Текст книги "Vivere militare est! Жить – значит бороться!"

А утром Вася Ярощук искал стрелки от золотых часов на волейбольной площадке – в о время борьбы с Вадимом стекло на его часах разбилось и стрелки выпали. Меня тем же утром вызвали в кабинет подполковника Рахманова для проведения разбора полетов, а Вадим ничего не помнил из того, что с ним накануне произошло.

Как‐то после дежурства пошел я с женой собирать тутовник, или шелковицу, что одно и то же. Два огромных дерева с крупной ягодой росли почти в километре от дома. В течение полутора часов вдвоем набрали около пяти литров ягод и пошли домой. Идя по барханам, я увидел лежащую на песке картонную коробку небольшого размера, подойдя к ней, пнул ее носком ботинка. Когда она перевернулась, стало видно небольшую антенну, торчащую из бокового отверстия коробки, а устройство, находящееся внутри, начало издавать звуки и вскоре затихло. Взял коробку с собой с целью отнести ее командованию группы дивизионов, Зоя испугалась и занервничала, пыталась меня отговорить от выполнения задуманного. Найденное устройство я сразу доставил в кабинет командира группы дивизионов, рассказав подробности, связанные с его находкой. После моих объяснений командир группы подполковник Рахманов и наш командир батареи капитан Вавринюк, заметно испугавшись, быстро покинули кабинет.

Для расследования странного события в группу дивизионов прибыл начальник разведки бригады майор Алексей Чубов, и в ходе разбирательства определили, что это был метеозонд, не представляющий никакой опасности. После чего все успокоились, а мне за проявленную бдительность была объявлена благодарность.

В один из летних дней с женой и сыном Сергеем в коляске отправились купаться на камни, которые шли грядой вдоль берега моря. Купались, загорали, пришел Саня Николенко с женой, маленьким сыном Витей и своим родным братом. Пошли мы с Саней купаться и, не сговариваясь, поплыли в сторону острова Змеиный, который находился почти в километре от берега. За час мы без проблем доплыли до острова, отдохнули на нем. Весь остров был усеян высохшими шкурками змей, сброшенными ими при линьке, были и живые змеи. Пока мы отдыхали, набежала туча, начало темнеть, поднялся ветер, на море пошла метровая волна, поэтому обратный путь на сушу был труднее, да и чувствовалась усталость. Когда приплыли на место старта, берег был пуст, мы быстро оделись и пошли домой. Первый разбор полетов нам устроили жены, сказав, что мы их бросили и отправились отдыхать в свое удовольствие, как настоящие эгоисты.

На следующий день разбор продолжил заместитель командира группы дивизионов по политической части подполковник Акулов, сделав нам внушение, что мы поступили безрассудно и подали плохой пример сослуживцам. Не каждый офицер может выдержать физическую нагрузку при подобном заплыве и, как пример, приводил нам в сравнение физические кондиции лейтенанта Сергея Тулупова, не отличавшегося физической выносливостью.

Как‐то в начале лета 1978 года меня назначили начальником караула по сопровождению груза железнодорожным транспортом в город Дзержинск Горьковской области. Надо было доставить на завод-изготовитель боевую часть ракеты и исполнительный механизм к ней, выслужившие установленные сроки, для проведения испытаний на срок годности. В состав караула были назначен разводящим сержант Лютов с Кубани, караульными – рядовые Сиротинин из Тамбовской области, туркмен Нурмурадов из города Кызыл Арват и долговязый киргиз, фамилии которого не помню. Нам выдали табельное оружие, мне – пистолет Макарова, разводящему и караульным – с амозарядные карабины Симонова (СКС). Под груз отвели крытый грузовой вагон, который после загрузки указанного имущества опломбировали, в сцепке с ним была теплушка, где разместились мы. В теплушке стояла чугунная дровяная печь, для отдыха были установлены нары из не струганных досок. Нас прицепили к железнодорожному составу и путь наш начался. В дорогу я взял с собой нож, топор и пилу по дереву, которые оказались очень кстати. Выдали продукты для приготовления пищи: крупы, картофель, макаронные изделия, мясные и рыбные консервы, хлеб, сахар и чай. С обязанностями повара успешно справлялся рядовой Сиротинин, кормил нас первым и вторым. Путь наш лежал через Махачкалу, Гудермес, Астрахань.

По ходу движения на всех остановках Нурмурадов топором вырубал на любом куске дерева «Кызыл Арват – Аннуш!». Его жену звали Аннуш. У многих солдат из Средней Азии была традиция за время службы получить отпуск на родину, чтобы жениться, так было и у нашего героя. Он родился и вырос в песках Каракумов и до службы в Советской Армии ничего другого не видел, по специальности он был музыкант, играл на домбре. К работе физической не был приучен, у родителей было десять верблюдов, и они считались зажиточными людьми. Одним словом, по местным меркам, жизнь у него удалась. Но теперь чем дальше двигался наш состав, тем больше открывались глаза у нашего Нурмурадова. В избытке чувств, он произносил фразу: «Вай! Вай! Бедный Нурмурадов, куда я попал!» За Астраханью у притоков реки Волги мы остановились на несколько часов, за это время удочкой, взятой взаймы у машинистов тепловоза, наловили ведро красноперок, из которых сварили прекрасный рыбный суп и с великим удовольствием его съели. По ходу следования у железнодорожных военных комендантов получали продукты и угольные брикеты для печки. Проследовали город-герой Волгоград, полюбовались памятником «Родина – мать зовет» на Мамаевом кургане, следующей станцией был областной город Саратов. Здесь наш состав переформировался, вагоны шли на сортировку, спускаясь с горок.

Когда спускали с горки цистерны с мазутом, они притормаживались подложенными на рельсы металлическими башмаками, от удара при столкновении с башмаком мазут выплескивался на землю. Голуби по неосторожности приземлялись на этот мазут и тут же в нем застревали. Наш Коля Сиротинин доставал голубей из мазута за голову и взмахом руки с быстрым броском ее вниз оставлял тушки голубей без головы. Десяток голубей был ощипан и разделан, из мяса птицы с добавлением крупы и картофеля для нас был сварен голубиный суп, который мы успешно съели. Затем мы проследовали через город Саранск к станции назначения, где произошла передача груза на завод-изготовитель. Можно было отдохнуть в Дзержинске, но, насмотревшись на желтые, изможденные, болезненные лица местных жителей, принял решение незамедлительно ехать в город Горький. В Дзержинске было большое количество химических производств, и в местном воздухе находилось запредельное количество вредных веществ, поэтому он считался самым загрязненным городом по чистоте воздуха в Советском Союзе.

По прибытии в город Горький в комендантском полку получил воинские перевозочные документы до города Баку и суточные деньги на весь состав караула. До отправления поезда в Москву мы расположились в зале ожидания железнодорожной станции Горький. Перед этим спать приходилось мало, и меня в зале ожидания сморило, проспал я более часа, наше имущество рядом со мной охранял долговязый киргиз. Меня разбудил сержант Лютов и отдал мне свое командировочное предписание, следом за ним пришел начальник патруля с патрульными. Как оказалось, пока я спал, Лютов, Сиротинин и Нурмурадов употребили спиртные напитки и были замечены патрулем. Конечно, я совершил большую ошибку, когда на руки солдатам выдал суточные, которые они тут же пропили. Начальником патруля был такой же молодой лейтенант, как и я сам, он вошел в мое положение и предоставил мне возможность самому разбираться в сложившейся ситуации. Немедля я вывел бойцов из здания станции, провел небольшой разбор полетов и пообещал солдатам, если они будут вести себя прилично, последствия их проступка будут минимальными. Затем мы разместились в плацкартном вагоне, с трудом удалось успокоить выпивших воинов, пресечь их попытки в поисках приключений и наутро прибыли в столицу. И здесь рядовой Нурмурадов, переполненный впечатлениями от увиденного в пути, большого количества людей и наличия среди них множества молодых красивых девушек и великолепия Москвы, произнес с глубоким сожалением философскую фразу: «Зачем, я так рано женился?!» Солдат я жестко проинструктировал, чтобы тихо сидели в зале ожидания Курского вокзала и ждали моего приезда. Поехал к дяде Толе в Медведково, чтобы помыться и нормально поесть, а также пообщаться с родственниками.

Затем решил купить подарок сыну и поехал в магазин «Детский мир», от станции «Площадь революции» пошел закоулками до магазина, там купил в подарок игрушечный вертолет, а обратно решил пойти до метро через Театральную площадь. На подходе к пешеходному переходу ко мне подошел сурового вида в годах капитан милиции и сказал: «Вас зовут!» И тут ко мне подлетели два добрых молодца в плащах, схватили меня под мышки и понесли, как пушинку (а тогда во мне было около 90 кг), и задают вопросы: «Кто? Откуда? Куда? Зачем?» Мне стало так смешно, что я разразился гомерическим хохотом, после чего меня поставили на ноги и стали спокойно расспрашивать. Сказали, что мне повезло, что попал именно к ним, если бы был военный патруль, то сидеть бы мне на гауптвахте. Как оказалось, мое задержание сотрудниками КГБ было связано с запретом ношения в Москве огнестрельного оружия, пистолет мне нужно было сдать на хранение военному коменданту на Курском вокзале. Я им объяснил, что прибыл из Баку и меня при отправлении в командировку об этом не предупредили.

Сотрудники КГБ изучили мое командировочное предписание, где было прописано разрешение на ношение оружия, заверенное гербовой печатью и подписью начальника штаба бригады. Затем с удостоверения личности переписали мой личный номер и с миром меня отпустили.

На входе в метро стоял военный патруль, прячась от него, пригнувшись за спинами прохожих, прошмыгнул в метро и прибыл уже без происшествий на Курский вокзал, там было все спокойно. Надо сказать, что дальше бойцы вели себя без нареканий, и свое слово я перед ними сдержал. Поезд Баку-Москва шел двое суток, денег у бойцов не было, и всю дорогу они пили только чай. Вся дорога в общем заняла десять суток, на точку мы прибыли без приключений, сдали оружие, боеприпасы, бойцов я отправил в казарму, а сам – к любимой жене и сыну.

После командировки я получил денежное довольствие, оно оказалось на 30 рублей больше, и, как мне объяснил начальник финансовой службы, произошла надбавка за воинское звание на указанную сумму. Данное обстоятельство, безусловно, нас с женой порадовало, как и весь офицерский состав Вооруженных Сил. В июле этого же года мне присвоили очередное воинское звание – старший лейтенант. Обмывание воинского звания имело свои традиции: виновнику торжества наливали полный стакан водки и в него на дно опускались звездочки для погон. Надо было выпить всю водку, достать из стакана звездочки, положить их на погоны и доложить всем присутствующим: «Представляюсь по случаю присвоения очередного воинского звания – старший лейтенант!» После этой фразы старший по должности спрашивал у присутствующих офицеров: «Принимаем товарища Силуянова в старшие лейтенанты?» Все дружно отвечали, что принимают, и начиналось застолье, но продолжалось оно недолго, так как на следующий день всем нужно было на службу.

Бравые старшие лейтенанты Силуянов и Николенко

Отдельно хочу рассказать про подвиги двух друзей: упомянутого уже Вадима Савченко и Сани Николенко.

Однажды у майора Кибального со стартовой позиции пропал сварочный аппарат на 380 вольт, весом более 50 кг. По версии Дмитрия Матвеевича сварочный аппарат могли вывезти только на машине, в связи с чем он провел собственное расследование по данному факту, но следов кражи и каких‐либо улик обнаружено не было. На самом деле события развивались по другому сценарию: наши друзья загрузили сварочный аппарат на носилки и вынесли его за пределы стартовой позиции, а там погрузили его в люльку мотоцикла ИЖ‐3 и вывезли в укромное место. Затем данный аппарат был сдан в багаж на железнодорожной станции и отправлен железной дорогой на малую Родину Сани Николенко, в славный город Майкоп. Дмитрий Матвеевич горевал недолго, используя свои закрома, установил такой же сварочный аппарат, но теперь, благодаря принятым мерам предосторожности, украсть его практически было невозможно.

Следующий рассказ написал Александр Павлович Николенко, в нем сделал небольшие стилистические правки, читайте и наслаждайтесь!

Про рыбалку

Рыбалка на Каспии была круглый год. Основной вид ловли – с еть путанка от 5 до 10 метров длиной. Заходишь по грудь в море и ставишь сеть параллельно берегу, привязав пару камней. Не успеешь пару раз искупаться, а в сети уже 4–5 кефалей по килограмму. Хорошая рыба кефаль, жирная, без костей.

Основным рыбаком на берегу по праву считался начальник отделения заправки ТДН С‐200 капитан Василий Максимович Перищ. Чтобы больше поймать рыбы, ставили сети на ночь. Тогда вместе с большим уловом приходилось освобождать из сетей маленьких по размеру, но кусающихся и орущих каспийских тюленей. Редко, но попадался кутум. В мае пацаны с камней у старого маяка удочками таскали бычков, ведрами приносили домой креветок. Грех жаловаться. Но хочу рассказать про другую, про настоящую рыбалку.

К берегу изредка приставали браконьерские лодки, хорошие такие лодочки с «Вихрями» и серьезными дядьками, привозившими настоящую рыбу. И мы видели, каких размеров бывает белуга. В 1975–80 годы цена на берегу на свежую осетрину, севрюгу была 2 рубля. Балык стоил 4–6 рублей. Немалые деньги!

Лавры браконьеров не давали покоя моему другу, Савченко Вадиму Евгеньевичу, выпускнику МВИЗРУ 1974 г. С его подачи в июне 1978 года мы начали подготовку к большой рыбалке.

Для изготовления калады (снасть с крючками) набрали от маскировочных сетей крепежный капроновый шнур. Смывка хорошо удалила зеленую краску.

Изведя килограммы различных видов проволоки и убив не менее месяца времени, изучив все справочники, опытным путем установили, что самый оптимальный материал для осетрового крючка – это… пружины от солдатской кровати.

А ведь однажды, взяв ложный след, мы отработали телеграфную проволоку, срезав два пролета с какого‐то направления. Но она на крючки не годится. Итак, было изготовлено из пружин более 1000 крючков. Температуру для закаливания научились определять по цвету разогретого паяльной лампой металла. Крючки были что надо, в магазинах таких не купишь. Представьте, что острое жало каждого крючка в обеденный перерыв мы выводили на наждаке. Сколько скандалов в течении месяца гасил Вадим, невозмутимо отвечая, что офицеры должны заниматься рационализаторской работой. Купили 30‐ти сильный мотор «Москва», у местных на острове Артем приобрели лодку, самодельную, фанерную, пропитанную эпоксидной смолой. Из двух старых колес от мотороллера изготовили быстросъемное водило. И вот в предпоследнюю субботу августа 1978 года, когда 128‐я зенитная ракетная бригада шумно праздновала очередной день части, мы собрались выскочить в море. Пробные выходы были. Но мы быстро установили, что вблизи берега осетра нет. Нужно было идти к прохладной воде, на фарватер.

На острове Артем находился рыбнадзор, в Мардакянах был отряд погранцов, поэтому идти нужно было только ночью. Чтобы получить в воскресенье выходной с выездом за пределы группы дивизионов, мы приняли участие в соревнованиях на первенство части в кроссе на 3 км. Получив грамоту за 1‐е место, мы тут же с бутылкой спирта на мотоцикле сгоняли в Говсанинский порт.

С баркаса взяли большой ящик со свежей килькой. Рыбаки над нами посмеялись: «Берите, – говорят, – лучше жирную селедку, зачем вам килька?» А осетра хорошо ловить на кильку. Вечером мой комбат Кибальный Дмитрий Матвеевич на своем К‐750 дотащил нас до моря и словами «Далеко не ходите!» проводил нас.

Осторожно, через останки буровых, вышли на малом ходу в открытое море.

Южное небо, четко видны звезды. Сзади огромный маяк поселения Дамба. Впереди, справа, где‐то очень далеко еле виден еще один маяк. Что еще нужно для движения в нужном направлении? Дул встречный северный ветер. Пройдя километров двадцать, мы оказались в гнетущей темноте, нас стало качать на сильной волне, до нас дошло, что мы в море. Появившееся слева светлое пятно через полчаса оказалось большим теплоходом, шустро идущим на нас. На полном газу еле ушли из-под него. Мы на фарватере и не одни. Пройдя еще немного вперед, как бы уйдя с фарватера, бросили якорь. Слабый северный ветер, кажется, здесь ощущался сильней. Или усилился? Поставив лодку поперек ветра, начали сыпать каладу, насаживая на каждый крючок кильку. Семьсот поводков, каждый через метр, семьсот крючков размером с пол-ладони – итого, семьсот метров капронового шнура. Это и есть калада. Незаметно пролетело два часа.

Ветер усилился, мы развернулись носом к ветру. Было холодно. Решили ждать четыре часа и вытаскивать. Для начала хватит. Не нужно быть жадными.

Но вытаскивать каладу начали через два часа, поскольку ветер еще больше усилился. Теперь один постоянно сидел на веслах. Можно сказать, что штормило.

А как еще назвать волны высотой до четырех метров, накатывающиеся на нас?

Рыбы не было, но шнур шел тяжело, с усилием.

– Дай колотушку! – к рикнул Вадим. Точно, есть! Первым вытащили осетра более пятидесяти килограммов. Дав ему по голове, еле вытащили вдвоем. Лодку развернуло, и мы приняли воды, причем прилично. Качка усилилась.

– Уходим? Нет! – я схватил ведро и стал вычерпывать воду.

– Разворачивай! – з аорал Вадим.

Рыба пошла… Вытащили еще одного осетра, еще больше, значительно больше. И вот тут Вадим ладонью поймал крючок.

– Обрезай! – и стошно заорал он. Увидев в его ладони прошедший насквозь крючок, я остолбенел. Нож лежал в кармане, а я не мог вспомнить, где он. Качало здорово. Ноги в воде.

– Нож, обрезаем, уходим! Режь каладу! – скомандовал Вадим. С крючком в руке он завел мотор, без прогрева дал газу. – Держись, разворачиваю!

С ревом лодка развернулась к берегу. Газу! Нас догоняла волна. Рука Вадима в крови.

– Вадим, газу! – мотор ревел, лодка начала разгон. Волна медленно, лениво догнала и накрыла. Мотор заглох. – Разворачивай! – я кинулся к веслам, стало не по себе от тишины. Вадим шустро вывернул по очереди две свечи, полбутылки чистого авиационного бензина Б‐70 магически вошли в цилиндры. Заводим.

Тишина! Еще один рывок – м отор невнятно отозвался. Еще рывок – рев мотора песней ударил по ушам.

– Прогрей! Хорошо. Держись, разворачиваю!

Снова уходим к берегу, и снова нас догоняет волна.

– Ушли! Хорошо! – н ет, нас догнала и залила следующая, еще более сильная волна. Мотор заглох, уже окончательно. Б‐70 уже не помог. Был бы «Вихрь»!

Но нет… Тут Вадим с крючком: «Режь и вытаскивай, не могу уже! Елки-палки.

Это гестапо! Это Франция! Режь!» – о рал Вадим. «Режь!!» Как это удалось, не помню… Замотал ему тряпкой руку, залил водкой. Остаток допили. Из горлышка, без закуски.

Волнение моря усиливалось. Огромные волны накатывали на нас, но лодка не тонула! Осетров отправили в море. Сел я на весла, на них и сидел восемь часов. Вадим ведром черпал воду. Странно, но страха не было. Течением нас тащило в сторону маяка. Светало. Мы увидели, что нас несет на большой остров, на Жилой. Огибали его слева, сверху. Вблизи острова течение стало еще сильнее. До берега было метров пятьсот. Можно было запросто прыгнуть и доплыть.

Лодка уже весел не слушалась, не шла к берегу, сильным течением сносило.

Остров заканчивался.

На пути – б ольшая буровая вышка, с платформой. Цепляемся. Бросил кошку, подтянул поближе. Прыгаем. Успел захватить ведро с арбузом, под ним еще одна бутылка водки. Щелк и капрон лопнул… лодка без нас гордо и устало начала удаляться… Буровая N 17-Бис. На этой буровой сидели два дня, пока не закончился шторм. В домике на платформе была вода, был чай и был телефон. Через Апшерон, Птаху дозвонились на Армяк, в караулку. Послал бойца из своего взвода передать комбату, что живы.

В понедельник 502 зрдн заступил на боевое дежурство. Фамилия начальника дежурной боевой смены старшего лейтенанта Савченко была передана на «Закат» (позывной 15 корпуса ПВО). При заступлении на боевое дежурство в строю не было двух старших лейтенантов.

«Морские волки» старшие лейтенанты Николенко А. П. и Савченко В. Е.

Где? Комбат промолчал. Командир дивизиона майор Загнойко Владимир Степанович доложил комбригу. По-моему, это был подполковник Майоров Валентин Николаевич. Комкор поднял вертолет для поиска двух офицеров…

Во вторник шторм закончился, с буровой нас снял катер нефтяников. Доплыть всего 200 метров до берега было уже страшно. Пошел в 6‐й дивизион, у кого‐то из молодых лейтенантов одолжил две пары спортивных тапочек. Может это был Бородич? Хотя нет, он, кажется, стодвадцатьпятчик. И что он мог делать на Жилом? Не помню. Катером добрались до Артема. Я смотрел назад, на Жилой, и не знал, что через несколько лет я вернусь сюда, в дивизион с трепетным позывным «Посуда». Все правильно, до материка два часа ходу. Это если под мотором.

За самовольный выход в море мы получили по трое суток ареста. Садиться ездили в Баку, в крепость, к коменданту Бакинского гарнизона полковнику Терехову. Да, рыбалка на Каспийском море – вещь, это «Франция»!

В июле 1986 года я снова побывал на Жилом перед поступлением в академию. «Посудой» командовал тогда… Бывший начальник штаба этого же дивизиона, забыл фамилию. Задание было простым, как дважды два, командир бригады Рзаев мне ошибки бы не простил. Из Москвы летела очень большая комиссия, а на позиции дивизиона обитали две браконьерские лодки и вовсю шел промысел. Да, дела давно минувших дней… Вы видели, как горят лодки, облитые бензином? Тогда бензина было много… Вспомнил. Дивизионом тогда командовал майор Пурик. Да, рыбалка на Каспийском море – вещь! Это Франция!

А кефали в Москве нет. Всякая рыба есть, а кефали нет, очень трудно достать.

На Киевский надо переться, на Дорогомиловский. Пробовал я здесь порыбачить в Подмосковье… Не то. И на Селигер проскакивали, и на Оке пробовали… Не то, скучновато. Вадим‐то сейчас в Находке, на берегу океана… Зовет, приезжай, говорит, в гости, порыбачим!

В 1979 году начальник отделения К‐1 Вася Логинов, мой друг, уехал учиться в город Новосибирск на должность особо уполномоченного военной контрразведки, а на его место был назначен офицер пункта управления и целераспределения К‐9 старший лейтенант Анатолий Семенищев, выпускник 1974 года 10‐й батареи нашего училища. В дальнейшем он был назначен заместителем командира дивизиона по вооружению в группе дивизионов С‐200 под городом Красноводском Туркменской ССР.

Слева-направо: Анатолий Семенищев, его жена Татьяна и Леня Широков

Когда дивизион дежурил, к нам периодически приезжали представители бригады, корпуса и штаба округа для проведения проверок боевой готовности. Объявлялась готовность № 1, личный состав ДБС проводил контроль функционирования, после чего следовал доклад на К‐9 о готовности № 1 дежурной боевой смены. По прибытии СБР следовал аналогичный доклад на К‐9 и, соответственно, был доклад о готовности дивизиона полным боевым расчетом. Время докладов хронометрировалось проверяющими, затем начиналась проверка параметров, определяющих боевую готовность материальной части дивизиона. После начинался опрос офицеров на знание ее устройства. При подобной окружной проверке меня попросили доложить о работе блока сопровождения цели по скорости КС‐211, с чем я успешно справился и был отмечен в приказе по части. Опыт и мастерство, как говорится, приходят с годами, за что благодарен своим учителям, капитанам Родникову и Высочину, выпускникам нашего училища 1968 года.

В 1979 году в нашем дивизионе произошло движение по карьерной лестнице: майор Загнойко был назначен командиром группы дивизионов С‐200 (позывной «Рембаза») в 190‐й Мингечаурский зенитный ракетный полк; майор Вавринюк стал нашим командиром дивизиона; Володя Высочин занял его место, стал заместителем командира дивизиона по вооружению – командиром радиотехнической батареи; меня назначили на капитанскую должность – заместителем командира радиотехнической батареи – начальником первого отделения. В целом, служба продолжалась без особых изменений, теперь приходилось два раза в месяц заступать на боевое дежурство дежурным офицером группы дивизионов на К‐9. Теперь в подчинении у меня были старший лейтенант Вадим Савченко, лейтенант Василий Ярощук, а на должность начальника расчета индикаторных устройств прибыл выпускник МВИЗРУ лейтенант Александр Обозный. После Толика Семенищева начальником второго отделения К‐1 был назначен выпускник нашей 9‐й батареи старший лейтенант Александр Кашаев, который пришел с должности начальника расчета станции П‐14 Ф.

В те годы в СССР было негласное правило не ставить на руководящие должности представителей еврейской национальности, в связи с чем многие из них меняли свои фамилии, имена и отчества на славянские. Так и отец Яши Житомирского сменил свое имя Ихелий на Илью, после получения данного известия Яша поехал в строевую часть бригады, чтобы внести изменения в документы, удостоверяющие личность.

Начальником строевой части и кадров в то время был майор Василий Прытков, очень общительный товарищ, весельчак и балагур. В Яшином удостоверении личности отчество Ихельевич было зачеркнуто, над ним было написано «Ильич» и запись «Исправленному верить. СПНШ майор», и стояла подпись «В. Прытков», заверенная гербовой печатью части. У Яши после получения удостоверения на руки, а также прочтения написанного шедевра от возмущения перехватило дыхание. Майор Прытков спокойно ему объяснил, что отчество изменено, запись сделана, печать стоит, чего еще надо! Одним словом, классический прикол Васи Прыткова вошел в анналы истории нашей бригады. На этом Яша не успокоился: удостоверение личности после пребывания в работающей стиральной машине пришло в полную негодность, и ему выдали новое удостоверение личности.

После этих событий Яше Житомирскому было присвоено высокое звание «Наш Ильич!»

В один из дней Вадим Савченко заступил на боевой дежурство начальником ДБС, вечером в нерабочее время от него поступил звонок, что рядовые Мун-тяну, Волков и Цыхач находятся в состоянии алкогольного опьянения. В казарме взял с собой для подмены двух бойцов: Терентьева и Сурнина, затем прибыл с ними на позицию батареи. Всю ночь шел разбор полетов, сознательно не давал подвыпившим бойцам спать, чтобы они рассказали все подробности происшествия и предоставили пустую тару из-под выпитого спиртного. Только утром майору Вавринюк бойцы выложили всю правду и предоставили пустую стеклотару. В то время среди солдат нашего дивизиона процветало пьянство, особенно в этом преуспели подчиненные капитана Кашаева, рядовые Тменов и Цыхач.

Слава о них докатилась до управления бригады, перед увольнением в запас их посадили на гауптвахту, а после выхода отправили на электричку, следующую в сторону Баку с напутствием, что при попытке возвращения в часть они снова окажутся на гауптвахте.

Один солдатский призыв от другого всегда отличался, среди бойцов всегда были негласные лидеры, которые определяли общую линию поведения сослуживцев. Если преобладали негативные проявления поведения, то у командиров всех рангов появлялась постоянная головная боль в непрерывной борьбе с нарушителями воинской дисциплины. За мои 11 лет службы под Баку такого негатива было немного. За отличное несение боевого дежурства, караульной службы, успехи в боевой и политической подготовке основная масса солдат дивизиона поощрялась ежемесячно, в том числе отпуском 10 суток с выездом на Родину, не считая времени на проезд к месту отпуска и обратно.

Помню многих сержантов и солдат нашей батареи: Мусатова, Байракова, Сурнина, Терентьева, Капочуса, Сорокина, Нечипуренко, Дюжакова, Турышева, Визира, Плаудиса, Якушкина, Соболева, Волкова, Разина, Мунтяну, Толкачева, Мамонтова, Гартмана, Каримова, Радукана, Бивола, Касимова, Норматова и других. Со стартовой батареи также многих помню, отмечу лучших: Кураева, Макшанова, Адбдулкадырова, Магомедрахимова, Магомеднасирова, Абдулмуслимова, Гусева, Ваганова, Бурняшева, Драгушана.

Построение на обед, командует сержант Нечипуренко

Внизу Касимов, Гартман, Бивол, стоят Мунтяну, Дюжаков, Сорокин, Капочус, Нечипуренко Толкачев

Осенью 1979 года штабом 15 корпуса ПВО с нашей бригадой проводились полномасштабные учения, совмещенные с итоговой проверкой. Проверялась готовность дежурных сил путем проведения учебной стрельбы по контрольным целям, производилось свертывание материальной части комплексов С‐125 с передислокацией на запасные позиции, с дальнейшей работой по контрольным целям. С нашей группы дивизионов было выделено двадцать человек личного состава. Команду возглавили мы с начальником отделения К‐3 1‐го дивизиона старшим лейтенантом Евгением Суриковым. Нас доставили на позицию 10 зрдн С‐125 с позывным «Яхтовый», дислоцированного в окрестностях поселка Маштаги, которым командовал подполковник Коваленко, награжденный орденом Красной звезды за участие в боевых действиях в арабоизраильской войне 1970 года. Нам предстояло выполнить наиболее трудоемкую работу – свернуть антенный пост С‐125 и остальные элементы комплекса, с чем мы успешно справились.

Подполковник Коваленко нам рассказал про отдельные эпизоды в той войне. Перед стрельбой ночью они совершали марш на заранее намеченную позицию, проводили маскировку всей техники, проверяли и настраивали материальную часть.

Такой метод назывался «стрельба из засады». Авиация противника действовала на предельно-малых высотах, по этой причине ее обнаружение было затруднено.

Маршруты полета израильской авиации были досконально изучены, на направлении авиационного удара в трех километрах от зрк стоял пост визуального наблюдения, у наблюдателя стоял телефон и сельсин-датчик, на зрк был сельсин-приемник. При появлении самолетов противника наблюдатель разворачивал сельсин-датчик в его направлении и сообщал о начале налета. После захвата цели в режиме ТВК (по телевизионному каналу) дивизион открывал огонь по противнику на поражение, ведущий самолет сбивали, ведомые шли резко на разворот, чтобы не попасть под огонь зенитных управляемых ракет. После проведения стрельбы у наших военных было не более двадцати минут, чтобы свернуть технику и отъехать на безопасное расстояние. Для опускания антенны станции наведения ракет на платформу прицепа использовался карданный вал автомобиля УАЗ, который стыковался с реечной передачей антенного поста, что значительно ускоряло самую трудоемкую операцию при свертывании техники, силовые и сигнальные кабеля обматывали вокруг кабин. Через 20 минут по оставленной позиции израильская авиация наносила бомбовый удар. Таких эпизодов было много, делалось все для выживания, боевые расчеты работали без устали, как автоматы, всем хотелось живыми вернуться с войны.