Текст книги "Курсантская исповедь"

Солдатская фига

8 июня 1986 г. новым президентом Австрии избран бывший генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм. Несмотря на то, что в марте 1986 г. в газете New York Times опубликована статья, обвинявшая Курта Вальдхайма, бывшего Генерального секретаря ООН и кандидата в президенты Австрии, в участии в военных преступлениях нацистов во время Второй мировой войны.

Июнь 1986 г. Новосибирское ВВПОУ.

20 рота. Ленкомната.

Курсанты сидели в ленинской комнате. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв, уже второй год украшал своей «пятнистой» лысиной её стену, возглавляя прочих высоких партийный и государственных персон.

Кто-то из курсантов «давил харю», то есть спал, положив щёку аккуратно на фуражку, кто-то писал письмо, кто-то смотрел в окно, ожидая «гонцов», отправленных в самоволку за мороженным.

Тимофеев потёр глаза и продолжил описывать своё «бытие»:

«…лось стоял метрах в десяти от нас! Стоит и ухом не ведёт. Потом отошёл подальше и так и стоял бугром всё тактическое занятие с картами. Так что многие от него даже стали производить ориентирование на местности… Потом снова подошёл. Может чего пожрать ждал…

А кто-то пошутил, дескать, за «тайгой» (репеллентом) пришёл. От комарья здесь аж воздух весь визжит. От скуки, за час стояния на тактике, вчетвером набили их полную коробку из-под карандашей под самую крышку. Хоть в аптеку сдавай!

Клещей в этом году меньше. Вымерзли. Говорят, что местные остались, а другие, энцефалитные не вынесли холодов! Стало быть, не наши они, не местные! Вот и делайте выводы!..

Стреляли недавно из ДШК – пулемёт Дегтярёва-Шпагина

крупнокалиберный. От его пуль, стоявший в качестве мишени БТР вспыхнул искрами и обволокся дымом. Вот это машина смерти. В увольнении в этом семестре не был ни разу. Получил было «увал» за караул внеочередное, за то, что правильно себя на посту повёл, во время проверки. Но так и не сходил. То парадная подготовка, потом – не очередь, а то всю группу лишили увольнений по мелочной провинности (кто-то в строю говорил). Потом в челюсть одному двинул. Так и лишили снова, а теперь никто больше и не вспоминает. Сейчас снова не пошёл. Отменили все увалы в связи с новым экспериментом… У нас сейчас «коренной перелом» ломает старые устои, привычки. Местами перегибает. Словом, все знают, что дальше жить по-прежнему нельзя. Но что делать ни кто не знает. И все начальники решают этот вопрос в силу своих возможностей и фантазии. Самое интересное, что этот «перелом» дал основную трещину по нашей столовой. Такое впечатление, будто столовая – центр Училища. Кишит начальство, проверяющие, дежурные, патрули. Ломают некоторые старые устои, а некоторые доводят до абсурда. Горы посуды подоставали: появились сахарницы, маслёнки, салфетки, скатерти и т. д. Хлеб стали резать по-новому. На каждом стуле – номер. На столе – бирка с описью курсантов и стульев. То есть с «полным комплектом стола». За каждым столом – старший. И сидит он в строго определённом месте. Закреплены места за «раздатчиками» пищи. Т.е. теми, кто черпаком из бачка пищу разливает по тарелкам. Раздатчик «первого» блюда – справа от «старшего». «Второго» – слева. Даже как сидеть и на каком колене должна лежать шапка. Всё строго определено! Всякие реформы вводят. Оркестр загнали в столовую на кой-то. Первый раз чуть не подавились. Едва только курсанты начали жевать, тут как грянет оркестр! Куски наспех проглатываемой еды застревали в пищеводах от неожиданности. Далее стук ложек был почти в такт духового оркестра.

Всё, конечно, здорово, но мы больше чистим ножки стульев лезвиями, драим столовую, ремонтируем её, нежели учимся. Например, на прошлой неделе, 6 дней из 7-ми я вечером оставался в столовой работать. И опять же,.. получил увольнение, за хорошую работу в той же столовой! Только вот удастся ли сходить? Ведь у нас новый эксперимент «жизни без увольнений», суть которого пока не ясна.

А после работы в столовой, в 12 часов ночи отрабатывали строевые приёмы. Один – с щёткой, другой – с пилой, я – с молотком и двое – с вёдрами. Под руководством старшины. Уже ни в одной роте такого нет. Да ещё, заставляли нас шарахаться от вспышек (с тыла, слева). За разговор в столовой выносим стулья на улицу, бегаем за 45 секунд на 4-й этаж ротой.

Как-то группа не подчинилась, так ходили полночи строем в туалет…

У нас ещё что! У нас всё по Уставу, так сказать. А вот когда узнаешь, что в войсках творится с дедовщиной… Я решил, что в войсках буду дедов мечём и огнём выжигать!

У нас тут ещё заставили всех снять хромовые сапоги, одели всех в гавнодавы яловые. Полковник вытаскивает из погон вставки, сдирает у сержантов металлизированный галун, хотя его выпускают промышленным способом и продают в нашем военторге! «Два дурака соберутся и от нечего делать, проверяют друг у друга подворотничок или цвет трусов, нитки в шапке и так далее», – слышал я как-то в толпе гражданских. И они правы! В итоге стоит чмо. Погоны смяты, форма висит. Чёрти что! И это, по их пониманию, – «Уставной образец»! В комендатуре одного у нас заставили на шинели «утопленные» пуговицы вытащить и пришить, что бы болтались, как «по Уставу»!

Правда есть и хорошие моменты «коренного перелома».

Начальник училища разрешил нам пить чай в общежитии! Но ротный пошёл «на компромисс» и запретил. Он что не понимает даже значение этого слова?! Или это его такой сарказм особый?

Обычные приколы на сампо. Каждый препод «тянет одеяло» на себя. Приходит препод по тактике.

– Чем вы тут занимаетесь? Всё ерунда! Тактика – самое главное!

Развернули 2-хметровые карты, чертили, параллельно пишем первоисточники по научному коммунизму. Тут заходит препод по научному коммунизму. Смотрел несколько минут как воробышек. То в зал, то на тактика, и, поняв, что ему тут делать нечего ушёл. Следом ушёл и тактик. Не успела закрыться дверь, заходит препод по огневой.

– Что это вы здесь разложились? Всё убрать! Завтра ночные стрельбы!..»

– Рота встать! Смирно!

В ленинскую комнату вошёл командир роты с командирами взводов.

– Товарищи курсанты, вчера из стройбата сбежали три солдата. Не просто солдата, а фактически три уголовника.

Предположительно ими совершено в Академгородке страшное преступление. Они подозреваются в изнасиловании и убийстве девушки. Правоохранительные органы уже на ушах и они обратились к нам за помощью. Силами нашего батальона будут прочёсаны окрестности Академа. Всем нужно будет разбиться на мелкие группы и непринуждённо рассосаться по городку. Всех подозрительных солдат задерживать и доставлять в училище. Для выяснения личности, далее – дело военной прокуратуры и милиции. И… имейте ввиду, что они могут оказать сопротивление. Будьте предельно осторожны!..

Тимофеев, Асваров и Шаталов, брели вдоль дороги, поглощая очередное мороженое.

– Ну, мабута5959
  Мабутой называли солдат-военных строителей за их особую совершенно не строевую форму одежды. Сегодня можно было бы «мабутой» назвать любого военного, за неподтянутый вид современной военной формы.


[Закрыть], держись!

Было жарко. День уже подходил к концу и эта нежданная прогулка, отличавшаяся от увольнения разве что тем, что она совершалась не в парадке, а в выцветшей хэбэшной повседневке, что свидетельствовало о «бывалости» её носителей, (что порой даже усугубляли при помощи хлора) и которую любили даже более, нежели скучную «парадку».

Тимофеев глубоко вздохнул, при виде прошедшей мимо девушки в брюках-бананах и рубашке с подкатанными рукавами.

– Что, Тимоша, губу раскатал!? – ухмыльнулся Шаталов.

– Эх! Скорее бы уже отпуск!

Владислав задумался, да, отпуск был уже не за горами, но вот только ждёт ли там его кто-то? Едва ли! Почти уж год ни единого письма!..

 
Что с нами было,
Вновь повторить я был бы рад.
Но ты забыла
Ты погасила наш закат.
 
 
Видно забыла
Тихий хруст снега под луной.
В сердце остыла
Память той нежной встречи со мной.
 
 
Может забудет,
Сердце забудет эти дни,
Больше не будет
Больше не будет в сердце любви.
 
 
И перестанут
Петь по-весеннему соловьи.
Видно устанут
От безответной этой любви…
 

Автор В. Земша 1986 г.

К остановке подошёл автобус и курсанты, не думая долго, через несколько секунд были уже внутри.

– Классно прогулялись! – Шаталов снял пилотку и вытер лоб.

– Вот и получили долгожданное увольнение! – Тимофеев потёр липкие от мороженого руки.

– А пойдём в другой раз в сауну, – предложил Шаталов.

– Куда?

– Ну, в ту самую, которую на первом курсе, помнишь, сами строили в городе!? Там бассейн даже есть.

– А сколько стоит?

– Да восемь рублей с десяти человек, выходит, что по восемьдесят копеек с носа!

– Смотрите, вон, на остановке стоят три «мабутовца», не наши ли это беглецы? – вытянул шею Асваров.

– Ох, япона мать! На волков и зверь бежит!

– Это ты, что ли волк-то? – весело усмехнулся Асваров. – Волчара ты позорный!

– Вот тебе, на «пиво» за волчару! – ответил шуткой на шутку Тимофеев, больно заехав товарищу по левому боку со спины кулаком.

Это была так, беззлобная привычная курсантская шутка, но весьма болезненная, так что Асваров сморщился: я щас тебе сам налью!..

Он кинулся не слишком бурно, учитывая их нахождение в общественном месте, бороться с товарищем.

– Тихо вы, черти! Успокойтесь! Как дети прям! На вас люди смотрят! – урезонил товарищей Шаталов.

Автобус, тем временем пришвартовался к остановке. Двери открылись. Солдаты, едва поднявшись по ступенькам, были тут же окружены курсантами. Это были борзые старослужащие бойцы. Расхлистанные и, вероятно, не очень трезвые. Несколько секунд они недоумённо смотрели на обступивших их курсантов. Трое на трое. Потом, как-то резво вдруг сиганули, пробиваясь через пассажиров назад, на выход.

– Ку-у-да-а!

– Назад!

– Стоять, япона мать!

Курсанты бросились за беглецами, пребывая в полной уверенности, что настигли преступников.

– Что это за безобразие такое! – завопила полная женщина в ситцевом платье.

– Да-а! Безобра-а-зие! – вторила ей другая, тряся руками, в которых были две большие сетки с картошкой и луком.

– Не трогайте их! – поднялся крепкий мужчина в кепке.

– Во-о-от! Издеваетесь вы над солдатами в своей армии!

– Фаши-и-сты! Сво-о-лочи!

– Офицерами станут, ещё хуже будет! Это щас они так тренируются! Им бы всё над солдатиками измываться!

– Думаете, если вы сильнее этих солдат, то всё вам можно?!

Автобус буквально обрушился на курсантов с бранью.

– Да у нас задание их в училище доставить!

– Да вы не знаете, что они сделали!

– Они сбежали! – курсанты в голос оправдывались.

– Ну и что, что сбежали, и правильно сделали! Чтобы вы их там не мучили! – кричали им в ответ. – Оставьте их в покое! Не троньте их!

– Да их милиция разыскивает с военной прокуратурой!..

Пока происходил весь этот сыр-бор, солдаты выскочили, двери автобуса закрылись перед курсантскими носами и тот тронулся себе далее… Один из солдат обернулся и продемонстрировал удаляющемуся транспорту фигу.

Кто были те солдаты-мабутовцы, реальными преступниками, или обычными «самоходчиками», науке останется неизвестно… Спасибо местному «сердобольному населению»…

Мужская тайна

Лето 1986 г. пос. Чегдомын, Верхнебуреинского р-на, БАМ.

Лето после школьного выпускного.

Бедиев поднимал высоко ноги в болотниках, утопая во мхах мари. Он динамично пробирался сквозь рододендроновые кустарники, резкий запах которых кружил ему голову. За поясом был топорик. За плечами – рюкзак с банкой тушёнки, сгущёнки, кирпичиком серого хлеба…

Мерзлота. Вечная мерзлота делала эту таёжную землю такой ни на что не похожей. Постоянно подтаивая летом, она питала множество мхов и лишайников, превращающих эту землю в мягкое покрывало.

Позади десятый класс! Позади – первый выпускной, к которому так же трепетно готовились не только школьники, но и их родоки! Отец достал по такому случаю шоколадные конфеты «Белочка» и «Грильяж». А Петькин – даже шампанское! Так, на один глоток, но всё же! Вот она, новая жизнь! Взрослая жизнь! Но кем быть, Евгений всё ещё не решил. Голова была полна мыльных розовых пузырей, но было совершенно не ясно, что и как нужно делать, что бы превратить эти юношеские «мыльные» фантазии в действительность. А ещё Динка… Сердце тянуло так, что в висках пульсировала досада на жизнь, себя, её, хотелось уйти на край земли от всего этого!..

Вчера, на выпускном, он решился-таки пригласить её на танец! Его ладони лежали на её, отдающей страстное тепло талии. Он ощущал пальцами её гибкое тело. Его щека была в каких-то ничтожных сантиметрах от её раскрасневшегося личика. И с вожделением он чувствовал её нежные пальчики, аккуратно прикасающиеся к его плечам. Евгений танцевал молча. В полумраке попеременно мигали три лампы цветомузыки, освещая разными оттенками её божественные локоны, собранные и подвязанные сзади белым бантом. Вдруг Дина, приподняв подбородок, вскинула руки, сняла бант, распустив чудесные волосы по полуоголённым плечам.

– Держи, – она опустила руку с бантом Жене на грудь. Он сжал тонкую ленту в ладони. Музыка закончилась.

– Динка! Хорош смущать Бедиева. Он и так видишь, как рак! – подскочил Шахов. Раздались смешки под громкий аккомпанемент «Бони Эм».

– Чё, Бедиев! Хош её «на клык», да-а? – Кандалов поддержал издёвки Шахова, под радостное шакалье повизгивание рядом шестёрки-Кольки…

А уже на очередном «медляке» Динка висела на шее у Шахова, который бессовестно держал свои ладони, совсем не так робко и трепетно, как Бедиев, а конкретно и пошло прямо на выпуклостях её аккуратной попы, что не вызывало у неё почти ни какого возмущения или, разве что только так… Что было дальше, Евгений не знал. Остаток праздника он провёл уединённо в беседке, рассматривая мерцание далёких звёзд. Он сжимал в руке её бант, вдыхал его чудесный аромат, упиваясь сердечной тоской, подобно мазохисту…

В его голове снова и снова прокручивались эти сцены. Ему хотелось уединения. Хотелось идти куда глаза глядят сквозь тайгу. Даже с Кривченко не хотелось ничем делиться.

И вот новый день, и вот он один. Шуршит уже несколько часов по бесконечным ковровым марям, дурманящим резкими запахами рододендронов…

Впереди он увидел насыпную корейскую дорогу, проложенную корейцами для лесовозов. В этой глуши эти дороги были самыми ровными. Корейцы трепетно и регулярно латали на ней каждую ямку при помощи совка, ведра с песком, ну и, конечно же, неограниченных человеческих ресурсов…

Спина покрылась потом, а в голове успокаивались мысли, утихала досада.

«Да ну его! Пора назад, домой! – наконец подумал юноша, вытерев пот со лба. – Надоело топать уже! Дождусь-ка здесь лесовоза, что ли!»

Бедиев сменил свой курс прямо на дорогу. Метров в ста от цели под ногами зачавкало.

В эту минуту послышался шум идущего лесовоза. Клубья пыли тянулись за ним как хвост за кометой. Бедиев ускорил шаг.

Но его сапоги стали погружаться в мокрые мхи всё глубже и глубже.

«Болото, кажись, итит твою за ногу! Чёрт!»

Но лесовоз неожиданно остановился.

– Чётко! – Женя было кинулся искать путь вокруг заболоченного участка. Но снова послышался звук идущей машины. Это летел зелёный УАЗик. Женя узнал в нём машину, которая не раз его вывозила с отцом на рыбалку, за ёлками, за грибами.

«Во дела! – подумал он. – Вот они-то меня и подберут!»

УАЗик остановился возле лесовоза. Дверь открылась, вышел мужчина в клетчатой рубашке, в котором юноша узнал очертания, вроде бы своего отца.

– Пап! – крикнул он издалека, без уверенной надежды быть услышанным.

Но тот лишь окинул марь6060
  Марь – заболоченная территория в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке России, покрытая редкостойным угнетённым лиственничным лесом, перемежающимся участками безлесных болот.


[Закрыть] невидящим взглядом и направился к лесовозу.

Из лесовоза выскочил навстречу кореец в серой корейской робе, прыгнул в УАЗик. Вдали запылил другой лесовоз. Увидев его, отец кинулся назад. Внутри УАЗика началась какая-то спешная суета. Вдруг дверца распахнулась и оттуда выскочил Чон. Тот самый Чон! Он был почему-то в серой корейской робе, которая буквально трещала на нём, а кепка напоминала больше тюбетейку. (Советские корейцы серьёзно отличались габаритами от своих сородичей с КНДР.) Он неуклюже прыгнул в кабину лесовоза вместо того корейца, запустил двигатель и в следующую минуту лесовоз уже мчался по гравийной насыпи. Из-под бешено крутящихся колёс УАЗика полетела галька, и тот тоже рванул, но в противоположную сторону. Кроме отца в кабине тряслась щуплая корейская фигура в штатской одежде, вероятно, принадлежавшей ранее Чону. Женя, обогнув топь, вышел на твёрдое покрытие насыпи. Лесовоз, который недавно пылил вдалеке, уже приближался к нему. Два напряжённых корейских лица, четыре прищуренных глаза смотрели на него из кабины…

Женя вытащил банку тушёнки, поднял вверх, но машина промчалась мимо, лишь обдав юношу газами и дорожной пылью…

Изрядно вымотавшись, Евгений лежал на диване без задних ног. Уже стемнело, когда вернулся отец. Усталый. Лицо красное, воспалённое. Сосуды на лбу, казалось, вот-вот лопнут. Под лёгким «шафе».

– Ты чё, Жень, в лесу сегодня делал? – с порога бросил он сыну.

– А ты чё там делал?

Отец кинул на вешалку корейскую кепку.

– Сынок. Мне нужно с тобой поговорить как мужчина с мужчиной.

Они закрылись в Жениной комнате.

– Понимаешь, сынок, это моя работа. Я бы хотел тебе рассказать больше. Но не могу! И ты не должен никому ничего говорить! Даже маме.

– Чего говорить-то?

– Да ничего. Ничего из того, что когда-то видел или слышал! Знай, – он начал озираться по углам квартиры, – нас могут прослушивать! Ты ведь знаешь, где я работаю! Если будешь болтать, с меня не только погоны снимут, но и отправят куда-нибудь, что ни ты, ни мать меня больше никогда не увидите! Да и тебе жизни никакой не будет! Ты уж поверь, я знаю о чём говорю! – отец сделал глубокий хмельной выдох.

– Короче, сынок, это будет наша с тобой мужская тайна! Договорились?!

– Ага!

– Болтун – находка для…

– Для шпиона, – Женя закончил любимую присказку отца.

– Да, и вот ещё что!

– Что? – Женя не любил общаться с отцом, когда тот был «под шафе». Не любила этого и мама, от того то её даже небыло ни видно ни слышно. Так что Женя «брал удар на себя».

И всё же Женя мечтал пойти по стопам отца. В голове его всплыли слова профессиональной отцовской песни:

 
Эти люди военные ходят в форме так редко,
В орденах появляются лишь в особые дни.
Их работу нелёгкую называют разведкой,
И нечасто до старости доживают они…
 
 
Каждый миг начеку, каждый шаг начеку
Даже в мирные дни – вечный бой!
Чекисты, незримого фронта солдаты —
Готовы на подвиг любой!
 
 
Эти люди военные любят петь и смеяться.
И грустят, как гражданские, по любимой своей,
Только чаще приходится им с семьёй расставаться,
Только реже приходится обнимать сыновей…
 
 
Эти люди военные – каждый славы достоин,
Имена их до времени в строгой тайне хранят.
Доказали не раз они, что один в поле воин,
Доказали не раз они – нет для смелых преград….
 

– Помнишь, как ты во втором классе сломал дверцу серванта, чтобы мой «Макаров6161
  «Макаров» – пистолет Макарова ПМ


[Закрыть]» достать!?

– Ну, помню, – засмущался он.

– Так вот, ты теперь уже взрослый, сынок! И я решил тебя посвятить в ещё одну тайну. Только пообещай, что будешь держать рот на замке!

– Обещаю! – Женькины глаза заблестели.

Отец откинул половик в сторону, потянул за кольцо люка погреба.

– Лезь за мной!

Они спустились в пахнущее плесенью и гнилой картошкой тёмное углубление под полом.

Отец разгрёб картошку и сунул руку в песок, нащупав там какой-то свёрток, вытянул его. Развернув кусок брезента и масляной ветоши, он выложил перед опешившим сыном оружие в разобранном виде.

– Что это?

– АКС!6262
  АКС– Автомат Калашникова складной


[Закрыть] В разобранной виде. Я боялся, что а вдруг ты найдёшь сам это вот. Больно ты любознательный и непоседа. Ещё беды потом не оберешься!

Женя молча вертел в руках ствол автомата с удивлением, пограничным с ошеломлением.

– Зачем это тебе?

– Сейчас очень не спокойно. Так. На всякий случай. И ты будь осторожен сам. Мало ли что! Всяко может случиться! Ладно, смотри сюда! – отец взял ствол с каркасом, быстро присоединил сверху какую-то короткую толстую трубку с деревяшкой, соединил вместе замысловатые железки с поршнем, впихнул куда-то в каркас, всунул вслед пружину, закрепил, захлопнул крышку, передёрнул за скобу, нажал на курок – раздался щелчок.

– Держи! Можешь сам попробовать! Но! Видишь это?

Отец потряс в воздухе выгнутыми рожками, набитыми патронами.

– Это «магазины». Вот это никогда не трогать даже! И вообще. Вот щас со мной поиграйся столько, сколько душе угодно. А потом мы это спрячем туда, откуда я это достал и ты даже не приближайся сюда один. Захочешь, попроси меня, я снова тебе достану автомат. И никому, даже маме, ни-ни! Договорились? Это наша большущая тайна! Хоккей?6363
  О`кей.


[Закрыть]

– Хоккей, папа, хоккей! Всё будет чётко, не переживай! – Женина усталость куда-то исчезла, равно как и депрессия. Мир уже не казался таким грустным и тотально безнадёжным! Он ощущал себя секретным агентом, хранителем тайны, которую ему по-взрослому доверил отец.

«Ты уже взрослый, сынок», – эта отцовская фраза с упоением прокручивалась в голове юноши снова и снова.

«Эх, Динка, Динка! Если бы я мог похвастаться своим друзьям, они бы утерли в миг свои сопливые носы, особенно этот твой Шахов! Но я не могу. А поэтому уже завтра в школьной беседке все будут, включая девчонок с восхищением слушать их рассказы о том, как они после выпускного круто бухáли из чайника или что-то около того, а мне будет нечего рассказать, совсем нечего!..» – его веки сомкнулись, и он провалился в бездну сна…