Текст книги "История Германии в ХХ веке. Том II"

Дебаты о причинах национал-социализма и вытекающих из них последствиях для будущего также велись, более практически ориентированные и трезво сформулированные, в Парламентском совете, которому предстояло создать конституцию, которая почти во всех пунктах должна была пониматься как следствие катастрофы нацизма и войны.

С передачей «Франкфуртских документов» премьер-министрам Западной Германии оперативное осуществление создания западногерманского государства перешло в руки Германии. Три военных губернатора указали лишь несколько важных краеугольных камней: создаваемая конституция должна была носить федеративный характер, предусматривать центральную власть, обеспечивать индивидуальные свободы и легитимироваться референдумом; границы земель также должны были быть пересмотрены. Наконец, военные губернаторы объявили о принятии Оккупационного статута, который определил бы постоянные прерогативы оккупационных властей.

Это предложение западных союзников было воспринято западногерманскими политиками как палка о двух концах. С одной стороны, перспектива восстановления немецкой государственности, хотя бы частичной независимости, политической стабильности и экономического прогресса была заманчивой. Однако, с другой стороны, разделение Германии на западную и восточную части несомненно означало тяжелое бремя для членов Парламентского совета, большинство из которых были социализированы в национальной традиции. Социал-демократы, в частности, наиболее активно выступали против предложенной союзниками концепции по разделению страны. С другой стороны, буржуазные представители, особенно в «Союзе», в существующих обстоятельствах рассматривали быстрое присоединение нового государства к западному миру как приемлемое решение, поскольку варианты нейтралитета объединенной Германии казались им сомнительными в свете советской политики экспансии6767
  Die Frankfurter Richtlinien der Militärgouverneure der USA, Großbritanniens und Frankreichs an die Ministerpräsidenten der westlichen Besatzungszonen von 1. Juli 1948 // Michaelis/Schraepler (Hg.), Ursachen und Folgen. Bd. 26, Dok. 3782 a. S. 148–151.


[Закрыть].

Но общим было понимание того, что создаваемое западное государство должно быть временным и что разделение не должно быть закреплено им. Даже термины «Основной закон» вместо «Конституция» и «Парламентский совет» вместо «Конституционное собрание» или «Национальное собрание», на которых настояла немецкая сторона в переговорах с военными губернаторами, указывали на то, что вновь создаваемое западногерманское государство имеет лишь временный статус. Курт Шумахер, в частности, подчеркнул, что решение о создании западного государства было принято исключительно западными союзниками, которые, следовательно, несут за него единоличную ответственность. Если лидер СДПГ имел в виду недостаточную легитимность Парламентского совета, то он, несомненно, был прав, поскольку это конституционное собрание, впервые заседавшее в Бонне 1 сентября вдали от очагов холодной войны, было зависимо от одобрения оккупационных властей и не избиралось напрямую в ходе народного голосования. Поэтому неудивительно, что обсуждения, которые в итоге привели к принятию Основного закона ФРГ 8 мая 1949 года, не привлекли большого внимания общественности – 73 процента опрошенных не проявили никакого или лишь умеренный интерес к Боннским переговорам, и только 21 процент был «очень заинтересован». В то же время 70 процентов высказались за создание западного государства. Большинство западных немцев соглашались с начавшимся развитием и не видели ему реальной альтернативы, но не придавали ему большого значения6868
  Noelle-Neumann, Jahrbuch der öffentlichen Meinung, 1956. S. 157; вторая цифра дана по Kielmannsegg, Nach der Katastrophe. S. 62.


[Закрыть].

В проекте конституции Парламентского совета была зафиксирована некая сумма различных мнений о причинах неудачи Веймарской республики. В предваряющем текст конституции перечне основных прав подчеркивалась исключительная важность верховенства закона с учетом опыта произвола в годы диктатуры и защиты личности и меньшинств от неограниченной власти большинства. В то же время конституция дала в руки нового государства действенные инструменты против врагов демократии – отказ от веймарского ценностного релятивизма, который позволил нацистам, а также коммунистам подрывать демократию под издевательские насмешки противников республики, таких как Карл Шмитт. Партиям было предоставлено четкое право на совместное участие в формировании политической воли народа – это был ответ на широко распространенную критику партий и плюрализма в первой республике – и они были привержены демократической конституции. Понятие «антиконституционный» должно было сыграть важную роль в первых запретах партий в начале 1950‑х годов. Неудачный опыт Веймарской республики позволил укрепить позиции парламента и канцлера, а президент должен был лишь выполнять представительские функции и больше не оказывать прямого влияния на формирование правительства и роспуск парламента, как это делал Гинденбург в былые времена6969
  Schmitt, Hüter der Verfassung; Ullrich, Weimar-Komplex. S. 175 ff.; Winkler, Der lange Weg. Bd. 2. S. 133 f.; van Laak, Gespräche. S. 160 f.


[Закрыть]. За соблюдение положений Основного закона отвечал Федеральный конституционный суд, который начал свою работу в 1951 году и был чем-то новым в сфере конституционного права: он рассматривал деятельность государственных органов на предмет их соответствия конституции.

Сомнения в демократической надежности немцев, которые были особенно распространены как среди либералов, так и среди консерваторов, отразились в сильном акценте на представительной демократии и полном отказе от референдумов. В итоге даже Основной закон был утвержден не в ходе всенародного голосования, а только земельными ландтагами. Скептическое отношение политической элиты к собственному народу было очевидно и на десятилетия стало одним из (чаще всего негласных) основных принципов немецких политиков, буржуазных даже больше, чем социал-демократов7070
  Feldkamp, Der Parlamentarische Rat; Bommarius, Das Grundgesetz.


[Закрыть].

Удивительно, но серьезных дебатов по социально-экономическим положениям конституции не было. Здесь социал-демократы предпочитали политически и идеологически нейтральные формулировки, которые позволили бы им реализовать на практике собственную экономическую политику после – уверенно ожидаемой – победы на первых выборах в бундестаг. Самым большим предметом разногласий были скорее отношения между центральной и федеральными властями. В то время как социал-демократы рассматривали сильное центральное правительство как необходимое условие для функционирования государственной системы, либералы и, в частности, часть ХДС/ХСС весьма положительно относились к федерализму, которому отдавали предпочтение союзники. В конце концов, после острых споров с военными губернаторами, был достигнут компромисс между центральными функциями федерального правительства и полномочиями земель, в результате которого возобладала концепция бундесрата как представительства земель – против таких концепций, которые в партийно-критической, частично додемократической традиции предусматривали вторую палату парламента как собрание внепартийных деятелей.

Принятие проекта Основного закона было противопоставлено двум положениям союзников, которые ограничивали независимость нового государства. В Оккупационном статуте военные губернаторы определили свои права оговорки, которые касались внешней политики, внешней торговли и возможных изменений в Основном законе. «Рурский статут» предусматривал, что Рурская область, как двигатель европейского промышленного ландшафта, в будущем будет контролироваться международным надзорным органом. Таким образом, была найдена формула, которая учитывала как интересы безопасности Франции, так и восстановление экономики Рурской области. Международный контроль над Рурским бассейном изначально выглядел как дальнейшее ущемление суверенитета Германии, и это действительно было так. В ходе переговоров, однако, выяснилось, что компании угольной и сталелитейной промышленности на территории между западной Германией, северной Францией и странами Бенилюкса еще до 1939 года, а также во время войны создали множество совместных предприятий, которые теперь можно развивать в изменившихся политических условиях – без необходимости как-то специально это оговаривать. В дополнение к сотрудничеству, навязанному американцами в рамках помощи по «Плану Маршалла», «Рурский статут», таким образом, заложил первые основы институционализированного сотрудничества между западноевропейскими экономиками7171
  Lüidem, Das Ruhrkontrollsystem.


[Закрыть].

ФРГ была порождением холодной войны; без нее она никогда бы не появилась на свет. Западные немцы были во многом лишены возможности принимать основополагающие решения о будущем политическом и экономическом устройстве. Не было ни революции, ни гражданской войны, как после 1918–1919 годов. Не было ни радикального левого массового движения, выступающего против новой республики, ни жаждущей власти военной касты, обдумывающей планы переворота. Внутриполитический конфликт между левыми и правыми, который так долго сотрясал Германию после Первой мировой войны, после 1945 года переместился вовне в виде противостояния между коммунистическим и либерально-капиталистическим лагерем в холодной войне и распространился на весь мир. Результатом стал раздел Германии, но в то же время и решение в пользу западной демократии и капитализма, которое было продиктовано извне и которое немцам оставалось только принять. Учитывая эскалацию мировой политики, это казалось лучшим решением на данный момент, хотя никогда еще германское государство не создавалось с такой сдержанной убедительностью и уверенностью в будущем, как в этот раз. По крайней мере, это было связано с надеждой на экономическую стабилизацию и военную защиту со стороны американцев. Но образование западной части государства, отмеченной катастрофой нацистской эпохи и лишениями послевоенных лет, не находилось, подобно Германской республике 1919 года, под давлением чрезмерных, нереализуемых ожиданий. Это было преимуществом.

Даже в большей степени, чем первое, второе основание государства изначально было временной мерой. Переход от сотрудничества к конфронтации между двумя сверхдержавами в послевоенный период был метко назван «реактивной механикой» (Вильфрид Лот). Имеется в виду, что после того, как между ними возникло определенное недоверие, отныне каждое действие другого интерпретировалось как угроза, за которой должна была последовать соответствующая резкая реакция другой стороны. Нет сомнений в том, что Советский Союз рассматривал создание Бизонии 1 января 1947 года как такую угрозу. Конфликт с США, хотя бы с учетом уничтоженной экономики на значительной части их страны, конечно, изначально не отвечал их интересам. Скорее, их политика в отношении Германии была направлена на обеспечение военной безопасности по отношению к Германии и Западу, а также на выплату репараций. Однако по меньшей мере она была направлена на создание нейтральной Германии, не враждебной Советскому Союзу. Однако на самом деле внешняя политика Советского Союза, особенно его стратегия экспансии в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, внесла решающий вклад в ухудшение отношений с западными союзниками. Надежда Советского Союза на превращение объединенной Германии в буферное государство в согласии с западными державами тем не менее сохранялась до лета 1949 года и даже позже. Однако попытка создать в восточной зоне с помощью досрочных выборов, допуска партий и центрального управления систему, которая послужила бы образцом для всей Германии, была явно ошибочной. Ввиду демонтажа промышленного оборудования, незаконных арестов, подавления политических противников, насильственного объединения в СЕПГ, условий содержания в специальных лагерях и, наконец, блокады Берлина, убежденность в том, что большинство немцев примут господство социализма, была выражением желаемого, далеким от реальности7272
  Loth, Die Teilung der Welt. S. 118; Stöver, Der Kalte Krieg. S. 89–144.


[Закрыть].

Стратегия Сталина была направлена на то, чтобы сохранить германский вопрос открытым или, по крайней мере, не допустить попадания Германии в руки западных союзников. С созданием Бизонии и американской политикой сдерживания эта стратегия потерпела неудачу. В результате Советский Союз, со своей стороны, укрепил сплоченность в своей сфере влияния. После разрыва Сталина с Тито в 1948 году особые национальные пути к социализму больше не допускались. Отныне целью было представить советскую сторону как единый «блок» и организовать все режимы жестко по образцу Советского Союза. Особенно это коснулось СОЗ, которая теперь быстро расширялась СВАГ и превратилась в оплот против Запада.

СЕПГ также ужесточила свою политику. Она начала снимать свою буржуазно-демократическую личину и открыто провозглашать «диктатуру рабочего класса». Чтобы сломить влияние ХДС и ЛДПГ, которые еще не полностью адаптировались, сверху были созданы еще две партии («национальная» и крестьянская), укомплектованные ведущими кадрами из СЕПГ. Кроме того, официально не относящиеся ни к одной из партий «массовые организации» на самом деле не были независимыми. Это касалось Союза свободной немецкой молодежи (FDJ), Объединения свободных немецких профсоюзов, Культурного союза, Демократического женского союза и других объединений – они были приведены в соответствие с линией партии и отныне выполняли роль связующего звена СЕПГ7373
  О нижеследующем см.: Weber, Geschichte der DDR. S. 47–185; Staritz, Gründung der DDR. S. 147–188.


[Закрыть].

Летом 1948 года СЕПГ насчитывала около 1,8 миллиона членов, треть из которых пришли из старой СДПГ. Принцип равного представительства членов СДПГ и КПГ на руководящих постах, установленный при создании партии, теперь был отменен, доля социал-демократов в партийном руководстве быстро сокращалась, а преобладание коммунистов вскоре стало подавляющим. Многие разочарованные кадры СДПГ покинули СОЗ и уехали на Запад. Лозунг «партии нового типа», которой должна была стать СЕПГ, означал, по сути, сталинизацию партии. Любой, кто противоречил этому курсу, обвинялся в «антисоветской агитации» и должен был рассчитывать на исключение из партии и увольнение с государственной службы, а во многих случаях и на заключение в специальный лагерь. Не позднее января 1949 года этот процесс был завершен, и были созданы все условия для установления коммунистической диктатуры по образцу Советского Союза.

Начиная с лета 1948 года руководство СВАГ и СЕПГ повторяли все шаги по созданию западногерманского государства аналогичным образом, с небольшим временным отставанием. В качестве реакции на создание западногерманского Совета по экономике на Востоке была создана Немецкая экономическая комиссия. Вскоре после этого, параллельно с Парламентским советом, Немецкому народному совету было поручено разработать конституцию. Когда в мае 1949 года в Бонне был принят Основной закон, в Берлине был созван третий немецкий Народный конгресс, который представлял народ. Он был избран заранее по блоковой системе, поэтому распределение мест между партиями и массовыми организациями было уже фиксированным: две трети мест получила СЕПГ, еще десять процентов – зависимые от нее группы, и 22,5 процента – ХДС и ЛДПГ. Голосование также было связано с вопросом «Хотите ли вы единства Германии и справедливого мира?». По этому вопросу, как и по всему списку, можно было проголосовать только «да» или «нет»; воздержавшиеся засчитывались как голоса «за». С этим согласились 61,5 процента избирателей, в Восточном Берлине – 51,6 процента. После этого руководство СЕПГ никогда больше не принимало такие высокие показатели отказов.

Несмотря на такое развитие событий, советское правительство по-прежнему скептически или, по крайней мере, нерешительно относилось к созданию отдельного государства, на чем настаивало руководство СЕПГ. Для них объединенная, но нейтральная Германия по-прежнему казалась более отвечающей их собственным интересам, чем разделенная страна, две трети которой принадлежали Западу. Пока существовала эта надежда, подготовка к основанию государства продвигалась лишь вполсилы. С одной стороны, СВАГ углубила разделение между восточными и западными оккупированными территориями, границу между которыми уже практически невозможно было пересечь. С другой стороны, она продолжала громко постулировать единство Германии. Этот противоречивый и непоследовательный курс Сталина определил предысторию и раннюю историю ГДР до 1955 года.

Еще в декабре 1948 года Сталин советовал немецким товарищам «маскироваться» и проводить «осторожную политику». Только после образования ФРГ руководство СЕПГ получило зеленый свет на создание собственного государства. После этого, 7 октября 1949 года, Немецкий народный совет провозгласил себя в Берлине Временной народной палатой и принял уже разработанную конституцию. Она была во многом ориентирована на конституцию Веймарской республики, с той лишь разницей, что парламент был назван «высшим органом республики», а классическое разделение властей было отменено. Это также означало отсутствие независимой судебной системы. В остальном новое правительство имело демократический вид. С Вильгельмом Пиком, который был одним из основателей КПГ, в качестве президента и социал-демократом Отто Гротеволем в качестве премьер-министра паритет двух рабочих партий, казалось, был установлен, а в кабинете Гротеволя буржуазные политики даже имели перевес. Однако на самом деле буржуазно-демократические институты были не более чем видимостью. Определяющей фигурой в политике новой Германской Демократической Республики стал генеральный секретарь СЕПГ Вальтер Ульбрихт, который отличался прежде всего тем, что пользовался полным доверием Сталина. Ульбрихт, родившийся в 1893 году, состоял в КПГ с 1920 года и был членом Центрального комитета партии с 1929 года. В 1933 году он эмигрировал, сначала в Париж, затем в Москву, откуда в 1945 году был послан КПСС в Германию вместе с членами «группы Ульбрихта». Здесь он руководил созданием Коммунистической партии и ее объединением с СДПГ. Ульбрихт был прежде всего верным товарищем ВКП(б) и верно следовал за ней – до Сталина, при нем и после него. До 1960‑х годов от него не известно ни одной самостоятельной идеи или концепции. Но именно в этом и заключалась ценность надежного коммуниста: в том, что он следовал линии партии7474
  Frank, Walter Ulbricht.


[Закрыть].

Появление двух немецких государств в конце послевоенных лет отнюдь не было неизбежным событием. Державы-победители не только не предполагали, что это произойдет, но это во многом не соответствовало их интересам. Для западных держав разделение первоначально было временным выходом из экономических трудностей послевоенного периода. Для Советского Союза это означало временный конец его надежд на получение доступа к экономическим ресурсам западных зон. Но по мере усиления противоречий внутри бывшей антигитлеровской коалиции и начала холодной войны такие краткосрочные интересы отошли на второй план, уступив место более долгосрочным стратегическим целям. Первоначальные главные цели по отношению к побежденной Германии теперь играли второстепенную роль перед лицом нового противостояния. Территориальная реорганизация разрушенной Европы происходила не на всемирной мирной конференции, как в 1919 году, а как постепенное разграничение сфер влияния враждующих великих держав. Теперь основное внимание уделялось расширению и стабилизации собственных сфер власти. Это привело к смещению традиционных связей. Такие страны, как Чехословакия или Польша, которые в культурном и политическом отношении считались частью Запада, теперь принадлежали Востоку. Германия, Австрия и Италия, с другой стороны, главные державы Оси, теперь были частью Запада.

Однако эти два блока не только противостояли друг другу как две империи, доминирующие в мире, как это было в случае с Францией и Великобританией в начале XIX века, но и соперничали между собой за две концепции современного мирового порядка. Хотя это противостояние зарождалось еще с 1917 года в политическом противоречии между коммунистическим Советским Союзом и капиталистическим Западом, только сейчас оно приобрело глобальные масштабы, которые определяли международные отношения на протяжении сорока лет. В Германии политические и культурные споры о правильном устройстве общества в индустриальную эпоху, которые держали людей в напряжении с начала века, в определенной степени трансформировались в глобальный властно-политический антагонизм после полного поражения и масштабной делегитимации радикальной правой альтернативы. С образованием ГДР коммунистическая альтернатива превратилась в отдельное государство, диктатуру под советской защитой и без демократической легитимности – но не без специфических привлекательных черт, наиболее важными из которых были постулируемый радикальный антифашизм и обещание социальной справедливости при социализме.

ФРГ, с другой стороны, была поддержана альянсом политического католицизма, демократического рабочего движения и либералов – в определенной традиции конституционалистского движения послевоенного периода Первой мировой войны. Но аналогия была не столь глубокой: с одной стороны, потому что это государство возникло в основном благодаря западным союзникам, и долгое время немцы не воспринимали его как нечто большее, чем переходное явление; с другой стороны, потому что конституция и структура этого государства были переработаны с учетом ошибок Веймарской республики, и старые связи потеряли свою силу.

Таким образом, в конце послевоенного периода блоки укрепились, и два немецких государства оказались представителями конкурирующих социальных порядков. Однако долгосрочные перспективы изначально не вытекали из этого. Также невозможно было предсказать, поддержит ли Советский Союз или откажется от своего нелюбимого восточного государства перед лицом перспективы нейтральной единой Германии, не принадлежащей к западному блоку, и примет ли на этот раз население Западной Германии демократию, капитализм и западную культуру в долгосрочной перспективе.