Текст книги "Призрачное эхо"

Глава третья

– Так ты знала его? – выпалила я, когда сумрачная гостиная растаяла и вокруг меня снова появился кабинет Джекаби, в окна которого светило яркое полуденное солнце. Я резко встала с кожаного кресла и тут же пожалела об этом. Перед глазами все завертелось, и я была вынуждена опуститься обратно.

Передо мной парила Дженни – моя Дженни, бледная и полупрозрачная. Она вся сияла, но улыбка на ее устах тут же погасла.

– Знала кого?

Я вздохнула, сжимая ручки кресла, чтобы не свалиться с него. Постепенно мир вокруг прекратил вращаться и к моим конечностям вернулась чувствительность.

– Как я оказалась… Дженни, ты что, сама довела меня до этого кресла?

Она с гордым видом кивнула, но тут же ее лицо вновь приняло озабоченное выражение.

– Кого я знала, Эбигейл?

– Того мужчину. На фотографии.

Снова поднявшись – на этот раз медленно и плавно – я подошла к открытому досье Дженни. В висках у меня стучало, а комната как будто еще не решила, останавливаться ей окончательно или нет. Пока я пыталась привести мысли в порядок, Дженни подлетела ко мне, и когда я посмотрела на нее, она уже не сводила глаз с фотографии, поглаживая прозрачной ладонью изображение своего распростертого на полу спальни тела.

– Дженни…

– Этот медальон мне подарил Говард. Теперь его в доме нет. Я все обыскала. Внутри хранилась записка: «С любовью от Говарда». Казалось бы, такая пустяковая безделушка, но из тех, что много значат, когда ты их теряешь…

– Дженни, оставайся со мной, – осторожно произнесла я. – Прошу тебя. Это важно.

Она отвела взор от фотографии.

– Я с тобой, Эбигейл.

Я схватила снимок бледного мужчины и протянула ей. Это был зернистый отпечаток цвета сепии, но лицо на нем нельзя было спутать ни с каким другим. Я видела, как он наблюдал за мной через окно спальни с улицы, и после заметила еще раз в суматохе вокзала. А сейчас встретила его в воспоминаниях Дженни, и за все эти десять лет на его голове не изменился ни один волосок.

Бледный мужчина с кривой ухмылкой стоял на переднем плане, но он был не один. За его спиной вокруг рабочего стола, находящегося, по всей видимости, на какой-то промышленной фабрике, расположились пятеро мужчин, чьи лица освещали яркие лампы. Все они были в темных рабочих фартуках, плотных перчатках и со сдвинутыми на лоб защитными очками с темными стеклами. В центре стоял Говард Карсон.

Никаких других изображений Говарда в доме не было – ни на стенах в комнате Дженни, ни на ее ночном столике. Она вспоминала о нем с любовью, но редко, с осторожностью, как будто прикасаясь к не до конца зажившей ране.

В нижней части фотографии были от руки нацарапаны слова: «Для потомков. Из скромного начала…»

– Он работал с моим женихом, – тихо произнесла Дженни.

Я напряглась, волоски у меня на шее встали дыбом.

– Дженни? Ты еще со мной?

Она кивнула, сжав губы.

– Теперь я вспоминаю.

Я не смела произнести ни слова, боясь нарушить ход ее мыслей. Следующие слова она произнесла едва слышно, почти на одном дыхании:

– Его звали Павел.

Фотография лежала в этой папке несколько лет, но Дженни никогда раньше не узнавала этого человека, как и всех других, за исключением Говарда Карсона. Возможно, в этом изображении было нечто особенное – какое-то напоминание о неприятных чувствах, – но как и сама Дженни, это напоминание оставалось едва уловимым, бесплотным. Слишком долгое изучение любого снимка из своего дела приводило ее в хрупкое, уязвимое состояние, но она все равно старалась. Когда я узнала в этом бледном мужчине того самого таинственного незнакомца, из-за злодеяний которого мы оказались в долине, она стала стараться еще сильнее, борясь с демонами в своем сознании в поисках какой-нибудь подробности вроде имени, но каждый раз эти усилия пробуждали в ней злополучные «эха». Вплоть до этого момента.

– Это он? – прошептала я. – Это тот, кто…

Дженни сосредоточенно прищурилась, и под воротник мне забрался холодный ветерок. Мое путешествие в мысли Дженни, возможно, разожгло огонек ее воспоминаний, но коридоры памяти все еще были окутаны чем-то более темным, чем тени.

– Пожалуй, нам стоит отдохнуть, – предложила я.

– Он был здесь. Зачем он был здесь? – Серебристые волосы Дженни всколыхнулись от внезапного ветра, хотя окна были плотно закрыты. – Он мне не нравится. Я не доверяю ему.

– Я тоже, Дженни. Думаю, нам нужно сделать перерыв.

– Он пришел в дом. Он у двери. Он знает, что Говард здесь.

– Дженни, остановись.

– Он мне не нравится.

Она моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд, а затем ее глаза блеснули льдом.

– Я знаю, кто вы. Вы работаете с моим женихом.

Я собрала все фотографии и вырезки с заметками, запихнула их в папку и резко захлопнула ее под усиливающимися порывами дующего мне в спину холодного ветра. Когда я обернулась, Дженни уже исчезла.

– Дженни? – обратила я свой вопрос в тишину, которая от этого показалась еще более глубокой.

– Дайте ей время.

При звуках мужского голоса я подпрыгнула.

– Мистер Джекаби! – выдохнула я, хватаясь за сердце. – Я не слышала, как вы вошли. И долго вы…

– Я только что вернулся. Надолго не задержусь. Не ожидал, что попаду в морозильную камеру.

Он с глухим стуком бросил на пол сумку, подошел к столу и взял папку с делом Дженни.

– Будьте осторожнее, мисс Рук. В метафорической лапе нашей не до конца скончавшейся подруги застряла заноза, а мы оказались в логове льва.

Он положил папку в ящик, закрыл его и запер на ключ.

– Уверяю вас, мы сделаем все возможное, чтобы излечить эту рану, но я не хочу сделать хуже, иначе нас могут разорвать на клочки. Терпение и осторожность – вот что сейчас главное.

– При всем уважении, сэр, что значит терпение после всего этого времени? Она и так влачит свое посмертное существование уже целых десять лет.

Он посмотрел на старые бумаги и заметки, разбросанные по полу кабинета.

– И все же мы не должны забывать о том, что заноза и лев могут оказаться одним и тем же.

– Сэр?

Встретив мой взгляд, он вздохнул.

– Призраки – это недовольные существа, мисс Рук. Умертвия удерживают на земле незаконченные дела. Либо мы не добьемся успеха, потому что в этом деле невозможно добиться успеха – и в таком случае душа ее никогда не успокоится…

– Либо мы добьемся успеха, – закончила я, поняв, к чему он клонит. – И ее дело будет закончено.

– И она в итоге оставит нас, – кивнул Джекаби. – Впрочем, решать ей. Она говорит, что готова. Мы поможем ей найти ответы и обрести хотя бы немного умиротворения, насколько это в наших силах, но спешка здесь неуместна.

Он опустился в кресло и оперся локтями о стол. В его серых глазах отражалось мрачное сожаление.

– Сэр?

– Мне не нравится мысль о том, что когда-нибудь в нашей жизни вообще не будет мисс Кавано.

– Вы говорили ей об этом?

– Сейчас у нее и без того много других забот.

– Она со многим может справиться, сэр. В последнее время у нее наблюдается значительный прогресс.

– Состояние моего кабинета говорит об ином. Кстати, я заметил осколки в корзине для мусора. Полагаю, это не первое эхо за сегодня. И долго она пробыла совсем бесплотной в последний раз?

Я замялась:

– Всего час. Может, два. Это был такой… незначительный эпизод.

Его взгляд скользнул по моей щеке, и я почувствовала, как он задержался на бледном шраме на скуле. Небольшая ранка уже превратилась в едва заметную розоватую линию – напоминание о грозной стимфалийской птице, еще одной сверхъестественной силе, которую я недооценила. Убедить Джекаби перестать относиться ко мне как к хрупкой вещице было непросто и без запечатленных на моем лице дополнительных напоминаний о прошлом. И даже то, что меня всего лишь оцарапало пером, нисколько не облегчало ситуации. Я решила сменить тему.

– У нее было откровение.

– Откровение, – кивнул Джекаби, глубоко вздохнув. – Великолепно. Ведь никакие откровения не сулят ничего плохого…

– Насчет того бледного мужчины. Его зовут Павел. Она вспомнила его.

Взгляд Джекаби метнулся вверх, но он поспешил скрыть свой интерес.

– Павел? Только имя? Вероятно, псевдоним.

– Она может вспомнить больше.

– Но не обязана. Это слишком опасно, мисс Рук. В свете последних событий, думаю, нужно прекратить непосредственное участие мисс Кавано в этом деле.

– Что? Какой абсурд! Это же ее дело!

– Вот именно! Она слишком эмоционально реагирует на каждую подробность. С каждой новой деталью мы рискуем довести ее до грани и не знаем, что скрывается за очередным поворотом. Ей и без того пришлось нелегко, еще до того как она начала ступать по хрупкому льду.

– Сейчас она сильна как никогда! – В отчаянии я едва не проболталась о наших тайных занятиях, но прикусила язык.

В конце концов, это не только моя тайна, а Джекаби сейчас был слишком возбужден. И тут что-то щелкнуло у меня в голове.

– Подождите. В свете каких последних событий?

– Посмотрите сами.

Джекаби открыл свою сумку и протянул мне через стол стопку листов. Они были порваны в верхней части, как будто выдраны из какой-то подшивки.

– Заметки по делу, которыми со мной любезно поделился лейтенант Дюпен из полицейского департамента Нью-Фидлема.

– А лейтенант Дюпен осведомлен об этой своей любезности?

Джекаби пожал плечами.

– Уверен, рано или поздно он во всем разберется. Не зря же Марлоу держит его на службе.

Я покачала головой, но внимательно вгляделась в записи.

«Ранее этим утром некая Роза Гейнз, тридцати двух лет, служанка в доме Маккэфери, обнаружила тело мисс Элис Маккэфери. Всего лишь накануне днем Элис Маккэфери приходила в участок и обращалась ко мне, чтобы подать заявление о пропаже своего мужа Джулиана Маккэфери. Дело назначено к расследованию.

Прибыв в дом Маккэфери в 8 утра, я застал сцену происшествия такой, какой ее описала мисс Гейнз. Элис Маккэфери лежала на полу своей спальни. Воротник ее платья был порван; заметны следы борьбы. Причина смерти – глубокий порез на груди. Вокруг тела скопилась большая лужа высохшей крови. Очень, очень много крови!»

Я онемела. Теперь я понимала, почему Джекаби не спешил делиться новостями. Пропавший человек, борьба в спальне, труп, кровь. Все то же самое, что и в полицейском отчете в той папке, что лежала передо мной. Это происшествие походило на убийство Дженни до мельчайших подробностей.

– Что скажете? – спросил Джекаби.

– Пугающе знакомо, сэр.

– Вы еще не все знаете. Джулиан Маккэфери был ученым-исследователем, как и жених Дженни Говард Карсон. Карсон и Маккэфери оба учились под началом профессора Лоуренса Хула из Глэнвильского университета, хоть и в разные годы.

Я с трудом сглотнула комок в горле.

– Какие ужасные совпадения. Хул ведь тоже пропал? Да, припоминаю. Об этом печатали в «Кроникл» несколько недель назад.

Джекаби кивнул.

– Он упоминается и в следующей заметке лейтенанта, – он показал на бумаги у меня в руках. Я перелистнула страницу и прочитала вслух:

«Еще не наступил полдень, а у меня уже второй труп за день. Его обнаружили Дэниел и Бенджамин Мадларки, братья возрастом 7 и 9 лет. В обмен на вознаграждение в 5 центов они поделились информацией и сопроводили меня к месту нахождения трупа.

Тело, похоже, выбросило к северному берегу Чернильницы вместе со сточными водами. На основании физического описания и документов, найденных на теле, покойный является Лоуренсом Хулом, 56 лет, профессором Глэнвильского университета. Труп раздуло от воды, но судя по тому, что разложение минимально, я предполагаю, что смерть наступила не более двух суток назад. Единственная видимая травма – колотая рана у основания шеи в кольце посиневшей кожи.

У профессора осталась супруга Корделия. Департамент полиции Глэнвиля ответил на мой запрос и сообщил, что вдова Хул…»

Я перевернула страницу, но эта запись была последней.

– Что со вдовой Хула?

– Скорбит? Безутешна? – предположил Джекаби. – Полагаю, пребывает в расстроенных чувствах. Судя по сухому стилю лейтенанта Дюпена, он подобрал очень скромное слово, что-то вроде «опечалена».

– Несчастные! – вырвалось у меня. – «Единственная колотая рана в кольце посиневшей кожи». Это точно след Павла. Нет никаких сомнений, что эти смерти связаны между собой.

– Так что там с Корделией Хул?

Тихий голос Дженни застал врасплох нас обоих. Я повернулась и увидела, что она материализовалась у окна. Сквозь ее прозрачную фигуру проходили искрящиеся солнечные лучи.

– Дженни, а ты давно… – начала я.

– Извините, мисс Кавано, – прервал меня Джекаби. – Нам и в самом деле нужно провести более подробное расследование этого дела, прежде чем посвящать вас в детали. Я не хочу…

– Джекаби, десять лет назад мой жених пропал, а меня убили. Вчера пропал Маккэфери, а Элис Маккэфери убили. Их наставник профессор Хул также пропал, а теперь выясняется, что и он убит. Чего еще ждать? Пока само все образуется? Вы опоздали на десять лет, чтобы спасти меня, детектив. И опоздали на день, чтобы спасти Элис Маккэфери. Вопрос теперь в том, что сейчас происходит с Корделией Хул.

Глава четвертая

Когда мы с Джекаби покинули дом на Авгур-лейн и направились к центру города, нас окутала изнуряющая жара. Когда я зимой этого года впервые ступила на заснеженные улицы Нью-Фидлема, здания в стиле барокко сверкали от инея, а из переулков вырывался похожий на ледяное дыхание самого города, пронизывающий до костей ветер. Теперь же, когда летнее солнце поджаривало брусчатку мостовой, город, казалось, не столько дышал, сколько пыхтел, порождая влажные приторные испарения.

Джекаби, по-прежнему облаченный в свое неуклюжее пальто, передвигался с присущей ему живостью, отказываясь сдаваться перед натиском удушающей жары.

– Сэр, – обратилась я к нему, – при всем уважении не думаю, что лейтенант Дюпен станет охотно помогать нам в этом расследовании, узнав, что это мы похитили его записи.

– Позаимствовали, – поправил меня Джекаби. – Мы позаимствовали его скудные замечания, относящиеся к этому делу. Но я согласен. Сомневаюсь, что лейтенант окажет нам какую-либо помощь в предстоящем расследовании. Он всего лишь артерия.

– Он что, извините?

– Артерия. И неплохая. Но не сердце. Нет, нам нужно обратиться непосредственно к комиссару Марлоу. Если на улицах этого города произойдет нечто из ряда вон выходящее, Марлоу обязательно об этом узнает.

Мне до сих пор было трудно привыкнуть к мысли, что теперь я занимаюсь убийствами и темными тайнами Нью-Фидлема. Причем далеко не все из них были столь привлекательны, как могло показаться по моим запискам. Честно говоря, несмотря на все эти интриги и все возбуждение, путь искателя приключений не казался мне такой уж блестящей карьерой. Я росла на другом берегу Атлантики настоящей англичанкой. В десять лет я могла по акценту безошибочно определить, где я нахожусь и кто меня окружает. Примерно такую же мысленную карту я начала составлять и для запахов Нью-Фидлема. И заполнение пробелов на ней не так уж меня и радовало.

Промышленные районы на западе пахли углем и древесиной, а доки на востоке – солью и рыбой. Между ними раскинулось пульсирующее сердце Нью-Фидлема, исходящее запахом каждого своего обитателя. Острый аромат обильно сдобренных приправами жареных, печеных и вареных блюд перемешивался с вонью свинарников и загонов для кур, которую, в свою очередь, перебивал густой, почти осязаемый смрад выгребных ям и дымящихся канализационных стоков. Содержимое помойного ведра, выплеснутое на раскаленные камни мостовой, испарялось за несколько минут, но запах его еще несколько дней бродил между рядами покосившихся хибар, словно бездомный кот.

Мы с Джекаби прошли мимо уличного уборщика, телега и лошадь которого перегородили почти весь узкий переулок. Мужчина рявкнул на нас, выкрикнув несколько слов, которые я даже не стремилась разобрать, и сопроводив их грубым жестом.

Я любила Нью-Фидлем. Да и сейчас люблю. Нью-Фидлем был добр ко мне с самого приезда – он всего лишь один раз пытался меня убить. Но существуют два Нью-Фидлема: один, купающийся в свете дня, и другой, предпочитающий держаться в тени. Некоторые его уголки, как я узнала на собственном опыте, всегда погружены в полутьму, словно назло солнцу. У подножия крутого холма я увидела бельевую веревку, на которой висели выстиранные вещи с так глубоко въевшимися в ткань пятнами, что, казалось, только они и не дают развалиться этим обноскам на части. Между лохмотьями затесалось маленькое платьице из грубой холстины. Было видно, что его шили с любовью, но на подоле все еще виднелись слова «Гэдстон-Голдс» и рисунок картофелины – напоминание о мешке, которым оно когда-то было. Ткань выглядела застиранной до предела.

Меня вдруг пронзила острая боль сочувствия. Выросшая в достатке, я с легкой завистью смотрю на аристократию – на людей, которые вряд ли подозревают, что в мире существуют неприятности серьезнее того, что служанка перекрахмалила платье на выход. О тех же, кто родился во тьме, я никогда даже не задумывалась. Джекаби ускорил шаг, поднимаясь по холму. Он редко выбирал одну и ту же дорогу дважды, но я уже довольно хорошо знала местность, чтобы понять, что мы не приближаемся к полицейскому участку.

– Сэр, – крикнула я ему вслед, – мне казалось, вы говорили, что мы собираемся пообщаться с комиссаром?

– Так и есть, хотя сегодня в кабинете его не застать. Комиссар Марлоу договорился о неофициальной встрече с мэром Спейдом. Он отложил все другие дела и ясно дал понять подчиненным, что не потерпит, если ему помешают. Отсюда я сделал вывод, что данная встреча носит весьма деликатный и срочный характер.

– Полагаю, мы не станем дожидаться конца встречи?

– Принимая во внимание новости лейтенанта Дюпена, которые были доставлены ему сегодня утром и от труда передачи которых я его избавил, прежде чем покинул участок, думаю, не ошибусь, предположив, что мы уже знаем тему обсуждения. А поскольку нас в настоящее время заботит одно и то же, им придется простить нам это вторжение.

– Должно быть, вам не в первый раз требуется прощение мэра.

– В одних случаях все проходит гладко, в других не очень, – признался он, подмигнув. – Не всем по нраву мои методы.

По мере того как мы поднимались на холм, окружающие нас постройки с каждым шагом становились все добротнее и роскошнее. Мы проходили кварталы, где соседние дома стояли все дальше и дальше друг от друга, и вскоре расстояние между ними стало так велико, что дома эти уже никак не получалось назвать соседними. Горделивые белые здания, которые были бы больше достойны названия поместий, – окружали не стены соседних домов, а обширные и ухоженные сады. Здесь мы и нашли дом мэра – величественное здание в колониальном стиле. Его широкую входную дверь обрамляли мраморные пилястры, а само сооружение представляло собой настоящий гимн симметрии и прямым углам. Невозможно было представить себе другое здание, настолько отличавшееся от нашего жилища на Авгур-лейн.

Джекаби громко постучал дверным молотком. Нам открыл длиннолицый мужчина в накрахмаленном воротничке и черном галстуке.

– О боже, – простонал мужчина.

– Бертрам! – приветливо похлопал его по плечу Джекаби, протискиваясь в переднюю. – Сколько лет, сколько зим. Как дети?

– Я по-прежнему не женат, мистер Джекаби, и боюсь, сейчас с вами никто не сможет встретиться.

– Что за чушь. Мисс Рук, как вы считаете, мы с Бертрамом встретились?

– Определенно, сэр.

– Ну вот. Вам следует быть более логичным, Бертрам. Так где проходит встреча, в гостиной? Надеюсь, я не опоздал. Не хотелось бы заставлять комиссара ждать.

Не давая дворецкому времени на ответ, Джекаби зашагал в глубь дома, а Бертрам поспешил следом, тщетно пытаясь обогнать моего работодателя. Я следовала за ними по пятам.

– Нет, мистер Джекаби, он вас не ждет. И никто вас сегодня не ожидает. Прошу вас!

– Ах, кабинет, конечно. Не утруждайтесь, я помню дорогу.

– Мистер Джекаби! Это частная собственность, а не общественная приемная мэра. Моя госпожа, миссис Спейд, предъявляет высокие требования к тем, кого пускает в свой дом.

– Да будет вам, Бертрам. Я уверен, что принадлежу как раз к тем людям, которых ваша леди Спейд будет только рада принять.

– Вообще-то, вы единственный человек, кого она запретила пускать.

– Так значит, она все еще помнит меня спустя столько лет. Как мило! А ведь мы даже не были толком представлены. Похоже, я умею производить впечатление.

– Скорее, умеете оставлять осадок, – проворчал Бертрам.

Джекаби стремительно прошагал через холл со сводчатым потолком и подошел к двери из красного дерева.

– Прошу вас, мистер Джекаби! – взмолился Бертрам.

– Ну что ж. Если так настаиваете, – сказал Джекаби, распахивая дверь. – Я буду любезен. Спасибо, что проводили, Бертрам. Вы были так добры.

Лицо Бертрама побагровело. Казалось, он собирается что-то возразить, но тут из комнаты донесся голос его хозяина.

– Не утруждайтесь, Бертрам. Все в порядке.

Слуга выдохнул, развернулся и одарил меня неодобрительным взглядом, прежде чем исчезнуть. Я пожала плечами, словно извиняясь, и поспешила войти вслед за своим работодателем.

Кабинет украшали мебель из ценных пород дерева и ковры в густых красных и шоколадных тонах. На полках выстроились книги в кожаных переплетах, каждая из которых выглядела очень дорогой и ни одна – прочитанной. Мэр Спейд и комиссар Марлоу сидели друг против друга на стульях с высокими спинками по разные концы стола вишневого дерева, изогнутые ножки которого заканчивались элегантными когтистыми лапами. Третий стул пустовал.

Марлоу был облачен в свой обычный двубортный мундир с серебряным орлом на лацкане. И выглядел он тоже как обычно – усталым, но полным решимости.

– Джекаби, – произнес Марлоу.

– Марлоу, – отозвался Джекаби. – Доброе утро, мэр Спейд.

Спейд сбросил пиджак, перекинув его через спинку стула, и ослабил кофейного цвета галстук, повисший над бежевым жилетом. У него были густая борода и совершенно лысый череп, и еще он носил очки с толстыми линзами. Мэр и в лучшие свои минуты никогда не внушал благоговения, а сегодня и вовсе выглядел так, будто провел несколько раундов в боксерском поединке, выигрывать который у него не было ни малейшего желания. Он казался куда более энергичным даже на поминках, когда мы впервые встретились.

– Сто лет здесь не был, – продолжил Джекаби. – Вы что-то сделали с садом перед домом, верно?

– Да, – ответил Спейд. – Позволили ему снова вырасти. Мэри до сих пор вас не простила.

– Так вот почему она меня избегает? Ваши брови, кстати, удачно восстановились. И можете передать жене, что у роз как никогда здоровый вид. Уверен, что уничтожение гнезда тех скверных домовых благоприятным образом сказалось на корнях. Да и небольшое количество золы в почве должно было пойти на пользу.

– Никогда не видел никаких домовых, но на золу вдоволь насмотрелся, – проворчал Спейд. – Огонь так быстро распространялся, что мы вообще чудом смогли его остановить.

– В следующий раз попробуйте взорвать дракона, – сказала я. – Хотя нет, забудьте. Это было ужасно. Никому не посоветую.

– Зато радиус взрыва просто потрясающий, – подтвердил Джекаби.

Мэр Спейд перевел взгляд с меня на моего работодателя и потер переносицу.

– Господи, вас и одного было более чем достаточно. Неужели потребовался еще и помощник?

– Знаете, я, как и все, просто обожаю всякие забавные истории о порче имущества и угрозе жизни населению, но сейчас мы заняты, – вставил Марлоу.

– Тогда перейдем к делу. – Джекаби опустился на свободный стул рядом с Марлоу. Я огляделась, с растущей неловкостью понимая, что единственная осталась стоять.

– Боюсь, детектив, мы с комиссаром обсуждали крайне деликатные вопросы, – начал Спейд. – И мы на самом деле не вправе…

– Да-да, понимаю. Супруги Маккэфери – муж пропал, жена убита. Также в воде обнаружен труп Лоуренса Хула с дыркой на шее. Нам все это известно. Как известно и то, что это не единичные случаи, а часть какого-то более крупного и зловещего замысла. Все это взаимосвязано и происходит на протяжении как минимум десятилетия, так что надо проследить, чтобы это не затянулось на еще одно. Скажите, джентльмены, что вам известно о Корделии Хул?

Марлоу откинулся на спинку стула, не сводя глаз с Джекаби. Вместо него ответил мэр Спейд.

– Корделия пропала.

– Похищена? Еще одна жертва?

– Не похищена. Неизвестно. Экономка видела, как она собирала чемодан. Никто не знает, куда она отправилась.

– Тогда, возможно, с этого и стоит начать, – предложил Джекаби. – Мы здесь, чтобы помочь с этим делом.

– Когда вы помогали с делом в прошлый раз, – заговорил наконец Марлоу, – то провели неделю, исследуя гибель одного человека, после чего в докладе фигурировали уже пятеро убитых, одна оторванная конечность и два разрушенных здания. А вот найти хоть сколько-нибудь значимые зацепки у вас так и не получилось.

– Не вся конечность, – уточнил Джекаби. – Всего лишь кисть. Кстати, Хадсон на удивление ловко обращается с крюком. Он ему очень идет. И мы вернулись, выяснив одно крайне важное обстоятельство. Напали на след подозреваемого.

– Ах да, точно. «Мужчина». Очень полезное уточнение. Не хотите что-нибудь добавить? Позвольте угадать… «не человек»?

– Ну, я бы не стал утверждать это наверняка, пока не встречусь с ним лично, но зато могу назвать его имя и дать точное описание. Его зовут Петров, или что-то вроде того, и у него проклятая аура с отчетливым лавандовым оттенком.

Марлоу состроил недовольную мину. Джекаби не обычный детектив. Он еще и ясновидец. Я быстро поняла, что он не настолько опытен в расследовании преступлений, как комиссар Марлоу, и что уж греха таить, часто пропускает различные улики, мимо которых не может пройти даже такой дилетант, как я. Но Джекаби было доступно то, что оставалось сокрытым для всех остальных. Он видел ауру и потоки энергии – реальность за маской, как он сам это называл. Истина открывалась ему, какой бы невероятной она ни казалась. А вот убедить в важности и правдивости этой истины кого-то еще было вечной проблемой.

– Вообще-то его зовут Павел, – вмешалась я, подавшись вперед. – Или, по крайней мере, звали десять лет назад.

– Да, точно, – подтвердил Джекаби. – Павел.

– Это невысокий мужчина, – добавила я. – Я бы сказала, с меня ростом, с редеющими черными волосами и очень бледной кожей. Он выглядит лет на сорок, самое большее сорок пять, но выглядел так и десять лет назад. Одевается, как правило, во все черное. Это поможет расследованию?

Спейд с Марлоу переглянулись. Марлоу посмотрел на меня.

– Неплохо для начала, мисс Рук. Джекаби, в следующий раз предоставьте первое слово ей. У нее лучше получается, чем у вас.

– Павел вернулся, – сказал Джекаби, не обращая никакого внимания на его замечание. – И что самое главное, он занимается этим кровавым делом очень долго. Убийство Маккэфери не единственное. Вам должно быть известно, что десять лет назад произошел потрясающе похожий случай. Женщину звали…

– …Дженнифер Кавано, – закончил за него Марлоу. – Дело не раскрыто.

– Верно! – воскликнула я. – Значит, вы изучали его?

– Помогал составлять, – проворчал Марлоу. – В восемьдесят втором я был стажером-детективом. Моему наставнику, сержанту, поручили расследовать убийство Кавано. По большей части всю черную работу делал я. Все указывало на то, что в убийстве как-то замешан жених. Перед тем как покинуть город, Говард Карсон получил очень большую сумму, а все его коллеги умерли или куда-то пропали.

– Нет, это не Карсон, – возразил Джекаби. – Бледный мужчина, Павел…

– У него свой уникальный почерк. Я знаю. Единственный прокол на шее. Обескровливание. Очень чистая работа. Никаких свидетелей. Но убийство Кавано было совсем другим. Жуткая рана. Море крови. Соседи слышали крики. Элис Маккэфери закончила жизнь похожим образом. Кто бы ни убил Кавано или Маккэфери, он это сделал совершенно иначе, не так, как этот ваш бледный мужчина.

– Но вы же не думаете, что эти убийства совсем не связаны между собой! – не выдержала я.

– Да, мы так не думаем, мисс Рук, – мрачно согласился Марлоу. – Уж слишком много зловещих совпадений. И то, как жертвы погибли, их занятия и связь друг с другом, общая предыстория…

– Общая предыстория? – переспросила я.

Мэр с комиссаром снова переглянулись. На этот раз заговорил мэр Спейд.

– Двенадцать лет назад мой предшественник Осло Поплин учредил совет по развитию и внедрению новых технологий в городе. Технологический центр Нью-Фидлема должен был стать наследием мэра Поплина. Он нанял команду специалистов для строительства того, что обеспечило бы городу ведущую роль в последующем развитии всей промышленной индустрии.

– Будущее, – выдохнула я. – Они создавали будущее.

– Вполне достойная цель, – кивнул Джекаби.

– Да, но не слишком популярная, – продолжил Спейд. – Целых два года Поплин расходовал все средства только на нее, позабыв обо всех других общественно важных делах. Парки приходили в запустение, дороги покрылись ямами и рытвинами. Будущее стало для него всем, несмотря на гигантские траты и то, что ради этого будущего приходилось жертвовать настоящим. Возможно, оно того и стоило, но чем ближе становилось завершение проекта, тем больше все шло наперекосяк.

Спейд снял очки и рассеянно протер стекла свободным концом своего галстука.

– Весной тысяча восемьсот восемьдесят второго года исчезли ведущий архитектор и два главных инженера. А затем пропали еще несколько ученых и изобретателей, отказавшихся принимать в этом участие. Началось крупное расследование. Какое-то время Поплину удавалось избегать огласки в газетах. Проект продолжал, хоть и медленно, продвигаться вперед. На его удачном завершении основывалась вся кампания по переизбранию.

– Но потом убили Дженни, – глухо вставил Джекаби.

Спейд кивнул.

– Да, Дженни все любили. Когда очаровательная мисс Кавано была обнаружена мертвой, а ее жених как под землю провалился, все и раскрылось. Журналистов уже нельзя было заставить молчать ни за какие взятки. Общественность вознегодовала. Из-за скандала проект оказался под угрозой срыва. А затем все рвануло.

– Что именно произошло? – спросила я.

– Взрыв, в буквальном смысле слова. Технологический центр сровнялся с землей. Обсерватория рухнула, стены развалились. Годы работы и тысячи долларов пошли насмарку. От дерзкого плана Поплина по преобразованию мира остались лишь груды искореженного металла и тлеющие головешки. Говорят, взрыв согнул пополам металлические балки и расплавил стекла в окнах.

– На меня не смотрите, – сказал Джекаби. – Я переехал сюда в восемьдесят седьмом.

– Думаете, я не проверял? – спросил Марлоу.

– В двух обнаруженных телах опознали пропавших ученых Ши и Гроурок, – продолжил Спейд. – Были и другие останки, но их идентифицировать не удалось. Карсона среди них не обнаружили.

– Тогда он, может, еще жив? – предположила я.