Текст книги "Семь песен"

Глава 7
Безрассудство

Ноги не держали ее, и она рухнула на черные камни, влажные от морской воды. Ее глаза были закрыты, всегда бледная кожа стала еще бледнее, как у мертвой, ни один мускул на лице не дрогнул. Длинные распущенные волосы, золотые, словно луна летней ночью, совершенно вымокли, слиплись и приклеились к темно-синему платью. Но она дышала. Она была жива!

Слегка сжав маленькую раковину в ладони в знак благодарности, я положил ее на прежнее место среди плавника. И поспешил к матери. Приблизившись, я неуверенно протянул к ней руку. В тот миг, когда мои пальцы коснулись ее прекрасного лица с высокими скулами, она открыла глаза. Несколько мгновений она пристально смотрела на меня, явно не понимая, где находится и что с ней случилось. Потом Элен Сапфировые Очи поморгала, приподнялась на локте и заговорила. Я думал, что уже никогда в жизни не услышу ее голоса.

– Эмрис! Это ты.

От избытка чувств я лишился дара речи, но все же хрипло выдавил:

– Это я… Матушка.

Когда она услышала это слово, ее щеки порозовели. Она очень медленно протянула мне руку. Несмотря на то что пальцы ее были такими же влажными и холодными, как мои, ее прикосновение согрело меня, словно солнце в летний день. Она села на камнях, и мы обнялись.

Через несколько секунд мама отстранилась. Ласково провела кончиками пальцев по моим изуродованным щекам и незрячим глазам, и мне показалось, что она не просто смотрит мне в лицо, но заглядывает прямо в душу. Я догадался, что она пытается восстановить связь между нами, прочувствовать то, что я пережил за несколько месяцев, прошедших после нашего расставания.

Внезапно, прикоснувшись к моей шее, она ахнула от неожиданности.

– Галатор! О, Эмрис. Его больше нет!

Несмотря на то что мои глаза не могли выражать чувств, я прикрыл веки.

– Я лишился его.

Как сказать ей о том, горестно размышлял я, что утратил драгоценный камень, пытаясь найти собственного отца? И что в тот день, когда мое желание наконец исполнилось, я потерял нечто гораздо большее?

Я поднял голову.

– Но зато я снова обрел тебя. Мы вместе, здесь, на Финкайре.

Она кивнула, но в ее глазах стояли слезы.

– А еще у меня новое имя.

– Новое имя?

– Мерлин.

– Мерлин, – повторила она. – Так называют сокола, который парит высоко в небесах.

Я почувствовал острую боль – сердце словно пронзила стрела, когда я вспомнил о Несчастье, маленькой птице, которая отдала жизнь ради моего спасения. Я от всей души надеялся, что мой друг по-прежнему летает под облаками в Мире Ином. Даже сейчас мне не хватало ощущения, ставшего таким привычным, – царапанья его когтей по моему плечу.

Откровенно говоря, я тосковал и по другим своим друзьям. По друзьям, которых я обрел на этом острове – и почти сразу потерял. По Каирпре. По Хонну. По Тэйлеану и Гарлате. По Айле, сестре ветра. Даже по Шиму, который несколько недель назад ушел в далекие горы. И, конечно, по Рии.

Я сжал руку матери.

– Я все сделаю, чтобы больше никогда не расставаться с тобой.

На ее лице появилось выражение одновременно печальное и полное любви.

– И я тоже.

Я обернулся к дюнам. Бамбелви сидел у линии прибоя и был занят тем, что полировал бубенчики о рукав. Судя по его виду, он твердо решил игнорировать морских чаек, которые окружили его и бесстрашно тянули за края заляпанного грязью плаща. Цветущая Арфа и мой мешок с вещами по-прежнему лежали на песке, там, где я их оставил. Неподалеку, на гребне дюны, раскачивался на морском ветерке невиданный, великолепный алый цветок.

– Идем. – Я поднялся и помог матери встать на ноги. – Хочу тебе кое-что показать.

Мы прошли по узкому каменистому полуострову к пляжу, покрытому мелким белым песком. Мы шли, обнявшись, и я наслаждался этим ощущением – тем, что я снова рядом с ней, что мы идем рука об руку. Мы были вместе. А когда я представил, как покажу ей Арфу и все, что удалось сделать с помощью волшебного инструмента, сердце заколотилось от счастья.

Теперь я осознавал свое могущество – в точности так, как мать предсказала мне однажды в Уэльсе. Она говорила, что Туата обрел силу, когда достиг подросткового возраста. И поэтому было вполне закономерным, что со мной произошло то же самое. В конце концов, я только что совершил то, что Туата, несмотря на могущество и мудрость, так и не осмелился предпринять! Я улыбнулся своим мыслям. Даже магический туман, который окутывал этот остров и надежно защищал его от внешнего мира, не смог мне помешать.

Когда мы подошли к Цветущей Арфе, мать изумленно ахнула, хотя ее внимание привлек вовсе не волшебный инструмент. Помня о ее страстной любви ко всему живому, я не удивился. Она смотрела на чудесный цветок, растущий из песка. Теперь он казался еще более прекрасным, чарующим, чем час назад. На грациозно изогнутом стебле красовалась крупная алая чашечка, напоминавшая тюльпан или колокольчик. Стебель был украшен дюжиной округлых ярко-зеленых листьев безупречной формы, подобных драгоценным камням. На лепестках подрагивали капли росы.

– Я должна вдохнуть аромат этого цветка, – сказала мама.

– Конечно. – Я заулыбался еще шире. – Ведь это я его создал.

Она остановилась и обернулась ко мне.

– Ты его создал? Правда?

– Мне стоило только пальцем пошевелить, – гордо ответил я. – Пойдем, посмотрим на него поближе.

Сделав еще несколько шагов, я почувствовал, что и мое желание уткнуться носом в цветок становится все сильнее. Мне страстно хотелось не просто понюхать его, а опустить лицо в алую чашечку. Сделать глубокий глоток его сладостного нектара. Утонуть в нем, в безрассудном экстазе нырнуть в него, чтобы он поглотил меня. Я едва обратил внимание на странную трепещущую тень, которая словно перебегала с лепестка на лепесток. Очередная игра света, причина которой – туман, как и тогда, с синей раковиной, подумал я. К тому же никакая тень, даже самая темная и холодная, не смогла бы затмить сияющей, победоносной красоты этого цветка.

Мать отняла руку, и я отпустил ее. Мы продолжали идти к цветку молча, словно в трансе, не обращая внимания на то, что наши ноги увязали во влажном песке. Я ни о чем не мог думать, кроме непреодолимого желания вдохнуть чудесный аромат алого цветка. До цели оставался последний шаг, когда соленый ветер подул нам навстречу. Но мы, по-прежнему не слыша и не видя ничего, кроме чудесного цветка, тянулись к манящему алому колокольчику.

Я помедлил, думая, что мне, может быть, нужно позволить матери прикоснуться к цветку первой. Ей это понравится. Вдруг загадочная тень снова коснулась алого лепестка, и желание уткнуться в него усилилось во много раз, и я забыл обо всем. Я наклонился над прекрасной чашечкой. Ближе… Ближе…

Неожиданно совсем рядом, на гребне дюны, мелькнула фигура. Она с разбега врезалась в меня, опрокинула, и мы вместе скатились вниз, поднимая тучи песка. У подножия песчаного холма я сел и оказался лицом к лицу с нападавшим.

– Риа! – в ярости воскликнул я, отплевываясь. – Ты что, хочешь, чтобы я шею свернул?

Но девчонка, не обращая на меня никакого внимания, проворно вскочила на ноги и повернулась к моей матери.

– Стой! – закричала она во всю силу легких. – Не делай этого!

Но Элен как будто не слышала ее. Отбросив за спину волосы, упавшие на лицо, она потянулась к загадочному цветку.

Увидев это, Риа начала карабкаться вверх по осыпающемуся песчаному склону. Кошмарный вопль заставил ее остановиться, а у меня от ужаса кровь застыла в жилах. Какая-то темная масса выскочила из середины цветка и угодила прямо в лицо женщине. Мать отшатнулась, вскинула руки.

– Нет! – закричал я, обращаясь к небу, к морю, к туману. – Нет!

Но было слишком поздно. Мать споткнулась, упала на песок и покатилась вниз по склону. Когда ее тело рухнуло к подножию дюны, я увидел, что все ее лицо скрыто под извивающейся тенью. А в следующую секунду я снова испытал непередаваемый ужас: тень скользнула жертве в рот и исчезла.

Глава 8
Загадка раны

Я бросился к матери. Ее тело застыло в неестественной позе, синее платье и лицо были перепачканы влажным песком. Ветер с моря усиливался и гнал над пляжем пряди тумана.

– Матушка!

– Это твоя мать? – спросила Риа, подбегая ко мне. – Твоя родная мать?

– Да, верно, – слабым голосом ответила Элен, переворачиваясь на спину. Взгляд ее синих глаз был прикован к моему лицу. – С тобой все в порядке, сынок?

Я смахнул песок с ее щеки.

– В порядке? – воскликнул я. – В порядке? Мне конец. Моя жизнь кончена. Я привел тебя сюда только для того, чтобы ты здесь отравилась ароматом ядовитого цветка!

Ее сотряс ужасный приступ кашля, словно она пыталась изгнать из себя зловещую тень. Но кашель не помог – ее лицо исказилось от боли и страха.

Я обернулся к Рии.

– Почему ты не спасла ее вместо меня!

Она подергала за одну из лиан, скреплявших ее одежду.

– Прости, что пришла так поздно. Я всюду искала тебя. В конце концов я напала на твой след в Каэр Нейтан, но лишь через несколько часов после того, как ты оттуда ушел. Когда Каирпре рассказал мне, что ты намерен сделать, я последовала за тобой так быстро, как только могла. – Она печально взглянула на Элен. – Должно быть, это ужасно. Как будто внутри тебя поселился кошмарный сон.

– Я… со мной все хорошо, – ответила мама, хотя выражение ее лица говорило о нестерпимых мучениях. Она попыталась сесть, но снова рухнула на песок.

За моей спиной зазвенели бубенчики, и знакомый голос прогнусавил:

– Я чувствую приближение смерти.

Я резко обернулся.

– Убирайся прочь, ты! Ты хуже этого ядовитого цветка!

Мрачный шут опустил голову.

– Я разделяю твое горе. Истинная правда. Возможно, я смогу облегчить твое бремя при помощи одной из забавных песен Бамбелви Весельчака?

– Нет!

– Тогда как насчет загадки? Моей знаменитой загадки о бубенчиках?

– Нет!

– Ну ладно, – резко ответил он. – В таком случае я ничего не скажу тебе. Не скажу, что ее отравил вовсе не цветок. – Он наморщил лоб. – И уж, разумеется, не скажу тебе, что это был Рита Гавр.

Сердце словно сжала ледяная рука, а мать ахнула. Я вцепился в широкий рукав шутовского плаща и несколько раз дернул, отчего бубенцы на его колпаке загремели.

– Откуда ты знаешь?

– Тень смерти. Я слышал, как ее описывали, причем не единожды. Слишком много раз я слышал эти рассказы, и даже такому дурачку, как я, удалось их запомнить. Это один из излюбленных способов мести Рита Гавра.

Элен содрогнулась всем телом, и с ее губ сорвался болезненный стон.

– Этот человек говорит правду, сынок. Если бы злые чары не лишили меня рассудка, я бы тоже об этом вспомнила. – Ее лицо снова исказилось, а ветер с моря усилился, словно сам океан тяжело вздыхал. – Но я не понимаю, почему я? Почему он захотел отомстить мне?

Я почувствовал смертельную слабость. Я понял, что тень смерти была послана вовсе не Элен. Она предназначалась мне. Но из-за меня – из-за моей глупости, легкомыслия, опрометчивости – неизлечимый недуг поразил мою мать. Я должен был послушать Каирпре! Ни за что на свете не следовало приводить ее на этот остров.

– Рита Гавр приберегает эту штуку для тех, чья смерть должна доставить ему особенное удовольствие, – нараспев гудел Бамбелви. – Потому что это смерть медленная, мучительно медленная. И ужасная. Настолько, что не описать словами. Человек, пораженный тенью, страдает целый месяц, в течение четырех фаз луны, прежде чем, наконец, умрет. Но я слышал, что последние минуты перед смертью доставляют жертве больше мук и терзаний, больше невыносимой, нестерпимой боли, чем весь предыдущий месяц.

И снова Элен застонала, скорчившись, поджав колени к груди.

– Хватит! – я замахал руками на зловещего шута. – Прекрати! Ты хочешь, чтобы она прямо сейчас умерла от страха? Лучше придержи язык – если тебе, конечно, не известно противоядие или лекарство.

Бамбелви отвернулся, качая головой.

– От этой напасти нет лекарства.

Я начал развязывать мешочек с травами.

– Может быть, здесь найдется что-нибудь…

– От тени смерти нет спасения, – мрачно повторил шут.

– Нет, лекарство должно быть, – возразила Риа, опустившись на колени рядом с матерью и погладив ее по голове. – От любой болезни есть лекарство, какой бы страшной она ни была. Нужно просто разгадать загадку раны.

На краткое мгновение лицо Элен просветлело.

– Она права. Возможно, есть способ исцелить меня. – Она некоторое время внимательно смотрела на Рию, потом слабыл голосом спросила:

– Как тебя зовут, девочка? И откуда тебе известно так много об искусстве врачевания?

Риа похлопала по своей одежде из листьев и лиан.

– Деревья Друмы научили меня. Они – моя семья.

– А как тебя зовут?

– Большинство людей называют меня Риа. Только лесные эльфы еще помнят мое полное имя – Рианнон.

На лице матери отразилась боль – но мне показалось, что это была не физическая боль, а душевная. Может быть, она вспомнила о горе, испытанном давным-давно, в прошлой жизни. Но она ничего не сказала. Лишь отвернулась и взглянула на туман, клубившийся над побережьем.

Риа склонилась над ней.

– Прошу, скажи мне свое имя.

– Элен. – Она взглянула в мою сторону. – Хотя меня также называют Матушкой.

Я почувствовал себя так, словно в сердце мне вонзилась отравленная игла. Она до сих пор не понимала, что несчастье произошло по моей вине. Что я позволил ей появиться здесь, не послушавшись настоятельных предупреждений Каирпре. Что я пытался в своей гордыне и невежестве вести себя как волшебник, хотя на самом деле был всего лишь глупым, самонадеянным мальчишкой.

Риа продолжала гладить Элен.

– У тебя начинается лихорадка. Мне кажется, скоро тебе станет хуже.

– Обязательно станет, – заявил Бамбелви. – Все всегда со временем становится только хуже. Намного хуже.

Риа бросила на меня озабоченный взгляд.

– Мы должны как можно скорее найти способ исцелить ее, не то будет поздно.

Бамбелви начал расхаживать взад-вперед по песку, со свистом размахивая широкими рукавами.

– Слишком поздно. Когда имеешь дело с такой гадостью, даже слишком рано – это все равно уже слишком поздно.

– А может, лекарство есть, просто его никто еще не нашел, – возразила Риа. – Мы должны попробовать.

– Пробуйте что угодно и сколько угодно. Ей ничто не поможет. Все бесполезно и безнадежно. Все кончено.

Я совершенно растерялся и, не зная, что думать, метался от уверенности и оптимизма Рии к мрачному унынию Бамбелви. Нет, она ошибается, но и он тоже, лихорадочно размышлял я. И все же это было возможно, и то и другое, и смерть, и спасение… Мне хотелось верить в спасение, но я не мог избавиться от страха, что угрюмый шут прав. В небе пронзительно кричали чайки. Две птицы, описав над нами круг, приземлились на песок среди морских звезд и ракушек. Я прикусил губу. Даже если способ спасти мою мать действительно существует, мы не сможем найти его вовремя. Здесь, на пустынном пляже, в безлюдной части острова, где нет ничего, кроме песчаных дюн и вечного прибоя, нам не к кому обратиться. Никто не поможет.

Внезапно промелькнувшая мысль заставила меня поднять голову. Здесь есть одно существо, к которому можно обратиться, подумал я. Я вскочил на ноги и побежал через пляж к каменистому полуострову, наполовину скрытому в тумане. Волны накатывали на камни. Несколько раз я едва не упал, скользя по мокрому песку. Но хуже всего было то, что среди клубившейся белой мглы я не видел кучки плавника, где оставил старую мудрую раковину. Неужели очередная могучая волна смыла ее в море? Сердце упало. Теперь мне никогда не найти ее!

Я резко опустился на колени и, не обращая внимания на боль, принялся обшаривать нагромождение влажных камней с острыми краями. Я переворачивал скользких медуз, заглядывал в лужи. Наконец, когда одежда промокла, а волосы слиплись от соленых брызг, я заметил серый обломок дерева. И там, в трещине, виднелась раковинка песчаного цвета. Я не понял, та ли она самая или нет, но быстро вытащил крошечный конус из укрытия и прижал к уху.

– Вашамбалла, это ты?

Нет ответа.

– Вашамбалла, – взмолился я. – Ответь мне, если это ты! Существует ли средство спастись от тени смерти? Должен же быть какой-то способ!

Наконец я услышал долгий, странный вздох – словно волна очень, очень медленно разбивалась о берег.

– Ты получил, ш-ш-шлеп, самый болезненный урок из всех.

– Да, да! Но что теперь делать, ты можешь мне помочь? Скажи мне, как можно избавиться от этой напасти. Моя мать умирает.

– У тебя по-прежнему, плюх-х-х, при себе Галатор?

Я с досадой нахмурился.

– Нет. Я… отдал его кое-кому.

– Ты можешь вернуть его, ш-ш-шлеп, вернуть как можно быстрее?

– Нет. Он сейчас у Домну.

Мне почудилось, что моллюск испустил вздох, полный отчаяния.

– Значит, помочь нельзя. Плюх-х-х. Противоядие существует. Но для того, чтобы найти его, ш-ш-шлеп, ты должен отправиться в Мир Иной.

– В Мир Иной? В страну духов? Единственный способ туда попасть – это смерть! – Я тряхнул головой, и капли воды полетели во все стороны с моих черных волос. – Ничего, я готов пойти на это, если таким образом смогу ее спасти, – поверь мне, я отдам за нее жизнь! Но моя смерть будет напрасной: даже если я пройду этот Долгий Путь, о котором слышал, путь, ведущий в Мир Иной, я не смогу вернуться сюда с лекарством.

– Верно. Долгий Путь ведет мертвых, плюх-х-х, в загробное царство, но назад в мир живых дороги нет.

Новая мысль пронеслась в мозгу.

– Погоди! Туата – мой дед – нашел какой-то способ, позволявший ему посещать Мир Иной и возвращаться оттуда живым. По-моему, чтобы советоваться с великим Дагдой. Может быть, у меня получится пройти дорогой Туаты?

– Именно это открытие в конце концов и послужило причиной его смерти. Плюх-х-х. Не забывай об этом. Его убил Балор, одноглазый огр, который подчиняется только Рита Гавру. Балор до сих пор стережет тайный вход в потусторонний мир, место, которое называется, ш-ш-шлеп, Лестницей в Мир Иной. И он поклялся не пропустить через эти магические врата ни одного приверженца Дагды.

– Лестница в Мир Иной? Это что, какие-то ступени, ведущие на небеса, в царство бесплотных духов?

– Чем бы это ни было, – услышал я из раковины голос, подобный плеску воды, – это, плюх-х-х, твоя единственная надежда. Лекарство, которое тебе нужно, называется Эликсир Дагды, и лишь сам Дагда может дать его тебе.

Ледяная волна захлестнула полуостров, намочила обувь и штаны до колен. Я почувствовал жжение – это соль попала в царапины, полученные во время падений и ударов о камни. Но я не обращал внимания на холод и боль.

– Эликсир Дагды, – медленно повторил я. – Ну что ж, пусть все огры мира сторожат его, я должен его достать. Как мне найти эту Лестницу в Мир Иной?

И снова из раковины донесся вздох, полный безнадежного отчаяния.

– Для того чтобы найти ее, ты должен научиться слышать неизвестную тебе доселе музыку, музыку чар. Плюх-х. Музыку волшебства, Мерлин.

– Волшебства? – От неожиданности я едва не выронил раковину. – Вряд ли у меня получится.

– Значит, ты действительно не можешь помочь матери. Единственный способ найти путь Туаты – это познакомиться, плюх-х-х, с Семью Песнями Волшебства.

– Что это за песни такие, ради всего святого?

Ветер с моря развевал мои волосы, играл подолом туники. Несколько томительно долгих минут я дожидался ответа раковины, и вот наконец до моего уха снова донесся тоненький голосок:

– Даже я, самая мудрая раковина, не знаю этого. Я могу лишь сказать тебе, ш-ш-леп, что Семь Песен были вырезаны самим Туатой на каком-то огромном дереве в Лесу Друма.

– А это дерево, случайно… не… Арбасса?

– Да.

– Я знаю это дерево, я там даже жил! Это дом Рии. – Я наморщил лоб, вспоминая странные надписи, которые видел внутри, на стенах. – Но эти письмена мне незнакомы! Я ни слова не смог прочесть!

– Значит, ты должен попытаться сделать это еще раз, Мерлин. Это единственный шанс, плюх-х-х, спасти жизнь твоей матери. Хотя и этот шанс очень-очень мал.

Я подумал о маме, в тело которой вселился чудовищный призрак: она лежала в тени дюны, и дышать ей становилось все труднее и труднее. Это произошло с ней по моей вине, и теперь я должен любым способом исправить то, что натворил, рискнуть, если понадобится, собственной жизнью. Несмотря на решимость, я внутренне содрогнулся, вспоминая разговор с Каирпре, слова, какими он описывал настоящего волшебника. Я прекрасно понимал, что не обладаю нужными качествами. У меня не было никакой надежды прочесть Семь Песен и проникнуть в их смысл, по крайней мере, за то краткое время, которое оставалось до гибели Элен.

– Это слишком, – подавленно произнес я. – Я вовсе не маг! Даже если у меня каким-то образом получится прочесть Семь Песен, как я смогу найти эту загробную лестницу, проскочить мимо Балора и взобраться в царство Дагды – и все это в течение четырех фаз луны?

– Мне не следовало, ни за что не следовало, ш-ш-леп, помогать тебе.

Я вспомнил, что вчера ночью заметил на небе молодую луну. Это был лишь тоненький, едва видимый серебристый серп, и я с большим трудом различил его при помощи «второго зрения». Итак, у меня оставалось совсем немного времени, чтобы раздобыть Эликсир Дагды – до того как состарится эта луна, и ни днем больше. В тот день, когда луна исчезнет с небосклона, моей матери не станет.

Полнолуние будет означать, что половина отпущенного времени истекла.

Затем луна начнет стареть, и мое время будет подходить к концу. И когда она, наконец, растает, вместе с ней растают и надежды.

– Я желаю тебе удачи, плюх-х-х, и да пребудет с тобой все везение, какое только существует на Финкайре, – сказал моллюск. – Оно тебе понадобится, ш-ш-шлеп, но потом тебе понадобится много больше.