Текст книги "Сигнал бедствия"

LXIII. Последняя запись в судовом журнале

Значит, не простые разбойники, не мятежные матросы похитили Кармен Монтихо и Иньесу Альварес, а Франциско Лара и Фаустино Кальдерон. Хотя присутствие последнего и не доказано, но это само собой разумеется. В таком деле, безусловно, они действовали заодно.

Офицеры вернулись на мостик. Новое открытие причинило им и новые страдания. Ужасная мысль, что возлюбленные во власти разбойников, да еще таких, как Лара и Кальдерон, приводила офицеров в отчаяние.

– Да, теперь все ясно, – сказал Крожер. – Дело не в золоте. Золото только заставило других помогать им. Сами же они преследовали иную цель.

– Знаешь ли, Нед, я подозревал это с самого начала. Помнишь, что я говорил, когда мы покидали Сан-Франциско? После того что произошло между нами и шулерами, я боялся оставлять девушек в одном городе с ними. Но кто бы мог подумать, что они последуют за ними на судно? А главное, Блью был с ними. Блью, обещавший защищать их! Помнишь, он сказал, что отдаст за них свою жизнь?

– Он поклялся мне в том. Если он мне когда-либо попадется на глаза, я заставлю его дорого заплатить за его клятвопреступление.

– Что же ты думаешь делать, когда мы прибудем в Панаму? Если мы там встретим фрегат, мы должны будем плыть с ним.

– Должны! В моем положении нечего говорить о долге. Это несчастье свело меня с ума. Если капитан Бресбридж не захочет помочь мне в поисках, я отправлюсь сам.

– Не один, а со мной.

– Конечно, я рассчитываю на тебя, Билль. Если Бресбридж не захочет нам дать фрегат на помощь, я брошу службу, сам законтрактую судно, найму экипаж и обыщу на американском берегу каждый дюйм, пока не найду их.

– Какая досада, что мы не знаем, где они высадились. Должно быть, они были близко от берега, если решились плыть на шлюпке.

– Берег был виден, совсем близко, я расспрашивал дона Грегорио. Это он хорошо помнит. Несчастный человек почти рехнулся, как и капитан. Я удивляюсь, как он совсем не сошел с ума. Он говорит, что они увидели землю в то утро в первый раз после отплытия, капитан говорил им, что через два дня они будут в Панаме. Пока шлюпка отплывала, дон Грегорио из окна видел очень близко береговую линию. Лодка направлялась к ней.

– А негр? Может быть, он больше знает?

– Я расспрашивал и его. Он утверждает, что они были близко к земле, причем он сообщает факт, чрезвычайно существенный. Незадолго до того, как они его схватили, он заметил сбоку гору с двумя вершинами, а обратил он на это внимание потому, что как раз между вершинами находилась луна. Эта двуглавая гора может нам сослужить службу. Какое несчастье, что капитан сошел с ума! Он мог бы сказать нам, где они находились, когда шхуна была брошена. Можно подумать, что сама судьба против нас. Однако почему мы не заглянули в судовой журнал? Там, может быть, есть какие-нибудь данные насчет местности.

– Несомненно. Я повсюду искал его, но он исчез, и что с ним сталось, я не знаю. Быть может, они бросили его за борт, чтобы скрыть все следы. Странно, что Лара забыл все эти письма.

– И оставил шхуну под всеми парусами.

– Ну, это я понимаю. Они торопились и, кроме того, рассчитывали, что она скоро затонет, да и странно, что она не затонула.

– Удивляюсь, куда мог деваться журнал?

– И я тоже. Негр говорит, что он обычно лежал на полочке у лестницы. Я искал там, но его нет.

– Постой! – воскликнул Кадвалладер. – Что это там треплют эти животные? Ей-Богу, это именно то, что нам нужно.

Обезьяны между тем швырялись какой-то большой книгой в толстом кожаном переплете. Они уже оборвали переплет и зубами и когтями рвали листы, вырывая друг у друга.

– Это он и есть, судовой журнал! – воскликнул Крожер.

И оба бросились спасать его от обезьян. Не без труда книга, наконец, отнята, но в жалком состоянии. К счастью, исписанные страницы целы.

На последней, очевидно, записано и последнее наблюдение: «широта 7° 20 минут N; долгота – 82° 12 минут W. Тихо».

– Отлично! – воскликнул Крожер. – Теперь мы найдем двуглавую вершину и грабителей.

– Дай-то Бог.

– Эх! – вздохнул Крожер. – Будь у меня десять человек на шхуне, ну хотя бы шесть, я бы и не подумал идти в Панаму, а прямехонько поплыл бы на остров Койбу.

– Что это за остров? – с удивлением спросил Кадвалладер.

– Именно его должны были видеть, когда делалась эта последняя запись. Или Койбу, или Гикарон. Посмотри на карту. Вот они оба.

– Ты прав, Нед. Они должны были видеть один из этих островов.

– Конечно, а при тихой погоде шхуна не могла уйти далеко. Оба, и дон Грегорио и повар, говорят это! О! Только бы десять хороших молодцов! Тысячу фунтов за десять верных, здоровых матросов! Как жаль, что мы во время шквала не оставили у себя команду катера!

– Ничего, Нед, у нас они будут, да еще и получше. Бресбридж не откажет нам. У старика доброе сердце, и, когда мы расскажем ему эту историю, он все устроит. Если он не отпустит фрегат, то даст нам людей на шхуну. Мне только хочется быть в Панаме.

– Я предпочел бы быть на Койбе. Вообще на том острове, где высадились негодяи.

– Но не теперь, когда нас трое против двенадцати.

– Об этом я и не думаю. Я бы отдал все, чтобы быть даже одному среди них.

– Тебе не придется быть одному, Нед. Куда ты, туда и я.

– Спасибо тебе, Кадвалладер. Я чувствую, ты достоин моего доверия и моей дружбы. А теперь поставим паруса и поторопимся в Панаму. Если эта чилийская карта верна, то мы должны проплыть мыс Пунта-Мала, стоящий на востоке от Панамского залива, с которым, судя по названию, встреча не особенно приятна, и на карте он должен быть обозначен точно.

– Пароход с севера! – прервал его грубый крик Громмета.

Офицеры быстро повернулись и увидели судно. Крожер поднес к глазам подзорную трубу и сказал:

– Прав боцман, – пароход. Он идет как раз наперерез нам.

Несколько поворотов колеса, и «Кондор» готов встретить пароход. Офицеры работают со снастями и подбирают паруса. Расстояние между двумя судами заметно уменьшается.

Те, что на шхуне, с первого взгляда решают, что это не военный корабль, а пассажирский пароход, один из тех, которые совершают постоянные рейсы в этой части Тихого океана, между Сан-Франциско и Панамой. Судя по курсу, он направляется в Панаму.

Тем, кто на пароходе, не так-то легко сделать какие-то выводы о странном судне, переменившем курс и плывущем навстречу. Он видит шхуну под ободранными парусами. Флаг, обращенный флагштоком вниз, – чилийский флаг, – бьется на главной мачте. Его так и оставили, и теперь он сослужил службу, потому что капитан парохода тотчас приказал застопорить машину, и скоро исполинский левиафан, пробегающий двенадцать узлов в час, сначала замедлил ход и, наконец, совсем остановился. В то же время шхуна подошла к нему.

Слышится оклик:

– Что за судно?

– «Кондор» из Вальпараисо. Терпит бедствие.

– Спустите шлюпку.

– Некому!

– Подождите, мы подойдем к вам.

Через пять минут одна из шлюпок спущена, и команда прыгает в нее. Отвалив, они пристают к бедствующему судну.

Крожер уже наметил свой план действий. Он спускается в шлюпку, чтобы его доставили на пароход, что тотчас же без разговоров исполняется, благодаря его форме.

Вступив на борт парохода, он убеждается, что это действительно один из тех, что совершают рейсы между Сан-Франциско и Панамой. Он переполнен пассажирами. Около тысячи человек на его палубе, разного сорта, звания, цвета кожи и всевозможных национальностей. Большинство – калифорнийские золотоискатели, возвращающиеся домой. Некоторые – веселые и довольные, другие – подавленные и разочарованные.

Крожер тотчас же рассказывает свою историю, сначала капитану и помощникам, а потом и пассажирам. Среди пассажиров он ищет охотников не только для того, чтобы управлять шхуной, но и для преследования негодяев, обрекших ее на гибель.

Он объясняет свое звание и обещает хорошо вознаградить их. Нет надобности уговаривать, и не в деньгах дело. Среди этих сбившихся с пути людей немало героев, настоящих рыцарей чести, несмотря на их лохмотья, из-под которых блестят ножи и пистолеты, готовых вступиться за правое дело.

Двадцать человек окружают офицера и откликаются на его призыв не ради вознаграждения, а во имя человеколюбия и правды. Он легко мог бы завербовать и больше, но находит, что двадцати достаточно, и с ними возвращается на «Кондор».

После этого оба судна направляются к Панаме.

LXIV. Лотерея жизни и смерти

Между тем на пустынном острове, куда судьба загнала экипаж «Кондора», людей ожидает голодная смерть.

Нет возможности выбраться отсюда на большую землю!

С того времени, как матросы высадились на этот берег с награбленным добром, со всеми произошла страшная перемена, не только внутренняя, но и внешняя.

Тогда они были сильны, здоровы, бодро двигались, громко говорили. Теперь же, с унылыми лицами, безмолвные, они бродят, похожие на скелеты. Некоторые сидят на камнях, погруженные в глубокую апатию, другие валяются на земле, не будучи в состоянии держаться на ногах от слабости.

Голод наложил на них свою ужасную печать. О жажде и говорить нечего. Вот уже десять дней, как они питаются только улитками и жестким мясом морских птиц. А пить совсем нечего, кроме небольшого количества дождевой воды, скопившейся в парусине во время короткого дождя.

И тем не менее все это время они жадно следят за морем. На одной из вершин двуглавой горы они прикрепили на весло кусок брезента, надеясь, что он привлечет чье-нибудь внимание.

Но никто не видит его. Нет ни одного судна, нет ничего, кроме безбрежной синевы.

Как охотно вернули бы они и пленниц, и золото и возвратили бы жизнь тому, у кого ее отняли, если бы могли только быть с ними! Но это невозможно; их жертвы на шхуне, должно быть, давно уже пошли ко дну и покоятся вечным сном. Только те, кто осудил их на гибель, сейчас завидуют даже им. Голод терзает их, жажда мучает… Многие из них взывают к смерти.

Все смирились. Высокомерный Гомес отказался от роли вождя, Падилья присмирел, а Гарри Блью, может быть, в силу того, что он оказался самым добрым, приобрел над ними теперь еще большую власть.

Эта перемена отразилась и на положении девушек: им предоставили полную свободу. Они могут идти, куда им угодно, не опасаясь ни наглости, ни дерзости. Напротив, они окружены почетом, почти благоговением. Все лучшее из съестного отдается им.

Пленницам не нужно много, чтобы поддержать свои силы. Они в свою очередь являются для этих людей ангелами-спасителями и теперь ухаживают за теми, кто причинил им столько страданий.

Десять дней прошло с тех пор, как экипаж высадился на остров. Вечером, благодаря сильному дождю, парус от шлюпки наполнился водой, которую перелили в посуду. На десятый день люди еще не мучились жаждой, но зато голод чувствовался вдвойне. Из-за жестокого голода выражение их лиц было страшным.

Страшно встретиться с взором, в котором горит кровожадность людоеда…

Никто еще не говорит об этом, но каждый уже думает. Вскоре эта страшная мысль становится навязчивой.

В свирепых глазах Падильи она проглядывает, когда он смотрит на прекрасных пленниц. Его пристальный, холодный взгляд горит алчностью.

Царит глубокая тишина. Падилья первый нарушает зловещее безмолвие и говорит:

– Друзья! Нам грозит голодная смерть! А между тем какая-нибудь случайность, и мы спасены. Лично я не теряю надежды, что мимо пройдет судно, и наш сигнал наконец обратит на себя внимание. Тут только вопрос времени. Нам нужно некоторое время поддержать в себе жизнь.

– А как это сделать? – спросил Веларде.

– Есть одно средство, – сказал Падилья. – Надо, чтобы умер из нас кто-нибудь для того, чтобы другие могли бы спастись. Что вы думаете об этом?

Всем понятен смысл предложения. Многие кивают головой или вполголоса одобряют его. Иные до того слабы, что им почти все равно, какая участь их ждет.

– Право, друзья, – говорит Падилья, – я не понимаю, зачем мужчинам умирать с голоду, когда есть женщины!

Но тут его прерывает Гарри Блью.

– Стоп! – кричит он. – Ни слова! Если уж съесть кого-нибудь, так съесть мужчину. Я готов первый умереть, прежде, чем позволить умертвить их!

Страйкер и Девис тотчас же поддерживают его. Хернандес воздерживается, а Гомес решительно становится на сторону Блью. В его сердце еще живет остаток чувства, которое заставляет его ужасаться предложению товарища. Первый раз он становится союзником Гарри Блью.

– Хоть я и каторжник, – говорит Страйкер, – но не трус. Смерти не боюсь! Но дело надо решить честно! Бросим жребий!

– Согласен! – сказал Падилья. – Только пусть и женщины тянут жребий.

– Ни за что на свете! – вскричал Блью. – Презренный негодяй! – говорит он, набрасываясь на Падилью. – Повтори еще раз свое хищническое предложение, и тебе не придется тянуть жребий.

Хотя у калифорнийца сохранились еще остатки силы, но он отступает перед негодующим матросом.

– Проклятье! – с сердцем восклицает он. – Я тоже не боюсь смерти, не таков Рафаэль Рокас, чтобы ее бояться! Я предложил то, что нахожу справедливым. Не понимаю, чем женщины лучше мужчин? Но так как вы все придерживаетесь иного мнения, бросим жребий.

– Друзья, нас двенадцать человек! – говорит Страйкер. – Мы выберем двенадцать белых раковинок, которых много здесь на берегу, и бросим их в кружку. На одной будет метка. Кто вытащит раковину с меткой, тому и…

Невысказанное слово всем понятно.

Раковины разбросаны по всему побережью. Они валяются здесь тысячами, одинакового вида, одинаковых размеров, и различить их нельзя. Они белы, как снег.

Двенадцать раковин опускают в кружку, отметив одну красным пятнышком. Для того чтобы получить его, Страйкер наколол себе руку. Капля крови тотчас всосалась в ноздреватую раковину.

Все собрались в кружок и ждут только того, кто стоит на часах у брезента. Это голландец. Его уже звали вниз, но он не спешит повиноваться. Он даже не хочет повернуться к ним. Он продолжает стоять около сигнала, глядя на море, заслонив рукой глаза от солнца. Вот он опустил руку и схватил подзорную трубу.

Все в молчании следят за ним, затаив дыхание и позабыв уже о своем решении.

Но вот он отнял трубу от глаз и крикнул то, от чего кровь горячим потоком прилила к сердцу каждого: «Парус!»

LXV. На посту у сигнала

Как сладкая мелодия прозвучало это восклицание в ушах умирающих людей!

Кружка с раковинами выпала из рук, и они рассыпались до земле. Все обратились к караульному и смотрят на море.

– С какой стороны? – крикнул кто-то.

– С юго-запада.

Там ничего не видно. Утес заслоняет для них побережье. Некоторые бросаются на вершину горы, другие еле-еле бредут за ними. Есть и такие, что не в состоянии идти.

Первые, взобравшись на вершину, видят, что голландец вне себя. Он скачет, размахивает шляпой и кричит:

– Корабль!

Но корабля не видно, не видно даже шлюпки. Сначала они думают, что голландец сошел с ума. Но вглядевшись в морскую даль, все испытывают приступ той же безумной радости. Действительно, чуть виден парус. Он еще далеко, но опытный глаз моряка сразу различит, что он направляется в их сторону. Судно должно пройти мимо них и приметить их сигнал.

Гарри Блью вырывает подзорную трубу из рук голландца, приставляет ее к глазам и на расспросы окружающих его говорит:

– Это, кажется, шхуна. Она идет сюда к берегу.

Гомес тоже хочет посмотреть в трубу, но Блью продолжает смотреть в нее и говорит:

– Надо получше развернуть брезент, чтобы он был виден!

Страйкер и Девис хватают с двух концов смоленую парусину и растягивают ее.

Выражение на лице Гарри Блью передать трудно. Тут и удивление, и восторг, и страх. Он скинул с себя свою красную фуфайку и подвесил ее к шесту поверх брезента.

– Этот сигнал, – говорит он, обращаясь к Страйкеру и Девису, – не может остаться незамеченным. Оставайтесь вы двое здесь и следите за сигналом. Я хочу пойти вниз сказать два слова девушкам-пленницам. Смотрите, не отходите от сигнала и не давайте снимать его.

– Ладно, – ответил Страйкер. – Будь спокоен, положись на нас.

– Оставайтесь мне верны, – сказал Гарри, уходя, – и я сумею отблагодарить вас.

Затем он быстро сбегает вниз.

Сиднейские каторжники перекидываются несколькими словами, изумленные тем, что сказал Гарри Блью. Вдруг их прерывает странный возглас. Гомес выпустил подзорную трубу из дрожащих рук и вскрикнул.

– Что случилось? – спросил Падилья, подходя к нему.

– Взгляни-ка сам, Рафаэль!

Контрабандист взял трубу, но едва он навел ее на приближающийся корабль, как тут же сказал:

– Это – шхуна, черт возьми! Ни дать ни взять, она! Не знай я, что «Кондор» давно затонул, я бы сказал, что это она. Но как похожа! Странно!

Веларде тоже берет подзорную трубу. Потом смотрит в нее и Хернандес. Но Страйкер не ждет его выводов. Без дальнейших разговоров он вырывает у него трубу и с минуту смотрит в нее. Он оглядывает корпус, борта, высокие косые мачты и другие знакомые ему приметы.

И из уст его со страхом и твердой уверенностью вылетают слова:

– Ей-Богу, это – «Кондор»!

LXVI. Немезида

Сердца окружающих наполняются ужасом.

– «Кондор»? – восклицает Падилья. – Быть этого не может!

– Он самый! – возражает Страйкер. – Я вижу не хуже вас, что это или шхуна, или ее призрак, – я готов поклясться!

Все эти ослабевшие люди с измотанными нервами почти готовы верить, что перед ними видение. Что-то сверхъестественное, неземное готово уничтожить их! Сколько дней провели они в страхе, ожидая, что рука Божья поразит их. И вот теперь она настигает их, карающая рука Немезиды!

– Конечно, шхуна! – говорит Страйкер. – Только паруса не те, должно быть, в заплатах. Да! Это чилийская шхуна, и флаг с такой же звездой. Но где те, которые должны были сделать в ней течь?

Все стали внимательно вглядываться, но никого не было видно у сигнального шеста.

Блью уже спустился вниз, а Девис как раз спускался. Его стали звать назад. Он слышал зов, но продолжал уходить. Вскоре о нем забыли, потому что общее внимание было поглощено шхуной.

Она так близко, что ее уже всю видно. На ней чилийский флаг: белый, красный и голубой. На средней звезде было пятно. Оно и теперь видно.

Вот она совсем рядом. Не отрываясь, следят за ней с вершины горы. Они видят, что на ней убирают паруса, и она останавливается. Спустили шлюпку. В нее садятся люди. Лодка пробирается между подводными камнями. Вот она миновала буруны и вошла в бухту.

Еще не успели причалить, как некоторые из лодки попрыгали прямо в воду.

Их человек двадцать. Один лучше другого. Кто в матросках, но больше всего в красных фуфайках, с поясами, из-за которых торчат ножи и пистолеты. Двое в мундирах. Они первыми выскочили из лодки и, едва вступив на берег, обнажили свои шпаги.

Четыре испанца стоят, оцепенев, на месте. Они понимают, что им приходится иметь дело не со сверхъестественными силами, а с обычными людьми.

Даже неустрашимый Франк Лара, храбрость которого – единственное положительное качество, и тот в страхе. С широко раскрытыми глазами он следит за высадившимися людьми.

Узнав Крожера, он схватил Кальдерона за руку. Нечего думать о бегстве. И оба стоят на вершине горы молчаливые и угрюмые.

– Боже мой! – восклицает Кальдерон. – Офицеры с английского фрегата! Что это значит?

– Для меня, как Божий день, ясно, – говорит ему Лара, – что Блью изменил нам. Они с Девисом не сделали дыру в шхуне, а пустили ее на волю. Фрегат наткнулся на нее, спас, и офицеры явились сюда!

– Нет сомнения! – подтвердил Веларде, он же Мануэль Диас.

– Однако, люди, окружающие их, не совсем матросы; скорее это золотоискатели из Сан-Франциско.

– Все равно, откуда они. Важно то, что мы в их руках.

Диас и Падилья, который был не кто иной, как Рокас, наклонились над краем утеса.

– Что они сделают с нами? – спросил Кальдерон у Лары.

– Перестреляют или перевешают! Что тут спрашивать? – ответил Лара.

– Боже мой! – воскликнул жалобным тоном Кальдерон. – Разве нельзя спастись?

– Я хочу встретить смерть как мужчина, или, вернее, как тигр. Я убью прежде, чем убьют меня!

– Не понимаю! – с недоумением сказал Кальдерон. – Кого убить?

– Кого придется. Только двух уж точно!

– Каких двух?

– Эдуарда Крожера и Кармен Монтихо. Ты можешь поступать, как хочешь. Я же наметил своих жертв и прежде убью их, а потом уже сдамся. Я не оставлю ее в живых, клянусь Богом! А если удастся, покончу и с ним.

Он выхватил револьвер, осмотрел его и засунул опять за пояс. Потом поправил нож. Кальдерон стал отговаривать его, но Лара закричал:

– Если тебе нравится, можешь отправляться в тюрьму и гнить там! Эта участь не по мне! Я выбираю смерть и месть!

– Лучше жизнь и месть! – вскричал Рокас. – Идите за мной, товарищи, я вам спасу жизнь! Может быть, помогу и отомстить!

– Напрасный труд! – сказал Лара. – Если мы побежим, нас просто перестреляют. Да и бежать некуда!

– Не тратьте времени! Нам только бы добежать до лодки!

У Лары вырвался радостный крик. Не колеблясь, он бежит вслед за Рокасом, который уже спускается к подножию горы на побережье залива.

Английские офицеры и люди, которые с ними высадились, и не помышляют о страшной опасности, грозящей им. Жалкая участь грозит им, если план Рокаса удастся!