Текст книги "Воин пяти Поднебесных. Пророчество"

Действие 2

Глава 12. В промежутке

В дверях молитвенного зала появилась пожилая чета, и на пол легли длинные тени. Ли Мори, прищурившись, наблюдал за тем, как они положили деньги в вазу для приношений. Пара казалась знакомой – скорее всего, постоянные прихожане, надевшие в честь молитвы Десятого дня праздничные наряды, которые носили не один десяток лет. Настоятелю следовало знать их имена, но в последнее время столько всего произошло, что у Ли Мори и без того голова была забита.

Он безуспешно рылся в памяти вплоть до того мгновения, когда они подковыляли к нему и низко поклонились.

– Со святым днем вас, настоятель.

Мори сложил ладони вместе и произнес обычную фразу:

– Добро пожаловать, верные дети Тяньди.

После недолгой утомительно скучной беседы о погоде, урожае, новой и старой жизни и единении после смерти пара направилась в дальний конец зала, к огромной Небесной мозаике Тяньди, изображавшей небеса, землю и преисподнюю. Там они достали цветные палочки благовоний из стоящих в три ряда у левой стены ваз. Мужчина выбрал серую, женщина – коричневую и зеленую. Он был болен, а она молилась об удаче и обильном урожае. Они опустились на колени перед мозаикой и стали тихо читать молитвы, кланяясь и помахивая зажженными палочками.

Мори дал знак ближайшему послушнику:

– Принеси этим верным подушки.

Послушник, который стоял, прислонившись к колонне и глядя в пространство, несколько раз тупо моргнул, прежде чем ответить:

– Сейчас, настоятель.

Двигался он вяло и почти так же медленно, как пожилая чета. В горле у Мори заклокотал неодобрительный рык. Полгода назад за такую наглость он бы надавал щенку хлыстом по заднице. Полгода назад мир был совершенно другим.

Пожилая чета дошла лишь до второй молитвы. Мори много лет служил Тяньди и точно знал, сколько времени большинство верующих проводит у мозаики. У этих двоих чтение молитв должно было занять некоторое время, и он воспользовался этой возможностью, чтобы выйти из храма и немного погреться под теплыми лучами Короля.

Зимой сильные порывы горного ветра обдували плато. Вдобавок массивная крыша перехватывала потоки воздуха и устремляла их внутрь здания, превращая молитвенный зал в воздушную трубу. Сквозняк леденил кости и гасил свечи, которые должны были гореть в течение всего Десятого дня. Послушники вели непрерывный и неравный бой с ветром, поддерживая огонь. Зодчий, строивший этот зал, очевидно, не принял во внимание обычаи Десятого дня, ну, или просто хотел всех помучить.

Мори подошел к дверям и обменялся кивками с Солумом, служителем культа Ханьсу, сторожившим вход – или, точнее, вазу с приношениями.

– Как наши дела сегодня?

Солум заглянул в недра вазы и вздохнул.

Мори криво улыбнулся:

– Придется подзатянуть пояса.

Здоровенный воин-монах вскинул руку и сжал ладонь размером с мужскую голову в кулак.

– Послушникам полезно поголодать, – поспешно добавил Мори.

Он похлопал воинственного монаха по плечу, так что зазвенел десяток железных колец, украшавших предплечье Солума, и вышел. Весна второго цикла наконец настала, и с ней пришли дожди, таяние снегов и новая жизнь. На храмовых лужайках под ветром уже шевелилась свежая травка. На деревьях, росших вокруг монастыря, распустились цветы. Горные ветра колебали ветви, вздымая в воздух вихрь вишневых лепестков и осыпая землю белым и розовым конфетти. В пруду резвилось гусиное семейство; два журавля, верные возлюбленные, изящно скользили в воздухе на огромных крыльях.

Такие хорошие дни были редкостью, и даже божества вряд ли могли сделать их еще прекраснее. Мори любовался почти безлюдным храмовым двором. С его губ сорвался долгий тяжелый вздох.

– Всё пошло прахом.

Молитва Десятого дня всегда затягивалась на целый день, а иногда и до глубокой ночи. Полгода назад левая сторона двора была битком забита простолюдинами, выстроившимися в очередь, которая змеилась до самых ворот. Правую половину занимала менее плотная, но такая же деловитая толпа купцов, мастеров, книжников. Обеспеченные люди могли уплатить необходимый взнос и быстрее попасть в молитвенный зал. Наконец, самая короткая очередь, идущая между рядами вишневых деревьев, предназначалась для знати – для тех, кто не только мог заплатить за скорость, но и занимал высокую должность и обладал особым влиянием.

Теперь и вовсе не было нужды в очередях. Монахи считали удачей, если молитва Десятого дня продолжалась хотя бы до полудня. Мори посмотрел на водяные часы, свисавшие с шеста посредине двора. Сегодня молитва продлилась лишь два часа после удара гонга, знаменующего ее начало. Если столь резкое сокращение числа верующих – а главное, потока приношений – произошло в храме Тяньди в Возане, столице Шуланя, самого благочестивого княжества, значит, та же беда постигла все Просвещенные государства.

Мори размышлял об упадке своей религии, когда его отвлек детский смех. Он увидел большую семью с пятью ребятишками, которые весело болтали и гонялись друг за другом по лестнице. Настоятель поморщился. Но лучше так, чем казаться вконец подавленным. Родители – мелкая знать, судя по одежде и по тому, что им удалось прокормить и вырастить столько детей, – смеялись, глядя, как незадачливая нянька пытается собрать малышей.

Дети пробежали мимо Мори к Солуму. Служители Ханьсу всегда привлекали детей. Разве могли обычные монахи, пусть даже и сам настоятель, соперничать с этими рослыми мускулистыми воинами, чьи руки, подобные древесным стволам, были унизаны железными кольцами? По этой самой причине служителей Ханьсу во время публичных церемоний ставили на виду, рядом с вазой для приношений. Там, где толпились дети, скоро появлялись и их родители с деньгами наготове.

Мори наблюдал за тем, как старшие поравнялись со своим выводком. Обеспокоенная мать небрежным жестом велела няньке собрать ребятишек, а отец сделал скромное пожертвование. Мори презрительно фыркнул при виде кошелька для мелочи; поджав губы и опустив глаза, он смотрел вслед мужчине, спешившему вдогонку за семьей. Они прошли мимо настоятеля, даже не поклонившись. Мори не обижался на то, что знать не обращала на него внимания. Богачи демонстрировали преданность Тяньди, делая щедрые пожертвования, а бедняки выражали свою любовь с помощью благочестия.

Поскольку Мори был настоятелем храма, второе беспокоило его больше всего. Тихий голос в глубине души упрекал его за кощунственные мысли, но правда есть правда… особенно в такие… интересные времена. То, что некогда было торжественным и всеми ожидаемым событием, превратилось в забытый пережиток, о котором помнили только самые набожные люди. Мори делал все возможное, чтобы поддерживать религию Тяньди. Будучи настоятелем, он отвечал за три десятка монахов, примерно шестьдесят послушников и двоих братьев Ханьсу. В последние месяцы бегство из монастыря достигло небывалых масштабов. Мори должен был стать тем камнем, о который разбивались бы волны сомнения в эту нелегкую пору.

Проведя большую часть дня за окормлением немногочисленной паствы, Мори вернулся в храмовое святилище. Называть свои покои святилищем было, конечно, воплощенным тщеславием, но по традиции настоятели всегда обитали в самом сердце храма. Святилище состояло из небольшой гостиной, молитвенной комнаты и спальни, совмещенной с рабочей комнатой. Для монаха оно считалось просторным, но по светским меркам было очень скромным.

Мори остановился у шкафа с напитками и обозрел коллекцию фруктовых и цветочных вод. Это было одно из немногочисленных излишеств, которые он позволял себе в своей суровой во всех остальных отношениях жизни. Мори достал кувшин с лимонной водой, понюхал и передумал. Ничто его не привлекало. Душа требовала напитка покрепче. Мори отогнал неуместные мысли. В последнее время настоятеля все чаще посещали кощунственные мечтания.

Едва он успел сесть за стол, как в дверь постучал Тахан – послушник, которого он послал за подушками. Теперь юноша вел себя куда пристойнее. Он аккуратно водрузил на стол настоятеля вазу с приношениями, сложил руки и энергично поклонился. Днем Мори не поленился сделать молодому человеку суровый выговор и в качестве наказания поставил его на колени носом в угол.

– Чем еще я могу услужить Тяньди, настоятель? – спросил послушник, вытягиваясь в струнку.

Мори скрыл улыбку, уткнувшись в бумаги на столе.

– Молитвенный зал?

– Вымыт и вычищен. Свечи убрали, вазы заново наполнили благовониями.

– Двор?

– Выметен дочиста. Братья Нан и Грамо любезно помогли мне.

Если бы он забыл упомянуть о собратьях, Мори бы его непременно выдрал. Настоятель придвинул вазу ближе.

– Можешь отдыхать, но не забудь на рассвете приступить к послушанию на кухне…

Он принюхался, подозрительно сузил глаза и вспыхнул гневом:

– Ты нарушил обеты Тяньди, послушник?

Это не было вопросом. Взгляд Мори словно говорил: «Только попробуй солгать».

– Я… – Тахан побелел. – Я… брат Нан принес немного сливового вина… я…

Мори движением брови заставил юношу замолчать. Вести себя дерзко при трудных обстоятельствах – одно дело, а нарушить обет воздержания – совсем другое. Он инстинктивно потянулся за хлыстом, который лежал возле стола.

Тахан упал на колени; по его лицу ручьями текли слезы.

– Простите меня, настоятель! В последнее время было так тяжело – с тех самых пор, как пророчество оказалось ложным. Я в растерянности. Не знаю, кому верить…

Юноша шмыгнул носом и зарыдал, содрогаясь всем телом.

Мори крепко сжал рукоятку хлыста. Он разделял чувства Тахана. Если даже настоятель, посвятивший свою жизнь Тяньди, сомневался, чего ожидать от послушника? Он отложил хлыст.

– Я понимаю твои сомнения. Для Тяньди настали трудные времена. Мы должны оставаться твердыми в вере и не забывать о божественном промысле.

– Да, но пророчество…

– Ты слишком много думаешь об исходе пророчества, дитя мое, тогда как следует думать о его задаче, – негромко произнес Мори. – Пророчество Тяньди – просто инструмент. Божества воспользовались им как маяком, чтобы сплотить верных. Пророчество привело нас к победе над врагами. Если предназначение Тяньди в том, чтобы возвысить и объединить земли Чжун, значит, пророчество оправдало себя сверх всякой меры.

– Значит, неважно, что Вечный Хан был убит не героем пяти Поднебесных?

Мори кивнул:

– Изначальная цель пророчества исполнилась. Просвещенные государства одержали победу. Они высятся в центре мира на зависть всем. Теперь пророчество дает нам еще одну возможность приблизиться к Тяньди. Просвещения достигают путем неудач.

– Победу добывают путем поражений, – подхватил Тахан, и на лице послушника замешательство постепенно сменилось благоговением. – Значит, пророчество было нарушено намеренно? Крах пророчества – это вовсе не крах, а испытание веры?

Ну да, вроде того.

Мори сам не знал, во что верить, но хороший монах должен сочувствовать людским страхам и тревогам, а хороший настоятель – управлять ими. Мори считался очень хорошим настоятелем. Он ободряюще положил руку на плечо юноши.

– Тяньди дает тебе возможность превратить свою слабость в силу. Я хочу, чтобы ты отправился к брату Нану и брату Грамо. Яви им крепость своей веры. Забери у них греховные напитки и приведи обоих сюда.

– Я так и сделаю, настоятель, обязательно. Спасибо, спасибо! – воскликнул Тахан, низко кланяясь. – Я справлюсь! Я больше не подведу вас!

Послушник убежал и вскоре вернулся, ведя за собой товарищей. Все трое несли семь бутылочек со сливовым вином и две чашки. Мори терпел, пока они ползали у его ног, умоляя о прощении и обещая следовать путем Небесного семейства… ну и так далее. Ему пришлось скрыть усмешку. Он, конечно, был настоятелем одного из самых больших храмов в Просвещенных государствах, но это еще не делало его святым. Нельзя сказать, что их слова не имели никакого смысла. Просто все происходящее было предсказуемо и утомительно. Мори полагал, что избыток благочестия только мешает.

Настоятель дождался, когда послушники перестанут каяться, после чего отослал их. Оставшись один в святилище, он повалился в кресло и уставился на ряд бутылочек с вином, стоящих на столе. Он уже собирался отправить их на свалку, но помедлил. Его взгляд перебежал на полку с ароматной водой, потом опять на стол. После того как эта мысль угнездилась в голове Мори, избавиться от нее стало невозможно. Он еще несколько минут смотрел на вино – и наконец сдался.

– Только один глоток. Тяньди простит, – пробормотал он, вытаскивая пробку.

Запах наводил на мысль, что содержимое бутыли годится и как лошадиная отрава, и как смазка для колес. Мори налил немного вина в чашку. От первого – за очень долгое время – глотка по телу пробежала дрожь. Последующие глотки дались гораздо проще. Как будто не было всех этих лет.

Из шкафа вышла фигура в темном одеянии.

– Намерен пить один или поделишься?

Зрелище незнакомца в святилище совершенно не смутило Мори. Он не впервые столкнулся с наемным убийцей. Борьба за влияние внутри братства Тяньди была на удивление жестокой. Мори швырнул в незваного гостя чашкой и бросился к двуручной боевой палице, стоявшей в углу. Ему уже много лет не доводилось браться за оружие, и увесистая палица оказалась тяжелее, чем он думал, – взмахнув ею, он чуть не надорвал поясницу.

– Это священная земля, друг, – произнес Мори. – Прошу тебя подумать о своей душе и…

Неподвижная фигура в плаще небрежно отмахнулась. Палица в руке Мори повернулась, стукнула его в лоб и сшибла с ног.

Ошеломленный, пораженный, Мори с трудом поднялся и, цепляясь за стенку, стал звать на помощь:

– Чужой в святилище! Брат Солум, ко мне! Помогите, помогите!

Кто-то шепнул ему на ухо:

– Если ты дорожишь жизнью служителя Ханьсу, держи рот закрытым, о моя осенняя орхидея.

В памяти Мори ожили несколько полузабытых воспоминаний. Воспоминаний из другой жизни. Только один человек на свете сравнивал его с орхидеей – красивой, требующей тщательного ухода, очень хрупкой. Только один человек умел говорить с ним, словно обращаясь напрямую к его душе.

Он ахнул.

– Тайши! Во имя Тяньди, неужели это ты?

Из темноты выплыло знакомое лицо.

– Здравствуй, Мори. Минувшие годы заставили нас позабыть друг о друге. А ты полысел.

Кровь прилила к его щекам, сердце забилось чаще. На губах Тайши играла та самая улыбка. Именно такой она и жила в памяти Мори. За столько лет Тайши не удалось придать своей улыбке дружелюбный вид. Старость коснулась и ее, но не лишила красоты. Тайши по-прежнему была великолепна.

Помимо загнанных в недра памяти воспоминаний, впрочем, Мори охватила и паника. Расстались они не в лучших отношениях, а нрав Тайши, во всяком случае в те времена, вошел в легенду.

Дошли до него и пугающие известия о ее участии в падении пророчества. По слухам, Тайши была повинна в исчезновении мальчика. Мори не желал верить сплетням, но, поразмыслив, он признал, что похищение Предреченного героя – штука вполне в духе Тайши. Охваченный нерешительностью, он уставился на гостью. В некотором смысле он предпочел бы столкнуться с наемным убийцей.

Тайши нарушила молчание первой:

– Я здесь не для того, чтобы убить тебя, Мори.

Ну хоть что-то. Мори немного успокоился.

– Пусть у меня для этого и есть все причины.

Настоятель снова заволновался и подумал, не кликнуть ли Солума, однако служитель Ханьсу вряд ли одолел бы легендарную Линь Тайши. Тогда Мори прибег к другой тактике:

– Я рад, что ты явилась не за моей головой. Однако мы так и не помирились.

Тогда она по-настоящему улыбнулась – но тут же посерьезнела. Вид у Тайши был такой, словно она раскусила какую-то гадость.

– Мне нужна твоя помощь.

Мори был заинтригован. Тайши, которую он помнил, не любила просить о помощи. Он указал на кресло.

– Устраивайся.

Она приняла его приглашение, взяла одну из тыквенных бутылей, понюхала, поморщилась, но тем не менее налила вина в чашку. А потом взглянула на Мори и наполнила вторую.

Мори сел.

– Не откажусь. В память о старых вре…

Дверь святилища слетела с петель, перевернулась в воздухе и разбилась в щепки, ударившись о противоположную стену. Солум ворвался с оглушительным ревом, прихватив с собой дверную раму. Воинственный монах, тяжело дыша и бренча железными кольцами, обвел комнату гневным взглядом и наконец уставился на Тайши и Мори, невозмутимо сидевших за столом. Грозный вид сменился выражением замешательства. Солум посмотрел на Тайши, на настоятеля, на бутыли с вином… вытаращив глаза, он вновь взглянул на Мори. Увиденное его явно потрясло.

– Настоятель?.. – произнес он низким дрожащим голосом, слишком робким для обладателя такой внушительной фигуры.

Мори изо всех сил старался сохранять спокойствие.

– Мои извинения, добрый брат Солум. Давняя знакомая почтила меня неожиданным визитом. Моя приятельница…

– Най, – безмятежно подсказала Тайши и улыбнулась Солуму. – Най Роха.

– Моя добрая приятельница госпожа Най испугала меня, только и всего.

– Ваша знакомая, которую вы приняли за убийцу, навещает вас в храмовом святилище в часы правления Королевы, когда двери храма заперты на ночь? – уточнил Солум, нахмурившись.

Он, очевидно, собирался прийти к неприемлемому выводу.

– Можно и так сказать, – буркнул Мори, а вслух произнес: – Всё в порядке, мой усердный брат. Я не хотел никого тревожить. Ступай.

Солум подозрительно смотрел на него и, казалось, собирался возразить, но потом все-таки сомкнул ладони и поклонился.

– Как скажете, настоятель. – Он повернулся к Тайши. – Хорошего вечера, госпожа.

В его голосе явно звучало неодобрение.

Мори очень хотелось попросить Солума не уходить далеко, но вряд ли он мог это сделать, не возбудив подозрений. Он с легкой тревогой наблюдал за тем, как служитель Ханьсу поклонился вновь и неохотно вышел. К счастью, двери в святилище больше не было, и ничто не помешало бы настоятелю позвать на помощь.

Когда они опять остались вдвоем, Мори повернулся к Тайши:

– Прежде чем помочь тебе, я обязан спросить: это правда?

Тайши фыркнула:

– Что именно? Что я убила Предреченного героя и утопила тело в Травяном море? Что я нарочно солгала правителям и сбила Цзяня с пути ради собственной выгоды? Что я развратила и соблазнила юного героя и заставила обратиться против своего народа? Что устроила побоище в Небесном дворце и истребила всех мастеров? Выбирай.

Надолго воцарилось неловкое молчание.

– Так это правда? – наконец повторил Мори.

– Нет! – отрезала Тайши и быстро оговорилась: – Ну, за исключением побоища. Возможно, я и впрямь убила кое-кого из его недостойных наставников во время нашего бегства… – Она нахмурилась и добавила: – Но не всех!

– Значит, ты разрушила пророчество?

– Не говори глупостей. Этому бестолковому ослу – я имею в виду Хана – выпустили кишки, потому что он бегал по лесу один с голым задом.

В течение следующего часа Тайши рассказывала о том, что произошло в Небесном дворце полгода назад. Как наставники героя, пользуясь своим положением, скверно обучали Цзяня. Как после смерти Хана правители решили убить мальчика, чтобы он не достался никому. Как они свалили всё на Тайши, чтобы скрыть его исчезновение.

Когда она закончила, Мори еще долго сидел и обдумывал услышанное.

– То есть ты все-таки несешь ответственность за случившееся, в том числе за исчезновение героя пяти Поднебесных.

– Я его спасла, – огрызнулась Тайши. – Правители мелочны и непредусмотрительны. Они видели только фигурку, которую нужно снять с доски в ходе игры за золотую мантию.

– Но если пророчество разрушено, что толку в мальчике?

– А вдруг судьбе он еще нужен? Мы ни в чем не можем быть уверены. С того света не возвращаются. До тех пор надо его оберегать. Вот почему я прошу тебя о помощи.

Мори обдумал ее слова. Он не сомневался в рассказе Тайши. Она, возможно, и впрямь совершила преступления, в которых ее обвиняли, но в глубине души Мори знал, что у женщины, которую он некогда любил, на всё были благие причины. Однако женщина, сидевшая с ним за столом, давно уже не была той женщиной, которую он когда-то любил. Мори растерялся.

– Чем я могу помочь легендарной изгнаннице Линь Тайши?

Угол губ у Тайши вздернулся. Пристально глядя на Мори, она отхлебнула вина прямо из бутыли, облизнула губы, словно пытаясь избавиться от дурного привкуса, и вытерла рот рукавом.

– Мори, я хочу дознаться, отчего пророчество не сбылось. Я должна понять, почему оно нарушилось так явно и нет ли способов его выправить.

Мори уставился на нее так, словно на лбу у Тайши внезапно открылся третий глаз.

– Что выправить? Вечный Хан мертв, а Просвещенные государства одержали победу. Чего еще тут можно желать?

Тайши подалась вперед и ткнула его пальцем.

– Я объездила все Просвещенные государства, Мори. Я видела последствия гибели Хана. Правители отвлеклись от орд Катуа и вспомнили друг о друге. Солдаты скучают и хотят чем-то заняться – это опасное желание. Люди отворачиваются от Тяньди толпами. Разве это похоже на сбывшееся пророчество? Разве так выглядит эпоха мира, процветания и просвещения, которая должна была наступить после его исполнения? Или все просто пошло вкривь и вкось? По крайней мере, я хочу твердо убедиться, что Вэнь Цзянь больше не нужен Тяньди.

В том, что говорила Тайши, была своя правда, но ее слова отражали и недостаток веры. Мори забрал у нее тыквенную бутыль.

– С чего ты решила, что я могу ответить на твои вопросы, Тайши? Если бы я знал, где пролегает истинный путь, я рассказывал бы об этом людям, проповедовал при всех пяти дворах и озарял Просвещенные государства светом правды, вместо того чтобы сидеть здесь и тратить время на наглых послушников и преступных любовниц.

Тайши стиснула зубы.

– Ты настоятель самого большого храма в Просвещенных государствах. Разве тебе самому не хочется получить ответы?

– Мне не нужны ответы, у меня есть вера, – ответил Мори и налил себе вина. – Ты никогда не думала о том, что таков был промысел Тяньди с самого начала? Соединить нас с помощью пророчества сотни лет назад, когда мы отчаянно в этом нуждались? А теперь, когда все сплочены…

Тайши выбила чашку, которую он поднес к губам.

– Я хорошо тебя знаю – и знаю, когда ты врешь. Я не из тех олухов, которым можно скормить эту околесицу.

Время вовсе не смягчило Тайши. Мори подобрал чашку, вздохнул при виде пятна на ковре и устремил на гостью взгляд, которым обычно одаривал послушников, нуждавшихся в строгом выговоре.

– Если хочешь моего совета – вот он. Успокойся. Божественное действует само по себе. Если пророчество нарушено, значит, такова воля Тяньди. Пусть река судьбы течет, как ей надо. Всё к лучшему.

– Правда? – голос Тайши зазвучал резче. – Скажи мне, Мори, как дела в вашем прекрасном храме с тех пор, как стало известно, что Хан погиб, а спаситель Чжун бесследно исчез? Люди толпами идут послушать ваши мудрые поучения и получить благословение Тяньди?

– Верующим трудно пережить перемену, – признал Мори и не сумел подавить вздох.

Тайши впилась в него пронизывающим взглядом карих глаз.

– Этот тупоголовый Вечный Хан, бессмертный правитель диких катуанских орд, бич народов Чжун, пожиратель младенцев, безвременно пал от рук какого-то низкорожденного солдата, вооруженного острой палкой! Но как?! Как можно убить бога? Целая религия, многовековое поклонение, сотни храмов, тысячи верующих – всё во славу пророчества, которое развеялось… – она ткнула пальцем вверх, – когда Хану в зад воткнули копье. Его смерть погубила не только Катуа, но и Тяньди. Кто будет чтить религию, сердцевина которой оказалась ложной, не говоря уж о том, чтобы давать вам деньги?

Мори не мог с ней спорить. Он часто говорил, что обнаружение героя пяти Поднебесных не пойдет их религии на пользу. И оказался прав. Настоятель обратил открытые ладони к небу.

– Будь что будет. Наши судьбы в руках небес. Как и все испытания, это пройдет. Вера ходит по кругу. Люди обращаются к религии в тяжелые времена и отвращаются в пору процветания. Впервые за много веков Просвещенные государства живут мирно и богатеют, однако удача подобна приливу. Начнутся неурожаи, природа явит свой нрав, и чжунцы вновь примутся воевать.

Тайши фыркнула:

– Государства жиреют благодаря рабскому труду катуанцев.

– Кабальный договор – это всего лишь справедливое возмещение ущерба.

Тайши презрительно сплюнула.

– Кабальный договор. Слышал бы ты себя. Какие только отговорки не придумывают люди, чтобы оправдать свои зверства.

– К сожалению, благородные и мудрые князья не спросили совета у монахов Тяньди, когда обсуждали условия мира, – сухо отозвался Мори. – Более того, они проявили милосердие. Один из катуанских городов в течение годового цикла отрабатывает убытки одному из наших. Это не так уж трудно.

– Милосердие! – воскликнула Тайши. – Я проезжала через Гиянь в начале года, когда в Алланто прибыл город Дзёмэй. Янсо потребовал, чтобы его княжество обслужили первым. Катуанцы сплошной толпой двигались по Киубийской дороге, и следы гусениц тянулись до горизонта. Мужчин, женщин и детей согнали, как скот, разоружили и отправили в загоны. В загоны, Мори. Следующие три месяца их заставляли работать на полях – копать, сажать, собирать урожай. Они трудились как рабы от рассвета до заката под бдительным оком солдат, которые стегали их кнутами и били палками. Я видела мужчин, которые рыли землю голыми руками, потому что солдаты боялись дать им лопаты. Я видела женщин, которых заставляли трудиться на мельницах целыми днями без отдыха. Даже дети… – глаза Тайши заблестели от слез, – дети вместо лошадей таскали повозки. Впроголодь и без передышки – а за работу им платили жалкие медяки. Катуанцы – гордые люди, воины. А мы, просвещенные чжунцы, унижаем их и обращаемся с ними, как с животными, только потому, что победили, а еще потому, что мы злы и мстительны! Дешевый принудительный труд – вот источник нашего богатства! Где тут рука Тяньди?

Мори, почувствовавший себя неуютно, поерзал.

– Я не знал…

Он слышал разное, но предпочитал считать все это сплетнями. Культ Тяньди воспрещал рабство, оно было объявлено незаконным, как только религия достигла расцвета, но его место быстро заняла кабальная служба. С точки зрения Тайши, разница между тем и другим была несущественной.

Тайши дрожала от сдерживаемых чувств.

– Катуанцы убили моих братьев, и почти десять лет я воевала с ними, отчаянно надеясь добиться мира. Но теперь… мне невыносимо смотреть на то, что делают с этими бедолагами!

Лишь глубоким вздохом она выразила свой гнев.

Мори мало что знал о жизни Тайши, за исключением слухов да песен, повествующих о ее подвигах. Она порвала с ним, когда он полностью посвятил себя Тяньди, и, к его глубокому разочарованию и обиде, отвергла все попытки поддерживать хоть какие-то отношения. Он-то думал, что их узы прочнее и надежнее. Тем не менее Мори гордился достижениями Тайши и немного жалел, что им не удалось вместе пойти дорогой приключений. Они могли выпасть и на его долю, если бы он сделал иной выбор. Впрочем, он все равно ей гордился.

Мори поспешил разогнать туман прошлого, который почти окутал его.

Тайши продолжала говорить, яростно тыча пальцами в воздух:

– Но пришла я не поэтому. Я хочу выяснить, почему пророчество так ошиблось. Мне нужно поговорить с тем, кто в этом разбирается, а лучше всего – добраться до источника. Ты хотя бы можешь направить меня в изначальный храм Тяньди?

Мори был потрясен – по правде сказать, его потрясло собственное потрясение. Он много лет изучал Тяньди, еще дольше был монахом, но никогда не задумывался, где же, собственно, расположен изначальный храм Тяньди. Ему не приходило в голову там побывать. Мори знал лишь, что он находится где-то на юге, за границами Чжун. Дорога туда была опасной и нелегкой. Вот почему монахи Тяньди мудро настроили храмов в Просвещенных государствах. Люди охотнее будут жертвовать, если святилище недалеко от дома.

Он отчаянно пытался дать ответ, подобающий настоятелю. Наконец Мори сказал:

– Я не могу тебе помочь.

Тайши стиснула зубы и прищурилась.

– То есть ты не скажешь?

– Я понятия не имею, где находится изначальный храм! Это… – он указал на юг, – где-то там.

– Но как?! Прах тебя побери, это же средоточие вашего несчастного культа!

Мори задумался. Тайши имела все основания сердиться: он должен был знать. Но такого рода сведения считались древней историей, не имеющей почти никакого практического значения. Его обучение основывалось на чтении манускриптов, поддержании в порядке храмовой территории и извлечении пожертвования у паствы. Хороший настоятель должен уметь общаться со знатью и распоряжаться финансами. Где там находился какой-то старый храм, и вовсе не важно. Только фанатики копались в древней истории.

Мори захотелось прогнать Тайши. Ее нелепые розыски привели бы только к новым мукам и сомнениям. Лучше заслониться щитом невежества, чем узнать истину и страдать. В общем, все монахи Тяньди именно это сейчас и делали – защищались незнанием.

Возможно, их постигло испытание. Возможно, Тяньди наконец дала ему шанс достигнуть святости, о которой он всегда мечтал. Мори много лет убеждал себя, что получение им звания настоятеля свидетельствовало о силе веры, но он знал, что это не так. Звание настоятеля не имело ничего общего с истинной верой. Просто он был дисциплинирован, неглуп и хорошо умел считать. Мори посмотрел на тыквенную бутыль, которую держал в руке, и с отвращением отставил ее в сторону. Вытянув шею, он взглянул на изображение Небесной мозаики, висевшее на стене, и ощутил нечто вроде вдохновения. Может быть, ему выпал шанс послужить божеству…

– Я попробую.

Тайши, очевидно, заметила в нем перемену.

– Спасибо. Понимаю, что на это нужно время, но я могу подождать.

– Я пришлю весть, если мои поиски увенчаются успехом. Где тебя найти?

Несколько мгновений она подозрительно смотрела на него, а потом нагнулась и негромко произнесла:

– В семейном склепе на погребальной горе, в дне езды к востоку отсюда.

Мори кивнул:

– Знаю. В окрестностях Возана есть три погребальные горы в пределах двух дней пути и только одна из них – к востоку.

– Если что-нибудь узнаешь, пошли письмо пастуху смерти по имени Фу. Адресуй его Най.

– Я постараюсь.

– Спасибо. А теперь я уйду, пока твои послушники не встревожились.

– Ты права.

Тайши встала и хотела что-то сказать, но передумала. На мгновение суровое лицо легендарной воительницы смягчилось, и Мори вновь вспомнил лучшие моменты, проведенные с ней.

– Приятно было вновь увидеть тебя, Мори. Я рада, что ты получил все, о чем мечтал.

Отчего-то от ее слов Мори стало больно. Он посмотрел на потолок, обвел взглядом комнату…

– К сожалению, люди порой мечтают не о том. Я скучаю по тебе.

Мори мог бы еще многое сказать, но он и так уже позволил себе лишнее.

Тайши помедлила.