Текст книги "Учение о первенствующем епископе в русском православном богословии в ХХ веке"

К анализу действий Константинопольской Патриархии Польский возвращается в «Очерке положения Русского Экзархата вселенской юрисдикции», вышедшем в Джорданвилле (США; 1952).

Польский осуждает как антиканоническое деяние принятие в 1931 году в юрисдикцию Константинопольской Церкви митрополита Евлогия, подпавшего к тому моменту под запрещение как Заграничного Архиерейского Собора (1927), так и Московской Патриархии (1930).

Польский анализирует текст «Послания Епархиального Собрания» 1949 года Русской епархии Вселенской юрисдикции и разбирает публикации ее главных идеологов (главным образом, Шмемана).

В «Послании Епархиального Собрания» проводилась мысль о необходимости строгого соблюдения территориального, поместного принципа церковного устройства, согласно которому в каждом месте – стране, области, городе – должно неукоснительно соблюдаться единство священной иерархии, исключающее существование параллельных юрисдикций. В «Послании» утверждалось, что управление несколькими епископами одной областью категорически недопустимо. Епископ должен управлять в своей области всем народом, независимо от его происхождения и языка. Нельзя делить Церковь по национальному принципу⁴⁵⁷.

На это Польский резонно замечает, что если следовать указанной логике, в юрисдикции Константинопольского патриарха также не могут параллельно существовать два независимых друг от друга национальных экзархата – греческого и русского, однако последний существует, и его архиереи вовсе не являются викариями, подчиненными греческому епархиальному архиерею.

Польский упрекает авторов «Послания» в неразличении канонической территории Поместной Церкви и ее миссионерских областей. По убеждению Польского, применять каноны, касающиеся устройства Поместных Церквей, к зарубежным, миссионерским областям, нельзя. Существование параллельных юрисдикций в миссионерских областях, находящихся вне территории определенной Поместной Церкви, вполне оправдано: «Здесь, по указанию церковной практики для успеха Христова дела административно “Церковь делится по народностям”»⁴⁵⁸. Русские приходы всегда пребывали за границей на правах миссии, в своей собственной юрисдикции. «Миссионерское право принадлежит всем Церквам, а не одной Константинопольской»⁴⁵⁹.

По мнению Польского, миссионерская область в Западной Европе по своему составу не созрела для образования на ее территории единой интернациональной Церкви. Ставить во главу угла административное объединение всех членов Церкви на одной территории нельзя – ни из расчета церковной пользы, ни ради соблюдения смысла канонов. Такое внешнее объединение еще не обеспечивает подлинного единства, которое невозможно без живой связи и взаимопонимания между иерархией и народом. «Единоначалие без единства народного да еще на территории миссионерской области, не имеющей своей Поместной Церкви, совершенно не обозначает единодушия, согласия и церковного благоустройства, потому что ни у кого здесь не будет родственных связей со свои единоначалием, ему чуждым, и оно совершенно не способно удовлетворять нужды церквей. Полное согласие и без всякого столкновения интересов и противоречий возможно здесь с единоначалием в каждой национальной церкви, и только бы не с многоначалием в ней. Это и есть то главное, что имеют в виду каноны, всегда разумея на одной территории единую народность, во всяком случае преобладающую и от начала первенствующую»⁴⁶⁰.

Сущность истинного церковного единства, по убеждению Польского, заключается в согласии, независимо от административного единоначалия, «ибо согласие и единство предполагает согласие равных, а не административно подчиненных одних другим»⁴⁶¹. Соединяя «согласие» с «единоначалием», Парижский экзархат, по выражению Польского, «неверно применяет всюду принцип этого поместного, территориального единоначалия»⁴⁶².

Польский обращает внимание на то, что из рассуждений «Послания» о первенствующем иерархе фактически выпал уровень Поместных Автокефальных Церквей, возглавляемых, согласно 34-му Апостольскому правилу, своими предстоятелями. В результате суждения, применимые к полномочиям Первоиерархов Поместных Церквей, распространяются на вселенский уровень. Есть только иерарх, первенствующий во всей Вселенской Церкви, а далее следуют епископы каждой области и города: «Получилось, что вся вселенная есть территория Вселенского Патриарха, а в областях и городах – его епархиальные архиереи. <…> Все находятся непосредственно во Вселенской Церкви, а понятие Поместных Церквей и их прав совсем устранено…»⁴⁶³.

В действительности, считает Польский, богоустановленной первоосновной церковного устройства являются автокефальные, самовозглавляющиеся Церкви во всяком народе, по 34-му Апостольскому канону. Вселенский Патриарх также поставлен Богом быть только главой своего народа и своей Поместной Церкви, «будучи равным всем другим, как брат, хотя и старший среди братьев, первых епископов Церквей»⁴⁶⁴.

Польский упрекает руководство экзархата в подтасовке и смешении понятий власти и первенства, которое чревато уклонением в папизм. Именно эта идея, пишет Польский, «заставила Православную Вселенскую Церковь отвергнуть попытки Римского папы под видом этого первенства, которого за ним никто не отрицал, утвердить свою власть во Вселенской Церкви»⁴⁶⁵.

Если Вселенский Патриарх есть не только патриарх Константинопольский и Греческий, но и Вселенский, то кроме Поместных Церквей и Константинопольской Церкви должна существовать еще особая Вселенская Церковь, где власть Вселенского Патриарха имела бы свое осуществление. Однако, по мнению Польского, какой-либо собой Вселенской Церкви вне Поместных Церквей в природе не существует⁴⁶⁶.

Как бы то ни было, Вселенский патриарх не может действовать своей властью без согласия всех: «Вселенский престол, будучи по власти только Константинопольским и Греческим, опираясь на свое первенство, стал распоряжаться заграничными учреждениями Поместных Церквей даже без их согласия, и такой явочный и произвольный способ действий Парижский экзархат признает и оправдывает, попирая принцип соборности и усиливая власть одного патриарха за счет прав других, ему равных. Нигде никакого основания на это нет, а папское понимание первенства нарушает канонический строй Церкви и вносит ересь папского самовластия»⁴⁶⁷.

Польский также указывает на то, что Русский экзархат, состоящий в юрисдикции Константинопольской Церкви, связан со своим церковно-административным центром лишь номинально и фактически существует сам по себе, в «юрисдикции Богословского института»⁴⁶⁸. Епископы Русского экзархата не бывают в Константинополе по делам всей Константинопольской Церкви, не участвуют в ее управлении и, таким образом, на деле не входят в соборный состав вообще какой-либо Поместной Церкви⁴⁶⁹.

Польский упрекает Парижский экзархат в том, что его сторонники признавали и продолжают признавать законность Московской Патриархии – в 1927 году и 1945 году непосредственно, войдя в ее подчинение, а ныне косвенно, – через свое возглавление в лице Вселенского Патриарха.

Польский осуждает экзархат за его поддержку притязаний Константинополя на вселенскую юрисдикцию над диаспорой и утверждает, что «вселенскую юрисдикцию Константинопольской Патриархии над всеми Церквами рассеяния Поместные Церкви не признали и вся предшествующая практика Вселенской Церкви и каноны этого не знают»⁴⁷⁰.

С ответными критическими статьями на публикации протоиерея М. Польского в церковной печати выступили протоиерей А. Шмеман, представлявший «евлогианскую» ветвь русской церковной эмиграции, и профессор С.В. Троицкий, защищавший после Второй мировой войны позиции Московского Патриархата.

По поводу книги протоиерея М. Польского «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей» протоиерей Александр Шмеман опубликовал статью «Церковь и церковное устройство» (1949).

В этой статье Шмеман относит Польского к наиболее ярким последователям теории «абсолютного автокефализма», построенной на национальном обосновании. Шмеман упрекает как Польского, так и профессора Троицкого в перенесении на автокефалию категорий международного права, обусловленного, как полагает Шмеман, «обостренным церковным национализмом»⁴⁷¹, утверждением национального принципа в структуре церковного управления вместо территориального. В этом, по его мнению, заключается «глубокое искажение и каноничности, и канонического сознания»⁴⁷².

Шмеман упрекает Польского в том, что последний, отстаивая абсолютный автокефализм Поместных Церквей, «в унисон с Журналом Московской Патриархии» перечисляет все проявления враждебности церковного «империализма» Вселенского Патриархата – «греческого папизма»⁴⁷³.

Шмеман называет книгу Польского «гимном Зарубежному Собору», который один якобы обладает монополией «истинно православного». Шмеман не разделяет обличительного пафоса Польского, направленного против Московской Патриархии: «Мы не усваиваем себе миссии представительства катакомбной Церкви и роли будущих судей московской иерархии, и это потому, что, по нашему мнению, наше положение не уполномочивает нас на это. Нам кажется, что есть что-то нестерпимое, когда епископ, живущий в Америке, посылает католическому кардиналу телеграммы “от имени залитой кровью мучеников Русской Церкви”. Мы думаем, что если есть свой путь для оставшихся, то свой путь есть и для ушедших. И эти пути встречаются и открываются как единый путь в верности Христовой правде, в исполнении подлинной сущности Церкви, за которую как раз и страдают современные русские исповедники»⁴⁷⁴.

Статья протоиерея А. Шмемана «Эпилог»⁴⁷⁵ (1952) явилась реакцией на публикацию протоиерея М. Польского: «Очерк положения русского экзархата вселенской юрисдикции» (1952). В своем отклике Шмеман упрекает Польского за тон и методы ведения дискуссии, которые считает «позорными для Православия». По мнению Шмемана, Польский, пересказывает его мысли, грубо искажая их смысл. Шмеман выражает точку зрения на зарубежный Архиерейский Собор как «беспреемственный орган новой формации, состоящий из беженских архиереев без паств и не имеющих вне пределов Сербской Патриархии никакой юрисдикции и никаких прав, кроме самочинных»⁴⁷⁶. По мнению Шмемана, никакие цитаты и ссылки не способны доказать, каким образом из Высшего Церковного Управления на Юге России мог вырасти Зарубежный Синод и Собор, «ибо меньшее не может породить большее, часть – целое <…> Ничто не сделает каноническим то странное и неслыханное в истории Церкви положение, согласно которому Зарубежный Собор Епископов возглавляется архиереем, не имеющим как епископ собственной кафедры, своей паствы»⁴⁷⁷.

Похожую оценку канонической законности Карловацкого ВЦУ дает и С.В. Троицкий в книге «О неправде карловацкого раскола» (Париж, 1960). Троицкий опровергает тезис Польского о неканоничности Московской Патриархии и каноничности Зарубежного Синода, но соглашается с его критикой притязаний Константинополя. Троицкий отмечает, что Польский, опровергая претензии Константинопольской Патриархии на юрисдикцию над всей православной диаспорой, повторяет аргументацию его статей по данному вопросу⁴⁷⁸.

Попытки Польского подтвердить каноничность Карловацкого ВЦУ ссылками на 18-е правило Антиохийского Собора и 37-е правило VI Вселенского Собора Троицкий считает безосновательными. По смыслу этих правил, покинувшие свою паству епископы могут пользоваться своей епископской властью «не в отношении того места, где вынуждены жить, а в отношении к клирикам той епархии, куда они не могли прибыть»⁴⁷⁹.

Троицкий упрекает Польского за то, что тот рассуждает о Русской Церкви и ее канонических проблемах изолированно, в отрыве от других Автокефальных Церквей: «Польский не имеет понятия о православном учении о единстве Церкви и представляет автокефальные Церкви как какие-то совершенно отдельные друг от друга организации. На самом деле автокефальные Церкви суть части единой Вселенской Церкви и, как таковые, они обязаны подчиняться общему для всех них каноническому порядку, а по такому порядку, имеющие общение с раскольниками другой Церкви подлежат церковным наказаниям, “яко учители бесчестия” (Апост. 16)»⁴⁸⁰.

Подводя итог рассмотрению работ протоиерея Михаила Польского, отметим несколько важных пунктов.

Основой церковного устройства и православного учения о первенствующем епископе Польский считает 34-е Апостольское правило, в котором единоличное начало неразрывно сочетается с соборным, отражая догмат о Пресвятой Троице. Начиная с общероссийской дискуссии о восстановлении патриаршества, данный подход к 34-му правилу является общим для русской экклезиологии XX века. Протоиерей М. Польский высоко оценивает значение решений Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 годов, так как этот Собор восстановил патриаршество и вместе с ним – принцип соборности, в соответствии с 34-м правилом. В традиции последователей юрисдикции Русской Зарубежной Церкви большое значение протоиерей М. Польский придает «Постановлению» № 362 1920 года, в котором нашел отражение тот же канонический принцип, сочетающий единоличное и соборное начала в церковном устройстве.

По мысли Польского, основной экклезиологический принцип, выраженный в 34-м Апостольском правиле, заключается в том, что все епископы равны между собой по благодати священства, и больший над ними есть собор из них самих. Поэтому епископы не могут единолично друг друга судить, поставлять себе преемников, единолично рукополагать один другого, и делают это не иначе как с собором и по суду епископов. Самовластие, диктатура первенствующего епископа есть не только искажение канонического порядка, но и нарушение «догмата соборности» – ересь папизма.

В русле идеологии «карловчан» Польский утверждает, что митрополит Сергий (Страгородский) не только нарушил каноны, но фактически допустил в Русской Церкви ересь папизма – ввел при поддержке безбожных властей «диктатуру первого епископа».

Польский продолжает развивать идею, характерную для русского богословия XX века (по меньшей мере – с предсоборной дискуссии о восстановлении патриаршества), согласно которой соборность не сводится к наличию собора епископов под председательством первенствующего и, в принципе, не может быть гарантирована теми или иными формальными каноническими институтами. Согласно Польскому, для Церкви, кроме формальной канонической законности, прежде всего важна нравственная правда, а не формальная законность без правды. Единство в вере и истине, любовь и общение в Духе Святом, Причастие от Единого Хлеба важнее формальной канонической законности и внешнего, административного единства. Сила Церкви, согласно Польскому, заключается не во внешней ее организации, а в единении веры и любви ее чад. Формальной властью не обладает в Церкви даже Вселенский Собор, который, не имея определенных внешних признаков, признается таковым рецепцией всей Церкви. Особое значение Польский придет живому единству, взаимопониманию первого епископа со своими епископами, а епископов – со своей паствой, поскольку только в этом случае епископы могут реально представлять свои Церкви и служить звеном, включающим их в единый соборный организм. В этих идеях Польский, будучи представителем консервативного «карловацкого» богословия, парадоксально сближается с «евхаристической экклезиологией» и пневматологическим подходом к Церкви, которые сформулировал Афанасьев.

Возможность произвола, злоупотребления положением единоличного возглавителя Церкви, соблазн власти или восхищения высших ее прав, по мысли Польского, всегда могут превратиться в действительность и в Православной Церкви. В этом Польский созвучен идеям, высказанным как отдельными русскими богословами конца XIX века (например, протоиереем А. Лебедевым)⁴⁸¹, так и участниками Поместного Собора 1917–18 годов.

Притязания Константинопольской Церкви на всю православную диаспору и исключительное право вмешиваться во внутренние дела других Автокефальных Церквей Польский считает проявлением восточного папизма, совпадая в этой оценке с позицией Московской Патриархии, выраженной в канонических статьях профессора С.В. Троицкого, но расходясь при этом с русскими богословами «евлогианской» ориентации (прежде всего, Шмеманом).

Польский отрицает теорию об исключительном праве Константинопольского патриарха на православную диаспору, излагая позицию, сходную с позицией С.В. Троицкого. Польский считает необходимым различать каноническую территорию автокефальной Церкви от ее миссионерских территорий вне ее границ. Долг и право осуществлять миссионерскую деятельность принадлежит всем Церквам, а не одной Константинопольской. Ссылки на 28-е Халкидонское правило Польский считает безосновательными (совпадая в этом частном вопросе с богословами «евлогианской» ориентации).

Польский считает недопустимыми и антиканоничными попытки вмешательства одной Поместной Церкви во внутренние дела и границы другой и указывает на 10 примеров, начиная с 1920-х годов, «захватных стремлений» со стороны Константинопольской Патриархии: поддержку обновленцев в деле патриарха Тихона, подчинение русских епархий в Финляндии и Эстонии, предоставление в 1924 году автокефалии Польской Церкви, принятие в свою юрисдикцию митрополита Евлогия, объявление Афона исключительной собственностью Греческой Церкви с недопущением туда монахов славян и т. д. Оценка Польским этих действий совпадала с официальной позицией Московской Патриархии. В негативной оценке действий Константинопольского престола по делу патриарха Тихона сходились все без исключения русские юрисдикции. Особенностью позиции Польского, как представителя «карловацкой» юрисдикции, является осуждение им и митрополита Евлогия, и Вселенской Патриархии за их признание законности Московской Патриархии. Вместе с тем мысль Польского здесь двоится: когда речь идет о митрополите Евлогии, Польский рассуждает о церковной власти Московской Патриархии как о законной. Он справедливо указывает на то, что, согласно канонам, Константинопольский Патриархат не мог притязать на чужие епархии и не мог принять запрещенного другим иерархом митрополита, если считал Московскую Патриархию законной.

В своих экклезиологических и канонических рассуждениях Польский касается одной из центральных и дискуссионных тем в русском богословии – значения территориального и национального принципов в церковно-административном устройстве. Польский справедливо критикует «евлогиан» за их попытку использовать территориальный принцип в качестве оправдания теории о вселенской юрисдикции Константинопольского патриарха над национальными диаспорами.

По мысли Польского, существование параллельных юрисдикций в миссионерских областях, находящихся вне территории определенной Поместной Церкви, вполне оправдано. Здесь, согласно церковной практике, для осуществления пастырских задач церковно-административное деление может следовать народному признаку. Позиция Польского в этом вопросе близка позиции С.В. Троицкого, которому принадлежит наиболее удачное решение в XX веке данной проблемы.

Наиболее спорным в позиции Польского является его утверждение о том, что все русские юрисдикции (и «евлогианская», и «московская», и «американская»), за исключением Заграничной Церкви, являются «неканоническими учреждениями». Польский категорично настаивает на том, что единственной канонической церковной властью в Российской Православной Церкви – как для заграничной ее части, так с 1927 года и для самой России, – является Заграничный Собор Архиереев. Митрополит Сергий и созданная им Патриархия, по убеждению Польского, должны быть низвержены и отлучены как еретики и избранники мирских начальников.

Богословы «евлогианской» ориентации в лице протоиерея А. Шмемана справедливо критиковали этот обличительный пафос «карловчан» и монополизацию ими права считаться «истинно православными». Шмеман, а от лица Московской Патриархии и профессор С.В. Троицкий, вполне обоснованно указывали на каноническую шаткость позиций самого Зарубежного Синода.

Представляется вполне очевидным, что Постановление № 362, как и другие канонические тексты, приводимые «карловчанами» для обоснования своего положения, в действительности устанавливали порядок управления для епархий, утративших связь со своим руководящим центром, и не предоставляли беженским архиереям, покинувшим свои епархии, новую юрисдикцию на месте их фактического пребывания. Канонически слабым являлось и используемое Польским понятие «Духовного Собора». По мнению Польского, ни Собор, ни Синод не связаны территорией и могут по необходимости переехать в «какое-либо другое государство»⁴⁸². Данный подход справедливо критиковался русским богословами и канонистами – как «евлогианской», так и московской юрисдикций.

Утверждение Польского, как и остальных апологетов Зарубежной Церкви, о том, что легализация – «признание государством права Церкви на самоорганизацию в нем по ее внутренним законам»⁴⁸³ – обязательно должно иметь условием «обращение к вере» со стороны государства, очевидно, не имеет достаточных исторических и богословских оснований.

В отношении сотрудничества с государственной властью Зарубежный Синод, открыто поддержавший фашистский режим, также не был нравственно безупречен.

Слабой стороной экклезиологии Польского является своеобразный изоляционизм, ограниченность русскими внутрицерковными проблемами. Польский подчеркивает полную независимость друг от друга Автокефальных Поместных Церквей и часто рассуждает так, как будто бы Вселенской Церкви, других Поместных Православных Церквей и взаимоотношений между ними вовсе не существует. Права Зарубежного Архиерейского Синода, например, Польский считает возникшими как явление внутренней жизни автокефальной Русской Церкви и потому существующими «независимо от воли и согласия какой-либо Поместной Церкви»⁴⁸⁴. На этот недостаток экклезиологических рассуждений Польского указывали как Шмеман, так и Троицкий.

Польский признает, что Поместные Православные Церкви, не имея земного объединяющего центра, живут разрозненно, обособлены друг от друга политическими и национальными перегородками, лишены физического общения между собой⁴⁸⁵. Однако для Польского это не недостаток, а достоинство Православной Церкви – свидетельство того, что и без объединяющего внешнего центра Поместные Автокефальные Церкви сохраняют единство веры и духа.

По мнению Польского, именно благодаря тому, что Вселенская Церковь не имеет единого земного центра, она сохраняет единство со своим небесным Главою – Христом. Здесь Польский сближается с теорией, названной Шмеманом «теорией абсолютного автокефализма», которая в крайней форме была сформулирована С.В. Троицким. Согласно этой теории, Вселенская Церковь в принципе не может иметь на земле единого предстоятеля или главы, поскольку у нее есть только один Невидимый Глава – Христос. Экклезиологическая несостоятельность данной теории была убедительно доказана Шмеманом и другими видными русскими богословами.

В целом можно сказать, что экклезиология первенства, разработанная в Зарубежной Церкви протоиереем Михаилом Польским, во многом совпадала с официальной позицией Московского Патриархата в XX веке. Все противоречия, которые существовали в то время между русскими юрисдикциями, были обусловлены, прежде всего, политическими причинами и явились следствием той колоссальной трагедии, которая постигла русский народ и Русскую Церковь с приходом большевистской власти.