Текст книги "Курсантская исповедь"

Коммунальная квартира

Январь 1986 г. Москва.

Коммунальная квартира.

– Юра! Сходи за молоком! – услышал Разорёнкин Юра просьбу матери.

– Мать! Ну, чё за такое? Сама не сходишь? – скривился тот.

– Юр, сходи ты, мне нездоровится сегодня!

– Ладно! Деньги-то где?

– Вот, держи, – мать бережно отсчитала монеты на крае кухонного стола. Юра взял сетку, сложил туда пустые молочные бутылки с широкими горлышками, сгрёб кучку монет с края стола, прошёл по общему коммунальному коридору, наполненному специфическим смешанным запахом жизнедеятельности многих людей низкого достатка и низкой культуры, проживающих в чересчур противоестественном своей близостью соседстве, и выскочил на улицу…

Гастроном был за углом. На полу аккуратно стояли металлические ящики с молочными бутылками.

Юра поставил в ящик пустые бутылки, выбрал полные, внимательно изучая, запечатанные зелёными крышками из фольги, горлышки на наличие сколов, дабы после можно было бы их без проблем сдать, рассчитался на кассе и поспешил назад.

Они жили вдвоём с матерью. Отец, давно оставивший его мать, нашёл себе бабёнку помоложе.

(Так случается в жизни, где на женщину возлагается гораздо больше ответственности, но предоставляется гораздо менее прав и возможностей. На смену прошлому, где на женское бесправие существовали незыблемые обязанности мужчин, сегодня появились вместе с женской эмансипацией и мужчины, всё более свободные от своих брачных обязательств, да и от самого брака. Как предписывал Карл Маркс: «…если нравственным считается брак, основанный на любви, то он и останется таковым только пока любовь продолжает существовать. Но длительность чувства индивидуальной половой любви весьма различна у разных индивидов, в особенности у мужчин, и раз оно совершенно иссякло или вытеснено новой страстной любовью, то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества. Надо только избавить людей от необходимости брести через ненужную грязь бракоразводного процесса….» Что ж, может на то и был прав классик, но что-то он явно упустил. Ведь если эти мужские свободы лишают женщин последнего оплота своей социальной защищённости, это толкает их быть всё более вовлечёнными в «общественном производстве», более и более эмансипируя общество в целом! Этого-то Маркс, собственно, и хотел. Однако всё в мире о двух концах. В таком случае неизбежно наступает эпоха ослабления семейных ценностей, и тогда многие мужчины становятся инфантильными и социально незрелыми как для создания, так и сохранения семьи. Отсюда и ослабление инстинкта самца, защищающего свою, предписанную законом и общественной моралью, территорию, обуздывая свои страсти и смиренно неся бремя ответственности. А далее следует порой и ослабление потребности у мужчин в социальной доминантности, как таковой. Неспособность брать на себя ответственность и нести обязательства, инфантильно отдаваясь лишь инстинкту «осеменителя». В этих условиях единственной возможностью для женщин остаётся лишь активная эмансипация. Сложно однозначно определить, что здесь первопричина, а что есть следствие. Ясно одно, что процессы деградации мужской ответственности и эмансипация неразрывно связаны друг с другом.)

Отец Разорёнкина, как только ушёл из семьи, разменял их маленькую квартиру на коммунальные квадраты, практически их не навещал, лишив и реальной материальной поддержки. Дабы не платить алиментов, он устроился в школу сторожем, с мизерной зарплаты которого, он и «поддерживал» своего сына. Сам же, будучи музыкантом-саксофонистом, не дурно «халтурил» на разного рода вечеринках. В те советские времена он совершенно не испытывал недостатка в деньгах, спуская их безжалостно на женщин, вино и развлечения. Со временем он стал спиваться. А деньги имеют обыкновение заканчиваться, в особенности у людей расточительных. С работой ему всё менее и менее везло. И юные восхитительные особы, в окружении которых он «самореализовывался», вскоре потеряли к нему свой интерес. Теперь он притащился назад, как побитый пёс. Но мать, пройдя через океан женского несчастья, испив сосуд горечи до дна, не смогла, не захотела простить и принять это спивающееся гибнущее ничтожество, жалко тянущее к ней свои грязные ручонки в надежде на помощь. На помощь её, влачащую своё жалкое существование в коммуналке, борясь с навалившимися болезнями и, без того выбивающуюся из последних сил, дабы «поставить сына на ноги».

– Хоть и такой, но всё же мужчина в доме! – говаривали ей.

– Лучше никого, чем такое,.. лучше быть голодной, чем есть отбросы, – отвечала она, – на что он мне нужен? Ещё и его тянуть на своём горбу теперь? Того, кто бросил нас когда-то на произвол судьбы?!

В детстве Юра ненавидел своего родителя и трепетно относился к матери. Мечтой его детства было отмстить отцу, бросившему их. Сегодня этот жалкий биологический отец ему был попросту безразличен. Что о матери, он жалел её, всё ещё жалел, но всё более она его начинала раздражать. Раздражать своими «коммунальными проблемами», мешающими ему, подросшему юноше, чувствовать себя молодым, успешным, самостоятельным и перспективным, на фоне более успешных сверстников. В своих попытках к самореализации, он всё более отдавался уличной дворовой среде, приходя в дом лишь как в ночлежку, нехотя помогая своей стареющей матери, но всё же ещё помогая…

Лыжная гонка

Вот командою взметен,

Наш курсантский батальон,

Здесь, братишка, мы с тобой

По лыжне неслись, как в бой.

Километр за километром,

На «дровах», вдогонку ветру,

В тишине ремни скрипят

Нежно «звончики» гремят.

Зимний лес студен и светел,

Вот и финиш уж заметен,

За спиною автомат

А на финише – комбат.

Лопнула от стужи ветка,

Зубы стиснув, уж без сил,

Валишь ты мишени метко

Ты дошел, ты – победил!

Автор курсант НВВПОУ А. Ворошень.

Новосибирское ВВПОУ.

Это была знаменитая лыжная гонка на 20 километров с боевой стрельбой на приз газеты «Красная Звезда»! Соревновались подразделения ВУЗов Министерства обороны СССР. Это тебе не «трёшка» и даже не «десятка»! Это полноценные двадцать километров по заснеженной пересечённой местности, когда скудные курсантские калории сгорали уже на первых километрах, лишая их организмы энергетическими запасами, которые после «щедро» пополнялись командованием в виде стакана сладкого чая на финише, да стакана молока с двумя печенюшками в столовой. Что знают об этом биатлонисты? Да, биатлон – это детский садик в сравнении!

Бежали все на равных, и сибиряки, и представители «южных кровей», подбадриваемые издёвками типа, «ну что, джигиты, оседлали лыжи уже»? Альяру лыжня давалась с трудом. Он даже изображался в ротной сатирической газете, где он на лыжной палке с головой коня, лихо скакал по сугробам. Да что они там знают о джигитах!..?

Что об армейских лыжах, так их вполне справедливо именовали «дрова», ибо это были просто две деревянные доски с загнутыми вверх носами, совершенно не желающие скользить, чтобы смекалистые курсанты не придумывали с ними вытворять: ни натирать разными хитрыми составами, ни жечь паяльными лампами…

Бегали в мороз, ноги примерзали к портянкам, обмораживались, мужское «достоинство»,7474
  Как отразил в своих мемуарах «Мы были курсантами» А. Ворошнень


[Закрыть] от мороза скукоживалось до микроскопических размеров и втягивалось куда-то внутрь, практически исчезая, прячась, таким образом, видимо, от мороза! Их кто-то иронично нарёк «звончиками». Молодые курсантские «биосистемы», по каким-то странным законам эволюционного выживания, совершали невозможные вещи! Примечательно и то, что ни кто не болел ни гриппом, ни простудой. Этот «клин» выбивался «клином».

Тогда, на финальном забеге, его взвод стартовал в разбушевавшуюся белую пургу леса последним, а остальных сняли из-за стихии! Альяр бежал, думая только об одном – не потерять лыжню, заметаемую нещадно пургой в этом сибирском лесу, не потерять из вида впереди идущего в этой сибирской пурге. Тогда были только «дрова», лыжня и спина товарища впереди. Через это, казалось, проходил единственный путь в будущее. Вот бы уснуть, забыться и проснуться сразу уже, хотя бы через несколько часов в тёплой казарме, шлёпающим фиолетовыми раздутыми обмороженными пальцами по обжигающему своей контрастной комнатной температурой казарменному полу! Но мечты, мечты, а реалии, вот они – пурга, бесконечная лыжня, бесчувственные ступни, примёрзшие к подошве, бесчувственные пальцы на руках, автомат за спиной, иней на ресницах и губах, металлический привкус крови во рту…

Вдруг в снежном тумане нарисовался УАЗик. Полковник в папахе остановил заснеженного курсанта, положил ему руку на плечо.

– Пей, сынок! – он протянул железную кружку с какой-то пахучей алкоголем жидкостью.

– Что это? – удивился Альяр.

– Пей, не спрашивай, – буркнул полковник.

Альяр выпил горьковатую жидкость. Глотку обожгло. Сразу стало легче… Сугроб, ещё один, холм вверх, холм вниз, стволы берёз, бесконечная лыжня всё убегала вперёд, неуклонно приближаясь, всё же, к финишу! Но вот, где-то на пятнадцатом километре, одна лыжа «джигита» сломалась. И остальной путь до финиша Альяр отчаянно шёл на одной, вспоминая, усмехался про себя в усы из инея, картинку из ротной сатирической газеты. Он утопал второй ногой по колено в снегу, автомат за спиной примёрз к обледенелому «ПШ»7575
  (*«ПШ» – полушерстяной китель)


[Закрыть], издающему хруст, если свести лопатки. К финишу приближались не люди, зомби, едва передвигая ноги. Некоторые падали и ползли к финишу, словно «восставшие мертвецы», глотая сопли и харкаясь кровью! Медики совали в носы теряющих сознание нашатырь… На этом пути к финишу всем уже было глубоко наплевать на «увалы», поощрения и угрозы, наплевать было на всё! Только бы дойти и упасть на огневом рубеже!

– Давай, сынок! – из кучи «шишек», толпившихся на финише, отделилась фигура какого-то генерала, наверное, начальника ГлавПУРа, он помог заиндевевшему Альяру, вытащить из-за спины примёрзшее оружие… Глухие щелчки автоматных одиночных выстрелов по мишеням, утопающих в пурге, расплывающихся в глазах из под мохнатых, покрытых толстым слоем инея ресниц…

Они победили тогда! Несмотря ни на что!..

В Карауле

1984 г. НВВПОУ.

Пост.

Мороз пробирается под полушубок. Ярко слепят глаза прожектора, расплываясь радужными кругами. А он движется по установленному для часового маршруту вокруг складов. Автомат наизготове. Страшно. Кажется, что кто-то в любой миг может выскочить из-за угла, из тени, пока он, ослеплённый ярким светом фонарей и прожекторов, гуляет здесь, словно на ладони. Мгла вокруг. Старый забор с «колючкой», кусты, сосны. Темный-тёмный лес нависает зловещей стеной. И он один-одинёшенек. Ходит, проверяет целостность пластилиновых слепков на «амбарных» замках склада с боеприпасами и арт вооружением. Нервы напряжены до предела. А сон берёт своё, несмотря ни на что. Сон вырубает замёрзший мозг. Но страшно нарушить Устав, прислониться к чему бы то ни было, уснуть….

Автомат в положении для стрельбы стоя. На предохранительной скобе – большой палец, готовый вмиг опустить её вниз и, загнав патрон в патронник, дать очередь в пугающую мглу, в нарушителя. Но Уставом запрещено досылать патрон без повода. Большой палец по-прежнему на предохранительной скобе. Глаза всматриваются в темноту, контрастно утопающую в радужных разводах от слепящих фонарей и прожекторов в слипающихся от усталости веках.

А в голове звучит фраза дежурного по полку: «Часовой есть лицо неприкосновенное и наделённое особыми правами, вплоть до применения оружия. Но помните, сынки, жизнь человеческая бесценна. Даже если это жизнь последнего пьяницы. Не спешите применить оружие, ежели что случится. Убьёте невинного человека, даже будете действовать по Уставу, вас оправдают, конечно, но как вам потом с этим жить-то? Всяко бывает. Кто-то в лесу заблудится, или по пьяне на пост забредёт. В жизни-то оно всяк случается! Думайте головой всегда, а не только Уставом. Устав никогда не сможет всего предусмотреть! На то человеку и дана голова, чтобы думать, а не слепо следовать данным предписаниям. Курсант – будущий офицер должен быть думающий! И своих солдат тому же учить должны будете! Усвоили?» – так на разводе заявил неожиданно дежурный по полку подполковник.

Часовой продолжал своё бдительное движение по маршруту. Мороз крепчал, забираясь под полушубок. Снег хрустел под валенками. А в глубине курсантская душа часового согревалась лишь мыслями о такой далёкой… А о чём ещё может думать курсант?..

 
Я вижу свет далёких глаз
и алая заря. О них мечтаю я сейчас
Они манят меня.
Люблю румянец щёк твоих, Смущённые глаза.
Тропу омыла для двоих
Весенняя роса.
Душа твоя живёт любя, Любовь твоя чиста,
И, если ранен буду я,
Как мать спасёшь меня…
Так тихим вечером мечтал
Я на своём посту
Тебя тогда ещё не знал
Но верил, что найду.
«Будущей жене».
 

Автор часовой второго поста

третей смены курсант В. Земша. 1985 г.

Самое ценное звание

1986 г. Новосибирское ВВПОУ.

– Знаешь курсант, какое воинское звание является самым ценным?

– Маршал, наверное! – Тимофеев удивился вопросу, где ответ был так очевиден.

– Ну, маршал! Это да! Как далеко метнул! А вот попроще опустись, до простого полковника, типа меня!

– Полковник тогда! – продолжал удивляться курсант.

– Эх, сынок, самым большим, самым ценным званием в моей жизни было звание «старлея!»

– Старлея? – удивился курсант.

– Именно! Старшего лейтенанта! Или, как в шутку говорили, «микро полковника!»

– Почему же?

– Эх, курсант! Вот ты сейчас перед собой ничего не видишь, кроме золотых лейтенантских погон! Но пройдёт выпуск, отгремит марш «Прощание славянки» и наступят простые офицерские будни, где не будет ни цветов, ни шампанского. Только будни, полные лишений. И вот только тогда, испытав себя на прочность, как молодой офицер, ты поймёшь по-настоящему ценность первого звания, первой звёздочки, врученной не курсанту, но полученной офицером!

Потом всё пойдёт как по рельсам. Ещё год-другой, ещё звезда, потом ещё и ещё. Всякий раз приятно, но так как тогда, когда тебе всего немногим за двадцать, никогда! Вот всю жизнь мечтал дойти до полковника! И вот я сегодня полковник! Да, полковника было получить чертовски, чрезвычайно приятно. Ведь полковник – это всё же полковник! И знаешь, о чём мечтаю я сегодня?!

– О чём? О генерале?!

– Тимофеев! Тимофеев! И я был таким же всю свою жизнь! Да, хорошо быть генералом, но сейчас я мечтаю о звании простого старлея! О том, ушедшем, словно песок сквозь пальцы, времени, когда я был молод! И когда всё было ещё впереди! Я бы всё в жизни отдал, чтобы снова получить эти три маленькие звёздочки на погоны с одной красной полоской вместе с молодостью! К сожалению, вместе со звёздами приходит только старость! – глаза полковника слегка увлажнились, он улыбнулся и строго произнёс. – Так, товарищ курсант, всё, кру-у-гом! Шаго-о-ом! Марш!..

Дела партийные

Зима 1987 г. Новосибирское ВВПОУ.

Партсобрание.

Курсант Тимофеев стоял за высокой трибуной. Нервничал. Но, набравшись с духом, продолжил своё выступление, «как коммунист перед коммунистами». Это был единственный шанс высказать на равных всё что угодно любому, невзирая на его звание и должность. Здесь, на партсобрании, все они были равны. Все они были коммунистами, имеющими равные права и обязанности перед партией и народом. И он, рядовой курсант, имел полное право «натянуть» не только какого-нибудь сержанта, но даже и своих старших отцов-командиров. Тимофеев устало посмотрел в зал. Сказывались прошедшие сутки наряда, который он ещё даже и не сдал. То есть у него на ремне всё ещё болтался штык-нож дневального!

– Я хочу посвятить своё выступление критике… В Уставе КПСС, в обязанностях члена партии, в одном из пунктов сказано: «развивать критику и самокритику, смело вскрывать недостатки и добиваться их устранения,.. – и далее, – давать решительный отпор всяким попыткам зажима критики», – Тимофеев, мельком взглянув в зал, слегка оживший от предвкушения чего-то совершенно необычного, продолжал.

– Член КПСС имеет право критиковать любого коммуниста, независимо от занимаемого им поста! Лица, виновные в зажиме критики и преследовании за критику, должны привлекаться к строгой партийной ответственности, вплоть до исключения из рядов КПСС!..

– Умный, стратегически мыслящий о своём росте, авторитете, руководитель-коммунист не избавляется от тех, кто его критикует. Ведь критикующий помогает избавиться от недостатков! – многие в зале с любопытством подняли глаза…

– У критики сложный характер. Критику, наверное, нельзя любить… К критике надо относиться по-партийному… Правильно конструктивно критикующего можно сравнить с хирургом…

Лица с интересом и удивлением смотрели на выступающего. В глазах угадывался интерес, вопрос: «Что же из этого всего выйдет? Что же он скажет? К чему это он загнул такую прелюдию?» А он продолжал.

– Ведь никому в голову не придёт таить обиду на хирурга за то, что во время операции тот сделал ему больно! «Подчинённый, верно критикующий своего начальника, делает ему куда большее благо, чем хор подпевал».7676
  «Авторитет Коммуниста» А. И. Соловьёв, Москва, Политиздат. 1984 г.


[Закрыть]

– Но любая, даже самая справедливая критика, не будет иметь вес без критической оценки самого себя. В последнее время я стал проявлять грубость, несдержанность в обращении с командирами!.. Заверяю вас, товарищи коммунисты, что приму меры по борьбе с этим собственным недостатком.

Все удовлетворённо молчали. И здесь началось самое интересное…

– …На съезде говорилось о необходимости коренной перестройки всей своей деятельности… Многие понимают это, как ужесточение прежних требований, но в действительности это, прежде всего, перестройка методов работы!

Далее последовала критика коммунистов-руководителей: командира роты, взводов и сержантского состава, сводящих свою деятельность сугубо в русло наведения порядка в расположении…

– …Прошедший съезд коммунистической Партии Советского Союза требует от нас коренной перестройки… Но пока это происходит на словах, а на деле перестройка выражается лишь в ужесточении прежних требований, а где же перестройка методов работы?..

– Командиру нашей роты коммунисту Пастухову вообще лучше всего бы мечталось работать после взрыва нейтронной бомбы: вещи на местах, порядок, а главное – нет людей, с которыми надо возиться, которых требуется изучать, на которых надо тратить своё драгоценное время, а тратить его так не хочется! Индивидуальная работа, во всех её проявлениях сведена на «нет». А в ходе последних полевых занятий, выявилась и его личная слабая военная подготовка, что не даёт нам примера для подражания! Но о повышении своих навыков и знаний, методов работы, об овладении методами Марксистско—ленинской теории, о расширении кругозора, коммунист Пастухов и не задумывается.

– …И, как итог, в ходе отчётно-выборного собрания роты, коммунист Пастухов в бюро выбран не был. Печально, но факт! Не стоит ли задуматься в чём здесь причина? Сам коммунист Пастухов считает причиной свою «требовательность». Но в этом ли дело? Например, коммунисту Бакулину, командиру батальона, нельзя отказать ни в требовательности, ни в высоком авторитете среди коммунистов. И основа этого – его идейно-нравственные качества, а это, как отмечалось на 27 съезде, является решающим критерием оценки7777
  (с. 116 материалов Съезда)


[Закрыть]. «Каждого руководителя должны отличать идейная стойкость, высокая политическая культура, компетентность, умение строить политработу, вдохновлять людей личным примером, верность принципам, твёрдые моральные убеждения, постоянная потребность общения с массам. Они должны жить интересами и нуждами людей».7878
  (с. 116 материалов Съезда).


[Закрыть]

– Но коммунист Пастухов сделал лишь один вывод: «Всё равно я буду командовать вами! И всё равно всё будет так, как я захочу!» А возможно ли командовать партийной организацией!? На съезде поднимался вопрос развития внутрипартийной демократии, коллективности руководства, что является «непременным условием нормальной деятельности партийной организации,.. развития активности коммунистов, надёжная гарантия от принятия субъективистских решений, нарушения ленинских норм партийной жизни…»7979
  (стр. 196 материалов Съезда).


[Закрыть] «Не существует авангардной роли коммуниста вообще, она выражается в практических делах!» И коммунисту Пастухову следует задуматься о перестройке своей работы, о развитии своего настоящего авторитета. Он должен критично оценить себя!

– Далее, суть перестройки состоит не столько в ужесточении требований, сколько в перестройке методов работы! У нас на практике учиться нечему. Всё, что мы выносим из учебного корпуса, разбивается о нашу реальность. Получается несоответствие слов с одной стороны и дел с другой. На коммунистах-командирах лежит особая ответственность за воспитание будущих офицеров-политработников. Тогда как они ограничиваются сугубо наведением уставного порядка. За кроватями, тумбочками теряется самое главное – человек! Не беда, если просчёт будет во внешней стороне дела – в порядке. Это полбеды. Беда там, где просчитаются в человеке! Это уже не поправимая беда!.. Вот, на прошедшем семинаре по научному атеизму, ЗКВ сержант-коммунист на вопрос преподавателя о том, что он будет делать, если узнает, что в его подразделении есть верующие солдаты, ответил вполне вызывающе и самоуверенно: «Построю… и автоматом… раз-з-з-з!» Это уже страшно, товарищи! Страшно именно тем, что это говорит коммунист, будущий политработник. Человек, через чьи руки пойдёт не одна сотня, а то и тысячи солдат! Человек, в чьих руках окажутся жизни и души молодых советских людей! Такое недопустимо!.. Да, часто в действительности, даже здесь, в училище, где «куются политические работники для Советских Вооружённых Сил», приходится сталкиваться с совершенно другими явлениями, нежели нас учат на занятиях по ППР и других дисциплинах… Товарищи коммунисты! – Тимофеев повернулся в сторону офицерского состава, – в ваших руках будущие проводники идей партии в массы! А вы их губите. На чьём примере нам учиться? Где же единство слова и дела, о котором так много говорилось на съезде?.. Это настоящая беда, если вы ошибётесь в воспитании людей! Ошибётесь в человеческой душе. Этого вам никто не простит!

Зал молча слушал, многие оживились, некоторые нервничали. Выступающий начал читать выдержку из материалов 27 съезда партии. Раздались раздражённые выкрики.

– Мы сами можем прочесть! Хватит читать!

– Чего орёте, тихо вы! – заглушили не выдержавших десятки других голосов.

Выступающий замолчал. Некоторое время, словно сожалея о чём-то, смотрел в зал. Потом упёрся взглядом в трибуну… Всё утихло и тогда он, как ни в чём не бывало, продолжал.

– Товарищи коммунисты, набирайте в себя сейчас как можно больше того материала, который вам дают и сверх того. Овладевайте методами работы с людьми…

Стрелки часов медленно, но неуклонно двигались, приближая вечер. И по классу вновь прокатился ропот. Видимо женатые стали волноваться. Им не терпелось скорее всё закончить… Но опять воцарилась тишина. А Тимофеев, наконец, закончив длинную речь, сел. Ротный сконфузился и даже не выступил с контр речью. А так что—то промямлил абстрактное и сдулся.

Тимофеев сидел, в щеках пылал румянец возбуждения. В душе кипело радостное чувство приподнятости: «Да! Я это сделал!» Тимофеев взглянул на часы, достал клочок бумаги, ручку, написал корявым почерком записку: «Прошу отпустить меня с собрания для сдачи наряда». И передал её в президиум. Командир роты молчал, словно сконфузившись, теребил карандаш. Секретарь парт организации приподнялся.

– Товарищи коммунисты! В президиум поступило предложение отпустить коммуниста Тимофеева для сдачи наряда, но мы считаем нецелесообразным его отпускать… Тем не менее, вопрос ставится на голосование…»

Ротный, взводный, старшина и ещё некоторые голосовали «против». Поднимались вверх отдельные руки с лёгкой дрожью рвения, с желанием быть в «одном окопе» с командованием. Но подавляющим большинством голосовали за то, чтобы отпустить. Интересно, что даже такой «номер», когда вопрос «против», вопреки обыкновения, последовал первым, не помог… (ведь обычно первая формулировка, стадной инерцией набирает большее количество голосов).

Тишина. Стук паркета под подковами сапог. На душе легко и светло и немного тревожно за ближайшее собственное будущее после разгромной речи на партсобрании…

Небо покрылось точками звёзд. Морозный воздух остужал голову. Из-за поворота выпорхнула стайка девушек. Откуда их здесь у нас столько? Он поскользнулся и упал под дружный девичий хохот…

Он шагал дальше, хрустя снегом. Над ним висело звёздное небо, светил лунный диск, искрились снежинки вокруг фонарей. А в голове роились мечты,.. мечты, навеянные чувством совершённого смелого поступка, этим зимним великолепием и звонким девичьим смехом за спиной…

В современных «демократических институтах» я даже себе и вообразить не могу, что либо подобное. Поэтому скажу с полной уверенностью, что существовавшая тогда «тоталитарная система», на деле была не столь уж и «тоталитарной», как это сегодня предписывают! Коль подобное выступление могло иметь там место!

 
Для души мечтанья милы.
Искры снега под луной.
Хруст бодрит, вливает силы
Рассыпаясь тишиной.
 
 
И забыты все печали.
Грусть-тоска поражены.
И открыты все нам дали,
И мерцают звёзд огни!
 

Автор В. Земша 1984 г.