Текст книги "Призрачное эхо"

Глава десятая

Я кое-как добрела до дома на Авгур-лейн, продрогнув до самых костей. Джекаби не было ни в библиотеке, ни в лаборатории, ни в кабинете. Даже Дженни куда-то подевалась. По состоянию ее спальни я догадалась, что у нее случился очередной приступ «эха». В последнее время это происходило все чаще и чаще.

По спиральной лестнице я поднялась на третий этаж. Это было, пожалуй, мое самое любимое место во всем доме – волшебный оазис, бросающий вызов всем законам логики и геометрии. Почти все пространство третьего этажа занимал тихий пруд – значительно более глубокий и широкий, чем позволяла архитектура здания. Рядом с ним возвышался небольшой зеленый холмик с цветами и ароматическими травами. Обычно не найти было места лучше, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы, но сейчас, в тихой темноте, я едва ли чувствовала себя уютно… Я звала хоть кого-нибудь, и мои слова отражались эхом от черных вод пруда, но моим единственным спутником оставался лишь мой собственный голос.

Наконец я спустилась по лестнице и вернулась в кабинет моего начальника. Дрожащими пальцами я зажгла лампу на рабочем столе Джекаби и вынула бумагу с камешком из кармана, чтобы изучить их подробнее.

С одной стороны камень был гладким, но другую покрывали концентрические овалы, похожие на изображение глаза. Что это? Предупреждение? Визитка Павла? Развернув лист бумаги, я увидела портрет мужчины со всклокоченными волосами и тревожными глазами. Левый был чуть шире и немного выше правого, что придавало ему безумный, почти маниакальный вид. Он не походил ни на одного из тех, кого я видела на фотографиях у мэра Спейда или на снимке с Говардом Карсоном.

Я снова сложила лист и сунула его и камешек обратно в карман. Портрет подождет до завтра. Джекаби до сих пор не вернулся, и по своему опыту я уже знала, что если он напал на какой-то заинтересовавший его след, то может не появиться, как минимум, до позднего завтрака. Я поднялась со стула и шагнула к двери, но вдруг вся кровь отхлынула у меня от головы, в глазах поплыло. Я попыталась взять себя в руки.

Наверное, день выдался более тяжелым, чем мне думалось. Я прислонилась к тяжелому сейфу и немного постояла, пока не прошло головокружение, а когда немного сдвинулась, толстая железная дверца тихо скрипнула.

На моей памяти из всех дверей, шкафов и буфетов во всем доме только этот сейф Джекаби держал постоянно запертым. На полке напротив него стояла большая банка с ярлыком «Деньги на залог», в которой лежало несколько сотен долларов. Каждый уголок дома был заполнен ценными вещами, сувенирами, напоминающими о прошлых приключениях, дорогими подарками и зловещими артефактами, по сравнению с которыми кунсткамера Лондонского музея показалась бы простой лавкой старьевщика. Я часто задумывалась, что такой человек, как Джекаби, относившийся к золотым канделябрам и причудливым сверкающим драгоценным камням так же, как я относилась бы к старой колоде с несколькими пропавшими картами, посчитал нужным хранить под ключом в железном ящике с дюймовыми стенами. Недоверчиво моргнув, я потянула дверцу сейфа, и она приоткрылась.

Внутри лежала старая кожаная папка с бумагами толщиной в несколько дюймов. Я оглянулась, но в доме по-прежнему было тихо. Аккуратно приподняв тяжелую папку, я положила ее на стол. Она была стянута тонким кожаным ремешком, и я осторожно развязала его. «Гляну одним глазком и тут же положу обратно», – сказала я себе.

Под кожаной обложкой нашлись папки поменьше, а сверху я увидела листы вроде тех, которые Джекаби использовал для своих повседневных записей. Я узнала их, потому что помогала привести в порядок кое-какие документы. Внизу лежали бумаги гораздо более желтые и старые, чем те, которые я когда-либо видела в доме.

Я перевернула первый лист и увидела газетные вырезки с литографиями, среди которых я с удивлением обнаружила и собственный портрет, причем относительно недавний, хотя мою щеку еще не пересекал небольшой шрам. На фотографии я с мрачным видом и в наручниках шла через фойе здания. Рядом со мной шагал Джекаби, нисколько не смущенный тем, что и его руки были закованы. Я вспомнила – это было в апартаментах «Изумрудная арка». Наше первое общее дело.

Другая фотография была наклеена на плотный, опаленный по краям картон: мы с Джекаби стояли по разные стороны от дерева на лесной поляне. За мной возвышался Хэнк Хадсон, дюжий зверолов, а четвертый человек висел вверх ногами, зацепившись за ветку. На лицо ему спадали полы мундира. Я улыбнулась – это был Чарли Баркер. Если не знать деталей, то фотографию можно было счесть даже забавной. Оттенки сепии скрывали страшную сцену – кровь и внутренности растерзанного животного на поляне. В реальности было совсем не так весело, тем более что женщина, сделавшая этот снимок, Нелли Фуллер, рассталась с жизнью, расследуя эту мрачную загадку. Наше второе дело.

Ни единого портрета не висело у Джекаби в кабинете. В отличие от мэра, который расставил у себя по полкам снимки супруги и близких ему людей, у моего работодателя не было ни жены, ни друзей. За портреты в каком-то смысле могли сойти разве что бюсты Шекспира и иллюстрации из старых сказок. Увиденное тронуло меня. Фотографии представляли нас не в самом выгодном свете, но все же он хранил их, пусть и подальше от посторонних глаз.

Я еще порылась в бумагах и увидела газетные вырезки с описанием других мрачных случаев, над которыми работал Джекаби, нечеткий снимок дома, в котором мы побывали, и порванный плакат с улыбающимся лицом этого необычного детектива. Среди фотографий была также одна с неким приятным, хотя и немного чопорным на вид мужчиной в безупречном жилете, горделиво стоящим рядом с Джекаби. Что-то в нем мне показалось знакомым, но я не могла вспомнить, где видела это лицо. Внезапно меня охватило неприятное ощущение, что за мной наблюдают.

Я захлопнула папку и быстро оглянулась. В дверь проковылял Дуглас, поприветствовав меня наклоном хохлатой головы, и вспорхнул в кресло на другом конце комнаты, где устроился отдыхать, засунув клюв под крыло.

Глубоко вздохнув, я взяла очередную папку. Она была довольно тонкой – небольшая тетрадь и несколько сложенных листов бумаги. Я подняла их повыше, чтобы прочитать. Это оказались официальные документы. Один из листов был озаглавлен «ПСИХИАТРИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ», но пациентом там значился вовсе не Джекаби.

– Элинор Кларк, – прочитала я вслух.

Словно в ответ на мой шепот из папки выпал небольшой коричневый конверт и слетел со стола. Я безуспешно попыталась поймать его, но он выскользнул из моих пальцев и приземлился на ковер.

– Мисс Рук?

Джекаби бросил свою сумку на пол в дверном проеме. Я замерла. Он посмотрел на кожаную папку на столе и перевел взгляд на меня. Лицо его вытянулось. Не говоря больше ни слова, он нагнулся и поднял конверт, держа его так осторожно, словно тот был сделан из хрупкого стекла. А потом так же осторожно вернул его в папку.

– Извините, мистер Джекаби. Я не хотела…

– Тогда положите на место.

Я кивнула и закрыла досье.

– Я позволил вам свободно передвигаться по моему дому и моему кабинету за небольшими исключениями, мисс Рук.

– Да, сэр. Простите, я…

– Возможно, стоило выразиться яснее, но мне казалось, что несколько дюймов прочного металла и кодовый замок совершенно четко говорят о моих намерениях.

– Конечно, сэр. Это больше не повторится.

– Как вы открыли сейф? – требовательно спросил он.

– Я не открывала. Он был не заперт. Я просто…

– Он всегда заперт! Я всегда проверяю…

Его глаза помрачнели, лоб наморщился.

– Вы не лжете, – произнес Джекаби наконец. – Не знаю даже, что тревожнее.

Шагнув вперед, он взял кипу бумаг у меня из рук.

– И много вы успели увидеть?

– По правде говоря, я только взяла папку в руки, когда вы вошли.

Мой работодатель медленно обогнул стол. Я затаила дыхание. Он положил досье обратно на стол, сам уселся на стул и устало оперся на локти.

– Не нужно было ее брать.

– Что это такое, сэр? Какое-то дело? Я узнала фотографию из долины Гэд. Я и не знала, что после пожара уцелела хотя бы одна. Если они связаны между собой…

– Это не дело, – выдохнул он.

По лицу Джекаби было заметно, что он размышляет, чем со мной стоит поделиться. Детектив осторожно опустил ладонь на кожаную обложку.

– Я хранитель кое-чего, что древнее меня, мисс Рук, и эта ноша подразумевает ответственность.

– Вы имеете в виду свой дар?

– Именно. – Он погладил досье кончиками пальцев. – Эта коллекция – вечная летопись ясновидца.

– Летопись… вас? Зачем вам заводить такое толстое дело на себя самого?

– Там очень мало того, что касается непосредственно меня, мисс Рук. Я же говорил вам, что одновременно на земле не могут жить два ясновидца. В настоящее время это я, но я не первый и не последний. Моя сила – это некий живой дар, переходящий от одного сосуда к другому. Существуют некие организации – чрезвычайно древние, – которые интересуются моей уникальной духовной родословной. Одна из таких организаций обратилась ко мне много лет назад. Тогда я был всего лишь мальчишкой, несмышленым, одиноким, жаждущим получить ответы. Оказалось, ответов у них не так уж и много, но зато, – он похлопал рукой по кипе папок и бумаг, – они предложили мне это.

Джекаби открыл первую тонкую папку и пролистал бумаги.

– Это моя. Все, что будущему нужно будет знать обо мне. Я включил сюда несколько особенно дорогих для меня воспоминаний и имеющих важное значение событий. Мой скромный вклад в неизмеримое наследие.

Он закрыл первую папку, открыл следующую – ту, в которой хранились психиатрические справки, – и нежно провел рукой по обложке тонкой тетради. Все еще подрагивающей рукой он взял конверт, который я уронила, и протянул мне. Когда я попыталась его взять, он отдернул руку, словно инстинктивно, а затем покачал головой и снова протянул.

– Только осторожно, мисс Рук.

Я кивнула, сгорая от любопытства, и открыла конверт. Внутри лежал ферротип – старая серая фотография. На переднем плане стояли богато одетые и улыбающиеся мужчина с женщиной. За ними – девочка и мальчик, оба лет десяти, не более, а дальше виднелись палатки и флаги. Девочка очень походила на свою мать светлыми волосами и лицом в форме сердечка, но даже на таком грубом снимке было заметно, что с ее глазами что-то не так, – широко распахнутые и какие-то дикие, они казались слишком старыми для столь юной особы. Мальчик тоже казался странным: волосы взлохмачены и темнее, чем у взрослых. Панталоны, доходящие до колен, порядком потерты, один гольф сполз. С виду совсем еще ребенок, он выглядел худым и жилистым, а на юном лице уже четко обозначились скулы.

– Подождите минутку. Это же… – Я перевела взгляд с фотографии на детектива и обратно. – Это же вы?

Джекаби кивнул.

– Вы здесь так молоды! Боже, какой славный! Вы никогда не рассказывали мне о том, как жили до Нью-Фидлема. Это ваши родители?

– Нет. – Джекаби подался вперед и показал пальцем на девочку. – Это ее, но они были достаточно любезны, чтобы в тот день взять меня на ярмарку, – голос его слегка надломился. – У нее было не так уж много друзей.

– Прошу, сэр, расскажите о ней.

– Это не очень счастливая история.

– Кто она?

Детектив закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Элинор.

Глава одиннадцатая

Фотография в руках Джекаби дрогнула. Несколько секунд он ничего не говорил. А когда наконец открыл глаза, его взгляд, казалось, был устремлен в бесконечную даль.

– Элинор была моей единственной подругой. А я был ее единственным другом. Я читал много книг, интересовался наукой, но больше всего меня привлекали мифы и легенды. Я даже не представлял, как мало знаю. Тогда еще во мне не раскрылся дар. Другие дети увлекались… ну, чем там увлекаются дети в школе. Разным баловством и далеко не в последнюю очередь издевательствами над такими зубрилами, как я. Я старался не распространяться о своих интересах и держался отстраненно.

Пока посреди учебного года в классе не появилась Элинор. Она не произносила ни слова и играла отдельно от других. Другие дети распускали слухи, что она сумасшедшая. Якобы она придумывает какие-то истории и сердится, когда ей не верят. И что ее исключили из прежней школы за то, что она побила другого ученика. Много что про нее говорили, а она так и молчала.

Однажды я сидел в библиотеке и увидел, как она рисует в своей тетради фею. Я спросил, что это за создание, а она нахмурилась и спросила, какое мне до этого дело. Я сказал, что просто задумался, брауни это или пикси, потому что фея выглядела как пикси в одной из моих самых любимых книг «Магический зверинец Менделя».

Я дал ей почитать эту книгу, а она поделилась со мной своей тайной. Остаток дня мы провели вместе, с каждым часом чувствуя, как крепнет наша привязанность. После этого мы несколько месяцев общались лишь друг с другом. Мы собирали обереги и талисманы и прятали их в перевязанные бечевкой коробки из-под сигар, которые хранили под кроватями. Всего лишь куриные косточки с солью и детскими каракулями, но для нас они были настоящими драгоценностями. Элинор рассказывала мне обо всех тех необычных вещах, которые видела, а я пытался найти соответствие им в мифах и легендах, чтобы она знала – другие люди тоже их видели и она вовсе не сошла с ума. Ну, или по крайней мере что она не единственная такая сумасшедшая.

Поначалу все шло чудесно, но потом ее родители стали беспокоиться. Они считали, что у дочери галлюцинации, и, что еще хуже, она не хочет в этом сознаваться и бесстыдно лжет. Они отвезли ее в клинику.

Джекаби произнес слово «клиника» таким тоном, как если бы невзначай отхлебнул прокисшего молока.

– Через несколько месяцев ее выпустили. Исхудавшую, с потухшим взглядом. Она сказала, что ее больше не посещают видения, и что она вылечилась. Что на самом деле нет никаких созданий, порхающих в солнечных лучах, и никаких фей среди цветов. Длинные темные коридоры – это всего лишь длинные темные коридоры. Там нет никакого человека с горящими, словно раскаленные угольки, глазами, который вечно наблюдает за тобой.

Ее родители радовались. Они взяли нас на ярмарку и делали вид, что все в полном порядке. Элинор примерно с месяц притворялась нормальной, иначе родители снова заперли бы ее и никуда не выпускали. Но потом появился незнакомец.

Он сказал ей, что она в опасности и что он представитель некоего общества, заинтересованного в ее даре. Будто бы ее разыскивают и другие, но они нашли ее первыми. Будто опасность угрожает не только ей, но и ее семье. В это время домой вернулась мать Элинор и увидела, как с ее дочерью разговаривает какой-то чужой мужчина. Она прогнала его, пригрозив, что вызовет полицию.

На следующий день небо заволокло кроваво-красными облаками. Элинор поняла, что это предвестники смерти, и попыталась сделать все, что было в ее силах. Она обвела дом дорожкой из соли, прочитала все заклинания, которые знала, развесила самодельные амулеты из куриных костей по всему дому. Использовала все, что хранила в коробках из-под сигар. Ей было так страшно, бедняжке. И она всего лишь хотела защитить своих родных.

Но родители приняли это за возвращение ее безумия, причем в гораздо более тяжелой форме, чем прежде. Элинор поняла, что ее собираются отправить обратно в клинику, и спряталась. Ей удалось найти меня и отвести в заброшенный сарай по соседству, уговаривая не покидать ее. Я не знал как быть. Я тоже боялся. Нам бы следовало бежать. Бежать прочь как можно дальше, не останавливаясь. Мне нужно было спасти ее, защитить, но что может сделать глупый испуганный мальчишка? Я спросил, что о нас подумают, если найдут. Она поморщилась и сказала, что мне не должно быть дела до того, что подумают люди. Люди, как правило, ошибаются.

– Вы тоже так сказали при нашей первой встрече, – вспомнила я.

Мои слова, похоже, немного вывели его из мрачной задумчивости. Он поморгал и посмотрел на меня.

– Вы и сами с тех пор поняли, что это правда.

– И что же было дальше, сэр? Как вам удалось скрыться от преследователей?

– Мы и не скрылись. Они пришли и забрали ее. Сказали, это ради ее же собственного блага. Прошло три месяца, прежде чем мне разрешили снова повидаться с Элинор. От нее остались кожа да кости, ее трясло. Она едва понимала, кто стоит перед ней. Ее пугали красные глаза в конце коридора. Длинного темного коридора – так она повторяла. Только никакого коридора там не было. Ее комната выходила в общую палату. Никто не понимал, о чем она говорит. Мне она тоже ничего не объяснила – не захотела или не смогла. На четвертый месяц своего пребывания в лечебнице, – Джекаби прокашлялся, прочищая горло, – Элинор умерла. Никакого медицинского заключения – просто умерла и все.

Глаза его, прикованные к старому снимку, заблестели.

– Я узнал об этом еще до того, как мне рассказали. Узнал прежде, чем ее нашли. Тогда я еще не понимал как, но знал. Я почувствовал тот момент, когда прервалась ее жизнь, потому что в это же мгновение перед моими глазами словно вспыхнул яркий свет. Как будто всю свою жизнь я блуждал во тьме и кто-то вдруг зажег фонарь. Все оказалось именно так, как она описывала. Ауры, образы, феи, чудовища. Не знаю, почему дар выбрал именно меня. Эти способности еще никогда не передавались тому, кто был близко знаком с предыдущим хранителем дара. Я предпочитаю думать, что так решила она сама – последний подарок Элинор глупому испуганному мальчишке.

Глаза его покраснели. Он откинулся на спинку стула и несколько секунд молча взирал на досье.

– Прошу вас, спрячьте его, мисс Рук.

Я осторожно вложила ферротип в конверт и закрыла папку. Перетянув толстое досье кожаным ремешком и завязав его, я положила всю тяжелую кипу бумаг обратно в сейф. Дверь со щелчком закрылась, и я повернула кодовый замок. Подергав за ручку, я убедилась, что теперь хранилище действительно заперто.

– Мистер Джекаби… – начала я.

– Впрочем, сейчас это не важно. – Похоже, он справился с эмоциями и выпрямился, расправив плечи. – Сейчас нас интересуют насущные вопросы. По пути домой я нанес визит юным братьям Мадларкам, нашедшим тело профессора. Несмотря на юный возраст, Дэниел и Бенджамин отличаются завидной предприимчивостью и практической смекалкой. Они неплохо зарабатывают, продавая местным торговцам или ювелирам то, что находят в водостоке. Сточные воды таят столько всего ценного – нужно всего лишь процедить муть и грязь.

– Звучит одновременно и интригующе, и отталкивающе.

– Думаю, они бы вам понравились. Кстати, вам следовало предупредить меня, что собираетесь сразу вернуться домой, а не прогуляться в моем обществе. Понимаю, вы весьма самостоятельная барышня, но я бы предпочел, чтобы вас кто-нибудь сопровождал, особенно в темное время суток.

– Вообще-то мне пришлось возвращаться одной не по своему желанию, сэр.

– Ну что ж. Что было, то было. Так или иначе Мадларки пользуются определенным авторитетом среди местных сорванцов, и все они в последнее время говорят о весьма странных событиях.

– Уличные хулиганы тоже интересуются загадочным убийцей?

– Нет, крысами.

– Крысами?

– А также котами и собаками. Похоже, Хаммет не единственный, кто в последнее время потерял четвероногого друга. Вы знали, что город финансирует уничтожение крыс? Вокруг канализации основана едва ли не целая коммерческая сеть, о которой я раньше не знал. За каждую убитую крысу полагается вознаграждение, считают по головам. Некоторые юные джентльмены из компании Мадларков расставляют ловушки в укромных уголках, рассчитывая на постоянный приток средств, но в последнее время улов резко сократился. Дело даже дошло до взаимных обвинений и потасовок, но выяснилось, что пропадают и другие животные, особенно на окраинах города. Один из мальчишек потерял спаниеля.

– Хамелеоморфы? – предположила я.

В последний раз, когда в городе пропадали кошки, виной тому было одно весьма своеобразное существо, нападающее на своих жертв по ночам и принимающее их облик.

– Не думаю, – улыбнулся Джекаби. – Вы еще не слышали самого любопытного. Мальчишки утверждают, что видели синие огни в лесу, не похожие на обычные костры или факелы. Такие странные голубоватые мерцающие отблески. Сам я ничего подобного не видел, но склонен подозревать, что мы имеем дело с болотным огоньком или даже Блуждающим Уиллом.

Морщины на лбу Джекаби разгладились, и он приободрился, возвращаясь к своей излюбленной теме – выслеживанию коварных сверхъестественных существ.

– Понятно, что сам по себе Блуждающий Уилл к убийству Дженни непосредственно не причастен, но он мог бы пролить свет на то, что произошло с мистером Карсоном и жертвами похищений. Его огоньки не наносят физического вреда, но сбивают жертв с пути и заставляют их блуждать по лесу.

– Мистер Джекаби, – сказала я, – по дороге домой я тоже кое с кем встретилась.

– Кстати о жертвах, – продолжал он, не обратив внимания на мои слова. – У меня возникла одна мысль по поводу убийцы миссис Бомон…

– Это был тот бледный мужчина. Павел.

– Да-да, именно. Я предполагаю, что наш бледный мужчина может оказаться существом под названием «лилу». О них упоминается в древних аккадских и шумерских мифах. В некоторых еврейских текстах их называют детьми Лилит. О Гильгамеше говорили, что он сын лилу.

– Он вампир.

– Нет. Хотя я знаю, что таково было ваше первое предположение, но оно слишком очевидно. Я обладаю гораздо большим опытом в таких делах, и самый очевидный ответ редко оказывается верным. Видите ли, лилу, хотя о них известно гораздо меньше, в большей степени причастны…

– Он вампир. Он сам так сказал.

– …причастны к истории… – Джекаби наконец замолчал, словно в его голове внезапно перестали вращаться шестеренки занимавшей его мысли. – Кто вам сказал?

– Павел. Бледный мужчина. Вампир. Мы с ним разговаривали. Он не убил меня каким-нибудь зверским способом, хотя вашей заслуги в этом нет. Вы в это время изволили болтать с уличными мальчишками.

Джекаби открыл рот, но, не найдя никаких подходящих слов, снова закрыл его.

– Он не такой, каким я ожидала увидеть вампира, – продолжила я. – Ну, знаете, в обычных страшилках вампиры такие элегантные, загадочные, по-своему очаровательные. Павел же просто немного неопрятный мужчина в черном пальто. Вблизи его кожа выглядит еще более мерзко. Не просто бледная, а даже с какой-то синевой на подбородке и вокруг глаз.

– Экхимоз. Обычное явление у нежити. Ливор мортис, или трупные пятна, образующиеся, когда сердце перестает биться. Вы с ним говорили?

– Да. И он точно тот, кого мы ищем. У него нет клыка с левой стороны.

– Вот откуда одиночный прокол на теле жертв.

Я кивнула.

– Он работает на каких-то «покровителей», и их дела еще не закончены. Сейчас они разыскивают еще одного ученого.

Я вынула из кармана портрет Оуэна Финстерна и протянула его детективу. Джекаби его лицо было незнакомо, как и мне. Я изложила гнусное деловое предложение вампира и его обещание рассказать все, что он знает о Дженни и о ее женихе, в обмен на сотрудничество.

Сведя брови, Джекаби обдумывал информацию.

– Дженни не должна знать об этом, – прошептал он.

– Что? Сэр, вы же не можете вечно скрывать от нее подробности ее же собственного дела.

– Это первая стоящая зацепка за десять лет, а мы не можем воспользоваться ею. Для мисс Кавано это станет бессмысленной пыткой.

Я вздохнула. В его словах была своя правда.

В конце концов, все началось с расследования убийства Дженни, но каждая ниточка вела к еще большему количеству ниточек, они множились, и уже становилось невозможно удержать их все вместе и не перепутать. Пропажа Говарда Карсона и ученых сама по себе была загадочной, но потом всплыли столь же непонятные случаи исчезновения Корделии Хул, мисс Уик и ее ребенка, не говоря уже о коте Хаммета и о крысах из канализации. А теперь еще и некий Оуэн Финстерн, кем бы он ни был, которого мы, по мнению Павла, должны были найти. Мне казалось, что эти ниточки уже никуда не ведут, разве что к еще более запутанному клубку.

– Все должно быть не так, – подумала я вслух.

В ранней юности при свете свечей я прочитала немало историй о зловещих тайнах, и у меня имелось вполне четкое представление о том, как должна выглядеть работа детектива. Так где же все эти кусочки пазла, подходящие друг к другу и рисующие общую картину? Где все те зацепки, благодаря которым картина становится яснее?

– И как же, по-вашему, все должно быть?

– Ну, не знаю. Подчиняться законам логики? А все происходящее сейчас похоже просто на какое-то безумие.

– Прекрасное безумие, – усмехнулся Джекаби и подмигнул, напоминая: – Мы же до сих пор находимся в картине Моне, не так ли? Проявите терпение. Картина вокруг нас. В свое время мы найдем ответы для мисс Кавано, – добавил он чуть тише.

– Я знаю, она вам не безразлична.

– Конечно, не безразлична.

– Тогда вам следует иногда говорить ей об этом. Или сказать хотя бы однажды. Пока не стало слишком поздно.

Джекаби посмотрел на меня исподлобья, и я предпочла сменить тему.

– Так каким будет наш следующий шаг?

– Отдых. Завтра вечером мы воспользуемся своими зацепками и отправимся исследовать лес на западе. Желательно уже с наступлением сумерек, чтобы разглядеть огни.

Прекрасно. Как будто мне не хватило темноты городских переулков. Конечно же, после этого мы должны отправляться в ночной лес, куда же еще?