Текст книги "Серые братья"
Автор книги: Том Шервуд
Жанр: Исторические приключения, Приключения
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Путешествие трубочистов
– Мастер! – сказал старик. – Мастер. Что ты скажешь, если я преложу тебе взять мальчишку… то есть, принца – с собой? Сам видишь, нам предстоит нести Тень до самого моря. Днём зарываться в листву в перелесках, ночью бежать, тащить его, сменяя друг друга. Ну куда мы с… принцем? А?
Мастер Альба в эту секунду был занят. Он, присев, обхватил Волка за шею и прижался к его уху щекой. Потом отвёл лицо, оказавшись со зверем буквально нос к носу. Что-то негромко сказал. Волк, оскалив клыки, заскулил (вот, были в его роду и собаки!).
Потом Альба встал и сказал старику:
– Ладно, возьму. – И улыбнулся: – какой же мастер без ученика?
– Мне идти с тобой? – спросил, осторожно приближаясь к нему принц, и, покосившись на Волка, потёр покрытую синяками ручонку.
– Если захочешь, – по-взрослому серьёзным тоном ответил Альба.
– А ты научишь меня приносить Теней?
– Если захочешь, – снова повторил мастер.
Он поднял взгляд на стоявших в свете костра Серых братьев.
– Принца я заберу, отведу в надёжное место. Но тогда у вас будет ещё одна непростая забота: вынести из замка девушку. Есть ещё опытные пеленальщики?
– Трое, – сказал, мотнув седой бородою, старик. – Прибудут в замок под видом бродячих музыкантов: на них, по случаю похорон Кагельберга, будет спрос.
– Хорошо. Оставьте её с кем-нибудь здесь, на поляне. Пусть живёт в лесу дней семь или восемь. Я вернусь за ней, как только устрою жизнь принца.
И, отступив на шаг, поклонился. Серые братья ему поклонились в ответ, а Волк зарычал. Зарычал так же тот, кто недавно был Тенью, а теперь сидел, связанный, возле костра и раскачивался из стороны в сторону.
И мастер, и принц покинули таинственную поляну.
– Ты, значит, хорошо видишь в темноте, – утвердительным тоном спросил Альба.
– Да, – сказал принц. – Я тебя первым заметил.
– Значит, ждать рассвета не будем. Тогда за ночь мы доберёмся до места, где совершим превращение.
– Мы будем превращаться?
– Да.
– А в кого?
– В трубочистов.
– В тех чёрных людей, которые чистят трубы?
– Да, в тех.
– Для чего?
– Хороший вопрос. Для того чтобы ходить по дорогам и посещать города, не отвечая на ненужные вопросы подозрительных стражников. Никогда трезвый стражник не спросит дорожных бумаг у встретившегося ему трубочиста.
– А пьяный?
– А пьяный – тем более. Нет, всё, что им будет нужно от трубочиста – это испачкать пальцы о чёрную сажу, покрывающую его одежду.
– Зачем?
– Считается, что к таким пальцам чаще прилипают денежки. А стражникам денег никогда не хватает.
– А как мы превратимся? Просто переоденемся?
– Главное – не переодеться, а переменить мысли. Вот что по настоящему важно. Тебе придётся забыть, что ты когда-то был принцем. Забыть навсегда.
– Оказывается, это не трудно, – вздохнул шагающий по ночному лесу ребёнок. – Я уже начал забывать.
– Это нужно для того, чтобы не попасть в руки к стражникам. Если ты выглядишь, как сын трубочиста, то и жить должен, как трубочист. А если ты станешь требовать, чтобы стражник приветствовал тебя подобострастным поклоном – это будет выглядеть странно. И нас тогда схватят.
– Что значит подобострастным?
– Очень почтительным.
– Ну, поклоны мне не нужны. Я смогу выглядеть, как трубочист.
– Но выглядеть трубочистом мало. Нужно на самом деле стать им. Влезать в закоулки старых печей, где полным-полно чёрной сажи. Выгребать её голыми руками, дышать ею. И вообще делать всякую грубую и нечистую работу.
– Я много дней убирал лошадиный навоз! – гордо заявил мальчик.
– Прекрасно! Значит, при необходимости ты сможешь превратиться и в конюха.
– Это важно?
– Да, важно. Чем больше ты способен совершить превращений – тем легче тебе прятаться.
– От кого?
– Ото всех.
– А зачем?
– Затем, что самое главное занятие в жизни охотников за Тенью – это прятки.
– Какая интересная у них жизнь.
Визит в Груф
Через три дня, вечером, шагающие по безлюдной и пыльной дороге молодой трубочист и его маленький сын увидели замок, стоящий на невысоком холме.
– Это – Груф, – сказал Альба. – А вот там, как помнится, должна быть река.
– Мы пойдём к реке?
– Да. Там мы напьёмся и отдохнём.
– Но мыться не будем!
– Конечно. Не зря ведь мы жгли костёр и мазали золой одежду, лица и руки! Смотри, как хорошо вышло.
Они спустились в лог, – и точно, перед ними заблестела река.
– Вечер скоро, – сообщил мальчик. – Если мы поспешим, то успеем войти, пока ворота открыты.
– Напротив, спешить мы не будем. Отдохнём до темноты, а ночью войдём.
– Как войдём?
– Через один тайный вход. Если только он за тридцать лет не зарос и не забился песком.
– Ты не был здесь тридцать лет?
– Почти тридцать.
– Но ты помнишь, где этот вход?
– Я помню главное: в Груфе очень много печей. Так что я буду весьма удивлён, если завтра нам не обрадуются.
Путники подошли к реке, сели в тени большого куста.
– Значит, малыш, мы с тобой – сын и отец.
– А как мы будем друг друга звать?
– Как обычно. Я тебя – сынок, а ты меня – папа.
– А имена?
– Трубочистам не нужны имена. К ним все и всегда обращаются словом «приятель».
Когда пришла ночь, они встали и направились к чёрному штриху моста на серой ленте дороги.
Светила Луна, и они долго ждали, когда её жёлтый глаз прикроет наплывшее облако. Потом быстро перешли через мост и зашагали вдоль каменных стен.
– Здесь! – прошептал Альба. – Вот он, дождевой сток. Хорошо вычищен, надо же! Хотя, как же иначе?
Они влезли в чёрную округлую пасть и поползли по низенькому туннелю. Добравшись до перегораживающих туннель прутьев, Альба подёргал два из них, повертел (посыпались крупные хлопья ржавчины), – и не вытолкнул, как тридцать лет назад, наверх, в тайные гнёзда, а просто отложил в сторону: за прошедшее с момента его похищения время железо превратилось в труху.
Они выбрались в заброшенный внутренний дворик. Оттуда перешли во второй, засаженный кустами малины. И затем уже, по узкой щели между двумя домами вышли в проулок. На углу, в конце проулка горел масляный фонарь.
– Кругом порядок, – прошептал, осматриваясь, мастер Альба. – Кругом аккуратно…
Они не пошли к фонарю, а, свернув, протиснулись между следующими домами. Пискнула бросившаяся из-под ног крыса.
– Сытая! – отметил вполголоса мастер.
– Как ты увидел? – немедленно поинтересовался Сова. – Я не вижу.
– Тут нужно слышать. Шлёпает тяжело. Слышишь? Без сомнения, толстая, сытая. Знать – местные закрома полны зерна, и мёда, и масла. Можно сделать приятный для меня вывод: люди Груфа не бедствуют. Для моего отца это было главной заботой.
– Кто был твой отец?
– Извини за оговорку, малыш. Об отцах надо забыть. У нас начинаются встречи. Помним теперь только старую мудрость: кто больше молчит – тот дольше живёт.
Сова забежал вперёд, чтобы его было видно и, старательно сжав губы, кивнул.
Пройдя ещё немного, Альба толкнул какую-то дверь. Она податливо распахнулась, приглашая пришедших в тёмное, с каким-то кислым запахом, помещение.
– Дверей не запирают, – сказал, входя, Альба. – Значит, жизнь в Груфе спокойна.
– Кто там? – произнёс из темноты надтреснутый голос.
– Гости.
Послышался шорох, кряхтение. Раздались удары кремня по кресалу. Заалел трут, засветилась свеча.
– Наверное, домом ошиблись, – сказал крепкий, с неровно обрезанной, в проседи, бородой, преклонного возраста человек, приближаясь и освещая пришедших. – Ко мне гости не ходят.
– Здравствуй, кузнец, – сказал, блеснув глазами на свет свечи, с чёрным лицом трубочист.
– Ты меня знаешь? – не удивлённо, а как бы уточняя, спросил держащий свечу человек.
– Точней сказать – помню, – проговорил трубочист, и как мог смахнул с лица сажу.
– Странно, – сказал кузнец, отступая к столу и жестом приглашая пришедших. – Никогда не был знаком ни с одним трубочистом.
– Живёшь, как прежде, один? – поинтересовался Альба, подсаживая мальчика на высокое сиденье скамьи.
– Один, как перст, – ответил кузнец, зажигая вторую свечу. – Но кто ты?
– Я тот, – помедлив, с теплотой и волнением в голосе сообщил трубочист, – кому ты был другом лет тридцать назад. И для кого ты, по его приказанию, портил оловом золото.
Кузнец сел, потом поспешно вскочил, взял свечу, поднёс к самому лицу странного гостя.
– Да… да, – задохнувшись, сказал он, – глаза серо-зелёные, в точности… Но не может быть! Ты же умер!
Он медленно сел напротив пришедшего.
Но снова встал, обошёл стол и снова всмотрелся.
– А что… – он понизил голос до шёпота, – я тогда портил?
– Баронскую, – ответил таким же шёпотом Альба, и встал, – нагрудную цепь. – И этого, как ты понимаешь, кроме нас с тобой никто не знает, старик!
– Барон! – прошептал кузнец и, встав на колено, взял и поцеловал измазанную сажей руку.
– Здравствуй, кузнец, – сказал Альба. – Встань и садись. Разговор, как ты понимаешь, у нас будет долгим.
– Это же надо! Это же надо! – бормотал потрясённый кузнец, возвращаясь за стол. – Но не может быть…
– Чего? – спросил, тоже садясь, мастер Альба.
– Чтобы вы, ваша светлость, принуждены были искать пропитание, работая трубочистом!
– Ты прав, кузнец. Я не трубочист.
– А кто вы?
– Ну, кто-то вроде того, кем был Добрый Робин[18]18
Робин Гуд, благородный разбойник из Шервуда
[Закрыть]. Охотник на злодеев.
– А!! Значит… Это прекрасно! Пусть неизбежное совершится! Будьте уверены, ваша светлость: я – ваш верный помощник.
– Помощник в чём? – спросил Альба.
Кузнец неуверенно посмотрел на ребёнка, который молча сидел и поблёскивал круглыми, близко посаженными к носу глазами.
– Говори смело, – сказал бывший барон. – Этот малыш умеет хранить тайну.
– В убийстве одного негодяя! – выпалил, дёрнув бородой, старый кузнец. – Того, кто убил вашего отца, хромоногого Альбу, и прибрал к рукам всё ваше добро, и замок, и право наследования… Он здесь, он владеет замком! Он здесь! И, хотя постарел, но здоров и благополучен! Было время – много потратил он денег, чтобы заткнуть рты тем, кто мог вслух сказать о том, отчего умер Альба, и заткнул, и живёт теперь в вашем замке! А наш хозяин лежит в земле. Он убил его!
– А также заплатил за мою смерть, которую мне заменили мучениями, которые с трудом мог вынести человек. Но я не стану убивать мужа сестры своего отца. Я здесь не для мести.
– Как же? – недоумённо спросил кузнец, взволнованно передвигая свечу.
– Ну, так. Я смотрю на Груф, и вижу, что он ухоженный, чистый. Днём у подножия стен множество босоногих детишек пасут кур и гусей. Простые люди Груфа едят мясо! Мостовые без выбоин. Крысы толстые. Тратятся деньги на масло для ночных фонарей. Хорошо устроил замок новый владелец. Люди при нём живут, очевидно, безбедно. Ну, и он пусть живёт. Судья ему – Тот, кто над нами. А я не трону его.
– Но, ваша светлость… Он уничтожил ваш род, и взрастил на его месте свой! Он убил вашего отца, отравил его, и вашу смерть подстроил! Разве вы не должны его ненавидеть?
– Нет, кузнец. Ненависть – это смех Сатаны. А я, сколь бы жутким делом не занимался, этого господина веселить не хочу.
В тёмном, так мирно пахнущем кузнечным углём помещении ненадолго воцарилась тишина. Наконец, хозяин проговорил:
– Но тогда, ваша светлость, с таким сердцем – вам прямая дорога в монахи!
– Да я и пострижен.
– Ка-ак?!
– Да, я монах. Ни жены, ни семьи, ни детей – до самой смерти. Вот только труды мои не мирные, и весьма. Все труды мои – для того, чтобы не встречались такие вот дети (Альба положил ладонь на макушку притихшего принца Совы) и их родители с теми, с кем они встретились не так давно. К слову – не положить ли нам мальчика спать? Из еды бы ему чего-нибудь наскоро…
– Есть, есть! – проговорил кузнец, торопливо вставая. – Каша с уткой, печёная тыква, кисель. Вон бочка, руки помойте!
И Сова вкусно поужинал, и уснул на широченной, потемневшей от времени лавке, свернувшись калачиком на прожжённом горновыми искрами толстом шерстяном тюфяке.
А бывший барон и старый кузнец сидели вдвоём за столом, на который хозяин к упомянутым уже блюдам добавил пузатую, тёмного стекла винную флягу. Вот только до утра не налили из неё ни разу – Альба рассказывал, а старик слушал так, как будто оцепенел.
– Вот и вся моя жизнь, – закончил мастер рассказ, когда небо за окном посветлело. – А на сегодняшний день у меня одна забота: сможешь ли ты принять под видом дальних родственников больную девушку и мальчишку? Денежное содержание могу дать любое.
– Никаких, ваша светлость, препятствий к этому нет, – ответил твёрдо кузнец. – Есть у меня ученик – молотобоец, ну, пусть будет ещё один. Оглянуться ведь не успеем, как вырастет.
– А здесь – тайна, кузнец. Мальчик этот – мой ученик.
– Ах, та-ак?! Ну да… Чему удивляться, если жизнь его так рано и так страшно осиротила.
– Значит, он и его сестра могут пожить у тебя какое-то время?
– Сколько угодно. Как зовут-то мальчишку?
– У него необычное имя: Сова.
Глава 7
Неудавшийся взрыв
Когда-то давно наши два корабля – Африку и Дукат – возле Чагоса догнали пираты. Мы тогда обманули их: подплыли на шлюпке, как бы договориться о выкупе, и взорвали спрятанный в шлюпке порох. Всё зависело от сделанного мной фитиля – насколько точно отсчитано время горения, надёжно ли закреплена в корпусе бочонка фитильная трубка…В тот день и час фитиль догорел безупречно. Но случается и по другому.
Ночной всадник
Да, надёжные люди у Совы имелись. Незнакомый Бэнсону однорукий, с измождённым лицом человек, не задавая лишних вопросов, взял письмо, повторил вслух адрес Тома в Бристоле, сел на лошадь и выехал со двора. Бэнсон, глядя ему вслед, ещё раз мысленно попрощался с женой, сыном, друзьями, и сел на своего чёрного, дважды подаренного коня. Принц Сова, стоя у раскрытых ворот, грустно сказал:
– Самая большая радость для меня в этой жизни – встречать таких людей, как ты, шотландец Бэн Бэнсон. А самое большое горе – терять их. Прощай.
– Прощай, Сова.
И Бэнсон тронул коня.
– Бэн! – проговорил ему вдруг Сова, уже в спину. – Когда твой сын подрастет, я расскажу про тебя. Не ту правду, что увёз сейчас наш гонец, а подлинную.
Подошёл к воротам бывший скупщик краденого. Встал рядом с Совой, посмотрел вслед удаляющемуся Змею. Вздохнул:
– Очень острый глаз у этого человека. Как он арбалет у меня в повозке заметил! И какая сила! Взял руками и поставил повозку поперёк улицы. Один! Хорошо, что такие люди состоят на королевской службе, правда?
– Да, хорошо, – посмотрел на него Сова. – Давай закроем ворота.
Бэнсон ехал не торопясь. До вечера времени было изрядно, а то смертельное предприятие, которое он задумал, ему предстояло осуществить в ночной темноте.
Ночи пришлось несколько часов ждать, спрятавшись в небольшом подлеске. А вместе с тем ждать того, с чем предстояло столкнуться. Похищение и «смерть» Вайера, дворянина, участника тайного товарищества, – ему, презренному наёмнику, не простят – это Бэнсон осознавал в полной мере. Он не рассчитывал дожить до утра, и единственное, о чём мечтал – успеть сообщить серьёзной компании то, что заставит их забыть о таинственных Серых братьях и наброситься друг на друга.
Ночь пришла. Куда же ей было деться?
Бэнсон затянул туже подпругу, поднялся в седло и сказал в чутко дрогнувшее длинное ухо Угля:
– Всё, приятель. Последний поход. Спасибо за всё.
Он понимал, что на пути его предельно авантюрного замысла может встретиться не одно пакостное приключеньице. Как, например, пара-тройка мушкетных выстрелов, которые неминуемо споют им свою гавкающую свинцовую песню в те несколько бесконечно длинных секунд, пока они будут мчаться по открытому месту – от крайних деревьев садового карэ до запертой входной двери. А конь – это мишень, которая в несколько раз больше всадника.
Да, до двери. И чудо, если Базилло окажется невдалеке от неё. И ещё большее чудо, что он узнает голос Змея и сразу откроет: очень, очень Бэнсон надеялся на ту незримую ниточку, которая связала их в ночь первого знакомства. Оценил тогда Базилло протянутую ему монетку – но нет, не монетку даже, а уважение к нему – гаеру-привратнику, принужденному вечно играть роль записного придурка.
Конь шёл мощным галопом. Вот уже и садовые линии – где-то здесь, между ними стоят экипажи рыцарей покера. Ночь была нашпигована людьми и железом.
Здесь, у крайнего ряда деревьев, Бэнсон натянул поводья и перевёл коня в неторопкую рысь. Была у него одна, как говорят карточные шулеры, искатели приключений и авантюристы, «муля», задумка, способная притянуть к нему взгляд золотых глаз Фортуны; но для того, чтобы муля сыграла, нужно было отказаться от стремительного прорыва к дверям молчаливого, с чёрными окнами замка, а перейти на такой вот медленный ход. Принц Сова дал ему этот совет, – но предупредил, что не считает этот вариант лучшим. «Выбирай сам» – сказал он.
Змей не знал, что в последнюю секунду заставило его принять такое решение, но, повинуясь необъяснимому, властному, неслышимому приказанию, он перевёл коня в рысь и, запустив руку в дорожный вьюк, достал и нахлобучил на голову высокий полицейский шлем с ярко блеснувшей в свете луны жестяной белой кокардой.
Сработала мулька. Ни одного выстрела не прогремело над обширным и ровным газоном. Никто – первым – не решился выстрелить в одинокого полицейского. Но, когда Бэнсон спрыгнул с коня, он отчётливо услышал, что по этому плотному, затянутому коротко стриженной травкой газону во все стороны разносится стремительный топот: бежали, бежали к нему человек десять-пятнадцать, и железо звякало, – и знакомо хрустели взводящиеся курки.
Громко и властно простучал Бэнсон в запертые двери – и о, не может быть!! – в ту же секунду откликнулся голос: «Кто там?»
– Базилло! – громко сказал Бэнсон. – Это Змей. Скорее!
Он мечтал лишь о том, что, если теперь, услыхав его слова, станут стрелять – то не убьют сразу, что он успеет сказать кому бы то ни было о тех, кто подсматривает за игрой, скрываясь за зелёными стенами из просвечиваемого шёлка. Это заставит игроков схватить друг друга за глотки, и даст какое-то время принцу Сове…
Но не стреляли, не стреляли! – шлем полицейского всё-таки сбивал их с толку, и слов Бэнсона они из-за топота и собственного шумного дыхания не расслышали, да и вот уж – сейчас добегут…
Просвистев в хорошо смазанном железе, клацнул, ударив в стопор, засов. Бэнсон рванул ручку и дверь распахнулась. Змей метнулся в холл и, обрезав раздавшийся за спиной злобный окрик, захлопнул тяжёлую створку. Тут же вогнал в петли запор и, вонзившись бешеным взглядом в глаза оторопевшего Базилло, хрипло выдохнул заранее заготовленную для такого счастья фразу:
– Быстро к хозяину! Скажи, что игрокам известно о тех, кто подглядывает! Пусть бежит, бежит, бежит!! – и сам бросился со всех ног, – наверх, наверх, а за спиной уже били яростно в дверь.
Тайна шмеля
Ступени и повороты были когда-то выучены наизусть. Оборвав бег, Змей быстрым шагом вошёл в комнату для охраны. Тот же бассейнчик с вином, блеск золотого кольца вокруг него, растерянно замершие фигуры охранников. Змей на ходу протянул руку кому-то из них, и сдавил её в стремительном рукопожатии, и бравурно проговорил: «Привет, братцы!» – и дошёл-таки до игровой комнаты – живой, без единой царапины.
Гробовая тишина упала на рассевшихся за избитым столом обнажённых по пояс людей. Они уставились на вошедшего, как на пришельца из преисподней.
– Здравствуй, хозяин, – сказал Змей, поймав взглядом белое лицо Дюка, и прошёл и сел у стены.
Да, он сел, и молча и строго взглянул на вскочивших и столпившихся перед ним необъявленных властелинов этой страны и на сбившихся в плотную стену охранников. Он знал, что существует одобренный всеми игроками запрет на оружие в замке – но сейчас пришла такая минута, когда присутствующие не побоялись открыть, что они тайком друг от друга этот запрет нарушают: почти все охранники держали в руках отточенное железо – тонкие, достаточно длинные пики, узкие небольшие кинжалы, даже экзотические «японские звёзды»[19]19
«Японская звезда» – метательный снаряд самураев: небольшой диск с выступающими по окружности острыми лезвиями-шипами
[Закрыть], – словом, всё то, что можно спрятать в голенищах сапог или в поясах панталон.
Все понимали, что Змей один стоит всей этой своры охранников, что он – чудовищная, всё сокрушающая машина, и что он очень, очень опасен.
И Змей понимал, что они это хорошо понимают.
– Вайер мне кое-что рассказал! – быстро и властно присваивая себе распоряжение ходом событий, проговорил Змей. – Один из вас – шулер.
Это был миг крайнего напряжения. Взметнулись руки с железом, шагнули, прячась за спины телохранителей, игроки.
– Стойте! – вдруг крикнул Монтгомери. – Стойте. Неужели не видите – ему никуда отсюда не деться. Убить успеем. – И ледяным тоном сказал (уже Бэнсону): – Ты понимаешь, что произнёс только что?
– Скажите спасибо Дюку, – стараясь не смотреть на поднятые вверх сверкающие звёздочки, ответил Змей, – что у него есть надёжный слуга, который способен иногда видеть опасные мысли. Который способен добраться сюда живым и сообщить, что кто-то из вас вступил в тайный сговор с хозяином замка, и тот сделал отверстия в стенах.
– Ты хочешь сказать… – потрясённо проговорил кто-то из игроков.
– Да. Кто-то с помощью подзорных труб смотрит в карты. Так что прикажите охранникам спрятать оружие и убраться… (здесь Змей позволил себе выражение, которое я не могу допустить в рукописи) …потому что заговорщику очень выгодно сейчас, чтобы я замолчал. – И, после мгновенной паузы, закончил: – Или вы думаете, что я ввалился сюда, не имея безупречнейших доказательств?!
– Все вон, – сказал Монтгомери, чуть поворачивая голову в сторону кучки телохранителей, и, снова переводя взгляд на Змея, добавил: – мы готовы оценить твои доказательства.
Змей встал и подошёл к стене.
– Эй! – сказал он одному из замешкавшихся охранников. – Дай стилет. Да брось прятать, все уже видели.
Взял стилет и, вскинув руку кверху, прошёл вдоль стены и сделал длинный разрез. Затем – ещё два надреза, вертикальных – и огромное шёлковое полотно упало, обнажив дощатую облицовку стены.
Кто-то из присутствующих охнул. В стене, в два ряда – сверху и снизу – ясно выделялись шесть люков. Змей с силой толкнул один из них – и тот отворился, откинувшись внутрь.
– Шёлк издали – непрозрачный, – сказал Змей. – Но если вплотную – сквозь него всё видно. Тем более в подзорную трубу. Ну, что стоите? Пошлите охрану, пусть ловят хозяина. Теперь, когда Вайер умер, только хозяин знает того из вас, кто был с ним в сговоре.
И тут с присутствующих спало оцепенение. Послышались отрывистые крики, команды, затопали каблуки бросившихся к лестнице телохранителей. В эту секунду, сталкиваясь с бегущими, примчался кто-то из лакеев и растерянно сообщил:
– Там охрана внизу кричит, что кто-то проник в дом. Что им сказать?
– Скажи им! – почти в бешенстве обернулся к лакею Сонливец, – чтобы уходили к чёртовой бабушке из охраны и отправлялись пасти гусей!
– Вот всё, значит, как, – в контраст его нервозности очень спокойно произнёс Дюк. – А ведь у меня, Змей, возникли из-за тебя серьёзные сложности. Мой личный телохранитель позволил себе…
– Ваш общий телохранитель! – на грани непочтительности оборвал его Змей, проходя и садясь на свой стул у противоположной стены. – Вайер и ещё двое собирались вас убить – всех разом, добавив в бассейн с вином яду. Я именно эти мысли увидел у Крошки, когда он вошёл. Здесь нет никаких сказок, джентльмены. Я дважды таким образом спасал Дюка – он подтвердит.
Дюк, выступив вперёд, взволнованно проговорил:
– Это правда! Глустор, мой поставщик… И Ричард… От верной смерти спасал!
– Ничего себе приключеньице! – сказал зловеще Сонливец.
А Дюк добавил к своему монологу:
– И считаю уместным заметить, джентльмены, в свете вновь открывшихся обстоятельств, будет правильным, если мне вернут взятый с меня штраф! Согласитесь, что сумма незаурядна!
– Мне кажется, возражений не будет! – произнёс Монтгомери и обвёл всех вопросительным взглядом. (Возражений не последовало, все кивнули). – Это вопрос пустячный. Озадачивает другое. Как те, кто подсматривали карты, сообщали одному из нас, какой расклад на руках у соперников? Ни сигнальных звуков, ни вспышек мы не наблюдали. А расклады-то сложные!
– Да всё просто, – сказал Бэнсон, с удовольствием ощущая, как спадает с него чудовищное напряжение и по спине между лопатками катится пот. Теперь оставалось лишь рассказать то, о чём догадался искушённый в тайных делах принц Сова. – Под полом проложены рычаги. Причём, к каждому месту, чтобы заговорщик мог сидеть где угодно. Он ставит ступни на щели между половицами. Оттуда – металлические пластинки или тупые иглы. Укол в левую ступню – пасуй. Укол в правую – смело играй. Вы ведь, чтобы не было возможности спрятать карту в голенище, разуваетесь?
– Дьявольщина! – прохрипел разъярённый Сонливец. – Ну и кого же подозревать?
– А Вайер не сказал тебе, кто этот умник? – спросил вкрадчиво Монтгомери Змея.
– Нет, ответил тот, мотнув головой. – Ваши тогда, ночью, случайно подстрелили его. Что успел – я из него вытянул.
Послышался топот. Вбежали два охранника, и, часто дыша, доложили:
– Ушёл хозяин! Подземный ход у него был заготовлен, дверца железная, заперта изнутри. Ломаем, но повозиться придётся!
– Всех – на коней! – скомандовал Дюк. – Рассыпаться по окружности на две мили! Ведь где-то подземный туннель выходит на поверхность!
– Значит, Вайер не всё рассказал, – проговорил, подойдя к Бэнсону, Жирондон. – Ну а какие-то собственные догадки у тебя есть?
– Кое-какие, – задумчиво произнёс Змей, и все примолкли. – Первая – что этот шулер – не Дюк. Не потому, что он мой хозяин. Просто для него азарт игры – величайшая ценность в жизни. А тому, кто всё это затеял – на игру наплевать. Для него главное – деньги.
– А вторая? – спросил Монтгомери.
– Чтобы найти сбежавшего владельца замка, нужно какое-то время. И тому из вас, кто был с ним в сговоре, не остаётся другого выхода, кроме как воспользоваться этим временем и всех вас убить. Ну и третье: того, кто в ближайшие дни умрёт, можно вносить в список добропорядочных игроков. На этом всё, джентльмены. Теперь позвольте сопроводить моего хозяина до кареты: охота на вас началась.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.