Текст книги "Учение о первенствующем епископе в русском православном богословии в ХХ веке"

4.2. Учение о первенствующем епископе
в трудах русских православных богословов «карловацкой» ориентации

В самом начале исторического пути Русской Зарубежной Церкви некоторые ее видные деятели высказывались в поддержку идеи универсального первенства Константинопольского престола, так как питали надежды на поддержку Вселенским Патриархом русской эмиграции. В 1923 году, опасаясь изгнания турками Константинопольской Патриархии из Стамбула, митрополит Антоний (Храповицкий) писал президенту Лозаннской Конференции: «Константинопольский патриарх для православных христиан всех стран является верховным судией, а упразднение или унижение сей Апостольской кафедры явилось бы глубоким оскорблением и поражением всей Православной Церкви, и в частности, Церкви Российской, которая издревле привыкла обращаться к Вселенскому Патриарху за разъяснением религиозно-церковных вопросов, а славнейший ее иерарх Патриарх Московский и всея России Никон <…> обращался в Константинополь с апелляцией.»⁴¹⁷.

Однако очень скоро эти симпатии сменились резким неприятием. Поддержка Константинополем большевистской власти в России, признание обновленцев, действия против патриарха Тихона и русских архиереев-беженцев, претензии Фанара на диаспору развеяли все иллюзии. Немного времени спустя митрополит Антоний уже именовал Константинопольского патриарха Мелетия главой «еретической шайки»⁴¹⁸, а теорию об особых правах Вселенского Патриарха – «папистской»⁴¹⁹, отметая все попытки обосновать эту теорию ссылками на каноны и громкие титулы.

Особую роль в дискуссии о первенствующем епископе в русском православном богословии в контексте юрисдикционных споров XX века сыграли публикации протопресвитера Михаила Польского (1891–1960), которые были посвящены богословско-каноническому и историческому обоснованию позиций Русской Зарубежной Церкви⁴²⁰.

В России протопресвитер Михаил прошел исповеднический путь и на себе испытал всю тяжесть гонений от безбожного большевистского режима. В 1922 году Польский был арестован, сидел в Соловецком лагере. После побега из ссылки он пробрался через Сибирь в Персию (1930) и был принят в юрисдикцию Русской Зарубежной Церкви, верность которой сохранял до конца жизни⁴²¹. С Польским полемизируют в своих экклезиологических работах протоиерей Александр Шмеман⁴²² и профессор С.В. Троицкий⁴²³.

Наиболее системно аргументация протоиерея М. Польского была изложена им в книге «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей» (1948). Данная книга, по характеристике профессора С.В. Троицкого, «является самой подробной апологией Карловацкого раскола, пользуется у карловчан-“анастасиевцев” большим авторитетом, как своего рода их “символическая книга”»⁴²⁴.

Польский доказывает, что единственной канонической церковной властью в Российской Православной Церкви – как для заграничной ее части, так с 1927 года и для самой России, – является Заграничный Собор архиереев. Все остальные русские юрисдикции: созданная патриархом Сергием Московская Патриархия, ее экзархат в Западной Европе, Русский экзархат Константинопольской юрисдикции и «Американская автономия» – представляют собой «неканонические учреждения».

Свою позицию протоиерей Михаил строит на трех главных основаниях: 1) 34-м Апостольском правиле, 2) Постановлении № 362 Святейшего Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета Православной Российской Церкви от 7/20 ноября 1920 года, 3) и понятии «Духовного Собора».

Книга Польского начинается с цитаты из 34-го Апостольского правила, к которому он многократно обращается. В этом правиле, по словам автора, сформулирован принцип, который, «отражая догмат Пресвятой Троицы во едином Боге, неразрывно сочетает в церковном управлении единоличное начало с соборным, и является основным критерием для суждения о каноническом положении высшей церковной власти в России»⁴²⁵.

Протоиерей М. Польский высоко оценивает значение Всеpoc cийского Поместного Собора 1917–1918 годов и его решений, поскольку на этом Соборе было восстановлено патриаршество, и вместе с ним – принцип соборности, в соответствии с 34-м правилом. Согласно постановлениям Собора, высшая власть в Русской Церкви передавалась Поместному Собору, периодически созываемому, в составе епископов, клириков и мирян. Управление текущими церковными делами переходило к патриарху совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом. При этом, полагает Польский, участие клириков и мирян на Всероссийском Поместном Соборе «не урезывало высших прав епископата, который все решения общих собратий ревизовал и утверждал на своих особых совещаниях, но активно помогало ему в устроении дел церковных»⁴²⁶.

Польский пишет, что, согласно канонам, все епископы равны между собой по благодати священства, и больший над ними есть собор из них самих. Поэтому епископы не могут единолично друг друга судить, поставлять себе преемников, единолично рукополагать один другого, и делают это не иначе как с собором и по суду епископов. По мнению Польского, переход Русской Церкви в 1920 году к единоличному патриаршему управлению с правом передачи власти другому лицу или учреждению, какое патриархом будет указано (Постановление № 362), явилось отходом от канонической нормы и Постановлений Собора 1917–1918 годов и было обусловлено гонениями. Это не могло не приводить к отдельным ошибкам в действиях Первоиерархов (в том числе самого патриарха Тихона).

Постановление № 362 определяло принципы децентрализации церковного управления на местах в случае, если та или иная епархия окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением, или само Высшее Церковное Управление, во главе со Святейшим Патриархом, почему-либо прекратит свою деятельность. Польский указывает, что после введения в действие Постановления № 362 Первоиерарх уже не управлял церковными делами совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом, а сами последующие первые епископы занимали свой пост не по избранию этих органов управления, а по завещанию. Однако, несмотря на такую полуканоническую форму, по своему существу управление в Русской Церкви оставалось каноничным, поскольку даже в отсутствие Синода и Совета Первоиерарх старался «ничего не творить» без рассуждения и согласия остальных епископов. В этот период, полагает Польский, Первоиерарх, в соответствии с 34-м Апостольском правилом, все ответственные решения принимал лишь по выяснении мнения «Духовного Собора», члены которого, не собранные в одно место, со своих мест сообщали свои решения.

По мнению Польского, десятилетний период – со дня открытия Всероссийского Церковного Собора 1917 года по март 1927 года – может быть назван каноническим периодом жизни и деятельности Высшего Церковного Управления в Русской Церкви.

В марте 1927 года освободился из заключения митрополит Сергий (Страгородский), а 16/29 июня 1927 года вышла в свет его «Декларация». По мнению Польского, принятие митрополитом Сергием указанной «Декларации» стало единоличным шагом первого епископа, поступившего, вопреки 34-му Апостольскому правилу, «без рассуждения всех», несмотря на протесты епископата, клира и народа. Этим первый епископ «превысил» свою власть и нарушил «единомыслие», вопреки основному иерархическому принципу Церкви, выраженному в 34-м правиле Святых Апостолов.

Когда первый епископ сознательно порвал свое единство с епископатом и впал в своеволие и самочиние, злоупотребив своим положением единоличного главы Церкви, тогда правление, по форме полуканоническое, стало по существу неканоническим. По мнению Польского, издание «Декларации» явилось тем поворотным рубежом, после которого стало противозаконным, неканоничным все дальнейшее бытие Московской Патриархии.

Принятие «Декларации» явилось компромиссом, на который митрополит Сергий пошел ради легализации Церкви. Под легализацией Польский понимает «узаконение», «признание государством права Церкви на самоорганизацию в нем по ее внутренним законам»⁴²⁷. По мнению Польского, идти на легализацию можно было только при условии отказа государства от безбожия и обращения к вере: «Условия легализации или узаконения Церкви в государстве остается то же, что и в древности: языческое государство делается христианским, еретическое делается православным. Когда весь государственный аппарат был на стороне язычников или еретиков, христиане и православные не могли иметь легального существования»⁴²⁸.

Пожалуй, именно данный пункт позиции протоиерея Михаила Польского, как и остальных апологетов Зарубежной Церкви, можно признать одним из самых спорных. Легализация – «признание государством права Церкви на самоорганизацию в нем по ее внутренним законам»⁴²⁹ – вовсе не обязательно должно иметь условием «обращение к вере» со стороны государства.

Как утверждает Польский, «в глазах клира и народа, то есть всей Церкви, главным грехом [митр. Сергия] являлось соглашение с врагами Церкви на каких бы то ни было условиях ради легализации»⁴³⁰. Нельзя было идти на нравственный компромисс ради сохранения центрального церковного управления. Нужно было стать на путь исповедничества и страданий, и той децентрализации, принципы которой были предначертаны Постановлением № 362 в 1920 году.

Следствием нравственного падения Московской Патриархии, считает Польский, стали ее действия в пользу врагов Церкви, – подчинение им церковного управления, перемещение епископов, оклеветание исповедников, отрицание гонений, потворство безбожию и молитва за их власть.

Канонические правила предполагают полную свободу самоуправления и самоорганизации Церкви и отрицают всякое вмешательство в это дело «мирских начальников» – гражданских властей. Польский приводит церковные правила (VII 6, 3; Апост. 30), согласно которым «если какой епископ, употребив мирских начальников, через них получит епископскую власть, да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним». С принятием «Декларации» гражданская богоборческая власть, вопреки канонам, стала вмешиваться в вопросы церковного управления: избрание, назначение и перемещение епископов, увольнение неугодных и т. п. Митрополит Сергий и созданная им патриархия, считает Польский, должны быть низвержены и отлучены, как избранники мирских начальников, не имеющие полномочий Церкви.

Польский категорически утверждает: «современная Московская Патриархия в составе патриарха и его Синода – неканоническое учреждение»⁴³¹. Согласно Польскому, митрополит Сергий, пользуясь поддержкой гражданских властей, своей единоличной властью, не имея на это права, сам образовал себе Синод из сторонников своей политики. Польский обвиняет митрополита Сергия в том, что тот, прикрываясь формальной буквой канонов, сумел подменить подлинную соборность в Церкви созданием официального, послушного ему и безбожным властям Синода. Так же искусственно был подобран им епископат. По мнению Польского, церковное управление, созданное митрополитом Сергием, будучи формально правильным, в действительности являлось самочинным и незаконным учреждением, не облекающим единоличное управление никаким высшим авторитетом.

Полномочия первенствующего епископа вытекают из его избрания собором епископов и продолжаются, пока первенствующий епископ находится в согласии с епископатом. По мысли Польского, первый епископ избирается собором епископов, и власть его «стоит и падает» с одобрением и неодобрением общеепископского решения. Первоиерарх ничего не может творить без рассуждения всех, а если творит и не имеет общеепископского одобрения на свои действия и прервал единомыслие, то и преемство потерял и не имеет права на управление. Управление его беззаконное и насильственное. Польский считает, что в ситуации с митрополитом Сергием епископат выразил свое несогласие с первым епископом, но не мог лишить его власти. А первый епископ настаивал на своем формальном преемстве и злоупотреблял правами по бессилию епископата.

Старанием митрополита Сергия, утверждает Польский, в Русской Церкви возник совершенно новый режим, которого никогда не было, и действует он в лице Московской Патриархии и в настоящее время. Наступила неслыханная в Церкви эпоха «диктатуры первого епископа». Какого-либо органа, ограничивающего его действия, уже нет. Претензией первого епископа на непогрешимость и насилием безбожной власти в Русской Церкви исключена открытая борьба за истину. Синод и какой-либо собор допускаются постольку, поскольку эти учреждения поддержат позицию первого епископа, принятую им от гражданской власти. Синод является только канцелярией при нем, а собор – одной авторитетной формой его утверждения, без действительных прав и осуществления общеепископской власти. По утверждению Польского, два епископских собора 1943–44 годов и Поместный Собор 1945 года протекали в условиях полного внутреннего стеснения, без собственной инициативы и прав, как «жалкие исполнители директив антирелигиозной власти, с которой в контакте только Московская Патриархия»⁴³².

Польский считает, что в Русской Церкви, в соответствии с общей советской системой, установлен диктаторский способ управления, который продолжает насильственно удерживаться на своем месте. Все должно быть «по приказу сверху». Советская власть, склоняя на компромисс с собой первого епископа, в лице патриарха и его преемников, содействовала укреплению ответственной пред собою единоличной формы управления Церковью.

Одним из аргументов сторонников легализации центрального церковного управления была необходимость сохранения канонически законного преемства высшей церковной власти и удержание законного положения Российской Церкви среди прочих Автокефальных Церквей. По рассуждениям Польского, данный аргумент, в действительности, не имеет силы. Первый епископ, глава Поместной Церкви, прежде всего, обязан хранить единство со своими епископами, а потом уже с главами других Церквей. А если он в расколе со своими, то какой же он представитель Церкви и член Церкви Вселенской? Московская Патриархия, убежден Польский, не выражает голоса Российского епископата и его не представляет, и как звено не соединяет его со Вселенской Церковью, хотя апостольское преемство в Российской Церкви не иссякло и без этого Высшего Церковного Управления.

Более того, безбожная власть стала использовать в своих антихристианских политических целях влияние Московской Патриархии среди других Поместных Церквей. По мнению Польского, Патриархия, будучи слугой интернациональной власти, стала вовлекать и Восточных патриархов в орбиту ее политического влияния, во вред всем Церквам и христианству в целом. Прошедший с участием восточных патриархов Поместный Собор 1945 года был поддержкой не Российской Церкви, а советской власти, которой нужно было облечь авторитетом и высокой санкцией Восточных патриархов свою церковную власть, чтобы тем успешнее действовать при ее посредстве в своих целях за границей и на территории других Патриархатов.

Факт признания Московской Патриархии Восточными патриархами Польский не склонен переоценивать, так как ранее они уже поддерживали обновленцев. Польский упрекает Константинопольскую Патриархию за поддержку обновленчества и ее предложение патриарху Тихону в 1924 году удалиться от церковного управления. Протоиерей Михаил считает недопустимыми и антиканоническими попытки подобного вмешательства одной Поместной Церкви во внутренние дела другой.

Церковь Вселенская, согласно Польскому, есть «братский союз Поместных самовозглавляемых или самоуправляющихся автокефальных Церквей. Это апостольский, любовью связуемый союз под единым Главою Христом. Оформлением его является сначала Поместный Собор, как братский съезд епископов каждого народа, а потом Вселенский, как общение представителей и первых епископов всех Поместных Церквей»⁴³³.

Польский обвиняет Московскую Патриархию не только в нравственной нечистоте и неканоничности, но и в ереси. По его мнению, самочинием первого епископа в Русской Церкви был нарушен догмат соборности.

В догмате кафоличности, вселенскости, в собранности Церкви воедино Польский видит аргумент соборного управления Церковью в лице равных по полномочиям епископов – как глав Поместных Церквей, так и епархий. Словом «кафолическая», по рассуждениям Польского, обозначается не только Церковь Вселенская, собранная отовсюду, всеобщая, но и Церковь, управляемая Вселенским Собором, а в своих частях – собором епископов (по-гречески «синодом»). Поэтому похищение соборной общеепископской власти есть уже не раскол, а ересь единоличного управления Церковью, уже предосужденная в отношении к Римскому первому епископу. «Безусловно существует антагонизм между папским единовластием, решения которого имеют законную силу и без формального согласия епископского собора и прочих верующих, и соборным началом Вселенской Православной Церкви, – пишет М. Польский. – Догмат о Церкви, выраженный в 9-м члене Символа веры, был нарушен в прошлом определенным открытым образом в Римской Поместной Церкви единоличной диктатурой первого ее епископа, заявившего претензии на таковое же главенство над всею Церковью»⁴³⁴.

В Церковь вкралась ересь единоличного управления. Польский считает, что в лице митрополита Сергия Русская Церковь получила то, чего могла бояться в начале, когда увеличила права первого епископа. Она встретила в нем не только утешение и поддержку в борьбе, но и «малодушие и падение». Возможность произвола, злоупотребления положением единоличного возглавителя Церкви, соблазн власти или восхищения высших ее прав превратились в действительность.

В традиции последователей юрисдикции Русской Зарубежной Церкви протоиерей М. Польский большое значение придает Постановлению № 362 от 7/20 ноября 1920 года. По словам Польского, именно этот закон о децентрализации «лег в основание и утверждение церковной власти Архиерейского Синода за границей»⁴³⁵.

Польский развивает мысль о том, что единство в вере и истине, любовь и общение в Духе Святом, Причастие от Единого Хлеба в жизни Церкви важнее формальной канонической законности и внешнего, административного единства. Благодаря тому, что Вселенская Церковь не имеет единого земного центра, она сохраняет единство со своим небесным Главою – Христом, несмотря на земные разделения.

Осуждая обновленцев за их содружество с безбожниками, видя в этом союзе главную причину их неуспеха, М. Польский пишет: «Для Церкви важна прежде всего нравственная правда и, конечно, формальная законность, а не формальная законность без правды»⁴³⁶.

Формальной властью не обладает в Церкви даже Вселенский Собор. Не существует формальных признаков Вселенского Собора. Он признается таковым только рецепцией всей Церкви: «Если Вселенским Собором является такой, который православно выразил учение Церкви, истину, имеющую вселенское значение, то он для нас закон, и если неправославно, то он для нас не закон…»⁴³⁷.

По мнению Польского, определяемый Постановлением № 362 децентрализованный строй церковного управления, хотя и являлся ущербным и временным и был обусловлен гонениями, вместе с тем оставался всецело каноническим, основанным на принципах Вселенской Церкви первых веков. Он был временно учрежден правомочным и полным патриаршим церковным управлением и отвечал «первовековому образу церковной жизни, который отображен в памятниках апостольских времен – “Учении 12 апостолов”, когда христианские общины объединялись не административными учреждениями, а единством веры, любви, верностью истине, Духом Святым, Причащением от Единого Хлеба Тела Христова, соединяющего всех в единую Церковь»⁴³⁸.

Повторяя слова из «Памятной записки соловецких епископов» 1926 года, Польский настаивает на том, что сила Церкви заключается не во внешней ее организации, а в единении веры и любви ее чад. По его мнению, об этом свидетельствует «разительный факт», и «чудо истории», заключающиеся в существовании Поместных Автокефальных Церквей, не имеющих единого возглавления и объединяющего их внешнего земного центра: «Поместные Церкви веками живут разрозненно, самостоятельно управляясь, будучи обособлены политическими и национальными перегородками, отдалены территориями, находясь часто под иноверным гнетом, лишены земного объединяющего центра, единой администрации и физического общения между собой. И при всем этом они сохранили единство догмата, веры, духа, ни в чем не погрешая против общей истины и составляя единый братский, святой, апостольский и вселенский союз автокефальных Церквей. <…> Церковь не гибнет, когда внешнее ее единство разрушается. Она не дорожит внешней организацией, заботясь о сохранении своей истины»⁴³⁹.

Кафолическая Церковь, по-славянски, соборная, есть Церковь, собранная отовсюду, всеобщая, заключающая в себе верующих всех мест, времен и народов, – Вселенская. Она есть человеческий собор, возглавляемый Христом. Возглавление Церкви Христом позволяет ей сохранять единство в главном, несмотря на земную разделенность: «Один у нас Отец – Бог, все же мы – братья, земное единство Церкви в небесном главенстве Христа. Благодаря этому небесному возглавлению Церковь на земле не теряет своего единства при любом внешнем разделении. Поэтому мы не завидуем организации Римской Церкви. Земная ее централизация – дело человеческое. Это не по вере, а что не по веpе, то грех. Что будет с нею, если она лишится своего земного центра. Мы такого центра не имеем, а единство храним»⁴⁴⁰.

Основой церковного устройства Польский считает епископат, который на соборных началах формирует самоуправление Церкви на местах. В случае потери связи с центральной церковной властью, естественным порядком, епископы обязаны составить из себя собор, который представляет высшую административную власть в каждой автокефальной Церкви, самостоятельной и независимой от других: «Часть Церкви, потерявшая связь со своей центральной церковной властью, при наличии епископов, организует соборное управление для себя, в ожидании соединения с целым. <…> Если бы никогда не было указа 1920 года о церковном самоуправлении на местах, то и тогда оно должно было возникнуть само собой по епископскому долгу»⁴⁴¹.

По мнению Польского, ни Собор, ни Синод не связаны территорией и могут по необходимости переехать в «какое-либо другое государство»⁴⁴².

Закрытие в 1922 году патриархом Тихоном заграничного ВЦУ Польский считает незаконным, поскольку оно имело политическую мотивировку и было сделано в угоду большевикам⁴⁴³.

Польский приходит к категоричному выводу: «В данное время единственной канонической церковной властью в Российской Православной Церкви, в ее целом, как для заграничной ее части, так и с 1927 года для самой России, является Заграничный Собор Архиереев, который мог осуществить свои права и русскую церковную правду невозбранно»⁴⁴⁴. Заграничная часть Русской Поместной Церкви, по словам Польского, является частью независимой от других автокефальной Поместной Церкви. Поскольку права Архиерейского Синода возникли как явление внутренней жизни Православной Русской Церкви, они «существуют независимо от воли и согласия какой-либо Поместной Церкви»⁴⁴⁵.

В заключительных двух главах книги Польский описывает «заграничные пути» русской церковной эмиграции и приходит к выводу о неканоничности Русских экзархатов в Западной Европе – как Московского, так и Константинопольского, – а также «Американской автономии».

С точки зрения Польского, «русский экзархат Константинопольского патриарха в Западной Европе есть учреждение неканоническое»⁴⁴⁶.

Польский считает неканоничным принятие митрополита Евлогия в юрисдикцию Константинопольского патриарха и солидаризируется в этом подходе с Московской Патриархией: «По святым канонам Константинопольский Патриархат не мог притязать на чужие епархии и не мог принять запрещенного другим иерархом, если он считал Московскую Патриархию законною. <…> Священные правила допускают перемену юрисдикции только с согласия той церковной власти, к которой до перехода в новую принадлежал этот иерарх и его приходы (Карф. 24. 3). Всякое нарушение прав автокефалии и вмешательство в дела другой Церкви признается недействительным (Трет. 8)»⁴⁴⁷.

Польский указывает на то, что переход в 1931 году русских заграничных приходов в юрисдикцию Константинопольского Патриархата мыслился как временный. Сам митрополит Евлогий считал свою епархию частью Русской Церкви, временно вошедшей в юрисдикцию Константинополя. По мнению Польского, такое положение временной двойной юрисдикции является антиканоническим: «Если же Вселенский Патриархат твердо стоит на идее своей власти над всеми Церквами рассеяния, то русский экзархат он мог установить на открыто предъявленном условии подчиняться ему навсегда»⁴⁴⁸.

Польский отрицает теорию об исключительном праве Константинопольского патриарха на православную диаспору, излагая позицию, близкую позиции Московского Патриархата.

Польский считает необходимым различать каноническую территорию автокефальной Церкви от ее миссионерских территорий вне ее границ. По словам Польского, «автокефальные национальные церкви имеют нужду и право основывать миссии, приходы и епархии вне своих стран, по своему произволению и под своим непосредственным управлением, а на территориях других Православных Церквей с их разрешения»⁴⁴⁹. Территория Западной Европы, по мысли Польского, ранее входила в юрисдикцию Патриарха Римского. Мнение, что после отпадения Рима от Православия права на эту юрисдикцию должны перейти к Константинополю, Польский считает не имеющим достаточных оснований.

Польский соглашается с тем, что какие-либо начальственные и богослужебные действия на территориях других патриархатов русские епископы могут совершать только с разрешения этих патриархатов. Однако вне других патриархатов русские епископы «священнодействуют и начальствуют без их разрешения, защиты и надзора, коль скоро в этих местах есть русские приходы»⁴⁵⁰.

Ссылки на 28-е Халкидонское правило Польский считает безосновательными. Согласно 28-му Халкидонскому канону, Константинопольскому престолу повинуются «сущие в варварских землях епископы», т. е. устроители новых церквей вне Византийской империи, но подчиненных уже этому Патриархату областей Понта, Асии и Фракии. Все автокефальные Церкви обладают правом иметь вне своих границ миссии, которые им подчинены. Но каноны запрещают епископу простирать свою власть на иную епархию, которая «прежде и сначала не была под рукою его или его предшественников» (III Вселенский Собор, правило 8). Польский видит в действиях Константинополя проявление греческого папизма и империализма: «Когда же Финляндия, Польша, Эстония, Латвия или приходы Западной Европы были под властью Константинопольского Патриархата? И когда в этих “варварских землях” епископы его юрисдикции устраивали новые церкви? Не захватывает ли Патриархат чужое достояние, которое ему никогда не принадлежало? Такой греческий папизм и Константинопольский империализм нарушает самую сердцевину и радость истинного устройства Вселенской Церкви, как братского, апостольского союза равных и свободно самоуправляющихся Поместных Церквей»⁴⁵¹, – пишет Польский⁴⁵².

Всегда и везде все Автокефальные Церкви имели право и долг миссии вне своих границ и границ других автокефальных Церквей и назначали туда своих епископов. Русские епархии, приходы и миссии в Европе, Америке, в Китае и Японии никогда не были «под рукой» какой-либо патриархии, а были в подчинении Русскому Синоду. И в последнее время, по мнению Польского, заграничные части Матери Русской Церкви, оторванные от нее обстоятельствами войны и революции, должны оставаться в ее составе и не могут самовольно подчиняться другим патриархатам, а также самочинно, без разрешения Русской Церкви устраивать автономии и автокефалии. Другие Поместные Церкви и восточные Патриархаты так же не могут посягать на достояние автокефальной Российской Церкви. Кроме этого, Восточные патриархи не могут принять какую-либо сторону в том внутреннем каноническом споре, который имеет Русская Церковь: «Святые каноны и горький опыт с обновленчеством предупреждают такое вмешательство. Патриархи могут ошибаться в оценке русских церковных событий. Окончательный суд над своими делами принадлежит самой Российской Поместной Церкви»⁴⁵³.

Польский осуждает притязания Константинополя, который, по его мнению, решил воспользоваться ситуацией, чтобы занять руководящее место, которое ранее занимала православная Россия. Константинопольская Церковь, пишет Польский, «по первенству и председательству своему среди всех носит звание Вселенской. С падением руководящей роли Православной России среди всех Церквей Вселенские Патриархи почувствовали себя наследниками ее церковного авторитета и влияния в мире, особенно же с момента изгнания всех христиан из турецкой Азии, когда Патриархия едва удержалась в Константинополе при нескольких маленьких епархиях. Поправить свое положение она могла только распространяя свою власть главным образом на заграничную часть Русской Церкви»⁴⁵⁴.

Воспользовавшись тяжелым положением Русской Церкви, Константинопольский Патриархат «позволил себе вмешательство в ее дела и границы, не имея на то ни малейшего канонического основания»⁴⁵⁵. Польский перечисляет действия Константинопольской Патриархии, которые он считает наканоничными:

1. Учреждение в 1922 году экзархата Константинопольского Патриархата в Европе во главе с митрополитом Фиатирским; объявление грамотами 1923 и 1924 годов митрополита Евлогия неканоническим с заявлением о том, что Русская Церковь не может иметь в подчинении церкви вне пределов своего государства.

2. Прямое вторжение в 1923 году в пределы Русской Церкви, выразившееся в подчинении себе русской епархии Финляндии.

3. Подчинение «в таком же захватном порядке» русской епархии в Эстонии.

4. Враждебные акты незаконного вмешательства в дела Русской Церкви: признание осуждения патриарха Тихона собором обновленцев, домогательства его удаления с условием отказа от власти и упразднения патриаршества, намерение отправить в Россию комиссию для расследования положения церковных дел.

5. Предоставление в 1924 году автокефалии Польской Церкви.

6. Принятие в свою юрисдикцию русской Западно-Европейской епархии и части Петроградской в 1931 году.

7. Принятие «в том же незаконном порядке» русской епархии в Латвии.

8. Поставление в 1937 году епископа для Украинской Православной Церкви в Америке.

9. «Захватные стремления» в отношении диаспоры Сербской Церкви.

10. Объявление Афона исключительной собственностью Греческой Церкви с недопущением туда монахов славян⁴⁵⁶.