Текст книги "Рождение Британии"

Глава XVII. НАЧАЛО ПАРЛАМЕНТА

Поздние годы правления Генриха III, если учитывать их последствия, имели особенно важное значение для становления и развития английских институтов. Этот период можно назвать временем, когда были посеяны зерна нашей парламентской системы, хотя лишь немногие из тех, кто участвовал в этом, могли предвидеть те результаты, которые в итоге были достигнуты. Комиссия по реформе взялась за дело со всей серьезностью, и в 1258 г. ее предложения получили свое воплощение в Оксфордских провизиях, дополненных и расширенных в 1259 г. Вестмистерскими провизиями. Баронское движение представляло собой нечто большее, чем неприязнь к иностранным советникам. Дело в том, что оба документа, вместе взятые, означают значительное смещение интересов по сравнению с точкой зрения, зафиксированной в «Великой хартии вольностей». Последняя сводилась главным образом к регулированию различных правовых вопросов, тогда как Оксфордские провизии решали основную проблему: как должно осуществляться королевское управление. Многие статьи Вестминстерских провизии указывают на ограничение не королевской, а скорее баронской юрисдикции. Теперь предстояло увидеть плоды труда Генриха II: нация крепла, становилась более сознательной и более уверенной в себе. Заметное увеличение судебной активности по всей стране, более частые визиты судей и чиновников – все они зависели от сотрудничества с местной властью – приучали сельских рыцарей к политической ответственности и администрированию. Первые результаты этого процесса, оформлявшего будущее английских институтов, проявились в XIII веке.

Статуя на гробнице Генриха III в Фонтевро

Главное требование баронов заключалось в том, что в будущем король должен управлять через Совет пятнадцати, избираемый четырьмя лицами – двумя от баронской партии и двумя от королевской. Примечательно, что декларация короля о согласии на такой порядок была первым государственным документом, опубликованным на двух языках, английском и французском, со времен Вильгельма Завоевателя. В течение определенного, достаточно короткого триода этот Совет, вызванный к жизни и контролируемый Симоном де Монфором, управлял страной. Обе группировки сдерживали друг друга, деля между собой наиболее значительные исполнительные должности и поручая действительное ведение управленческих дел «меньшим людям», что было в обычае того времени. Магнаты, как только их классовые интересы были взяты под охрану, а их права – которые до определенной степени были правами всего народа – обеспечены, вовсе не желали передавать рычаги власти в руки одного или двух из их числа. Идея правительства из политиков-аристократов и высокообразованных чиновников, не принадлежащих к какой-либо политической группировке и занимающихся управлением под их руководством, уже жила давно и воскрешалась к жизни не раз.

Примерно в это же время стало использоваться слово «парламент». В 1086 г. Вильгельм Завоеватель «долго разговаривал» со своими приближенными и советниками, прежде чем приступить к составлению знаменитой описи, «Книги Страшного суда». В латыни это слово появилось бы как «коллоквиум», а в XII в. «коллоквий» являлся вполне обиходным термином для обозначения консультаций между королем и магнатами. В этот период проходившие время от времени совещания «по большим делам королевства» можно называть парламентом. Но чаще это слово означает постоянный Совет из чиновников и судей, заседавший в Вестминстере для приема петиций, разбора жалоб и общего регулирования законодательства. К XIII в. «парламент» уже обозначает название двух совершенно различных, но связанных между собой институтов.

Если мы обозначим их функции современными, понятными нам словами, то сможем сказать, что первая из этих ассамблей занималась политикой, вторая – законодательством и управлением. Дебаты по поводу обращения в начале сессии очень напоминают «коллоквий», тогда как заседания «парламента» аналогичны стадии прохождения законопроекта через комитет. В правление Генриха III и даже Эдуарда I ни в коем случае нельзя было прийти к выводу, что эти два собрания сольются. Скорее, похоже было на то, что английская конституция станет развиваться по французскому образцу: король и Совет станут действительным правительством, магнаты превратятся просто в знать, а «парламент» будет всего лишь «расчетной палатой» для правовых дел. Наша история не пошла по этому пути. Во-первых, магнаты в течение последующего столетия добились контроля над Советом и связали с ним свои интересы. Во-вторых, английские графства жили своей собственной жизнью, и их представители в Вестминстере должны были пользоваться все более сильным влиянием. Но без мощного импульса, данного Симоном де Монфором, эти силы не соединились бы в устойчивую и долговечную законодательную ассамблею.

* * *

Король, придворная партия и влиятельные группы иностранцев, связанные с ними, не имели никакого намерения бесконечно долго подчиняться обременительным условиям провизии. Делалось все возможное, чтобы восстановить утраченное положение. В 1259 г. король, подписав договор о мире с Францией, возвратился из Парижа с надеждами на иностранную помощь. Все те, кто желал видеть сильную монархию, уже смотрели на его сына Эдуарда как на восходящую звезду. Сторонники такой точки зрения стали появляться среди бедных и беспокойных элементов Лондона и других городов. Революционный энтузиазм – ни больше, ни меньше – не удовлетворялся победой над баронами. В воздухе витали идеи, которые не так-то легко выветриваются из голов. Заслуга Симона де Монфора именно в том, что он не удовольствовался победой баронов над короной. Он тут же обратился против них самих. Если должно обуздывать короля, то им тем более следует уважать общие интересы. В этом отношении притязания средних классов, сыгравших большую роль в возвышении баронов, нельзя было оставлять без внимания. «Ученики», или рыцари-вассалы, которых можно считать выразителями мнения мелкопоместного дворянства, основали собственное мощное объединение, назвав его «Сообщество рыцарей-вассалов Англии». Их поддерживал Симон де Монфор. В скором времени он начал укорять лордов за злоупотребление своими привилегиями. Монфор хотел распространить реформу, уже проведенную в отношении королевской администрации, на поместья баронов. По этому поводу он обращался к Ричарду, графу Глостерскому, управлявшему обширными поместьями на юго-западе и в южном Уэльсе. Он обеспечил издание Советом указа, из которого становилось ясно, что лорды снова находятся под властью короля, который, в свою очередь, – хотя он это и не подчеркивал – подчиняется Совету. Старая диктатура возрождалась в новой форме. Это была диктатура сообщества, и, как часто случается со смелыми идеями, она неизбежно проявилась в деятельности политического лидера. Такое развитие событий полностью раскололо баронскую партию, а король и его доблестный сын Эдуард, стремясь испытать новый порядок на прочность, решили нанести удар по своим разделившимся противникам всеми силами.

На Пасху 1261 г. Генрих, освобожденный папой римским от клятвы в отношении согласия с Оксфордскими и Вестминстерскими провизиями, сместил чиновников и министров, назначенных баронами. Теперь было два правительства, каждое из которых мешало другому. Бароны призвали представителей графств встретиться с ними в Сент-Олбансе, король вызвал их в Виндзор. Обе партии состязались в борьбе за общественную поддержку. Бароны пользовались в стране большей симпатией, и только оппозиция Глостера де Монфору удерживала их от активных действий. После смерти Глостера в июле 1262 г. баронская партия сплотилась вокруг де Монфора, сторонника решительной политики. Разразилась гражданская война. Симон и его сыновья, активно участвовавшие во всех событиях, половина баронов, средний класс, в том виде, в котором он успел возникнуть, и их могущественные союзники в Уэльсе – все они вместе составили грозный боевой порядок, встретивший вызов короны.

Симон де Монфор был не только политиком, но и полководцем. Ничто в его воспитании или условиях жизни не давало оснований предположить, что он пойдет таким путем. Несправедливо утверждать, как это делают порой, что у него отсутствовало реальное понимание конечных целей своих действий. Однако он достиг больших результатов, чем предполагал. К сентябрю 1263 г. реакция против него стала заметной: он добился слишком больших успехов. Эдуард играл на разногласиях между баронами, взывал к их эгоистичным феодальным интересам, разжигал ревность к де Монфору и таким образом создал сильную королевскую партию. В конце года де Монфору пришлось согласиться на третейский суд Людовика IX, французского короля. Решение оказалось не в его пользу. Верный своему монаршьему званию, король Франции защищал прерогативы короля Англии и объявил провизии незаконными. Людовик еще при жизни был причислен к лику святых, а потому его мнение имело большой вес. Однако враждующие партии уже взялись за оружие. В последовавшей за этим гражданской войне феодальная партия более или менее поддерживала короля. Народ, более всего в городах, и партия церковной реформы, особенно францисканцы, примкнули к де Монфору. Для борьбы с симпатизировавшими королю муниципальными олигархиями во многих городах создавались новые структуры власти. Летом 1264 г. Де Монфор вновь отправился на юг, где Генрих и Эдуард оказывали сильное давление на портовые города[43]43
  Иначе называемые «Пять портов», пользующиеся особыми привилегиями при сборе пошлин (Дувр, Гастингс, Сэндвич, Ромни, Хайт). – Прим. ред.


[Закрыть].

Печать Симона де Монфора

Король и принц Эдуард встретили его в Суссексе с превосходящими силами. Сражение при Льюисе было жестоким. В каком-то смысле оно стало предвестником Эджхилла[44]44
  В сражении при Эджхилле в ходе гражданской войны 31 октября 1644 г. между роялистами и сторонниками парламента армия короля Карла I была наголову разбита. Ход битв при Льюисе и Эджхилле имеет общие черты. – Прим. ред.


[Закрыть]. Эдуард, подобно Руперту через четыре столетия, победил всех, кто стоял на его пути, и принял необдуманное решение преследовать отступавших. Вернувшись через некоторое время на поле боя, он обнаружил, что все проиграно. Симон, как более искусный и опытный военачальник, устроил ловушку, воспользовавшись особенностями местности: уступив в центре, он обрушил два крыла своей закованной в броню конницы на оба фланга основных королевских сил и смял их, несмотря на все сопротивление. Сам он в ходе боя упал с коня и был унесен с поля на пышных и ярко разукрашенных носилках, подобных карете какого-нибудь генерала XVIII века. Посадив в них для их же большей безопасности двух или трех заложников, де Монфор расположился в центре, среди валлийцев; многочисленные знамена и эмблемы отмечали его присутствие. Во время наступления принц Эдуард захватил этот трофей и убил несчастных заложников из своей же партии, обнаруженных внутри. Но тем временем король, весь его двор и главные сторонники были взяты де Монфором в плен, и энергичный принц вернулся только затем, чтобы разделить их участь.

Теперь Симон де Монфор стал во всех отношениях хозяином Англии, и если бы он, как это произошло в современной истории некоторых европейских стран, жестоко уничтожил всех, кто оказался в его власти, то мог бы надолго закрепить свое положение. В те дни, однако, при всей жестокости, проявлявшейся в отдельных случаях, до крайностей дело не доводили. Люди, боровшиеся за власть и рисковавшие своей жизнью, руководствовались не только насилием, которое не имело решающего значения. Симон заключил договор с пленным королем и потерпевшей поражение партией, согласно которому права короны теоретически уважались, хотя на практике король и его сын подлежали строгому контролю. Общий баланс сил в королевстве сохранялся, и из действий Симона явствует, что он не только ощущал мощь противостоящей ему группировки, но и рассчитывал в конечном итоге на объединение с ней. Держа в своих руках короля, он считал себя в состоянии использовать власть короны для контроля над баронами и создания намного более лучшей политической системы, которая – рассчитывал он на это или нет – должна была автоматически сложиться в результате его действий. Монфор правил страной, держа в плену слабого короля и гордого принца Эдуарда. Так начался третий и последний этап его карьеры.

* * *

Все бароны, независимо от принадлежности к той или иной партии, видели, что теперь им противостоит еще более грозная сила, чем та, для избавления от которой они использовали Симона. Сочетание способностей и энергии Симона с наследственной властью монархии Плантагенетов и поддержкой средних классов, уже достаточно активных, представляло опасность для их классовых привилегий, намного более близких для них, чем сопротивление плохому управлению Иоанна и обузе в лице чужеземцев при Генрихе III.

На протяжении всей этой борьбы, имевшей долговременное значение для Англии, бароны никогда не переставали защищать свои собственные интересы. При принятии «Хартии» они служили делу национальной свободы, думая, что защищают собственные привилегии. Теперь у них не оставалось сомнений в том, что Симон – их враг. Он определенно был деспотом, держа в плену короля и имея за спиной поддержку масс народа. Бароны сформировали из своего числа стойкую коалицию и вместе со всеми силами двора, не попавшими еще в руки Симона, день и ночь плели интриги, стремясь свергнуть его.

Какое-то время де Монфор соглашался на то, чтобы необходимые меры были приняты Советом девяти, контролировавшим расходы и назначавшим чиновников, а любое долговременное урегулирование можно отложить до созыва парламента, намеченного на 1265 г. Автократическая позиция графа была непопулярна, однако страна находилась в таком смятении, что обстоятельства, похоже, оправдывали ее. На севере и вдоль валлийских границ оппозиция все еще оставалась сильной и дерзкой, во Франции королева и графы Биго и Варенн интриговали в пользу ее поддержки; папство занимало сторону короля. Де Монфор держал под контролем Малые моря[45]45
  Малые моря – проливы, отделяющие Англию от Европы и от Ирландии (Английский канал, Па-де-Кале, пролив Святого Георга и Северный пролив). – Прим. ред.


[Закрыть], собрав флот в пяти портовых городах и открыто поддерживая каперство. Однако на западе он лишился поддержки Гилберта де Клэра, графа Глостерского, сына его бывшего соперника Ричарда де Клэра. Не переходя открыто на сторону роялистов, Клэр вел с ними тайные переговоры. Вызванный в парламент в 1265 г., он ответил тем, что обвинил де Монфора в присвоении им и его сыновьями доходов короны и конфискованной собственности оппозиционной ему знати. В этих обвинениях была доля правды, но похоже, что главная обида Клэра состояла в том, что он не участвовал в дележе добычи.

В январе 1265 г. парламент собрался в Лондоне, куда Симон вызвал представителей графств и городов. Его целью было придать революционному урегулированию видимость законности, и именно этим он, под руководством де Монфора, и занялся. Характер этого парламента как представительного собрания более значим, чем его деятельность. Конституционная важность, которую придавали ему как первому представительному парламенту в нашей истории, сейчас несколько снижена в результате современных взглядов на возникновение этого собрания. Практическая причина созыва столь представительного элемента заключалась в желании де Монфора наполнить парламент своими сторонниками: из магнатов были вызваны только пять графов и восемнадцать баронов. Ему снова пришлось опереться на поддержку мелкопоместного дворянства и горожан в противовес враждебности и безразличию магнатов. В этом состояла его тактика.

Парламент послушно одобрил действия де Монфора и согласился с его урегулированием, воплощенным в провизиях. Но отступление Клэра на запад могло означать только возобновление гражданской войны. Король смиренно оставался под контролем Симона, и все это время с ним обращались с глубоким почтением. Принц Эдуард пользовался свободой, что, вероятно, объясняется данным им обещанием не пытаться бежать. Тем временем, однако, тучи баронской бури сгущались, в партии Симона произошло несколько расколов, а неизбежные трудности с управлением убавили его популярность. Однажды принц, отправившись с друзьями поохотиться, позабыл вернуться, как предписывала ему честь. Он ускакал, сначала преследуя по лесу оленя, а затем – более крупную добычу. Эдуард сразу же стал организующим ядром наиболее влиятельных элементов английской жизни, для которых уничтожение Симона де Монфора и его неслыханных нововведений стало главной и первоочередной целью. Дав обещание придерживаться «Хартии», устранить несправедливости и изгнать иностранцев, Эдуард сумел объединить баронскую партию и выбить почву из-под ног Монфора. Теперь граф представлялся многим не более чем вождем своей личной группировки, а его союз с Ллевеллином, означавший признание им притязаний валлийского принца на территорию и независимость, подпортил его репутацию.

Позволив Эдуарду обойти себя в политической игре, де Монфор оказался и в невыгодном военном положении. В то время, когда Эдуард и так называемые пограничные бароны удерживали долину Северна, сам он был заперт, отход на восток – отрезан, а его силы загнаны в южный Уэльс. В начале августа де Монфор предпринял еще одну попытку переправиться через реку и соединиться с силами, идущими с юго-востока под командованием его сына, тоже Симона. Ему удалось перейти Северн возле Вустера, но войско сына угодило в западню, устроенную Эдуардом неподалеку от Кенилворта, и было разбито. Не зная об этой катастрофе, граф сам попал в ловушку у Ившема, где 4 августа и состоялась решающая битва.

Сражение произошло в дождь, во время внезапно нагрянувшей бури. Валлийцы не выстояли перед тяжелой конницей Эдуарда, и небольшой отряд де Монфора, предоставленный самому себе, отчаянно бился до тех пор, пока имеющий подавляющее численное преимущество враг не одолел его сопротивление. Де Монфор пал героем на поле боя. Бароны убили многих попавших им в руки и изуродовали тела погибших. Старый король, жалкая фигура, невольно сопровождавший де Монфора во всех его походах, был ранен одним из сторонников его сына и избежал смерти лишь потому, что успел вовремя крикнуть: «Не убивайте меня! Я Генрих Винчестерский, ваш король».

* * *

Великий граф погиб, но его движение распространилось как вширь, так и вглубь по всей стране. Последовавшая за Ившемом непродуманная и наглая раздача конфискованных земель спровоцировала недовольство и сопротивление обиженных. В некоторых изолированных центрах, Кенилворте, Эксхольме и Эли, последователи де Монфора в отчаянии грабили и разоряли баронов. Правительство было 1 слишком слабым, чтобы бороться с ними. Простой народ не скрывал своих симпатий к начатому Монфором делу, повстанцы и преступники нападали на дороги, находя убежище в лесах. Иностранным наемникам от имени короля воспрещался приезд в Англию, так как их безопасность никто не гарантировал. Над страной нависала опасность возврата к феодальной анархии. В этой нелегкой ситуации папа Климент IX и его легат Оттобон выступали за умеренность, и после шестимесячной безуспешной осады Кенилворта Эдуард понял, что подобный образ действий – единственно возможен. Он встретил сильную оппозицию со стороны тех, кто разбогател за счет конфискаций. Граф Глостерский жестоко разочаровался из-за отказа Эдуарда провести обещанные реформы. В начале 1262 г. он потребовал изгнания иностранцев и возобновления действия провизии.

Для подкрепления своих требований он вошел в Лондон со всеобщего согласия горожан. Его действия и влияние легата обеспечили прощение лишенных наследства и хорошие условия для них по компромиссному принципу: «не лишение наследства, но выкуп». В конце 1267 г. по всей стране разъехались судьи, чтобы беспристрастно воплотить этот принцип в жизнь. Документы того времени свидетельствуют, что на местах восстание было направлено против чиновников, что его поддерживало низшее духовенство, а нередко и аббаты и настоятели, что значительная часть мелкопоместных дворян, не связанных с баронской партией феодальными узами, также выступала на стороне де Монфора.

В последние годы жизни, когда Монфор уже погиб, а Эдуард отправился в крестовый поход, немощный король наслаждался относительным миром. Более полустолетия назад он, тогда еще 9-летний мальчик, стал во главе страны, погруженной в пучину гражданской войны. Временами казалось, что и умереть ему придется также окруженным смутой гражданской войны. Однако бури в конце концов прошли: он смог обратиться к прекрасным вещам, всегда интересовавшим его намного больше, чем политическая борьба. Было освящено новое Вестминстерское аббатство, шедевр готической архитектуры; к этому Генрих III стремился всю свою жизнь и этим особенно дорожил. Здесь же в последние недели 1272 г. его и похоронили.

Спокойствие этих последних нескольких лет не должно создать у нас ложное представление, что борьба де Монфора и гражданская война были напрасными. Простой народ еще долгие годы почитал его как святого, а на его могиле творились чудеса. Его поддержка не помогла де Монфору при Ившеме, но он был их другом, он вселял надежду на то, что страданиям и угнетениям бедных будет положен конец, и за это они помнили его, позабыв его недостатки и ошибки. Знатный лорд, окруженный чиновинками, он страдал от излишней доверчивости и нетерпеливости. Он попрал интересы имущих, порвал со всеми традициями, чинил насилие во всех формах и возбуждал подозрение и недоверие.

Тем не менее де Монфор зажег факел, которому суждено было остаться непогашенным на протяжении всей английской истории. Уже в 1267 г. по статуту Мальборо заново вводились в действие главные из Вестминстерских провизии. Не менее важным было его влияние на своего племянника Эдуарда, нового короля, глубоко проникшегося идеями человека, которого он убил. Таким образом, устремления де Монфора пережили и поражение Ившема, и последовавшую за этим реакцию, а в Эдуарде I великий граф нашел своего настоящего наследника.