Текст книги "Воин пяти Поднебесных. Пророчество"

Тайши встала и вытерла руки.

– Вот незадача.

Она задумалась, не пойти ли за Цзянем. Он, несомненно, страдал – и эта рана неизбежно должна была загноиться, если оставить ее как есть. Тайши посмотрела на разбитый балдахин, потом на водяные часы. Вздохнув, она подошла к кровати, сняла с нее одеяло, стряхнула пыль и щепки и отправилась спать на диван.

Весь следующий день Тайши не видела Цзяня. Она обыскала все места, где обычно бывал мальчишка: кухню, тренировочный зал, ниши и подворотни. Но его нигде не было. Она не стала особенно из-за этого переживать. Мальчик пережил тяжелую ночь и, вероятно, врачевал уязвленное самолюбие в укромном уголке, сжимая в руках какое-нибудь роскошное, но бесполезное оружие. Тайши решила дать ему время, прежде чем возобновить занятия. Скорее всего, Цзянь совершенно не жаждал ее видеть.

К огромной досаде Тайши, на следующую ночь ей снова не дали выспаться. На сей раз, впрочем, она легла спать трезвой – и проснулась в то самое мгновение, когда кто-то проник в ее покои. Как только незваный гость приблизился, она бросилась на него с Танцем Ласточки. Это было семейное достояние – простой прямой меч необычного синеватого оттенка передавался веками от отца к сыну, и история его происхождения приобрела почти сказочную окраску, сто раз перейдя из уст в уста. Тайши знала, что до нее ни одна женщина не владела этим легендарным клинком.

Она сказала бы, что он никогда еще не оказывался в более умелых руках.

Танец Ласточки запел и сверкнул в темноте, летя вниз. Тайши повернула меч лезвием вниз и слегка нажала, заставив пришельца упасть на колени.

– Как ты посмел…

Фаару разрыдался, умоляюще сложив руки.

– Простите, мастер Линь, что я вас побеспокоил! Пожалуйста, не убивайте меня!

Меч исчез, словно его и не было.

– В чем дело, господин Персик?

– Спаситель пытался бежать из Небесного дворца!

Тайши подавила зевок.

– Он пытается это сделать с первого дня. И перестаньте называть его спасителем.

– Да, мастер. Но он хотел спуститься по южной стене, застрял и вот-вот сорвется и разобьется насмерть. Мастер Синсин попытался его достать, но не сумел…

– Что?

Тайши выскочила из постели, предоставив дворцовому управителю стоять на коленях и что-то мямлить. Она выпрыгнула в окно и заскользила по черепице. Ее ноги легонько коснулись края карниза, прежде чем перескочить на гребень соседней крыши. Она добежала до края кровли и снова прыгнула, приземлившись на трубу, затем на флюгер. Так Тайши двигалась от здания к зданию, пока не добралась до юго-восточного края дворцовой стены.

Ее старым глазам пришлось привыкнуть к темноте, прежде чем она заметила болтавшуюся далеко внизу маленькую фигурку. У подножия стены кучкой сгрудились солдаты; прямо под мальчиком стоял Синсин, явно готовясь подхватить его, если тот сорвется. Что здесь забыл этот мошенник, во имя блаженного отпечатка горамовой задницы?

Тайши посмотрела на мальчика. Зря она вчера решила, будто Цзянь способен мыслить оригинально. Он попытался спуститься со стены высотой метров тридцать по веревке длиной метров десять. И что еще глупее – он понял это, только когда достиг конца веревки.

Выругавшись, Тайши перескочила через парапет и заскользила вниз, пока не почувствовала опору под ногами; тогда она приняла положение под углом, касаясь правым плечом стены, чтобы не сорваться. Она поминала Хана недобрыми словами и двигалась маленькими шажками, борясь с порывами ветра.

Цзянь издалека увидел ее приближение. По выражению его лица было и не понять, благодарил ли он судьбу за то, что Тайши явилась к нему на выручку, или наоборот.

Встречный ветерок ударил в Тайши, когда она приблизилась к мальчику, заставив ее сбиться с шага. Она свалилась с воздушного потока, на котором двигалась, и рухнула головой вперед, ударившись лицом о каменную стену и едва не потеряв равновесие. Она оправилась, оттолкнувшись от другого воздушного потока, но правая щека у нее была сильно ободрана, и от боли перед глазами поплыло. Тайши вытерла кровь, ухватившись здоровой рукой за веревку.

Она перевела дух. В молодости она бы сбежала по стене не задумавшись. К сожалению, ее молодость миновала много лет – и много битв – назад. Этот прием дался Тайши гораздо тяжелее, чем она рассчитывала, и она проделала его без особого изящества. Хорошо, что все произошло в глухой ночи, без большой толпы свидетелей.

Цзянь считал иначе.

– Невероятно… – выдохнул он.

– Твоим бывшим наставникам явно недостает умения, – буркнула Тайши, ослабила хватку и немного соскользнула вниз по веревке.

Она вытянула ногу и велела:

– Цепляйся.

Он уставился на ее башмак, но медлить не стал. С третьей попытки Цзянь ухватил Тайши за ступню и закачался, одной рукой по-прежнему цепляясь за веревку. Тайши почувствовала, как ногтями он впился ей в кожу. На его лице это не отражалось, однако мальчик был в ужасе. Впрочем – самое главное, – он не растерялся.

Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Цзянь наконец выпустил веревку и обеими руками ухватился за Тайши. Под его тяжестью та на пол-ладони соскользнула по веревке.

– Напряги мышцы! – велела она, перекрикивая шум ветра. – Собери ци, если умеешь! И держись!

Тайши взмахнула ногами, подбросив Цзяня вверх. Он оказался почти вровень с ней. Казалось, вот-вот он полетит вниз – но нет, мальчишка успел схватить ее за плечи.

Тайши сползла еще на несколько сантиметров.

– Сейчас будем подниматься. Можешь крепче схватиться?

Цзянь, уткнувшийся носом ей в шею, ответил несколькими короткими кивками. Теперь своей хваткой он будто пытался выдавить из нее саму жизнь.

Проклиная каждую пядь, Тайши поползла наверх. Она держалась за веревку только одной рукой, а мальчишка висел на ней, обвившись, словно осьминог. Она подтягивалась, перехватывала чуть выше, снова подтягивалась. И от каждого движения все тело простреливала острая боль.

Тайши не знала, сколько ей понадобилось времени, чтобы добраться до верха. Она чуть не сорвалась, когда они были в метре от парапета. Это означало бы верную смерть, к тому же очень глупую. Тайши не сомневалась, что стоявшие внизу зеваки разнесут по всему свету историю о том, как великий мастер Линь Тайши и Предреченный герой Чжун погибли, упав со стены, которая защищала его от врагов.

Тайши взобралась на стену и повалилась без сил. Она спихнула с себя Цзяня и перекатилась на спину, тяжело дыша. Юноша попытался встать на четвереньки, но тут же рухнул рядом. Грудь у него бурно вздымалась, рубашка промокла от пота.

– А ты-то от чего устал? – поинтересовалась Тайши. – Ведь это я тебя тащила.

Она сама не знала, как долго они там лежали. Но когда она наконец пошевелилась, на горизонте уже показался Король. Хорошо, что Фаару послал людей наблюдать за дворцом, иначе она бы опоздала.

Тайши повернулась и увидела измученного мальчика, который по-прежнему лежал рядом, закрыв глаза. Она протянула руку и слегка шлепнула Цзяня по лицу.

– Ты сегодня совершил две глупости.

Цзянь открыл глаза и застонал. Вид у него был сломленный и несчастный. Наконец он заговорил:

– Как вам удается так летать по стенам?

– Я не летаю, – ответила Тайши. – Нельзя летать без крыльев.

– Никто из моих учителей этого не умеет. Мастер Ван может взбежать по стене дома на крышу, и все. Хораши и Риге тоже до вас далеко.

– Значит, Ван – единственный из твоих наставников, кто достоин называться мастером, но не более того. Насколько я помню, семейный стиль Ван основан на укреплении пальцев, чтобы можно было цепляться ими за стены. Это другая техника. Одни люди тренируют ноги. Другие учатся облегчать свои тела. Третьи обуздывают потоки воздуха, – Тайши покачала головой. – Тебя столько учили, мальчик, что ты уже должен бы уметь перенаправлять ци.

– Они об этом даже речи не вели. Синсин сказал, что мне ни к чему салонные фокусы, – ответил Цзянь и сел. – Мои наставники говорили, что мне следует овладеть всеми видами оружия, всеми боевыми стилями, и тогда я буду готовым к любым неожиданностям.

Тайши покачала головой.

– Тот, кто владеет всем, не владеет ничем. Неважно, какому стилю учиться, лишь бы это был верный путь. Вне зависимости от техники и семейного стиля все боевые искусства ведут к одной и той же цели.

Надолго повисла тишина. Оба молчали, только ветер высвистывал свой утренний мотив.

Цзянь нарушил молчание первым:

– Спасибо вам.

Он явно был не прочь помириться. Тайши стало немного стыдно оттого, что мальчик предложил это первым.

– Я сурово обращалась с тобой, Вэнь Цзянь. Мы неважно начали. Давай воспользуемся этим моментом, чтобы попробовать еще разок.

На лице Цзяня появилась хитрая улыбка.

– То есть мне не нужно выражать благодарность за спасение, а вы забудете, что я пытался вас убить?

Вот наглый маленький засранец.

Тайши усмехнулась:

– Только если ты будешь вести себя почтительно и повиноваться мне как мастеру.

– А вы научите меня летать?

– Даже лучше. Я дам тебе возможность стать достойным пророчества. Может быть, даже пережить свою судьбу, мальчик.

– А вы перестанете называть меня «мальчик»?

Тайши страшно не хотелось соглашаться. Ученики не торгуются с учителями. Впрочем, в данном случае она решила сделать исключение.

– Я подумаю.

И тут же об этом пожалела. Мальчик ощутил слабину. Он скрестил руки на груди и высокомерно произнес:

– Возможно, я позволю вам содействовать мне в обучении. Но пресмыкаться перед вами я не стану.

Тайши закатила глаза:

– Я бы в любом случае этого не потерпела. Пресмыкательство – удел придворных хлыщей и беспомощных глупцов. Тем не менее ты будешь делать то, что я велю.

– Ладно, – сказал Цзянь. – Но я пока еще не согласился стать вашим учеником.

Резкие слова были готовы сорваться с языка Тайши, но она вовремя опомнилась.

– Договорились.

Отношения между мастером и учеником – вещь глубоко личная, обе стороны должны дать на это согласие.

Тайши встала.

– Очень хорошо. А теперь поднимайся и ступай в тренировочный зал. У нас много дел. Я буду ждать там.

Она шагнула к лестнице и обернулась.

– И кстати, завари мне чаю.

Цзянь пошевелил оттопыренным мизинцем[4]4
  Поднятый вверх мизинец указывает на то, что китаец хочет унизить собеседника.


[Закрыть]. За такое оскорбление обычно вызывали на поединок. Вот тебе и примирение.

– Неблагодарный щенок, – буркнула Тайши.

Она шла по лестнице, и на губах у нее играла улыбка.

Какое-никакое, но все-таки это было начало.

Глава 6. Возвращение

Была ранняя ночь, когда Сальминдэ Бросок Гадюки, катуанка родом из Незры, устроилась в своем спальном мешке после целого дня пути и вскоре уже заигрывала с Зарией – духом, посылающим сны. Хотя душой она отдыхала, Сали – так ее звали те, с кем она делила очаг, – никогда не чувствовала себя такой бодрой, как в ту минуту, когда в полусне впитывала звуки и запахи Травяного моря.

Эта земля всегда была живой, особенно в сиянии лун. Сердце Сали пело в тон шелесту леса, радуясь изобилию жизни, которая кипела повсюду в Травяном море – в воздухе, в зарослях, под землей. Сали вдохнула запах почвы, растительности и гнили и ощутила знакомое тепло внутри себя, несмотря даже на вечернюю сырую прохладу.

После двух долгих лет – полных шести циклов, – проведенных в набегах на земли Гиянь, далеко к северу от Травяного моря, поблизости от владений белых дьяволов, приятно было наконец оказаться дома. Сали каждый раз с удивлением обнаруживала, как же сильно она скучала по размеренному колебанию живой земли под ногами. Словно в разлуке от нее отсекали какую-то часть. Холодная бездушная земля Чжун притупляла ощущение связи с Травяным морем. Через полтора месяца пути она наконец вернулась в родные места, и задремавшие чувства ожили.

Блуждающий разум Сали гудел, продолжая впитывать все, что было вокруг. Где-то неподалеку закричала обезьяна. В ответ раздался похожий вопль, но тоном чуть ниже, – это откликнулся соперник. Громко зашелестела листва, и ввысь взлетела стая скворцов. Под Сали, на земле, тяжело дышала лошадь. Нежное создание, выросшее в Чжун, не привыкло к влажному воздуху Травяного моря, особенно осенью третьего цикла. Лошадь задыхалась с тех пор, как впервые перешла с твердой поверхности на непрестанно колеблющуюся под ногами почву.

Колыбельная Травяного моря почти убаюкала Сали, когда до нее донеслись голоса и стук копыт. Девушка немедленно навострила уши. Разум воина никогда не дремлет. Она приоткрыла один глаз, затем второй, но не спешила покидать свое теплое, уютное, как кокон, логовище, устроенное в полом стебле, который качался в шести метрах над землей. По этой тропе нередко кто-нибудь проезжал, хотя для путешествия по опасным, непрерывно меняющимся землям время было неподходящее. Один неверный шаг – и можно свалиться в бездонный водоем, который разверзся сегодня и закроется завтра.

Сали посмотрела наверх и увидела небо во всей красе. Две яркие луны висели рядом, чуть выше верхушек стеблей, а южная окраина неба светилась фиолетовым, возвещая восход третьей луны. С соседнего стебелька свисала небольшая переносная печка, служившая Сали очагом. Она погасла несколько часов назад, но по-прежнему источала тепло.

Чужаки подходили все ближе. Четверо верховых животных, пятеро людей, судя по голосам, в том числе одна женщина. Говорили они негромко, но оживленно. Мужчина и женщина спорили насчет трубного звука, который услышали недавно. Мужчина уверял, что это свирепый бегемот. Женщина – что это огненный павлин, привлекающий самку. Но оба ошибались, поскольку тот и другой перебили бы людей, прежде чем те успели приблизиться. Сали предположила бы, что это червь-дракон, который, несмотря на свое устрашающее название, был совершенно безобиден.

Разговор резко оборвался, когда люди прошли под ней, и мир снова затих, не считая криков обезьян, затеявших новую стычку. Снова запели цикады. К их звону присоединился треск, который исходил от огромной змеи, ползающей по низко нависшей ветке.

С губ Сали сорвался удовлетворенный, хоть и немного печальный вздох. Приятно было вновь оказаться дома, в окружении знакомых опасностей Травяного моря, однако Сали предпочла бы вернуться при иных обстоятельствах.

Она закрыла глаза и позволила себе задремать. Зария снова подошел к ней поздороваться – и тут она вздрогнула. Чего-то не хватало, ощутимо не хватало… затих какой-то знакомый звук. Сали, впрочем, сама не понимала, какой именно.

Она внимательно прислушалась. Звуки Травяного моря были все на месте – скворцы, переругивающиеся обезьяны, змея…

И тут она поняла.

Сали резко села, посмотрела вниз и от удивления разинула рот. Вспыхнувший гнев окончательно вывел ее из состояния блаженной безмятежности.

– Моя лошадь! Да как они посмели!

Сали вскочила и посмотрела на извилистую тропу. Там царил непроглядный мрак, не считая лунных лучей, которые, словно копья, пронизывали полог листвы и окрашивали землю в синий, зеленый и голубой. Она потерла веки пальцами, направляя энергию ци к глазам. Мир сделался зеленоватым, и темнота немного рассеялась.

Далеко впереди двигались смутные тени. Сали перепрыгнула на ближайшую ветку, чуть не столкнувшись со змеей. Ветка согнулась под ее весом и спружинила, послав Сали дальше. Она приземлилась на толстый лист и снова прыгнула, и опять, и опять, устремляясь среди стеблей и ветвей вдогонку за ворами.

Прыжки по стеблям были излюбленным развлечением катуанских ребятишек – Сали всегда в нем преуспевала. Старейшины обычно его запрещали: ничего не стоило получить серьезное увечье или погибнуть. Прыгуны рисковали не только разбиться. Порой они становились жертвой четырехкрылого чешуйчатого куньпэна[5]5
  Пэн – гигантская птица в древнекитайской мифологии. Считается, что она произошла от гигантской рыбы Кунь.


[Закрыть] – птицы-кита, гигантских рогатых орлов гудяо[6]6
  Гудяо – птица в древнекитайской мифологии, похожая на орла с рогом на голове. По легенде, она питается людьми.


[Закрыть] и многих других хищников, которые кружили в небе над лесом, надеясь поживиться лакомым кусочком. Впрочем, за соблюдением запрета никто строго не следил, поскольку все катуанцы в свое время играли в эту игру.

Сделав еще несколько прыжков, Сали аккуратно приземлилась рядом со своей кобылой, стоявшей в одиночестве. Та приветствовала хозяйку, ткнувшись в нее мордой; лошадь совершенно не смутило, что ее украли. Она продолжала жевать траву. На шее, на самом виду, у лошади висел знак секты, и это должно было отпугнуть любого злоумышленника.

Сали медленно повернулась, осматривая прогалину.

– Что ты делаешь тут совсем одна, лошадь?

Они странствовали вместе с тех пор, как Сали отняла ее у чжунского чиновника, носившего шлем в виде медвежьей головы, и у них сложились приятные рабочие отношения.

Сали взялась за узду и уже хотела отвести кобылу обратно в лагерь, но что-то ее остановило. Она чуяла засаду. За ней наблюдали. Для этого не требовалось особых способностей или энергии ци – достаточно было инстинктов, доведенных до совершенства за много лет.

Пальцы Сали спустились на пояс, где висело свернутое кольцами ее излюбленное оружие – кнут, он же «язык». Она взялась за знакомую изогнутую рукоятку из красного дерева и ощутила легкое дрожание, когда тысячи крошечных металлических звеньев в форме ромба ожили.

Пять фигур в маскировочных одеяниях возникли из ниоткуда. Только легкое свечение выдавало их присутствие. Оно двигалось, и в воздухе висело нечто похожее на летнее марево. Затем, словно по команде, свечение погасло, и появились темные силуэты – пятеро вооруженных людей. Судя по костюмам и низкой боевой стойке, это были члены икуанской секты из города Анкар.

Но что они здесь делали? А главное, почему попытались ее ограбить?

Сали, не дрогнув, обратилась к ним с гневной речью:

– Вы, бесчестные негодяи, украли мою лошадь! Как вы смеете опускаться до подобной низости?

– Какая разница? – спросил стоявший с левого края мужчина. – Лошадь бежит одинаково, кто бы на ней ни ехал.

– С каких пор люди моря крадут сами у себя? Мы грабим чжунцев, а не друг друга, – резко произнесла Сали. – Украсть лошадь – подлое преступление, недостойное икуанца.

По меркам Катуа кража лошади считалась хуже убийства. Ведь тогда ограбленному пришлось бы собственными силами пробираться по Травяному морю.

– Очаг погас, – сказал стоявший слева.

– Священная коса обрезана, – добавил другой мужчина.

– Отдай оружие и еду, сука! – без обиняков рявкнула женщина, стоявшая прямо перед Сали. – И лошадь! Отдай лошадь. Тогда, может быть, уцелеешь!

Сали отбросила плащ, под которым был доспех из костяных пластин. Тусклые твердые чешуйки давали понять, что она Бросок Гадюки. Пятеро икуанцев тревожно хмыкнули. Двое поколебались. Еще двое попятились. Только теперь они осознали, что совершили страшную ошибку.

Грубиянка, которая, очевидно, возглавляла эту шайку, не смутилась. Она достала зазубренный двулезвийный меч, расширявшийся к концу, словно веер. Да, несомненно, икуанка.

– Хан пал, и Анкар тоже, и все остальные племена Катуа, – сказала она. – Если не желаешь присоединиться к ним, сука, лучше захлопни…

Сали стремительно сдернула «язык» с пояса, щелкнула им в воздухе и располосовала грабительнице руку. Меч изящной дугой полетел в пруд. Женщине повезло, что вместе с ним не улетели и пальцы.

Ближайший к Сали икуанец, казалось, от страха не смел шевельнуться. Хм. Быть может, они и впрямь не заметили клановый знак на лошади. Но это уже не имело никакого значения. Кража не должна остаться безнаказанной.

Сали вернула кнут к себе, когда один из воров попытался снести ей голову тяжелой шипастой дубиной. Она устремила «язык» вперед, заставив его выпрямиться и отвердеть, так что он превратился в копье выше самой Сали. Оно столкнулось с дубиной, отведя ее в сторону; та воткнулась в мягкую землю. Вместо того чтобы нанести убийственный удар острием, Сали стукнула нападавшего рукояткой по подбородку.

Второй икуанец сделал два шага к ней, но получил резкий удар кончиками пальцев в горло и, корчась, повалился наземь. Сали развернулась к третьему, который попытался рубануть ее мечом сзади. С другой стороны подступала грубиянка. Сали встретила обоих лицом к лицу и ловко отбила удары, держа кнут, как посох. Она танцевала между противниками, с легкостью уклоняясь от их оружия. В ответ на каждую атаку Сали давала сдачи все сильнее. Кнут так и вился вокруг нее. Икуанцы вскоре поняли, что вынуждены защищаться.

Боевые способности икуанцев были прямо противоположны умениям Броска Гадюки. Икуанцы – отличные разведчики и ловкие убийцы – отнюдь не славились стойкостью в ближнем бою. От этого никто не считал их менее храбрыми, но в любом случае с таким воином, как Сали, они мало что могли поделать. Мужчина совершил первую ошибку, слишком далеко подавшись вперед и потеряв равновесие. Сали ударила его в висок одним концом копья, а другим подшибла его товарища под колени. Оба повалились наземь и чуть не проткнули друг друга. Сали изящно отступила в сторонку и оглушила третьего икуанца ударом по голове.

Оставались двое – предводительница, которая с трудом поднималась с земли, и юноша, который с начала стычки и пальцем не пошевелил. Несомненно, новичок. Вероятно, прежде, чем икуанцы забыли о чести и долге, это был боевой отряд секты. Скорее всего, у бедного мальчика вообще не было права голоса.

– Если тебе дорога оставшаяся гордость, сдавайся. – Не удосужившись даже взглянуть на новичка, Сали устремила копье в его сторону, и наконечник замер на волосок от носа мальчишки. Она не угрожала, это было чистой воды бахвальство – и одновременно ясный намек. Мальчик попятился, споткнулся – и тут земля под ним расступилась.

Он, очевидно, наступил на особенно зыбкое место. Послышался плеск воды, и яма превратилась в пруд.

Голова юноши скрылась под мутной водой. Поверхность пруда успела успокоиться, прежде чем он вынырнул, отчаянно размахивая руками и вопя, и погрузился вновь.

Сали и уцелевшая икуанка уставились на пруд.

– Он умеет плавать? – поинтересовалась Сали.

Судя по выражению лица, икуанка понятия об этом не имела.

– Тогда давай выручим беднягу?

Икуанка взглянула на нее с подозрением, а затем кивнула и шагнула к пруду. Сали успела первая. Когда руки юноши вновь показались на поверхности, вокруг запястья захлестнулся кнут. Сали обвила «язык» вокруг предплечья юноши и тут же заскользила к пруду. Парень оказался очень тяжелым, а земля у нее под ногами была мокрой и мягкой. Вдобавок, повернувшись спиной к икуанке, Сали временно оказалась беззащитна.

Она взглянула на женщину, которая стояла, придерживая раненую руку.

– Поможешь, нет?

Та помедлила, а потом, вероятно, решила, что лучше спасти сородича, чем еще разок попытать счастья в бою. Она подбежала к пруду, и вдвоем они выволокли юношу на берег. Как только молодой человек оказался на суше, Сали демонстративно свернула кнут и повесила его на пояс. Она окинула гневным взглядом остальных икуанцев, которые с трудом поднимались на ноги.

– Вы сказали, что Священная коса обрезана, но вы сами обрезали ее. Говорите, что очаг погас, но вы же его и потушили. Что скажете в свое оправдание, прежде чем я вынесу приговор?

– Кто ты такая, чтобы нас судить? – прошипела предводительница.

По крайней мере, больше она не называла Сали сукой.

– Ты меня спасла только для того, чтобы убить? – тяжело дыша, поинтересовался юноша.

Один из мужчин приблизился к Сали и прищурился.

– Никогда раньше не видел человека, который так ловко владеет кнутом. Кто ты такая?

– Меня зовут Сальминдэ.

У него глаза полезли на лоб.

– Ты не просто Бросок Гадюки, ты – Воля Хана!

– Я из старейшин Незры, – сказала Сали. – Я – часть Целого.

– Ты возвращаешься, – с почтением произнес другой мужчина и упал на колени.

– Да. Возвращаюсь, – мрачно повторила Сали.

Женщина издала сдавленный крик и бросилась к ней. Сали этого не ожидала; кнут чуть было не щелкнул вновь, но тут женщина упала к ее ногам и, рыдая, крикнула:

– Тысяча извинений, Сальминдэ! Мы не знали, что это ты!

Остальные низко опустили головы и взмолились:

– Прости нас! Мы не знали, что это твоя лошадь.

– Неважно чья, – буркнула Сали. – Но вы, должно быть, не заметили клановый знак.

– Значит, ты нас не убьешь? – спросил юноша.

Сали покачала головой.

– Не мое дело решать. Своим беззаконным поведением вы опозорили Анкар. Если вы срезали Священную прядь, вас ждет наказание.

Ответом был новый взрыв рыданий и просьб.

– Что же нам делать? Наши очаги холодны. Мы голодаем.

– Священная коса расплелась!

– Анкара больше нет, а в другом городе нас не примут!

Сали повернулась к мужчине, который произнес эти слова. Именно ему она сломала в драке челюсть.

– Что это значит? Что случилось с Анкаром?

Икуанцы озадаченно переглянулись. Юноша робко поднял руку и спросил:

– Неужели ты не знаешь?

– Конечно, я знаю, что случилось с Ханом. Мы все скорбим о нем, – ответила Сали. – А еще что произошло?

Женщина указала в сторону:

– Посмотри сама.

Сали проследила за ее взглядом. Поначалу она ничего не увидела за линией деревьев, а затем, подняв голову, заметила нечто огромное и темное, вздымающееся к небу. Это было нечто рукотворное. В природе не бывает таких гладких линий и ровных углов. И потом, ни одно дерево или скала таких размеров не удержались бы на поверхности Травяного моря надолго. Сали решила посмотреть поближе.

– Оставайтесь здесь, – велела она. – Это приказываю я, Воля Хана.

И они остались на месте – одни низко поклонились, другие приложили кулак к сердцу. По крайней мере, правила приличия были не до конца ими забыты.

Сали пробиралась сквозь густые заросли, осторожно переставляя ноги. Одно неверное движение – и она, как злополучный новобранец, полетит в бездонную пропасть, скрытую под тонким слоем почвы. Вот почему по Травяному морю было так опасно путешествовать в темноте.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы добраться до вытоптанного поля. Судя по всему, урон был нанесен около месяца назад. Большинство гигантских стеблей еще лежало на земле, потихоньку выпрямляясь. Их придавило нечто огромное. Сали внимательно взглянула на огромную конструкцию, поднимавшуюся к небу. Хотя ее поверхность покрывал толстый слой зелени, ошибиться было невозможно: сбоку она увидела гусеницы и колеса.

Перед ней высились искореженные остатки кокона – одного из дюжины огромных подвижных сооружений, из которых состояли движущиеся города катуанцев. Этот кокон, очевидно, находился на наружном краю. Наверху еще виднелись останки подъемного крана и сторожевой башни. Один край кокона полностью погрузился в Травяное море, другой задрался в воздух; половины колес недоставало, а протянутая между ними гусеница была порвана и болталась, как огромная уродливая лиана.

Сали, нагнувшись, исследовала землю вокруг кокона. Большинство следов давно пропали, но некоторые глубокие раны еще хранили память о случившемся. Она потрогала неестественно согнутые стебли. Шрамы месячной давности и небольшие следы от ударов шли по всей длине, до самого корня. Свежая вода омывала раны, которые кокон пробил в земле. Мать говорила Сали, что дождь – это лекарство, которым природа исцеляет раны, нанесенные людьми. Иногда, впрочем, исцеление было невозможно.

Сали выпрямилась и пошла по страшным следам. Судя по тому, под каким углом лежали сломанные стебли, то, что вызвало эту катастрофу, пришло с запада и двигалось быстро, прокладывая себе широкий путь без малейшей заботы о священном море, лежавшем под ногами. Сали обошла кокон и обнаружила два прямоугольных пруда: один – мелкий и зеленый, а другой – полный черной жидкости, похожей на пролитую полдня назад кровь. Следы от полозьев и высохшая смазка. Судя по ширине отпечатков – не просто полозья, а тяжелые волокуши. Все поле свидетельствовало о том, что город отступал.

Сали подошла к кокону и осмотрела его, пытаясь понять, чей он и отчего погиб. Этот кокон был частью Анкара? Что с ним случилось? Почему он оказался так близко к границе с чжунами? Катуанские города не путешествовали во время последнего годового цикла, когда в небе стояли три луны.

Она ничего не понимала.

Старинная катуанская поговорка гласила: «Воюй на рассвете, охоться днем, пируй по вечерам». Этот мудрый совет касался не только времени суток, но и трех годовых циклов. Первый цикл был самым умеренным, с прохладным летом и теплой зимой – то что надо для набегов и битв. Во втором цикле снимали лучший урожай; в это время города путешествовали вслед за кочующими стадами. Третий цикл сурово испытывал людей – их ждали грозовые весны, жаркие лета, дождливые осени и морозные зимы. В это время кланы не покидали своих очагов. Родичи и союзники сходились, готовясь к набегам будущего года. К счастью, третий цикл был самым коротким – он длился всего два месяца. Вскоре наступал новый год, и начинался приятный первый цикл, когда в небе стояли только одно солнце и одна луна. Во втором цикле к ним присоединялась другая луна, зеленая, а в третьем – фиолетовая.

Катуанские астрономы предполагали, что количество лун влияет на суровость погоды. Сали не понимала, при чем тут луна, однако она привыкла не обращать внимания на людей, которые всю жизнь изучали звезды. Времена года и циклы шли, несмотря ни на что. Остальные знания были излишни – за исключением того, как жить в равновесии с окружающим миром.

Найдя подходящее место, Сали полезла наверх. Цепляясь за липковатый стебель, она мысленно перенеслась в иные, безмятежные времена. Сали и ее лучший друг Цзяминь вечно карабкались и скакали по стеблям, иногда поднимаясь до самой макушки и подзадоривая друг друга – кто заберется выше, до самого кончика. Все детство они провели в высоте, прыгая с травины на травину или – что было еще опаснее – играя под пологом листвы и соревнуясь в беге, прыжках, лазании. Мали, ее младшая сестра, почти не отставала, упорно пытаясь доказать, что она в состоянии угнаться за старшими. Но, конечно, ей это не удавалось. С Сали никто не мог соперничать, кроме Цзяминя, но он редко решался искушать судьбу.

Они все были свободны и легки тогда – задолго до того, как Сали выбрила себе виски и изъявила желание стать воином. Задолго до того, как она надела чешуйчатый доспех и научилась приносить смерть своим кнутом. Задолго до того, как сделалась Броском Гадюки, вступила в бесконечную войну и начала хоронить друзей и товарищей по клану.

Сали продолжала взбираться, пока не достигла верхнего колена стебля. Под ее весом кончик колебался туда-сюда. Она протянула руку, перебралась на соседний стебель и принялась раскачиваться, чтобы достать до следующего. Так она все ближе подбиралась к кокону. Наконец растения, на которые можно было влезть, закончились.

Сали осторожно выпрямилась, балансируя на невероятно узком листе. Она продолжала двигаться вперед, слегка нажимая ногами и чувствуя, как откликается лист. С каждым разом он отгибался все сильнее. Наконец Сали оттолкнулась и прыгнула.

Нога заскользила по покрытой грязью поверхности кокона, и Сали чуть не свалилась в новообразовавшееся озеро на другой стороне. Она делала шаг – и съезжала на три. Платформа опасно закачалась, когда она схватилась за стойку. Это действительно был крайний кокон. На нем сохранились четыре строения – сторожевая башня, подъемник, караульня и небольшое стойло для биси, ездовых белок и прочих существ.