Текст книги "Жизнь или смерть"

Глава 17

Лейтенант Честер Грабник председатель Ассоциации полицейских, был человек честный.

Все семнадцать лет службы в полиции он не облагал данью игроков, не оказывал покровительство дельцам наркобизнеса, не был замечен в зверствах и жестокостях.

Он совершил лишь одну маленькую ошибку.

– Когда вы были еще скромным патрульным, то имели обыкновение похищать рапорты из отдела расследований и передавать их защите.

Эту новость принес мужчина лет тридцати с суровым лицом. Попытавшись придать лицу более мягкое выражение, мужчина сказал:

– Вы же на захотите, чтобы столь блестящая карьера бесславно закончилась из-за юношеского недомыслия?

Грабник замолчал, задумавшись. Наконец он изрек:

– Вы меня не за того приняли.

– Почему же? – возразил посетитель. – У меня есть данное под присягой письменное признание адвоката.

Честер Грабник, лучший друг адвоката, который каждую среду проводил с ним в кегельбане, удивленно спросил:

– Неужели? Как же вам удалось его получить?

– Очень просто, – ответил человек. – Я сломал ему руку.

Не вступая в дальнейшие дискуссии, лейтенант Честер Грабник решил, что избрание Мака Полани на пост мэра явится самым замечательным событием в жизни Майами-Бич и его верных, преданных соратников в синей форме.

– А поддержат ли вас члены ассоциации? – спросил визитер.

– Поддержат, – ответил Грабник, вполне уверенный в себе. Его успех строился на репутации честного, неподкупного человека. И пока не произойдет ничего, что могло бы повредить подобной репутации, он мог заставить полицейских поддержать любого угодного ему кандидата.

– Отлично, – произнес посетитель. – Надеюсь, вы сдержите слово.

Выйдя от Грабника, Римо сел за руль и сказал Чиуну:

– Все в порядке, он наш. Уже двое. Неплохо для одного дня.

– Я не понимаю, – отозвался Чиун. – Неужели какие-то люди станут голосовать за твоего кандидата только потому, что им велит этот полисмен?

– Считается, что так. Правило гласит: заполучи вожаков, а уж крестьяне сами за ними пойдут.

– Никогда нельзя ручаться за крестьян, – возразил Чиун. – На то они и крестьяне. Помню, однажды…

Римо вздохнул: начинался еще один урок истории.

Глава 18

– Вот первые двое из вашего списка, – произнес Римо, бросая на стол Фарджера подписанные документы.

Тот взял бумаги, бегло их просмотрел, сверил подписи и с уважением посмотрел на Римо.

– Как вам это удалось? – спросил он.

– Просто мы прикинули вместе что к чему. Тери еще здесь?

– Трудится как пчелка. – И Фарджер ткнул большим пальцем себе за спину.

Тери Уокер сидела за большим столом, заваленным блокнотами, бумагами, различными набросками. Она подняла на лоб большие очки, в темной оправе, делавшие ее похожей на сову, и улыбнулась Римо.

– Я встречалась с кандидатом, – сообщила она. – Вы знаете, я думаю, мы победим.

– Такая уверенность всего лишь после одной встречи с кандидатом! Что же он сказал?

– Сказал, что у меня красивые уши.

– Уши?

– Уши. И еще сказал, что, если я соглашусь бежать с ним на его лодке, он готов навсегда уйти из политики и потратить остаток жизни на то, чтобы осыпать меня зубаткой.

– Поистине трогательно, – заметил Римо. – И это доказывает, что мы победим?

– Видите ли, Римо, я поверила ему. Вот главная черта нашего кандидата – он умеет заставить верить себе. И он… милый. Пожалуй, это слово лучше всего его характеризует. Наша реклама будет строиться именно на этом: перед вами милый, хороший человек, которому можно верить. Исследования показывают, что в политике избиратель как таковой, вне деления на маленькие подгруппы по национальному или социально-экономическому признаку, так вот, средний избиратель хочет…

– Вне всякого сомнения, – перебил Римо. – А когда пойдут рекламные ролики и появится реклама в газетах?

– Видите ли, у нас нет времени изобретать что-нибудь необычное. Мама уже подготовила почву. Мы успеем снять только один ролик; он выйдет на экран уже завтра. Исключительная сила воздействия! Первая реклама в газетах появится через день. Кстати, какой суммой мы располагаем?

– Для начала я перечислю на их счет несколько сот тысяч. Когда эти деньги будут потрачены, скажите мне.

Она посмотрела на него удивленно, но одобрительно.

– Если уж вы на что-то решаетесь, то идете до конца.

– Готов на все ради честных правителей, – ответил Римо.

– А это ваши деньги? – поинтересовалась Тери. Как-то уж слишком небрежно, отметил про себя Римо.

– Естественно, – сказал он. – Кто бы согласился дать мне деньги, чтобы я мог тратить их на Мака Полани? Только какой-нибудь сумасброд вроде самого Мака, но такие люди обычно небогаты, а если все же располагают деньгами, то тратят все без остатка на приюты для бездомных собак.

– Есть здесь какой-то логический сбой, только не могу сразу уловить, какой именно, – заметила Терн.

– И не пытайтесь. Неужели вы думаете, что если бы я действовал логично, то стал бы финансировать кампанию Мака Полани? Кстати, где наш будущий мэр?

– Он отправился домой, чинить какие-то удочки к предстоящим на следующей неделе ежегодным соревнованиям по ловле зубатки.

– На следующей неделе? Надеюсь, это будет не в день выборов?

– Думаю, что нет. А почему вас это беспокоит?

– Если соревнования состоятся в день выборов, Мак может не получить даже собственного голоса.

Она улыбнулась несколько покровительственно, словно могла прочесть в душе Мака Полани то, что ускользало от ограниченного Римо, и вновь погрузилась в работу. Римо некоторое время наблюдал за ней, потом ему это надоело, и он ушел.

Фарджер по-прежнему сидел за столом, но вид у него был невеселый. Римо не знал, то ли это из-за того, что кончился рабочий день так называемых секретарш, то ли из-за какой-то неприятности с грядущими выборами, поэтому он спросил, что произошло.

– У нас беда, – объяснил Фарджер. – Газеты отказываются печатать информацию о том, кто нас поддерживает.

– Почему?

Фарджер потер пальцами, намекая на деньги.

– По той же причине, по какой они напечатали всего одну сточку о том, что я включился в предвыборную кампанию Полани. Обо мне – в то время как мои выступления прошли по первым полосам всех центральных газет! А все этот политический обозреватель, Том Бернс. Он из шайки Картрайта. Его жена числится постовым на перекрестке, а он – дежурным в участке.

– Числятся?

– Да. Получают зарплату, но не ходят на службу. Этот ублюдок сказал мне, что документ о поддержке кандидата не является новостью. Словно забыл, что когда на прошлой неделе те же люди подписались за Картрайта, эта новость была на первой полосе! – Он швырнул ручку на стол. – Но если мы не сможем сделать это достоянием гласности, то кто за нами пойдет?

– Мы опубликуем наши документы, – заявил Римо.

Тома Бернса он нашел в коктейль-холле возле здания, где была расположена редакция «Майами-Бич диспэтч», крупнейшей и самой влиятельной газеты в городе.

Бернс оказался невысоким мужчиной с начавшими уже седеть волосами, которые он красил в черный цвет. За толстыми ошвами в роговой оправе скрывались неопределенного цвета глаза. На нем были брюки с манжетами и пиджак с обтрепанными рукавами. Хотя бар был переполнен, он сидел в одиночестве, и Римо, который неплохо знал репортерскую братию, понял, что этот человек просто невыносим, иначе он был бы окружен искателями популярности, тем более в самый разгар избирательной кампании.

Это многое говорило о личности Бернса.

Перед ним стоял бокал ликера со льдом. Пить тоже не умеет.

Римо присел на стул слева от Бернса и вежливо спросил:

– Мистер Бернс?

– Да, – холодно и отчужденно ответил тот.

– Меня зовут Харолд Смит. Я член специальной комиссии сената, которая расследует факты давления на прессу. Можете уделить мне пару минут?

– Полагаю, что да, – лаконично ответил Бернс, пытаясь скрыть радость оттого, что кто-то хочет узнать его мнение относительно посягательств на свобод прессы, о праве репортера скрывать источники информации и необходимости защищать Первую Поправку. Но как можно сказать обо всем этом за пару минут?

Но оказалось, что разговор занял значительно больше времени, хотя говорить ему так и не пришлось. Он только слушал, а посетитель рассказывал, что сенат особенно интересуется случаями, когда политические деятели пытаются подкупить представителей прессы, чтобы обеспечить благоприятное для себя изложение событий.

– Знаете ли вы, мистер Бернc, что некоторые газетчики вместе с членами семьи числятся в ведомостях на получение зарплаты, а между тем не выполняют никакой работы? – Похоже, сама мысль об этом наполнила ужасом душу Харолда Смита. Бернс узнал также, что этот мистер Смит пытается выйти на след такого журналиста в Майами-Бич и собирается вручить ему повестку для дачи показаний на открытых сенатских слушаниях в Вашингтоне, а возможно, и выдвинуть обвинение против него. – Нет, мистер Бернс, будет не так сложно его найти – достаточно прочитать местные газеты и понять, кто из журналистов не дает объективную информацию о политических противниках.

Ах, мистеру Борису пора идти? Нужно написать несколько статей о появившихся недавно документах, отражающих общественную поддержку Мака Полани? Значит, его девизом всегда было говорить все как есть?

Что ж, это просто прекрасно, мистер Бернс. Побольше бы таких журналистов, как вы, – таково было мнение мистера Харолда Смита. Он с нетерпением ждет замечательных статей мистера Бернса о дальнейшем ходе кампании мистера Мака Полани.

Бернс ушел, не оставив бармену чаевых. Римо кинул на стойку пятидолларовую бумажку. На этот раз ему удалось добиться своего за минимальную сумму.

Глава 19

На следующий день газета вышла с заголовками, информирующими о первых перебежчиках из лагеря Картрайта в стан Мака Полани. В статье за подписью Бернса говорилось, что выборы, еще недавно обещавшие стать доказательством незаменимости нынешнего мэра, могут превратиться в ожесточенную схватку.

В другой статье приводились слова Картрайта, вновь выступившего с нападками на федеральное правительство, которое якобы пытается повлиять на исход муниципальных выборов. Картрайт заявил, что вашингтонская администрация выделила для поддержки его оппонентов «крупные суммы денег», чтобы расправиться с ним, поскольку он не собирается плясать под дудку Вашингтона. С самого начала, сказал Картрайт, когда всплыло пресловутое дело с документами Лиги, центральные власти пытались диктовать населению Майами-Бич, кого выбирать.

Еще одна статья, помещенная на первой странице, была прислана из Вашингтона. В ней говорилось о заявлении пресс-секретаря президента, который сообщил, что ведется полномасштабное расследование фактов, связанных с делом Лиги и отчет о нем ляжет на стол президенту, как только тот вернется в Белый дом после встречи в верхах. Статья подбодрила Римо, – значит, у него есть еще несколько дней, чтобы выручить КЮРЕ из беды.

Он отложил газету и усмехнулся.

– Мы победим, – сказал он Чиуну.

Чиун, облаченный в синее кимоно для медитаций, медленно поднял глаза и вопросительно взглянул на Римо.

– Ты так полагаешь? – спросил он.

– Да.

– Тогда да поможет нам Бог, ибо это будет означать, что сумасшедшие захватили сумасшедший дом.

– А что, собственно, тебя беспокоит?

– Ты слишком мало разбираешься в политике, сын мой, чтобы судить о том, что нас ждет впереди. Почему ты не понимаешь простой мудрости – нам надо искать нового императора. Ты напоминаешь мне китайских монахов из того ужасного телесериала, которые решили посвятить себя бескорыстному труду на благо общества.

– Ты же прекрасно знаешь, Чиун, я занялся этим делом, чтобы спасти Смита и всю организацию, которая платит нам с тобой.

– Я давно за тобой наблюдаю. Ты связался с этим мистером Фарджером, самым никчемным из людей, нанял какую-то мисс Уокер, которая проходит практику за твой счет. Вот что я тебе скажу: если уж ты должен этим заниматься, то почему бы тебе не обратиться к специалисту?

– Потому что в этой стране никто ничего не смыслит в политике, а специалисты – в особенности. Собственно, только поэтому все еще существует знаменитая «американская мечта». Дело в том, что сама система настолько идиотская, что у каждого психа есть шанс победить. Даже у Мака Полани. И даже если помогать ему в этом буду только я.

Чиун отвернулся.

– Позвони доктору Смиту, – сказал он.

– Зачем он мне нужен?

– Не бойся, сын мой, ты умрешь не от самодовольства. Ибо, безусловно, прежде, чем этот день настанет, тебя погубит собственное невежество.

– Держись меня, Чиун, не пропадешь, – сказал Римо.

– Как ты посмотришь на то, чтобы стать городским казначеем?

Но замечание Чиуна запало ему в душу. Римо ввязался в политику, чтобы вынудить людей Картрайта выйти на него, поскольку сам он не мог вступить с Картрайтом в открытый бой. Но до сих пор ничего не произошло. Никто даже не пошевелился, и Римо поневоле задавал себе вопрос, сумел ли он вообще как-то повлиять на планы противника.

Главным в списке на нынешний день у Римо был Ник Баззани, глава северного избирательного округа Майами-Бич. Римо с Чиуном обнаружили его в клубе, уютно расположившемся в переулке под большим красно-белым лозунгом, который гласил: «Картрайта – в мэры. Гражданская ассоциация северного округа, Ник Баззани, знаменосец».

– По-твоему, что значит «знаменосец»? – спросил Римо Чиуна.

– Наверное, он держит флаг во время ежегодного парада беспризорников, – ответил тот, с неудовольствием оглядывая большой зал, где на деревянных стульях, попивая пиво и беседуя, расположились мужчины в футболках.

– Чем могу быть полезен? – обратился один из них к Римо, с любопытством разглядывая Чиуна.

– Мне нужен Ник Баззани. Хочу его повидать.

– Он сейчас занят. Надо договориться о встрече заранее, – сказал мужчина, указывая пальцем на дверь, которая, очевидно, вела в дальние комнаты.

– Думаю, он нас примет, – бросил Римо, ведя Чиуна за собой к задней двери.

За дверью находился небольшой кабинет, где стоял стол, несколько стульев и тумбочка с цветным телевизором. В кабинете находились трое мужчин.

За столом, судя по всему, сидел сам Баззани. Он был толстый и рыжий, с таким тупым выражением лица, какое бывает только у рыжих итальянцев. На вид ему было около сорока. Остальные двое были темноволосы и намного моложе, и чувствовалось, что они под большим впечатлением от того, что находятся рядом с Баззани, самым замечательным, самым важным человеком, которого им посчастливилось встретить.

– Послушайте, это частная контора, – сказал один из мужчин.

– Отлично, у меня как раз частное дело, – сказал Римо. – Баззани? – спросил он, обращаясь к мужчине за столом.

– Тсс, – произнес тот. – Сейчас начнется.

Он уставился в телевизор. Римо с Чиуном тоже повернулись, чтобы посмотреть. Ведущий телеигры объявил рекламную паузу.

– А теперь тихо все! – рявкнул Баззани.

Показали рекламу мыла.

– Следующая, – сказал Баззани.

Реклама кончилась, экран на мгновение померк, а потом на нем появился огромный подсолнух с дыркой посередине. Несколько секунд экран заполнял только его кричащий желтый цвет, а затем в дырке появилась голова Мака Полани.

Римо вздрогнул.

На минуту изображение Полани застыло, потом он открыл рот и начал петь под аккомпанемент банджо.

"Свет солнца приятней.

Цветы нам милей.

Наш город очистить Приди поскорей!"

Дальше все продолжалось в том же духе и кончилось призывом:

"Голосуйте за Полани!

Сейчас и всегда".

Когда подсолнух появился, Баззани хихикнул. Когда выплыла физиономия Полани, он громко заржал, а к концу ролика по щекам Баззани градом катились слезы. Он с трудом перевел дыхание.

Песенка кончилась, и поверх подсолнуха с головой Полани появился девиз:

"Свет солнца приятней.

Голосуйте за Полани".

После этого возобновилась телеигра. Баззани все еще корчился от смеха, но сквозь слезы и хохот он все же умудрился пропеть:

«Голосуйте за Полани, он набитый дурак».

И снова залился смехом, обращаясь к сидящим в комнате:

– Нет, вы видели? Видели?

Римо и Чиун молча стояли посредине комнаты и ждали.

Прошла целая минута, прежде чем Баззани наконец успокоился и взял себя в руки. Тогда он поднял глаза на посетителей и вытер слезы, блестевшие на жирном, мясистом лице.

– Чем могу быть полезен? – спросил он.

– Многим, – сказал Римо. – Мы из штаба предвыборной кампании мистера Полани. Пришли просить вас о поддержке.

Баззани хихикнул, словно поддерживая шутку. Римо молчал. Баззани смотрел на него, ожидая дальнейшего, но Римо продолжал молчать, и тогда Баззани удивленно спросил:

– Из какого штаба?

– Из штаба Мака Полани. Будущего мэра Майами-Бич.

Это заявление послужило поводом еще для нескольких минут буйного веселья, к которому на этот раз присоединились и двое молодых людей.

– Почему они смеются? – спросил Чиун. – Мистер Полани прав: свет солнца приятней.

– Я знаю, – ответил Римо. – Однако есть люди, лишенные чувства правды и красоты.

Казалось, Баззани уже не сможет остановиться. Каждый раз, замолкая, чтобы перевести дыхание, он выдавливал из себя: «Мак Полани», – и вместе со своими оруженосцами вновь начинал сотрясаться от хохота.

Римо понял, что его нужно чем-то отвлечь. Он подошел к столу, на котором лежала газета, открытая на результатах скачек, стоял телефонный аппарат и бюст Роберта Э. Ли.

Подняв бюст левой рукой и положив правую сверху, Римо легким движением открутил генералу Ли бронзовую голову. Баззани перестал смеяться и уставился на него. А Римо положил нижнюю часть бюста на стол и взялся за оторванную голову. Он принялся крутить ее в руках; его пальцы, которые, казалось, двигались каждый сам по себе, делали замысловатые движения, словно нажимая на невидимые клавиши. А потом он разжал ладони и высыпал на стол перед Баззани пригоршню бронзовой пыли.

Баззани замолчал, и открыл рот, не в силах отвести глаз от кучки металлической пыли у себя на столе.

– А теперь, когда припадок смеха окончен, поговорим о деле. Я насчет того, чтобы вы поддержали Мака Полани, – сказал Римо.

Баззани очнулся.

– Альфред, Рокко, – скомандовал он, – выставите этих двух психов за дверь!

– Чиун, – тихо сказал Римо, не оборачиваясь к молодым людям.

Те двинулись на него. Он услышал позади себя треск, словно ломались доски, а потом два удара, когда два тела рухнули на пол.

– Теперь, когда нам никто не может помешать, – продолжал Римо, – объясните, почему вы поддержали Картрайта?

– Он глава городка, а я всегда поддерживаю тех, кто у власти. – Голос у Баззани был по-прежнему громкий и напористый, но теперь в нем звучало и нечто новое – страх.

– Так же сначала рассуждали Меола и лейтенант Грабник, – сказал Римо. – Но они поняли свою ошибку. Теперь они поддерживают Полани.

– Но я не могу, – заныл Баззани. – Члены моей организации…

– Вы должны. И забудьте о членах организации. В конце концов, вы у них лидер или нет?

– Да, но…

– Никаких «но», – перебил Римо. – Послушай, я тебе сейчас все растолкую. Окажешь поддержку Полани – получишь пять тысяч и сохранишь жизнь. Откажешься и с твоей головой будет то же, что с головой Роберта Э. Ли.

Баззани опустил глаза на горстку пыли на столе и вдруг взорвался:

– Это неслыхано! В политике так дела не делают!

– Именно так и делают. Я просто пропустил промежуточные шаги: не люблю ходить вокруг да около. Ну, каков же твой ответ? Согласен поддержать Полани или хочешь, чтобы твой череп превратился в труху?

Тут Баззани впервые решился заглянуть Римо в глаза и понял, что тот не шутит. Трудно было поверить, что все это происходит не во сне, и впервые в жизни он не знал, что предпринять. Он посмотрел на пол, туда, где лежали Рокко и Альфред.

– Они живы, – сказал Римо, – по вполне могли быть и мертвыми. Ну ладно, твое время кончилось. – И он шагнул к столу.

– Что я должен сделать? – со вздохом спросил Баззани.

Прежде чем Рокко с Альфредом пришли в себя, Римо уже успел получить подпись Баззани под документом о поддержке Мака Полани, а Баззани положил в карман честно заработанные пять тысяч.

– Честная сделка выгодна всем, – прокомментировал Римо. – И еще одно.

Баззани поднял глаза.

– Откуда вы узнали, что пойдет ролик с нашей рекламой?

– У нас есть расписание всех его показов. – Откуда?

– Из штаба Картрайта.

– О'кей, – сказал Римо, чуть улыбнувшись. – Только не надо нам мешать. Мистер Полани рад видеть вас в числе своих друзей. – Он повернулся, перешагнул через тела Рокко и Альфреда, и они с Чиуном, пройдя через главный зал, вышли на улицу.

Несмотря на некоторое беспокойство, он был доволен. У Баззани имелось расписание рекламы Полани, и получил он его из штаба Картрайта. Значит, у них есть утечка информации, и это являлось причиной для беспокойства.

Но это же его и радовало, так как означало, что люди Картрайта начали шевелиться. Медленно, да, пока еще очень медленно, но они уже пытались выйти на Римо.

Его мысли прервал голос Чиуна. Римо обернулся. Чиун тихонько напевал:

"Свет солнца приятней.

Цветы нам милей".