговаривали, что в бытность свою мясником на местной скотобойне Сноушейд постепенно убивал и потрошил всех не понравившихся ему коллег, да так мастерски их разделывал, что никто и догадаться не мог, что перед ним не говядина, а человечина. Но мне кажется, это сказки. Сноушейд был жесток и силён, но во всех его действиях присутствовал холодный расчёт. Если кого-то он мог просто застрелить – он стрелял, а не тратил время на более изощрённые способы.

Вы, наверное, думаете, что мы только и делали, что убивали друг друга и мирных жителей. Да нет, что вы. Основа бизнеса – это бухгалтерия и юриспруденция. Силовые методы применялись крайне редко и только по отношению к злостным нарушителям правил. И, конечно, порой происходили стычки между группировками Бауэра и Лэйна; впрочем, нечасто. Оба шефа уважали права и территорию друг друга.

Итак, за пять минут я собрался, надел костюм, прицепил кобуру и отправился в бар «Лайфстайл». Бар этот был в общем и целом обычной забегаловкой для пивных завсегдатаев. Но в задних его помещениях базировалась одна из тайных точек Бауэра. Там мы собирались, чтобы получить инструкции насчёт дальнейших действий.

Над стандартной деревянной застройкой возвышался Капитолий. Для двадцатитысячного городка (пускай даже и столицы штата) он был чрезмерно велик и пафосен. Поговаривали, что часть денег на его постройку отвалил Лэйн.

До бара было минут десять ходьбы, но я предпочитал ездить на машине – не зря же приобрёл вполне приличный Chandler с кузовом седан. Девочки любили мальчиков на машинах – да и сейчас любят, что сказать. Двигатель завёлся с полуоборота (я специально выбирал машину, которую не нужно было каждый раз раскачивать с толкача), и через несколько минут я уже заезжал во внутренний двор бара «Лайфстайл».

Я появился в комнате одним из последних. На месте не оказалось только Бауэра и его верной сторожевой собаки – Блэйда. У Блэйда был балисонг, то есть нож-бабочка. Это сейчас бабочка – у каждого второго хулигана, а по телевизору показывают мастер-классы по её открыванию и вращению. В двадцатые годы никто о существовании бабочек не знал: их завезли в США солдаты, возвращавшиеся с Филиппин после Второй мировой войны. А в пятидесятые американцы принесли их в Европу. Но Блэйд побывал на Филиппинах ещё в начале века и привёз оттуда три балисонга – классический одиннадцатидюймовый, укороченный семидюймовый и огромный балисворд под сорок дюймов длиной. Последний я видел всего один раз – как-то Блэйд приволок его на одну деловую встречу. Укороченный клинок он всё время крутил в руках. Мы дивились и странным ножам, и умению Блэйда с ними обращаться. Когда после войны бабочек стало пруд пруди, я тоже купил себе такой и попытался научиться эффектно крутить его. Но, конечно, у меня ничего не вышло, хотя возраст вполне позволял. Я родился в первый год нового столетия, красиво. В двадцать восьмом мне стукнуло двадцать семь. Но вернусь к нашей сходке.

Бауэр и Блэйд появились примерно через пять минут. За это время я выяснил, что никто толком ничего не знает, даже Сноушейд. Нас было девять бойцов, мы переминались с ноги на ногу и ждали шефа.

Бауэр вошёл стремительно – он вообще всегда и всё делал быстро. За ним мягко, точно кошка, в комнату вплыл Блэйд. Для Бауэра было приготовлено кресло. В принципе стульев хватало для всех – они стояли у стен.

Бауэр сел и сказал:

«Садитесь, господа».

Все сели.

«Итак, вы задаётесь вопросом, зачем я вас тут собрал. Причём всех».

Он всегда говорил рублеными, краткими, чёткими фразами, чеканя слова. Сложносочинённые предложения были для Бауэра нехарактерны.

Стоит пояснить, почему нас могло удивить подобное собрание. Дело в том, что на моей памяти не было ни единого случая, чтобы мы собирались таким большим составом. Обычно на деловую встречу или стрелку брали трёх-четырёх человек. Всеобщие собрания иногда проводились и с бойцами, но в основном они проходили в целях подведения итогов года или празднования какого-либо успешного дела.

«Итак, к нашему доброму другу Лэйну пожаловали гости. Два итальянца. Братья Мальдини. Кто они такие – я уже выяснил. Они из Фриско. Из группы Карло Молли».

Звучало это серьёзно. Молли держал под собой несколько районов Сан-Франциско, и о нём слышали многие. Правда, на нашу глушь такие ребята редко обращали внимание.

«Так вот, – продолжил Бауэр. – Молли хочет принять Лэйна под крылышко, а потом подмять меня. Под ним Сакраменто, Рино и вся мелочь к северу. А там уже наша территория, и он на неё скалится».

Бауэр обвёл нас взглядом, точно ждал одобрения.

«Мальдини привезли Лэйну некий документ. Если этот документ будет согласован и подписан, то Лэйн станет шавкой при Молли. А у нас появится враг, которого нам не взять. Поэтому у нас только один выход».

Он снова внимательно посмотрел на нас и вдруг спросил:

«Какой? Вот ты, Бойнтон, что думаешь?»

Бойнтон думать не умел по определению. Покатым лбом и крошечными глазками он напоминал в первую очередь австралопитека и находился примерно на такой же стадии умственного развития. Зато умел стрелять и драться.

«Я… э-э-э…» – вот и всё, что выдавил Бойнтон.

Бауэр повернулся к другому бойцу – спокойному немолодому Слиму. У Слима были грустные собачьи глаза и флегматичное выражение лица. Вислые усы придавали ему комичный вид.

«А ты, Слим?»

Тот почесал шею, качнул головой, несколько раз моргнул.

«Думаю, вдевятером в лоб мы не сдюжим, – наконец произнёс он. – Или хитростью, или подкрепой».

«Молодец, – кивнул Бауэр. – Придётся резать. И стрелять. Против Лэйна я зла не держу, конкуренция есть конкуренция. Но его союз с Молли мне не нравится. Потому нужно закончить эту историю. Ждать нельзя. Если братья уедут, то здесь появятся люди Молли. И тогда конец. Нужно зачистить всё. Убрать Лэйна и всех его подопечных. Убрать братьев».

«Как будем делать?» – хрипло спросил Сноушейд.

«Сегодня вечером. – Бауэр поднял глаза. – Берём его в «Сильвере».

«Сильвер» был нашим кинотеатром. Я водил в него девушек, ходил туда с одноклассниками, проводил там одинокие вечера. В городе имелось ещё три кинотеатра, но они и в сравнение с «Сильвером» не шли по качеству картинки и свежести программы.

«Он будет там?» – спросил Слим.

«Проверено, – ответил Бауэр. – Будет. Кассиры наши, для него куплено шесть билетов на восьмичасовой сеанс».

Так и началась эта странная история.

К моменту нашей сходки у Бауэра всё уже оказалось тщательно продумано. Он разложил на столе план кинотеатра и окрестностей, а затем чётко расписал, где и как будут расставлены бойцы Лэйна. Я понимал, что в стане соперника есть люди Бауэра – но точно так же шпионы Лэйна могли оказаться среди нас.

В соответствии с планом действий мы появлялись примерно через двадцать минут после начала часового фильма. Аккуратно убирали четверых наружных охранников – от этого зависел успех всей операции. Внутри «Сильвер» делился на две половины – стоячую и сидячую. Скорее всего, Лэйн должен был сидеть посередине во втором или третьем ряду. Его бойцам (по расчётам Бауэра, после снятия охранников их оставалось семеро) полагалось рассеяться среди стоящих зрителей; как минимум двоих Бауэр ожидал найти в сидячей половине зала.

Вы можете не поверить: ганстер держит полгорода, и у него всего полтора десятка бойцов? Так оно и было, честное слово. Во-первых, весь город насчитывал, как я уже говорил, едва ли двадцать тысяч человек. Во-вторых, серьёзных конфликтов между группировками при соблюдении границ не случалось. А в-третьих, реальное количество подчинённых и Лэйна, и Бауэра зашкаливало за сотню. Просто многие работали в иных сферах. И в самом деле, юрист был нужен совсем на другом поле брани. Или, например, врач.

Итак, мы аккуратно входили в кинотеатр. Задачей номер один было уничтожение Лэйна и братьев-итальянцев. Кстати, ещё один момент может вызвать у вас недоумение: почему билетов купили именно шесть? На этот вопрос есть простой ответ: Лэйн, его девочка, два телохранителя ближнего боя и два итальянца. Остальные брали билеты независимо. Об этом кассир тоже донёс Бауэру.

«С жертвами среди гражданских – не считаться», – сказал Бауэр.

Он всегда говорил о тех, кто не принадлежал к группировкам: «гражданские». Это воспитывало боевой дух, что ли. Мы не переставали чувствовать, что мы на войне.

Два бойца – Слим и Сноушейд – должны были выйти из-за экрана и сразу начать стрельбу. Предполагалось, что хотя бы одну из трёх основных мишеней они снимут. В это же время остальные появлялись из центрального и боковых входов в зал и на эффекте неожиданности расправлялись с максимально возможным количеством людей Лэйна. Да, план казался несовершенным и чреватым гибелью нескольких бойцов, но время играло огромную роль. Завтра могло быть уже поздно.

Ещё с час мы совещались. Точнее, Бауэр давал инструкции. Сам он тоже планировал появиться под конец разборки.

«Хорошо бы, – говорил он, – взять одного итальянца живым. Но если не получится – чёрт с ним».

После разгрома Лэйна итальянцы уже не представляли угрозы для Бауэра.

Стоп, скажете вы, а почему Молли не мог прийти в город без всякого Лэйна?

Очень просто. Если он подминал под себя одну из существующих группировок, он автоматически получал базу в городе. То есть штаб, несколько десятков бойцов, магазины, бизнес. Если бы Лэйна не было, Молли пришлось бы завоёвывать чужой, причём достаточно далёкий от Фриско город, не имея в нём никаких ресурсов. Кстати, я не исключаю, что Молли предлагал сделку и Бауэру, но тот отказался. Слишком уж горд был наш хозяин, слишком твёрд. Дальнейшие события наглядно продемонстрируют его несгибаемый характер.

Когда мы закончили, до старта операции оставалось ещё четыре часа. Всем было разрешено отправиться по домам. Сбор назначили на шесть часов в одном из локальных штабов, в квартале от кинотеатра. Всем предписывалось добираться разными дорогами и постараться не пересекаться друг с другом. Впрочем, подобная осторожность была излишней: Лэйн так привык к вечному нейтралитету между группировками, что подумать не мог о возможности столь дерзкого нападения.

* * *

Ожидание всегда раздражало меня. Я был импульсивен и непостоянен. Я менял женщин как перчатки, любил стрелять из разного оружия, не заводя себе постоянной пушки, и все решения принимал спонтанно, стараясь раздумывать как можно меньше. Единственным способом убить время до сходки мне показалось чтение вестерна, коим я и занялся.

На самом деле мы всегда были достаточно спокойны перед стрелками и разборками. Когда ты знаешь, что находишься вне закона, поневоле привыкаешь к этому состоянию. Сердце перестаёт биться чаще, когда целишься в человека, который целится в тебя. Как-то так. Я не мастак складно рассказывать, поэтому объясняю, как умею.

В половину шестого я вышел из дома. Под мышкой был верный кольт 1911 года, на голени – второй пистолет, крошечная восьмизарядная «Беретта 418» на крайний случай. Нож я беру редко, потому что не слишком хорошо с ним управляюсь. До искусного жонглирования Блэйда мне – как до Луны.

Я шёл не спеша, точно прогуливался, насвистывал про себя какую-то мелодию. Без пяти минут шесть я вошёл в комнату – все уже были в сборе.

«Старт в шесть двадцать», – сказал Бауэр, пристально посмотрев на меня.

Насколько я знал, он всегда опасался, что я куда-нибудь опоздаю. Моя привычка приходить точно ко времени, а не заранее многих раздражала. Тем не менее я был, кажется, единственным во всей компании, кто ни разу никуда не опоздал.

Последние инструкции ничем не отличались от первоначальных. Мы ждали лишь разведчиков – Марка Стивенса и доктора Стэпни. Ни Стивенс, ни доктор не принадлежали к бойцам. Это были просто наёмные работники, которые иногда получали деньги за небольшие услуги, не имеющие отношения к их непосредственным трудовым обязанностям. Стэпни, к слову, был не врачом, а доктором философии. Трудно найти более глупую специальность для подручного мафии.

Оба разведчика появились в пять минут седьмого. Они подтвердили все предположения Бауэра: четыре бойца снаружи, семь в толпе, на первых рядах – Лэйн, девочка, телохранители и итальянцы. Порядок (слева направо) был следующий: телохранитель – итальянец – итальянец – Лэйн – девочка – телохранитель.

«И стрелок», – сказал под конец Стивенс.

«Кто?» – нахмурился Бауэр.

«Напротив входа на крыше человек с оружием. Похож на стрелка Лэйна».

«Подленько», – усмехнулся шеф.

В принципе того же Лэйна можно было снять из винтовки с крыши дома напротив. Но мы имели определённый кодекс чести. Жертва должна видеть убийцу и иметь теоретический шанс выхватить оружие первой. В принципе человек Лэйна на крыше был не более чем охраной. Но всё равно такой расклад пах чем-то неправильным.

В любом случае, Блэйд был отряжен на уничтожение снайпера. Со своими ножами он мог сделать это лучше любого из нас, мгновенно и беззвучно. Так же тихо следовало устранить и четвёрку на улице, но четырёх блэйдов у нас не было.

Мы сверили часы. Мои пришлось подтянуть на минуту вперёд, они отставали.

«Вот и всё», – сказал Бауэр, точно операция не началась, а подошла к концу.

В пятнадцать минут мы покинули помещение и направились к кинотеатру. Блэйд вышел чуть раньше. Свою работу он должен был закончить к тому моменту, как мы придём на место.

Все четыре охранника должны были исчезнуть в шесть двадцать. На мне не висело ни одного – именно из-за моего неумения обращаться с ножом. На улице оказалось довольно людно, горели фонари, прогуливались парочки. Над входом в кинотеатр сверкала реклама. Два человека Лэйна прохаживались по тёмным улицам справа и слева от здания, один стоял у задней двери, один прислонился к колонне, подпирающей козырёк над главным входом. Именно его убрать было сложнее всего, потому что он находился на свету. Впрочем, никого это не пугало. Кого бояться? Полиции? Она принадлежала нам. А больше и некого.

Всё прошло как по маслу. Троих малозаметных охранников сняли без единого звука, а человека у центрального входа снял Блэйд. Убив снайпера, он спустился вниз, подошёл прямо к бойцу Лэйна и всадил ему нож в живот, после чего оттащил тело в тень и прислонил его к колонне. У меня всегда создавалось ощущение, что Блэйд знает какое-то заклинание невидимости. Он умел расправиться с человеком на оживлённой улице так, что никто не замечал даже движения. Тоже в своём роде искусство, скажу вам.

В шесть часов двадцать две минуты мы вошли в «Сильвер».

Как я уже говорил ранее, Слим и Сноушейд отправились к задней двери, чтобы появиться в зале из-за экрана. Семь бойцов, в том числе и я, входили через главную и боковые двери (через главную – трое). Блэйд ожидал снаружи. Бауэр сидел в машине, припаркованной у соседнего дома.

Мы вошли. В холле ребят Лэйна не было, только несколько не попавших в зал оборванцев пытались что-нибудь углядеть через щели в дверях да девушка в униформе «Сильвера» скучала за окошечком кассы. Увидев нас, она почувствовала неладное. Один из бойцов, Кэттерхэм, подошёл к ней и сказал несколько слов. Скорее всего, пригрозил. У дверей зала мы зашикали на оборванцев, и те мигом испарились.

Моё место было у боковой двери, в напарники мне поставили Бойнтона. Он держал наготове огромный браунинг образца 1903 года. Часы тикали. Бойнтон посмотрел на меня, прищурился и кивнул. Что он хотел этим сказать, я не знаю. Вероятно, подбодрить напарника.

Ровно в шесть двадцать пять Бойнтон ногой открыл дверь в зал и выстрелил в кого-то. Я ворвался вторым. Через другие двери уже сыпали остальные наши. Как ни странно, я сразу увидел одного из личных телохранителей Лэйна. Тот лез через спинки сидений, по головам зрителей в стоячую часть зала. Недолго думая, я выстрелил в него. Промазать было довольно трудно, и он сложился пополам, хватаясь за живот.

Суматоху, царившую в зале, сложно описать. Обычные зрители визжали, кричали, носились и пытались выбраться. Бойцы Лэйна прорывались к своему шефу, отстреливаясь от нас. Как стало понятно потом, начальная фаза операции прошла удачно – мы сразу положили пятерых врагов, а Сноушейд подстрелил самого Лэйна. Двое бойцов и оставшийся телохранитель отстреливались, как могли. Одного из наших задело, позже он умер на хирургическом столе.

Итальянцев не было видно – судя по всему, с началом пальбы они бросились на пол и ползали где-то под сиденьями. Девушка Лэйна лежала мёртвая – кто-то снёс ей половину черепа (скорее всего, Слим, он никогда не отличался деликатностью в общении с дамами).

Сопротивление подавили минуты через три. Второй телохранитель получил пулю в ногу, упал и был добит Сноушейдом. Тут же на центр стоячей части зала выволокли Лэйна и кого-то из итальянцев. Первый был мёртв, второй – истекал кровью, раненный в ногу и в руку. В этот же момент появились Бауэр и Блэйд.

Бауэр вошёл, как подобает победителю. Ровно, неспешным шагом, с надменным выражением лица. Когда до лежащих на земле побеждённых оставалось не более пяти шагов, он резко остановился и обвёл помещение взглядом.

«А второй итальянец где?»

«Ищем», – отозвался Слим, который и в самом деле переворачивал трупы, пытаясь отыскать второго.

Первый едва слышно застонал. Блэйд спросил у Бауэра:

«Добить?»

«Второго найдём, тогда».

В воздухе повисло напряжение. Запахло провалом. Блестяще проведённая операция могла свестись на нет, выживи второй итальянец. Если он доберётся до Молли и всё ему расскажет, тогда нам не поздоровится. Молли не поленится послать сюда десант или даже приехать сам. Другое дело, если его люди просто исчезнут, а он никаких вестей не получит. Скорее всего, разведку пошлёт, а уж с ней Бауэр договорится как-нибудь.

И мы принялись усиленно искать второго. Все тела оттащили к одной из стен кинотеатра, каждое идентифицировали (так или иначе бойцы обеих группировок знали друг друга в лицо). Итальянца не обнаружили.

Смотреть на Бауэра было страшно. Сказать, что он разозлился, значило ничего не сказать. Но он умел держать себя в руках и принимать верные решения.

«Этого перевязать и в машину, – показал он на пойманного Мальдини. – Бирс, Эштон, Слим, Каррелл – выстроиться передо мной».

Мы вчетвером отвечали за пути отступления. Например, через боковую дверь входили я и Бойнтон. Бойнтон должен был идти и стрелять. А я – стоять у двери и вести огонь, параллельно посматривая, чтобы никто через мою дверь не ушёл. Я не сомневался, что свою работу выполнил. В первую очередь нужно было ловить Лэйна и итальянцев, и никто из них в поле моего зрения не появлялся.

«Итак, – сказал Бауэр. – Вы четверо держали двери. Если сейчас кто-то из вас совершенно честно признается, что мог случайно пропустить итальянца, то он получит временное отстранение от дел и мытьё сортиров в качестве наказания и испытательного срока. По-моему, это мягко. Если я узнаю, что кто-то соврал, он получит пулю в пах, после чего будет отпущен на все четыре стороны».

Мы понимали, что Бауэр так или иначе дознается, если кто-то ошибся и не хочет этого признать. У него было звериное чутьё. Но мы молчали.

Он подошёл к Карреллу.

«Ты мог пропустить Мальдини?»

«Нет. – Каррелл покачал головой. – Я точно не мог».

Следующим стал Эштон.

«Ты мог пропустить Мальдини?»

«Нет».

Мы со Слимом ответили так же.

Где-то вдалеке зазвенела сирена приближающейся полиции. Надо сказать, что в то время полицейские машины не раскрашивались в яркие цвета; иной раз опознать в чёрном «Форде» наряд копов было невозможно. Да и сирена не считалась обязательной – всё зависело от законов штата. Но в Бойсе правили Лэйн с Бауэром. Поэтому полиция должна была заранее предупреждать о своём появлении. И ещё ей не следовало торопиться.

Бауэр слушал сирену, глядя вверх, на потолок кинотеатра.

«Мальдини! – неожиданно заорал он. – Я знаю, что ты прячешься где-то или сбежал. Но помни: твой брат у меня. Завтра в одиннадцать часов ты придёшь ко мне в дом для того, чтобы получить своего брата. Я даю тебе слово, что отпущу обоих при выполнении некоторых условий».

Он сделал паузу.

«А если не явишься, я буду медленно убивать твоего брата. Очень медленно. Неделю, не меньше».

Он повернулся к нам.

«Пошли».

К этому моменту раненого Мальдини уже унесли. Трупы оставили в зале.

Я думал о том, сработает ли трюк Бауэра. Услышал ли его Мальдини. Как оказалось – услышал. Но не буду забегать вперёд.

* * *

В кино часто показывают, как мафиози убивает провинившегося подчинённого в назидание остальным. Или просто для развлечения. Это, конечно, бред. Убивают разве что изменника, того, кто переметнулся к врагу или слил информацию полиции. Если кто-то провинился по незнанию, лопоухости или неумению, он будет наказан, но не слишком жёстко. Чтобы знал своё место и при этом уважал место начальника. Убить верного человека может только идиот, потому что люди – самый ценный ресурс.

Поэтому страха перед «разбором полётов» не было, только неприятное ощущение незаконченности дела.

На этот раз мы собрались в просторной гостиной дома Бауэра. Такие сходки он допускал в исключительных случаях. Изначально он планировал отметить успех операции, но обстоятельства несколько изменились.

Бауэр сидел в кресле, мы, все девять (за исключением одного раненого), стояли перед ним, точно нашкодившие котята. Блэйд тоже чувствовал себя виноватым. Хотя он и не принимал участия во внутренней операции, на его совести была наружная дверь. Он тоже вполне мог пропустить итальянца.

«Так, – сказал Бауэр. – Не время скорбеть. Время думать. Ругать я вас сейчас не стану. Я хочу услышать от вас, что мы должны делать. У кого-нибудь есть идеи?»

Блэйд поднял руку. Бауэр кивнул.

«Прямо сейчас посылаем два патруля на тридцатую, отслеживаем проезжающие машины. Ждём одиннадцати часов завтрашнего дня. Прочёсываем город».

Бауэр кивнул.

«Здраво. Эштон, Каррелл, Сноушейд, Клэптон – по двое на сторону».

«Но…» – начал Сноушейд.

«Ты понижен», – спокойно констатировал Бауэр.

Тот обречённо кивнул. Все четверо вышли из помещения.

«Если завтра к одиннадцати десяти Мальдини не даст о себе знать, мы немножко поиграем с его братом. Чтобы было громко. Во дворе, например. А потом отправимся искать нашего беглеца. Бирс, Блэйд, Слим, пойдёмте со мной».

Он встал и направился в другую комнату, мы последовали за ним.

«Я хочу, чтобы нашего пленника послушало несколько человек, а не только мы с доктором», – пояснил Бауэр.

Миновав коридор, мы вошли в небольшую комнату, где на белоснежной кровати лежал один из Мальдини. Он казался маленьким и жалким. Руки его располагались поверх одеяла, правая была перебинтована. Рядом сидел доктор Каттнер, который некогда работал хирургом в государственной больнице, а потом перешёл на более высокооплачиваемую должность при Бауэре.

«Жить будет, – констатировал Каттнер. – Кровопотеря случилась большая, пока он там лежал, пока довезли. Но успели. Слаб, конечно, но выползет».

«Хорошо», – кивнул Бауэр.

Он сел рядом с больным.

«Мальдини, ты меня понимаешь?» – спросил он.

Итальянец демонстративно отвернулся.

«Понимаешь. Ты Марко или Беппе?»

Мальдини молчал.

«Будем условно считать, что Марко. Мне так кажется. Так вот, Марко, не знаю, что ты сегодня слышал, но завтра мы ждём твоего брата. Если он не придёт, мы станем тебя пытать. Очень, очень больно. А брата всё равно поймаем. Чтобы этого избежать, ты должен нам помочь. Как отыскать Беппе? Куда он может пойти? Придёт ли он, если слышал мой призыв? Попытается ли уехать из города?»

Итальянец молчал.

Бауэр печально покачал головой.

«Ну, я ничего другого и не ожидал. Впрочем, сегодня у тебя спокойный день. Отлёживайся, отдыхай. Завтра наступит твоё время».

Бауэр встал.

«Слушать оказалось нечего», – констатировал он.

В этот момент итальянец всё-таки открыл рот.

«Он придёт. Только, что бы ты ни сделал, Бауэр, за нас отомстят».

И снова отвернулся к стене.

«Да? – усмехнулся Бауэр. – Вот и прекрасно».

И вышел, а мы последовали за ним.

Вообще всё это выглядит со стороны прелюдией. Появление итальянцев, перестрелка в кинотеатре, побег одного Мальдини, поимка второго и фраза «он придёт». Собственно, это и оказалось прелюдией, только мы тогда ещё не знали.

* * *

Без десяти минут одиннадцать следующего дня мы сидели в гостиной дома Бауэра. Вместе с шефом нас было шестеро. Не хватало Сноушейда, хотя без него, честно говоря, казалось спокойнее. Мы сидели и молчали. Я отчаянно скучал. Вестерн я дочитал утром, за новый взяться не успел, да и в любом случае читать в такое время было бы странно.

Мы привыкли к ожиданию. Наша работа требовала хладнокровия и умения молчать. Мы полностью удовлетворяли этим требованиям. Я смотрел на огонь в огромном камине. Иногда оттуда вылетали искорки и падали на ковёр, но шефа не смущала вероятность пожара. В его жизни случались вещи и пострашнее.

Без пяти минут одиннадцать Слим выглянул в окно и сказал:

«Он тут».

Мальдини и в самом деле стоял у ворот дома (от ворот до крыльца было порядка тридцати футов). Он не звонил, не кричал – просто стоял и ждал, когда к нему выйдут.

«Я знал, – заметил Бауэр. – У этих итальяшек семья важнее дела».

Слим открыл дверь и встретил Мальдини.

Тот вошёл – белый, словно молоко, с ледяными глазами и непроницаемым лицом. Он был как две капли воды похож на брата. До этого момента я не думал, что они близнецы. Чёрные глаза и волосы резко контрастировали с цветом кожи.

Он прошёл в центр гостиной, не снимая обуви и даже не обтерев её о половик у двери. Он молчал, пристально глядя на Бауэра.

«Спасибо, Мальдини, что пришли, – сказал тот. – Вы Беппе или Марко?»

«Беппе».

«Прекрасно. Значит, я угадал. А теперь угадайте вы, чего я от вас хочу».

«Вы хотите, Бауэр, чтобы Молли не лез в ваш город».

Точнее ответа быть не могло. Бауэр склонил голову.

«Совершенно верно. А вы от меня хотите, чтобы я отдал вам брата».

Итальянец промолчал.

«Вы же понимаете, Беппе. Я могу сейчас пристрелить и вас, и Марко, как планировал с самого начала».

«Нет, – Беппе покачал головой. – У вас есть правила».

«Есть. Без правил – никуда. Поэтому я спрашиваю вас, Беппе, что вы можете сделать для меня. Если ваш ответ меня не удовлетворит, я вас убью. И Марко – тоже».

Итальянец сделал ещё несколько шагов и сел в свободное кресло.

«Я могу предложить вам сотрудничество с Молли, например».

«Меня такое не устроит. Я – сам по себе. И Молли ничего не сможет сделать, появившись в этом городе. Тут я его размажу. Ваша задача – замять конфликт. Чтобы Молли забыл обо мне. Чтобы я не помнил о нём».

Беппе склонил голову.

«Понимаю. Но этого я предложить не могу. Молли придёт сюда в любом случае. Не хотите с пряником – будет с кнутом. И поверьте, Бауэр, вы ничего не сможете сделать. Ваш дом сровняют с землёй, а вас подвесят за ноги и станут пытать – как вы обещали пытать моего брата».