Текст книги "Серые братья"

Возвращение крикунов

Монтгомери демонстративно вышел из замка вместе с Дюком, и так же демонстративно сел вместе с ним в карету. И уже здесь, в коконе экипажа, пояснил:

– Наш невидимка, судя по всему, достаточно смышлён и проворен. Первыми он попытается устранить самых сильных из нашей компании. А самые опасные для него – это мы с тобой, Дюк. Поэтому пусть он видит, что мы объединились. Надеюсь, что это заставит его воздержаться от немедленных действий. Тогда, может быть, я успею вызвать солдат для нашей охраны.

– Это мудро, – кивнул едва различимый в свете каретного фонаря Дюк. – Значит, мы с тобой – его первые жертвы?

– Подумай сам, – спокойно ответил Монтгомери. – Каждый убитый будет сужать круг участников, и с каждым убитым вычислить шулера будет всё легче. Нет, он будет готовить первый удар против нас. И, если ему это удастся, то с остальными он разделается без особого труда.

– Но подожди! Разве его нельзя вычислить уже сейчас? Давай скрупулёзно припомним, кто за последний год забирал крупные выигрыши?

По-настоящему крупных выигрышей ещё не было. Цель заговорщиков не десять тысяч, и даже не двадцать. Нет, они замахивались на состояние.

– Не понимаю.

– Вот смотри. Мне, например, за последний год покер приходил всего лишь два раза. Но денег я не получил: у остальных игроков была слабая карта, и они отпасовали. А если покер приходит одновременно к двум игрокам? Тогда каждый из них бешено поднимает ставки, рискуя и деньгами, и недвижимостью, и землевладением. Верно?

– Да, верно. Если бы, например, мне пришёл покер, я бы поставил на кон всё – и деньги, и дома, и коллекцию…

– Вот. А теперь представь – вы открываете карты, и у тебя – покер в дамах, а у соперника – покер в королях? Ты едешь стреляться, а наша невидимая компания получает твоё состояние.

– Точно! В нашей игре карту невозможно передёрнуть, ни подменить. Но, дождавшись сильного расклада у кого-то из соперников…

– И, получив точный сигнал «твоя карта сильнее»…

– Можно смело делать высочайшие, безумные ставки. А при сигнале «твоя карта слабее» – бросить всё и сказать «пас».

– Дьявольски хитро, и дьявольски просто.

– Если б не Змей…

Бэнсон сидел напротив беседующих и молча слушал. В это время послышался стук в дверь кареты, и внутрь заглянул Стэнток.

– Мне – с вами? – спросил он Дюка.

– Разумеется, – ответил тот и сообщил Монтгомери: – мой новый телохранитель. То есть второй…

– Ты не сердись, – сказал при всех Бэнсон Стэнтоку, и протянул ему руку, – что я тебя тоже… – и указал взглядом на его разбитый лоб.

– Напротив, спасибо за урок, – сдержанно кивнул Стэнток, и руку пожал.

– Едем к тебе, – сказал Монтгомери Дюку. – Нужно всё неторопливо продумать и взвесить.

– Едем.

Карета дёрнулась и понеслась.

Весь путь до имения Дюка проделали молча. Только когда вошли в гостиную и зажгли в камине огонь, Монтгомери произнёс:

– Кого не было сегодня за столом? Из тех, кто принят в общество?

– Давай вспомним, – ответил Дюк. – Так… так… Семерых. Ах да, Крэка нет… Шестерых.

– Нужно их предупредить. Отправь шестерых гонцов.

Но Дюк не спешил отдавать распоряжений. Он помолчал, подошёл к камину, протянул к огню руки. И, не оборачиваясь, и проговорил:

– Не нужно.

– Что не нужно? – уточнил негромко Монтгомери.

– Предупреждать. Пусть ничего не знают. Вдруг всё-таки наш хитрец начнёт не с нас, а со слабых? Время-то работает против него. Тогда, чем скорей к нам начнут приходить сообщения об убийствах, тем легче нам станет высчитывать – кто у нас этот «охотник».

Монтгомери, тоже помолчав, ответил:

– Разумно.

Все, находившиеся в ту минуту в гостиной серого дома-крепости, ненадолго умолкли. Опёрся, задумавшись, о спинку кресла, Монтгомери. Склонился у камина, протянув руки к огню, нахмуренный Дюк. И, застыв, словно каменные статуи, молчали у дверей телохранитель Монтгомери, Змей и Стэнток.

Монтгомери поднял голову и сказал:

– Гонец всё-таки нужен, Дюк. Тех солдат, что я по твоей просьбе направил в Плимут, нужно срочно вызвать сюда. Пусть они станут лагерем и в твоём имении, и в моём. Тогда заговорщик действительно к нам не сунется. Тогда он начнёт с кого-то из остальных.

– Отличная мысль, – довольным голосом проговорил Дюк. – Пиши письмо в Плимут. Вот перо и бумага. А я пока приготовлю гонца.

И он сел за стол, к бумаге, перу и чернилам.

Когда гонец был отправлен, Монтгомери сказал:

– Что-то нехорошо мне, Дюк. Какое-то предчувствие… Пошли со мной своего телохранителя. Ночь. В дороге всё может случиться. А завтра он вернётся к тебе.

– Змей, слышишь? Проводи нашего гостя до его дома.

– А обратный путь – в одиночестве? Не хотелось бы. Пошлите со мной Стэнтока.

– Не возражаю, – на удивление быстро согласился Дюк. – И вот ещё что…

Он вышел из гостиной, а когда вернулся – в вытянутой руке у него покачивались нацепленные на кожаную нашейную ленту восемь «оскаленных человечков».

– Собрали всех, – сказал он. – Когда увидели, что внутри – золото, я заявил, что это часть моих игровых ставок. Так сказать, неприкосновенный запас. Ну, а как ты думал? Должен ведь был я поиметь хоть что-то взамен наложенного по твоей вине штрафа?

– А теперь штраф вернули.

– Да. Теперь и я возвращаю твоих «крикунов». Забавный предмет. Одновременно – и оружие, и ключ, открывающий любые двери. Сам придумал?

– Нет. Урмуль меня научил…

– Так мы едем? – включился в диалог Монтгомери. – Ночь заканчивается.

– Давай, – сказал Дюк. – Бери и Змея, и Стэнтока. И помни – я с нетерпением жду солдат.

Два ножа

Ночь, хотя и медленно, но неотвратимо катилась к рассвету, так что сборы были предельно короткими. Но даже в эти несколько минут Бэнсон многое успел сделать. Осмотрев экипажи, он выбрал небольшую каретку, и сказав: «вот хорошие рессоры», – взял топор и, к изумлению всех окружающих, в несколько взмахов сбил с каретных боков дверцы.

– При нападении, – пояснил он Монтгомери, – дело иногда решают доли секунды. А двери – препятствие для манёвра. Садитесь.

– Я что же, – уточнил Монтгомери, – должен ехать в этой тесной каретке?

– Да. И телохранитель ваш сядет рядом с вами, и мы со Стэнтоком сядем напротив. И поедем почти самыми последними.

– Но двери – хоть какая-то защита! Ведь крепкие были двери!

– Мы эти проёмы закроем. По бокам, слева и справа мы привяжем по лошади. Они и от пуль защитят, и, если надо, помогут в манёвре.

– Тактически – безупречно, – вдруг поддержал его Стэнток.

– Будь по вашему. Едем.

Но Бэнсон предпринял ещё кое-что. Он принёс и втиснул, едва найдя место, небольшой бочонок с порохом, водрузив ещё сверху пузатую бутыль с подсолнечным маслом.

– Масло-то зачем? – поинтересовался Монтгомери.

– В случае погони – выбросим на дорогу и подожжём. Если у преследователей будут молодые или плохо объезженные лошади – они в огонь не пойдут.

– А для чего столько пороху? – хмуро спросил прижатый к бочонку телохранитель Монтгомери.

– Нам, видишь ли, – снова сказал Стэнток, – назад ещё добираться.

Но, когда они с Бэнсоном привязывали к бокам кареты своих коней, Стэнток шёпотом поинтересовался:

– А в самом деле – для чего столько пороху?

– Взорвём карету, – торопливо прошептал Бэнсон. – Когда заколем этих двоих, зажжём фитиль – и сядем в сёдла. Порох взорвётся, масло вспыхнет, и всем какое-то время будет не до нас.

– А нам придётся Монтгомери и охранника заколоть?

– А ты знаешь, кто эти люди? Дюк, Монтгомери? Про черепа знаешь?

– Пока не стал телохранителем – не знал. Теперь знаю.

– Так что же спрашиваешь?

Помолчав и затянув узел на поводе, Стэнток спросил:

– Нападём разом?

– Да. В удобном месте я крикну: «Вот они!» Глянув перед этим в окно. Это будет сигнал. Каждый из нас бьёт того, кто напротив. Рука не дрогнет?

– Вот там и увидим.

Дюковы телохранители ещё прошли вдоль приготовившегося к скачке эскорта, проверили кучеров, всадников. Змей потребовал сменить порох на полках мушкетов. (Монтгомери и вышедший во двор Дюк одобрительно покивали.) Затем все заняли свои места, тяжёлые ворота раскрылись – и кавалькада, сразу беря хорошую скорость, выплеснулась на залитую лунным светом дорогу.

Пронеслись мимо поле и лес. Прогрохотал внизу, под копытами, мост через речушку. Свернули в рощу – глухую и тёмную. И здесь, когда удалились достаточно от открытого пространства, взглянув в сторону мелькающих вдоль дороги, слитых в чёрную стену деревьев, Бэнсон хрипло воскликнул:

– Вот они!

И звякнули выхваченные ножи. Тут же качнулись вперёд, к дверным проёмам и Монтгомери и его телохранитель – взглянуть – что там такое. Качнулись прямо навстречу коротко ударившим лезвиям.

– Запали фитиль, – сказал Бэнсон Стэнтоку, вкладывая свой клинок в ножны.

Стэнток торопливо достал кремень, огниво и трут, а Бэнсон приладил к бочонку длинный фитиль. Когда трут загорелся – от него подожгли конец фитиля.

– Теперь – быстро в сёдла, стреляем в стороны леса, вопим во весь голос чтобы хлестали коней, а сами скачем назад. У нас по два пистолета? Возьми ещё пару у телохранителя. Фитиль горит? Всё, пошли.

Как только Бэнсон, ударив колено о край привязанного за седлом арбалета, сел на коня, он выхватил из-за пояса пистолет и, направив его в сторону леса, выстрелил, осветив яркой вспышкой и себя и карету.

– Гони-и-и!! – закричал он что было силы, и в ту же секунду с другого боку ударил выстрел, и Стэнток также крикнул:

– Гони, братцы!! Гони, проскочим!

Всадники и кучера, подстёгнутые долгим напряжением, хлестнули лошадей. Грохнули впереди ещё два выстрела – мушкетные, наугад, дробно застучали колёса карет, а два телохранителя Дюка помчались против хода эскорта, продолжая кричать:

– Быстрее! Быстрее! Мы их задержим!

И двое убийц и грохочущая кавалькада разлетелись в разные стороны.

– Ты слышишь? – спросил Бэнсон через минуту, останавливая коня.

– Что? – коротко спросил Стэнток.

– Взрыва нет! А фитиль уже должен был догореть!

– Это значит…

– Да. Его потушили. Огонь бы всё скрыл, но теперь не секрет – что Монтгомери и его телохранителя убили ножами.

– И за нами сейчас бросится основательная погоня.

Ситуация была простой и понятной. Но, вместо того, чтобы уносить ноги, двое друзей задержались ещё ненадолго. Они натянули между ближайшими деревьями тонкий канат – на высоте груди всадника, и лишь после этого взяли галоп.

– У тебя есть семья? – прокричал Бэнсон, когда кони вынеслись на равнину и можно было скакать рядом.

– Есть! – Ответил Стэнток. – Родители, жена и ребёнок.

– Немедленно к ним! Нанимаем карету – и всех увозим. И сами сядем в карету – мы очень приметные. До утра мы до Плимута не успеем, а утром нас будут искать на всех дорогах графства!

– У тебя в Плимуте есть надёжное место?

– Да! И надёжный друг.

Но, спустя три дня, когда к дому бывшего скупщика краденого притащилась неуклюжая большая карета, принца Совы Бэнсон в доме не обнаружил.

Игра в прятки

Карета остановилась; шум колёс и копыт едва успел затихнуть, а дворовые слуги уже открывали ворота. «Безмятежно живут, – подумал не без радости Бэнсон. – Ещё не выяснили – кто прибыл, а уже открывают. Похоже, что всё спокойно».

Кучер шевельнул вожжами и усталые лошади послушно потянули карету во двор. Так же устало и равнодушно процокали подковами привязанные к запяткам конь Стэнтока и Бэнсонов Уголь. Дождавшись стука закрывшихся ворот, Бэнсон и Стэнток выпрыгнули из кареты. Ни секунды не медля, бывший начальник Дюковой охраны вбежал в дом, торопливо спросил – где лестница на чердак, и вскоре уже, раздвинув подзорную трубу, в оба конца осматривал улицу.

Скупщик краденого, на лице которого светилась искренняя улыбка, приложил руку к груди и отвесил Бэнсону учтивый поклон.

– Всё спокойно? – спросил у него Бэнсон, жестом приглашая семейство Стэнтоков выйти из кареты.

– О да! – воскликнул владелец дома, протягивая «работнику королевской полиции» сложенный, с сургучной печатью листок. – Это от Совы. Как добрались?

– Без особенных приключений, – улыбнулся и Бэнсон, чувствуя, как его отпускает многодневное напряжение. – Он давно ушёл?

– Нет, вчера.

Бэнсон шагнул в сторону, сломал печать и развернул лист. И, едва он опустил взор на ровные чернильные строки, в глазах у него потемнело.

«Вайер сбежал…»

Он быстро вскинул голову, прострелил взглядом верхушки заборов, крыши окружающих двор домов. Затем шагнул к семейству Стэнтоков и, не церемонясь, бросил:

– Скорее!

Дождавшись, когда все приехавшие с ним скрылись в доме, торопливо вошёл следом. Снова резко проговорил:

– У окон не стойте!

Привалился спиной к стене и снова поднёс к глазам лист.

«Вайер сбежал. Убил троих сопровождавших его. Оставил для меня записку с вызовом на поединок. Но поединка не будет: Вайер тянет время, надеясь, что мы соберёмся все в одном месте. За домом безусловно следят, и если ты читаешь эти строки, – в эту минуту в тебя надёжно вцепились. Сможешь сбросить со следа его людей – найдёшь меня в старой крепости возле порта. Сова».

Послышался скрип ступеней, потом звук тяжёлых шагов. Подошёл Стэнток, с щёлчком сложил трубу.

– Дорога пуста. Ни человека, ни всадника, ни повозки. Похоже, доехали незаметно.

Вместо ответа Бэнсон протянул ему прочитанное письмо.

– Так, – на удивление спокойно сказал Стэнток, прочитав написанное. – Как думаешь действовать?

– Очевидно, что нужно убираться отсюда, – ответил Бэнсон. – Причём уходить нужно всем, вместе с хозяином и его слугами. Сесть на корабль и отплыть. На воде следов не бывает. Но очевидно ещё и то, что сделать нам этого не дадут.

– Постараются не дать, – уточнил Стэнток, укладывая трубу в чехол.

– Очень постараются.

– Будем уходить ночью?

– Нет. Мы можем уйти лишь собрав всех вместе. А Вайер, стало быть, этого только и ждёт. Видимо, он собрал новую армию, и у него достаточно сил, чтобы покончить со всеми разом.

– Это не совсем разумно. Всегда легче бить противника по частям.

– Только не в нашей ситуации. У нас уже были схватки с армией Вайера. Как только кто-то наносил удар, то немедленно получал ответный, поскольку открывал своё местонахождение, количество сил, степень осведомлённости, планы. Здесь не работают армейские законы тактики и стратегии. Это мир магов.

– Что же ты хочешь предпринять?

– Я хочу того же, чего очень хочет и Вайер: найти Сову. Мастер Альба сказал бы, что у нас с «крошкой» сейчас медленный призрачный танец. Я знаю, где Сова, а Вайер знает, где я. Он надеется, что я приведу к Сове его людей, а я надеюсь спрыгнуть со следа.

– Есть идеи?

– Да, есть.

– А что делать мне?

– Думаю, то же, что и мне. Поесть и выспаться. До ночи ни мы, ни они ничего не предпримут.

Однако кое-что всё же было предпринято.

Уже наступал вечер, когда по улице галопом пронёсся всадник. Грохот копыт его лошади сделал почти неслышным одиночный стук в дверь, – скорее не стук даже, а удар. Поспешивший взглянуть в чём дело хозяин дома торопливо пришёл в комнату, где спал Бэнсон, а тот уже вскочил на звук его тревожных шагов.

– В двери торчит нож, – сообщил взволнованный скупщик.

Спустя четверть минуты Бэнсон держал в руках длинный метательный нож с намотанной на рукоятку полоской бумаги. Он снял послание, принялся читать витиевато начертанные строки, а Стэнток с нескрываемым восхищением стал рассматривать безупречно сбалансированный, с шероховатостью вдоль тонкого лезвия нож. Спустя минуту они поменялись. Бэнсон взял в руки клинок, а Стэнток принялся читать.

«Многоуважаемый рыцарь! В виду Вашего неучтивого отношения ко мне имею честь вызвать Вас на поединок. По причине сломанной Вами моей руки я не могу предложить Вам фехтование. Будет ли Вам удобно стреляться между волком и собакой, сближаясь со ста шагов, имея по два пистолета? Ответ сообщите со своим секундантом, коему надлежит проехать этой ночью под охраной кодекса неприкосновенности герольдов и парламентёров, имея на рукаве повязку из белой ткани. С искренним уважением к Вам – магистр Ван Вайер».

– Признаться, я не большой дока по части притворства, – хмуро выговорил, подкручивая кончик уса, Стэнток. – Всегда, когда приходилось сражаться, я сражался честно. Вот – ты, вот – противник. Кто больше вложил труда в тренировки – тот победил. А здесь – какие-то подходцы, финты, враньё, осторожная храбрость. С кем мы воюем?

– Это действительно непривычный враг, Стэнток. Для него подлость – это доблесть.

– Но в этом случае, чтобы его победить, нужно стать таким же подлецом?

– Если не большим.

– И ты согласен на это?!

– Не так давно я сам задавал этот вопрос. В ответ мне рассказали историю о ваннах, наполненных кровью детей. После этого я принял решение. Если нельзя остановить тёмного человека в честном бою – я остановлю его подлым ударом. Тут всё просто. Однажды перед тобой встаёт выбор. Безжалостный выбор: либо – да, либо – нет. Выбор сделал – сиди, кури.

– Значит, мне сейчас нужно тебе прямо ответить – могу ли я, например, зарезать спящего?

– Не сейчас. Немного позже, когда осмотришься и поймёшь, с кем имеешь дело. А сегодняшней ночью единственное, что я попрошу тебя сделать – это поиграть в прятки.

– С человеком, который магистр неизвестно чего? Изволь. Поиграю. С чего начнём?

Бэнсон, заметив, что хозяин, держа в руках поднос с закусками, приглашающее кивает им, взглядом указал на него Стэнтоку и двинулся в сторону кухни. За ужином они подробно обсудили предстоящие «прятки».

Ближе к полуночи, когда Луна зажгла свой фонарь, со двора бывшего скупщика краденого выехал всадник. Даже в темноте было видно, что это большого роста и весьма крупный человек, сидящий на громадном вороном жеребце. На рукаве его чёрного одеяния белела повязка. И, едва копыта жеребца, звонко цокнув, перешли с мягкой земли двора на бутовый камень дороги, как наездник пустил коня в дикий галоп. Гремя подковами, на полном ходу каким-то чудом вписываясь в повороты проулков, в чёрной ночи, по спящему Плимуту летел чёрный призрак. И ещё больше, – хотя, казалось, что невозможно, – прибавил полёта вороной жеребец, когда выстелилась перед ним за окраиной города ровная накатанная дорога.

Промчавшись с полмили, седок перевёл коня в рысь и, привстав, оглянулся.

– Та-ак, – хрипло произнёс он, увидев вдали два маленьких силуэта. – Двое за нами.

– Пора! – сказал человек, сидящий у него за спиной. – С таким весом и в такой гонке Уголь долго не выдержит.

Он откинул полу скрывавшего его наскоро скроенного огромного плаща, перенёс обе ноги на одну сторону и, лёжа животом поперёк конской спины, выбрал секунду и спрыгнул. Спрыгнул, упал, громыхнув треугольным деревянным футляром, а сильно утративший массивность фигуры всадник снова вывел коня в галоп.

Пригибаясь, изредка опираясь на руку, Бэнсон метнулся вбок от дороги. Преодолев десяток ярдов он упал и замер, надёжно накрытый ночным мраком. Спустя очень короткое время мимо него пронеслись двое в чёрном и на чёрных же лошадях. Бэнсон вдруг вспомнил, на какое расстояние и на какой скорости кто-то из них метнул нож минувшим вечером (сложнейший, но безупречно выполненный бросок) и представил, какие бойцы умчались за ничего не смыслящем в ночных разбойных делах Стэнтоком! На «защиту кодекса неприкосновенности герольдов и парламентёров» он не очень-то полагался. Надежда была лишь на то, что Уголь, сделав петлю, домчит Стэнтока до ворот дома раньше, чем его настигнут псы Вайера.

Выждав для верности какое-то время, он привстал, собираясь вернуться к дороге – но тут же упал снова, бессильно и беззвучно ругаясь. В короткий, летучий миг он поймал взглядом ещё одного чёрного седока, который медленно двигался по следам участников дикой ночной кавалькады.

Да, было отчего бессильно ругаться. Неторопливость этого третьего объяснялась тем, что на длинном поводке перед ним, низко пригнув морду к земле, бежал доберман. «Как скверно, – сказал бы сейчас мастер Альба». Безусловно, хорошо тренированный доберман. «Вот какие мы – затейливо-хитроумные. И вот какие они, – ну ничуть не глупее». Завалившись набок, Бэнсон поднял крышку футляра, достал арбалет и, вставив ключ, принялся плавно вращать рукоятку. Он прекрасно знал, что последует дальше. Вставил болт, лёг на спину ногами к дороге и стал ждать.

Маленькие действия участников игры в прятки нанизывались одно за другим на длинную нить судьбы, и Бэнсон не ждал – да и не было их – иных вариантов. Достигнув места, где несомые Углем седоки разделились, доберман вдруг резко рванул в сторону. Стремительно, заученно действовал всадник. Едва лишь доберман, прижав высокие острые уши, сделал первый скачок, как он сбросил с руки петлю поводка и, кинув ногу через седло, спрыгнул на землю. Но ни он, ни пёс его прыжка не закончили. Бэнсон хорошо понимал, что его время – эти вот полторы-две секунды, а всё остальное – в распоряжении ночного убийцы, который, без сомнения, не одну сотню раз оттачивал свои действия в таких вот затейливых поединках.

И сумел оба прыжка оборвать. Кувыркнулся пёс, пробитый навылет болтом, и тут же, ахнув, упал, едва коснувшись ногами земли, всадник, принявший в грудь удар кричащего человечка. Бэнсон отчётливо видел и слышал, что попал, и потому рискнул. Вскочив и выпрямившись в полный рост (прекрасная, крупная мишень) он вдвинул носок ноги в стремя и, застонав, поднял тетиву. Бросил в жёлоб новый болт, прижал его стопором и сделал два длинных прыжка в сторону упавшего преследователя. Тот лежал на полубоку, лицом вниз, подогнув одну ногу. Зайдя со стороны спины, Бэнсон направил на него арбалет и проговорил:

– Если слышишь меня – заведи руки назад, я свяжу их. Если не слышишь – я выстрелю. Для надёжности, сам понимаешь.

Лежащий не рискнул допустить паузы. Начав дышать часто и коротко, он, не выпрямляя ноги, завёл руки за спину, скрестил их в запястьях.

– В точности, – сказал вполголоса Бэнсон, – как испанский бульдог в пилигримском приюте.

Чуть качнул дугой арбалета и выстрелил в спину лежавшему.

Снял поводок с шеи добермана, поймал недалеко отошедшую лошадь, привёл её к месту схватки, привязал поводком к мёртвому телу, нашёл и положил в карман крикуна, спрятал в футляр арбалет, взгромоздил на начавшую хрипеть от запаха крови лошадь её бывшего седока, обмякшего добермана, и сел ещё сам. Хорошо понимая, какой вес приняла на себя лошадь, пустил её шагом. Ему очень нужно было, чтобы она дошла до берега моря.

Рука его, придерживающая пса, чувствовала, как утекает из-под ладони живое тепло и на смену ему приходит мертвенная прохлада.

– Сволочь ты! – сказал он, наклонившись к молчащему противнику. – Собаки-то в наших прятках при чём?!

Через час с небольшим, выехав на кромку невысокого берега, он добавил к этой фразе – «и лошади!» Снял с безропотного усталого животного груз, вынул и взвёл арбалет и, выставив лошадь на самый край, выстрелил ей в бок. Когда снизу донёсся тяжёлый всплеск, деловито сказал:

– Отпустить не мог. Если бы тебя нашли здесь – значит, и мы с Совой здесь. Извини.

Снял с убитого снаряжение и выбросил тело вслед за лошадью, а потом сбросил и тушку жилистого добермана. Ещё через полчаса он пробрался в развалины старой крепости неподалёку от порта. Прокрался вглубь, лёг между каких-то камней и устало прикрыл глаза. А ещё минут через пять совсем рядом с его ухом кто-то негромко сказал:

– Топаешь, как бегемот. Здравствуй, Бэн.

– Здравствуй, Сова, – улыбнулся и привстал на локте Бэнсон.

– Жив. Это же надо. Как странно. Ну, говори.

Когда Бэнсон выложил всё, что случилось со времени их последней встречи, принялся делиться новостями Сова.

Прошло два часа. Небо стало светлеть. Сова, получив множество непростых новостей, замолчал. У него была трудная работа: он думал. Бэнсон понимал это, и всё-таки не удержался, спросил:

– Ты не знаешь, где это место «между волком и собакой»?

– Это не место, – ответил Сова. – Это время. Особое время сумерек, пять – десять минут, когда ещё настолько светло, что можно увидеть животное, но уже настолько темно, что нельзя определить – волк это или собака. Миг некоего оцепенения в мире, миг призрачной силы. Похоже, Вайер дорос до магии. Эх, старательные мои монахи. Как я просил, чтобы его не отправляли без меня! На час опоздал, даже меньше.

Он снова умолк. Молча лежал и Бэнсон, смотрел на утрачивающие яркость звёзды – и незаметно уснул.

– Пора, – разбудил его голос Совы. – Сейчас Дэйл поведёт своих.

– Кто это? – протирая глаза, спросил Бэнсон.

– Смотри и увидишь.

Пригибаясь, они немного прошли, легли на край высоко поднятого уступа и принялись смотреть вниз. Через десяток минут на узкой тропе под ними показалась вереница детей. Разного пола и возраста, здоровые и калеки, в рванье и в приличной одежде, – зевая, подпрыгивая, размахивая ручонками, они торопливо и деловито шли в сторону порта.

– А вон парнишка одет просто по-барски, – прошептал Бэнсон.

– Это Пит, – также шёпотом пояснил Сова. – «Благородненький дай». Его недавно украли компракчикосы. Всё, что нужно, я уже увидел и услышал. Кроме монахов, домочадцев скупщика и семьи Стэнтока мы должны вывезти из Плимута и этих детей, Бэн. Тогда Пит вернётся домой, а Милый Слик отправится на знакомый тебе край берега, к лошади и доберману.

– Кто все они такие? Расскажешь?

– Долгим будет рассказ. Хотя времени у нас – больше, чем нужно: до следующей ночи.

– А где дом Пита?

– Очень далеко, Бэн. В Новой Англии.

– В Америке?!

– Там.