Текст книги "Курсантская исповедь"

Войсковая стажировка

Март 1987 г. Владивосток ДальВО8080
  Дальневосточный военный округ


[Закрыть].

Дверь открылась, в камеру Владивостокской гауптвахты вошёл капитан в чёрной морской шинели.

– Капитан третьего ранга Ворошень, – произнёс он, протягивая документы и отобранный ранее ремень курсанту Майеру.

– Забирайте, товарищ курсант, и мы с вами не встречались… Вопросы есть? – многозначительно, строго, но по-доброму произнёс он.

Александр посмотрел в глаза капитану третьего ранга, излучавшему строгость и порядочность, затянул ремень вокруг стройного торса в тёмно-серой курсантской шинели, поправил хлястик.

– Спасибо, товарищ капитан третьего ранга, вопросов нет!

А про себя подумал: «Горбачев, тот каких-то так называемых политзаключенных стал освобождать с этого года, а этот вот – курсантов из пехоты!»

Про политзаключенных Майеру поведали с русской службы Би-Би-Си, которую с этого года уже не глушили!8181
  Что, ж! Всё это – следствие исторического Январского Пленума ЦК КПСС, с которого фактически и началась политика горбачевской перестройки как демократизации общественно—политической жизни в СССР! Дискредитировалась отечественная пропаганда, но открывался безраздельно клапан канала западной пропаганды, призванной взорвать не только «старорежимные» советские устои и порядки, но и гораздо большее…


[Закрыть]

«Вообще, странный поступок, хотя и благородный! Побольше бы таких „капитанов третьего“ и прочих рангов!» – раскидывал курсант мыслями, покидая эту морскую зарешёченную обитель, особо враждебную пехоте.

(Чёрт разберёт этих мореманов! Всё не как у людей. Они пехоту не любят мозгом костей своих! Для них поймать в патруле представителя сухопутных войск, в этом морском городе среди этих чёрных мареманов – дело чести и даже везения! Каждый пехотинец тут как бельмо на глазу. Ишь, как повезло, не каждый день в морские сети идёт золотая рыбка! А принимая во внимание, что до курсанта, отправившегося на стажировку и одевшего не положенные, но модные и офицерское кашне, и офицерские хромачи и т. д. и т.п., поводов докопаться за несоответствие формы одежды Уставу было хоть отбавляй. Кроме всего, в этом славном портовом «закрытом»8282
  В советские времена город считался «закрытым». Это означало, что для въезда в него необходимо было иметь специальное разрешение.


[Закрыть] городе только одна центральная улица – Ленинская, которую не обойти, без встречи с караулившем свою добычу патрулём.

На дореволюционных зданиях можно было, в местах смываемой частыми здесь дождями побелки, видеть старое её название «Светланская».8383
  Носившая сие имя с 1873 года – дабы увековечить известный фрегат «Светлана», на котором тогда посетил Владивосток Великий князь Алексей Александрович.


[Закрыть]

С одной стороны – залив, с другой – сопка, на которой, подобно ласточкиным гнёздовьям, стоят жилые дома, по вечерам своими огнями так напоминающие прибывающим кораблям Сан-Франциско! Так что деться-то особенно некуда. Видишь, стоит впереди патруль. Но как ни крути, а рано или поздно в эту сторону идти придётся – вопрос лишь времени. Да и «чужеземные» курсанты особо никуда далеко не дёргались по незнакомому городу, перемещаясь в основном по простому маршруту «вокзал – фуникулёр – вокзал». Идешь себе мимо морского патруля, как мышь мимо удава, а вдруг пронесёт!.. В этот раз не пронесло. Но слава богу, мир не без добрых людей! Недолго мучился в камере гауптвахты при комендатуре, да ещё и ни какой бумажной «сопроводиловки», никакого рапорта в училище! Спасибо капитану 3-го ранга! А может, он – переодетый пехотный «Штирлиц», запущенный в ихнее «маремановское гестапо», дабы освобождать своих тайных «братьев по крови» и погонам? А? Слава богу, что рапорт не пошёл в училище! Ведь в училище, обычно, никто особо не вникал, за что кто задержан. Был один неизменный принцип: «Главное – не попадайся!» Это дело чести. Попался – опозорил не только себя, но и, что гораздо важнее, – осрамил честь своего подразделения, своего Училища. А за это – нет прощения, пока не смоешь пóтом в бесконечной веренице нарядов через день в течение месяца, не меньше!) Александр, не веря своему внезапному счастью, направился к выходу, застёгивая ремень. В коридоре гауптвахты по радио был слышен голос Горбачёва. Тот рассуждал о своём предложении полностью ликвидировать советские и американские ракеты средней дальности в Европе.

– Неплохо! Миру – мир, войны не будет! – усмехнулся Майер.

Курсант устремился на вокзал, где ночью должен был проходить его поезд и где был определён сбор для остальных стажёров, распущенных утром по городу. Сумерки опустились уже давно. Старые строения вокзала тускло освещались фонарями. Было почти пустынно.

– Плов из кукумарии8484
  морской огурец


[Закрыть], – прочитал курсант надпись на окне давно закрытого кафетерия. В желудке урчало.

– Вот бы сейчас зарубать этот странный плов из какой-то там Куку-Марии! Или там кого ещё! Что за хрень такая?

Городской общепит пестрил диковинными для Майера названиями: «крабовое мясо, селёдка олюторская8585
  Олюторская сельдь – визитная карточка Дальнего Востока. Название произошло от места промысла, а точнее Олюторского залива, в котором рыбаки успешно добывали эту большую весом до 800—900 грамм селедку. Ее внешний вид и особые вкусовые качества привели к тому, что сформировался даже своеобразный «народный» бренд.


[Закрыть] копченая, икра ёжиков, кальмары сушёные, корюшка и многие-многие прочие морские диковинки, о которых «сибирский алмаатинец» Александр и не слышал никогда! «Ленинская» уперлась в другую революционную улицу имени «Двадцать пятого октября». Курсант свернул, приближаясь к вокзалу. Со стороны бухты «Золотой рог» дул холодный ветер, пробираясь промозглым холодом сквозь тонкую курсантскую шинель…

– Помогите! – вдруг раздался отчаянный девичий голос. Александр оглянулся в сторону, откуда, как ему казалось, этот крик доносился. Он увидел, как стройная фигурка девушки мелькнула в вокзальной лепной арке, за ней тенями двигались две фигуры в спортивных «петушках» на головах и в синюшных, с белыми кляксами штанах, напоминающих джинсы. Которые продавали некоторые из появившихся недавно, как подснежники после долгой зимы, многочисленных кооператоров8686
  Спасибо февральскому постановлению Совета Министров СССР «О создании кооперативов по производству товаров народного потребления»!


[Закрыть].

Эти типы, как и вообще многие советские граждане, были одеты словно братья-близнецы. На ногах красовались также одинаковые кроссовки, купленные явно у фарцовщиков (спекулянтов), которыми был наводнён сей портовый город. Вдоль бордюра дороги с погашенными фарами стоял жёлтый милицейский УАЗик.

– Помогите! – девушка отчаянно рванула дверцу на себя.

– Чего тебе? – недоуменно уставилось на неё прыщавое лицо в милицейской фуражке.

– Помогите! – повторила девушка, судорожно показывая на двигавшиеся за ней тени, которые теперь сбавили ход и любопытно, но без явного испуга наблюдали за происходящим из-под арки.

– Иди себе домой, не мешай, – ответил второй мент, вылезая наружу.

– Помогите, они ко мне пристают! – настаивала девушка.

– C чего ты это взяла?! Может, они просто хотят с тобой познакомиться! – рассудительно заявил прыщавый.

Девушка в недоумении и отчаянии тихо заплакала.

– Нет! Но я не хочу! Они ко мне пристают! Умоляю, помогите, вы же милиция!!!

– Послушай сюда, девица, тебя ограбили, изнасиловали? Что? Едем в участок заявление писать?

– Нет.

– Нет! Так вот, если что-то случится, тогда и обращайся. Заберём в участок, посидишь там до утра, свободный номер в обезьяннике найдётся. Там тебе будут ну очень рады! Напишешь заявление, а пока на нет и суда нет! Нам тут некогда с тобой нянчиться! – милиционер захлопнул дверь и кинул напарнику:

– Вот шалавы! Шляются тут по вокзалам, спасу нет! Они мужиков соблазняют, а мы спасай их тут ещё! Сиди себе дома и не рыпайся. Сучка не захочет, кобель не вскочет! – и, выпустив облако гари, УАЗик чинно покатился прочь…

– Ну чё ты бегаешь!? – морда из-под «петушка», которой явно жали щёки на подбородок, нагло выпятилась вперёд.

– От нас не убежишь! Всё равно сюда, на вокзал, к поезду вернёшься! Ну, куда ты денешься с подводной лодки-то?

Девушка изо всех сил рванулась вперёд. Но другой «петушок», внезапно выскочивший из-за угла сбоку, схватил её за волосы. Мимо, стараясь не глядеть в их сторону, стыдливо всунув голову в плечи, пробыстрил некий мужичонка…

– Чё уставился, пи… й мимо! Это – наша шалава, – выкрикнул тот, которому жали щёки, в сторону Александра, решительно двигавшегося им наперерез.

Александр шёл молча, оценивая обстановку. Рассматривая пристально девушку, словно пытаясь примерить к ней только что брошенное ругательство на предмет соответствия. Но как бы там ни было, она восклицала о помощи…

Резким прямым ударом в челюсть своим недюжинным кулаком, Александр вырубил щекастого, загнав назад в пасть едва не вырвавшееся очередное ругательство. Ткнувшись в стену спиной, тот несколько мгновений дрейфовал. Второй, выпустив девушку, сунул руку в карман. Блеснул нож… Разворачивавшемуся для очередного удара Александру нож двигался прямо в бок со спины. Девушка, до этого мгновения обмякшая в руках налётчика, истерично размахивая руками, обрушилась на голову «петушка», молотя и царапая все подряд, что только могло подпасть под её руку, практически зажмурившись. Слишком смело! Но это и спасло Александра. Руки подонка машинально дёрнулись вверх. Девушка вскрикнула отпрянув: по руке её побежала алая струйка крови. В тот же миг, Александр перехватил руку с ножом у запястья, другая его ладонь машинально поймала локоть «петушка», резкий рывок, и последний катался по асфальту с вывернутой рукой, жалостливо вопя и матерясь. Нож валялся рядом на снегу, отражая грустный фонарный свет…

Александр сперва услышал топот, а после увидел, что в их сторону бежали уже на помощь его однокашники, пришедшие на вокзал для сбора к назначенному времени, поблескивая бляхами на раскручиваемых в руках ремнях…

(Да, получить медной бляхой по роже – малоприятная перспектива! Но для подонка – сам «доктор прописал»! Верно говорят: «Если по тёмной улице будет идти военный, перейди на его сторону. Так безопасней!». Страшный этот портовый город! Ограбят, побьют, изнасилуют, а будешь рыпаться – зарежут, сбросят с крыши и как зовут не спросят. Менты не вмешиваются: нечего шляться где попало! Сам виноват или сама шалава такая, раз изнасиловали. Так проще усыплять собственную совесть, причём не только ментам, но и педагогам, и власти. Например, если девочку-студентку кто изнасилует и та пожалуется, её же после и отчислят за «аморальное поведение». И все от неё отвернутся. Все скажут: «Сама виновата!», «Сучка не захочет, кобель не вскочит!», насильников оправдают, и последние сживут со свету бедную девочку, скинут с крыши либо так «отхороводят», что ей больше жаловаться и в страшном сне не захочется! Уроды моральные! Что скажешь про таких ещё. Стрелять надо без суда! Только вот кто должен их стрелять и кого именно?! В этом то и суть вопроса. Кто возьмёт на себя роль бога и в руки топор палача? По какому праву и по каким критериям? Да и в бога мы, атеисты, не верим, а вот в Советскую Власть, всё ещё так и не достигшую всех уголков «необъятной», просто обязаны верить и давить всех этих гадов с большевистским энтузиазмом!..)

– Давай перевяжу, – Майер разодрал свой платок, – меня зовут Александр, – он вопросительно, ожидая услышать имя спасённой им незнакомки в ответ, посмотрел прямо в бездонную синеву её глаз.

– Люба, – девушка опустила глаза, – спасибо вам! – стыдясь за то, что с ней едва не случилось, произнесла девушка.

(Всем ведь известно, к порядочным не цепляются, порядочные, дескать, по улицам в темноте да по вокзалам одни не шляются…)

– Это Вам спасибо! – улыбнулся широко Александр, – шинель бы мне попортили точно, если бы не Вы!

– Шутите!.. – девушка подняла на Александра свои всё ещё мокрые опухшие от слёз и отчаяния глаза и замолчала, отведя вдруг застекленевший взгляд в темное окно, где ничего не было видно, кроме тусклого отражения сидящих в зале ожидания…

«Весёлые ключи»8787
  702 мотострелковый полк 266 мотострелковой дивизии, штаб которой находился в поселке Сергеевка Приморского края. Полк дислоцировался в поселке Барано-Оренбургское, недалеко от поселка Пограничный. В офицерской среде полк имел свое другое название – «Веселые Ключи». По своему боевому предназначению полк взаимодействовал с 13 укрепленным районом, штаб которого дислоцировался в поселке Пограничный. 5 Армия (штаб дислоцировался в г. Уссурийске) на то время, очевидно, была по своему составу в мирное время самой большой в мире (кроме воюющей в Афганистане 40 Армии). Основной костяк Армии составляли пять мотострелковых дивизий и пять укрепленных районов. Кроме этого, в состав Армии входили соединения и части классического армейского комплекта. Укрепленные районы стояли (с юга на север): 4 УР в Краскино, 20 УР в Барабаше, 15 УР в Ново-Георгиевке, 13 УР в Пограничном и 5 УР в Поповке. Все они прикрывали государственную границу СССР на направлениях, доступных для наступления пехоты и танков противника со стороны Китая.


[Закрыть]

Март 1987 г. Приморье. Барано-Оренбурское. 7 км от границы с Китаем.

Канцелярия роты.

«…в части солдаты в основном нерусские. Русским языком не владеют. А спрос с командиров прежний. Вот и проходится на занятиях им диктовать тексты. А что творят! Полное хулиганство в тетрадях. А в головах? – Кто туда заглянет! Ротный у нас с Афгана. В повседневной жизни флегматичный, а на службе пинками гонит толпу на улицу, если те мешкают.

В казарме изо рта идёт пар. Встречаются вши. Крысы. Снега нет. Деревьев – тоже. Одни голые сопки, как в Забайкалье. Офицеры-холостяки живут ужасно. Им дают квартиры на три-четыре человека, которые больше напоминают берлоги. Мусорка прямо на балконе. Приходят раз в неделю бойцы – весь мусор выносят. Горячей воды нет, батареи не греют. Греются электротенами, которые кидают на кирпичи по середине комнаты, зато с жильём нет вопросов – сколько угодно, но никто не хочет брать большие квартиры – зимой не обогреешь,..» – Майер сидел в канцелярии и писал письмо.

– Сашка, ты знаешь, почему наш полк так назвали в народе «Весёлые Ключи»? – спросил только что вошедший в канцелярию его роты гость – курсант Кадышкин. Посмотрел на Майера, держа небрежно зубами сигарету, взял лежащую тут бархотку и принялся полировать глянец и без того сияющих сапог.

– Не-а, и почему? – Майер поднял брови, отложил письмо.

Кадышкин радостно бросил бархотку, затянулся глубоко, закатив глаза и сморщив лоб, как бы думая. Выпустил обильную струю дыма.

– Говорят, раньше полк стоял в сопках, пока эти вот казармы не отстроили. Представь себе картину. Вечер. Сопка в кострах. Полк готовит ужин. Бойцы живут чуть ли не в землянках. Все грязные, оборванные, вечно голодные. Говорят, солдаты порой практически грабили свои же машины с хлебом. Прикинь, те порой даже до их же столовой не доходили! Били дичь, фазанов. Этим в основном и питались. В целом, говорят, жили весело, бурели помалу, ни какого тебе лишнего долбания мозгов. Никакой тебе строевой! А когда отстроили казармы и все переселились, потеряли миномётную батарею, окопавшуюся в землянке за овражком. Те устроились там весело и жили, забив на всё и всех! Прикинь! Короче, веселуха была! А может, и брешут всё!

– Ну, нихрена себе! Ну, «Весёлые» -то понятно, а «Ключи» почему?

Кадышкин задумался.

– А чёрт его поймёшь!

– А может, всё проще, может там источник воды какой-то был. Ключ. Может весело журчал тот ключ, а, как думаешь?! Задумывался над таким вариантом, а?

– Да чё ты ко мне прицепился, я по чём купил, по том и продаю. Бес его знает! – Кадышкин раздражённо взял бархотку и продолжил усердно полировку сапог.

– А-а-а! Товарищ Кадышкин! А ты знаешь, почему Барано-Оренбурское так называется? – теперь Майер взялся в свою очередь блеснуть перед сокурсником недавно полученными знаниями от лейтенанта Пак – молодого взводного своей роты.

– Валяй! – Кадышкин даже не повернул головы, продолжая чтиво.

– «Барано-Оренбурское» так называется от того, что раньше, когда жил здесь граф Гродеков, поселенцы с Оренбурга зверски изнасиловали его дочь. Говорят, что у вокзальной площади посёлка Пограничный, до сих пор камнями выложены изображения львов, терзающих девушку. Граф обозвал оренбуржцев «баранами» и выслал на место современной «Барановки». Избрав самое дрянное место и запретив выезжать.

– М-м-м-д-а-а, всё? … А теперь слушай правильную версию, – Кадышкин посмотрел из-под бровей на Майера с чувством превосходства, – местный губернатор распорядился прибывшим оренбургским казакам поселиться отдельной станицей, а те поселились в крестьянской деревне Барановской, которая так называлась в честь прежнего губернатора Баранова. А когда новый губернатор прибыл с проверкой, то увидел такое дело, махнул рукой и сказал: «Бараны вы оренбургские!» Так и стало село Барано-Оренбурским.

– Всего лишь ещё одна версия! – развёл руки Майер.

– Ну что, курсанты, всё сапожки пиндорасите!? – в канцелярию вальяжно вошёл взводный лейтенант Ин.

Прослужа здесь уже аж целый год, он чувствовал себя на высоте положения, высоко неся авторитет «бывалого служаки» перед курсантами-стажёрами!

– Ага, – Кадышкин выпрямился, протянул бархотку вошедшему, – что, завидуешь моей бархотке? Так держи! Но, получив полный «игнор» в ответ, он запихал её себе в карман, посмотрел ещё раз сзади на каблуки собственных сапог.

– Сапожки твои блестят уже и так как яйки у кота. А ты, товарищ курсант, сходи в туалет и посмотри что там. Срач полный!

– Товарищ лейтенант, мне что, самому мыть что ли?

Дневальные говорят, что это не мужская работа.

– Не мужская работ-а-а!? – лейтенант усмехнулся. – Хо-ро-шо-о! Чему вас там, в училище учат? А? Ну, ничего-о, я щас вам преподам ценнейшее учебно-методическое занятие, «мадэин Весёлые Ключи», по теме: «Как заставить „айсберга“8888
  (Азербайджанца


[Закрыть] помыть пол», да и вообще подчиняться приказам и распоряжением командиров и начальников.

Курсанты переглянулись. Кадышкин затушил сигарету.

– Ну, давайте, рассказывайте, – он незаметно для себя самого случайно перешёл на «Вы».

Всё же офицерская форма давала о себе знать, действуя на курсантское зашоренное подсознание, как на «собак Павлова»…

– «Кормление дерьмом» называется. Слышал когда? Всё предельно просто, – начал своё «занятие» Пак, – итак, привязывается «айсберг» к трубе в туалете, берётся палка, мажется в дерьме, том самом, которое он убирать не хочет, и… либо он моет – либо ест… Будьте спокойны. Занятие очень эффективное, доходит до мозгов порой с полуслова, обычно достаточно только дать «айсбергу» понять, что ты настроен решительно и у него нет выбора. Ведь тут уж лучше для него стать «бабой» со шваброй, чем «гавноедом»! Поверьте, максимум два сеанса – и любой «урюк» моет пол без малейшего упоминания о «немужской работе»! А то: «хоть убейте, работать не буду!»

– Фу, какая мерзость! А Вы это сами сочинили, или и впрямь уже пробовал? – переходя с «Вы» на «ты» и обратно, поморщился Кадышкин.

– Ещё бы! Здесь, никто особо ни с кем не церемонится. Ведь труд сделал из обезьяны человека. А эти вот работать не хотят, так нельзя же позволить им обратно в обезьян превратиться! Ты вооще видел их в бане? Некоторые прям аж шерстью покрыты! Клочьями, как у диких зверей! Дети гор!

– Видел… А занятие это крутое, только не по-человечески всё это! Да и не верю я. Сочиняете вы всё! Чувствуешь, порой, что засунул бы головой какого-нибудь урюка в унитаз, но ведь не засунешь же. Вот и рождаются небылицы! Хоть помечтать!..

Пак только пожал плечами.

– Не веришь, курсант, не надо. Да ни что на них человеческое не действует, соответственно и методы такие придумываются… Не человеческие? А не вам судить. Ублюдка главное – сломать. А не сломаешь ты, сломают тебя. Тогда туши в казарме свет и бросай гранату! Такой будет беспредел! И неуставнуха и всё прочее! Вот тогда и будет нарушение прав всех и вся, окрамя этих ублюдков! И будет у вас одно «ЧП» на другом! И они тогда сами будут молодых, из числа славян, да и корейцев тех же, на очке дерьмом кормить! Да чё тут, они это и так ежедневно делают! Тут либо ты их, либо они! Вот и всё! А вы сами навечно взводными останетесь, до пенсии, да ещё в дыре, типа этой вот!

– И нахрена только всё это нужно! Служили бы каждый в своей Республике. И пусть бы их мамки за ними сами бы их дерьмо и выносили. Чё о них руки-то марать? Об дерьмо-то это?

– Знаешь что, жираф большой! Ему там видней!.. Наше дело маленькое… А потом, что в Азербайджане у нас одни азербайджанцы живут?.. То-то и оно! – лейтенант взял не слишком свежую газету со стола, стряхнул крошки хлеба, повертел в руках.

14—16 февраля 1987 г. в Москве состоялся международный форум «За безъядерный мир, за выживание человечества»8989
  На этот форум со всего мира собрались выдающиеся ученые, политики, религиозные деятели, писатели, артисты, художники, промышленники, военные, врачи, экологи, различные общественные деятели – Грэм Грин, Питер Устинов, Клаудиа Кардинале, Грегори Пек, Фридрих Дюрренматт, академики Сахаров и Лихачев, Чингиз Айтматов, Норман Мейлер и многие другие. Перед участниками форума выступил с речью Михаил Сергеевич Горбачев.


[Закрыть] – было написано в заляпанный жирными пятнами от банки с тушёнкой статье.

– Видите. Говорят, войны не будет. Безъядерный мир во всём мире! С Америкой мы теперь друзья. Никому Армия больше не нужна. Бойцы служить не хотят. Не считают это нужным. Оттого-то весь этот бардак и идёт. Хоть мы тут и пытаемся что-то собрать до кучи, а оно как песок сквозь пальцы усачивается. Горбачёв просит от нас «творчество масс»! Вот мы ему и выдаём наше творчество. Кто как хочет, тот так и др… т!

– Не верю я в это.

– Во что именно?

– В дружбу с Америкой.

– Чё так? Вон смотри и Маргарита Тэтчер прикатила щас в Союз. Катается там везде с нашим Мишкой. По телеку в прямом эфире выступает. Говорит, что думала раньше, что здесь одни медведи дикие по улицам бродют, а здесь тоже люди! Такие же! Прикинь, пропаганда была и у них! А щас всё. Мир, дружба, жвачка, творчество масс, опять же!

– А ты прояви своё творчество тоже, подай своё «рацпредложение» в центр «научно-технического творчества молодёжи»! 9090
  13 марта – принято постановление Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ N 321 «Об образовании единой общегосударственной системы научно-технического творчества молодежи (НТТМ). В соответствии с этим постановлением началось создание при райкомах комсомола центров НТТМ, которые были, наряду с кооперативами, одной из первых легальных форм предпринимательства в СССР. В центрах НТТМ начинали свою деятельность многие будущие промышленные и финансовые магнаты России (так называемые «олигархи»), в том числе Михаил Борисович Ходорковский.


[Закрыть]Надеюсь, оно там будет оценено по заслугам!

– Какое ещё «рацпредложение»? – прищурился Пак.

– Да я про твоё кормление дерьмом!

– Ух ты, куда замахнулся! Но я человек скромный, чужое за своё не стану выдавать! Да и вряд ли эти гражданские шляпы это смогут оценить! А вам вот тут пригодится! Так что дерзайте, курсанты, такому вам в училище вашем уж точно не научат. А здесь – реальная жизнь. Такая, какая она и есть! А не сможешь заставить бойца даже очко драить, то на кой ты здесь такой тогда нужен? Тогда они и в бой за тобой также не пойдут! Ясно!? Это вам не институт благородных девиц!

Хошь, чтоб уважали! Должны бояться!

Казарма.

– Ну! Вашу мать, чурбаны, а ну шевелите булками! – зычно рявкнул во всю глотку усатый двадцатишестилетний капитан-командир роты и поддал грузными войлочными дальневосточными сапогами пинков отстающим солдатам, неуклюже и лениво шевелящим толстыми задами в ватных штанах на выходе из казармы. У Александра неприятно пробежали мурашки по спине. Он так же непроизвольно дёрнулся к выходу под воздействием команды грозного офицера.

– Давай курсант, не спи. Строй роту! – буркнул капитан и по-товарищески хлопнул Александра по плечу…

Тот аж вздрогнул.

– Странные здесь офицеры. Совсем не такие, как в училище, – шепнул на улице Александр своему товарищу, курсанту Кадышкину, выводившему свою роту так же на батальонное построение.

– Эт точно! Твой вот, говорят, три ранения в Афгане получил. Награды какие-то имеет. Может, поэтому такой нервный. Орёт себе, затрещины развешивает налево и направо, в выражениях не стесняется.

– Зато в училище они только об Уставе себе и думают. Высокомерные слишком. «Белая кость»! А в войсках вот, простые, грубые, «рабоче-крестьянские», в челюсть двинуть могут, ежели что не так.

– И не заносятся…

– Батальо-о-он станови-и-ись! Равня-я-ясь! Смирно! – начальник штаба старательно отпечатал три шага по направлению к комбату, чей новенький, ещё не выцветший бушлат, перетянутый портупеей, положительно выделялся своей чистотой на общем фоне ватников цвета грязной соломы весной на полувыжженном поле. Что ж, последнее – лучшая маскировка на здешней местности!

– Товарищ майор, батальон для убытия на занятия по огневой подготовке построен…

Александр задумался. Всё происходящее не представляло особого интереса. Хотелось одного. Скорее двинуться хоть куда-нибудь. А лучше туда, где тепло и поближе к кухне.

Но, судя по всему, этому сбыться было не суждено. Путь лежал в заснеженные холмистые просторы полигона. Практически на сутки! И тут неожиданно:

– Товарищ курсант, остаётесь в полку. Вот этого солдата отведёте в санчасть, – ротный ткнул пальцем в сторону чёрного, как котелок после полевого выхода солдата, с прижатой грязной тряпкой к лицу, которую он держал какими-то горбатыми, воспалённо-грязными пальцами.

– Касимов, Ахметов, Прохоров! Ко мне! – крикнул он в сторону угрюмого строя, пристукивающего сапогами, словно пританцовывающего от мороза. – В распоряжение товарища курсанта. И-и-и смотррр-и-ите мне-е-е!!!! – он потряс в воздухе кулачищем, да так, что даже у Александра похолодело и в без того замёрзшем теле.

– Давай, курсант, вернешься из санчасти, берёшь бойцов и дуй в штаб полка. В распоряжение начштаба. Он скажет, что делать будете. Вопросы?

– Никак нет, – чётко ответил курсант Майер, взглянув недоуменно на нервное издёрганное, испещрённое красными морщинистыми бороздами лицо ротного, который оставался теперь один.

Видимо не слишком ценным дополнением считал он рядового курсанта или выбора всё равно не было! Ротный был уже как три месяца один офицер на всю роту.

(Обычное дело – некомплект. Один взводный пошёл на повышение, другой – на замену, третьего никогда не существовало в природе, старшина-прапорщик, и тот сломал ногу и сейчас лежал в окружном госпитале. При том здесь, в войсках, не было никаких понятий там о каких-то материальных стимулах и компенсациях за внеурочную работу и не то что от зари до зари, но и даже после зари, практически бессменно – круглосуточно. За работу за пятерых. И тому подобное. Ну, один. Ну, совсем один. Ну и что! Кого колышет чужое горе, если не сказать ещё более смачно! Ну, в поле сейчас. Ну, в наряд завтра. Ну, ответственным по батальону на всю следующую ночь. Ну, получил 100 задач в полночь от комполка. Ну, не имеешь права подымать солдат после отбоя. Но завтра утром с тебя спросят за всё в полный рост! Хоть сам паши за всех и вся. И безо всяких там оправданий! Либо поднимай бойцов на собственный страх и риск. И, если что, получишь по «самые помидоры»! Да, в любом случае получишь. Как в прошлую войну, впереди – немец, позади – свой заградотряд. И впереди – смерть, и – сзади… А отдыхать офицеру также не положено! Ведь личный состав – не машина. Его не выключишь на свой перерыв, но солдат отдыхать должен вовремя, но не много, дабы дурью заниматься не стал. А, стало быть, рабочий день офицера здесь почти как на войне – идёт круглосуточно. Ведь даже ночью ответственный офицер должен охранять здоровый сон своего бойца от посягательств всяких там «неуставноориентированных» солдат.)

Александр посмотрел вслед убывающему строю, гремящему оружием. Ротный шёл впереди, периодически выкрикивая команды, нервно подёргивая плечами. Он всё же обернулся и крикнул:

– Курсант, как освободишься, дуй на полигон. Жду!

Санчасть.

В санчасти пахло лизолом. Это так называли какую-то коричневую гадость, которой омывали унитазы для дезинфекции. Александра ударил в нос «запах воспоминаний», о том, как однажды в училище он попал в санчасть. Это было большое событие тогда!..

Май 1985 г.

Алмаатинское ВОКУ.

– Что с тобой, сынок, случилось? – улыбался ему начмед.

– Я с турника сорвался, «солнышко» делал, так сорвался, да в бетонный пол так и вписался черепом… Руки были мокрые – я с умывальника шёл!.. Сперва память отшибло целиком. А потом вот – вернулась, вроде.

– Мда-а! Такие лбы Советской Армии нужны! – начмед продолжал улыбаться. – Череп цел! Удивительно! Да помажем зелёнкой и делов-то!

Майер, был окончательно разочарован в военной медицине при этих словах.

– И всё?

– Ну, хочешь, ещё послушаем легкие,.. – врач снял свой неотъемлемый для врачей «основной прибор», висящий прямо на шее.

– А вот тут у тебя, дружок, не всё хорошо… Бронхит! Мда-а-а!!! Так что вот по этому поводу госпитализируем!.. А лоб твой, мда-а… броня крепка и танки наши быстры! – он усмехнулся.

Такого нового поворота Александр уж точно не ожидал. Хотя и не сильно удивился этому. Ведь попасть в санчасть ему за два года сейчас удалось впервые!

(Ведь обычно сержант на просьбу отпустить в санчасть всегда заявлял: «Сейчас у нас по плану марш-бросок! А я не доктор, освобождения от занятий дать не могу! Поэтому вперёд на марш-бросок! А когда вам в санчасть идти, меня не волнует. Я вас отпустить не могу! Всё, товарищ курсант! Встаньте в строй!»

А после марш-броска, засасывали новые проблемы. Болезнь отступала сама собой. Хвала молодому организму и армейской закалке, самому лучшему лекарю всех времён и народов – стрессу!..)

– Кстати, Майер! Будете у меня старшиной санчасти. А я ухожу в отпуск. Согласны? – капитан-начмед улыбался, изучая его историю болезни.

– Так точно! – удивился рядовой Майер.

Да уж, этот день был полон сюрпризов!..

Да, с тех пор он помнил этот запах лизола. Лекарств. Целый месяц он тогда, рядовой, «командовал» санчастью…

Март 1987.

Барано-Оренбурское.

– А что у тебя с лицом? – спросил Майер солдата.

– Крысы ночью покусали, – солдат убрал тряпку, демонстрируя укус.

– Япона матерь!

Прошлой ночью Майер видел, как огромная крыса вскочила на стол в канцелярии, в которой они с Кадышкиным пытались мирно почивать, напившись-наевшись чая с хлебом.

(Чая, вскипяченного в трёх литровой банке, при помощи самопального кипятильника и двух бритвенных лезвий, спичек и ниток. Крыса схватила полбулки недоеденного хлеба и исчезла в какой-то из вновь прогрызенных дыр. Всю ночь они затыкали уши от крысиной грызни. Крысы скреблись всюду. Казалось, они грызли самые барабанные перепонки! Солдаты подвязывали вещмешки к спинкам кроватей. Ибо всё, что оставалось на полу – было «даром божьим» для крысиного царства, существовавшего не то что параллельно человеку, в месте с ним и словно пытаясь полностью занять всё вокруг вместо него!)

– Я ночью хлеб жевал. Крошки остались. Вот они и полезли. Я испугался, стал сгонять и вот,.. – пояснил солдат.

«Что-то с этим нужно делать! Почему никто с этим не борется?» – Александр думал про себя.

(Он раньше читал про уникальные способности крыс и про крысиных «каинов» – братоубийц, т.е. «крысоедов». Где выживает только одна особь из десятка, запертых в бочке. Вот она-то и становится этим беспощадным крысиным монстром! М-да, уж. Тут бы самому каким-нибудь там… едом не стать!)

Александр был полон решимости биться с этими гадкими грызообразными чудищами как на войне без пощады и передыха!.. Только как? Вот в чём вопрос!

– Почему бы их не потравить? – логично спросил солдат.

– А действительно, а почему? Только нам с тобой, дружище, отравы-то взять неоткуда. Да, вроде, их и травили уж не раз, только их нечем не возьмёшь. Одни сдохнут, а на новых это уж не действует. Только злее лишь становятся. Умные твари. Мстить начинают! Вот и тебя, вишь, кусанула, наверняка от того, что мы тут им битого стекла насыпали!

– Да-а-а. Мы можем травить их своей пищей только. Параша полная! Может, не выдержат и сдохнут! Падлы поганые. Но пока только жиреют и плодятся. Скорее мы загнёмся от всего этого! Со всех полей сюда стекаются, как татаро-монголы, бессметными полчищами.

– Что тут у вас? – выглянула белокурая девушка в белом халатике.

– Люба? – челюсть радостно отпала на лице Александра. Его лицо выражало такое же безумие, как и тогда, после удара головой о бетонный пол! Он узнал ту самую девушку, спасённую недавно им на Владивостокском вокзале…

– Александр? Так, кажется!? – Люба замерла на месте и резко поднесла ко рту руку, какбы пряча в неё свою улыбку радости…

– Так!.. Ну что, ж!.. Передаю в ваши надёжные руки!

Здесь у нас – очень серьёзный случай! Нужно что-то профилактическое ему от бешеных крыс. Сорок уколов в живот9191
  Кстати, это миф. Уколов от бешенства и не сорок вовсе, а гораздо меньше, и совсем не в живот!..


[Закрыть], как от собак бешеных!..

Девичьи зори.

Начинало смеркаться. Но ещё не везде горел свет. Александр бежал, хрустя редкими островками снега, попадающимися на его пути. Мороз был не сильный. Но из его рта валили обильные клубы пара. Он был разгорячён и взволнован. В голове приятно крутились совершенно свежие воспоминания о том, как ещё совсем недавно они шли, сквозь сумеречную мглу. Взявшись за руки…

– Люба, я так рад, что мы снова встретились. Я этого никак не ожидал. Это судьба!

– Я тоже рада. Правда. Очень. Но вряд ли это судьба. Ты здесь, как там это называется, на стажировке? Ведь так? Уедешь и всё. Забудешь. Но за тот случай спасибо. Если бы не ты,.. – Люба замолчала. В её глазах светилась горячая симпатия к этому молодому человеку, но вопреки своим желаниям, под гнётом благопристойного воспитания, общественного мнения и холодного разума она усиленно сдерживала порывы своей души, готовые раскрыться навстречу тёплыми объятиями в этом холодном сумеречном мире, где среди множества чужих людей, она чувствовала себя такой маленькой и одинокой…