Текст книги "Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)"

Следовательно, потребность будущего противника Российской империи в получении конкретной, точной, развернутой и своевременной информации о ее военно-стратегических путях сообщения была бесспорной. А если это так, то поставщиками специализированных военно-секретных сведений (о железных дорогах) могли быть все органы осведомления, занятые на русском направлении – и агентурная разведка, и агенты под прикрытием некоторых торгово-промышленных фирм (в нашем случае, управляющие тульским и владивостокским правлениями компании «Зингер»).

– Из г. Архангельска:

4) В копировальной книге центрального отделения компании «Зингер» в Архангельске обнаружена копия письма на немецком языке от 22 июля 1914 г. в московское правление о том, что «призыв запасных начался»[213]213
  Там же. ф. 190. on. 1. д. 320 т. 1. л. 32.


[Закрыть].

Предваряя изложение собственной позиции по поводу содержания этого письма, отметим, что накануне войны и вскоре после ее начала подобные ответы в Москву и очередные просьбы, обращенные к территориальным отделениям «Зингер», не были редкостью. По собранным нами данным, к примеру, 4 августа и 26 сентября 1914 г. во владивостокское правление компании были отосланы письма, в которых в настойчивой форме предлагалось предоставить списки мобилизованных служащих. Причем адресанта интересовали фамилии ратников, их род занятий и места службы[214]214
  Там же. ф. 108. on. 1. д. 6. л. 81, 121.


[Закрыть]. Аналогичные требования были отражены в переписке московского правления с центральным отделением в Барнауле[215]215
  Там же. л. 177, 335, 344, 384, 398.


[Закрыть].

Подобные запросы и скрупулезный учет многотысячного мобилизованного персонала фирмы «Зингер» в масштабах России были бы объяснимы (московское правление обязывалось выплачивать семьям своих бывших сотрудников денежное пособие), если бы не один нюанс. Для материальной поддержки подтверждения лишь факта пребывания солдата или ополченца в действующей армии либо резерве было недостаточно. Компания обязывала конкретных военнослужащих предоставлять, по сути, избыточный перечень доказательств своего нового статуса. Судя по имеющемуся в нашем распоряжении «Удостоверению, данному ратнику ополчения из крестьян Тобольской губернии…», для получения единовременной выплаты его владелец был вынужден совместно со своим непосредственным командиром раскрывать военную тайну. В этом документе с печатью «25 Сиб. Запас, батал. 5-я рота» и подписью ротного прапорщика было написано, что Алексей Васильевич Васильев призван по мобилизации на действительную службу и «состоит в 5 роте 25 Сибирского стрелкового запасного батальона»[216]216
  Там же. д. 7. т. 1. л. 347 б.


[Закрыть].

Это и аналогичные ему письменные сообщения, полученные из действующей армии, при их умелом обобщении и аналитической обработке могли дать небезынтересную информацию о количестве отдельных войсковых подразделений, численности личного состава и его штатной огневой мощи (сухопутных силах обороняющейся стороны в целом), а также сформировать некоторое представление о дислокации войск. Допустим, из приведенного нами примера противник мог понять, находился ли данный батальон на передовой или пребывал в тылу. Утрата таких сведений влекла существенную угрозу интересам внешней безопасности воюющего государства.

Однако вернемся к вышеупомянутой копии письма на немецком языке. Вытекающий из него смысл мы воспринимаем двояко. С одной стороны, архангельское правление (а позже, владивостокское и барнаульское), заботясь о соблюдении финансовой дисциплины и сохранении собственной репутации, могло сообщить центральному руководству фирмы о мобилизации в армию своих клиентов, например должников (взявших швейные машины в рассрочку и др.) либо тех, кто воспользовался услугой ремонта швейных изделий, вернув их в ближайшие филиалы «Зингер и Кº».

С другой стороны, за считанные дни до начала войны с Германией и ее союзниками указанная копия письма с его, несомненно, секретным содержанием не может не вызывать у нас определенную настороженность по поводу возможной государственной измены ее автора. Если данное опасение ошибочно и в копии письменного обращения на немецком языке была лишь фраза «призыв запасных начался», то это не является основанием для смягчения или полного отказа от обвинительной риторики. Руководствуясь буквой закона, напомним, что на первый взгляд «безобидная» фраза содержала в себе квалифицированные признаки преступления, предусмотренного рядом статей уголовного уложения того времени[217]217
  Закон 5 июля 1912 г. о государственной измене путем шпионства в мирное время / изд. А.С. Резанов. Варшава, 1912. С. 23, 25, 28.


[Закрыть]. В случае возбуждения судебного разбирательства управляющему архангельским отделением фирмы «Зингер и Кº» (как наиболее вероятному автору письма) могли инкриминировать «виновность в способствовании… неприятелю в его военных… против России действиях» (ст. 108), «виновность в побуждении иностранного правительства к военным или враждебным действиям против России» (ст. 110), «виновность в… сообщении или передаче другому лицу, в интересах иностранного государства… документа, касающегося мобилизации и вообще распоряжений на случай войны (курсив наш. – В.З.)» (ст. 111¹).

– Из г. Иркутска:

5) «Для ревизии учреждений фирмы приезжали в Иркутск инспектора Правления немцы, а в 1912 г. даже из Гамбурга, совершенно не говорили по-русски. Ревизоры расспрашивали о расположении войск и Иркутском артиллерийском складе, причем Квахашелидзе было поручено выяснить, что хранится в складе. Тому же лицу управляющий Иркутским Центральным Отделением Гюнтер поручил узнать количество орудий в складе и число воинских чинов при нем. Гюнтер раздал служащим карты их районов и приказал проверить их на местах, выяснить местонахождение железнодорожных сооружений и построек… Предлагалось также агентам заводить знакомство с офицерами, продавая им машины в рассрочку, что давало возможность следить за перемещениями офицеров с частями войск»[218]218
  ΓΑΟΟ. ф. 190. он. 1. д. 320 т. L л. 33.


[Закрыть].

Указанные документальные данные обратили наше внимание на наличие конспиративных контактов представителей Германии, в лице сотрудников штаб-квартиры «Зингер и Кº» или законспирированных офицеров разведки, с отдельными управляющими компании в иркутской губернии.

И если из документального отрывка так и осталось неясным, на каком языке общались стороны, то факт совместного участия русских управляющих в решении поставленных военно-шпионских задач (способных нанести очевидный вред интересам внешней безопасности России) является бесспорным. Как, собственно, не подлежит сомнению и то, что действия (распоряжение «узнать количество орудий в складе…») Гюнтера подпадали под состав преступления, предусмотренный ст. 118 Уголовного уложения 1909 г. (в ред. закона от 5 июля 1912 г. «О шпионаже»). Диспозитивная часть данной статьи гласила: «Виновный в участии в сообществе, составившемся для учинения государственной измены, наказывается…»[219]219
  Резанов А.С. Указ. соч. С. 42.


[Закрыть].

Подытоживая сказанное, отметим: благодаря группе В.Д. Жижина были собраны ценные документы, которые позволили его современникам (прежде всего, высокопоставленным представителям военного министерства и министерства юстиции) и последующим поколениям соотечественников (прежде всего, историкам отечественных спецслужб) усомниться в безупречной репутации отдельных филиалов компании «Зингер». Документы эти оказались в распоряжении следователей совершенно случайно. Их попросту не успели уничтожить заинтересованные лица.

Как нам удалось установить, незадолго до начала боевых действий московское правление отправило управляющим всех своих филиалов письмо с требованием о категорическом запрете передавать получаемые ими из Москвы циркуляры коммерческим агентам. «В руках агентов не должны оставаться никакие письменные сообщения, – с едва скрываемой взволнованностью добавлял автор этих строк, – и мы ставим в обязанность заведующим при следующем посещении агента отобрать у него все находящиеся еще там письма, циркуляры и т. д.»[220]220
  ΓΑΟΟ. ф. 108. on. 1. д. 6. л. 400.


[Закрыть].

Возникают закономерные и риторические вопросы: к чему такая конспиративность? Что таким образом пыталось скрыть руководство компании? Чем объяснялся столь срочный характер выполнения указанной директивы?

И, тем не менее, проанализировав рапорт В.Д. Жижина, мы не увидели прямых и неопровержимых доказательств связи московского правления фирмы и ее территориальных отделений с германской агентурной разведкой. Однако единичные из упомянутых в нем документальных свидетельств, безусловно, могли стать веским основанием для возбуждения предварительного следствия (или дознания) по подозрению управляющих конкретных филиалов немецкой компании в сборе разведывательных сведений о России задолго до начала Первой мировой войны.

Каким же образом те данные о военных секретах Российской империи, которые все же добывались и поступали в головное управление «Зингер и Кº», могли переправляться их непосредственному заказчику – германскому Генштабу?

С нашей точки зрения, наиболее быстрым, удобным, дешевым и, самое главное, безопасным способом их передачи в то время была беспроволочная телеграфия. Предпочтительное использование ее возможностей немцами было продиктовано военно-техническим отставанием России в данной области научных знаний, в частности от Германии. Следствием чего становились неосведомленность органов, обеспечивавших защиту внешней безопасности государства, о новых путях и средствах связи немецких шпионов с официальным Берлином, а также некомпетентность и бездействие их в вопросах контрреагирования.

В межвоенный период времени Департамент полиции МВД и столичная контрразведка не владели даже приблизительной информацией об имевшихся, к примеру, в Санкт-Петербурге владельцах телеграфных станций и их коммуникационных возможностях. Активное и квалифицированное выявление стационарных передающих устройств началось лишь с 1913 г.[221]221
  РГВИА. ф. 1343. оп. 8. д. 241. л. 7, 8, 8 а, 34, 54, 64, 114.


[Закрыть] И только спустя два года, руководствуясь агентурными донесениями о наличии в фирме «Зингер и Кº» искрового телеграфа, сотрудники столичного охранного отделения провели проверку одного из домов (Санкт-Петербург, Невский пр. 28/21), принадлежавших ей. Результаты обследования, проведенного на чердаке этого дома (в помещении «глобуса») показали, что раньше, вероятно, он «использовался для беспроволочного телеграфирования»[222]222
  Там же. д. 529. л. 176; Зверев В.О. Противодействие германскому военно-промышленному шпионажу в Санкт-Петербурге накануне Первой мировой войны (1910–1914 гг.): Дисс… канд. ист. наук. СПб., 2004. С. 93.


[Закрыть].

Наряду с управляющими петербургского, московского, тульского и архангельского филиалов компании «Зингер и Кº» (доставившими немало беспокойства контрразведке и следователям) разведывательную работу в пользу Большого Генерального штаба Германии вело столичное отделение «Института Шиммельпфенга» (Санкт-Петербург, Кирпичный пер., 1/4). С 1908 г. право владения этим предприятием в России перешло от германского подданного В. Шиммельпфенга к двум его сыновьям. При этом в целях сокрытия национальной принадлежности фирмы их доверителями были оформлены русские подданные – И.И. Герум и Б.Л. Гершунин[223]223
  РГИА. ф. 23. оп. 28. д. 2462. л. 1. д. 2463. л. 4; РГВИА. ф. 2000. оп. 15. д. 247. л. 31.


[Закрыть].

Официальным родом занятий фирмы являлся сбор справок о кредитоспособности и другой информации о частных и казенных торговых, промышленных предприятиях Санкт-Петербурга. Неофициально же велось добывание сведений о лицах, состоявших на военной службе и занимавших высокое служебное положение в главных управлениях военного ведомства[224]224
  Там же. д. 523. л. 52.


[Закрыть].

Аналогичным родом деятельности, как следует из агентурных донесений штаба войск Киевского военного округа в ГУГШ (март 1912 г.), занимались и другие филиалы справочной конторы кредитоспособности «Института Шиммельпфенга»[225]225
  Там же. ф. 1343. оп. 8. д. 523. л. 1.


[Закрыть]. Получаемые ее сотрудниками несекретные военные сведения переправлялись в политический отдел «Института Шиммельпфенга» в Берлине (Шарлоттенштрассе, 23). Одним из промежуточных звеньев на этом пути служило военно-разведывательное бюро немцев в Кенигсберге[226]226
  Там же. л. 366, 367, 370.


[Закрыть].

Информация о связях контор «Института Шиммельпфенга» с немецкой разведкой подтверждается агентурными сведениями, имевшимися у помощника Варшавского генерал-губернатора по полицейской части генерал-майора Л.К. Утгофа. Судя по его циркуляру начальникам разыскных органов Привис-линского края от 29 января 1913 г. № 166 кенигсбергская контора «"Институт Шиммельпфенга" командировала в Россию… с разведывательной целью, своего служащего германского подданного Оскара Стынского, имеющего сношения с проживающим в Кенигсберге майором Ганом, принадлежащим к составу тамошнего разведывательного бюро»[227]227
  ΓΑΡΦ. ф. 617. on. 1. д. 607. л. 222.


[Закрыть].

Как выяснилось, шпионаж немецкого «Института Шиммельпфенга» был успешно апробирован в предшествующие годы и в других странах. Его аналог можно найти в истории Франции. Как писал Л. Додэ, о шпионской деятельности агентства «Институт Шиммельпфенга» французы узнали лишь в 1910 г.: «Не смотря на заранее убыточность в деятельности агентства, оно продолжало "безобидную" работу по сбору коммерческой информации о деятельности промышленных и торговых фирм Франции с последующей передачей сведений в Берлин»[228]228
  Додэ Л. Перед войной. Пг., 1915. С. 22, 24, 27.


[Закрыть].

Помимо торгово-промышленных и кредитных предприятий и организаций военное руководство Германии привлекало к изучению оборонного потенциала Санкт-Петербурга немецкие страховые (перестраховочные) общества. В этой связи крупные государственные деятели России выражали небезосновательные опасения по поводу возможной утраты военных сведений о строящихся кораблях флота. Из секретного письма В.Н. Коковцова морскому министру И.К. Григоровичу следует, что некоторые заводы, работающие в рамках реализации «Малой судостроительной программы», обратились для застрахована строящихся у них судов к иностранным страховым обществам. Дальше он делает следующий акцент: «…позволю себе обратить Ваше внимание на то, что привлечение к настоящему делу иностранцев едва ли может быть признано желательным, так как интересы государственной обороны могли бы в данном случае оказаться недостаточно ограждены»[229]229
  РГИА. ф. 1276. оп. 8 (1912). д. 438. л. 5.


[Закрыть].

Главным требованием иностранных, в частности немецких, перестраховочных контор к русским партнерам при заключении контрактов было предоставление им «при полисах самых точных планов, чертежей, спецификаций и описаний земельных имуществ, построек, оборудования фабрик, пароходов и др.»[230]230
  Там же. ф. 49. on. 1. д. 236. л. 251; РГВИА. ф. 2000. оп. 15. д. 701. л. 34.


[Закрыть]. Данные, попавшие таким образом в перестраховочные общества, по мнению К.К. Звонарева, передавались германской разведке. В результате она знала о России все: «будущие плацдармы, планы городов…, количество запасов продовольствия, степень оборудованности фабрик и заводов, район и характер пароходных грузов и пр.»[231]231
  Звонарев К.К. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть].

С точкой зрения К.К. Звонарева солидарны и современные ученые. К примеру, Ж.В. Таратута и А.А. Зданович полагают, что по так называемым страховым бордеро, которые русские страховые общества «под благовидным предлогом перестраховки» пересылали в Германию, немецкий Генеральный штаб имел полную картину о военной промышленности, военном судостроении и других компонентах обороны России[232]232
  Таратута Ж.В., Зданович А.А. Таинственный шеф Мата Хари. Секретное досье КГБ № 21152. М., 2000. С. 43.


[Закрыть].

Крупнейшими страховыми компаниями столицы были общества «Жизнь» и «Русский Ллойд» (свыше 70 % его капиталов принадлежало немецким акционерам), активы которых на 1914 г. составляли, соответственно, 47 000 000 руб. и 5 252 680 руб.[233]233
  Оль П.В. Иностранные капиталы в России. Пг., 1922. С. 97; Шобер Ф.А. Указ. соч. Отдел Н. №№ 19, 23,29.


[Закрыть]

Учредителями и главными акционерами созданного в 1835 г. Российского общества застрахования капиталов и доходов «Жизнь» (Санкт-Петербург, ул. Глинки, 1) являлись обрусевшие немцы – отец и сын Глазовы. Из шести членов его правления пятеро были русскоподданными (отставные генералы Н.Е. Нидермиллер и И.Б. Шпиндлер, тайный советник Э.Э. Керн, действительный статский советник Р.Р. Сан-Галли и отставной коллежский секретарь Ф.Р Вит)[234]234
  РГВИА. ф. 2000. оп. 16. д. 109. л. 6; Шобер Ф.А. Указ. соч. Отдел Н. № 19.


[Закрыть].

В текущей документации петербургской городской контрразведки руководство страхового общества «Жизнь» называлось «очагом немецкого шпионажа», приступившим к ведению «усиленной» разведки в российской столице с 1914 г.[235]235
  РГВИА. ф. 2000. оп. 16. д. 109. л. 3.


[Закрыть] В чем заключалась преступная сторона деятельности этого общества? Наряду с получением информации о модернизации вооруженных сил России в область его разведывательно-подрывных задач входили сбор сведений о внутриполитической обстановке в Санкт-Петербурге и организация мероприятий, направленных на низвержение существующего самодержавного строя. Так, для того, чтобы быть «в курсе рабочего движения», одной из услуг общества «Жизнь» стало так называемое народное страхование для фабрично-заводских рабочих. При обществе была открыта собственная типография, «через которую легче всего можно было иметь связь с рабочими организациями и снабжать их немецкими деньгами для забастовок»[236]236
  Там же.


[Закрыть]. Частичным подтверждением версии контрразведки служат воспоминания французского посла в России М. Палеолога, который, ссылаясь на сведения, предоставленные ему личным осведомителем в июле 1914 г., утверждал: «Забастовки на главнейших заводах… были вызваны немецкими агентами»[237]237
  Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М.-Пг., 1923. С. 31, 37, 114; Пикуль В.С. Честь имею. М., 1991. С. 245; Пикуль В.С. Нечистая сила. М., 2002. С. 379–380.


[Закрыть].

Страховое общество «Русский Ллойд» (Санкт-Петербург, Адмиралтейская набережная, 8), возглавляемое членом Санкт-Петербургского для внешней торговли и Русского торгово-промышленного банков С.П. Елисеевым, осуществляло страхование морских, речных и сухопутных транспортных средств, а также физических лиц от несчастных случаев. Наряду со своей профессиональной деятельностью, общество могло быть причастно к шпионажу. На это указывает косвенное подозрение в отношении отдельных членов его правления в сборе военных сведений в пользу немцев. Наряду с известными фигурами делового мира России, в состав «Русского Ллойда» входил немецкий подданный барон Г.В. Шерникау, состоявший с 1912 г. на регистрационном учете в столичном отделении контрразведки как немецкий шпион[238]238
  РГВИА. ф. 2000. оп. 14. д. 69. л. 455–459, оп. 15. д. 189. л. 47.


[Закрыть].

В научной литературе существует мнение, что накануне Первой мировой войны в целях расширения своих осведомительных возможностей в России (преимущественно в ее финансовом центре – Санкт-Петербурге) германский Генеральный штаб привлекал к ведению разведки немецкие банки. По утверждению К.К. Звонарева, экономическая деятельность банков действительно дополнялась «поручениями» шпионского характера[239]239
  Звонарев К.К. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]. Они могли возлагаться на «Дойче-Банк», «Дисконто-Гезельшафт» и «Германский торгово-промышленный банк», объединявшие под своим началом 45 немецких банков в России, с общим объемом капиталов свыше 2 млрд, марок (по итогам 1913 г.)[240]240
  Там же.


[Закрыть]. Данный перечень банков можно было бы дополнить и другими финансово-кредитными учреждениями Германии, функционировавшими на российском рынке перед мировой войной, а именно: «Дрезден Банком» и «Шауфхаузеншер Банк-Ферейном», с активами в 262 000 000 и 179 000 000 марок в каждом, возглавившими еще 11 немецких банковских структур, с общим капиталом 574 000 000 марок[241]241
  РГВИА. ф. 2000. он. 15. д. 701. л. 35.


[Закрыть].

«Банковское дело, – указывал заведующий иностранным отделом столичной газеты "Вечерние новости" А.М. Оссендовский, – пользуется особым покровительством Гогенцоллернов, которые понимают, что банки легко могут держать в своих руках промышленность, торговлю, железные дороги, судоходство и пр., а также легче других агентов сообщать все сведения в Германию»[242]242
  Там же. л. 34.


[Закрыть]. Одним из способов передачи информации о строящихся кораблях Балтийского флота, их боевых качествах, численности и настроениях флотских экипажей, а также обороноспособности военных крепостей, производственных мощностях и объемах выпускаемой продукции заводов военного и морского министерств в германский Генеральный штаб «были ежедневные сношения между биржами – прямой путь для шпионажа. Цифровые телеграммы, сообщавшие котировку бумаг, превращались в разведывательные донесения»[243]243
  Там же.


[Закрыть].

Гипотетически, можно согласиться с высказываниями К.К. Звонарева и А.М. Оссендовского об имевших место разведывательных усилиях германских агентов в Санкт-Петербурге под прикрытием банковского дела. Тем более что руководители некоторых из российских (столичных) банков (например, Е.Г. Шайкевич, А.И. Вышнеградский, А.А. Давидов) состояли в долевом участии в правлениях прогерманских торгово-промышленных компаний России, находившихся под наблюдением петербургской контрразведки[244]244
  Зверев В.О. Указ. соч. С. 100–101, 175.


[Закрыть].

Деятельность этих предприятий, о чем упоминалось выше, была ориентирована исключительно на прием и выполнение подрядов морского и военного ведомств России. Будучи полноправными совладельцами этих компаний, руководители банков могли иметь доступ к важной информации государственного значения – начиная с момента получения заказа на изготовление того или иного типа (вида) вооружений (стоимость проекта, сроки изготовления, объемы заказанной продукции) и заканчивая тактико-техническими спецификациями готовых боевых изделий.

В тоже время, как нам представляется, возможности государства по противодействию иностранному шпионажу в предвоенные годы были весьма ограничены, и отследить участие банковских структур Германии в хитроумных схемах сбора секретных сведений и переправки их за рубеж, взяв под контроль весь банковский сектор российской экономики, силами одной лишь контрразведки было попросту невозможно. Поэтому с известной долей вероятности можно говорить, что благоприятные объективные и субъективные условия для «банковского шпионажа» в столице России действительно были созданы. Использование финансово-кредитных учреждений в качестве инструмента решения разведывательных задач было бы своеобразной новацией на тот момент, но фактов, прямо указывающих на причастность конкретных банков и их руководителей (служащих) к военно-разведывательной деятельности в пользу Германии или других стран, по-прежнему нет.

Наряду с фактическими и вероятными субъектами немецкого шпионажа в России (как правило, германскими подданными), расширение его агентурных позиций в Санкт-Петербурге происходило и за счет вербовки самих русско-подданных.

Германская разведка искала потенциальных агентов «во всех слоях петербургского общества, начиная с "больших бар", которые посещали салоны, ухаживали, при случае сводничали, ссужали деньги расточителям и пр., до оборванцев и подонков, слонявшихся по кабакам, вокруг казарм и арсеналов»[245]245
  Звонарев К.К. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть]. Приобретение такой категории осведомителей, – «агентов-штучников», – способных поставлять зачастую недостоверные или противоречивые, а потому не представлявшие большой ценности сведения, носило случайный характер. Особое внимание уделялось непосредственным носителям военно-секретных сведений, к которым принадлежали кадровые офицеры и генералы структурных подразделений военного ведомства страны, офицеры Отдельного корпуса жандармов. Поиск и выбор «нужных людей» в этой среде предполагал организационные и финансовые усилия.

Самым распространенным и эффективным приемом приобретения агентуры являлась ее вербовка через газетные объявления. Причем их содержание было примерно одинаковым, направленным на пробуждение низменных качеств человека и, главным образом, его алчности. В одних объявлениях обещались «высокие заработки офицерам, крупным чиновникам, дамам, имевшим солидные знакомства», в других – возможность «заполучения» невест с богатым приданым, сумма которого зачастую поражала воображение «новоявленных женихов». На страницах столичного издания «Новое время» за июнь 1913 г. можно было прочесть следующее: «Молодая, красивая, русская 75 000 р. имущества, желает выйти замуж, муж. тоже такие без ден. кот. сейч. мог жен., благоволите немедля писать: Шлезингеру, Берлин 18»[246]246
  РГВИА. ф. 2000. оп. 14. д. 69. л. 241. д. 78. л. 720; Полоса объявлений // Новое время. 1913. № 13376. С. 9.


[Закрыть].

По данным петербургской окружной контрразведки похожие заметки в центральной прессе были не редкостью. В конце февраля 1913 г. в воинские части выборгского гарнизона стали присылаться газеты с объявлениями из Берлина «с предложением невест с богатым приданым, доходившим до 200 тыс. руб.»[247]247
  РГВИА. ф. 2000. оп. 14. д. 78. л. 700.


[Закрыть]. Источником этих сведений было все тоже «Интернациональное посредничество для устройства браков Л. Шлезингера», занимавшееся приобретением агентуры в Петербургском военном округе, способной информировать германскую разведку о текущих военных вопросах (расположении войск, устройстве крепостей (фортов) и т. д.). При этом, как выяснилось, военнослужащий, согласившийся «пойти на известные условия для вступления в брак с рекомендованной ему невестой, вызывался за границу», где проходил испытание на пригодность к службе в разведке.

При вербовке военных чинов в Санкт-Петербурге особое внимание немецкими разведчиками обращалось на их склонность к легкомысленной и «разгульной жизни», материальные затруднения и т. п. Так, перед началом войны, одним из офицеров германской армии Ф.К. Шифлером, выдававшим себя за представителя оружейного завода «Браунинг», был завербован директор Сестрорецкого оружейного завода генерал-майор С.Н. Дмитриев-Байцуров, передававший ему «важные сведения»[248]248
  Там же. д. 20. л. 1, 4.


[Закрыть]. В руках немцев могли оказаться, к примеру, сведения о проектировании с 1906 по 1913 гг. на базе Сестрорецкого завода автоматической винтовки (С.Н. Дмитриев-Байцуров был членом «Комиссии по выработке образца автоматической винтовки»)[249]249
  Васильев А.В. Проблемы вооружения русской армии стрелковым оружием накануне и в ходе первой мировой войны: Дисс…канд. ист. наук. Л., 1984. С. 65–66.


[Закрыть].

Согласно агентурным сводкам петербургской городской контрразведки, измена Родине со стороны директора Сестрорецкого оружейного завода стала возможна ввиду того, что ранее он совершил «денежную растрату, на покрытие каковой занял деньги у Ф.К. Шифлера и находился в денежной от него зависимости»[250]250
  РГВИА. Ф. 2000. оп. 14. д. 20. л. 1, 4.


[Закрыть].

Кроме вербовки высокопоставленного генерала, как видно из отчетов петербургской контрразведки, Ф.К. Шифлер неоднократно приглашал к себе генерал-майора М.Е. Неклюдова (начальник отделения Главного артиллерийского управления военного ведомства)[251]251
  Там же. л. 4.


[Закрыть]. Однако содержание их бесед так и не было установлено.

Другим осведомителем германской разведки, как считают отдельные авторы (И. Никитинский, П. Софинов, Д. Сейдаметов, Н. Шляпников, С. Кудряшов, Н.С. Кирмель)[252]252
  Никитинский И., Софинов П. Указ. соч. С. 27–28; Сейдаметов Д., Шляпников Н. Указ, соч. С. 68; Кудряшов С. Указ. соч. С. 93–94; Кирмель Н.С. Указ. соч. С. 125.


[Закрыть], был С.Н. Мясоедов. В разные годы он занимал должности начальника Вержболовского отделения Санкт-Петербургского жандармского управления железных дорог, офицера по особым поручениям при военном министре, командира батальона рабочего ополчения и переводчика разведывательного отделения штаба X армии. Причем где и каким образом он стал немецким агентом, какие задачи на него возлагались, что противозаконного он совершил, кто и когда его выявил и разоблачил, названные историки не выяснили.

Никто из них не потрудился ответить на вопрос, которым безрезультатно задавался еще К.Ф. Шацилло: почему во время неоднократных допросов подпоручика 22-го Низовского полка Я.П. Колаковского (завербованного немецким разведчиком лейтенантом А. Бауэрмейстером) имя немецкого агента С.Н. Мясоедова впервые было озвучено им лишь спустя неделю[253]253
  Шацилло К.Ф. «Дело» полковника Мясоедова // Вопросы истории. 1967. № 2. С. 111.


[Закрыть]? А ведь нахождение истины в этой части способно устранить не только сомнения в компетентности допрашивавших его официальных лиц, но и снять подозрения в фальсифицированном характере уголовного дела (или, напротив, окончательно удостовериться в правильности обвинительного уклона).

В историографии «дела Мясоедова» есть и другие исследователи, которые не только придерживаются уже сформулированного мнения о причастности указанного офицера-жандарма к немецкому шпионажу, а последовательно отстаивают его, не прекращая поиск и оглашение незнакомых научной общественности документов. А.А. Здановичу, в частности, удалось обнаружить в фондах Государственного архива Российской Федерации уникальное в своем роде письменное обращение участника агентурной разработки С.Н. Мясоедова, следователя по особо важным делам В.Г. Орлова. В нем сказано: «Я думаю, что преждевременно раскрывать все свои карты, т. к. дело не закончено, спрятано в Москве, следователь Матвеев тоже в Москве, а главная масса обвиняемых находится на постах у московских коммунистов и они-то и могут при некоторых указаниях в прессе отыскать все дело и уничтожить и дело и документы»[254]254
  Зданович А.А. Указ. соч. С. 244.


[Закрыть].

Не сбрасывая со счетов некоторую пространность, неясность и неконкретность, прозвучавшую в реплике В.Г. Орлова (вряд ли об этом стоило упоминать, если б уважаемый нами ученый отразил дату выхода в свет этого письма, и кому оно было адресовано), несомненно, следует согласиться с другим ее смыслом – интрига в «деле Мясоедова» по-прежнему остается. И, несмотря на то, что немногочисленные оппоненты А.А. Здановича, казалось бы, сумели представить достаточные доказательства невиновности жандармского полковника[255]255
  См., напр.: Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение / Исторические записки / под ред. А.М. Самсонова. М., 1990. С. 86; Айрапетов О.Р. «Дело Мясоедова». XX век начинается… // Вестник Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина. 2009. № 2–3.


[Закрыть], делать окончательные суждения на их основе было бы преждевременно.

Судя по одному из выясненных обстоятельств, имеющих на первый взгляд лишь опосредованное отношение к предмету нашего обсуждения, О.Г. Фрейнат, чьи мемуары легли в основу оправдательного вердикта О.Р. Айрапетова, был государственным служащим с неблаговидной репутацией. А.А. Зданович, ссылаясь на материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, небезосновательно усомнился в его «порядочности и честности» как человека и автора[256]256
  Зданович А.А. Указ. соч. С. 240.


[Закрыть]. Однако справедливости ради подчеркнем, что личностные качества мемуаристов или их недостойные поступки редко становились непреодолимым препятствием для знакомства с их творческим наследием. В противном случае, к примеру, воспоминания А.И. Гучкова могли бы попасть в разряд невостребованных. Законопослушного читателя оттолкнули бы как минимум две присущие ему яркие черты, а именно: страсть к дуэлям (т. е. готовность в любое время проигнорировать (нарушить) запретительные нормы права и, выражаясь современным языком, совершить рецидивное преступление) и склонность к интригам (т. е. способность обходить законы морали ради достижения своекорыстных или меркантильно-корпоративных целей и интересов).

Кроме того, О.Г. Фрейнат, на что также указал А. А. Зданович, являлся фигурантом по «делу Мясоедова», и в соответствии с приговором суда был сослан на каторгу Сказанное оставляет право засомневаться в том, что О.Г. Фрейнат, после отбытия 4-х летнего срока лишения свободы как человек, озлобившийся на русское государство и олицетворявшие его органы правоохраны и правосудия, был способен непредвзято отразить правду о «деле Мясоедова».

И в заключение, не причисляя себя к участникам научного спора по упомянутой проблеме, и тем более к узкой когорте специалистов, давно и глубоко исследующих этот беспрецедентный случай в отечественной оперативной и судебной практике, отметим: жирную точку в неоднозначной, запутанной и вялотекущей истории жандармского полковника, будоражащей воображение мемуаристов и ученых более 100 лет, судя по возобновляющейся публичной дискуссии, столь быстро поставить не удастся.

Выводы:

1) Немецкий шпионаж под прикрытием коммерческой деятельности разнопрофильных фирм был распространенным явлением в предвоенной России (Санкт-Петербурге). О таких его формах, как сбор военных сведений, вредительство на судостроительных заводах и дестабилизация внутриполитической обстановки говорят не только многочисленные агентурные донесения филеров и секретных сотрудников столичной контрразведки, но и сообщения Департамента полиции МВД. Причастность немецких фирм к военному шпионажу против русских подтверждают и независимые эксперты – руководители французской (агентурной и дипломатической) службы.

Шпионская деятельность управляющих некоторых немецких фирм была бесспорной. При этом важно понимать, что большинство их криминальных деяний произошло в условиях неочевидности. Меньшая часть, ввиду отсутствия прямых улик противоправной деятельности и упущенного времени, так и не стала предметом дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства. Но были и те преступления или алгоритмы их совершения, которые все же стали известны.