Текст книги "Выше, чем Боги. Инфузия"

Опять, Умрия вздрагивает. Так значит, Мо не только в игре? Собственноручно решила поучаствовать?!! И этот, что не Донг, ей способствует! Вот, где спелись, получается. Бывший инквизитор и она – достойная пара!

– Ну, где ты там, с троном возишься? Помогите, ей кто-нибудь! Миссис телятина, женщина сильная, властная. Долго возиться придется, зато потом, не нарадуемся. Вон, как смотрит презрительно, даже не отвечает. Силы бережет. Курт, сколько времени, она правит–то? Сорок лет всего?!! А я думал, ей уже, на совершенствование пора. Значит, сорок лет, никто поперек слова сказать не может. А ей-то хочется… Погоди-ка… Дай-ка, ближе в телячьи глазки гляну… Ах, вот оно что… А еще, больше всего ей хочется, чтобы не просто поперек слово кто сказал, а промеж глаз, чтоб, вот такой указкой звезданули, правда? Молчит… Значит, правда… Мо у нас, настоящий специалист. Пока она, эту телятину, к забою готовить будет, я и расскажу, что к чему. Девчонкам рамочным расскажу, всегда интересно знать, что будет наперед. Так. Ну, троном ее, будет кресло обычное, гинекологическое. Все в таком бывали, и рассказывать нечего. А вы, чего на трон то, не восходите, ваше величество? Неудобно животным третьего круга, настоящего человека туда ударами палки загонять. Как собаку бешенную. Или попробовать хотите? Подсобите ей, ребята маленько. Ну, вот. А вы красивый обряд интронизации, опошлить применением грубой силы хотели? Удобно вам? Ножки, ручки царственные в петельки просуньте, будьте добры. А то ведь животные, тела божественного могут лапами грязными коснуться. Ну, вот и хорошо. Всегда знал, – истинное величие, в покорности царственной…

– На чем прервали то меня? Вспомнил! Вот трубочки к грудям подводят. Это для удовольствия, конечно, но как уйдет оттуда воздух, сосочки внутрь направятся и много сюрпризов по дороге встретят. Но не нужны, пока неожиданности. А что внизу-то, тухло так? Я думал, там самая боевая часть. Мо! Дай ей таблеточку изумрудную, а лучше две. Проглотит, даже не сомневайся! Знает ведь, для нее они…

– Ну, нехорошо так, мадам! Девушка старается, а вы выплевываете. Несолидно, для главы Семьи. Эй, Виз! Нос то зажми ей! Да лей, лей, в рот! А теперь закрывай его… Сейчас, вот этой палкой, по губам тресну, сразу проглотит. Ну, вот. Обе прошли? И хорошо… А внизу-то, внизу, глядите, как борьба ее заводит! Само все расцвело, еще и таблетки не дошли, ну, надо же? Мо, погоди ты с корнцангами¹², тут-то все по-серьезному. Вот указкой, если ковырнуть, промеж величавости? Не очень пробирает? А вот так если?!!! Воистину попал! Вон, как глаза закатила! Мо, теперь уретральный катетер ставь, только смажь получше. Кто его знает, насколько понадобится. Неудобство, даме такой представительной, зачем причинять? Да наверх, через бедро, пока мешочек собирательный перекинь. Чтоб не мешался. Мажь, мажь еще, не жалей. Ну, вот и готовы вы, мадам к процедуре, что дерзостью своей заслужили. Не могу, не обратить внимания, всех присутствующих, на заблестевшие глаза тех, кто в рамках стоит. Видите?!! Означает блеск этот, что боялись они на троне оказаться. А как миновала их чаша сия, возбуждение начинает охватывать. Природа человеческая! Делают, да не со мной! Интересно им посмотреть, что дальше будет. А что дальше, по программе, Мо? Покажи-покажи, не стесняйся. Вот, стало быть, видят все зеркала прозрачные, да не простые, а оснащенные мощным источником света. Это хорошо. Микрокамера внутри, с большим разрешением. Это, чтобы и больной, хорошо все видел, и те, кто наблюдает процедуру лечебную на экране виртуальном… Так… Так… Не спеши, Мо. Раздвигай аккуратненько.

И, правда, все познавательно очень. Один экран виртуальный, перед королевой телятины развернулся. Любуйся на свое устройство внутреннее, на здоровье! Другой – перед дамами «обрамленными». Третий, можно хоть ребятам, что в подвале остались, для развлечения. Да, ладно обойдутся.

– Мда. Ну, что сказать? Хоть, и не специалист я великий, но вижу узенько все. Кесарили¹³ знать. И на матке, только точку наблюдаю. О том же говорит. Теперь, мадам меня внимательно слушайте, важные слова, для вас произнесу. Видите, три иголочки из зеркал выдвинулись? Это, для вашего яблочка замечательного. Вы им, только старайтесь не двигать, чтоб повреждения, какого не случилось. Ладно? Ну, вот хоть кивать стала, и на том спасибо. Так. Двигаемся. Оп, проткнули яблочко! Теперь, по отметкам смотрим цветным. Если до зеленой дойдем, значит, на 2 см углубились, но мне почему-то кажется, лучше сразу до синей отметки погрузиться. Все же три сантиметра, понадежнее будут, чем два, верно? Ну, вот… Видишь?!! И не больно, почти…

– Вот, а теперь гляди внимательно. Видишь буравчик, хромированный по центру двигаться начал? Конец тонкий, будто игла, кажется, но не бойся, закругленный он, не поранит. Нам сейчас, главное в точечку твою попасть. Нет. Ты лучше, сама не помогай, еще иголки вылетят. Попали? Прекрасно! А теперь, потерпи чуток. Он медленно, не торопясь, вбуравливаться будет. На хроме то, тоже отметины разноцветные. Ну, мы до красной черточки пойдем, чтоб в утробе оказаться… Терпим-терпим, мадам. Сами видите, чуток до отметки осталось. Вот-вот, еще чуть-чуть. Не закрывайте глаза, мадам! Смотрите! Смотрите! Мы уже в полости, внутри, так сказать. Браво! Должен признаться вам. Восхищен! Несмотря на ваше «ах», в конце процедуры. Вижу, что вы по достоинству занимаете пост главы Компании и своим мужеством, подаете хороший пример наследницам! Взгляните, как они увлажнились, гордясь вашим достойным поведением! Особенно эта малолетняя сучка. Чего ты ворчишь, Деф? Да ты в глаза ее глянь! Сразу все поймешь, хоть и в одежде она. Вот теперь Мо, можешь прищемить и гордость восставшую, как раз заземлением работать будет…

– А теперь, всерьез скажу, мадам. Вы женщина сильная, волевая, терпеть умеете. Ток сначала слабенький по хромированному буравчику пойдет. А потом, через яблочко к иголочкам направится, а они соберут его, да на заземление передадут. И ваше вожделение, что в предвкушении, кровью наливается, выступит как бы приемником, на котором фокусируются радиоволны, собранные большой и вогнутой тарелкой, станции космического слежения. Вот, как в мире нашем все взаимосвязано! И не телятиной единой, не в обиду будет сказано, жив человек. Вначале, даже приятно вам будет, но потихонечку, да полегонечку ток усиливаться будет; сам, автоматически. Иногда отдохнуть даст, иногда наоборот, посильнее набросится. Мо, выведи шкалу на экран, пожалуйста. Спасибо, родная. Видишь, миссис телятина, в конце шкалы оранжевый цвет, а следом красный начинается? Теперь, еще внимательней слушай. Как до красного дело дойдет, захочешь ты меня попросить кое о чем. Как захочешь, не тяни! Сразу, через ассистентов моих сообщай. Дел у меня много, нескоро подойти смогу. Поняла меня? Я в кабинете, на втором этаже буду. Ну, начинайте помаленьку…

– Так, а эта малолетка, чего одетая стоит? Я приказал? А ну-ка, живо раздеть, да в кабинет! В рамку поставить! Буду в глаза ее смотреть и милосердие в себе вырабатывать. Мо, а ты этих-то, трех телушек не томи. Видишь, уже извелись? Что с ними делать будут? Неопределенность, ужасная вещь. Зачем, такая жестокость нужна? Давай-ка, нанороботов им введем, пусть попляшут! Все веселей! Только знаешь что? Пусть, детишки уколы делают. Пусть, высокие технологии, с другой стороны попробуют. Может, понравится? Только следи, чтобы не попортили чего. Да, ты что Мо?!! С Луны свалилась?!! Они лучше тебя знают, где нанороботам уютнее будет…

– Ну, пойдем Курт, к ребятам сходим. Чего на это мясо смотреть? Визгу сейчас будет! Не люблю этого…

Заходят в подвал. Передергивает плечами Донг, холодновато. Простудиться могут пленники. Опять кличет добровольцев. Раздевать велит трех мужчин. А как они нагишом оказываются, указывает им, в холл маршировать. Скромно вяжет их к столбикам, что лестницу, ведущую на второй этаж, подпирают.

А в холле уже, визг да вой! То детишки уколы делать учатся. Распоряжается Донг, насчет ужина и не спеша в кабинет направляется. Ого! Девица то в рамочке уже. Удобная дислокация. Прямо, перед письменным столом. Что в маленькой, уютной комнатке стоит. Садится он в кресло, указку в руках вертит, смотрит в упор на нее. А та, голову набок наклонила, волосами плечи прикрыла, и стоит, не шелохнется.

– Чего думаешь, я тебя одну, доставить сюда приказал?

– Догадываюсь… – и взгляд метнуть успела, и гривой своей тряхнуть, и покраснеть, и вновь, потупившись, уже стоит. Смеется он такой быстроте, да непосредственности.

– А вот, и не угадала, – отсмеявшись, говорит. – Ты, конечно, со временем, в таких же клуш, превратишься, но пока выглядишь, как человек еще. А человеку, негоже смотреть, что дети, со взрослыми вытворять могут. Жестоки они больно.

– А зачем же выпустили их?

– Око за око, зуб за зуб. Для справедливости выпустил.

– Странная справедливость у вас, когда я тут стою, разговариваю, а внизу моих родных током, да иголками…

– Справедливости значит, желаешь?

– Да! Желаю!

Встает он с кресла. Чик ножичком, чик. И еще раз, чик-чик. Разрезает пластмассовые застежки на ней.

– Вставай, – резко командует. – Грудью на стол ложись. Нет, не локтями, грудью. И ноги раздвинь. Да, не так! Шире! Готова? Не передумала? Нет?!! Ну, считай свою справедливость, не сбейся.

Поводит деревянной указкой по обоим полушариям. Прицеливается, да, как врежет, со всей силы! До десяти она, сосчитать успевает, прежде чем он ее обратно в рамку вставляет. На край стола задним местом оперся, прямо там, где она, только что извивалась. Смотрит задумчиво.

– Ну, как справедливость? Жжет?

– Жжет.

– Ты школу то закончила?

– Да.

– И практика, через месяц?

– Да. Через месяц.

– Понятно, – усмехается он.

– Чего смешного?

– Не справедливости ты хотела.

– Как же не ее?

– Наказания ты хотела в компенсацию за то, что пока родных твоих, током да уколами, мысли твои, о другом. О том, что сейчас вытворять хочешь.

Ничего не отвечает она, только к паху его, лицом тянется. Помогает он ей, встречным движением. Презрительно смотрит, как она управляется…

15

… Вздыхает Умрия. Не так, ей захват представлялся. Не хватает героики, романтики. Стрельбы, взрывов, крови. Густых цепей автоматчиков, без единого выстрела, печатающих шаг навстречу горячему свинцу, которым их поливают из пулеметов, злобные люди в белых халатах. И все это на фоне гигантской вогнутой тарелки радиотелескопа, смотрящего прямо в небеса! А тут? Буднично, как-то все происходит! Ну, ток, ну процедуры медицинские, ну девчонка по мягкому месту получила; никакой фантазии. Понимает, конечно – небывалое дело он творит. И еще одно понимает. Как встретились все, за утренним чаепитием, события, только так и могли развиваться. Детали не в счет. Это, как в предложении. Вставь наречие, вставь прилагательное, но суть, все равно подлежащее со сказуемым определяют. Так и здесь. Задолго, еще, будучи МуУчОс, такой он ход событий предопределил. За двести лет, до самого события, все обречены были. Даже те, кто еще и не родился. Обречены. Точка…

…Ранее утро, следующего дня. Спит Донг, на белой кушеточке прикорнув, в кабинете. И девица спит. Свесилась, в своей рамочке набок, ровно дышит. Квакает браслет Донга, голосом Дэфа:

– Босс… дамы бунтуют.

Тихо встает с кушетки, но легок сон у девицы. Сразу головой вскидывается, вопрос в глазах.

– Спи, спи пока, – он на вопрос отвечает. Спускается на первый этаж, к мужчинам сначала подходит.

– Доброе утро Курт Третий. Доброе утро господа. Удалось вздремнуть то? Эх, говорил тебе, Курти – не надо лишних людей сюда, а ты не послушал. Сидели бы дома мужчины, да делами важными занимались. Да, и мне, мороки меньше было бы. Надумал, хоть насчет разговора?

– Надумал, еще вчера надумал.

– Не от тебя, теперь разговор зависит. И не от меня, к сожалению. Много ты людей вовлек, с каждым поговорить придется. Ну, пока.

Подходит к центральной композиции холла. Мо, Дэф и Виз там, да дамы бунтующие.

– В чем дело? – сурово спрашивает.

– В туалет просятся, а как развязывать начинаем, верещат, что не по обычаю это, – озадаченно, Дэф говорит.

– Стыдно обычаев не знать, Дэф. Цыц!!! – к вновь раскудахтавшимся, дамам обращается. – Ты! – указкой в крайнюю тычет. – Объясни, в чем дело.

– Да, ведь, про то, всем известно! – с возмущением та говорит. – После совершеннолетия, ни одна капля благородной урины, не может, мимо подопечного пройти.

– Чего? – тупо Дэф переспрашивает. – Не понял я.

– Эх, пытается наша милая гостья, тебе деревенщине немытой, сказать… ммм… как вырастают они, то ходить по нужде малой могут, только в… к подопечным. Это те детишки, что по комнаткам сидят. Вот им приспичило. Да, и пора уж. Они и желают горшочек живой. Только милые дамы, неувязочка тут вышла. Нет здесь ваших подопечных, не самолеты же, за ними посылать.

– По закону гостям, для временного пользования, хозяева могут и своих подопечных предоставить.

– Это-то верно. Закон мудрый. Только хозяйка то их померла. Нет теперь, над ними ее воли. Мо, детка, вставь-ка им по катетеру. Только краник не спеши поворачивать.

Минутное дело! И вот, уже у каждой, меж ног трубочка болтается, да не простая. И маленькая грушка на ней сбоку, для надувания шарика небольшого внутри мочевого пузыря, чтобы трубочка не вылетела. И ответвление, для введения препаратов медикаментозных. Ну, и на конце, конечно, мешочек прозрачный. С градуировкой. Два литра, судя по ней, вместиться может.

– Так Мо, я не понял… Ты у нас доктор или где? Всем назогастральные зонды¹⁴ вставить, пробки с газоотводными трубочками, да про мужчин не забудь. Девочку наверху не трожь, спит еще, да глава кампании тоже, пусть отдыхает. Придется еще народ вызывать. Не справляетесь вы.

– Мешочки, тоже не годятся, – тем временем, дамы нервно заявляют.

– Да, успокойтесь вы, наконец! Я же, с вашей родственницей год прожил. Ужель не знаю, как все делается? Все по закону будет.

Щелкает он по их браслетикам. Возникает, перед каждой экран с сообщением, для управляющих поместий. Сообщения разные, да смысл один. Так мол, и так, в связи с внезапной кончиной, да, столь необычной, в траурное путешествие отправляемся. К Ассамблее вернемся.

– Дэф, конечно, ваш пальчик и сам приложить может, для подписи. Но люблю, когда добровольно все. Прикладывайте! И делами вашими уринальными займемся.

Ну, против такого аргумента не попрешь, тем более браслетик, опасный уровень наполнения мочевого пузыря показывает. Приложили пальчики, Мо краники открыла, ждут все наступления облегчения полного. Вот наступило оно. Подождали на всякий случай пять минут, а то, мало ли, где капля задержаться могла. Мо краники опять завернула и мешочки полные на верхний прутик рамки подвешивает. Подвесила, к назогастральным зондам присоединила, краник повернула, и вот содержимое мешочков вновь в живое тело возвращается. Прямо в желудок попадает, избавляя от рефлексов рвотных, да от вкусовых неприятностей на сосочках языка возникающих. Исполнен обычай мудрый! И не важно, перепутала Мо мешочки или нет! Замирают все в изумлении, от решения такого изящного.

– С мальчиками, то же сделай, только мешочек Курта сюда принеси. Курт!!! – через весь холл вопит. – Твоя урина священная, тоже в живое тело попасть должна?!! Как там, по закону?!!

– По закону, каждое дерево или кустарник, имеет право хоть на каплю нектара священного!

– Ну, слава Богине-Матери! А то, про это я, как-то не успел подумать.

– Так мадам, полагаю желания у вас схожие, только озвучивать их не будете, – обращается к Главе Компании. Руку на живот ее кладет. Тоненькой пленочкой пота, тот покрыт, хоть и не жарко в холле. Ощущает ладонью, мелкую дрожь глубоко внутри. Да, дыхание и глаза выдают момент, когда ток свое недлинное путешествие начинает. Сам ей аккуратно зонд, через нос вставляет. Краник на катетере открывает, журчит ручеек, наполняя мешочек. А Мо, уж с куртовым поспевает. Еще одно сообщение управляющему разворачивается.

– Ну, мадам, по-доброму прошу, жмите пальчиком. Не хотите? Ладно. Мо, детка, шприц Жанэ¹⁵ бери, да наполни его куртовским содержимым.

Достает Мо двухлитровый шприц, наполняет его.

– Неудобно, главе Семьи, это опять, через пищеварительный тракт пропускать. Вставляй шприц в ее же катетер, краник верти на вход, наполним снова пузырь. Мужским содержимым. Что силенок не хватает?!! Сопротивляется?!! Дэф! Помоги–ка! Ну, вот сразу все и вошло. Краник… Краник не забудь… Ваша полость мадам, всегда будет заполнена до краев. И содержимое будет, каждый раз разное. Надеюсь, это отвлечет вас, хоть ненадолго от кулоновых¹⁶страстей, бушующих внутри. И Мо, я желаю, чтобы глаза у мадам, были открыты всегда. Возьми что-нибудь плоское. Да, чайная ложечка, вполне сойдет. Оттяни веко от глазного яблока. Так. А теперь сверху, на кожицу жми ложечкой, чуть-чуть. Да, не чашечкой! Другим концом! Это офтальмологическая процедура, называется выворачивание верхнего века. Видишь, как удобно? Никаких инструментов не надо! А моргнуть захочет – не выйдет! Не в ее воле это теперь! Повтори-ка на другом глазу и не забывай смачивать физиологическим раствором. Иначе, это не очень приятная процедура, может превратиться в пытку. Это недопустимо! Внизу, тоже не забывай увлажнять, а то токопроводность тканей может упасть. Все!!! Больше этими пустяками, меня не отвлекайте, сами фантазируйте. Идею я вам дал.

Поднимается обратно в кабинет.

– Ну, а с тобой, что мне делать? – спрашивает девчонку. – Эх, были бы твои родственнички, нормальными людьми, уж давно делами бы все занимались, а не по туалетам друг друга водили.

Освобождает девицу от рамки, ведет к двери в комнату гигиены, при кабинете. Сажает на стульчак.

– Тебе подопечные, еще не нужны, – твердо произносит. Сам стоит, не уходит. Пожурчала она, обратно в кабинет возвращаются. Останавливается возле стола Ия, смотрит на него вопросительно.

– Что, опять справедливости?

Кивает головой утвердительно, грудью на стол ложиться. Вот же!

– Может, проще будешь?

Вот каким талантом надо обладать, чтобы задницей голой «нет» ответить?!!

– Эх, вьет твоя семья из меня веревки, который век… ни в чем отказать не могу.

После третьей полосы наложенной, смотрит он внимательно на картину совместного творчества, ими нарисованную. Хм. Уж кровь к седалищу направилась, да малый таз собою наполняет. И такой силы, этот прилив, что своей мощью каждую встретившуюся на пути складочку расправляет. А те, расправившись, распускаются подобно бутонам роз, новым смыслом картину наполняют. Вот ведь чудо! И холст тот же, и художник, и даже кисточка, а картина каждый раз новая выходит! Видит художник, что особо хороша сегодня картина, распаляется, с великой творческой силой мазки наносит. А холст волшебный, сам, дрожащими полушариями, к кисточке стремиться начинает. Только последний мазок нанес, еще и от холста, кисточка оторваться не успела, а Ия, уже пылая лицом, на коленях перед ним оказывается. Трясущимися от возбуждения пальцами, в «молнию» на штанах вцепляется. Ну, понятно, к практике послешкольной готовится.

Так в заботах хозяйственных, еще день пролетает…

16

А наутро, опять браслет голосом Дэфа квакает:

– Босс! Королева телячья, видеть желает.

Спешит к ней, и трех часов не проходит, а он уже на шкалу напряжения, внимательно смотрит. Вошла стрелка в красную зону. 110% показывает. Поднимает он на нее взгляд.

– Вы правы оказались… Просить хочу… Снимите с меня браслет…

Смерти возжелала! Как браслет снимут, так общий для всех 7Д-принтер, сразу ее потребности, замечать перестанет.

– Я подумаю о вашей просьбе, – сухо отвечает, разворачивается и к себе направляется. Говорит в браслет. – Мо, напряжение оставь таким же…

А на следующий день, велит поднимать ее на второй этаж, в лабораторный отсек. И две рамки поставить: одну, для Курта, другую, для девчонки из кабинета.

Велик по размерам лабораторный отсек. Всякими затейливыми опытами хозяйка увлекалась. Большая часть его, отделена высоким, до потолка, задернутым зеленым пологом. Потолок белизной сияет, стены бежевые. И пол плиткой, того же цвета выложен. Спиной, к пологу зеленому, чуть не вплотную, королева телятины на троне своем сидит. Слева от нее, рамочка с Ией. По-взрослому ее Дэф привязал, крепко затянуты петли на запястьях, да коленках. Справа, с поникшей головой Курт стоит, тоже в рамке конечно. Тоже обнажен.

Входит Донг, в кресло, что напротив «королевы» садится. Указочку деревянную, поперек, на ноги кладет, руками накрывает.

– Оставьте нас, – соратникам тихо командует. Остаются они вчетвером. Не может он долго в кресле усидеть, вскакивает, к «королеве» подходит. Шевельнул пальцами у век, и вот ими уже моргать можно.

– Должен заметить, – начинает он неспешно. – Что жизнь, кучерява сюрпризами. Иной раз, маленькое, обычное действие, про которое забываешь, через пару минут, через два столетия, так отзывается! Что и не поймет никто…

– Вот я нахожусь рядом с тремя людьми, двух из которых ненавижу лютой ненавистью. Тебя, Курт, – палкой деревянной тычет. – И тебя, Ия. Тебя Курт, за звонок, сделанный невовремя, а тебя Ия, за сам факт твоего рождения, повлекший этот звонок. А звонок этот, о котором и не вспомнит, теперь никто, для двух других людей, важные последствия имел…

– А вот напротив женщина, которая лично мне, ничего плохого не сделала. Ну, обидела чуть, с кем не бывает? И вот странность, какая. По-настоящему страдает-то, именно она, а не те, кого ненавижу. Но я не верю в слепое насилие! А это означает, что страдает она, не просто так! Это означает, что она сама, или член семьи, возможно еще до ее рождения, совершил некий поступок, который и привел с неизбежностью к сегодняшнему печальному положению дел.

– Вы мои враги. Плененные враги. Я ненавижу своих врагов. Значит, я ненавижу вас. А раз вы в плену, вы – будете страдать. Не ищите причину в себе, в самом факте своего существования. Не надо! Потому что этот проступок совершен в те времена, в которые о вашем появлении на свет, даже не подозревали. Но страдать выпало вам! Этого не избежать! И это единственное, что вы должны знать. Я не могу и не имею права, избавить вас от мук. Все, что в моих силах, это попытаться их уменьшить. Но без вас, без вашего желания, я бессилен. И сегодня у нас последняя возможность, хоть как-то выправить создавшуюся ситуацию. С вас мадам, и начнем. Повторите вашу просьбу, при свидетелях.

– Я просила снять с меня браслет.

– С какой целью?

– С целью избавиться от тех унижений, которым вы подвергли меня. С целью умереть…

– Стоят ли, эти унижения того ада, в который вы попадете? И почему вы говорите о них?

– Честь моя, а, следовательно, честь Семьи унижена. Ведь я ее глава.

– И чем же вы, так сильно унижены?

– Я четвертый день открыта, для всех, даже для подопечных! Мой мочевой пузырь, постоянно заполнен уриной Курта! И да, мне больно! Мне унизительны пытки моего детородного органа!

– И это все?!! Я не вижу оснований, для кардинальных изменений вашей участи. Обнаженность, перед подопечными, с определенного возраста, не является, чем-то из ряда вон выходящим, а господин Курт ваш родственник. Дедушка? Прадедушка? Да, не суть! Что с того, что его священный нектар ласкает не кустик или деревце, а стенки вашего органа выделения?!! Не думаю, чтобы вы предпочли священному нектару, слабый раствор соляной кислоты! Что же касается детородного органа 90-летней женщины… О, давайте не будем об этом!!! Считайте себя, участницей эксперимента, по восстановлению утраченной чувствительности, ваших нервных рецепторов. Я решил отказать вам, в вашей просьбе! Пока отказать! Все изменится, когда мне придет в голову сказать – хватит! Вам это понятно?!! Не молчите!!!

– Да…

– Вот Курти, к чему привело нас, ваше упрямство и снобизм! Ведь по большому счету, мне нужны вы, а не эти женщины. Давайте разбираться с вами. Я обещал возместить часть вашего приданного, чтобы вы смогли восстановить оборот, того наркотрафика, который принадлежал вашей Семье. Половины содержимого сундуков, с лихвой хватило бы на его выкуп и возвращение монополии на уничтожение маков и одуванчиков, под контроль ветви Куртов! Я понимаю вашу боль, и те нравственные страдания, которые вы испытываете, при виде того, как на протяжении почти двухсот лет, то что может приносить сверхприбыли, тупо уничтожается Семьей королевы телятины! Вот почему она еще здесь! Вот почему разговор продолжается!

– Спрашивается, какое мне до этого дело? Ведь избыток, всегда стремится к недостатку, и это не закон наркокартеля. Это закон природы. Всегда из регионов с большими маковыми площадями, трафик будет направлен в регионы, где подобных площадей просто нет. Я циник и мне, просто наплевать на то, что где-то и кто-то, помрет от передоза. А кто-то, напротив, немного заработает. Что же меня заинтересовало в вас, Курти? Ваш дедушка! Он занимался, в принципе, тем же самым, судя по всему, но вкладывал полученные сверхприбыли не только в торговлю, но и в науку. Вы понимаете, о чем я?

– Вы говорите, про обсерватории. Ведь они, не вошла в приданое. Но их 30. А вас интересует, только одна, судя по всему. Почему?

– Потому что, ваш дедушка, конечно умен, но на ваше счастье, нашелся еще один умник, и это я. Да, эта станция принимает то же, что и все. И передает, почти, то же. Запомните это слово, Курти! «Почти»!!! И ее уникальность, заключается в том, что в отличие от остальных 29 станций, она ведет передачу либо с малюсенькой задержкой, либо с опережением графика. Это называется почерк, Курти. Радиопочерк!!! И вот мне приспела нужда, тоже немного поболтать с космосом. Послать пару телеграмм. Если я вложу эти телеграммы в сообщения других станций, это будет сразу же замечено, так как, они передают одинаковую информацию. А вот, если в сообщение с этой, несколько необычной, то… Во-первых, никто не обратит на это внимание. Так как, она и так предает, чуть измененную информацию. А во-вторых, я имею веские основания полагать, что сообщения именно этой станции, читаются наиболее внимательно…

– Не знаю, возможно. Меня это, как-то мало интересовало. Но я не пойму одного. К чему городить все это, если с вашими средствами, вы можете подкупить телеграфиста?

– Если бы все было так просто. К сожалению, мне мало отправить пару телеграмм, они будут отправляться постоянно, и жизни одного телеграфиста, будет недостаточно, собственно как и моей, потому что, отправка телеграмм, это не самое главное! Мне нужен ответ!!! Возможно, я его не дождусь, мне не хватит жизни. Ведь адресат, по моим расчетам в одиннадцати световых годах отсюда. Но этот ответ получат мои последователи, в конце концов, Земля. Вот почему я договариваюсь с хозяином. Понимаешь? Я рассчитываю на диалог! Поэтому, речь идет о веках! Может о тысячелетиях!!! Ты почти одногодок своей жены, но ум твой, до сих пор ясен. Между тем, мы оба знаем – деменции¹⁷не избежать! Поэтому, этот договор, не может быть договоренностью двух лиц: тебя и меня. Он может быть заключен, только между группами. Вот почему, мы разговариваем, в присутствии Главы Семьи и девушки, которая ей станет! Это хотя бы двести лет связи. Но мне надо больше!

– Мне кажется, вы просто садист и безумец, – раздается голос, с «королевского кресла». – Вам же ясно сказали, станция не входила в приданое Курта Третьего. Значит, моя Семья, не имеет к ней никакого отношения. Это ваши дела! Да, Курт член нашей Семьи, но станция его собственность.

– А разве несколько дней назад, в семь утра, мы не начинали этот разговор наедине, Курти? Но ты сказал: это дело Семьи. Это твои слова, черт возьми, не мои!!! Разве я трижды, не просил вас мадам, отпустить меня подобру-поздорову с моим имуществом, чтобы потом, отдельно предъявить ценности Курту? Что вы ответили мне?!! Все, что находится в доме, принадлежит Семье. Разве я трижды не повторял, что могу действовать по-другому?!! Ответом был смех. Вы можете продолжать смеяться, но я буду действовать. По-другому, как и обещал. Я даже не могу назвать вас в ответ безумцами, потому что вы хуже. Вы, выражаясь мягко, просто слепцы. Я – нет! Я все еще вижу, узкий просвет возможностей! Иначе бы, этого разговора, просто не было!

– Что вы можете предложить, чтобы все закончилось? – спрашивает, помолчав Курт.

– Уже немногое. Первые телеграммы, должны быть отправлены немедленно. Значит мне, нужен человек на станции. Мой человек. На должности того, кто способен внести правку в текст, в самый последний момент, непосредственно предшествующий нажатию кнопки «Send»¹⁸. В идеале, таких людей должно быть трое. Молодой. Средних лет. Пожилой. Ведь телеграфистами, не работают представители вашего круга.

– Разумеется, нет. Если у вас, есть надежная семья, то не вижу никаких препятствий, брать кого-то из нее. И это можно закрепить в моем завещании.

– Вы не понимаете Курт. Это не может быть представитель одной семьи. Это может быть, кто угодно. Мы подпишем бессрочное соглашение, о приеме на работу того, кто придет в это поместье неизвестно откуда и покажет координаты, где стояли ящики с драгоценностями.

Вот оно!!! Умрия четко видит блеск стали на кончике жала. Свисающую с него каплю смертельного яда! Донг закольцовывает комбинацию! Картина в начале – картина в конце. Только слова другие!

– Но я не собираюсь жить здесь!

– Никто и не заставляет. Надиктовывайте текст соглашения и не забудьте слово «бессрочно». Не забудьте упомянуть слово наследники, во множественном числе.

В лабораторном блоке воцаряется молчание, прерываемое только бормотанием Курта. Донг пристально смотрит на Ию. Поймав его взгляд, та почему-то краснеет. Глава Семьи, восседает на своем троне, крепко зажмурив глаза.

– Вроде готово, – говорит Курт.

– Читайте, – отзывается Донг. – Повторите еще раз, пожалуйста, – произносит он ритуальную фразу, после завершения чтения.

– Прекрасно, – говорит он, после окончания процедуры. – Половина содержимого сундуков ваша Курт и ваших потомков. Я думаю, так будет надежней, чем выкупать эти одуванчики у миссис телятины. Сдается, она не в духе.

– Ваш договор, юридически ничтожен, – услышав реплику Донга, произносит она. – Там говориться о встречах в поместье. В этом поместье. Этого не будет. Оно будет уничтожено, в знак скорби.

– Нет, мадам. Объект под номером 125, будет сохранен на тысячелетия. Потому что сюда, будут приходить люди.

– И кто же их будет встречать?

– Вы.

– Лучше убейте нас сразу.

– Я бы сделал это с радостью, так как ваша доктрина потусторонней жизни немного искажена, но ваша смерть, приведет к тому, что наш план, может быть раскрыт, а этого нельзя допустить.