Текст книги "Таинственные исчезновения"

На сегодняшний день Продюсер запланировал еще один концерт, с помощью которого он должен был взять реванш.

Теперь он сидел в подвале принадлежащего ему музыкального магазина. По монитору, подключенному к камере в торговом зале, Продюсер следил за происходящим в магазине, а у его ног стояла огромная коробка, в которую по специальному желобу съезжали все деньги, которые Продавец наверху клал в кассу. Рядом стояло уже несколько коробок, которые успели наполниться за утро.

Продюсер сиял.

Это был триумфальный день.

А Бешеные Бабки… Продюсер видел их удивленные и обиженные лица в мониторе, но не испытал ни капельки угрызений совести. Более того, он заметил, как помрачнели старухи, когда Продавец показал им обложку диска. Продюсер в этот момент выставил в сторону монитора сложенный из толстых пальцев шиш и дико захохотал. Очень это был тонкий и воспитанный человек. Служитель муз.

В магазине продолжала уже в тысячный раз греметь песня Клары и Доры. А сами они как-то тихо и незаметно исчезли.

Вечерело. Музыкальный магазин уже был закрыт, но свет в нем не гасили и ночью, чтобы даже случайный прохожий видел, какой же это потрясающий магазин. Улицы опустели, ведь большая часть горожан отправилась на концерт своих единственных любимиц – девушек из дуэта «№1!».

Вдруг вдали послышалось рычание. Оно становилось все сильней, и тут на улицу выкатил ярко-красный бульдозер. Он остановился на мгновение, потом резко развернулся и, заревев еще громче, направился к магазину. Стекла в витринах задрожали – может быть, даже от страха. И не зря, потому что бульдозер, не сбавляя скорости, въехал в одну из витрин под настоящим водопадом битого стекла. Грохот слился с воем магазинной сигнализации.

– Клара! Давай!

– Жми, Дора!

Две Бешеные Бабки управляли одним ярко-красным бульдозером. Похоже, они заканчивали свою карьеру в шоу-бизнесе. Зато как громко!

Бульдозер протаранил пару-тройку стен и въехал в склад, где хранились пластинки «№1!», которые должны были продаться завтра. Бульдозер принялся карабкаться на коробки. Пластик под тяжелыми гусеницами трещал и ломался.

Мотор взревел с новой силой, и бульдозер пробил последнюю стену. Он выехал на улицу, толкая перед собой целую гору дисков. А впереди бежал, тревожно оглядываясь, Мистер Большое Пузо, то есть Продюсер суперпопулярного дуэта «№1!». Маэстро «фанеры» держал под мышкой коробку, из который при каждом его до странности проворном для такого грузного человека прыжке вылетали деньги. Продюсер взвизгивал и то и дело оглядывался через плечо.

Эта необычная процессия следовала прямиком к концертному залу Города.

Сегодня вечером послушать новую песню дуэта пришел даже сам Доктор Net, не раз говоривший в интервью, что является поклонником «№1!» и даже иногда обедает с Продюсером.

Дуэт встречал шквал аплодисментов – публика желала услышать живьем новый хит. Однако приходилось оттягивать выход группы на сцену – Продюсера все еще не было. А без него концерты «№1!» никогда не начинались (понятно почему – кто же еще мог включить фонограмму?).

И вдруг он появился.

– Караул! – орал Продюсер, поддерживая рукой огромную коробку с деньгами. – Давят работника искусств!

Вслед за ним на сцену выкатился красный бульдозер и проехал в противоположную кулису. Задержался на секунду, сорвав аплодисменты, и рванул дальше. Клара даже успела поймать брошенный ей из публики букет цветов и послать взамен в зал воздушный поцелуй. Все ведь были уверены, что наблюдают очередную гениальную режиссерскую задумку – на сцену выезжает бульдозер в натуральную величину и гонится за акулой шоу-бизнеса. А громче всех аплодировал Доктор Net, который, правда, сделал знак сопровождавшему его Зомби и, когда тот нагнулся, что-то быстро шепнул ему на ухо.

Бульдозер протаранил пару-тройку стен и въехал в склад

А за сценой творился форменный переполох.

Все носились, будто именно они были причастны к воровству. Ни в чем по сути не виноватые глупышки из поп-дуэта забились в женский туалет и заперлись изнутри. Продюсеру удалось скрыться в неизвестном направлении. Какое-то время старухи выслеживали его точно Мальчика-с-пальчика по дорожке из оброненных купюр. Но потом деньги на полу кончились – то ли у Продюсера иссяк их запас, то ли сам Продюсер непонятным образом иссяк. Бабки к тому времени уже разнесли в щепки весь окружающий реквизит и были бы рады прекратить варварство, но не могли заглушить бульдозер.

Бульдозер заглох сам, только когда вышиб дверь туалета, за которой скрывались певички, – у него просто кончилось горючее.

Клара и Дора, как двое запыленных и уставших танкистов, выпрыгнули из машины. Им хотелось заверить несчастных запутанных Продюсером девчонок, что лично к ним никакой неприязни не испытывают, а, наоборот были бы рады видеть их в гостях – выпить кофейку, а может, и спеть чего-нибудь квартетом, уже и название придумали: «Стар и млад»…

Но девушек в туалете не было.

Угрожающе ворчали два унитаза. А рядом с ними стоял и попеременно заглядывал то в один, то в другой Пинки.

Он медленно обернулся в сторону бульдозера.

Поймал взглядом две удивленные большеносые физиономии.

И начал сканирование…

Глава тринадцатая (но счастливая),

в которой рассказывается о том:

– почему она, собственно, счастливая;

– может ли Мэр Города рекламировать средство от насморка;

– как быть с художником, если не нравится свой портрет.

Вы наверняка знаете, что в мире существует множество разнообразных примет. Есть счастливые, а есть несчастливые. Причем, несчастливых значительно больше, а может, люди их просто лучше запоминают (из чего легко сделать вывод, какими «оптимистами» населена наша земля).

Люди шарахаются от черных кошек, бледнеют от страха, случайно разбив зеркало или просто просыпав обычную соль. А кое-где настолько верят в нехорошие числа, что отыскать квартиру, дом, каюту под номером 13 просто невозможно – после 12 сразу идет 14. Не уверен, что в этих странах вырастают хорошие математики. Кроме того, интересно, что у них там с календарем или с часами. Если вместо «13 часов 13 минут» еще можно сказать «без сорока семи минут два», то как прикажете называть 13 мая, например?

В этой книжке есть Тринадцатая глава. Иначе, обнаружив вместо нее сразу после Двенадцатой Четырнадцатую, вы бы могли решить, что Тринадцатую главу либо кто-то украл, прежде чем книжка попала вам в руки, либо еще ужаснее – что я ее поленился сочинить. А это не так. И еще после номера в скобках специально написано «но счастливая», чтобы те, кто верит в несчастливые приметы, не подумали, будто эта глава может принести несчастье, и не пропустили бы ее. А те, кто верит в счастливые приметы, увидев уточнение, что Тринадцатая глава, оказывается, счастливая, прочтет ее несколько раз – на счастье. И правильно, хуже не будет.

Как и в случае с Королевой Красоты или с Кинозвездой никто в Городе, казалось, не удивился исчезновению двух популярных певичек. По-прежнему катили по улицам машины, подгоняя друг друга сигналами клаксонов. По-прежнему спешили по улицам прохожие, а перед ними гордо трусили на поводках их белозубые «хоу!». Даже лето, казалось, застыло на месте, не желая сменяться осенью.

Как-то раз Клара с Дорой, проснувшись в своем Дупле, оказались в кромешной тьме. Видимо, еще ночь. Так решили они и уснули снова. Однако ночь явно затянулась и, когда животы у Бабок уже подвело от голода, а все еще не рассветало, они решили таки встать и, невзирая на время суток, немедленно найти что-нибудь перекусить. Клара, как всегда, мечтала о сырниках, а Доре было в общем-то все равно.

Однако, попытавшись покинуть Дупло, старухи наткнулись на препятствие – кто-то чем-то заклеил снаружи выход. Это что-то было похоже на плотную бумагу, только несколько крепче. По крайней мере, когда Дора для пробы разбежалась и врезалась в препятствие, отделявшее голодных Бабок от еды, оно (препятствие) сделало так:

– По-ун!

И отбросило Дору в объятия Клары.

– Замуровали, – отметила Дора.

Тогда старухи переглянулись, отошли подальше от выхода, обнялись и начали обратный отсчет как перед стартом космического корабля:

– Пять!

– Четыре!

– Два!

– Да не «два»!

– А сколько?

– «Три» сначала!

– Хорошо! Пять!

– Почему «пять»?!

– Ты же сама сказала «сначала».

– Я же не имела в виду «считай сначала», я имела в виду – «три сначала, а потом уже два»! Так что сначала не надо было считать!

– Хорошо! Как теперь?

– Теперь как хочешь…

– Я тогда все сама. Пять! Четыре! Два! То есть три! Один! Ну?

– Все?

– Все.

– А «два» после «трех»?

– Я же случайно после «четырех» уже «два» сказала. Зачем же еще? Путаница ведь будет.

– Уже и так сплошная путаница!! Все! Ключ на старт!

– Чего?

– Пошли!!!

Дора рванула Клару за руку, они понеслись и врезались в бумагу – или что там было.

– Хр-р-ря! – сказала бумага и порвалась.

А Бабки повисли.

Клара была еще чуть-чуть в Дупле – она зацепилась ногой за его край и висела вниз головой, держа двумя руками за ногу Дору. Дора тоже висела вниз головой, но уже никого не держала.

Издалека Бабки были похожи на разноцветную струйку. И вот еще почему – дупло, оказывается, кто-то заклеил снаружи огромным портретом, а старухи вывалились и повисли как раз там, где у изображенного на портрете человека была ноздря. Вот и думайте теперь сами – на что были похожи две старухи, свисающие из ноздри огромного нарисованного носа? На рекламу средства от насморка они были похожи – вот на что. Можно было подумать, что две старухи – это два зловредных микроба, которых выгнало из носа какое-то чудодейственное средство. А может, они были двумя веселыми носочистами (ну как трубочисты), которые закончили работу и спускались, уставшие, из ноздри. Человек, которому прочистили нос, был очень доволен, потому что показывал оттопыренный вверх большой палец (почему он на самом деле его оттопырил, скажу чуть позже).

А ведь дело-то было серьезное. Это был не чей-нибудь там портрет, а портрет самого Доктора Net – самого уважаемого человека Города и вдобавок его Мэра и Губернатора всех Окрестностей. Портрет повесили потому, что скоро должны были состояться выборы на тот пост, который ныне занимал Доктор. И Доктор намеревался остаться на этом посту. Потому что ему очень нравилось быть в Городе самым главным. Во-первых, он распределял деньги из Городской казны. Во-вторых, он всеми здесь командовал и всем распоряжался. В-третьих, его все знали, уважали и где-то даже обожали (а «обожать», как мне сказала одна маленькая девочка, – это значит «обожествлять». Вот так-то). В-четвертых, поскольку он был Мэром, то оставалась еще какая-то надежда, что английская королева сделает его когда-нибудь сэром и пэром. Надежда была совсем невелика, но все же побольше, чем у нас с вами.

Так что Доктор Net желал быть Мэром и дальше.

Остаться Мэром можно было только в том случае, если бы этого захотели горожане. А чтобы они этого точно захотели, Доктор и его помощники старались изо всех сил. Вот, например, расклеили везде огромные плакаты, на которых изобразили улыбающегося и показывающего большой палец нынешнего Мэра, а внизу написали: «Хоу! У нас с вами все о’кей!».

И вот теперь один из таких важных плакатов превратился в рекламу средства от насморка! Возмутительное происшествие.

Вообще-то старухи тоже были недовольны.

– Это что же такое! – возмущалась вниз головой Дора. – Из дома теперь по-нормальному не выйдешь – заклеили! Хотя бы поинтересовались, прежде чем заклеивать: «Тук-тук, медам. Не дует вам? Не то залепим все к чертям». Вот тебе и дорик!

Дора была искренне счастлива, что смогла сочинить стихотворение и утереть нос подруге-поэтессе.

– Это, должно быть, потому что я вниз головой висю. Надо еще повисеть – может поэма пойдет.

– Искусство не терпит такой грубости, – меланхолично заметила сверху Клара. – Если у тебя «пойдет поэма» с такими выражениями, лучше тебе поскорее перевернуться обратно вверх головой. К тому же мы все равно скоро упадем, потому что я тебя держать больше не могу.

– Ты что?! Я на пороге такого свершения, а ты хочешь меня бросить!

– Не бросить, а вместе с тобой рухнуть. И не хочу, а придется.

И едва Клара это сказала, как ее синий ботинок-утюг развязался, и обе старухи полетели вниз. К счастью, они недолго наблюдали Город с высоты старушечьего полета и через мгновение хрустнули огромным цветущим кустом.

На некоторое время в кусте воцарилась тишина, потому что Бабки увидели снизу, что их Дупло заклеено огромным портретом Доктора с рваной ноздрей. А потом хрипловатый голос произнес:

– Слушай, Дора, мы теперь с тобой, похоже, за Мэром как за стеной.

– Да уж, вот только будет ли он доволен, что мы станем каждый раз лазать ему в ноздрю и обратно?

– Если бы мой портрет повесили на улице, я была бы не против.

– Главное, чтобы против не была улица.

Бабки переглянулись – они знали, что на их Дупле должен висеть их портрет.

А в это время в офисе Мэра в Ратуше на Главной площади Города проходило очередное совещание. Доктору Net уже рассказали о том, как идет подготовка к его переизбранию на пост Мэра. Доктор был доволен. Он сидел вполоборота к окну, чтобы видеть свой Город. Поставив локти на подлокотники рабочего, но очень удобного кресла он задумчиво полировал свои ногти специальной нежной замшей.

– Ну а как с моими портретами? – спросил Доктор, поглядывая в окно.

– С портретами все о’кей, босс. Расклеиваем везде, где можно и где нельзя.

– Нельзя? Я решаю, что можно и что нельзя в этом Городе. Эти замечательные портреты можно клеить везде. Даже на витрины магазинов.

– Но продавцы будут недовольны – люди не увидят товар.

– Люди увидят кое-что получше. Идите и клейте скорее. Выборы на носу, все должны знать, за кого надо голосовать. Пусть я и единственный кандидат на этот пост, но людям необходимо испытывать счастье, делая свой выбор из меня… то есть между мной и мной. В общем, идите и клейте. Раздайте каждому кролику по пачке плакатов в лапы, лучшие батарейки за спину, и чтобы к вечеру я смотрел с каждого угла и говорил: «Хоу! У нас с вами все о’кей!» Понятно?..

Хорошо решить повесить у всех на виду свой портрет, но где его взять? У старух хранилась одна фотография. Но она была очень старая – там Бабкам всего лет семьдесят – семьдесят пять, не больше. Да и потом, это всего лишь маленькое фото в рамочке. Где раздобыть здоровенный плакат со своими физиономиям? – вот в чем вопрос.

– Ну, а как с моими портретами? – спросил Доктор Net

В этот момент Бабки проходили мимо уличного Художника, рисовавшего портреты прохожих. Делал он это ловко и быстро. К нему присаживалась девушка со светлыми волосами или улыбающийся мужчина в бейсболке, и Художник быстрыми движениями рисовал портрет, на котором клиент выходил еще красивей, чем на самом деле.

– О’кей? – широко улыбаясь, спрашивал художник.

И вместо ответа ему неизменно показывали одобрительно оттопыренный вверх большой палец. Художник получал свои деньги и принимался за новый портрет. И снова это был мужчина в бейсболке или светловолосая девица. И снова, и снова…

– Кла-а-асс! – протянула Клара.

– Профи! – уточнила Дора. – Голубчик, будьте добры, портрет двух леди с тростями.

– О’кей! Не шевелитесь. И через полминуты самый скоростной и высокохудожественный портрет будет готов!

– Вперед, юноша! Получится хорошо – закажем двести экземпляров.

Художник внимательно посмотрел на старух и принялся с невероятной быстротой орудовать кистью. Старухи и глазом не успели моргнуть – не то что пошевелиться, как он артистичным движением развернул мольберт, демонстрируя Кларе и Доре свое произведение:

– Портрет двух леди!

– Н-да, судя по всему, без тростей, – процедила Дора.

– Зато в бейсболках, – тихо добавила Клара.

На портрете красовались двое мужчин похожих друг на друга и на всех остальных жителей Города как две капли воды. Они одинаково улыбались.

– Э-э… уважаемый. Вы ничего не перепутали? У нас, как минимум, нет головных уборов.

– Это произведение искусства, и незначительный художественный вымысел обычно идет на пользу творению.

Художник развернул к себе мольберт, быстрым взглядом сверил портрет с оригиналом и смущенно засмеялся:

– Тысяча извинений! Перепутал пол! Ай-яй-яй! Весь день на жаре, знаете ли. Голова кругом! Но фирма гарантирует – исправление недостатка за наш счет!

Художник снял портрет и порвал его на части.

– Брак мы не любим. Клиент всегда прав. Еще минуту!

Старухи переглянулись, пожали плечами и снова сосредоточенно застыли.

Вскоре они смотрели на очередной свой портрет.

А с портрета на них смотрели две одинаковые Городские светловолосые красотки.

– Правда, о’кей? – поинтересовался у Бабок Художник. – Высший сорт, мужья будут довольны.

– Я не замужем, – мрачно ответила Клара.

– А я разведена, – отрезала Дора и, размахнувшись, насадила раму с портретом на голову Художнику.

Тот так и остался сидеть, глупо улыбаясь из порванного холста.

Со всех стен на Клару с Дорой смотрел радостный Доктор Net: «…У нас с вами все о’кей!»

– Кому о’кей, а кому без шайбы хоккей, – пробубнила Дора.

– Хоу! Дамы, не желаете моментально и на всю жизнь сфотографироваться? – услышали вдруг старухи чей-то бодрый металлический Голос. – Пенсионеркам в честь выборов скидка.

Голос доносился из громкоговорителя над маленькой кабинкой, украшенной мигающими разноцветными лампочками. На световом табло, прикрепленном к крыше горела надпись:

«Щелк – и все о’кей! Моментальная фотография. С разрешения мэрии Города».

– Нас уже моментально нарисовали, – недоверчиво ответила Клара.

– Хм-м… И где же ваш портрет? – поинтересовался Голос из громкоговорителя.

– На шее у гения, который его намалевал, – буркнула Дора.

– Что, непохоже получилось?

– Похоже, но не на нас.

– М-да… Вот видите, как приходится мучиться, когда под рукой нет чуда современной техники – уникального цифрового фотографического аппарата, установленного в уличной фотостудии нашей компании. Заходите в кабинку, располагайтесь перед объективом, и через мгновение вы получите комплект отличных цветных фотографий. Уверяю, будет настолько похоже, что сами не поверите. К тому же столетняя гарантия на выцветание. Внуки увидят вас как живых.

– Да мы и сейчас еще ничего себе, – ответили Бабки, переглянулись и, отодвинув шторку из плотной черной материи, вошли в кабинку.

Глава четырнадцатая,

в которой рассказывается о том:

– какого размера должна быть фотография в паспорте дрессировщицы слона;

– почему у близоруких остается надежда;

– что надо сказать, чтобы вылетела птичка;

– чем выездные документы отличаются от въездных;

– как с помощью ведра хорошего клея сохранить кролика.

Внутри фотокабинета было прохладно и тихо, только где-то внутри стен слышалось тихое непрерывное жужжание (к счастью, совсем не такое, как издавали Пинки). Когда Бабки вошли, свет стал ярче. В центре комнаты стоял стул с подлокотниками и подголовником – будто у зубного врача. А прямо напротив стула торчал из стены большой фотообъектив. Под ним горела зеленая лампочка, мигавшая в такт словам, когда неизвестно кому принадлежавший Голос заговаривал с Бабками.

А он уже начал:

– Ну вот, добро пожаловать в нашу фотостудию. Здесь мы можем мгновенно сделать ваше фото для любого документа. Размеры от три на четыре до…

– А на слоновий паспорт можно? – перебила Клара.

– Простите, что?

– Я говорю – можно ли сделать фотографию на очень большой документ? Ну как будто это паспорт для слона. Тоже три на четыре. Метра.

– А где ваш слон?

– Слона нет. На фото будем мы – это Дора, а я Клара. Мы хотим стать дрессировщицами слонов, а чтобы они нас узнавали, нужен, оказывается, документ с огромной фотографией. Вы не слыхали, что слоны страшно близоруки?

– Лично я – нет, – ответил совершенно запутавшийся Голос. – По крайней мере, слонов в очках я еще не встречал.

Тут надо пояснить, что те, кто носит очки, либо близоруки, либо дальнозорки. Близорукие не видят того, что происходит вдали. А дальнозоркие вдаль видят как раз хорошо, зато не замечают творящегося у них под самым носом.

Клара это объясняла обычно так:

 
Если вдруг ты близорук – не расстраивайся, друг.
Может, станешь дальнозорким и увидишь все вокруг.
 

– Так на фото вы должны быть вдвоем? – уточнил на всякий случай Голос.

– Обязательно! Мы собираемся работать на арене в паре. Вы бы решились в нашем возрасте остаться один на один с подслеповатым слоном?

Клара подмигнула Доре, и они взгромоздились вдвоем на один стул и застыли, уставившись в объектив. Жужжание в комнате усилилось.

– Внимание! – торжественно произнес Голос. – Не моргайте! Сейчас вылетит птичка! Скажите «чи-из»!

– Чего? – не поняли старухи, и в этот момент вместе с щелчком фотоаппарата полыхнула вспышка.

– Вы должны были сказать «чи-из», понимаете? Cheese – по-английски значит «сыр». Так всегда говорят, чтобы губы растянулись и на фотографии получилась улыбка. – Голос был явно огорчен.

– Голубчик, если в цирке увидят, что мы на снимке для документа говорим «сыр», да еще и по-английски, нас не то что к слону, к пуделям не подпустят, – назидательно сказала Дора.

– А-а… да слон с вами!.. Забирайте этот свой паспорт и ступайте. Я за брак все равно денег не беру, – горестно вздохнул Голос и больше уже не произносил ни слова. Зеленая лампочка погасла. Зато откуда-то вроде бы потянуло дымом – то ли тот, кто говорил Голосом, перегорел, то ли закурил от расстройства.

Пока велась эта содержательная беседа, из длинной щели, расположенной в стене за спинкой стула, со скрипом вылез огромный лист бумаги. Теперь он лежал на полу, свернувшись рулоном, потому что в пластмассовую корзиночку, куда падали обычные маленькие фотоснимки, он уместиться не смог.

Бабки развернули лист – там были огромные Клара и Дора. Фотостарухи смотрели на настоящих старух, непонятливо вылупив глаза и округлив от удивления рты (именно в этот момент Бабки переспрашивали Голос – «чего?»). И это действительно было уже не просто фото, а большой плакат (ну или снимок для слоновьего паспорта) – ничуть не меньше того, которым заклеили старушечье Дупло.

Не знаю, понравился бы вам снимок, на котором вы вместо «чи-из» говорите «чего?», но Бабки остались чрезвычайно довольны.

Удаляясь от будки моментального фото, старухи увидели, что все призывные огоньки на ней погасли. Голоса не было слышно. А на световом табло мигала надпись: «Закрыто. Закончились фотобумага, проявитель и терпение».

Когда счастливые Бабки дотопали до своего Дерева, их глазам предстала грандиозная картина. Под Деревом стояла большая красная пожарная машина с включенными синими мигалками. Она выдвинула свою лестницу до Дупла, и на самой ее верхушке кролик Пинки приклеивал вместо испорченного портрета Доктора новый – точно такой же, только без дыры в носу.

– Во дают! Агитаторы ушастые! – прошептала Дора.

Пинки тщательно разгладил плакат. Потом скомандовал кому-то внизу, чтобы лестницу убирали, и медленно опускался вместе с ней, застыв по стойке «смирно» и отдавая лапой честь изображению Мэра. Когда все было кончено, машина включила вдобавок к мигалкам сирену и умчалась.

Бабки вышли из-за мусорного бака, за которым все это время отсиживались, и быстро влезли на Дерево. Взявшись за верхний край только что наклеенного плаката, они спрыгнули с веток вниз. Свежий клей постепенно отпускал огромный лист, и старухи под собственной тяжестью плавно приближались к земле. Когда Доктор Net, не перестававший убеждать окружающих, что «у всех все о’кей», уже распластался под Деревом, старухи снова забрались наверх и начали приклеивать к оставшемуся на коре клею портрет со своими физиономиями. В плакате они проделали едва заметную дверку (конечно, не в ноздре), чтобы входить и выходить из Дупла. После чего расположились внутри на ночлег с чувством выполненного долга.

Старухам снился, как это частенько с ними случалось, один и тот же сон. Горожане подходят к Дереву и не могут скрыть своего восхищения, видя огромный портрет Клары и Доры. Они даже фотографируются у этого Дерева – им очень хочется сняться на память на фоне столь обаятельных старух. Распоряжается съемками конечно же Голос из фотобудки.

 
На фоне Дерева снимается семейство,
На фоне Дерева и Клара вылетает.
А Дора уронила cheese из клюва,
И все смеются словно от щекотки.
 

И настоящие Дора с Кларой выглядывают из маленькой дверцы в собственном портрете. Приветствуют собравшихся и щедро раскидывают незабудки.

А больше всех радуются Пинки, которых внизу собралось очень-очень много. Они наконец-то сняли свои страшные черные очки, и под ними оказались красивые голубые глазки. Как незабудки. Кролики радостно жужжат, жужжат, жужжат…

Какое ж-жуткое жужжание! Бабки открыли глаза – над ними нависли два Пинки. Только все-таки в очках. Пинки переглянулись между собой – те. И взяли Клару с Дорой за шиворот.

– Опять в тюрьму, – вздохнула Дора.

Но сначала старух повезли в розовом и ушастом Пинки-мобиле с сиреной в Ратушу. Ратуша находилась на Главной площади и была единственным старинным зданием в Городе. У нее были башня с часами, небольшой купол над Залом заседаний, балкон, с которого говорил свои речи Мэр, и подъезд с колоннами.

Изнутри прохладная и пустая Ратуша казалась намного больше, чем снаружи. Пинки долго вели Бабок по длинному лабиринту коридоров – один кролик впереди, за ним старухи и еще один сзади. Иногда Бабки под присмотром кроликов двигались по коридору с глухими стенами, иногда вместо стен были колонны и можно было увидеть коридор, шедший параллельно, а за ним еще один и еще. Коридоры пересекались друг с другом как дороги на перекрестке. А иногда коридор поменьше впадал, будто ручей в реку, в коридор побольше. В конце концов процессия оказалась в зале, в который вело сразу несколько коридоров, и остановилась перед высокой двустворчатой дверью из темного дерева с начищенными бронзовыми ручками (эта дверь так и напрашивалась на звание Главная Дверь Города). Старухи стояли в ряд, переминаясь с ноги на ногу, а Пинки замерли справа и слева от них и жужжали тихо-тихо. Где-то за их спинами и чуть слева послышались одинокие шаги. Но поворачиваться и смотреть было нельзя. Кто-то остановился позади Бабок. Этот кто-то был очень высокий, сверху слышалось его дыхание.

Зомби в упор смотрел на Дору

Вдруг прямо перед старухами оказалось лицо клоуна Зомби. Он резко выглянул из-за Дориного плеча, продолжая находиться сзади. Зомби в упор смотрел на Дору, потом медленно переместил лицо к Кларе. Казалось, что он принюхивается. Во время осмотра Зомби медленно выходил из-за Бабок, по-прежнему вперившись в них взглядом. Клоунский рот, зашитый суровыми нитками, тронуло что-то вроде улыбки. Зомби, не отворачиваясь и продолжая ухмыляться Кларе и Доре, отвел руку в сторону и нажал бронзовую ручку.

Одна из створок двери неслышно приоткрылась.

Бабок ввели в просторный кабинет с большим окном, занавешенным тяжелой темной портьерой. Оставалась узкая щель, через которую можно было видеть Главную площадь. За столом спиной к двери и лицом к окну сидел мужчина с седеющей головой. Это, конечно, был Мэр. Старухи стояли перед столом, парочка Пинки остались снаружи. Зомби прикрыл дверь, прошел мимо старух и остановился рядом со столом Мэра, заложив руки за спину.

– Так-так… – не оборачиваясь, начал Доктор Net. – У нас появились конкуренты. Впервые за много лет кто-то хочет помешать мне стать Мэром Города. И этот «кто-то» – две пожилые женщины!

«Мы не пожилые!» – хотела крикнуть Дора, но Клара зажала ей рот.

– Какую же вы партию представляете, интересно было бы знать! Какова ваша политическая платформа? Под каким лозунгом вы собираетесь войти во власть – «руль – старикам»? Я, например, говорю своим избирателям: «Хоу! У нас с вами все о’кей!» Или вы не согласны с этим утверждением?

Мэр вдруг повернулся к старухам в крутящемся кресле. Он был такой же, как на плакате, – очки, прическа, светлый костюм. Только улыбался он немного раздраженно и… растерянно.

– Согласны! Только зайцы очень вредные! – выкрикнула Дора, укусив зажимавшую ей рот Дорину руку так, что та ее отдернула.

– Они не вредные, они чрезвычайно полезные… – Мэр, казалось, расслабился и заулыбался. – Вы просто с ними плохо знакомы. Вот станете Мэрами, тогда…

Доктор тихо рассмеялся собственной шутке.

– А вообще, ничего у вас, бабушки, не получится. Мэром Города может стать только человек, родившийся в Городе, живущий в Городе и давший подписку умереть в Городе. Не знаю, как насчет последнего… Но вы, насколько мне известно, иностранки. Не так ли?

– Мы путешествуем с целью расширения кругозора, милорд, – ответила, присев в книксене, Клара.

– Похвально, что в столь… гм-м… солидном возрасте еще сильна тяга к познанию. Но мой вам совет – езжайте дальше… э-э… познавайте. А здесь у нас сейчас столько забот, столько забот… Надо же, чтобы все у всех было о’кей. Понимаете? Я вас только попрошу мне немного помочь напоследок. Это отнимет у вас совсем мало времени – как раз столько, сколько займет оформление ваших выездных документов. Не протестуйте, это очень полезные и совершенно необходимые именно вам документы. По ним, правда, нельзя въезжать в Город… Зато выезжать – сколько угодно! Так что, поможете?

– А если мы… откажемся? – героически спросила Дора.

– Тогда придется вам подождать отъезда в «Пирамиде». Это что-то вроде отеля, только там кругом решетки, знаете ли, решетки… Для экзотики. Да вы там, по-моему, были, только ушли как-то странно. Никого не предупредили, не поели толком… Видите, мы гостеприимные, о наших посетителях все знаем, за каждым внимательно следим. Спрашиваю последний раз – поможете? Работа нетрудная – развесить тысячу моих предвыборных плакатов. У вас ведь неплохо получается, мне докладывали. Между прочим, за оскорбление изображения государственного лица можно в «Пирамиде» и навсегда поселиться.

– Хорошо, командор, – переглянувшись, ответили старухи. – Лучше поработать, чем бездельничать в ваших комфортабельных номерах.

– Вот и чудесно! Мои крольчата вам помогут, будут подбадривать во время работы. А потом получите выездные документы и милости просим – на все четыре стороны. Не буду вас задерживать. До свидания, мои дорогие. Вернее – прощайте! Хоу!

– Хоу! Ауфвидерзейн, – ляпнула Дора, но Доктор Net ее уже не слушал. Только Зомби, проходя мимо старух, чтобы снова открыть дверь в коридор, буквально испепелил их взглядом.

…Первые 12 плакатов с Доктором старухи наклеили довольно быстро: на стены; на специальные щиты; автобусную остановку; на автобус, который на этой остановке притормозил; на витрину магазина и еще кое-куда.

Потом Бабки устали. Но остановиться было совершенно невозможно. За ними все время следовал Пинки – он нес рулон плакатов и следил, как Клара с Дорой работают. Едва Бабки останавливались или сбавляли темп, кролик начинал угрожающе жужжать и гудеть, словно собирающийся перегореть трансформатор. Дело в том, что в его программу была заложена простая формула – один плакат в три минуты и никак не меньше. В случае неповиновения разрешалось применять электрошок, которого у Пинки было сколько хочешь. Места, куда надо наклеивать портреты, тоже указывал кролик. Он просто тыкал лапой и ждал, включив в голове свой электронный секундомер, пока бабки закончат работу.