Текст книги "Семь песен"

Глава 27
Короткий путь

Ветки и прочий мусор разлетелись, и спящего Бамбелви подбросило в воздух. Бубенчики воинственно загремели, и нам показалось, что мы угодили в кузницу. Шут завопил, заглушая рокот, доносившийся из долины, а мы с Рией, ошеломленные этим невероятным зрелищем, завопили еще громче.

Расшвыривая сучья, листья, ветки папоротника, куча мусора накренилась, повернулась – и села! Появились две волосатые ноги, огромные ручищи стряхнули с себя листву. Затем возникла голова с круглыми розовыми глазами, рот невероятных размеров открылся в зевке. Рядом с глазами торчал чудовищный нос в форме картофелины.

– Шим! – хором воскликнули мы с Рией.

Захлопнув рот, великан удивленно уставился на нас. Протер глаза, посмотрел еще раз.

– Вы быть сон? Или вы на самом деле?

– Мы здесь на самом деле, – ответил я.

Шим недоверчиво почесал нос.

– Истинно, правда, честно?

– Истинно, правда, честно. – Риа шагнула вперед и похлопала великана по ступне, которая была длиннее ее самой. – Как здорово встретить тебя снова, Шим.

Великан, ухмыляясь от уха до уха, осторожно протянул руку, и мы забрались к нему на ладонь.

– Я думает, что я по-прежнему спать! Но это была вы, правда вы. – Он приблизил лицо и принюхался. – Вы пахнешь хлебом. Хорошая хлебом.

Я кивнул.

– Это хлеб-амброзия. Такой же, как тот, которым нас угощал Каирпре у себя дома. Помнишь, добрый Шим? Жаль, что мы не принесли тебе краюху! Но, видишь ли, мы торопимся. Очень торопимся!

Великан снова поскреб бесформенный нос.

– Ты, как всегда, полны безумия?

– Можно и так сказать.

– С самого того день, когда мы в первый раз знакомиться, ты все время полны безумия! – Великан разразился громоподобным хохотом, раскачиваясь взад-вперед на поросшем травой холмике. От этого звука штук пять камней сорвались с утеса и, подскакивая, покатились в долину. – С того день, когда нас из-за твоя чуть не ужалило тысячи пчел.

– И когда ты был всего лишь болтливым гномом, облепленным медом.

Риа, которой удалось приподняться и встать на колени на мягкой мясистой ладони, вмешалась в разговор:

– Ты был таким маленьким – я была совершенно уверена в том, что ты гном.

В розовых глазах Шима сверкнула гордость.

– Я больше не быть маленькое.

Очередной мощный удар молота обрушился на скалу, и горный хребет содрогнулся до основания. Даже могучая рука Шима закачалась, словно дерево на ветру. Мы с Рией уцепились за его большой палец, чтобы не свалиться.

Великан нахмурился.

– Они трудится вовсю там внизу. Меня просила принесть ветки для готовки ужин. – Внезапно выражение его лица сделалось робким и виноватым, как у нашалившего ребенка. – Я только хотел повалять себя в ветках, дремал самую малость! Совсем коротко подремал.

– Очень хорошо, что ты здесь заснул, – ответил я. – Нам нужна твоя помощь.

Долгий страдальческий стон донесся из вороха веток в дальней части холмика. Прежде чем я успел открыть рот, Шим протянул свободную руку и вытащил Бамбелви, держа его за тяжелый плащ. Плаксивый шут, облепленный мохнатыми ветками папоротника и мелкими сучками, наморщил лоб и все свои многочисленные подбородки. Он выглядел едва живым – казалось он вот-вот испустит дух.

Риа озабоченно оглядела шута, который раскачивался, цепляясь за плащ.

– Видел, как он взлетел в воздух, когда Шим проснулся?

Я ухмыльнулся и язвительно добавил:

– Может, это была одна из тех способностей, о которых говорила Гври?

– О-о, – простонал Бамбелви, держась за голову. – У меня голова раскалывается… словно один из тех камней, которые только что скатились отсюда в долину! Должно быть, я свалился с этой кучи…

Шут наконец понял, что его держит за шиворот великан, и он начал дергаться и колотить по гигантскому большому пальцу, подцепившему его за плащ.

– Помоги-и-ите! Меня сейчас съедят!

Шим закряхтел и покачал головой, глядя на растрепанного шута, похожего на чучело.

– Ты есть не слишком вкусная, это легко видно. Я ни за что бы тебя в рот свой не положу.

Я помахал Бамбелви.

– Не бойся. Этот великан – наш друг.

Бамбелви, который раскачивался перед носом Шима, продолжал дико жестикулировать.

– Какая трагедия! – выл он. – Мое редкостное чувство юмора и неисчерпаемая мудрость, все это навеки исчезнет в желудке великана!

Шим поднес его к ладони и отпустил. Бамбелви, словно куча тряпья, рухнул рядом со мной и Рией. Он с трудом поднялся на ноги, неловко замахнулся, целясь в нос Шиму, но споткнулся и снова шлепнулся ничком.

Лицо Шима озарила широченная ухмылка.

– По крайним мерам, он есть забавные.

Бамбелви, который снова пытался подняться на ноги, замер.

– Ты правда так считаешь? Я настолько забавный, что могу тебя рассмешить?

– Не настолько, – прогремел Шим. Голос у него был такой могучий, что нас всех едва не сдуло с его ладони. – Тебя хватает лишь на то, чтобы я улыбаться.

Шут, в конце концов, поднялся и наморщил лоб от усилий, пытаясь одновременно удержаться на ногах, расправить плечи и разгладить плащ.

– Ты хороший великан. Ты умнее, чем мне показалось на первый взгляд. – Он неловко поклонился. – Меня называют Бамбелви Весельчак, и я служу шутом у…

– Ни у кого он не служит!

Не обращая внимания на возмущенные взгляды нашего артиста, я обратился к Шиму:

– Нам требуется твоя помощь. Нам нужно попасть в логово спящего дракона, того самого, которого Туата одолел много лет назад. Это где-то на другой стороне пролива.

Ухмылка великана погасла, усиливающийся ветер завыл над утесами.

– Ты должны быть шутить.

– Боюсь, что он вовсе не шутит, – вмешался Бамбелви, который снова впал в свое обычное мрачное состояние духа. – С таким же успехом ты можешь съесть нас всех прямо сейчас, пока мы не достались дракону на обед.

– Но если это спящий дракон, – удивилась Риа, – чем он может быть для нас опасен?

– Всем, чем угодно, – прогудел Шим, и его неимоверных размеров тело закачалось, как гигантское дерево на ветру. – Для начала, дракон все еще есть голодная, даже когда он спать. А потом, он хоть сейчас могла проснуться. – Великан задумчиво помолчал, наклонив голову набок. – Никто не знают, когда сонное заклинание Туаты перестать действует и дракон просыпается. Хотя я слыхали легенды, будто это случится в самый темный день истории Финкайры.

Бамбелви вздохнул.

– То есть в любой день моей жизни.

– Цыц! – Я поднял взгляд на Шима. – Ты сможешь отнести нас туда прямо сейчас?

– Хорошо, будь по-твоему. Но это безумие! Наверняка, определенно, совершенно. – Обведя взглядом холмик, усыпанный ветками и листьями, он прикусил толстую губу. – Но прежде мне надобно приносить эти ветки вниз, в Варигаль.

– Оставь это, прошу тебя, – взмолился я. Я поднял голову к вечернему небу, боясь увидеть узкий серпик убывающей луны. – Сейчас дорога каждая минута, Шим. У меня почти не осталось времени.

– Ладно. Думаю, я все равно уже опоздали с этими глупая дровами.

– Значит, ты нам поможешь?

Шим вместо ответа поднялся и сделал широченный шаг через гребень горы. Нас тряхнуло, и мы, потеряв равновесие, повалились друг на друга на его ладони. Расцепиться и распутать одежду было нелегко, потому что великан на ходу сильно раскачивался, но мы с Рией справились. Голова и плечи Бамбелви, напротив, оказались туго обмотанными плащом. К счастью, в то время, пока он старался высвободиться, его бубенчиков не было слышно.

Мы с Рией подползли к краю ладони Шима и попытались разглядеть местность сквозь щели между его пальцами. Ветер бил в лицо, и пейзаж внизу менялся на глазах. Шаги Шима были такими широкими, что пение великанов и грохот стройки вскоре затихли вдали. Он шагал по полям, усыпанным валунами, словно это были россыпи мелкой гальки, и крушил каменные преграды могучими ножищами. Горные перевалы, которые мы преодолевали бы несколько дней, он перешагивал за пару минут. Бездонные зияющие расщелины он перемахивал с легкостью кролика, прыгающего через ручей.

Прошло немного времени, и местность стала ровнее. Заснеженные хребты сменились поросшими лесом склонами, горные долины превратились в обширные луга, усыпанные пурпурными и желтыми звездочками цветов. Шим остановился только один раз, чтобы подуть на ветви яблони, и нас осыпало плодами. К Бамбелви еще не вернулся аппетит, но мы с Рией жадно набросились на яблоки.

Шим шагал с такой скоростью, что мне лишь мельком удалось разглядеть приближавшуюся синюю полосу, а в следующий миг он уже шлепал по воде. Еще минута – и великан очутился на середине пролива. Вокруг суетилась и кричала стая чаек. Раздался его мощный голос, и птицы разлетелись прочь.

– Я помнить, как ты переносишь меня через бушующая реку.

– Точно! – заорал я во все горло, чтобы перекричать свист ветра и крики чаек. – Пересечь ту реку было так трудно, что мне пришлось нести тебя на плече.

– Сейчас так уже не получится! Наверняка, определенно, совершенно!

Подняв голову, я устремил свой «внутренний взор» на противоположный берег пролива. На горизонте я разглядел линию темных холмов, зазубренных и острых, словно обломки зубов. Потерянные Земли. В ушах у меня вновь прозвучали слова Каирпре об этих местах. «Не исследованные и не нанесенные на карту». Это было неудивительно, если вспомнить о том, что где-то среди черных холмов спал могучий, смертельно опасный дракон. Моя рука машинально потянулась к эфесу меча.

Через несколько минут Шим выбрался из воды, и его волосатые ноги зашлепали по берегу. Он высадил нас на широком пляже, представлявшем собой одну сплошную каменную плиту. Здесь не было ни единого цветочка, ни самой чахлой травинки. Даже пламенеющий закат не мог оживить сурового пейзажа. Скалы покрывал лишь блестящий черный пепел. Безжизненная каменистая равнина протянулась далеко вглубь страны, к подножию холмов. В воздухе висел неприятный запах гари – словно от заброшенного кострища.

Я понял, что это побережье и все, что когда-то здесь росло, было сожжено сильным пожаром. Даже сами скалы растрескались и оплавились от воздействия волн невыносимого жара. Оглядев неприветливые холмы, я обнаружил неподалеку от берега источник отвратительного запаха: тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из низины.

– Нам туда, – сказал я.

Шим наклонил встревоженное лицо так низко, что его подбородок едва не коснулся моего посоха.

– Ты уверены? Никто не пойти навещать дракона по доброй воле.

– Я пойду.

– Ты глупая! Ты знали это?

– Да, я знаю это. Слишком хорошо, поверь мне.

Великан заморгал, смахивая слезы с ресниц.

– Тогда удачи тебе. Я скучать по тебе. И по тебе тоже, милая Риа. Я надеялись, что в другой день потом мы с вами пересечь воды еще раз.

Бамбелви покачал головой, и бубенчики звякнули.

– Если рядом логово дракона, то вряд ли мы доживем до другого дня.

Шим выпрямился. Он пристально рассматривал нас еще несколько мгновений, затем развернулся и вошел в воду. На фоне закатного неба, окрашенного лиловыми и розовыми красками, четко вырисовывались его массивные плечи и голова. Высоко над нами бледный серп убывающей луны едва светился на серо-голубом небосклоне.

Глава 28
Уничтожение

Я решил, что не стоит соваться в логово дракона ночью, лучше подождать до утра. Пока мои спутники беспокойно ворочались во сне на черных, опаленных огнем камнях, я сидел и размышлял о будущем. Я прекрасно понимал, что шестой урок, названный Уничтожением, мог означать только одно.

Я должен убить дракона.

При мысли об этом сердце сжималось от страха. Как может мальчик, пусть даже вооруженный магическим мечом, совершить такой подвиг, думал я. Это невозможно! Со слов матери я знал, что драконы – существа невероятно сильные, поразительно ловкие и быстрые и что они гораздо хитрее и умнее людей. Я вспомнил ночь в нашей глинобитной хижине, когда я завороженно смотрел на ее лицо, озаренное светом очага, а она описывала мне дракона. Мать рассказывала, как чудовище одним взмахом хвоста прикончило дюжину великанов и огнем дыхания поджарило их на ужин.

И что мне теперь делать, в отчаянии размышлял я. В отличие от мудреца Туаты, я не был знаком с магическими заклинаниями. Я твердо знал лишь три вещи: что дракон, пусть даже спящий, ужасен на вид, что к нему страшно приблизиться и почти невозможно убить.

Когда первые лучи зари коснулись обугленного побережья и разлились по волнам, как жидкое пламя, я с неохотой поднялся. У меня замерзли руки, но я не обращал на это внимания – на сердце лежала невыносимая тяжесть. Я вытащил из кармана яблоко Шима и откусил кусочек. Яблоко было хрустящим и ароматным, но я не чувствовал вкуса. Когда от плода остался огрызок, я безразлично отбросил его прочь.

Риа села на камнях.

– Ты совсем не спал, да?

Я продолжал пристально смотреть на островерхие горы, которые заря окрасила в бледно-розовый цвет.

– Да. Но за всю ночь так и не придумал никакого плана. Если у тебя есть хотя бы крупица разума, оставайся здесь. Может быть, дракон меня не сожрет, и тогда я вернусь за тобой.

Она тряхнула головой так яростно, что два или три листочка, украшавших ее каштановые кудри, упали на землю.

– Кажется, мы это уже обсуждали. Там, на берегу озера Лица.

– Но на этот раз опасность слишком велика. Риа, ты со дня нашей встречи в Темных холмах предупреждаешь меня о том, что я могу потеряться. Так вот: на самом деле, потеряться можно разными способами. И сейчас я чувствую себя именно потерянным. – Я испустил долгий, тяжкий вздох. – Неужели ты не понимаешь? Только волшебник, настоящий волшебник может одолеть дракона! Я правда не знаю, как стать магом, – наверное, мне потребуется могущество, умения, знания, а может, сила духа. Каирпре говорил, что нужно все это и еще многое другое. Я знаю только одно: у меня нет качеств, необходимых для победы над драконом.

Риа нахмурилась.

– Я в это не верю. И твоя мама тоже не верит.

– Несмотря на все свои инстинкты, на этот раз ты ошибаешься. – Я покосился на Бамбелви, скрючившегося под толстым плащом. – Следует ли мне предоставить ему тот же выбор, что и тебе?

Неожиданно тощий шут повернулся к нам.

– Я иду с тобой, если ты это имел в виду. – Он вытянул в стороны свои длинные руки. – Если когда-нибудь тебе и могут пригодиться мое чувство юмора и мудрость, то именно сегодня, в день твоей верной смерти.

Мое лицо стало мрачным, как у шута, и я снова уставился на логово чудовища. Из черной долины между холмами, похожей на клин, поднимался столб темного дыма, пачкавший утреннее небо. Я сделал шаг по направлению к нему. Затем другой. И еще один. При каждом шаге посох стучал о камни – и этот звук напоминал мне стук молотка по крышке гроба.

Так я шагал по выжженной земле; Риа шла рядом со мной, а Бамбелви тащился позади. Понимая, что самое главное – это скрытность, мы старались ступать по камням тихо, словно лисы. Никто не говорил ни слова. Я положил посох на плечо, чтобы не стучать по земле. Шут даже прижал ладони к голове в попытке заглушить звяканье колокольчиков. По мере того как мы приближались к лощине, из которой шел дым, на душе у меня становилось все тяжелее и тяжелее. Я знал, что, возможно, самый черный день Финкайры, день пробуждения дракона, еще не настал, но мой самый черный день определенно пришел.

Низкий рев разносился над почерневшими камнями. Он был глубоким, словно басовые струны титанической арфы. Ритмичным, как дыхание. Я догадался, что это храп спящего дракона. Мы двигались к цели, и храп становился все громче.

Вскоре мы покинули равнину и очутились среди покрытых копотью скал. Здесь было душно, невыносимо душно. Шаг за шагом, стараясь не производить лишнего шума, мы приближались к столбу дыма. Камни здесь были не просто обожжены, но еще и расколоты, искрошены могучими лапами. Валуны превратились в осколки. Овраги и расщелины были расплющены. Все живые существа были сожжены. Уничтожены.

Едва осмеливаясь дышать, мы перебрались через нагромождение мелких камней. Внезапно Бамбелви оступился и упал. Булыжники с грохотом посыпались к подножию кучи. Однако этот звук заглушало невыносимое звяканье его бубенчиков. Металлический звон разнесся среди холмов, подобно раскатам грома.

Я злобно уставился на него и прошипел:

– Сними эту проклятую шапку, придурок косолапый! Ты разбудишь дракона еще до того, как мы проберемся в логово!

Бамбелви надулся и с видимой неохотой стащил с головы шутовской колпак и засунул его под плащ.

Я повел своих спутников в ущелье с отвесными стенами, поминутно вытирая пот со лба. Камни обжигали ступни даже сквозь подошвы башмаков. Воздух был горячим, плотным, словно вода, и мы кожей чувствовали его колебания, порождаемые храпом дракона. Вонь пожарища забивала ноздри. С каждым шагом стены ущелья, казалось, теснее смыкались вокруг меня, готовые придавить, потопить в вязкой, как смола, тьме.

Я остановился. Там, впереди, почти скрытый среди теней, лежал дракон. Он был даже больше, чем я себе представлял, – он был огромным, как гора. Его чудовищное тело, свернувшееся, подобно гигантской змее, покрытое броней из зеленых и оранжевых чешуек, могло бы целиком заполнить собой чашу озера Лица. Голова покоилась на передней левой лапе, из ноздрей шел дым. Чешуйки под носом почернели от копоти и напоминали огромные усы. При каждом вдохе верхняя губа приподнималась, обнажая ряды острых, как бритвы, зубов; при каждом выдохе сокращались мышцы могучих передних лап, содрогались широкие крылья, сложенные за спиной. В лучах утреннего солнца поблескивали когти, не менее острые, чем меч, висевший у меня на поясе, – с той лишь разницей, что каждый такой коготь был в десять раз длиннее клинка. На один из когтей, примерно посередине, словно гигантский перстень, был насажен череп, вполне подошедший бы по размеру Шиму.

Под чешуйчатым брюхом блестели, искрились и переливались всеми цветами радуги драконьи сокровища. Короны и ожерелья, мечи и щиты, рога и флейты – все из золота или серебра, все усыпанные драгоценными камнями. Рубины, аметисты, нефриты, изумруды, сапфиры, жемчужины невиданных размеров были рассыпаны повсюду. Я даже не мог представить себе подобного богатства. Тем не менее у меня не возникло ни малейшего желания прикоснуться к драгоценностям, потому что среди золота и самоцветов виднелись черепа всех форм и размеров. Некоторые были белыми и блестящими, некоторые – черными, опаленными огнем дракона.

Я прокрался глубже в лощину. Риа и Бамбелви не отставали. Мы одновременно съежились, когда услышали размеренное, но оглушительное дыхание дракона совсем рядом. Его гигантские глаза были закрыты, хотя и не полностью, и можно было видеть оранжевые щелочки, похожие на тлеющие угли. Я не мог избавиться от мысли о том, что чудовище лишь дремлет и часть его сознания бодрствует.

В это мгновение челюсти дракона приоткрылись, вырвавшийся изо рта язык пламени опалил черные камни и валявшиеся рядом черепа. Бамбелви отскочил назад и выронил из складок плаща свой колпак. Шапка упала к его ногам с резким металлическим звуком.

Дракон всхрапнул особенно громко, и его чудовищное тело сдвинулось с места. Веки задрожали, приоткрылись еще немного. Бамбелви ахнул от ужаса, и у него подогнулись колени. Заметив, что он вот-вот упадет в обморок, Риа схватила его за локоть.

В следующий миг мы снова обмерли от страха: дракон медленно, неторопливо поднял лапу с когтем, на который был насажен череп великана. Подобно человеку, собирающемуся отведать деликатес, он поднес череп к ноздрям, наслаждаясь его ароматом. Веки дракона задрожали, хотя и не приподнялись, и он изрыгнул мощный поток пламени. Приготовив таким образом пищу, дракон пурпурными губами оторвал череп от когтя. Громкий хруст разнесся по ущелью – чудовищные клыки превращали кость в пыль. Выдохнув огромное облако дыма, дракон снова захрапел.

Нас все еще трясло от ужаса. Бросив мрачный взгляд на Рию, я протянул ей посох и одновременно положил правую руку на серебристый эфес меча. Медленно, очень медленно я вытащил оружие из ножен. Клинок негромко зазвенел, и звук напомнил мне нежную трель музыкального инструмента. Спящий дракон зарычал и выпустил из ноздрей облако плотного дыма. Его остроконечные уши встали торчком, будто он прислушивался к металлическому звону. Кроме того, мне показалось, что ему снится сон. Он зловеще зарычал, обнажил клыки и начал царапать когтями камень, терзая воображаемого врага.

Я замер, словно статуя. Рука, в которой я держал тяжелый меч, занесенный над головой, заболела, но я не осмеливался опустить ее из страха, что клинок снова зазвенит. Прошло несколько минут, и дракон, кажется, немного успокоился. Он перестал рычать и дергать лапами.

Я осторожно двинулся вперед по россыпи камней, делая паузу после каждого шага. Дракон возвышался надо мной, как гора. Каждая его чешуйка была не меньше моего тела. Пот щипал глаза. «У меня будет время лишь для одного удара. Куда целиться?» Броня скрывала грудь дракона, его ноги, спину, хвост и даже оранжевые уши. Возможно, я сумею прикончить чудовище, если меч пронзит глаз и клинок войдет в мозг, размышлял я.

Я на цыпочках крался к дракону. Воздух был насыщен дымом, от которого мне хотелось кашлять, но я из последних сил сдерживался и инстинктивно сжимал рукоять меча.

Неожиданно хвост дракона взлетел в воздух, словно чудовищный кнут. У меня не было времени даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы защищаться или спасаться бегством. Хвост развернулся во всю длину, затем устремился ко мне; в следующий миг один из украшавших его длинных шипов плотно обвился вокруг моей груди, так что я едва мог дышать. Другая колючка обхватила руку, державшую меч, и я больше не мог двигаться.

Я был совершенно беспомощен.

У Рии вырвался приглушенный вопль. Я почувствовал, что дракон снова напрягся, стиснул меня сильнее. Но желтые щелки его глаз по-прежнему оставались такими же узкими – он не открывал глаз. Казалось, он по-прежнему спал или дремал. И, судя по изгибу его рта, он предвкушал реалистичный сон, в котором он пожирал мальчишку с жалким мечом.

Краем своего «второго зрения» я увидел, что Риа в отчаянии упала на колени. Бамбелви неуклюже шлепнулся рядом с ней. Шут опустил голову на свои отвисшие подбородки, а затем произошло нечто невероятное: он запел. Я понял, что это погребальная песнь, и выводил он ее низким голосом, похожим на стенания плакальщиц. Хватка дракона причиняла боль, но, услышав песню шута, я начал извиваться вдвое сильнее.

 
Дракон сжирает все без исключенья,
Но слаще нет живого угощенья.
Тот, кто не может с гибелью смириться,
На ужин лучше мертвеца сгодится.
 
 
Дракон, жуешь ты друга моего!
Вкуснее не найдется ничего.
 
 
Дракону черепом хрустеть весьма по нраву,
Предсмертный вопль смакует, как приправу.
Гиганты, что сворачивают горы,
Поместятся в кишечнике обжоры.
 
 
Дракон, жуешь ты друга моего!
Вкуснее не найдется ничего.
 
 
Мой друг внезапно жертвой твари стал,
Ни звука перед смертью не издал,
Откушена мгновенно голова,
Проглочены прощальные слова.
 
 
Дракон, жуешь ты друга моего!
Вкуснее не найдется ничего.
 

Прежде чем Бамбелви успел закончить свою ужасную песню, дракон раскрыл пасть. Я в смертельном ужасе уставился на ряды острых зубов, почерневших от сажи. Напрягая все силы, я снова попытался высвободиться, но хвост стиснул меня еще туже. Челюсти, тем временем, распахнулись шире.

Внезапно из глотки дракона донесся какой-то хриплый, кашляющий звук, который мог означать только одно. Смех. Гротескный смех, походивший на отрыжку. Из пасти вылетело облако дыма, и все вокруг заволокло черной пеленой. Огнедышащее чудовище продолжало хохотать, и все его тело сотрясалось. Сначала задрожала голова, потом шея, потом гигантское брюхо и, наконец, хвост. Через пару мгновений дракон уже буквально корчился от хохота, валяясь на груде сокровищ.

Хвост разжался и отпустил меня. Я, задыхаясь, упал на камни. Я не видел ничего вокруг, но был жив! Я быстро выкарабкался из черного облака, волоча за собой меч. Риа подбежала ко мне и помогла подняться на ноги.

Кашляя от дыма, мы неверными шагами выбрались из лощины. Дракон у нас за спиной продолжал хохотать, но смех постепенно стихал. Через несколько секунд он снова захрапел. Оглянувшись, я увидел тонкие желтые полоски его глаз, светившиеся в полумраке. Когда мы, наконец, оказались достаточно далеко от логова чудовища, то совершенно без сил рухнули на какой-то черный камень. Риа порывисто обняла меня за шею. Как сильно отличались ее объятия от хватки дракона!

Я, в свою очередь, сжал ее в объятиях. Затем обернулся к Бамбелви и прохрипел:

– Знаешь, ты это сделал. Ты рассмешил дракона!

Бамбелви повесил голову.

– Знаю. Ужасное, унизительное происшествие. Какой позор! Я опустошен.

– Что ты такое говоришь? – Я тряхнул его за плечи. – Ты спас мне жизнь!

– Ужасно, – повторял унылый шут. – Просто кошмар. Снова я все провалил! Я пел одну из своих самых печальных погребальных песен. Она предназначена для того, чтобы разбивать сердца. – Он прикусил губу. – И что у меня получилось вместо траура? Я позабавил его. Развлек! Когда я пытаюсь развеселить, то погружаю людей в печаль, а когда пою похоронные песни, слушатели смеются! О, я полный неудачник. Жалкий неудачник.

Он мрачно вздохнул.

– Но хуже всего то, что я лишился своего колпака. Своего шутовского колпака! Так что теперь я не просто неумелый шут, я еще и не похож на шута.

Мы с Рией переглянулись, едва сдерживая смех. Затем, не желая откладывать дело в долгий ящик, я снял башмак.

Бамбелви уныло глазел на меня.

– Ногу поранил, да?

– Нет. Мне нужно исполнить обещание.

С этими словами я вонзил зубы в кожаный язык ботинка, с большим трудом оторвал кусок и принялся усиленно жевать. Я был не в состоянии размягчить грубую кожу, зато рот наполнился тошнотворной массой с привкусом земли, травы и пота. Едва не подавившись, я проглотил эту гадость.

У Бамбелви перехватило дыхание. Он выпрямил спину. Отвисшие подбородки тоже, казалось, расправились. Он не улыбался, даже не кривил губ. Но, по крайней мере, на мгновение он перестал хмуриться.

Когда я открыл рот, чтобы откусить еще кусок кожи, шут положил руку мне на плечо.

– Хватит. Одного достаточно. Тебе этот башмак еще пригодится. – Странный, приглушенный звук, почти похожий на сдавленный смешок, вырвался у него изо рта. – Я действительно рассмешил его, правда?

– Правда, рассмешил.

Лоб Бамбелви снова прорезали морщины.

– Однако я сомневаюсь в том, что смогу повторить это. Просто случайно получилось.

Я надел башмак и покачал головой.

– Это была не случайность. Ты сможешь повторить свое представление.

Бамбелви гордо приосанивается.

– Значит, когда ты снова пойдешь туда, в эту вонючую черную печку, чтобы убить чудовище, я отправлюсь с тобой.

– И я тоже, – присоединяется Риа.

Я посмотрел в их лица, выражавшие преданность, вернул меч в ножны.

– Вам не придется этого делать. – Я привалился к высокому камню, опаленному огненным дыханием. – Видите ли, я не собираюсь убивать дракона.

Оба в недоумении уставились на меня. Кивнув на посох, Риа спросила:

– Но ведь тебе придется это сделать, разве нет? Как иначе ты можешь усвоить урок Уничтожения?

Я потянулся к сучковатой палке из дерева тсуги, медленно повертел ее в руках.

– Мне кажется, я уже усвоил его.

– Что?

Я погладил шишковатый набалдашник посоха и оглянулся на логово чудовища, скрытое среди теней.

– Когда дракон рассмеялся, со мной кое-что случилось.

– Точно, – согласился Бамбелви. – Хвост дернулся, и ты освободился.

– Нет, я имею в виду другое. Ты помнишь, как он смеялся? От души, искренне! И мне пришло в голову, ну, словом, что… каким бы хищным и кровожадным ни был дракон, он не является воплощением абсолютного зла. Иначе… он бы не мог так смеяться.

Бамбелви посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

– Бьюсь об заклад, этот дракон хохотал каждый раз после того, как сжигал очередную деревню.

Я кивнул.

– Может, и так. Но было в его смехе нечто такое… этот смех навел меня на мысль… о том, что дракон, в конце концов, не так уж сильно отличается от тебя или меня. И что его жизнь тоже представляет ценность. Даже если мы не в состоянии понять, в чем эта ценность заключается.

Риа улыбнулась уголком рта.

Бамбелви, напротив, надулся еще сильнее.

– Я не понимаю, какое отношение это имеет к Уничтожению.

Подняв правую руку, перепачканную сажей, я прикоснулся к векам незрячих глаз.

– Видишь эти глаза? Они бесполезны. Навеки лишены способности видеть, обожжены, как и мои щеки. И знаешь, почему? Потому что я попытался убить другого мальчишку, сжечь его! Я не знаю, остался он в живых или нет, но я в этом очень сомневаюсь. Я хотел уничтожить его, стереть с лица земли.

Шут наморщил лоб еще сильнее.

– Я все еще не могу понять.

– Смысл вот в чем. Уничтожение иногда необходимо. Но, лишая человека, животное или другое создание жизни, ты должен заплатить за это. Ты можешь получить телесные раны. Или душевные. Так или иначе, ты расплачиваешься. Потому что жизнь любого существа это ценность.

Посох зашипел, охваченный голубыми языками пламени. Там, где только что была гладкая деревянная поверхность, я увидел выжженное изображение драконьего хвоста.

– С шестой Песней покончено! – воскликнула Риа. – Теперь тебе осталась только одна, Песня Видения.

Постукивая по верхушке посоха, я уставился на драконий хвост, изображенный рядом со звездой, обведенной кругом. Затем перевел «взгляд» на безжизненный пляж, черный, как яма, долго служившая очагом. В отчаянии посмотрел на темно-синие воды пролива и далекие пики, окружавшие Варигаль.

– Может быть, нам и осталась всего лишь одна Песня, но и времени осталось немного.

Бамбелви ссутулился сильнее обычного.

– Не больше трех дней, судя по луне, которую мы видели прошлой ночью.

– За это время мы должны проделать путь до Забытого острова и вернуться обратно.

– Это невозможно, – заявил шут. Он тряс головой, чтобы подчеркнуть свои слова, пока не вспомнил, что лишился бубенчиков. – Мерлин, ты совершил невозможное, невероятное, ты прошел почти до конца. Но ты, подобно нам, видел этот остров с берега, на котором жили древолюди. Никто на памяти людей никогда не добирался до Забытого острова! Даже надеяться не стоит дойти до берега, переплыть пролив и вернуться обратно всего за три дня!

Я попытался представить себе преграды, которые мне необходимо было преодолеть, – бурные воды, высокие заснеженные горы, непроходимые леса, магическую пелену, окружавшую загадочный остров. Мне придется снова пересечь всю Финкайру, полную неведомых опасностей. Невыносимое отчаяние захлестнуло меня, и я обернулся к Рии.

– Боюсь, что Бамбелви впервые в жизни прав. На сей раз нам не помогут ни ветер, ни великан.

Риа топнула ногой по черному камню.

– Я не собираюсь бросать наше дело. Мы почти у цели! Ты освоил шесть из семи Песен. А кроме того, я знаю, где находится Лестница в Мир Иной.