Текст книги "Двое на башне"

XI

Почему леди Константин остановилась и повернула обратно?

Ею внезапно овладело дурное предчувствие. Ее истинные чувства к Сент-Кливу были слишком очевидны для нее самой, чтобы с ними можно было мириться.

То, что у нее был законный интерес к нему как к молодому астроному, было правдой; то, что ее сочувствие в связи с его тяжелой болезнью было естественным и заслуживающим одобрения, также было правдой. Но было и то, что приводило ее в трепет, – излишнее чувство к нему.

Излишества – это вещи, без которых вы не можете обойтись, и эта конкретная эмоция, не укладывающаяся в отведенную ей меру, грозила стать для нее именно таким излишеством. Короче говоря, она тут же почувствовала, что снова увидеть Сент-Клива было бы неприлично; и, сделав над собой усилие, она покинула его территорию, что он и наблюдал.

Она решила облагородить свое поведение с этого момента своей жизни и впредь. Она будет проявлять доброе покровительство по отношению к Суитэну, не балуя себя его обществом. Он по-прежнему был дорог ее опустошенному сердцу, но в будущем он должен быть, по крайней мере, скрыт от ее глаз. Откровенно говоря, назревал серьезный вопрос, не переступила бы она вскоре зыбкую грань, отделявшую дозволенное от запретного, если бы он все-таки не был утаен от ее взора.

К тому времени, когда она подошла к дому, солнце уже садилось. Массивная узорчатая церковь, теперь погруженная в фиолетовую тень, за исключением тех мест, где на ее верхние ярусы падали отблески закатного пламени, стояла рядом с ее владениями, как и во многих других приходах, хотя деревня, ядром которой она когда-то была, совершенно обезлюдела: ее домишки были снесены, чтобы расширить парк, оставив старое здание стоять в одиночестве, как штандарт без армии.

Был вечер пятницы, и она услышала, как внутри упражняется органист. Вечерний час, звуки органа, ровное пение птиц и ее собственные недавние чувства, объединившись, оказали на нее благоговейное влияние. Она вошла, повернула направо и прошла под своды алтаря, где села и оглядела всю пустую длину церкви, восток и запад. Полунормандские4848
  Полунормандский (англ. semi-Norman), или промежуточный стиль церковной архитектуры – смешанный стиль, представляющий собой стиль, в котором циркульные арки и низкие массивные колонны нормандского стиля начали соединяться с элементами ранней готики и постепенно уступать им место.


[Закрыть] своды нефа с их многочисленными насечками все еще были видны в свете башенного окна, но нижняя часть здания была погружена во мрак, за исключением тех мест, где слабый отблеск свечи органиста распространял вокруг себя сияние светлячка. Исполнительница, которой была мисс Табита Ларк, продолжала без перерыва издавать свои блуждающие звуки, не замечая ничьего присутствия, кроме юного воздуходува4949
  Имеется в виду специальный работник – калькант – накачивающий мехами воздух в трубы органа.


[Закрыть], стоявшего возле нее.

Лучи от свечи органиста освещали лишь небольшую часть алтаря за пределами инструмента, и это был тот фрагмент восточной стены, на котором были начертаны десять заповедей. Позолоченные буквы сурово сияли в глазах леди Константин; и она, будучи натурой впечатлительной, словно горлица, смотрела на одну из этих заповедей на второй табличке, пока ее дух не потрясло, как громом, чистым раскаянием.

Она опустилась на колени и сделала все возможное, чтобы искоренить те порывы к Сент-Кливу, которые были несовместимы с ее положением жены отсутствующего мужчины, хотя и не были противоестественными для нее, как для его жертвы.

Она стояла на коленях до тех пор, пока не стала казаться едва ли принадлежащей своему времени, которое утратило ту значительность, что придавала ему в обычных условиях близость ракурса, и заняло свое подлинное место в длинной череде других столетий. Раз, отрешившись от себя и увидев все со стороны, она успокоилась и дала великодушный обет. Она подыщет какую-нибудь подходящую девушку, способную сделать Сент-Клива счастливым; и эту девушку она одарит деньгами, какие только сможет себе позволить, чтобы естественный результат их близости не причинил ему никакого житейского вреда. Интерес ее, леди Константин, жизни должен будет заключаться в том, чтобы наблюдать за развитием любви между Суитэном и этой идеальной девушкой. Сама болезненность этого плана для ее чувствительного сердца сделала его приятным для ее совести; и она удивлялась, что до сих пор не придумала эту хитрость, которая объединила бы возможность принести пользу астроному с преимуществом защиты от опасности как для Суитэна, так и для нее самой. Обеспечив ему подходящую спутницу, она предотвратила бы опасное пробуждение в нем чувств, отвечающих взаимностью ее собственным.

Доведенная этим героическим намерением до крайности изысканного страдания, леди Константин омочила слезами книги, над которыми склонилось ее чело. И когда она услышала, как ее лихорадочно бьющееся сердце колотится о стол, она твердо поверила, что изнуряющие порывы этого сердца положат конец ее печальной жизни, и на мгновение вспомнила изгнанный образ Сент-Клива, и, чтобы мысленно обратиться к нему, перефразировала причудливые строки из «Lieb Liebchen» Гейне:

Дай руку мне! к сердцу прижми её, друг!

Ты слышишь ли, что там за стук?

Там злой гробовщик в уголочке сидит

И гроб для меня мастерит5050
  Строки из песни Генриха Гейне (1797 – 1856) приведены в переводе М. Л. Михайлова (1856).


[Закрыть].

Леди Константин, встревоженная паузой в извилистой игре органиста, подняла голову и увидела стоящего рядом с музыкантом человека. Это был мистер Торкингем, и то, что он говорил, было отчетливо слышно. Он спрашивал о ней самой.

– Мне показалось, я видел, как леди Константин шла сюда, – возражал он на отрицательный ответ Табиты. – Мне действительно очень нужно встретиться с ней.

Она вышла вперед.

– Я здесь, – сказала она. – Не прекращайте играть, мисс Ларк. В чем дело, мистер Торкингем?

Табита тут же возобновила свою игру, и мистер Торкингем подошел к леди Константин.

– У меня есть очень серьезные сведения, которые я должен сообщить вашей светлости, – сказал он. – Но… я не буду отвлекать вас здесь. (Он видел, как она поднялась с колен, чтобы подойти к нему.) Я приду к вам домой сразу же, как только вы сможете принять меня после вашего возвращения.

– Нет, скажите мне здесь, – сказала она, усаживаясь.

Он подошел ближе и положил руку на маковую головку сиденья.

– Я получил сообщение, – сбивчиво продолжал он, – в котором меня просят подготовить вас к содержанию письма, которое вы получите завтра утром.

– Я слушаю вас.

– Суть дела вкратце такова, леди Константин: вы вдова уже более восемнадцати месяцев.

– Мертв!

– Да. Не далее как в октябре прошлого года сэр Блаунт заболел дизентерией и малярийной лихорадкой на берегах Зуги в Южной Африке, и это унесло его жизнь. Из трех человек, которые были с ним, двое скончались от той же болезни в сотне миль дальше; в то время как третий, вернувшись по своим следам в более здоровый район, остался там с местным племенем и не потрудился сообщить о случившемся. Похоже, мы знаем об этом только благодаря тому, что он случайно рассказал об этом кому-то еще. Вот все, что на данный момент я могу сказать вам.

Несколько мгновений она была сильно взволнована; и Таблица Заповедей напротив, которая теперь, казалось, относилась к иной диспенсации5151
  Диспенса́ция – термин канонического права, обозначающий освобождение отдельного лица или группы лиц от обязательной нормы церковного закона или послабление в его исполнении.


[Закрыть], неясно поблескивала во взгляде, все еще затуманенном недавними слезами.

– Проводить вас домой? – спросил священник.

– Нет, спасибо, – сказала леди Константин. – Я бы предпочла пойти одна.

XII

Во второй половине следующего дня мистер Торкингем, который время от времени заглядывал навестить Сент-Клива, по обыкновению зашел снова; после того, как он должным образом прокомментировал состояние погоды, поздравил его с уверенным, хотя и медленным улучшением самочуствия, и ответил на вопросы о комете, он сказал:

– Вы слышали, я полагаю, о том, что случилось с леди Константин?

– Нет! Что-то серьезное?

– Да, это серьезно.

Священник сообщил ему о смерти сэра Блаунта, и о событиях, которые помешали всем узнать об этом раньше, – событиях, поспособствовавших отчуждению пары и прекращению на некоторое время переписки между ними. Его слушатель воспринял новость с озабоченностью друга: в его глазах образ леди Константин мало зависел от ее семейного положения.

– Не было попыток вернуть его домой, когда он умер?

– О нет. Климат требует немедленного захоронения. Несомненно, через день или два у нас будет больше подробностей.

– Бедная леди Константин, такая добрая и чувствительная натура! Я полагаю, она совершенно потрясена плохими новостями.

– Конечно, ей тяжело, но она не подавлена. В доме объявлен траур.

– Ах, да, она не может быть подавлена, – пробормотал Суитэн, приходя в себя. – Он был недобр к ней во многих отношениях. Как вы думаете, она уедет из Уэлланда?

Этого викарий сказать не мог. Но он опасался, что дела сэра Блаунта были в серьезном затруднении, что может потребовать многих и неожиданных изменений.

Время показало, что предположения мистера Торкингема были верны.

В течение долгих недель начала лета, во время которых молодой человек все еще сидел в заточении, если не в своей комнате, то в пределах дома и сада, до него дошли новости о том, что бесхозяйственность и эксцентричное поведение сэра Блаунта привели к серьезным последствиям для леди Константин; не иначе, как к ее почти полному обнищанию. Движимое имущество было поглощено выплатой долгов, а поместье Уэлланд так обременено ежегодными выплатами его дальним родственникам, что ей оставались лишь жалкие гроши. Она сократила хозяйство до самых узких рамок, совместимых с приемлемой аристократичностью. Лошади были проданы одна за другой; экипажи тоже; большая часть дома была заперта, и она жила в самых маленьких комнатах. Из прежнего контингента слуг-мужчин остались лишь двое: один взрослый и мальчик. Вместо того, чтобы пользоваться экипажем, она теперь разъезжала в кресле, запряженном ослом, упомянутый мальчик шел впереди, чтобы расчищать дорогу и поддерживать животное в движении; при этом она носила, как сообщили его информаторы, не обычный вдовий чепец или шляпку, а нечто еще более простое: черная ткань плотно облегала ее лицо, придавая чертам сдержанный, скромный, набожный вид, очень приятный глазу.

– Итак, что самое любопытное во всем этом, мистер Сан-Клив, – говорил Сэмми Блор, который зайдя справиться о здоровье Суитэна, и сообщил некоторые из вышеприведенных подробностей, – так это то, что миледи, похоже, не возражает против того, чтобы быть женщиной куда менее несчастной, чем мы могли бы подумать. Это чудесный дар, мистер Сан-Клив, чудесный – уметь управлять собой и не распускать душу, взрываясь от такого горя. Если бы это случилось со мной, я бы пошел и постоянно пил, сразу же, как проглотил свой завтрак, пока мои внутренности не прогорели бы, словно старая медь; но замысел миледи куда лучше. Хотя, конечно, я только догадываюсь, что чувствуешь при таких утратах, ведь мне всегда нечего было терять.

Между тем обсерватория не была забыта, как и тот гость необычной формы и поведения, который появился в небе неизвестно откуда, волоча за собой светящуюся ленту, и продолжал свой путь пред лицом изумленного мира до тех пор, пока не решил исчезнуть так же внезапно, как и появился.

Когда, примерно через месяц после вышеупомянутого диалога, Суитэну разрешили ходить как обычно, его первым паломничеством стало посещение Рингс-Хилл Спир. Здесь он на досуге изучал то, ради чего пришел.

Вернувшись в усадьбу сразу после захода солнца, он застал бабушку и Ханну в состоянии сильного беспокойства. Первая разглядывала его в вечернем свете, ее лицо было измучено и изрыто колеями, как старая дорога, прошедшими днями. Она сообщила, что в его отсутствие леди Константин приезжала на своем кресле, чтобы справиться о нем. Ее светлость желала понаблюдать за кометой в большой телескоп, но, придя в башню, обнаружила, что дверь заперта. Она попросила его завтра оставить дверь незапертой, чтобы она могла пойти к колонне вечером следующего дня с той же целью. Его присутствия там она не требовала.

На следующий день он отправил Ханну с ключом в Уэлланд-Хаус, не позаботившись оставить башню открытой. По мере того как наступал вечер и комета становилась все отчетливее, он стал сомневаться, сможет ли леди Константин одна обращаться с телескопом с удовольствием и пользой для себя. Не в силах, будучи приверженцем науки, успокоиться из-за этого опасения, он пересек поле по борозде, которой пользовался с тех пор, как посеяли кукурузу, и вошел в лес. Его неопытный ум ни разу не смекнул, что ее требование против его прихода могло существовать наряду с порочной надеждой на то, что он придет.

Поднявшись, он обнаружил ее уже там. Она сидела на стуле для наблюдения: теплый западный свет, проникающий через отверстие в куполе, освещал ее лицо, и только лицо, – ее одеяние из соболиного меха делало остальную часть фигуры почти невидимой.

– Вы пришли! – сказала она с застенчивой радостью. – Я не ожидала вас. Но не берите в голову. – Она сердечно протянула ему руку.

Прежде чем заговорить, он посмотрел на нее по-новому с большим интересом во взгляде. Он впервые видел ее такой, и она изменилась не только в одежде. На ее лице застыло сдержанно-милое выражение. Оно было редкого и своеобразного оттенка – нечто такое, чего он никогда раньше не видел у женщин.

– Вам нечего сказать? – продолжила она. – Ваши шаги были слышны мне с самого низа, и я знала, что они ваши. Вы выглядите почти восстановившимся.

– Да, я почти восстановился, – отвечал он, почтительно пожимая ее руку. – Появилась причина жить, и я ожил.

– И какова причина? – осведомилась она, быстро покраснев.

Он указал на объект, похожий на ракету, в западной части небосвода.

– А, вы имеете в виду комету. Ну, из вас никогда не выйдет придворный льстец! Вы, конечно, знаете, что со мной случилось; у меня больше нет мужа – у меня его нет уже полтора года. Кроме того вы, наверное, слышали, что я теперь совсем нищая женщина? Скажите, что вы об этом думаете.

– Я очень мало об этом думал с тех пор, как услышал, что вы, кажется, почти не возражаете против бедности. В этом даже есть свои плюсы: теперь я, возможно, смогу проявить к вам немного доброты за все то, что вы мне сделали, моя дорогая леди.

– Если только ради экономии я не уеду жить за границу, в Динан, Версаль или Булонь5252
  Города во Франции.


[Закрыть].

Суитэн, никогда не думавший о подобном развитии событий, был искренен в своих сожалениях, выказывая, однако, не более чем чистосердечное дружеское сочувствие.

– Я не говорю, что это было бы абсолютно необходимо, – продолжала она. – Я, на самом деле, стала такой домашней и любящей дом, мне так интересны эти места и здешние люди, что, несмотря на советы, я почти решила не сдавать дом; можно продолжать менее деловой, но приятный вариант скромной жизни, а остальное свернуть.

– О, ваша любовь к астрономии становится такой же сильной, как и моя! – горячо сказал он. – Вы не можете оторваться от обсерватории!

– Вы могли бы допустить, что я способна и на человеческие чувства, также как и на научные, применительно к обсерватории.

– Дорогая леди Константин, признавая, что ваш астроном также разделяет ваш интерес…

– Ах, вы бы не узнали этого без моего рассказа! – сказала она с игривостью, которую трудно было назвать игривой, и на ее лице появился новый румянец. – Я умаляю себя в ваших глазах, напоминая об этом.

– Вы могли бы сделать все на свете, не умаляя себя в моих глазах, после той доброты, которую вы проявили. И более того, никакое искажение фактов, никакие слухи, никакие разоблачительные появления, что бы там ни было, никогда не поколеблют мою преданность вам.

– Иногда вы очень прозаично трактуете мои мотивы. Вы видите меня в таком невыгодном свете, что мне приходится довольно хитро намекать, чтобы дать вам понять, что я такая же отзывчивая, как и другие люди. Иногда мне кажется, что вы предпочли бы, чтобы я умерла, чем чтобы у вас украли экваториал. Признавайтесь, что ваше восхищение мной было основано на моем доме и положении в графстве! Теперь я лишена всей этой славы, если таковая имелась, и я вдова, и я беднее своих арендаторов, и я больше не могу покупать телескопы, и я не могу, из-за ограниченности моих обстоятельств, вращаться в тех кругах, которые, как люди говорили раньше, я украшала; так что теперь, боюсь, я потеряла ту маленькую власть, которую когда-то имела над вами.

– Вы так же несправедливы сейчас, как были великодушны до сих пор, – сказал Сент-Клив со слезами на глазах в ответ на мягкое подтрунивание леди, которое он, бедный наивный человек, воспринял как ее истинное мнение. Схватив ее за руку, он продолжал тоном, средним между упреком и гневом. – Я клянусь вам, что в этом мире у меня есть только два поклонения, две мысли, две надежды и два благословения, и одно из них – это вы!

– А другое?

– Стремление к астрономии.

– И астрономия стоит на первом месте.

– Я никогда не увязывал между собой две столь непохожие идеи. И почему вы должны сожалеть о своих изменившихся обстоятельствах, моя дорогая леди? Ваше вдовство, если я возьму на себя смелость говорить на подобную тему, – хоть и является, как я полагаю, горем, но, возможно, не абсолютное зло. Ибо, хотя ваши денежные затруднения были явлены миру и вам самим, ваше счастье в браке было, как вы мне признались, невелико; но теперь вы свободны, как птица, чтобы следовать своим собственным увлечениям.

– Я удивляюсь, что вы это признаете.

– Но, возможно, – добавил он со вздохом сожаления, – вы снова станете жертвой какого-нибудь мужчины, какого-нибудь скучного сельского сквайра или еще кого-нибудь, и, в конце концов, окажетесь потерянной для научного мира.

– Если я и стану добычей какого-нибудь мужчины, то не сельского сквайра. Но, ради всего святого, не продолжайте в том же духе! Вы можете думать, о чем хотите, но про себя.

– Мы забываем о комете, – сказал Сент-Клив. Он отвернулся, настроил прибор для наблюдения и стал поворачивать купол.

Пока она смотрела на ядро огненного шлейфа, заполнявшего теперь такое большое пространство неба, что он полностью господствовал над ним, Суитэн бросил взгляд в поле и увидел в угасающем свете несколько рабочих, идущих прямо к колонне.

– Что вы там увидели? – спросила леди Константин, не переставая наблюдать за кометой.

– Кое-кто из рабочих идет сюда. Я знаю, зачем они идут, – я обещал позволить им посмотреть на комету в телескоп.

– Они не должны подниматься сюда, – решительно сказала она.

– Они будут ждать своего времени.

– У меня есть особая причина желать, чтобы они не видели меня здесь. Если вы спросите, почему, я могу вам сказать. Они ошибочно подозревают, что я интересуюсь не столько астрономией, сколько самим астрономом, и у них не должно быть никаких оснований для такого дикого убеждения. Что вы можете сделать, чтобы не позволить им войти?

– Я запру дверь, – сказал Суитэн. – Тогда они подумают, что меня нет.

Он сбежал вниз по лестнице, и она услышала, как он торопливо поворачивает ключ. Леди Константин вздохнула.

– Какая слабость, какая слабость! – сказала она себе. – Эта завидная сила самообладания, где она? Та сила скрытности, которой должна обладать женщина – где? Подвергать себя такому риску, приходить сюда одной – о, если бы об этом знали! Но я всегда была такой – всегда!

Она резко поднялась и последовала за ним вниз по лестнице.

XIII

Он стоял внизу около двери, хотя было так темно, что она едва смогла разглядеть его. Снаружи громко разговаривали поселяне.

– Рано или поздно он обязательно придет, – зазвучал вверх по спирали голос Хиззи Байлза. – Он не пропустит такое прекрасное представление, какое устраивает сегодня комета, не взглянув на него, – только не мастер Клив! Ты захватил с собой фляжку, Хеймосс? Тогда мы сядем здесь, в его домишке, и подождем. Он придет перед отбоем. В его подзорную трубу эта комета будет видна как на аллее Уэлланд-Лейн!

– Я бы скорее пропустил грандиозное пип-шоу, что каждый год проходит на ярмарке в Гринхилле, чем такое бессмертное зрелище, как это! – сказал Амос Фрай.

– Бессмертное зрелище – где ты такого набрался, Хеймосс? – поинтересовался Сэмми Блор. – Ну, ну, да храни Господь хороших школяров – и хоть немного позаботься об остальных! Поскольку в хижине так темно, может, мы вытащим скамью вот сюда, немного вперед, братцы?

Соответственно, скамья была вынесена наружу, и, чтобы иметь спинку, на которую можно опереться, они поставили ее точно поперек двери на винтовую лестницу.

– А у вас есть что-нибудь закурить? Если нет, то у меня есть, – продолжал Сэмми Блор. Последовало чирканье спичек, и оратор спокойно заключил, – Вот теперь мы очень хорошо устроились.

– И что означает эта комета? – спросил Хеймосс. – Что произойдет какое-то великое потрясение или что мы умрем от голода?

– Голод – нет! – сказал Нэт Чэпмен. – Это касается только таких, как мы, а Господь имеет дело лишь с прирожденными джентльменами. Не следует полагать, что такой странный огненный фонарь зажжется для людей с десятью или дюжиной шиллингов в неделю, их хлебом и кучей хвороста, когда мы сможем их достать. Если уж это признак того, что он горячится из-за поведения кого-либо в этом приходе, то тогда это касается миледи Константин, поскольку она единственная, чья фигура достойна такого намека.

– А что касается ее дохода, то теперь она его потеряла.

– Ну что ж; я не во все вникаю, что слышу.

Леди Константин придвинулась поближе к Сент-Кливу и прошептала, дрожа: «Как вы думаете, они долго будут ждать? Или мы сможем выйти?»

Суитэн чувствовал всю неловкость ситуации. Эти ребята поставили скамейку вплотную к двери, которая, из-за лестницы открывалась наружу; так что при первом же толчке парочки изнутри, чтобы освободиться, скамейка, должно быть, перевернется, и курильщики растянутся ничком. Он прошептал ей, чтобы она поднялась на колонну и подождала, пока он не придет.

– И покойник ничего ей не оставил? Да? А унес ли он свое наследство в могилу? И будет ли его скелет лежать в тепле из-за этого? Хи-хи! – проговорил Хеймосс.

– Все так и есть, – заметил Хиззи Байлз. – Он делал ее несчастной до самой смерти, и если бы я был на ее месте, я бы сейчас получил свое сполна. Он должен был завещать ей нашего молодого джентльмена, мистера Сент-Клива, в качестве компенсации. Я бы на ее месте взял да и заключил брак; ведь ее падение свело их совсем близко и сделало его таким же, как она по званию, как был раньше по кости и воспитанию.

– Как вы думаете, она это сделает? – спросил Сэмми Блор. – Или она собирается вести девственную жизнь до конца своих дней?

– Я не хочу быть непочтительным к ее светлости, но я действительно не думаю, что она собирается так растрачивать христианскую плоть. Я говорю, что она, скорее, намеревается заключить брачный союз с кем-нибудь, и в частности с одним молодым джентльменом.

– А сам молодой человек?

– Задумано, отрезано и кончено для удовольствия женщины!

– И все же он должен быть готов.

– Это скоро произойдет. Если они еще долго будут сидеть в этой башне и вместе править планами, их планы скоро будут править ими самими, по моему мнению. Если у нее есть склонность к узам брака, она скоро сможет научить этому и его.

– Верно, верно и законно. То, что раньше было дурным стремлением, теперь – святое желание!

Пелена спала с глаз Суитэна Сент-Клива, когда он услышал слова своих соседей. Как внезапно осенила его правда; как она ошеломила его, и он едва понимал, где находится; перед ним предстала вся сила того, что раньше он осознавал лишь наполовину, особенно тот сладкий поцелуй, который она запечатлела на его губах, когда полагала, что он умирает, – эти яркие озарения трудно передать медленным многословием. Он не мог больше оставаться там и с наэлектризованным сердцем отступил вверх по спирали.

Он нашел леди Константин на полпути к вершине, стоящей у крошечного окошка; когда она заговорила, он обнаружил, что она почти в слезах.

– Они ушли? – спросила она.

– Боюсь, они еще не ушли, – ответил он дрожащим от волнения голосом, что никогда прежде не проявлялось в его отношении к ней.

– Что же мне делать? Мне не следовало бы быть здесь; никто не знает, что меня нет дома. О, это моя оплошность! Я должна как-то вернуться домой.

– Вы слышали, о чем они говорили?

– Нет, – сказала она. – А в чем дело? Вы несомненно встревожены. Что они сказали?

– С моей стороны было бы преувеличенной откровенностью сказать вам.

– Это то, что женщине не должно быть известно?

– В данном случае так оно и есть. Это настолько новая и неописуемая идея для меня… что… – он прислонился к вогнутой стене, совершенно дрожа от странных зарождающихся чувств.

– Что за идея? – мягко спросила она.

– Это… прозрение. Размышляя о небесах над головой, я не заметил…

– Землю под ногами?

– Высший рай на земле. Умоляю, дорогая леди Константин, дайте мне на мгновенье вашу руку.

Она казалась испуганной, и рука не была подана.

– Мне так не терпится попасть домой, – повторила она. – Я не собиралась оставаться здесь больше пяти минут!

– Боюсь, я сам виноват в этом происшествии, – сказал он. – Мне не следовало вторгаться сюда. Но не горюйте! Я как-нибудь устрою ваш побег. Будьте так добры, следуйте за мной вниз.

Они снова спустились, и, шепнув леди Константин, чтобы она оставалась на несколько ступенек позади, он начал греметь, отпирая дверь.

Мужчины поспешно убрали свою скамейку, и Суитэн вышел наружу, света летней ночи было еще достаточно, чтобы они могли его разглядеть.

– Ну, Езекия, и Сэмюэль, и Нэт, как поживаете? – смело сказал он.

– Что ж, сэр, со мной все по-прежнему, – ответил Нэт. – Один час в неделю с Богом всемогущим, а остальное с дьяволом, как говорит один парень. И в самом деле, теперь, когда вашего бедного отца нет, я бы предпочел, чтобы этот воскресный час проходил так же, как и все остальные; ибо пастор Таркинхэм так сильно тешит совесть нашего брата, что церковь уже совсем не является праздником для конечностей, как это было во времена вашего почтенного отца! Но мы ждали здесь, мистер Сан-Клив, уже перестав надеяться, что вы придете.

– Я находился наверху, а запер дверь, чтобы меня не беспокоили. Теперь мне жаль вас разочаровывать, но сегодня вечером у меня есть еще одно дело, так что было бы неудобно принять вас. Завтра вечером или в любой другой вечер кроме этого, я покажу вам комету и любые звезды, которые вам понравятся.

Они с готовностью согласились прийти следующим вечером и приготовились уходить. Но из-за фляжки, трубок и заключительных замечаний убытие стало вопросом времени. Между тем с севера над головой поднялась туча, которую никто не заметил, и крупные капли дождя стали падать так быстро, что конклав5353
  Конкла́в – собрание кардиналов, созываемое после смерти или ухода в отставку папы римского для избрания нового папы, а также само это помещение. Проходит в изолированном от внешнего мира помещении.


[Закрыть] ушел в хижину, пока все не закончится. Сент-Клив укрылся под елями.

В следующее мгновение в другом месте за деревьями послышался шорох, и появились мужчина и женщина. Женщина спряталась под деревом, а мужчина, несший накидки и зонтики, вышел вперед.

– Слуга и горничная миледи, – сказал Сэмми.

– Ее светлость здесь? – спросил мужчина.

– Нет. Я думаю, у ее светлости более приятная компания, – ответил Нэт Чэпмен.

– Сматывай удочки! – сказал Блор.

– Не здесь? Ну, чтобы быть уверенным! Мы не можем найти ее нигде в большом доме! Меня послали искать ее с этой верхней одеждой и зонтиком. Я терпел, как лошадь бродил взад и вперед, и нигде не могу ее найти. Господи, Господи, где она может быть, а ведь мне причитается жалованье за два месяца!

– Почему ты так волнуешься, Энтони Грин, так, кажется, тебя зовут? Ты не женатый мужчина? – спросил Хиззи.

– Так меня называют, соседи, независимо от того, женат я или нет.

– Но, конечно, ты был холостяком в последнее время, до того, как ее светлость избавилась от постоянных слуг и взяла тебя?

– Был; но это уже в прошлом!

– И как случилось, что ты склонил перед этим голову, Энтони? Ведь ты к этому никогда не был расположен. В мое время ты ни в коем случае не был влюбчивым человеком.

– Ну, если бы мне предоставили мой собственный свободный выбор, то я, скорее всего, избегал бы заводить таких родственников, будучи в то время бедным поденщиком или еженедельником, при моей наибольшей удаче в найме. Но это тяжелая работа – сопротивляться обычаям страны, когда женщина хочет, чтобы ты был рядом с ней и спас ее от позора бездетности; так что, раз уж так принято, я позволил себе пойти на поводу и взял ее. Хотя она ни разу не поблагодарила меня за то, что я покрываю ее конфуз, это правда! Но таков путь заблудших, когда они в безопасности, и я не жалуюсь. Вот она, чуть позади, под деревом, если хотите посмотреть на нее… Очень милая домашняя женщина, которая приятно выглядит, несмотря на все ее потеки от непогоды… Ну, хорошо, где же может быть миледи? Какой я верный слуга, – потерять ее – это дороже, чем стоит мое место! Подойди, Христиана, и вежливо поговори с ребятами.

Пока женщина говорила, дождь усилился настолько, что все они отступили дальше в хижину. Сент-Клив, который нетерпеливо стоял чуть поодаль, решил воспользоваться представившимся случаем и, просунув голову к рабочим, сказал: «Дождь хлещет вовсю; вам лучше затворить дверь. А я должен подняться и закрыть купол».

Без церемоний хлопнув перед ними дверью, он быстро подошел к леди Константин, ожидавшей в колонне, и, сказав ей, что теперь они могут пройти мимо поселян незамеченными, подал ей руку. Таким образом, он провел ее через переднюю часть хижины в тень елей.

– Я сбегаю в дом и сам запрягу вашу маленькую карету, – ласково сказал он. – Потом я отвезу вас в ней домой.

– Нет, пожалуйста, не оставляйте меня одну под этими унылыми деревьями! – Она и слышать не хотела о том, чтобы он принес ей какую-нибудь накидку; и, открыв свой маленький зонт от солнца, чтобы дождь не попадал ей в лицо, она пошла с ним через окружающее поле, после чего деревья парка предоставили ей достаточное укрытие, чтобы добраться до дома без особого ущерба.

Суитэн был слишком сильно потрясен тем, что он подслушал, чтобы много разговаривать с ней по дороге, и оберегал ее, словно стриженую овечку. После прощания, в котором было больше смысла, чем звука, он поспешил обратно в Рингс-Хилл Спир. Рабочие все еще находились в хижине и, благодаря дружеской беседе и глотку из фляжки, так развеселили мистера и миссис Энтони Грин, что те не думали и не заботились больше о том, что стало с леди Константин.

Внезапное ощущение Сент-Кливом новых отношений с этой милой покровительницей за какие-то полчаса лишило его природной непосредственности. Отныне он мог играть роль.

– Я все сделал наверху, – сказал он, заглядывая в хижину. Теперь я иду домой. Когда дождь закончится, заприте эту дверь и принесите ключ ко мне в усадьбу.