Текст книги "Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)"

Вот одна из обнаруженных в архивохранилище «схем»: получение подрядов военного или морского министерств → приобретение доступа к военно-секретной информации (чертежи, планы и другая инженерная документация) → передача технических параметров военных изделий за рубеж. По этой схеме за год до начала войны с Германией и ее союзниками торгово-промышленная агентура немцев похитила сведения о кораблях подводного и надводного флота России. Выяснилась (частично) и другая схема: повсеместный и систематический сбор сведений военного характера в отдельных секторах («депо») российского государства → сосредоточение этих сведений у директоров филиалов «Зингер и Кº» → передача объективной, своевременной и достоверной информации о российской обороне петербургскому (позже московскому) правлению фирмы → пересылка собранных разведывательных данных в штаб-квартиру «Зингер и Кº» в Гамбурге → контакты с представителями германской разведки. В распоряжении немецкого руководства «Зингер и Кº» в Санкт-Петербурге (через некоторое время и в Москве), а вскоре и в Германии оказались уточненные данные о дислокации войск, наименованиях воинских частей, числе офицеров, нижних чинов и солдат, железнодорожных сообщениях предвоенной России, директивы о всеобщей мобилизации по отдельным ее местностям и т. п.

Данный перечень указывает на наличие в компании не только коммерческого профиля деятельности, но и шпионской составляющей. Однако в связи с тем, что мы и предшествующие исследователи не сумели выяснить последнее звено в цепи – контакты головного гамбургского правления «Зингер и Кº» с представителями германской разведки – изложенное нами предположение не может быть положено в основу безусловного умозаключения, свидетельствующего о сотрудничестве конкретных управляющих русских отделений компании «Зингер» с германским Генеральным штабом.

В отличие от правлений «Зингер и Кº», противозаконная деятельность которых перед Первой мировой войной так и не нашла своего окончательного подтверждения, шпионаж со стороны персонала «Института Шиммельпфенга» был доказан агентурным путем. Контрразведчики сумели выяснить истинное (преступное) предназначение этой конторы, определить канал переправки разведывательных депеш в Германию, и самое главное, установить контакт с эмиссаром германской агентурной разведки.

2) Никто из руководителей торгово-промышленных, страховых и иных компаний, занятых в частном и государственном секторе российской оборонной индустрии, состоявших на учете в контрразведке, так и не был привлечен к уголовной ответственности до войны. Это говорит о том, что в межвоенный период у спецслужб, органов правоохраны и юстиции не было исчерпывающей доказательной базы, изобличающей виновность немецких (и частично российских) предпринимателей. Контрразведчики не смогли сделать главное – выявить их личные криминальные связи с противником. А так как не было неопровержимых оснований, указывавших на то, что немецкие фирмы являлись структурными элементами национального военного ведомства Германии в России, то, следовательно, не могло быть и речи о преступном умысле членов их правлений. Поэтому любое проявление шпионажа, вынесенное на обсуждение в ходе судебного слушания, можно было легко оспорить, сведя его к незнанию, неосторожности, безразличию, халатности, беспечности или легкомыслию обвиняемого (подсудимого). Подобные процессы не могли иметь судебной перспективы.

Отсутствие конкретных фактов, уличающих немецких предпринимателей (в том числе тех из них, кто имел русское подданство) в совершении противоправных деяний, не стало поводом для инсценировок или поиска государственными органами путей искусственного преувеличения масштабов и результатов их разведывательной деятельности и провоцирования тем самым массового психоза (шпионофобии) среди населения. Подозрения в шпионаже не распространились на тысячи рабочих и служащих немецких компаний, в большинстве своем отличавшихся добронравием, трудолюбием и законопослушностью. Не было ни одного сфабрикованного уголовного дела, сфальсифицированного судебного процесса. Престижность и привлекательность немецких промышленников и капиталов в российских (столичных) деловых кругах не пострадала.

3) Фигуральные и наделенные ярко выраженной эмоционально-негативной окраской специальные термины русской контрразведки («шпионские сети», «очаги шпионажа», «шпионские гнезда», «сеть разведочных органов и постов» и пр.), часто встречающиеся в меж– и внутриведомственных диалогах, были заимствованы из двух первоисточников. Прежде всего, из профессионального сленга начальников разыскных учреждений Департамента полиции МВД (см., к примеру, Приложение 6) и из речей журналистов. В начале XX в. некоторые газеты и журналы высказывались о сетевом характере построения немецкого шпионажа в Париже и Лионе перед Франко-прусской войной 1870–1871 гг. и японского шпионажа в дальневосточных городах России незадолго до начала Русско-японской войны 1904–1905 гг.[257]257
  См., напр.: Рюдеваль Р.Ж. Разведка и шпионаж // Военное дело за границей. 1911. № 27. С. 35–104; М.Ч. Отзывы печати на книгу Поля Лянуара «Немецкое шпионство во Франции» // Пограничник. 1912. № 80. С. 27–45; Чернозубов Ф. Служба Генерального штаба (см. раздел «Шпионство») // Военный сборник. 1913. № 2. С. 50.


[Закрыть]

Предвзятое отношение отдельных российских историков к лексикону отмеченных государственных органов обусловлено, как нам представляется, необоснованной и не всегда осмысленной подменой в их трудах разновременных понятий. Используемый дореволюционный понятийный аппарат (представленный выше) порой наделяется «советским смыслом». В поиске аналогии обратимся к эпохе тоталитаризма.

Советская историография в преддверии и с началом Великой отечественной войны повсеместно фальсифицировала отдельные эпизоды в деятельности немецко-фашистской разведки (умножая ее размах и заслуги в борьбе против СССР). Заимствуя терминологию царских спецслужб, – «шпионские сети», «очаги шпионажа», «шпионские гнезда» и т. и., – писатели намеренно возбуждали в сознании широких масс сограждан шпионофобию. Результатом иррационального неконтролируемого страха перед потенциальным немецким агентом должна была стать ответная защитная реакция человеческого организма – повышенная бдительность (осторожность и осмотрительность), а также нетерпимость к врагу

При современном восприятии и толковании специальной лексики нужно учитывать, что ее использование советской пропагандой диктовалось реалиями бескомпромиссной борьбы на выживание в обстановке безжалостной войны. И технология «вымыслов и преувеличений во имя победы», в конечном счете, была оправдана. Поэтому при изучении межведомственной переписки жандармских, разведывательных, контрразведывательных и иных задействованных в борьбе со шпионажем подразделений вряд ли можно признать допустимым наделение их специальной терминологии «советским смыслом», пронизанным духом искусственной максимизации угрозы (путем обмана) и, больше того, шпионофобии. Тем более что для искажения оперативной обстановки до нереалистичной и эксплуатации социально-психологических феноменов, в предшествовавшие Первой мировой войне годы, не было ни объективных, ни субъективных предпосылок и условий.

И в завершение процитируем К.Ф. Шацилло, который в одном предложении подвел знаменатель под сказанным нами во всем разделе и его концовке: «Не подлежит сомнению, что Германия имела перед войной с Россией действительно довольно разветвленную шпионскую сеть…»[258]258
  Шацилло К.Ф. «Дело» полковника Мясоедова // Вопросы истории. 1967. № 2. С. 110.


[Закрыть]. Тем самым он не только отразил свое отношение к волнующей нас проблеме, но и продемонстрировал современным исследователям, что дореволюционной терминологией пользоваться невозбраняется, если ее смысл созвучен историческим реалиям.

Основными инструментами осведомления австрийского Генерального штаба и министерства иностранных дел в России начала XX в. были их военная (агентурная) и дипломатическая разведка (национальное посольство в Санкт-Петербурге). Остановимся кратко на структуре, функционировании и некоторых успехах каждой из служб.

Военная (агентурная) разведка

Организация военной или агентурной разведки в Австро-Венгрии была тождественна военно-разведывательной иерархии союзной Германии. По немецкому образцу, в структуре Генерального штаба австрийцы учредили управленческое звено разведки, так называемое Эвиденц бюро (Evidenz bureau).

Кто руководил австрийской разведкой, каковы были ее органы и штат, ориентированные на Российскую империю? Имелись ли персональные данные на австрийских разведчиков?

С 1903 г. «Эвиденц бюро» возглавлял подполковник Евгений Гордличка (Eugen Hordliczka)[259]259
  Ронге М. Война и индустрия шпионажа. М., 2000. С. 14.


[Закрыть]. По сведениям старшего адъютанта разведки штаба войск Варшавского военного округа подполковника Н.С. Батюшина, этот человек был польского происхождения, свободно говорил на французском, английском и польском языках[260]260
  ГАРФ. ф. 217. он. 1. д. 593. л. 21.


[Закрыть].

К 26 мая 1908 г. осведомительная служба вооруженных сил Австро-Венгрии включала в себя пять органов внешней разведки и контрразведку. Рассмотрим каждый из них, а также их кадровый состав и характеристики некоторых сотрудников, полученные агентурным путем (агентурой варшавской разведки).

Центральный аппарат (6 чел.):

– помощник начальника подполковник Генерального штаба Альфред Редль («знает испанский язык»);

– помощник начальника капитан Генерального штаба Стефан Шаттелл («отвечает за галицийский и итальянский фронт[261]261
  Под «галицийским фронтом» подразумевалось восточное или русское направление разведдеятельности «Эвиденц бюро».


[Закрыть]; не разговорчив, беден, аккуратен, говорит по-польски и немного по-русски»);

– помощник начальника по Генеральному штабу капитан Франц Питз («знает итальянский и чешские языки»);

– ведающий всеми донесениями из России Генерального штаба капитан Ехан Новак («ополяченный русин; хитер, увлекается водкой, женщинами и картами; свободно говорит и пишет по-русски»);

– капитан Генерального штаба Максимилиан Ронге;

– капитан 17-го пехотного полка Максимилиан Хемел.

Группа офицеров, командируемых за границу (6 чел.):

– поручик Клеменс фон Валзел («говорит по-французски и по-итальянски»);

– полковник Николай Вауде де Воло («болтлив; владеет французским, итальянским, немного русским; получал специальные поручения в Италии и России»);

– майор Виктор Джезисски («болезненный; говорит и пишет по-русски»);

– майор Джулиан Джиковски («очень замкнут»);

– капитан Хампред Хауснер («ведет списки заграничных агентов»);

– майор Виктор Фрицзе («личный адъютант начальника Генерального Штаба; наблюдает за поведением австрийских офицеров в обществе и за посольствами»).

Крепостное разведывательное отделение при «Эвиденц бюро».

Оно «ведало сбором сведений о Варшавском укрепленном районе, Бресте, крепостях Италии, укреплениях Сербии и Болгарии» и включало в себя трех человек:

– капитана инженерных войск Джулиуса Риттера Мальчевского фон Тарнаву («владеет русским и польским языками; неоднократно ездил в Варшаву, Киев и Одессу»);

– капитана, инженера-технолога Карла Ехренлерга («из евреев; владеет итальянским языком»);

– капитана инженерных войск Фердинанда Кобера[262]262
  ΓΑΡΦ. ф. 217. on. 1. д. 593. л. 21–22.


[Закрыть].

В 1909 г. Е. Гордличку сменил на занимаемом посту подполковник Август Урбанский фон Остремиц (August Urbanski von Ostrymiecz). Судя по донесениям агентуры варшавского разведывательного отделения, он внес некоторые изменения в личный состав «Эвиденц бюро». Но прежде обратим внимание на развернутую визуальную характеристику, данную одному из заместителей нового начальника австрийской разведки. Источник на австрийской стороне заключал: «Альфред Редль. Среднего роста, седоватый блондин, с седоватыми короткими усами…, с серыми улыбающимися вкрадчивыми глазами, вся наружность слащавая. Речь – сладкая, угодливая. Движения рассчитанные, медленные. Более хитер и фальшив, нежели умен и талантлив. Циник. Женолюбив и любитель повеселиться…»[263]263
  Там же. д. 594. л. 69.


[Закрыть].

Формируя свое представление о личностных и деловых характеристиках противников на «невидимом фронте», русская разведка учитывала и кадровые перемещения внутри «Эвиденц бюро». К 14 августа 1909 г. в его штат вошли капитаны Драгутин Чобан, Феликс Едлер фон Турнер, Р. Зейдель, штабс-капитан 2-го пехотного полка В. Ковачевич, поручик 17-го пехотного полка Ф. Фрейхер фон Сильватици, поручик 7-го пехотного полка И. фон Хемпель и еще пятнадцать офицеров, прикомандированных к разведывательному отделению[264]264
  Там же.


[Закрыть].

Наряду с констатацией количественных перемен в личном составе австрийской разведки (Балканский кризис вызвал резкий рост ее численности), в поле зрения заграничной агентуры Н.С. Батюшина все чаще стал попадать молодой и перспективный офицер – капитан Генерального штаба Максимилиан Ронге (Maximilian Ronge). Если весной 1908 г. отечественная разведка не имела о нем никакой информации, то уже через три месяца появились первые подробности его участия в организации шпионажа на русском Востоке. Некоторое представление о масштабе этой деятельности в западноевропейских приграничных губерниях России (множественности агентов в крупных военных и военно-административных центрах), а также профессионализме самого М. Ронге, можно составить, прочитав письмо начальника варшавского районного охранного отделения заведующему политическим розыском в губерниях Привислинского края. «По полученным в Штабе военного округа негласным сведениям, – сообщал ротмистр Леонтович, – капитан Максимилиан Ронге, по поручению Австро-Венгерского разведочного бюро, организовал в течение августа и сентября систематически обдуманный набег соглядатаев на полосу от австрийской границы до Риги, Бреста, Киева и Одессы… (курсив наш. – В.З.)»[265]265
  Там же. л. 81.


[Закрыть].

Судя по встретившемуся нам документу «Состав Разведывательного отделения (Эвиденц бюро) Австро-Венгерского Генерального штаба к 1 января 1912 г.», в дополнение к уже знакомой структуре (центральный аппарат, «командировочная группа» и крепостное разведывательное отделение) в штате австрийской разведки появился офицер, отвечавший за организацию контрразведки. Им был майор Новак, «владевший контр-агентурой и наблюдением за иностранными военными агентами»[266]266
  Там же. д. 600. л. 67.


[Закрыть]. Была и другая существенная перемена (с точки зрения дальнейшего изложения нашего отношения к воспоминаниям М. Ронге). На смену капитану М. Ронге – будущему главе австрийской спецслужбы и мемуаристу – пришли майор Фарнер и капитан Ковасечик. Именно они, как сказано в упомянутом секретном списке, были призваны «владеть галицийским фронтом»[267]267
  Там же.


[Закрыть]. Их же предшественник на русском направлении был ориентирован лишь на «балканский фронт»[268]268
  Там же.


[Закрыть].

Как сложилась ближайшая профессиональная судьба М. Ронге в преддверии Первой мировой войны, установить не удалось. Возможно, место организатора шпионажа (или собственно «агентуриста», т. е. вербовщика) в районах ведения русских (приграничных) военных округов заняли другие. Из некоторых приамурских газет (ссылающихся на латышскую и либавскую прессу) следует, что с середины 1912 г. беглому провокатору из России Е. Азефу поручается «вся тайная военная агентура на австрийско-русской границе…»[269]269
  Азеф на службе у иностранных государств // Амурский лиман. 1913. № 378. С. 3; Азеф снова на сцене // Амурский листок. 11 января 1913. № 1349. С. 2; Последняя почта (из газет). Азеф в Австрии // Амурский листок. 13 марта 1913. № 1397. С. 2.


[Закрыть]. Маловероятно, что австрийское военное руководство отважилось бы передать столь тонкое и серьезное дело иностранцу и человеку, который не только имел «громкую репутацию», но и разыскивался русской тайной полицией и социалистами-революционерами. Столь безрассудный шаг мог привести к немедленному разоблачению всей австрийской разведывательной сети в приграничной России.

Однако, устранившись от сомнительных источников и журналистских инсинуаций, обратимся к более взвешенной и обстоятельной позиции. Изучая обвинительные акты, предъявленные более чем 40-ка подозреваемым (обвиняемым) в австрийском шпионаже, мы не единожды встречали имя австрийского офицера, руководившего действиями агентов в Варшавском военном округе. Им был капитан Генштаба Австро-Венгрии Рыбак, который лично контактировал с К.Л. Брожозовским (разоблачен русскими властями в феврале 1913 г.) и И. Жаком (разоблачен русскими властями в июне 1914 г.)[270]270
  ΓΑΡΦ. ф. 222. он. 1. д. 928. л. 1. д. 939. л. 2, 6.


[Закрыть].

Справедливости ради отметим, что в мае 1914 г. имя майора Максимилиана Ронге вновь появляется в циркулярах (начальникам разыскных органов Привислинского края) об офицерах австрийской армии, ведущих разведку против России[271]271
  Там же. ф. 1662. on. 1. д. 131. л. 80, 82.


[Закрыть]. В числе 34-х военных чинов его фамилия записана как «Ронже» или «Ронге». Подобные неточные данные говорят о том, что секретные сотрудники варшавской разведки в австрийском Генштабе, потерявшие М. Ронге из виду на два года, могли его попросту позабыть.

И завершая рассмотрение структуры австрийской разведки, добавим, что промежуточным звеном между разведывательным центром Австро-Венгрии («Эвиденц бюро») и соседними странами, предположительно, были штабы военных округов. Сбор военных сведений о Российской империи сосредоточился в компетенции разведывательных пунктов армейских корпусов, дислоцированных в Львове, Кракове и Перемышле[272]272
  Ронге М. Указ. соч. С. 20.


[Закрыть].

Сложив общее впечатление о руководителях, органах и числе австрийской военно-разведывательной службы в пределах Дунайской монархии, а также приграничном ареале ее занятости (в сопредельной России), коснемся численности австрийских агентов и объемов их ассигнований по линии сбора разведывательных данных о русской оборонной мощи.

Раскрывая первую проблему, заметим, писатель-мемуарист М. Роите дает явно заниженную оценку количеству австрийских шпионов. Это выражается в наличии на страницах его труда однотипных субъективных заключений: «подполковник Гордличка (1903–1909 гг.) счел возможным пренебречь разведкой против России»; «наша разведывательная сеть в России состояла в 1906 г. всего лишь из двух агентов»; к 1910 г. «при все еще элементарном развитии разведывательной службы против России было необходимо сохранить стабильность личного состава»; в 1912 г. «давала себя весьма сильно чувствовать недостаточная агентурная сеть в России. Ни у нас, ни у Германии не было постоянных агентов в ее военных округах»; к началу 1914 г. «слабым местом разведывательной службы продолжала оставаться Россия»[273]273
  Там же. С. 14, 15,35, 50, 65.


[Закрыть].

Как видно, с 1903 по 1914 гг., или в преддверии вооруженного столкновения с могущественным восточным соседом, разведслужба австрийского Генерального штаба не позаботилась о приобретении на его территории глубоко законспирированной и эффективной агентуры. Оспаривая этот тезис, обратимся к «языку» фактов.

Во-первых, по имеющейся у нас информации, почерпнутой в Историческом архиве Омской области, во время Русско-японской войны австрийская разведка привлекала для сотрудничества армейских чинов, выезжавших в западные и юго-западные губернии России с «частными визитами» (под прикрытием знакомства с ее историей, культурой, языком). Завербованных офицеров ориентировали на добывание военных сведений о Двинской и Новогеоргиевской крепостях, железнодорожных узлах и шоссейных дорогах, побережье Черного моря. Судя по циркулярам Департамента полиции МВД только с мая по октябрь 1905 г. по маршруту на Варшаву, Киев, Камень-По-дольск, Одессу, Харьков и обратно в Вену или Краков выехали 11 военнослужащих[274]274
  Подсчитано автором. Источник: ГАОО. ф. 14. on. 1. д. 1171. л. 3, 3 об, 15, 42, 50.


[Закрыть].

Помимо открытого визуального обследования близлежащего к Австро-Венгрии российского приграничья австрийский Генеральный штаб проявлял интерес и к другим регионам России. Но если приграничные «разведывательные визиты» воспринимались как привычное явление (о них знали русские консулы в Вене, пограничники, жандармы, военные разведчики и предпринимали немедленные и посильные контрмеры), то стратегическая разведка противника порой выпадала из поля зрения властей. Согласно переписке омского полицмейстера и подчиненных ему приставов, с 1904 г. Департамент полиции

МВД разыскивал около 30-ти офицеров австрийской армии, въехавших в империю и не зарегистрировавшихся по предполагаемому месту жительства[275]275
  Подсчитано автором. Источник: ΓΑΟΟ. ф. 14. on. 1. д. 1143. л. 4-38.


[Закрыть].

Во-вторых, можно ли усомниться в факте скрытного военного присутствия австрийцев в российском приграничье или недооценить опасность этого военно-криминального явления для жизненно важных интересов государства, если австрийский шпионаж носил многолетний, системный и массовый характер? По данным разведывательного отделения штаба войск Варшавского военного округа, за первое десятилетие XX в. по подозрению в шпионаже в пределах его ответственности было задержано 48 австрийских агентов[276]276
  РГИА. ф. 1278. он. 2. д. 2270. л. 23.


[Закрыть].

Стоит отметить, что во время балканского кризиса 1908–1909 гг., когда в Европе мог начаться глобальный военный конфликт, между Австро-Венгрией и Россией наблюдалось не только обоюдное охлаждение дипломатических отношений, но и усиление разведывательной активности (с австрийской стороны). Согласно утверждению В.С. Христофорова, Я.Ф. Погония, В.К. Виноградова, А.А. Здановича и других авторов коллективного труда «Лубянка: Из истории отечественной контрразведки», «австро-венгерская разведка приступила к непосредственной организации складов оружия и подготовке соответствующих кадров для подрывной деятельности на русской территории в военное время»[277]277
  Лубянка: Из истории отечественной контрразведки / В.С. Христофоров, Я.Ф. Погоний, В.К. Виноградов и др. 3-е изд., доп. М., 2007. С. 146.


[Закрыть].

Оживление австрийских шпионов на русской стороне границы отмечает и Н.В. Греков. В своей монографии он, ссылаясь на донесения старшего адъютанта штаба Киевского военного округа полковника М.С. Галкина, пишет, что вследствие обострения австро-русских противоречий на Балканах, разведка Австро-Венгрии вновь сконцентрировала свои усилия на России и воссоздала агентурную сеть на ее территории[278]278
  Греков Н.В. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть].

Согласно первоисточникам, обнаруженным нами в Государственном архиве Российской Федерации, в период с 1909 по июль 1914 гг. в уездах Варшавского генерал-губернаторства были задержаны и привлечены к формальному дознанию и/или предварительному следствию 44 человека, подозревавшихся в шпионаже в пользу австрийского Генштаба (см. Приложение 7).

С 1912 по 1913 гг., т. е. в период очередных дипломатических осложнений между Австро-Венгрией и Россией (чуть было не послуживших поводом для большой европейской войны), наблюдалась дальнейшая активность австрийских шпионов за пределами ее западной и юго-западной границы. Немалая часть задержанных военных преступников принадлежала к военному сословию (к кадровым разведчикам) и была призвана решать важные и сложные задачи. Подтверждением тому станут результаты исследования периодической печати (на них мы уже ссылались в разделе «Германская разведка»), полученные автором книги. Как видно из встретившихся нам заметок об австрийском шпионаже за указанный промежуток времени, была пресечена деятельность 7-ми офицеров австрийского Генерального штаба (среди них один подполковник и два полковника), 8-ми австрийских подданных и 6-ти русских подданных[279]279
  Подсчитано автором. Источник: Омский вестник. 8 декабря 1910. № 265. С. 2; Туркестанская военная газета. 6 апреля 1912. № 634. С. 3; Варшавские последние новости. 11 августа
  1912. № 30. С. 2; Туркестанская военная газета. 5 сентября 1912. № 689. С. 3; Туркестанская военная газета. 9 января 1913. № 729. С. 2; Туркестанская военная газета. 13 января 1913. № 731. С. 3; Амурский листок. 19 января 1913. № 1356. С. 2; Туркестанская военная газета. 10 февраля
  1913. № 742. С. 3; Туркестанская военная газета. 15 февраля 1913. № 744. С. 3; Туркестанская военная газета. 20 марта 1913. № 756. С. 3; Амурский листок. 16 мая 1913. № 1443. С. 2.


[Закрыть].

Их уличили в преступных действиях в пределах ведения Петербургского, Варшавского, Виленского, Киевского военных округов и Отдельного корпуса пограничной стражи (см. Приложения 3, 4). Причем офицеров задержали при производстве разведок, вблизи крепости Брест-Литовск, железнодорожных путей в районе г. Слоним (Гродненская губерния), железнодорожного моста недалеко от крепости Ковна с компрометирующими их бумагами – планами фортификационных и других военно-стратегических объектов и сооружений.

Иллюстрацией практики задержания и конвоирования военных преступников может стать встретившаяся нам в Российской государственной библиотеке им. В.И. Ленина фотография С.А. Корсакова «Австрийские шпионы по дороге в Люблин» (Фото 1).

Помимо австрийских офицеров, 4 мая 1913 г., к примеру, был задержан русский подданный, капитан в отставке И.И. Штейн (по подозрению в принадлежности к австрийскому шпионажу). В ходе проведенного в его квартире обыска были найдены:

«1) чертежи приспособления к седлу системы Грум-Гржимайло и Сергеева для вьючки горной артиллерии, образца 1909 г. (издано по распоряжению Главного артиллерийского управления военного министерства России); 2) три таблицы действия с пулеметами Максима на станке системы Соколова с таблицей под заглавием признаки причины задержек при стрельбе из пулемета Максима; 3) описание вьючной амуниции, вьючных приспособлений и вьючки пулеметов со станками системы полковника Соколова и с треногами системы Виккерса, а также патронов к ним для пехотных пулеметных команд (составлено гвардии полковником Соколовым, издание 1912 г.)»[280]280
  ΓΑΡΦ. ф. 217. on. 1. д. 614. л. 36.


[Закрыть]. На всех перечисленных материалах стоял гриф «Весьма секретно».

Фото 1.

Кроме того, в числе изъятых вещдоков, изобличающих И.И. Штейна в сотрудничестве с австрийской разведкой, были «…200 вырезок портретов начальствующих лиц из журнала „Разведчик“ (одно из крупных частных военно-периодических изданий России конца XIX – начала XX в. – В.З.) за разные годы»[281]281
  Там же.


[Закрыть].

2 ноября 1913 г. помощник Варшавского генерал-губернатора по полицейской части генерал-майор Утгоф сообщил о том, что австрийский Генеральный штаб «…на днях командирует в пределы России с целью изучения русского языка и ознакомления с постановкой военного дела в России капитана Шиссендопплера, капитана Урбана, обер-лейтенанта фон Клейна, Весели, Кинбауэра»[282]282
  Там же. д. 607. л. 817.


[Закрыть].

Весной 1914 г. жандармские органы Привислинского края были озабочены участившимися сведениями агентуры, согласно которым в Российскую империю с австрийской стороны забрасывались все новые партии агентов. Агентурные источники предоставляли списки уже действующих австрийских разведчиков[283]283
  Там же. ф. 1662. on. 1. д. 131. л. 80, 82.


[Закрыть], и тех, кому только предстояло пересечь австро-русскую границу Из письма начальника варшавского губернского жандармского управления начальникам уездных жандармских управлений и крепостных жандармских команд Варшавской губернии от 20 мая 1914 № 1031 видно, что в подведомственный ему район в ближайшем будущем будут командированы четыре офицера австрийского «Главного штаба с целью собирания сведений по военной разведке (их имена не указаны. – В.З.)»[284]284
  Там же. л. 69.


[Закрыть]. Приобщенные к циркуляру фотографии этих разведчиков мы приводим ниже (Фото 2, 3, 4, 5).

Обобщив изложенное и суммировав приведенные цифры статистики (полученные из разных источников), приходим к следующим заключениям: география профильных интересов австрийского военного ведомства охватывала все протяжение российского приграничья от Балтики до Черного моря; в период времени с 1900 г. по 1 августа 1914 г. только в районе ведения Варшавского военного округа, который имел на своем юге сотни верст общей границы с австрийской Цислейтанией, действовали десятки агентов австрийской разведки.

И, в-третьих, в качестве косвенного довода, опровергающего воспоминания М. Ронге о мизерном составе австрийской агентуры в России, приведем некоторые высказывания, озвученные руководством МВД об оперативной обстановке, сложившейся в западных районах государства (близ границы с Австро-Венгрией). В частности, товарищ министра внутренних дел С.Е. Крыжановский занял неоднозначную позицию. С одной стороны, он сомневался в занятости российских австрийцев-колонистов в шпионаже в пользу своей этнической родины, с другой – утверждал, что военный шпионаж австрийцев, к примеру, в Волынской губернии организован «вообще, весьма широко»[285]285
  РТИА. ф. 1278. оп. 2. д. 1619. л. 3.


[Закрыть]. Некоторым обоснованием этих слов может быть тот факт, что только один штаб 11-го армейского корпуса, дислоцированный во Львове (т. е. в непосредственной близости к Волыни), пользовался услугами большого числа осведомителей. С.Н. Галвазин, обращаясь к документам по истории русской контрразведки, указывает на 30 агентов, многие из которых работали в Варшаве и Киеве[286]286
  Галвазин С.Н. Указ. соч. С. 10–11.


[Закрыть].

Соглашаясь с актуальностью австрийского шпионажа, С.Е. Крыжановский пытался предугадать развитие последующих событий (ввиду важности высказывания министра, приведем фрагмент из его речи повторно): «В случае наступления военного времени, присутствие подобных лиц в губернии (австрийских колонистов, отслуживших в национальных армиях. – В.З.) отзовется на наших военных интересах в высшей степени тяжко. Эти лица могут быть призваны на действительную службу иностранных войск и в случае вступления последних в пределы Волынской губернии, явиться лучшими знатоками театра военных действий…»[287]287
  РГИА. ф. 1278. оп. 2. д. 1619. л. 3.


[Закрыть].

Официальная точка зрения МВД, отраженная в секретном письме чиновникам Государственной Думы в 1911 г., частично подтверждает наличие квалифицированной и многочисленной агентурной сети австрийцев в приграничных с Австро-Венгрией стратегически важных уездах России (железнодорожные станции, крепости, гарнизоны и др.). Кроме того, она дает нам право выразить уверенность в том, что Департамент полиции МВД, располагавший общеимперской статистикой по надзору за иностранцами и арестам австрийских шпионов из числа колонистов (по своему ведомству), имел все основания усомниться в политической благонадежности и лояльности последних к самодержавию в случае военного вторжения с австрийской стороны.

Фото 2.

Фото 3.

Переходя к анализу второй проблемы, касающейся объемов, отчисляемых на заграничную агентуру средств, отметим, что логичным следствием сокрытых точных количественных показателей австрийской агентуры, если относиться с известной долей скепсиса к заключениям М. Ронге, было ее незначительное финансирование. На страницах работы «Война и индустрия шпионажа», повествуя о вопросах выделения кредитов на нужды австрийской разведслужбы перед Первой мировой войной, автор пишет: в 1907–1908 гг. «сумм, отпускаемых на разведку по смете генштаба, едва хватало бы на содержание директора „среднего“ банка»; в 1910 г. «на Россию опять оказалось возможным уделить лишь скромные средства»; «начальник австрийского генштаба фельдмаршал Блазиус Шемуа добился после смерти графа Эренталя (февраль 1912 г.) ежегодного ассигнования разведки до 150 000 крон»[288]288
  Ронге М. Указ. соч. С. 20, 35.


[Закрыть].

Фото 4.

Фото 5.

Даже гипотетически нельзя согласиться с возможностью оплачивать услуги агентов и добываемые ими ценные сведения за указанную сумму денег в трех направлениях одновременно – на Балканах, в Италии и России[289]289
  В пересчете на русскую валюту того времени 150 000 крон равнялись примерно 50 000 рублям. См.: Шапошников Б.М. Мозг армии. В 3 кн. Кн. 3. Гл. 9 «Глаза и уши Генерального штаба». М., 1929. С. 329.


[Закрыть]. Если принять во внимание, что ежемесячные вознаграждения австрийских шпионов, оперировавших в районе Варшавы, по словам М. Ронге, составляли 60-150 крон, то только в российском приграничье (с апреля 1912 г. по май 1913 г.) потребовалось бы потратить приблизительно 1 800 крон на агентуру. Помимо этой статьи расходов бюджет военного ведомства Австро-Венгрии мог встретиться и с несоизмеримо большими разовыми отчислениями. Из воспоминаний начальника Генерального штаба генерала Конрада фон Хетцендорфа явствует, что он готов был заплатить из «разведывательного фонда» 100 000 руб. (или 300 000 крон. – В.З.) тому человеку, который доставит сведения о «плане стратегического развертывания» русских[290]290
  Там же. С. 316.


[Закрыть]. Причем столь высокие ставки (в данном случае гонорар превышал заявленный годовой бюджет всей австрийской разведки в 2 раза) вполне соответствовали «прейскуранту цен на секретные услуги», с которым были вынуждены считаться не только австрийцы, но и их партнеры по Тройственному союзу, а также русская разведслужба. По данным ГУГШ, «заведующий германской разведкой предлагал 30 000 марок за секретный гриф железнодорожного движения Привислинских ж. д. в военное время»[291]291
  РГИА. ф. 1278. он. 2. д. 2270. л. 24.


[Закрыть]. По другим источникам из бюджета военного министерства России в межвоенный период был выплачен 1 млн. руб. на приобретение «Мобилизационного плана германской армии»[292]292
  Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., 1986. С. 310.


[Закрыть].