Текст книги "Курсантская исповедь"

Перед призывом

1987 г. п. Чегдомын.

Тогда, перед самым призывом, Женя шёл с ней по ночной улице. Сверху также, как и сейчас, мерцали звёзды. Блестели в темноте её глаза. Милые глаза, которые он так мечтал расцеловать. Они подошли к подъезду её дома.

– Вот мы и пришли. Ну, что-о? Что молчишь? Или всё, пока? А?

– Пока! Спасибо за великолепный вечер!

– Хм! Ну, да! Мне тоже понравилось! Ты классный! Я даже и не думала! – она слегка подалась вперёд…

– Ты будешь мне писать? – робко спросил юноша, словно не замечая её «вектора».

– Конечно! Только ты напиши мне первым. И если сразу не отвечу, то не обижайся. Ладно? – сказала она, видимо, не желая расстраивать будущего солдата.

– Ла-а-дно! Пока!

– Ча-о! – за Диной захлопнулась дверь подъезда, а он ещё долго стоял и смотрел в тёмные окна дома, ожидая, когда загорится свет в её окошке…

 
Всех таин свет – мерцанье ночи
Недолго тешило меня,
Твои загадочные очи
Я помню, искренне любя.
 
 
Ремнями стянуто дыханье,
Земля горит из-под сапог.
Жаль, не услышал я признанье
А ведь тогда услышать мог.
 
 
Жаль, не дотронулся губами
Я до твоих манящих губ.
Теперь ласкаю я словами,
И знать хочу: тебе я люб?
 

В. Земша. 1984 г.

Вызов

Лето 1987 г.

Маршрут: Алма-Ата – Владивосток – Уссурийск105105
  Уссурийск был основан в 1866 году как село Никольское (в честь св. Николая Чудотворца) 13 семьями прибывшими на поселение из Астраханской губернии. В 1898 году село Никольское получило статус города и имя Никольск. Позже, число жителей вновь образованного населенного пункта было пополнено выходцами с Украины, массово эмигрировавшими на юг дальневосточного региона Российской Империи. В 1926-м город был переименован в Никольск-Уссурийский. С 1935 по 1957 город назывался Ворошилов по фамилии советского военачальника Климента Ворошилова. После смерти Иосифа Сталина и прихода к власти Никиты Хрущёва, в 1957 город был переименован в «Уссурийск». До 1980-х годов Уссурийск занимал второе место по численности населения в Приморском крае.


[Закрыть] – Барано-Оренбурское.

Ночь опустилась на Алма-Ату. Разогретый городской асфальт пах летом. Смешанный запах горячего гудрона, фруктов, сладкого перца, лагмана, шашлыка, кваса и лимонада. Аэропорт был полон людей. Из буфета ароматно пахло варёной курицей и коржиками. У билетных касс царил ажиотаж. Майер, с ранее добытым «свободным билетом» в кармане, теперь штурмовал кассу аэропорта, дабы получить место в ближайшем рейсе на Владивосток.

– Сәлем, қал қалай? Менiң билетiмдi қалдырасың ба? – произнёс кассирше-казашке высокий мужчина – казах в кепке и протиснулся вне очереди, отодвинув Александра.

– Извините, но сейчас моя очередь, – Александр взял незнакомца за руку, – пройдите в конец!

– Уверен? – Шайтан сенi ал! – выругался мужчина. – Жарайды! Бұл ақымақ, қарындас оқы! – снова произнёс он что-то кассирше и презрительно улыбаясь, встал в конец…

– Мест во Владивосток нет, – услышал Александр вердикт, который, судя по голосу кассирши, обжалованию не подлежал…

«Чёрт! У меня только три дня на эту поездку, день позже – и уже нет шансов увидеть Любу вновь!» В кармане лежал заранее оформленный «вызов» с гербовой печатью Барано-Оренбурской части («Весёлые ключи»), где было сказано, что он, Александр – её, Любы, брат. Что поделать, это «закрытый» приграничный район! Просто так туда было не попасть! Александр почувствовал на себе ликующий взгляд злобных узких глаз из-под кепки с хвоста очереди и понял, что тут ему уже ничто не светит…

Но ведь не построен ещё тот бастион, который он, советский офицер, не мог одолеть! Александр рванул прямо на посадку со своим «свободным билетом» без места.

– Ваш билет!? – произнёс строгого вида мужчина перед аркой досмотра.

– Вот, – протянул Александр, – только прошу, помогите с местом, мне очень нужно улететь сегодня. В долгу не останусь…

Александр безнадёжно стоял в зале аэропорта и смотрел, как проходят люди на посадку. Неужто нет никаких шансов? Неужто ни один человек не войдёт в его положение!? Мозг усиленно работал, искал возможные решения, оценивал все ЗА и ПРОТИВ.

«Главное – попасть в самолёт, – думал Александр, – с командиром корабля всегда можно договориться…»

Он посмотрел в конец зала. В зоне прилёта было почти пусто. Большие стеклянные двери выходили прямо на аэродром. Ни каких тебе контролей и досмотров, как в зоне вылета…

«Раз одна дверь не поддаётся, всегда ищи другую рядом»! – подумал про себя Майер.

Он, казалось, нащупал «слабое звено» в системе аэропорта и устремился туда…

Через пару минут он уже быстро шёл к автобусу, собирающего пассажиров, сонно выходящих из здания аэропорта для доставки к самолёту. Но, едва он коснулся ногой подножки, откуда-то сзади на него налетела охрана аэропорта. Схватили за руки. Начали было крутить, но не тут-то было! Скрутить советского офицера! Ишь, чего себе выдумали!..

Александр покорно и грустно возвращался в здание аэропорта. Охранники шли рядом.

– Братцы, помогите улететь, поймите. Очень нужно. И билет у меня есть! И я уверен, что и место найдётся. В долгу не останусь! – почти взмолился Александр.

– Сказал. Не можем! Скажи спасибо, что в милицию не сдали.

– А милиция нашему брату не указ! Они нас, военных, не могут задерживать!

– Ну, в военную комендатуру, что ли хочешь, так сейчас тебя устроим!

– Я улететь хочу!

– Ладно, иди! Ничем помочь не можем! – работник службы безопасности аэропорта развернулся, демонстрируя полную потерю интереса к задержанному.

Александр на этом успокоиться не мог. Сквозь стеклянные двери он видел, как автобус с пассажирами покатил по аэродрому… Он вышел на улицу. Висело звёздное небо над головой. Аэропорт успокаивался, отправляя последние на сегодня рейсы. Слева от здания был высокий железный забор из длинных прутьев с острыми наконечниками, чёрными пиками впивающимися в ночной воздух, наполненный запахами жареного мяса и подпорченных фруктов, несущимися из соседней чайханы, тускло отражая чёрным лаком свет фонарей. За решёткой был аэродром. Самолёты. Самолёты. Самолёты…

Александр перекинул свой чемодан, сетку с двумя жёлтыми овалами дынь. Подтянулся, схватившись за острые пики и уже через миг его ноги коснулись тёплого асфальта желанного аэродрома! Он бежал что есть сил. Главное – решительность и натиск! Главное – быстрота в принятии решений! Главное – не дать противнику опомниться! Он перебирал в голове все военные постулаты и мчался по направлению к таким желанным самолётам! Он был словно безумно влюблён в эти крылатые существа!

– Куда летим? – закричал Александр в салон самолёта, взбежав по одному из трапов.

– В Новосибирск! – удивлённо подняла глаза стюардесса.

Александр выскочил.

Чёрт! Как разобрать в этой самолётной стихии, где именно твой! Ведь на борту-то этого не написано! Он взлетел по другому трапу. Снова – мимо. Остановил трап третьего.., – мимо опять! Он метался от самолёта к самолёту, пока, наконец, не увидел несущуюся к нему на всех парах аэродромную машину охраны с открытым верхом, набитую всё теми же сотрудниками службы безопасности!

– Ну что, лейтенант! Всё никак не угомонишься! Садись. Поехали!

– Братцы! Скажите мне одно. Где мой самолёт?

– Улетел твой самолёт. А тебя сейчас всё же поместим куда-нибудь, чтобы не нарушал общественный порядок! Понятно тебе?! – сухо проговорил охранник, пронзая Александра узким взглядом.

«Вот оно, моё «Ватерлоо»! – подумал Александр, спокойно устроившись в подобии «джипа». За спиной удалялись самолёты, которые Александр уже ненавидел…

– Да утром улетишь, лейтенант, не переживай, – наконец, спокойно сказал пожилой мужчина – начальник смены аэропорта, – а пока весь аэропорт в твоём, сынок, распоряжении. И смотри, не шали больше! Никогда ещё ничего подобного видеть не доводилось!.. – он нахмурился.

Уссурийский автовокзал.

Толчея людей, ожидающих свои автобусы. Александр вертел в руках только что купленный билет. Времени было ещё море! В желудке гулял ветер. Руки оттягивались весом чемодана и овалами ташкентских дынь.

Поставив чемодан у сидений, он подошёл к очереди в буфет.

– Вы последняя?

– Да, – вяло ответила тучная женщина в ситцевом платье.

– Я за Вами, щас чемодан подтяну, ага?!

Женщина молча кивнула. Майер вернулся к седушкам за чемоданом.

– Иди давай! Маленький стервец! – орал мужик в коричневом пальто, таща за рукав грязного пацанёнка. – Щас сдам тебя в милицию.

– Не надо в милицию! Дяденька, не надо! – испуганно верещал малец, пытаясь вырваться.

– Что тут такое? – вмешался Тимофеев.

– А вы милиция?

– Нет.

– Жаль. Надо всё равно, сдать в милицию этого беспризорника.

– А что он натворил?

– Пока ещё ничего. Пока ещё!..

– Оставьте его мне. Я с ним разберусь.

Мужчина, отпустив пацанёнка, с чувством выполненного долга удалился.

– Дяденька, отпустите меня, а? – оборванный мальчишка лет восьми смотрел на офицера жалобным взглядом.

– Отпущу, не боись. И смотри мне, не хулиганить! Понял?

– Понял, – закивал тот.

– Откуда ты вообще такой грязный? У тебя нет дома?

– Не-е дом есть. Я-а-а,.. я-а-а… тута, недалеко живу-у-у, – мальчишка ткнул в сторону грязным пальчиком.

– А родители твои где?

– А-а-а,.. а-а-а,.. а они та-ма, – он снова ткнул в сторону пальцем.

– Где тама?

– До-ма-а, они э-э-э,..– глазёнки пацана забегали, – набухалися… и спят они!

– Набухалися, говоришь?! – лейтенант удивился такому выражению из уст мальца.– А ты, значит, по улице шляешься?

– Ага. Дяденька, есть о-о-чень хо-о-чется. Дяденька, а дяденька, а дайте мне двадцать копеек, а? – пацан проникновенно заглянул лейтенанту прямо в душу жалобным голодным взглядом.

– Значит, слушай! Давай, идём со мной. Накормлю тебя! Как зовут то тебя?

– Пашка!

– Идём со мной, Пашка!

Они встали в очередь вместе.

– Нам четыре беляша с мясом и во-он то-от кусок курицы, – Майер посмотрел на пацана и добавил, – два! Потом… два кекса, две бутылки молока и два чая!

– Всё? – толстая буфетчица улыбнулась лоснящимся лицом, вытерла руку о белый не слишком свежий передник, протянула в серых бумажках беляши.

– Бери, – Майер ткнул в бок мальчишку, тот вытянул ручонки.

– А чё енто он у вас такий грязный? – продавщица уперла руки в боки. – Сам-то вон, посмотри, чистенький! А ребёнок у него, ви-и-шь, какой!

– Ладно, ладно! – сконфузился офицер, отсчитал деньги, сунул жёлтое партмоне за пазуху. – Идём, Пашка.

– Вымыть вашего Пашку сперва нужно! – отпустила вслед возмущённая буфетчица, пересчитывая деньги.

Они устроились у стойки. Пашка жадно ел, рассказывая набитым ртом о своих бедах, Майер печально вздыхал, жуя холодную ароматную курицу – такой знакомый вкус путешествий с детства! К счастью, детство Александра было так не похоже на это печальное существование Пашки!

– Пашка! Запомни главное! Ты должен быть сильным. Ты сможешь остаться человеком! В школу-то ходишь?

– Не-а!

– Во-от! А должен, Пашка! Нечего тебе по двору шляться! Учись! А подрастёшь чуток, иди в Суворовское! У вас, ведь тут, в Уссурийске есть училище! Потом – в военное. После Суворовского в Военное Училище берут без экзаменов! Офицером станешь. Настоящим человеком! По-о-онял?!

– Ага! Я хочу стать как вы!

– Станешь. Пашка, обязательно станешь! Только помни, что я тебе сказал! Крепко запомни!

К платформе подкатил автобус.

– Возьмите меня с собой! – мальчишка жалобно смотрел лейтенанту в глаза. – Пожалуйста! Я буду себя хорошо вести!

– Не могу, Пашка! – Майер посмотрел в эти, полные отчаяния детские глаза, душа его сжалась.

«И забрать бы, да ведь это тебе не котёнок! Как? Куда?» – крутились мысли в его голове.

Он обнял мальчишку, положил ладонь на голову. Посмотрел в детские открытые глаза.

– Держись, Пашка! Помни мои слова! Ты будешь настоящим человеком! Если будешь сам этого хотеть, конечно! – он достал одну дыню из сетки. – Вот держи! Это тебе!

Потом взял чемодан, вторую дыню и решительно зашагал в сторону автобуса, полный жалости к мальцу. Запнувшись о скамейку, Майер растянулся, поднялся, отряхнулся.

«Ч-чёрт подери!.. Соберись, Сашка, выбрось хандру из головы», – сказал он сам себе и решительно запрыгнул в уже заполненный автобус.

Автовокзал суетился, как и прежде. Пашка вернулся к буфетной стойке, где ещё лежал его недоеденный беляш.

– Так ты чё, бездомный что ли? – буфетчица поставила руки в боки. – А ну-ка, брысь отсюда! Забирай свой пирожок и быстро брысь на улицу! Чтобы я тебя больше не видала! Сорванец! Шляются тут! – буфетчица махнула рукой в сторону двери так, словно смахивала мусор со стола….

Автобус.

Автобус нёс Александра от Уссурийска в Барано-Оренбурское. Сердце Александра заходилось, колотилось в груди что есть мочи. Он от нетерпенья ёрзал на жёстком сидении, подпрыгивая время от времени вместе с автобусом на ухабах. Голые Приморские сопки проплывали мимо…

«Говорят, когда-то они были покрыты лесом. Когда-то. Пока человек не взялся за топор… А может, это всё брехня. Ну, неужели возможно так вот выкосить всё вокруг, оставив пустынные прерии! А кто знает, на что ещё способен человек. Он ведь – Царь Природы, Царь Зверей!» – думал про себя Александр, стараясь немного переключиться на тему о «погоде и природе».

(Ведь природа – это сложный многообразный организм. Всё в ней взаимосвязано. Изменение рельефа влечёт за собой изменение климатических условий, а, как следствие, – исчезновение отдельных видов растений и животных.

Исчезновение же, даже, казалось бы, на первый взгляд, незначительного вида, неожиданно ведёт к исчезновению крупных видов животных, растений и, нередко, к изменению природного ландшафта. Всё, от мельчайшего насекомого, до такого крупного животного, как слон, связаны друг с другом единой неразрывной цепью. Каждое растение, каждое животное выполняют определённую роль, назначенную ей природой. Одни виды, используя в пищу других, одновременно служат пищей третьим. Объединяются между собой в симбиозы, стимулируют здоровое развитие друг друга, даже поедая. А иногда – способствуют размножению, как это делают пчёлы для цветов. Каждый вид начинает собой и замыкает какие-то из сложных звеньев природы. Один лишь Человек не вписывается ни в одну из них. Исчезновение комара нередко бедственно для природы. А исчезновение такого грандиозного детища природы, как Человек, природой воспринялось бы только положительно. Человек привык приписывать себе первостепенную роль в природе, наделяя себя способностью управлять природой, называть себя её Царём. На деле же, Человек как медведь в муравейнике: всей своей деятельностью вторгается в устоявшиеся природные связи, нарушая их, и, тем самым, создавая опасность для собственного существования. Как растение-паразит «Омела», высасывающее соки из дерева и, постепенно отравляющее его продуктами своей жизнедеятельности, губит дерево, а в результате гибнет само. Так рискует закончить своё существование и Человек. И поэтому главная задача Человека – Самого Грандиозного Паразита на природном теле Земли: продлевать здоровую жизнь нашей Природы, поменьше «творя» на её здоровом теле.)

Автобус остановился.

– Проверка документов, – сказал водитель.

Автобус подошёл к черте «закрытого» от посторонних приграничного района. Попасть сюда могли только местные жители, служивые местных воинских частей и их самые что ни на есть ближайшие родственники, оформившие соответственные бумажки-«вызовы».

Александр вытащил офицерское удостоверение. Он гордился тем фактом, что у него нет обычного паспорта, как у всех гражданских. У него есть только красная корочка советского офицера! Правда, учитывая его распределение в Чехословакию, он ещё получил и диковинный «служебный паспорт» синего цвета. На корочке которого, с внутренней стороны была надпись: «…предъявителю сего документа просьба оказывать всяческую помощь и содействие…»! Эта фраза Александру особенно нравилась, и он ощущал себя причастным к чему—то особенному, государственно важному.

– Ваш «Вызов»? – офицер-пограничник вопросительно посмотрел на Александра.

Тот нервно хлопал себя по карманам. – Да где же эта проклятая бумажка?! Он перерыл всё. Потряс синим паспортом. Но из него так же ничего не выпало.

– Чёрт! Чёрт побери! – Александр стал весь багровым.

– Извини, лейтенант, всё, давай на выход!

– Понимаете, я из Алма-Аты… У меня был вызов… Я еду к сестре!.. У меня вот есть паспорт, здесь вот что написано: «…оказывать всяческое содействие…». Помогите, товарищ капитан!.. – сбивчиво, собирая всё подряд, тараторил мольбы Александр, пытаясь найти хоть какую—то зацепку, хоть какую-то надежду.

– Остынь, лейтенант! Ты же офицер, должен понимать, есть порядок, не мной установлен. Был вызов, говоришь, так, где же он? – капитан сурово посмотрел на лейтенанта.

«Так где же он? Где же он?.. – Александр торопливо перебирал документы… – Мож, в портмоне? Точно! В портмоне! А где же портмоне-то? Где? Где? Где оно?!. Чё-ёрт! А где же оно!» – его прошиб холодный пот. Он пролистывал в голове всё, что с ним произошло за эти сутки. Дыни. Самолёт. Владивосток. Вокзал Уссурийска… Да-да! Вокзал Уссурийска! Неужто тот самый ободранный малец? Неужто ты, Пашка!? Эх, ты, Пашка, Пашка!.. Вот засранец-то! Не может быть! А я-то!..»

Александр, полный печали, покинул автобус…

Снова мелькали в окнах лысые сопки. Барано-Оренбурское удалялось теперь всё дальше. И Майер не мог никак Любе сообщить о том, что вот он был почти на пороге встречи с ней! Ни позвонить, ни как ещё. Ни чего такого не было возможным!

«Что ж, прощай земля Приморская! Прощай Люба! Может, судьба позволит нам всё-таки встретиться когда-нибудь?! А впереди – служба за рубежом нашей Великой Родины! Но через год, не раньше, я снова вернусь в Союз, в отпуск….»

Автовокзал. Уссурийск.

Пашка стоял возле Уссурийского автовокзала. В одной руке – недоеденный беляш. Под ногами – на асфальте – дыня. Глаза на мокром месте. Он провожал собачьим взглядом прибывающие-убыващие автобусы, словно оттуда мог выйти тот взрослый, кто бы смог принять и обогреть его детскую душу, просто накормить. Тут его взгляд упал на что-то желтеющее под скамейкой, о которую споткнулся тот добрый дядька в военной форме. Он присел, заглянул. Это было портмоне…

– Чё пацан!? Где ты такую дыню спёр? – услышал он голос в тот же миг.

Пашка поднял глаза. В эту же минуту он получил тычок в лоб и опрокинулся на спину, выронив снова портмоне.

– Клёвый закусон будет сегодня! – трое подростков-«королей» местного двора подхватили жёлтый овал дыни, один отвесил шарабан Пашке в «довесок», другой – поднял портмоне.

– Да ладно, повалили! – вожак махнул рукой, и троица вяло в вразвалочку потянулась далее…

(Вот бы узнать, что сталось с тем Пашкой…)

Солдат ребёнка не обидит

Июль 1987 г. Москва.

МосВВОКУ.

Выпуск офицеров Московского Высшего Командного Общевойскового Училища.

Ира, обычная восемнадцатилетняя голубоглазая белокурая девчонка, стоя на КПП, вглядывалась в лица новоиспечённых лейтенантов. Уже час она тщетно пыталась высмотреть его. Его, с которым вот уже последних 3 месяца она активно встречалась. Всё, вроде как, шло к свадьбе. А потом что-то вдруг резко оборвалось. Она не могла понять что именно. Что случилось с ним? Что случилось с их бурно развивающимся романом, которому все так завидовали вокруг? Почему она не видит больше его глаз, не слышит его голос? Куда он делся? А между тем, она почувствовала, что там, внизу её юного животика, зародилась новая жизнь. Как хотела она сказать ему об этом. Вот только как?

Жаркое июльское солнце убийственно палило. Бёдра плотно сдавливали джинсы, купленные недавно у фарцовщиков, в которые она влезла с помощью мыла. Мимо прошёл, поблёскивая хромовой полировкой шитых по спецзаказу сапог, молодой лейтенант. Как он похож на её Петра!

– А вы не знаете Петра Самойлова? – с надеждой обратилась она к нему.

Офицер оценивающе окинул её взглядом, остановившись чуть ниже её пояса, его глаза жадно сверкали из-под чёрного козырька шитой под заказ фуражки с высокой тулией, напоминавшей седло, что было свойственно щеголеватым и заносчивым офицерам МосВВОКУ.

– Знаю, а что?

– Я вам буду обязана, если вы его найдёте, – немного кокетливо улыбнулась Ирина.

Лейтенант заглянул в её утончённые губы, растянутые в обворожительной улыбке, словно впившись поцелуем, затем опустил глаза чуть ниже и снова замер. От такой непосредственности Ирина поперхнулась, поправила блузку. И, снова кокетливо улыбнувшись, вывела вопросом лейтенанта из ступора:

– Ну, так что? Мы будем дальше глазеть, или окажем девушке помощь?

Затем, не получив ответа, она развернулась к лейтенанту вполоборота, демонстрируя потерю интереса.

– Солдат ребёнка не обидит! Щас. Ждите здесь! – лейтенант буркнул первое, что пришло на ум, и опустил глаза на открывшиеся ему, с поворотом Ирины новые виды «картины сзади». Свернув немного шею, лейтенант всё же удалился…

Мимо проходили всё новые и новые группы лейтенантов, сопровождающие их близкие, родители, жёны. Но среди них не было видно её Петра.

«Может уйти. Бросить всё к чертям!» Но она прекрасно понимала всю особенность военного бытия. Это всё не так, как у гражданских. Где можно долго встречаться, обижаться и не разговаривать. «Случайно», как бы невзначай, видеться на улицах, в кино, на лекциях, бог знает, где ещё, заставлять ревновать и далее играться в таком же вот духе в «люблю – не люблю». Здесь на церемонии и игры не было ни времени, ни места, ни шанса. С ними, с людьми государственными, себе ни сколько не принадлежавшими, всё было иначе. Пришёл. Увидел. Победил. Вот был их девиз. А не увидел – упустил, скорее всего навсегда! Полчаса знакомства в курсантском увольнении – и вот, уже, глядишь, – жена. Едут к новому месту службы в отдалённый гарнизон. Даже частенько таких расписывали по ускоренной процедуре. А прошёл не по той дорожке, например, загремел в наряд вместо «увала» – и разошлись как в море два корабля. Нет времени. Нет свободы. Нет ни малейшего представления о том, что ждёт тебя там, за ближайшим поворотом судьбы! Ждать, терпеть, понимать, прощать, хранить верность, потерять себя навсегда как специалиста, кочуя по «дырам» «необъятной Родины», забыть о собственной карьере, стойко выносить все тяготы переездов, одиночества и бытовой неустроенности, – вот она истинная женская доля офицерской жены. Нужно ли это Ирине? Её ли это удел? Кто знает! А пока её пьянит золото офицерских пагон. Это опьянённое возбуждение испытывала она, и тогда, в курсантском клубе, когда её пригласил на танец незнакомый офицер, как ей сперва показалось…

Прошлое. Октябрь 1986 г. Московское ВОКУ.

Клуб.

Тогда, в клубе, она трогала звёздочки на его пагонах. Которые подчёркивали широту его плеч. Его рука бережно прижималась к её талии. От него исходило тепло, проникающее вглубь её тела. Он слегка, почти нечаянно, прикоснулся начисто выбритой щекой к её нежной щёчке. От него пахло свежим модным дефицитным запахом «Ожёна»106106
  Одеколона с освежающим цитрусовым ароматом


[Закрыть]. По её телу пробежала легкая дрожь. Его нога коснулась её бедра. Голова закружилась. И они унеслись куда-то в танце, забыв обо всём. Зажёгся яркий свет. А они так и стояли. Увидев офицера при ярком свете, её постигло легкое разочарование. В темноте он казался ей и выше, и плечистей, и красивее. И вообще, он не был офицером. Её руки лежали на пагонах прапорщика.

– Меня зовут Сергей, – он взглянул на неё своими чёрными глазами.

– Ирина, – как-то разочарованно ответила она…

Что поделать. Стать женой офицера было престижно. Возможно, блеск погон ослеплял разум юных дев, а, может, напротив, только трезвый расчет двигал некоторыми из этой прекрасной половины человечества. Высокая офицерская зарплата мужа и возможность не работать, а если повезёт, то и побывать за границей! Всё это также служило отличным мотивом штурмовать курсантские клубы и КПП. Но едва ли этими мотивами была ведома Ирина. Её душа была открыта чистой и светлой любви на веки! Но, всё же, не этот прапорщик был её мечтой!..

Июль 1987 г. Москва.

– Ирина?! Вы здесь… что делаете?.. – пред ней неожиданно предстал какой-то брюнет: «да это же тот самый Сергей!». В парадке цвета морской волны с красными кантами, золотыми пагонами, несущими по две лейтенантских звёздочки. Сверкая золотыми аксельбантами и двумя медалями. В белых перчатках. Отражая солнечный свет полированными «стоячими» голенищами сапог. И такой же, как у других лейтенантов, фуражке с высокой тулией. Тот самый Сергей! Лёгок на помине! Он смотрел на неё карими глазами, полными заботливого внимания.

– О-о! Салют! – Ирина улыбнулась. Ровный ряд белых зубов обрамляли её тонкие припухшие полоски розовых нежных обворожительных губ.

– Меня ждёте? – улыбнулся Сергей.

– А почему бы и нет! – как-то сразу по-военному решительно ответила Ирина. – Вы что больше не прапорщик? – лукаво смотрела она в его карие глаза.

– Вообще, я был мичманом. Потом поступил в училище. Носил пагоны прапорщика во время учёбы. Теперь я лейтенант, как видишь!.. Лейтенант Басманов107107
  Басмановы – дворяне с XVI века. От Даниила Басмана, впервые упомянутого в 1514 году и в последующем активного участника походов на Казань. Фамилия от казанско-татарского прозвища басма «печать, знак».


[Закрыть]!

Хотел в морскую пехоту, но и в обычной пехоте жить можно. Еду в Дальневосточный военный округ. По распределению. Месяц на отпуск,.. – он сделал паузу, продолжая пожирать Ирину взглядом, – за четыре года здесь подходящую жену себе так и не нашёл. Была одна кандидатура, но, узнав о месте моего распределения, как-то сразу скисла…

 
… – Ах так! – Вскричала тут жена:
– Куда меня ты звал?
В ДальВО? А что ж ты, сатана
Про Польшу мне болтал!
Теперь все кончено – развод!..
 

Творчество курсанта НВВПОУ

Сергея Пиккарайнена, «Три мушкетёра»

Теперь, за месяц найти себе жену просто обязан! Там, далеко, без жены, и не туды и не сюды! Да и «тридцатник» мне скоро! Пора. Нахолостяковался! Так что спешу страшно, сил нет! А когда ещё встретишь столь очаровательную девушку?! – Лейтенант улыбался из под блестящего козырька фуражки почти голливудской улыбкой.

Ирина погладила задумчиво свой ещё плоский животик, слегка опешив от такого откровенного и опрометчивого предложения такого уже совсем взрослого мужчины.

– Лейтенант Басманов, говорите? А знаете лейтенанта Самойлова?

– Не имею ни малейшего понятия! – продолжал улыбаться Сергей.

«Какой улыбчивый! – подумала Ирина. – Мне бы его беззаботность!»

Да, конечно Басманов знал Самойлова. И он знал так же почти всё о ней со слов того же Самойлова, да кто об этом только не знал! Ведь эта история прослыла как одна из самых занимательнейших из свежайших историй их роты! Все знали едва ли не мельчайшие подробности их интимных встреч…

Всего пару недель назад Самойлов вернулся из «увала» в расположение роты, улыбаясь какой-то странной улыбкой, полной разочарованного открытия. Светлый чуб выбивался из-под козырька фуражки, сдвинутой к затылку.

– Петруха! Валяй! Делись с друзьями новостями!

Товарищи, проторчавшие весь выходной в казарме, встретили его ленивыми расспросами.

– Да какие там новости?! А всё! Свадьбы не будет!

– Ты чё, с дуба лязгнулся?!

– Вы когда узнаете, что сегодня было, офонареете! – последовала длинная многозначительная пауза. – Да эта Ирка – самая настоящая б… оказалась!

– Да ну! А ты с чего так решил? – лица друзей вытянулись.

Что ж, они помнили его очаровательную блондиночку Ирочку, которую он умыкнул у всех перед носом на «той» дискотеке! И к скоропалительной свадьбе, с которой он готовился на зависть многим окружающим.

– Она у меня, ну это вот,.. в рот… Ну, ясно короче. Да?! Вопросы ещё имеются? – он замолчал, изображая одновременно и жертву и «раскусителя».

Товарищи загалдели:

– Ну-у, ни фига себе!

– Оба-на!

– Вот это поворот!

– И что с того?

– А ты чё хотел?

– Фу, какая мерзость!

– После такого, я к ней теперь даже на километр не подойду, чтобы поздороваться!

– Ну и зря, а я наоборот! Я в этих вопросах гурман-н-н..! – всякий спошлил по-своему.

Остальные молча переглянулись, недоумевая, и каждый продолжил заниматься своим. Кто-то подшивал подворотничок. Кто-то полировал сапоги. Кто-то перелистывал конспекты…

– А куда тебя, Петруха, распределили-то? – спросил Самойлова кто-то из друзей.

– На Украину поеду. Там, говорят, девки что надо! Так что своё наверстаю с лихвой! – Самойлов мечтательно закатил глаза…

– Ну да, кто же в Тулу со своим чемоданом-то едет!

– Ты хотел сказать «со своим самоваром»?

– Ну да! Типа того!

Да, кто не знал об этой истории! О «морально павшей» Ирочке и о почти жертве или идиоте Самойлове! На Ирочке же теперь лежало постыдное клеймо. Словно проказа. Многие её сторонились. Другие лишь воспылали исключительно плотским вожделением, способным протащить девочку «по рукам» утешителей, как это частенько и случается. Ну, это всё глупости мальчишеские. Басманов же, прошедший не только огонь, но и много, очень много воды, повидавший немало, познавший не одну женщину, понимал, что такой бред мог придти в голову только желторотому Самойлову, который, похоже, был ещё и трус. Ничтожество, не способное ценить настоящую женскую любовь. Не умеющий, ни дарить ласку, ни её принимать!

– Нет. Я его не знаю! – улыбка пропала с его лица.

Он задумчиво произнёс:

– А ну его, Самойлова твоего! – если бы ты была ему нужна, сам бы давно нашёл! Ну, а если что, то ещё найдёт. А пока приглашаю составить мне компанию и прогуляться!

Ирина вытянула губы вперёд, обдумывая как саботировать предложение.

– Ну-у-у-у…

– Баранки гну! – небрежно, но по-доброму дёрнул её за рукав Сергей. – Давай, и не сомневайся. Вон. Сейчас записку твоему красавчику напишем, где тебя искать, если что, да дежурному по КПП оставим. Вот и всех делов-то! Идё-ё-м!…

Итак, они шли по Тверской. Красивая пара. Прохожие оборачивались, провожая взглядами. Темноволосый зрелый офицер с бронзовым загорелым лицом при полном параде и юная белокурая обворожительная девушка рядом.

– Так ты, говоришь, мичманом был? – Ира любопытно подняла глаза.

– Да. Служил на атомной подлодке. У берегов Сан-Франциско на боевом дежурстве были! Метрах в двухстах от береговой линии на дне лежали!

– Ух, ты! Это тебе за это вот этот значок дали? – она ткнула пальцем в значок на груди Сергея, с изображением подлодки на фоне советского военно-морского флага.

– Да! «За дальний поход»!

– А ты почему в моряки не пошёл тогда?

– Да знаешь, залёт там был, «боднулся телёнок с дубом». Мы были на боевом дежурстве, следили за кораблями НАТО. Полгода света белого не видели. Ну, капитан принял решение ночью всплыть. А подлодка она знаешь, как всплывает?

– Не-е-ет, – девушка замотала светлой головкой.

– Она практически выпрыгивает! Ну, мы и выпрыгнули в Японском море. Да боднулись с американским авианосцем! Или он нас боднул. Ну, мы сразу бац, и назад! Нас тогда обложил едва ни весь военно-морской флот НАТО. Но мы ушли. Подлодку сразу на ремонт, а нас,.. короче, лишили команду положенного отпуска, но и,.. ладно, долгая история!108108
  Эта история получила у подводников звучное название «Бодался теленок с дубом». 21 марта 1984 года атомная подводная лодка «К-314» столкнулась с американским авианосцем «Китти Хок». Субмарина, следившая за авианосной ударной группировкой противника, находилась впереди «Китти Хока». В 23 часа 00 минут по хабаровскому времени лодка поменяла курс, а спустя три минуты авианосец водоизмещением 81 тысяча тонн ударил «К-314» в кормовую часть правого борта. «Китти Хок» получил небольшую подводную пробоину. Винторулевая группа «К—314» была повреждена. Обычно это означает для лодки верную смерть. Но к счастью, в марте 1984 года все обошлось без жертв. Видимо, бог хранил наших подводников. Лодку удалось спасти. А на «Китти Хок» еще долго лихим словом поминали русских подводников. Хотя, по правде сказать, американцам, в этом случае, так же надо было бы винить своего акустика, не сумевшего обнаружить субмарину противника. (vladnews.ru))


[Закрыть] Ну его, короче всё вышло так, как должно было. Короче с флотом я завязал.

– По чебуречку? – Сергей показал пальцем в сторону чебуречной.

Это была отличная чебуречная. Большие, с пылу с жару, сочные, загнутые серпом, золотистые лопухи чебуреков, защипанные по одному краю «косичкой». Откусишь слегка и будь осторожен! Высасывай тут же ароматный сок, не обляпайся!..

– Не-а, я мяса не ем, – Ирина посмотрела на Сергея серьёзно.

– Это почему?

– Мне животных жалко. Ты знаешь хотя бы, как над ними издеваются на мясокомбинатах!?

– Не знаю. А ты, откуда знаешь?

– От верблюда, – Ира замолчала. И тут же вспыхнула. – Да там настоящее гестапо! С них с живых шкуру сдирают! А коровы они чувствуют, когда их ведут на забой. Плачут. Упираются. Не хотят. А их тащат туда, чтобы потом зверски замучить. И мы потом эти замученные трупы должны есть?