Текст книги "Курсантская исповедь"

Патруль

Июль 1986 г.

Новосибирск, ул. Бориса Богаткова.

Курсантский патруль, во главе с сержантом, брёл прогулочным шагом по одной из новосибирских улиц, несущей гордо имя Бориса Богаткова.6464
  Борис Андреевич Богатков – русский советский поэт, герой ВОВ


[Закрыть]

– Тимофеев, Асваров, короче, вы тут пока патрулируйте, а я пока к жене сбегаю, договорились? Прикроете, если что! Ясно?! Договорились? – «комод» обнажил в улыбке неровный ряд «жмущих» друг друга крупных зубов.

Тем не менее, теперь уже в конце третьего курса, это была скорее товарищеская просьба, нежели приказ или распоряжение.

– Ладно! Давай, валяй к своей жёнке! – курсанты-холостяки, чьи «стойкие ряды» уже неудержно начинали таять по мере приближения к курсу выпускному, к «женатикам» относились с пренебрежительным снисхождением, а порой и почти как к предателям их «холостяцкого братства».

– Только вот что: про план не забудьте! Сделаете план, сразу свободны! А-то сами понимаете, никого не словите, потом скажут, что забили мы с вами на службу! – бросил напоследок сержант.

– Всё ясно!

Теперь они брели по улице одни. Парадные брюки, заправленные в блестящие яловые сапоги, белые парадные ремни поверх кителей, фуражки с красными околышами, жёлтые курсантские лычки на погонах с буквами «К» и красными повязками патрульных на рукавах. Жара! Июль! Тополиный пух!

Тимофеев снял фуражку, вытер лоб. Жарко было в разгар лета, да в ПШ кителях!

– А мне понравился АГС6565
  АГС-17. Автомат-гранатомёт станковый «Пламя»


[Закрыть], классная штука!

– Да-а-а! Мне тожа, – подтвердил Юрка, – особенно стрельбы с закрытых позиций.

– Говорят, что атаковать в лоб позицию, где есть эта «машина», дураков не найдётся!

– А то! Это как бы если на тебя высыпали ящик с осколочными гранатами! Даже траву выстригает вокруг как косой.

– Да-а-а! Говорят, в Афгане эта штука себя хорошо проявила!

– Да! На БМП-1 её ещё устанавливают. Жаль только, что мало мы стреляли из неё!

– Жа-а-аль!

– О! А вона, смотри, какая деваха! – Тимофеев толкнул товарища, и они оба проводили взглядами симпатичную девушку в синем ситцевом платье, которая, тут же застеснявшись, опустила глаза и юркнула в почтовое отделение рядом.

– Слушай, Влад! А давай сюда заглянем! На почте – самое рыбное место. Сюда солдаты точно в самоволку бегают! По себе же знаем это! А-а-а?

– Идём! Быстрее выполним план, может время тогда и на девах останется!

– А чё, ты на свою Соньку уже забил? Или ты это,.. на два фронта собираешься?

– Да какие тут «фронта». Тут одна сплошная задница! А что про Соньку, я бы сказал, что это она забила на меня.

– Да, бабы они такие, начёрта им нас ждать, когда другие есть рядом.

– Любила бы, ждала. Значит не любила.

– Скоро отпуск! Разберёшься во всём!

– Разбираться? А чего тут разбираться-то? Всё предельно ясно.

– Не простишь?

– Простить, прощу. А вот поверить уже никогда не смогу! Поверить в любовь, которой не было и нет, не смогу! Так что Соня – это уже всё в прошлом! Сегодня я открыт полностью к новым приключениям!

– Ну и правильно! Кстати, в Новосиб, говорят, лунапарк приехал. Может, сходим!?

– Но это у нас не по маршруту. Нас там самих другой патруль загребёт. Тем более, что мы даже без начпатра! А вообще, я был как то уже в лунапарке. Там везде – чехи! Все аттракционы, чувствуется, рассчитаны на дурачков! Я бы выгнал бы этих чехов!

– А мне нравится!

– А мне нет!

Они зашли внутрь почтового отделения.

– Та-та-та-та-а-ам! – негромко произнёс Асваров. – А вот и «дичь»! Он указал в сторону съёжившегося, при виде патрульных, солдатика в ХБ.

– Товарищ солдат! Ваши документы! – Тимофеев строго смотрел на бойца.

Тот подошёл, потупив взгляд. Совсем молоденький солдатик. Не тот, что из борзых дедов, а как раз совершенно наоборот.

Он смиренно протянул свой военный билет.

– А увольнительная есть? – Тимофеев смотрел с прищуром, наклонив голову набок.

– Не-а, – боец вжал голову в плечи.

– Что здесь забыл, товарищ солдат?

– Телегра-а-мма, товарищи курсанты! – он протянул сложенный листок, – вот, родители на переговоры вызвали.

– А почему без увольнительной? – Юрка взял солдата за рукав.

– Сразу не да-ли. А теперь ротного нет. Некому дать!

Солдат стоял, покорно понурив голову, на глазах едва не блестели слёзы отчаяния.

– Юр, жаль мне его. Ну что такого вот горемычного задерживать будем. Пусть идёт себе с богом, а? – шепнул Тимофеев Асварову.

– Да и я так думаю, пойдём борзых дедов каких отловим, что в самоход за бухлом бегают, да по бабам. Чё мы вообще на почту-то пришли?

– Товарищ солдат, вот ваш военный билет, вы свободны. Мы вас не видели. И без увольнительной больше не ходите. Попадётесь другому патрулю – худо будет! Пóнято?

– Так точно, товарищи курсанты, спасибо! – солдат ожил, засунул в нагрудный карман военный билет, вытер нос и рванул на улицу…

– Да стой ты, у тебя же здесь переговоры, вроде были? – крикнули ему вслед курсанты.

Девушка в синем платье посмотрела на патрульных, улыбнулась и прошла мимо, овеяв обоих волшебным запахом романтизма. Они одновременно проводили её взглядами, словно заворожённые.

– Вот это деваха! Я б её… ух,.. – наконец очнулся Асваров, передёрнув плечами от пронесшихся по его телу мурашек.

– Ты чего это?! В СССР же нет секса!6666
  «В СССР секса нет» – фраза, намеренно сделанная крылатой, после вышедшего в эфир телемоста «Ленинград-Бостон» 17 июля 1986 года. Поводом послужил ответ администратора гостиницы «Ленинград», Людмилы Николаевны Ивановой на вопрос с американской стороны: «…У нас (в США) в телерекламе всё крутится вокруг секса. Есть ли у вас (в СССР) такая телереклама?»
  Ответ был таков: «Ну, секса у нас… секса у нас нет, и мы категорически против этого!.. У нас есть любовь. Раздались смешки, заглушившие последнюю фразу. – Секс у нас есть, у нас нет рекламы! – последовало дополнение. Однако, последнее утонуло в буре насмешек. И их постарались выбросить из контекста. В обиход же вошла искажённая часть фразы: «В СССР секса нет»


[Закрыть] – усмехнулся Тимофеев.

– Для кого нет, я для кого очень даже и есть! – Юрка многозначительно поднял вверх палец и облизнулся.

День подходил к концу. За весь день так никого не записали.

– Ну и чё вы, никого не задержали? – удивлялся вернувшийся «замóк», выполнявший роль «начпатра».

– Жалко было. Явных нарушений, издевательств над формой или спиртных напитков не было. А застанешь солдатика, несчастного на почте, когда он телеграмму домой отправляет или на переговорах, так махнёшь рукой, даже бедного успокоить охота, что б от страха не обделался.

– Короче, в добреньких играли? – укоризненно покачал головой сержант-«начпатр».

– Ну, типа того.

– И, надо сказать, получили максимум удовольствия от этого!..

– Максимум удовольствия вы получите, когда нас комендант за ваше безделье вздрючит!

– За наше? Тогда уж за наше с тобой безделье!

– Чё-ё-ё вы тут гоните мне, комсомольцы? – сержант недовольно скривился.

– А чё слышал!

– Сам ты комсомолец! Мы-то хоть по маршруту ходили, в отличие от некоторых…

Курсантский отпуск

…Нагадала она мне любовь

Встретить в следующем отпуске вновь,

Но опять между мной и тобой

БТТ стоит крепкой стеной.

Не видать мне любимой теперь,

Папу с мамой забуду, поверь,

Если в сессию эту опять

БТТ6767
  БТТ – бронетанковая техника


[Закрыть] не смогу пересдать..!

Курсантский фольклор.

Август 1986 г. Новосибирское ВВПОУ.

Светило ярко сибирское солнце. Чумазые курсанты, пригретые им, лежали на поляне. Один полусидя курил. Остальные почти безмятежно спали, расстегнув «сбруи» снаряжения, ослабив ремни, дабы не стягивать больше своё дыхание, а дышать полной грудью тёплым летним воздухом. Казалось, весь их внутренний мир был наполнен только двумя вещами: девушками и войной. И то, и другое было где-то там, далеко, но существовало совершенно реально. Они чувствовали неосязаемую близость их дыханий. Сейчас они лишь готовились к неминуемой встрече с ними. Трепетно и волнительно. Рано или поздно. Поздно или рано. Это лишь вопрос времени….

– Отпуск уже скоро! – Шаталов мечтательно надвинул пилотку на глаза.

Очевидно, встреча с девушками им предстояла гораздо раньше. Ибо ещё не пришло время для войны. Не сейчас. Слава богу, ещё слишком рано!

Очередной курсантский отпуск! Нет равной ему цены! Когда смотришь сквозь забор училищного ограждения на горящие домашним теплом окна в гражданском доме напротив, полный тоски и зависти к тем людям, что находятся там, по «ту» сторону забора. Когда мечтаешь о том мгновении, когда и ты переступишь порог КПП и, наконец вдохнёшь в себя глоток свободы! Когда снова увидишь свой далёкий дом, своих близких. Когда ждёшь и считаешь каждый миг, приближающий тебя к этому заветному мгновению. Сколько ещё осталось съесть масла, сколько полевых занятий и так далее, например, «до отпуска осталось: 10 бань, 59 шайб масла, 560 кусков сахара, 20 кинофильмов, 12 полевых выходов и всего 79 дней!..»

И вот он, долгожданный август! После долгих ожиданий того счастливого момента. Момента, когда прозвучит твоя фамилия не в списке «лиц очередного суточного наряда», а в списке очередной партии курсантов, убывающих в отпуск! Момент, которому нет равной цены! Момент, которому завидовали, остающиеся в расположении курсанты, загруженные «отпускными аккордами»6868
  работами, по окончании которых получат отпуск


[Закрыть] и пересдачами «неудов», в ожидании своей «птицы счастья». Курсант Тимофеев, наконец-то услышал и свою фамилию! Что ж, каждому свой час… Каждому свой час!..

И вот наконец – позади училище и «Академ», автобус прибыл в переполненный людьми аэропорт «Толмачёво». Впереди дни, в течение которых ему казалось, он должен совершить всё, что не успел за все эти долгие месяцы изоляции, перед тем, как снова окажется за училищным забором. Недаром курсантский отпуск, в шутку называли: «10 суток, которые потрясли весь мир»!

Аэропорт. Здесь было немало военных, особенно курсантов. Тимофеев сразу же напоролся на патруль «Рэксов»6969
  «Рэксы» – курсанты училища внутренних войск


[Закрыть] в малиновых пагонах Майор – «рэксовский» начпатр пристально посмотрел на «краснопогонника» – на Тимофеева, как акула обычно смотрит на тунца… У того душа ушла в пятки, ибо цепляли патрули обоих училищ курсантов из «враждебного лагеря» со спортивным энтузиазмом, даже, как шутили, за «неглаженые шнурки»…

Фу-у-у, пронесло! Патруль неожиданно переключил своё интерес на какого-то солдата-дембеля, выряженного явно по неуставному, явно по-клоунски, с применением бархата, жести, белых шнурков и тому подобного… Патрульные помчались ловить этого залётного «гусара»…

 
…Там каждый день занятья шли, Гудели коридоры,
И жили словно короли
Курсанты-мушкетеры.
Но той же самою порой
(Чего им не хватало?)
На горке жили над рекой
Гвардейцы кардинала.
И каждый год по кабакам, Как будто в дикой своре,
Гвардейским в лапы патрулям
Влетали мушкетеры.
А заступив в патруль сполна, Обидчикам платили.
Не скажем, что была война
Но шла вражда меж ними….
 

Творчество курсанта НВВПОУ

Сергея Пиккарайнена. «Три мушкетёра»

(Для справки: в Новосибирске было 2 военных училища: военно-политическое и внутренних войск. Как водится, курсанты этих училищ враждовали между собой.)

А Тимофеев кинулся к длинным очередям у воинских касс, где давились военнослужащие всех родов и сортов… Шансы улететь сегодня оказались нулевые и курсант пошёл внутрь административного помещения, искать начальника аэропорта, смены или чего-нибудь там ещё…

И вот, билеты в кармане. Теперь – долгие ожидания своего рейса. Новые знакомства с такими же «братьями по счастью». Буфеты с любимыми им с детства холодной варёной курицей, яйцами, коржиками и молоком. Лавирование между патрулями, сладкий сидячий сон «юного отпускника» и так далее…

Наконец, самолёт приземлился. Пригашен свет. Волнение, предвкушение скорого выхода на родную землю родного города! Люди отстегнули привязные ремни, копошатся, доставая вещи с багажных отсеков. В салоне играет музыка. Поёт Алла Пугачёва.

 
…Лети-лети за облака
Меня с собой зови-зови
Но не забудь, что нить тонка
Не оборви, не оборви…
 
 
Мы на бумажного змея похожи немного
В жизни большой над землей помогая парить
Тянется, тянется к нам от родного порога
Детства и юности наших незримая нить
 
 
Нам эта ниточка всем нужна словно воздух
В радостный час или в час, когда нелегко
Помни о тех, кто нас ждет, о тех, кто нас создал
Кто научил нас летать высоко—высоко
 
 
Лети-лети за облака
Меня с собой зови-зови
Но не забудь, что нить тонка
Не оборви, не оборви…
 

Слова и текст песни Дмитрия Маликова «Бумажный змей»

И вот он – Хабаровск! Мокрый асфальт, вымытый, как водится по утрам. Тимофеев шагал по родному городу, где, как ему казалось, каждое дерево, каждый дом ему радуется. Ну уж, он-то рад всем и вся, это уж точно. Он гордо шёл к автобусной остановке.

«Вот обрадуются родители, – думал он, – вот будет им сюрприз»!

Тимофеев вышел из автобуса раньше – уж очень хотелось гордо пронести свои пагоны по родным с детства улицам…

Серышева,.. Амурский бульвар,.. Карла-Маркса,.. Центральный Универмаг,.. любимое кафе на углу, где Владислав так любил с детства покупать молочный коктейль,.. улица Истомина… Родная улица Истомина!.. И вот он – родной дом номер 44! Родной двор! Приземистый вид бомбоубежища правее, вокруг которого они мальчишками когда-то рвали карбид, да отливали в ложках свинцовые грузила для рыбалки! Знакомые с детства трещины на двери подъезда! Особый запах вымытой лестничной клетки, жаренной кем-то картошки с укропом, соседских котиков и беззаботных, канувших в небытие дней детства!

Владислав постучался в дверь… Буквально ошарашенные радостным событием, родители суетились. Мама что-то щебетала, спрашивала, прижимала сына к себе…

«Мама, какая ты маленькая! Какая родная!» – подумал он. Улыбающийся отец радостно расставил руки в стороны, чтобы крепко обнять сына… На глазах обоих родителей блестели слёзы радости…

На другой день Тимофеев отправился в военную комендатуру города Хабаровска, дабы зарегистрироваться по факту своего прибытия. Таковы есть правила для каждого военного человека, согласно которым, не дай бог случись что, каждый немедля встанет в строй по месту своего временного пребывания…

Страшновато. Это от того, что комендатура и есть то самое «исчадье ада», откуда и курсируют патрули, пополняя местную гауптвахту нарушителями. Опасаясь оказаться, вместо отпуска, в рядах последних, Тимофеев вытащил из пагон зелёные (сделанные из картонных футляров от гранатомётных «выстрелов») вставки, опасаясь только за нарукавные нашивки, утолщенные слегка по принципу «папье-маше», да слегка расклешённый, согласно моде, и противореча Уставу, низ брюк…

Ух,.. пронесло! И вот комендатура позади! Тимофеев браво козырнул прошедшему мимо начальнику патруля, и бодро, радостно зашагал навстречу своей отпускной судьбе, упиваясь каждым мгновением осязания милых тёплых улиц родного города, его запахом и чувством свободы!

Он долго шёл через весь город, в упоении. Так, куда глаза глядят. Ему хотелось пройти по всем местам, которые напоминали ему канувшие в небытие дни детства и юности! Такие родные места, переполняющие душу лавиной воспоминаний и ассоциаций, заставляющих сердце усиленно биться. Вот эта улица Дикопольцева, где они когда то жили, вот этот «газгольдер», возле подъезда, на котором было девчонками начертана дразнилка на его имя, вот этот дом, где жила «девочка его сердца», во времена начальной школы… Вот этот мощный тополь во дворе, вокруг которого они, детьми, играли в «фанты»…

Десяток лет назад:

– А этому фанту что сделать? – спросил Васька, сжав фант Влада.

– А этому – поцеловать Таньку! – заржала Машка, сидевшая спиной.

Влад смущённо смотрел на Таню, не решаясь на такой шаг. Зажмурился…

И тут он почувствовал прикосновение холодных Таниных губ.

Все засмеялись, ибо знали объект тайных воздыханий приятеля…

Тимофеев усмехнулся: «А, была не была!». Он поднялся по ступенькам подъезда. Подошёл к «той самой» двери. Тук-тук-тук,.. – аккуратно, всё ещё сомневаясь, постучал он. Дверь открылась.

– Чё надо? – молодая женщина, со следами усталости от жизни под глазами, так не соответствующими её юному возрасту, зло зыркнула на него.

– Привет! Вы – Татьяна?

– Надоели! Убирайся отсюда! – она захлопнула перед его носом дверь…

Тимофеев лишь пожал плечами в недоумении.

Что ж, бывает и так!.. Что это было?

 
И сердце пламенем объято
Минули дни тех давних пор…
Всю жизнь я помнить буду свято
Огня и льда кипучий спор…
 
 
Я помню многое на свете:
И упоение любви,
И сладость счастья на рассвете,
И боль несбывшейся мечты…
 

В. Земша 1986 г.

Он обошёл дворик своего детства. Вот та самая огромная вонючая болотистая лужа-озеро, полная головастиков, по которой они мальчишками плавали, во время разливов на самодельных плотах. На месте стройки, любимой ими для игр в войнушку, стояла новая многоэтажка. Вот деревья, с которых они, будучи мальчишками, обдирали и поедали сочные семена, называя их «заячьей капустой», плотно облепливавшей ветви своими зелёными кругляшками. Вот черёмуха, богатая вяжущими рот ягодами, от которой их рты были вечно чёрными. Вот жестяные гаражи, по крышам которых они прыгали. Вот тот забор, за которым он впервые попробовал запретный плод – сигареты, не вызвавший у него ничего, кроме тошноты и страха перед разоблачением в совершении этого запретного деяния. Вот та самая детская площадка, принадлежавшая здешнему детсаду, куда они часто забирались, когда та пустовала, перелезая через забор или «вертушку» на входе. Вот места – где прошла большая часть его детства.

Тут появилась средняя детсадовская группа с молоденькой воспитательницей. Дети, увидев курсанта, сразу его обступили. Начали щупать, трогать. Угадывать, кто он такой. Притащили какую-то пульку. Девочка, наверное, будущий доктор, обнаружила на его руке «вавку». Пацаны, получив согласие на приглашение поиграть в футбол, заорали «ура»! И помчались за мячом… Воспитательница лишь улыбалась.

– Извините, они у нас такие взбалмошные. Вы, наверное, спешите. Да вы не обращайте на них внимание. Хотя, если сыграете с мальчишками, они будут, конечно, счастливы!

Куда тут денешься! Владислав усмехнулся.

– Да не волнуйтесь так. У меня есть время!..

Наконец, оставив в прошлом детвору и дворик его детства, он, пройдя через весь «Амурский бульвар», вышел, наконец, к Амуру, к «Ласточкину гнезду». Но ему предстал разочаровавший его вид реконструкции этого, одного из самых его любимых мест! Вздыбленный асфальт. Горы песка и щебня. Раскатанная дорога, соединившая теперь «Ласточкино гнездо» с пляжем. Красиво, вероятно, будет после всего! Но так грустно от того, что навсегда, вместе с тем, ушел в небытие какой-то кусочек прошлого, который теперь уже никогда не вернёшь! Сам факт этой фатальности навевал какую-то необъяснимую щемящую тоску. Вот тот самый фонарный столб, который некогда освещал его первые шаги влюблённости! Теперь он валялся, вырванный из земли. Что ж, эти наши рутинные дни, которые ничего не стоят, бегут один за другим. Кто их ценит? Но, вместе с тем, вместе с ними, с каждым мигом, убегает в прошлое всё, что только что было «настоящим». Всё то, что мы любили и чем дорожили. Утекает в небытие наше настоящее! Мы и сами становимся частью уходящего! Но кто об этом задумывается? Создавая новое, ремонтируя, строя, мы убиваем наше прошлое, искажаем до неузнаваемости действительность, чтобы спустя годы, с щемящей ностальгией, иногда оглядываться назад, ища и не находя своего прошлого. Так, лишь на короткий миг, чтобы затем снова неумолимо и прагматично рвануть в грядущее, не помнящее ни нас, ни ценностей нашей юности…

И вот, под конец отпуска – традиционная встреча выпускников в школе №35, что возле речного пароходства, шла к завершению. Вчерашние школьники разбредались по рядом расположенному городскому парку… Владислав весь вечер демонстрировал разбитную весёлость, не игнорируя и Соню, но неожиданно для всех, демонстрировал полное безразличие к бывшему объекту своего обожания… Она кидала на него ищущие, вопросительно-недоумённые взгляды, но натыкалась каждый раз на спокойное весёлое равнодушие…

– Проводи меня, – предложила Соня.

– Ну, пожалуйста, – Тимофеев галантно согласился.

– Пойдём к ласточкину гнезду? – предложила было Соня.

– Но это не в сторону твоего дома, – удивился курсант, – да и раскопано там теперь.

– Хорошо! Идём к дому!

Они вышли из парка, спустились к Уссурийскому бульвару.

– Пойдём пешком, ладно? – Соня посмотрела в глаза Владиславу.

– Хорошо! – ответил тот невозмутимо.

Его взгляд упал на обрубленное дерево, метр высотой.

«Надо же! Всё ещё растёт! Потолстело только как-то!» – он узнал то самое дерево, на которое в его детстве запрыгнул его котёнок, убегая от внезапно выскочившей овчарки, за которой мчалась девочка-хозяйка, не в силах обуздать своего домашнего любимца, обезумевшего при виде кота…

(Тогда он, одиннадцатилетний пацан, видя, что огромная собака вот-вот схватит его питомца. Схватил его сам и помчался что есть мочи, убегая от преследовавшего их взбешённого пса. Спасибо ногам! Унесли! Пёс выдохся раньше! Девочка бежала где-то далеко позади. И только тогда Тимофеев почувствовал, что один палец его буквально испещрён дырами от острых котиковых зубов. Вся трагикомичность ситуации состояла в том, что котёнка Тимофеев посадил себе на плечо, мордой назад. Таким образом, кот с ужасом наблюдал всю дикую картину псиного преследования, округляя от цепенящего ужаса свои вочи и кусая, что не попадя,.. то есть палец своего утикающего хозяина.)

– Соня, ты помнишь, как твой пёс едва не порвал меня здесь с котом? – Тимофеев посмотрел на Соню.

– Это было ужасно! Я так испугалась! Ума не приложу, как тебе удалось убежать!

– Да! Уж! Я сам не пойму как! Видно от страха! – он усмехнулся.

Они шли молча. Соня то и дело бросала на него взгляды, словно ожидая чего-то.

«Не дождёшься», – думал про себя Тимофеев, не желая прощать почти год полного безразличия к себе. Но всё же что-то его удерживало рядом. Может, просто он упивался гадким чувством мести, восстанавливающего «статус-кво» его эго?! А может, ещё не всё остыло в его обожжённом сердце?..

– Мы пришли! – Тимофеев взмахнул руками.

– Присядем? – Соня кивнула на лавку под пышной акацией у подъезда.

– Давай! – согласился Тимофеев, сам не зная зачем.

Они сидели. Смотрели на далёкие точки звёзд.

– Краси-и-во! – Соня опустила свою голову ему на плечо.

– Ага, – Владислав машинально приобнял её за плечи.

Она прильнула, и рука курсанта начала медленно сползать всё ниже и ниже, всё более разжигая внезапно завладевающее им…

Вдруг девушка подняла голову.

– Давай поговорим начистоту?

Эта внезапная фраза прошибла его словно током. Словно опустила с облаков на землю, вернув к реалии. Он приподнялся.

– Поговорить? Начистоту? О чё-ём? Давай лучше расходиться. Уже поздно. Иди уж домой!

– Не пойду! Хочешь – ты и иди. А я останусь сидеть здесь! – Соня надула губы.

Он встал, покрутился, почесал затылок, наклонился к удивлённой девушке, неожиданно для неё поднял на руки и пошёл к подъеду. В её глазах засиял, было, весёлый огонёк надежды…

Поднявшись на четвёртый этаж, он поставил Соню возле двери квартиры, поцеловал в щёку.

– Прощай!

Соня, полная недоумения смотрела ему разочарованно вслед.

 
Забудь меня, тебя я разлюбил.
Меня уж больше не терзают страсти
Твой облик, милая, давно уж я забыл.
Я у других страстей теперь во власти.
 
 
Убила ты сама любовь мою,
Холодным льдом обдав после разлуки.
Боюсь непостоянность я твою,
Боюсь, любить ты будешь ради скуки.
 
 
По глупости, по слепоте своей,
Иль по чужому злому наговору,
Отвергла ты огонь души моей.
Теперь тебе страданья будут впору!
 

В. Земша 1985 г.