Текст книги "Семь песен"

Глава 19
Защита

Молот и зубило холодно поблескивали в свете факелов, пламя которых металось на сквозняке. Взяв инструменты, я поднялся на ноги и подошел к массивному черному камню. Он был почти мне по пояс. Я взял зубило, поднял молот и ударил по камню. От этого удара содрогнулась кисть, рука, все тело. Но прежде чем стих звон металла, я ударил снова. И в третий раз.

Время шло, но я не замечал этого. В подземном тронном зале Урнальды единственным способом, позволявшим отличать день от ночи, была вентиляционная шахта в потолке. По ночам в круглом отверстии над головой я мог видеть серебристый отблеск луны, а днем из него падал столб яркого золотого солнечного света.

Но мне было безразлично, какое время суток сейчас на поверхности, день или ночь. Факелы на стенах шипели, не умолкая. Я без устали бил молотом – по плоскому торцу зубила, по черному камню, иногда по своему несчастному, опухшему пальцу. Удары молота вторили ударам сердца. Острые осколки летели во все стороны, часто попадали в лицо. Но я не сдавался и прекращал работу лишь затем, чтобы поесть густой, пахнувшей дымом каши, которую приносили гномы, или немного подремать на одеяле.

Все это время меня сторожили трое бородатых воинов. Один, скрестив мускулистые руки, стоял рядом с моим посохом, лежавшим на каменном полу. Кроме кинжала, с его пояса свисал топор с двумя лезвиями. Двое других, вооруженных длинными копьями с наконечниками из кроваво-красного камня, расположились по обе стороны от выхода. На их лицах были написаны неприязнь и недовольство, которые лишь усиливались, когда Урнальда приходила навестить меня.

Она сидела на троне – долгие часы, как мне казалось, – и наблюдала за моей работой. Я видел, что она была погружена в собственные размышления, несмотря на постоянный звон молота и зубила, которые я сжимал в покрытых волдырями руках. А может быть, гномиха пыталась проникнуть в мои потаенные мысли. Я не знал этого – и мне было все равно. Я знал одно: то, что я не последую совету Бамбелви и не сдамся. Когда я вспоминал об этом его предложении или о болезни матери, искры разлетались от камня во все стороны. Но чувство, что у меня нет времени, преследовало меня неотступно. И понимание того, что я не гожусь в каменотесы.

Свечение, исходящее от светлого летуна, то ослабевало, то вспыхивало, то гасло, то появлялось вновь, и блики играли на черном камне, над которым я трудился. Понемногу у меня стало лучше получаться откалывать куски от огромной глыбы. Через какое-то время я проделал на поверхности неглубокую канавку. Я думал, что если мои ноющие пальцы и руки выдержат, мне удастся расширить это углубление и проделать в камне выемку, тогда я смогу, перевернув камень выемкой вниз, прикрыть им светящееся существо. Но я понятия не имел о том, сколько на это уйдет времени. Вспомнив, сколько раз свет, лившийся с потолка, менялся с серебряного на золотой, я решил, что провел в подземелье два дня и две ночи.

Все время, пока я трудился, в ушах звучал последний приказ Урнальды: «Твоя задача защитить маленькое существо». Как-то раз, не переставая бить молотом по зубилу, я подумал, что, может быть, в этих словах скрыт некий ключ? Может быть, существует какой-то другой способ уберечь светящееся создание от беды? Неужели я что-то упустил?

Нет, сказал я себе, этого не может быть. Урнальда сказала, что именно каменные туннели обеспечивают безопасность гномьего царства. И хотя даже камень не вечен, он прочнее всего остального. Смысл ее слов был мне ясен. «Я должен вырубить чашу из камня, точно так же, как гномы вырубили в толще горы свои залы. У меня нет выбора».

Но, несмотря на твердую убежденность в своей правоте, меня не покидало желание найти более простой способ. Например, как случилось в тот раз, во время сражения в Черном замке, когда я нанес удар тяжелым мечом Душегубом! Тогда я швырнул меч в противника не руками, а при помощи своих скрытых способностей. Каким-то образом в тот миг, сам не зная как, я задействовал магию Прыжка. Подобно Великой Элузе, отправившей нас из своего грота в забытое всеми селение древолюдей. Может быть, размышлял я, мне удастся снова применить эту магию? Может быть, приказать молоту и зубилу выполнять работу за меня, чтобы я мог дать отдых натруженной спине, ноющим рукам и наконец перестать тревожить покрытый мозолями большой палец?

– Не будь глупцом, Мерлин.

Подняв голову, я взглянул в лицо Урнальде, которая наблюдала за мной с нефритового трона.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Именно это и хочу сказать, не будь глупцом! Если ты и вправду заставил Душегуба прилететь к тебе, это быть не столько из-за тебя, а из-за чего-то другого. Этот меч быть Сокровище Финкайры. Он быть наделен собственным могуществом. – Она пошевелилась на каменном троне, позвякивая белыми серьгами. – Это не ты сражался при помощи меча, а меч использовал тебя, чтобы сражаться.

Мои пальцы разжались, и молот со звоном упал на каменный пол.

– Как ты можешь такое говорить? Я это сделал! Я воспользовался мечом! При помощи собственных способностей. Точно так же, как я…

Урнальда усмехнулась.

– Ну же, договаривай!

– Точно так же, как я пользовался Цветущей Арфой, – хрипло прошептал я.

– Вот именно. – Пламя факелов заметалось из стороны в сторону. Казалось, они готовы были погаснуть, пока гномиха разглядывала меня, почесывая нос-картофелину. – Ты учишься медленно, но и для тебя все же, возможно, есть надежда.

– У меня такое чувство, что ты говоришь не о моем искусстве резьбы по камню.

Она пренебрежительно фыркнула и поправила шляпу.

– Конечно. Я говорить о твоих способностях к Видению. И не удивляюсь тому, что из всех Семи Песен этой ты боишься больше всех.

Я побелел.

Но прежде, чем я успел возразить, она сказала:

– Ты быть медленный ученик и в обработке камня тоже. Никогда бы ты не смог работать в туннелях с гномами! И посему я сомневаться, что пророчество может оказаться правдой.

– Какое еще пророчество?

– О том, что однажды ты построишь великое каменное кольцо, такое же великое, как Эстонахендж.

Я не нашелся сразу, что ответить, и несколько мгновений брызгал слюной, как факел – маслом.

– Я? Построить такое огромное сооружение? Очень правдоподобно! Да скорее у меня получится разобрать Эстонахендж и камень за камнем перенести его через океан в Гвинед.

В алых глазах чародейки я заметил странный блеск.

– О, быть предсказано, что ты совершишь и это тоже. Но пророчество говорит не о Гвинеде, а о соседней земле, называемой Логрес[7]7
  По преданию, так называлось королевство Артура (от средневекового валлийского Lloegyr). В «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского (ок. 1100–1154) этим словом обозначается территория большей части Англии (за исключением Корнуолла).


[Закрыть]. Некоторые зовут ее Страной Волшебства[8]8
  В оригинале – Gramarye, от средневекового слова, означавшего «магия», «оккультные знания». Р. Киплинг в одном из стихотворений в цикле сказок «Пак с Волшебных холмов» (1906) называет так Англию (в русском переводе «Край Мерлина, земля чудес», Г. Кружков, 2017). Теренс Хэнбери Уайт в серии романов «Король былого и грядущего» (1938–1941) также называет Англию «Артуровой Страной Волшебства» (пер. С. Ильина).


[Закрыть]. Но это пророчество, как я вижу, еще менее правдивое, чем первое.

– Хватит! – воскликнул я. Подул на горящую ладонь и наклонился за молотом. – Мне пора снова приниматься за настоящее дело. Вырубать чашу из камня, как ты приказала мне.

– Это быть ложь.

Я так и замер с поднятым молотом.

– Ложь? Как это?

Серьги колдуньи негромко зазвенели, и вдоль стен зала заметались тени.

– Я отдала тебе приказ, Мерлин, но не тот, что ты говоришь.

– Ты велела принести сюда этот камень.

– Это быть правда.

– Ты велела мне защитить светлого летуна от опасности.

– Это быть правда.

– А это значит, что нужно посадить его во что-то более прочное, чем вон та хрустальная чашка.

– Это быть твое решение. Не мое.

Медленно, неуверенно я опустил молот. Положил его на пол рядом с зубилом и приблизился к кристаллу. Существо, сидевшее внутри, дрожало, словно крошечный язычок пламени.

– Можно задать тебе вопрос, Урнальда? О светлом летуне?

– Спрашивай.

Я некоторое время внимательно смотрел на огонек, мерцавший внутри перевернутой хрустальной чаши.

– Ты сказала, что это одно из редчайших созданий на Финкайре. Но как оно… как ему удается выжить? Как оно избегает опасностей?

На лице Урнальды, освещенном желтым пламенем факелов, появилось подобие улыбки.

– Оно быть в безопасности, когда блуждает в ярком свете солнца, где его нельзя заметить. А ночью оно летает там, где лунные лучи отражаются от воды.

– Иными словами… когда оно свободно!

Серьги-раковины негромко звякнули, но гномиха молчала.

Я протянул руку и прикоснулся к хрустальной чаше. Положив ладонь на ее светящуюся поверхность, я ощутил тепло существа, заключенного внутри. Я крепче обхватил сосуд пальцами и резко перевернул его.

Мерцающая светлая точка, размером не больше яблочного зернышка, взмыла в воздух. Когда существо пронеслось мимо меня вверх, к потолку, я услышал тихое гудение. Крошечное светящееся создание устремилось к отверстию в потолке и исчезло.

Урнальда стукнула кулаком по подлокотнику трона. Двое гномов, охранявших вход в зал, направили копья на меня. Она снова стукнула по подлокотникам.

– Скажи мне, зачем ты это сделал.

Я перевел дух и с трудом заставил себя произнести:

– Ну, потому, что даже стены из камня в конце концов раскрошатся и превратятся в груду обломков. Лучший способ защитить живое существо – это дать ему свободу.

Едва я успел договорить эти слова, как посох охватило синее пламя. Гном, стороживший его, взвизгнул от испуга и подпрыгнул на высоту собственного роста. Но еще прежде, чем страж рухнул на пол, я увидел на дереве новый символ, выжженное изображение синего цвета. Это было изображение расколотого камня.

Глава 20
Холодные и теплые реки

Я нашел своих спутников в лагере у истоков реки, неподалеку от того места, где я провалился в шахту гномов. Оказалось, что с момента нашего расставания прошло больше трех суток. Луговые травы, отливавшие разными оттенками зеленого, колыхались на ветру. Риа, увидев меня издалека, бросилась ко мне. Встревоженное выражение исчезло с ее лица, когда она заметила третью отметину на моем посохе.

Она прикоснулась к моей руке.

– Я так боялась за тебя, Мерлин.

От волнения я не сразу сумел ответить:

– Боюсь, не без оснований. Ты сказала, что я могу потеряться, – именно это и произошло.

– Но тебе все же удалось найти обратную дорогу.

– Да, – кивнул я. – Но это заняло у меня слишком много времени. Осталось не больше десяти дней.

В этот момент к нам присоединился Бамбелви. Перепрыгивая через весело журчавший ручей, он запутался в полах плаща и едва не шлепнулся в воду. Несмотря на неизменно хмурое выражение лица, он, казалось, был искренне рад меня видеть. Он сжал мою руку, яростно затряс ее, и я едва не оглох от звона бубенчиков. Почувствовав, что он сейчас снова попытается осчастливить меня знаменитой загадкой, я отвернулся и быстро зашагал прочь. Шут и Риа поспешили за мной. Через несколько часов мы оставили царство гномов далеко позади. Но впереди лежал еще более долгий путь.

Четвертая Песня, Песня Имени, была связана с народом Слантос, загадочными обитателями северо-восточной области Финкайры. И хотя для того, чтобы попасть туда, нам не нужно было преодолевать заснеженных горных перевалов, мы должны были пересечь Ржавые равнины целиком. Только на одно это, я знал, потребуется несколько дней. Затем нам предстояло, двигаясь как можно быстрее, перебраться через Орлиный каньон, глубокую речную долину с отвесными обрывами, и пройти по северной части Темных холмов. Я прекрасно понимал, какие опасности таились во всех этих диких местах, но мысль о переходе через Темные холмы тревожила меня сильнее всего.

Для того чтобы поскорее пересечь равнины, мы поднимались каждый день на рассвете, когда пение первых утренних птиц и кваканье последних ночных лягушек сливались в единый громогласный хор. Мы останавливались лишь изредка, чтобы насобирать ягод или кореньев. А однажды, благодаря способности Рии говорить на жужжащем языке пчел, нас угостили медом из сот, с которых капала тягучая янтарная жидкость. Как оказалось, Риа также умела находить воду в любой местности и приводила нас к источникам или небольшим озерцам, которые мы с Бамбелви ни за что не заметили бы. Риа словно обладала способностью читать мысли природы, так же легко, как она читала мои. Лунные ночи были достаточно светлыми, и мы продолжали идти через бескрайние равнины и после того, как солнце садилось. Однако луна, как и время, остававшееся в нашем распоряжении, стремительно таяла.

В конце концов, после невыносимо долгого и напряженного трехдневного перехода, мы достигли Орлиного каньона. Усевшись на краю обрыва, мы долго смотрели вниз, на широкие алые, коричневые, бордовые и розовые полосы, которыми были расцвечены утесы и гигантские каменные столбы, напоминавшие контрфорсы. Над противоположной стеной каньона высились сверкающие белые шпили. Далеко внизу, у подножия утесов, извивалась лента неглубокой реки.

Несмотря на усталость, почти лишившую меня сил, я вдруг ощутил странное воодушевление – я вспомнил волнующий, тревожный крик горного орла, открывший заседание Большого Совета Финкайры. Если бы я мог парить в небесах, подобно орлу! Я бы пронесся над этим ущельем с живописными обрывами стремительно, как ветер. Я вспомнил тот день, когда летел на спине Несчастья, вцепившись в перья. Казалось, с тех пор прошло несколько веков.

Но я не был ни орлом, ни соколом. Как Риа и Бамбелви, я должен был спускаться на дно каньона самостоятельно, затем точно так же лезть наверх при помощи рук и ног. Напрягая свое «второе зрение», я проследил взглядом за линией утесов и попытался найти нечто вроде перевала или тропы. По крайней мере, мы находились достаточно далеко к северу, и скалы здесь были не слишком неприступными. Немного южнее я заметил широкую расщелину, которая словно разрезала Темные холмы на две равные части.

Риа, самая ловкая из нас, возглавила отряд. Вскоре она обнаружила череду узких уступов, которые пересекали стену каньона в различных направлениях. Мы осторожно ступали по скальной полке до тех пор, пока не находили удобное место для того, чтобы спрыгнуть на ступеньку ниже, и таким образом постепенно спускались на дно ущелья. Нам случалось проехаться на спине, чтобы не свалиться. Приходилось цепляться за каменные выступы, крошившиеся в пальцах. Наконец, взмокнув от напряжения, мы добрались до подножия утеса.

Вода в реке, хотя и мутная, была прохладной и освежающей. Бамбелви, который чуть не испекся заживо в своем тяжелом плаще, прыгнул в реку. Мы с Рией последовали его примеру, опустились на колени на дно, покрытое крупной галькой, поливали волосы, опускали в воду руки по плечи, плескались. В какой-то момент мне показалось – хотя я и не мог бы утверждать этого, – что где-то у нас над головами, на утесах, пронзительно крикнул орел.

Наконец, смыв усталость, мы начали трудный подъем по противоположной стене каньона. Через некоторое время мне понадобились обе руки, поэтому пришлось засунуть посох за пояс. Склон становился все круче, и настроение Бамбелви становилось все хуже. Шут бурчал и ворчал, но тем не менее старался не отставать. Он карабкался вверх следом за Рией, хватаясь руками за те выступы и щели в скале, на которые она перед этим ступала ногами.

Когда мы начали взбираться по почти отвесной скале, мои плечи и руки заныли от напряжения. Я отклонился назад настолько далеко, насколько это было возможно, в надежде разглядеть верхнюю кромку каньона. Но над головой нависали лишь бесконечные слоистые бордовые выступы. Я взглянул вниз, на мутную речку, которая отсюда казалась тонким ручейком, змеившимся по дну ущелья, внутренне содрогнулся и крепче вцепился в камень. Я устал после тяжелого подъема, но мне совершенно не хотелось рухнуть вниз с такой высоты.

Риа, которая залезла на очередной скальный выступ и сейчас стояла слева от меня, окликнула нас.

– Смотрите! Шерр. Там, на розовом камне.

Стараясь сохранять равновесие, я повернул голову и увидел светло-коричневое животное, напоминавшее котенка, нежившегося на солнце. Существо свернулось в клубок, подобно домашней кошке, и негромко мурлыкало. Однако, в отличие от кошек, у шерра был острый нос, окруженный мягкими усиками, а на спине были сложены два крыла, тонких, как бумага. Хрупкие крылья шелестели каждый раз, когда животное мурлыкало.

– Ну, разве не милый? – прошептала Риа, прижавшись к каменной стене. – Шерры водятся только в горных местностях, среди высоких скал. Я прежде лишь один раз видела это существо, и то издалека. Они очень пугливые.

Услышав ее голос, шерр открыл синие глаза, напрягся, тревожно уставился на чужаков. Но животное быстро успокоилось. Мурлыканье возобновилось. Риа, медленно переставляя ноги вдоль узкого уступа, двинулась в сторону камня, на котором сидело чудесное существо, ухватилась одной рукой за крошившуюся скалу, а другую протянула к крылатому бежевому котенку.

– Осторожно, – предупредил я. – Не свались!

– Ш-ш-ш. Ты его спугнешь.

Шерр пошевелился, приподнялся, уперся пушистыми лапками в камень, словно собирался встать. На передних лапах у него было по четыре крошечных пальчика. Мурлыканье стало громче. Риа уже собралась погладить животное по голове…

И в этот миг я заметил странную вещь. Сначала я не сообразил, в чем, собственно, дело. Лапы животного показались мне какими-то… не такими.

И тут меня словно озарило. Перепонки между пальцами! Как на лапах у утки. Интересно, зачем животному, обитающему высоко среди скал, в почти безводном каньоне, перепонки? Еще секунда, и я все понял.

– Риа, назад! Это призрак-оборотень!

Однако в тот самый миг, когда я выкрикнул свое предупреждение, «шерр» начал превращение. В мгновение ока крылья испарились, синие глаза стали красными, мех сменился чешуей, и котенок обратился в отвратительную гигантскую рептилию с зубами, длинными и острыми, как кинжалы. Раздался треск, и чудовище, подобно змее, меняющей кожу, сбросило хрупкую полупрозрачную оболочку. Все это заняло буквально долю секунды. Змееподобная тварь, широко разинув пасть и выставив клыки, бросилась Рии в лицо. Однако, услышав мой крик, Риа вовремя успела пригнуться, и призрак с диким, хищным воплем пролетел прямо у нее над головой и исчез внизу, в каньоне.

Хотя тварь и не задела Рию клыками, хвост все же хлестнул ее по щеке. От удара Риа потеряла равновесие. Мгновение она висела над пропастью, раскачиваясь и уцепившись одной рукой за каменный выступ. Затем камень треснул, и она упала – прямо на Бамбелви.

Тощий шут прижался к скальной стенке из последних сил, так, что даже пальцы побелели, и взвыл от боли. Каким-то образом ему удалось удержаться и удержать Рию, однако она так и висела вниз головой, безуспешно пытаясь выпрямиться.

– Держись, Бамбелви! – крикнул я, глядя на них сверху.

– Уж я стараюсь изо всех сил, – простонал он. – Хотя мои старания во всем и всегда были напрасны.

Камень, за который он держался, отломился, и осколки с грохотом полетели вниз с утеса. Риа и шут вскрикнули. Отчаянно размахивая руками и ногами, они начали скользить вниз по крутому каменному склону, но наткнулись на узкий уступ, который остановил их падение. Там они и остались – высоко над пропастью.

Подобно неуклюжему пауку, я пополз вниз по стене. Посох, болтавшийся на поясе, бил меня по голове. Риа и Бамбелви распростерлись на камнях, стеная от боли. Шут подмял под себя колпак с бубенчиками, и тот покрылся красной пылью. Риа хотела сесть, но снова упала на спину. Рука ее безвольно болталась.

Осторожно ступая по узкой полке, я, наконец, добрался до девочки. Я помог ей сесть, но она ахнула, когда я нечаянно задел ее руку, согнутую под неестественным углом. Взгляд ее, полный боли, был устремлен в мои незрячие глаза.

– Ты спас меня… как раз вовремя!

– Мне следовало предупредить тебя на несколько секунд раньше.

Порыв ветра осыпал нас пылью и каменной крошкой. Когда ветер утих, я достал из своего мешочка щепотку целебных трав и приложил к царапине на щеке Рии.

– Как ты понял, что это оборотень?

– У него были перепонки между пальцами. Помнишь тот раз, когда нам встретилась в лесу птица аллеа? Ты говорила мне, что у призраков-оборотней всегда есть некая странность. – Я указал на себя. – Думаю, в этом они очень похожи на людей.

Риа хотела поднять руку, но поморщилась от боли.

– Немного найдется в мире настолько опасных людей.

Осторожно придвинувшись к ней ближе, я наклонился, чтобы взглянуть на поврежденную руку.

– Похоже на перелом.

– И давайте забудем о бедном старом Бамбелви, – захныкал шут. – Я ничем не помог ей. Совершенно ничего полезного не сделал!

Риа слегка улыбнулась, несмотря на терзавшую ее боль.

– Бамбелви, ты превзошел сам себя. Если бы не чувство, что у меня сейчас отвалится рука, я бы тебя обняла.

Впервые со дня нашей встречи унылый шут не ответил на обращенные к нему слова жалобами и нытьем. Он даже слегка покраснел. Затем, увидев, что рука Рии действительно сломана, он нахмурился: нахмурился лоб, щеки и подбородки.

– Выглядит очень плохо. Ты останешься калекой на всю оставшуюся жизнь. Не сможешь ни нормально есть, ни спать.

– Ничего подобного. – Я осторожно прикоснулся к руке Рии, ощупал место перелома.

Риа поморщилась.

– Что ты можешь сейчас сделать? Здесь нет ничего – ой, больно! – такого, что можно было бы использовать как шину. А с одной – ой! – рукой я даже не смогу слезть с этого уступа.

– Не сможешь, – подтвердил Бамбелви.

Я покачал головой, вытряхнул из волос мелкие камешки.

– Нет ничего невозможного.

– Бамбелви прав, – возразила Риа. – Ты не сумеешь меня исцелить. Ой! Даже твой мешочек с травами… не поможет. Мерлин, ты должен оставить меня здесь. Иди дальше… без меня.

Я стиснул зубы.

– Даже не думай об этом! После того, что я узнал об Узах, я ни за что так не поступлю. Мы всегда должны быть вместе, ты и я! Как те два сокола, которые парили под облаками.

В ее глазах на мгновение вспыхнули искорки.

– Но как? Я не могу лезть вверх… с одной рукой.

Я расправил ноющие плечи, сделал глубокий вдох.

– Я надеюсь исцелить твою руку.

– Не говори глупостей. – Бамбелви подполз ближе к краю обрыва. – Для этого тебе понадобится шина. И носилки. И толпа целителей. Это невозможно, говорю тебе.

Я нащупал место перелома и осторожно положил на него руки. Пытаясь сконцентрироваться, я закрыл глаза, хотя для моего «второго зрения» это не имело никакого значения. Я собрал все силы, представил себе свет, теплый, целительный, который собирается у меня в груди. И когда мне показалось, что сердце готово разорваться от этого света, я позволил ему выплеснуться, и он потек по моим рукам к кончикам пальцев. Подобно невидимой теплой реке, свет из моего тела просочился в руку Рии.

– Ох, – вздохнула она. – Вот теперь лучше. Что ты делаешь?

– Всего лишь то, что однажды посоветовала мне мудрая подруга. Прислушиваюсь к голосу раны и пытаюсь разгадать ее загадку.

Она улыбнулась, откинулась назад и привалилась спиной к каменной стене.

– Не думай, что все так просто, – предупредил ее Бамбелви. – Если сейчас тебе и стало лучше, то только потому, что через полчаса сделается в десять раз хуже.

– Да мне все равно, старый ты ворчун! Я уже чувствую, как кость срастается. – И она собралась поднять руку.

– Не шевелись, – велел я. – Подожди немного.

Пока теплый свет лился из кончиков моих пальцев, я сосредоточил мысли на костях и мышцах, находившихся под кожей. Терпеливо, осторожно я мысленно прощупал каждое мышечное волокно, все поврежденные ткани. Я мягко прикасался к смятым, раздавленным мышцам и сосудам, уговаривая их снова стать сильными, снова стать здоровыми и прочными, как прежде. Одно за другим я омывал светом сухожилия, разглаживал их, укладывал на место. Так прошло некоторое время, и вот, наконец, я убрал ладони.

Риа подняла руку. Пошевелила пальцами. И бросилась мне на шею, обвила меня руками и с медвежьей силой стиснула в объятиях.

– Как это тебе удалось? – воскликнула она, отпустив меня.

– На самом деле, я толком не знаю. – Я постучал по набалдашнику посоха. – Но думаю, это было еще одно четверостишие Песни об Узах.

Риа сжала мои пальцы.

– Да, ты действительно нашел скрытый смысл, проник в самую душу этой Песни. Твоя мама, целительница, могла бы сейчас гордиться тобой!

Ее слова заставили меня вздрогнуть.

– Идем! У нас осталось меньше недели. Я хочу попасть в деревню народа Слантос к завтрашнему утру.