Текст книги "Квадратура круга. Пьесы (сборник)"

Дорога цветов

Комедия в четырех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Лаутская.

Маша – ее дочь.

Завьялов – муж Маши, популярный лектор.

Доктор.

Таня – комсомолка.

Мать Тани.

Бабушка Тани.

Женя Гусев – комсомолец.

Подруга Тани.

Поля – домработница у Завьялова.

Курьер.

Вера Газгольдер.

Муж Веры Газгольдер.

Пациент – личность без слов.

Действие происходит ранней весной в Москве.

Действие первое

Комната в квартире Завьялова.

Явление I

Маша гладит мужу белье, у нее болит голова, повязана полотенцем.

Лаутская (входит). Пожалуйста. Вот. Посмотри. Ну что я принесла? Две моркови, кусочек капусты, кусочек масла, немножко мяса, стакан творогу – два пятьдесят, три луковки, смотреть не на что, – и все это стоит тридцать рублей.

Маша. Мне дурно.

Лаутская. Тут все записано, до копейки.

Маша. Ты меня разоряешь.

Лаутская. Так можешь ходить сама. А я больше не в состоянии. Ну его к черту! Отказываюсь.

Маша. Что это у тебя?

Лаутская. В трамвае оторвали. Когда все это кончится? Поля, заберите на кухню. Митьку кормили?

Поля. Кормили.

Лаутская. Что ж он, негодяй, кричит на всю квартиру?

Поля. Капризничает. С жиру бесится. Вот он какой, котюга!

Маша. Я ему сейчас покажу капризы! Пошел вон, толстый дурак! Ступай лови воробьев. Дармоед!

Поля. Хвост поджал.

Маша. Шш… ш… ш…

Лаутская. Спит?

Маша. Нет, уже встал. Занимается.

Лаутская. Поздно вчера вернулся? Я не слышала.

Маша. Часа в три. Я по посмотрела… Может быть, в половине четвертого.

Поля. В половине пятого. (Бросает дрова.)

Маша. Тише! С ума сошла!

Лаутская. Я не понимаю такой жизни.

Маша. Мама!

Лаутская. Ну, не буду. Кормили его?

Поля. Кормили.

Лаутская. Конечно, меня не касается. Твой муж, а не мой. Но все-таки… Постоянно на стороне какие-то пассии.

Маша. Мама!

Лаутская. Он всюду с ними появляется. Афиширует. Совершенно не считается с общественным мнением. А ты думаешь, у нас нет общественного мнения? Есть, милая, еще какое! На вас люди пальцем показывают.

Маша. Прекратим этот разговор, я прошу тебя. Ты видишь, у меня болит голова.

Лаутская. Какая же это семья! И с каждым годом все хуже, и хуже, и хуже.

Маша. Перестань!

Лаутская. Перестала, перестала! Опять его вчера видели с новой. На катке.

Маша. Ну и очень хорошо! Пусть катается. Что же тут ужасного?

Лаутская. Я разве что-нибудь говорю? Пусть катается! Только не до пяти часов утра.

Маша. Зачем ты мне все это говоришь?

Лаутская. А кто ж тебе скажет, если не мать?

Маша. Я не слушаю.

Лаутская. Распустила человека и уши затыкаешь.

Маша. Молчи, я тебя прошу. Можно подумать, что не интеллигентная женщина, а какая-то старая купчиха. В каком веке мы живем? На цепи его держать, что ли? Ты меня просто удивляешь. Его надо понимать. Надо уважать его взгляды на жизнь, на семью.

Лаутская. Уж он, кажется, и тебя убедил.

Маша. Он человек легкий, живой, свободный, счастливый, новый.

Лаутская. Словом, не муж, а жилец.

Маша. Все равно. Я его люблю. И не вмешивайся.

Лаутская. А ты думаешь, я его не люблю? Если бы не любила вас обоих, очень бы мне нужно было стараться! Нет, ты только подумай: ну что я принесла? Ведь это курам на смех! Две морковки, кусочек капусты…

Звонок.

Что там такое?

Поля. Почта.

Маша (перебирает письма). Ему. Ему. Ему. Наверное, от девушки. Ему. Ему.

Лаутская. Нам ничего?

Маша. Нам ничего. Ему. Ему. Ему.

Поля. Все ему.

Маша. Ага! За квартиру. За электричество. Это нам. Ой, у меня голова болит!

Явление II

Те же и Завьялов.

Завьялов. Что такое? Почта? А! (Берет письма.) Ну, как дела? Как ты себя чувствуешь? Головка болит? Ну, дай я тебя поцелую нежненько-нежненько. С добрым утром!

Маша. Ты что?

Завьялов. А что?

Маша. Спятил?

Завьялов. Почему?

Маша. Дырявая голова!

Завьялов. В чем дело?

Маша. Мы с тобой уже сегодня виделись.

Завьялов. Не может быть.

Маша. Какой ты внимательный!

Завьялов. И я тебе уже говорил «доброе утро»?

Маша. Говорил.

Завьялов. И уже целовал нежненько-нежненько?

Маша. Представь себе!

Завьялов. Нет, серьезно?

Маша. Совершенно серьезно.

Завьялов (смеется). Фантастически!

Лаутская. Интересно знать, к чужим людям вы так же внимательны, как и к родным?

Завьялов (распечатывая письма). Не понимаю.

Лаутская. Что ж тут понимать!

Завьялов. Не ощущаю никакой разницы между так называемыми «чужими» и так называемыми «родными».

Лаутская. Родные – это те, кого мы любим.

Завьялов. Ага! А чужие – это те, кого мы не любим? Замечательно! Повестка. Повестка. Билет на выставку. Почему я должен любить своих и не любить чужих? Какая между ними принципиальная разница? Я люблю всех. Повестка.

Лаутская. Это ваша новая идея.

Завьялов. Это естественное состояние человека будущего.

Маша. Любить всех одинаково?

Завьялов. Конечно.

Лаутская. Любить всех – значит не любить никого или, по крайней мере, любить только себя.

Маша. Мама!

Завьялов. При капитализме – да. В будущем обществе – наоборот.

Лаутская. Это чепуха!

Завьялов. Почему?

Лаутская. Потому что… Потому что относиться ко всем одинаково можно только тогда, когда все одинаковы.

Завьялов. В будущем обществе все и будут одинаковы.

Лаутская. Все одинаковы… То есть как это одинаковы? Позвольте! Ну, уж, нечего сказать, хорошо ваше будущее общество! Это что же такое: все блондины, и все одинакового роста, и у всех на носу одинаковые признаки – бородавки, что ли, – и все одинаково любят рубленые котлеты с морковкой, и все одинаково умные, и… и… и… и уже не знаю что?! Нет, мерси! Я на такое будущее абсолютно не согласна. Лучше повеситься.

Завьялов. Вы вульгарно его понимаете. В будущем обществе все люди будут поставлены в равные трудовые условия. Каждый будет давать в меру своих способностей и брать в мору своих потребностей. Надо читать Маркса.

Лаутская. У вашего Маркса довольно прозрачно сказано, что форма будущего общества неизвестна.

Завьялов. Правильно! И что ж? Марксу это было еще неизвестно. Но исторический процесс развивается, и мы уже можем совершенно научно определить форму будущего общества. Я уже, например, вижу его.

Лаутская. Он его уже видит!

Маша. Какое же оно будет, интересно?

Завьялов. Оно будет замечательно устроено. Люди будут действительно свободны. Людям будет позволено все.

Лаутская. Решительно все?

Завьялов. Все, кроме одного. Одно им будет запрещено. Запрещено угнетать друг друга. Люди будут свободно развиваться. Человечество будет расти и шуметь, как прекрасный, густой лес. Нет, густой лес – это неверно. В густом лесу сильные экземпляры растений душат слабые. Слабые деревья гибнут, лишенные солнца и воздуха, в тени сильных. Сильные живут за счет слабых. Густой лес – это неверно. Нет! Наоборот, редкий, хорошо посаженный, распланированный лес, где каждое дерево имеет право на свою долю воздуха, земли, солнца и дождя. Люди не будут, как и деревья в густом лесу, сплетаться корнями и ветвями, не будут бороться. Сильные не будут убивать слабых; каждый человек будет расти и развиваться по-своему, во всю силу своих добрых чувств, талантов, способностей и возможностей.

Маша. А как это практически?

Завьялов. Практически? Очень просто. Высочайшая техника, и на основе этой высочайшей техники города-сады, агрогорода, дома-отели, где каждый человек имеет право на прекрасную, совершенно отдельную, изолированную комнату, с ванной, с душем, с искусственным солнцем, с озонирующей аппаратурой, с цветами, с постельными принадлежностями.

Лаутская. То есть позвольте: а если семья? Что ж, вся семья так и будет помещаться в одной комнатке с… озонирующей аппаратурой? И жена? И дети? И… теща? Это же ужас!

Завьялов. Семьи не будет.

Лаутская. Не будет семьи? Вы меня удивляете и разочаровываете. А что же будет? Как же тогда люди будут, пардон, размножаться?

Завьялов. Можно размножаться без семьи.

Лаутская. Но любовь?!

Завьялов. Семья – могила любви. Нечто обязательное, навязанное, уныло-постоянное. И что такое любовь? Свободное чувство, не поддающееся никаким ограничениям, не вмещающееся ни в какие застывшие формы. Ограничьте любовь привычкой, попробуйте ограничьте! И она – труп.

Лаутская. Что он говорит!

Маша. У меня болит голова.

Лаутская. Но как же в таком случае муж и жена?

Завьялов. Жен и мужей не будет.

Лаутская. Но что же будет?

Завьялов. Будут просто мужчины и женщины, которые чувствуют друг к другу влечение. Свободный союз.

Лаутская. И каждый будет жить отдельно, в своей комнате?

Завьялов. Да.

Лаутская. Муж в «Метрополе», а жена в «Гранд-отеле»?

Завьялов. Если хотите.

Лаутская. Но дети? Они, надеюсь, не отменяются?

Завьялов. Дети не отменяются.

Лаутская. Слава богу! Хоть что-нибудь не отменяется. Но ведь дети связывают?

Завьялов. Ничуть! Детей будет воспитывать общество.

Лаутская. Вы меня угнетаете!

Завьялов. Таким образом, люди, ничем не связанные, будут абсолютно свободны в своем чувстве. И любовь будет абсолютно чиста от всяких посторонних примесей.

Лаутская. Посторонних примесей! Дети – посторонняя примесь? Но чувства, чувства! Скажем, ревность?

Завьялов. Ревности не будет.

Явление III

Входит доктор.

Лаутская. Доктор, вы слышите, что он говорит? Но будет ревности!

Доктор. Здравия желаю! Где не будет ревности?

Лаутская. В будущем обществе.

Доктор. А что ж… весьма возможно.

Маша. Что это у вас такое?

Доктор. В трамвае оторвали. Весьма возможно, что в будущем обществе ревности и не будет. Что это у вас, философский диспут?

Завьялов. Приходится повторять азбучные истины.

Маша. Хорошо. Допустим. А если кто-нибудь разлюбил?

Завьялов. Уходит.

Маша. А если другой продолжает любить, то все равно уходит?

Завьялов. Как хочет. Хочет – уходит, не хочет – не уходит.

Маша. Так просто и уходит?

Завьялов. Просто и уходит.

Маша. А если другому от этого больно?

Завьялов. Что ж делать! Но я думаю, что тогда люди не будут этому придавать такого значения. Теперь это связано с целым рядом тяжёлых осложнений: те же дети, квартира, стандартные справки, заборные книжки, жилплощадь, талоны, всякая чепуха! А тогда это будет легко и просто. Человек кладет в чемоданчик пару белья и говорит: «Прощай, дорогая, мне с тобой скучно, я уезжаю на острова Тихого океана». Между прочим, где мой чемоданчик?

Маша. Мама, где его чемоданчик?

Доктор. Вы отправляетесь на острова Тихого океана?

Завьялов. Пока нет.

Лаутская. У вас под кроватью.

Доктор. Но в общем, из всех океанов вы предпочитаете Тихий?

Завьялов. Да, Тихий.

Доктор. Так я вас не поздравляю с Тихим океаном. Куда ни плюнешь, непременно в подводную лодку попадешь. Там скоро ни одной уважающей себя рыбы не останется. Вылезет из воды что-нибудь этакое сверх, знаете ли, дредноутистое, утыканное шестнадцатидюймовыми дальнобойными, знаете ли, цацками, да как барабахнет-т-т! Вот вам и Тихий океан! Пустячок тихий! Гран мерси! Нет, Иван Васильевич, на данном отрезке ни о какой тишине, ни о каких волшебных островах не может быть и речи. Возьмите глобус, закройте глаза, знаете ли, ткните наугад. Куда ни ткнете, везде борьба. В любой точке. Мир кипит-с. Борьба… борьба!

Завьялов. У вас удивительная способность констатировать общеизвестные истины с таким энтузиазмом, как будто вы открываете человечеству небывалые Америки, необъятные горизонты. Всюду борьба! Подумаешь, новость! Разумеется, всюду борьба. Но для чего борьба – вот вопрос.

Доктор. То есть как… для чего борьба?

Завьялов. А так, очень просто: для чего борьба?

Доктор. Для того, чтобы люди в конце концов, в результате борьбы, стали здоровыми, сытыми, свободными, счастливыми.

Завьялов. Правильно! Короче говоря: идет борьба за нового человека, за человека будущего. А что такое человек будущего? Человек будущего – это высоко развитая личность, с большой буквы! Глубоко интеллигентная индивидуальность, освобожденная от всех условностей, свободная, счастливая, вечно юная.

Доктор. Ну, вот вы уже начали читать свою лекцию: «свободная», «вечно юная»! Все это прекрасно, я с этим не спорю, но без борьбы в настоящем мы не добьемся этого в будущем.

Завьялов. Почему? Вы меня удивляете. Что касается лично меня, то я, например, уже ощущаю это будущее. Для меня лично оно уже настоящее. Сегодня, сейчас, здесь… Борьба? Разумеется, борьба. И лично я борюсь. Борюсь за свободу чувств, за свободу передвижения.

Доктор. Позвольте… Но если все начнут так рассуждать и действовать, как вы, тогда что же получится? В один прекрасный день все советские служащие схватят чемоданы и бросятся на острова Тихого океана. А кто же тогда будет служить? Кто останется на производстве? Кто будет строить заводы, лечить, учить, кормить, пахать, сеять?

Завьялов. Зачем же все? Я не сказал – все. У каждой индивидуальности своя форма борьбы. Нельзя же всех обкорнать под одну гребенку. Каждому свое, дорогой доктор. Пусть рабочий работает, учитель учит, колхозник сеет, инженер строит, лекарь лечит. Это их форма борьбы, так сказать – дорога. Но есть личности, переросшие свою среду, свой класс, люди высокого интеллекта, широких горизонтов, люди смелой и новой мысли. У них другая дорога. Дорога цветов.

Доктор. Да, но согласитесь, что это несколько преждевременно.

Завьялов. Наоборот! Несмотря ни на что, вопреки всему, ломая старые формы! В этом настоящий бунт, настоящая борьба, настоящая революция духа!

Доктор. Сверхчеловек… Ницше… Юберменш…

Завьялов. Как вы сказали? Ницше? Юберменш? Ах да, совершенно верно, очень хорошо! (Быстро достает записную книжку и записывает.) Сверхчеловек. Ницше… Так. Спасибо! Да. Освобожденный человек, юберменш, смело и гордо идет по дороге цветов.

Маша. Кстати, о дороге цветов. В котором часу закрывается каток?

Завьялов. В одиннадцать. А что?

Маша. Ты пришел значительно позже.

Завьялов. Провожал девушку.

Доктор. Это иногда полезно.

Маша. До пяти часов утра?

Завьялов. Нет, я потом еще долго гулял. Я обожаю ходить ночью по Москве. Тишина. Пустота. Чистота. Сияние. Как в будущем. (Распечатывает письмо, читает.) Не понимаю. Забавно! (Маше.) Посмотри. (Дает ей письмо.)

Доктор. Письмо от поклонницы?

Маша. От этой самой.

Завьялов. Не понимаю.

Маша. Не интересуюсь чужими письмами.

Завьялов. Вот чудачка! Да нет, ты прочти. Анекдот. Послушайте…

Маша (читает). «Завьялов! Вы мне нравитесь. Я слышала по радио ваш доклад о человеке будущего. Я вполне разделяю ваши взгляды. Вы отрицаете семью. Я тоже. Любовь должна быть свободной. Это факт. Вы – новый человек. Я тоже. Говорят, я недурна. Вы тоже. Приходите в гости. Мой муж не ревнив. Итак. Вера Газгольдер».

Завьялов. Какой мужественный стиль!

Доктор. Популярность, популярность!

Лаутская. Вера Газгольдер? Наверное, какая-то авантюристка!

Маша. Возьми эту гадость. Кто она? Это та самая?

Завьялов. Какая «та самая»?

Маша. Ну, твоя… новая. Комсомолка…

Завьялов. Нет, что ты! Ничего похожего. Как ты могла подумать? Танька – очаровательное существо. Настоящая пролетарская девушка. В лучшем смысле этого слова. Молодая, красивая. Здоровая, крепкая, работяга. Вы знаете, товарищи, ей девятнадцать лет, а она уже чем-то там заведует у себя на фабрике. У нее даже есть два помощника. Девчонке девятнадцать лет, а уже два помощника. Настоящий новый человек!

Маша. Воображаю. Ты что, в нее влюблен?

Завьялов. Это нескромный вопрос.

Маша. Вот бы ты на ней и женился, если она уж такой новый человек, тем более молоденькая, хорошенькая и так далее. Только имей в виду – все эти девушки будущего обожают выходить замуж. Хлебом не корми. Доктор, хотите кофе? Поля, дайте доктору кофе.

Завьялов. Фу, как тебе не стыдно! Ни с того ни с сего облаяла чудесную девушку. Я уверен, что она бы тебе очень понравилась, если б вы познакомились.

Маша. Не имею ни малейшего желания.

Завьялов. Но почему же? Вот хочешь, я тебе ее нарочно приведу?

Маша. Еще этого недоставало! Нет уж, пожалуйста. Можешь путаться со своими «пролетарскими» девушками, где хочешь, а в мой дом не смей их приводить.

Завьялов. То есть как это: в «мой дом»?

Маша. А так, очень просто. Это мой дом! Я здесь хозяйка. Берите, доктор, хлеба. Вы, наверное, с утра ничего не ели?

Доктор. Признаться.

Завьялов. Это просто глупо.

Маша. Может быть. Я ж известная дура. Но пока еще у нас, слава богу, нет твоего «будущего общества». Пока у нас, слава богу, еще существует семья, есть мужья и жены, есть ревность, дети и прочие посторонние примеси. И перестанем об этом говорить. Доктор, почему вы не берете масла? Я вам намажу.

Доктор. Признаться…

Завьялов. Ох, как здесь душно жить, до чего душно!

Маша (дает мужу счета). Пожалуйста.

Завьялов. Что это? Счета? За электричество и за квартиру? Хорошо!

Маша. Что «хорошо»?

Завьялов. Я сказал – хорошо.

Маша. Надо платить.

Завьялов. А что, разве в доме нет денег?

Маша. Нету.

Завьялов. Ладно. Подождут.

Маша. Ждать не будут.

Завьялов. Подождут. Ничего не произойдет.

Маша. Нет, произойдет. Выключат свет. Домоуправление подаст в суд.

Завьялов. Ой, боже мой! Ну, как это может быть, чтобы в пролетарском государстве вдруг лишили света и выселили из квартиры работника умственного труда за неплатеж? Не бывает!

Маша. Очень просто.

Завьялов. Да никогда этого не будет! Подождут.

Маша. Ну, посмотришь. Только я вовсе не желаю из-за тебя оставаться в темноте и жить на улице. И вообще больше в доме нет денег, имей это в виду. Тебе всегда надо напоминать. Мне это наконец надоело!

Завьялов. Вы видите, доктор? У меня голова болит. Фу, до чего здесь темно, и тесно, и мерзко! Ей-богу, я задыхаюсь в этой атмосфере. И этот дурак еще играет.

Слышится сверху неуклюжие звуки фортепьяно – «Вальс Джульетты».

Я не могу в таких условиях заниматься умственным трудом. Мне здесь тесно. Физически тесно. Понимаешь? Меня здесь все давит. Понимаете, доктор, как это ужасно – писать о будущем и барахтаться вот во всем этом! И полное непонимание вокруг, полнейшее! Это пытка.

Маша. Ваня, ради бога!

Завьялов. Оставьте меня. Мне надо кончить книгу. (Уходит.)

Маша. У меня голова болит.

Явление IV

Те же, без Завьялова.

Доктор. Ну, ничего! Милые бранятся – только тешатся.

Маша. Еще чашку кофе?

Доктор. Мерси! Сатис эст[1]1
  Довольно, достаточно (лат.).


[Закрыть]. Вы, главное, не расстраивайтесь, Машенька. В наше время у всех неважные нервы. Вы не обижаетесь, что я вас называю «Машенька»?

Маша. Что вы, дружок! У меня к вам самые нежные чувства.

Доктор. Это очень хорошо. Нуте-с! Как говорится, на что жалуетесь?

Маша. Да все то же.

Доктор. Ага!

Маша. Кроме того, второй день адская головная боль, какая-то слабость, вечером немножко температура, тридцать семь и четыре, ночью потею.

Доктор. Ага!

Маша. Гриппчик?

Доктор. Правильно. В наше время у всех небольшой гриппчик. И что же вы предпринимаете против него?

Маша. На ночь аспирин.

Доктор. Верно.

Маша. Сижу дома, никуда не выхожу.

Доктор. Правильно.

Маша. Язык показать?

Доктор. А ну его к черту! Не стоит.

Маша. Я все-таки покажу.

Доктор. Ну, если хотите, покажите.

Маша (показывая язык). Язык довольно чистый. Правда?

Доктор (утвердительно). Эге!

Маша. Все в порядке?

Доктор. Все в порядке.

Маша. Больше ничего не надо?

Доктор. Больше ничего.

Маша. Может быть, горчичники на пятки поставить? Мама советует.

Доктор. Ну, раз мама советует… можно. Это никогда не вредит.

Маша. Может быть, мне лежать?

Доктор. Ну да. А что ж… Комната у вас маленькая. Лежите, все равно; даже лучше, чем ходить.

Маша. Может быть, вы мне все-таки что-нибудь пропишете?

Доктор. А что ж вам прописывать? Все равно в аптеках ничего нет.

Маша. Кофеин есть.

Доктор. Есть кофеин? Расчудесно! Тогда я вам пропишу кофеин.

Маша. Даже у нас, кажется, дома есть кофеин.

Доктор. Дома есть кофеин? Так в чем же дело? Тем лучше. Тогда принимайте себе кофеин на здоровье. От него никакого вреда.

Маша. Ей-богу, вы комик. Можно подумать, что не вы доктор, а я доктор.

Доктор. А что вы думаете? Отличный доктор! Вообще в наше время все больные отличные доктора. Факт! А что им еще остается делать?

Маша. Вы не верите в медицину?

Доктор. А покажите мне такого священника, который бы верил в бога.

Маша. Бог – это фикция, а медицина – наука.

Доктор. Какая там наука!

Маша. Однако! Ничего себе доктор!

Доктор. Вот социальная гигиена, профилактика – это вещь. В будущем обществе социальная гигиена займет исключительное положение.

Маша. Оба вы помешались на будущем обществе. Все в будущем! Все для будущего! А в настоящем? А для настоящего ничего?

Доктор. Как это ничего! Вы ж видите, с утра до вечера хожу и лечу. С одного конца города на другой. К вечеру на ногах не стою.

Маша. Бедненький! Но вы же сами в это не верите?

Доктор. Это не важно. Важно, чтоб больные верили. Вы, например, верите?

Маша. Верю.

Доктор. Правильно. И это вас успокаивает. И то хлеб.

Маша. Надо же кому-нибудь верить.

Доктор. Обязательно. Нуте-с!

Маша. Может быть, вы мне все-таки что-нибудь впрыснете?

Доктор. Что же вам, Машенька, впрыснуть?

Маша. Мышьяку, а?

Доктор. Стоит ли?

Маша. Для аппетита!

Доктор. Разве что для аппетита… А у вас что, аппетит плохой?

Маша. Неважный.

Доктор. Ну и слава богу! На что вам хороший аппетит? Только одно беспокойство.

Маша. Нет, все-таки.

Доктор. Если это вас успокоит?

Маша. Успокоит.

Доктор. Ну что ж, тогда можно и чего-нибудь такого впрыснуть… Давайте! (Вынимает футляр со шприцем.)

Маша. Только не здесь. В моей комнате.

Доктор. Правильно. (Идет в Машину комнату.)

Звонок телефона.

Маша (в телефон). Я слушаю. Сейчас. (Стучит в дверь мужа.) Ваня, тебя.

Явление V

Завьялов выходит из двери.

Завьялов. Спроси – кто.

Маша (в телефон). Кто его спрашивает?.. Ага! (Мужу.) Вера Газгольдер.

Завьялов. Пошли ее к черту!

Маша (в телефон). Он сейчас очень занят. Позвоните через полчаса. (Вешает трубку.) Ну, давай помиримся.

Завьялов. А разве мы поссорились?

Маша. Как же! Ты на меня только что страшно накричал.

Завьялов. Я накричал? Не может быть!

Маша. Представь себе.

Завьялов. Фантастически! Ну, давай поцелуемся нежненько-нежненько.

Маша. Ты чудовище, но все-таки я тебя обожаю.

Они целомудренно и нежно целуются в губы, как дети. Звонок телефона.

(В телефон.) Я слушаю… Сейчас! (Ему.) Тебя.

Завьялов. Кто?

Маша (в телефон). Кто его спрашивает? Ага! (Ему.) Из какого-то бюро выступлений. Будешь говорить?

Явление VI

Завьялов, без Маши, один.

Завьялов. Как же, как же! (Берет трубку.) Я слушаю вас. Очень хорошо. Стоит ли? Ну ладно, как хотите. У вас есть под рукой карандашик? Так вы пишите: «Иван Завьялов прочтет доклад на тему «Человек будущего». Тезисы: «Этические нормы прошлого. Основы христианской морали. Понятия добра и зла. Любовь по Энгельсу. „Хорошо“ и „плохо“ Спинозы. Идеи Фурье»».

Явление VII

Входит Поля.

Поля. Иван Васильевич, вас спрашивают.

Завьялов. Сейчас. (В телефон.) «Что такое „свобода личности“. Сен-Симон и его время… Сверхчеловек Ницше». (Поле.) Кто?

Поля. Какая-то молоденькая гражданка.

Завьялов (в телефон). Одну минутку.

Явление VIII

Входит Таня.

Таня. К вам можно?

Завьялов. Танюша! (В телефон.) Извините, тут ко мне по делу. Я вам позвоню через полчаса. (Вешает трубку.) Что это у тебя?

Таня. В трамвае оторвали.

Завьялов (обнимает ее). Ну…

Таня. Пусти! (Освобождается.) Женатый человек! У себя в доме! Очень красиво! А если жена войдет?

Завьялов. Пусть входит.

Таня. Не говори глупостей.

Завьялов. Я никогда не говорю глупостей. И ни от кого ничего не скрываю.

Таня. Да и нечего скрывать. Но это не важно. Я тебе хотела сказать…

Он ее обнимает.

Пусти, пожалуйста. Вот твои книги. Получай. В целости и аккуратности. У вас всего две комнаты? Эта и эта?

Завьялов. Нет, еще одна. Всего три. Это в некотором роде столовая. Вот так живет и работает…

Таня. У вас темно. Здесь холодно; или это мне так кажется?

Завьялов. Нет, холодно. И вообще ужасно гнусно.

Таня. На дворе совсем тепло. Мы пошли на каток, думали малость покататься, а там болото. С одним человеком.

Пауза.

Я выхожу замуж. Нет, правда! Совершенно серьезно!

Завьялов. Серьезно?

Таня. Вы ж меня все равно не любите. У вас жена. А он меня любит, Женя Гусев. Уже давно, с прошлой зимы. Вот. Я совсем запуталась. Я пропаду.

Завьялов. Какая-то чепуха! Какая-то невероятная чепуха! Танюха! Да ты вдумайся в то, что ты говоришь. Это чудовищно! Неужели ты не понимаешь? Я же тебя люблю. Вот балдуша! Можешь ты это сообразить: люблю?

Таня. Ради бога! Сюда идут… Так, значит, вот… До свиданья! Прощай! Все.

Завьялов. Нет, не все. Нет, подожди. Нет, я тебя не пущу. Надо договориться. Так нельзя. Идем ко мне в комнату.

Таня. Это твой кабинет?

Завьялов. Да, это мой кабинет. Сюда.

Таня. Ты здесь работаешь?

Завьялов. Да, да. Я здесь работаю. Входи.

Таня. Только на одну минуточку. (Роняет шапочку.)

Завьялов. На одну. Не больше.

Уходят.

Явление IX

Маша и доктор входят.

Доктор. Болит?

Маша. Не очень.

Доктор. Ну и отлично. А засим честь имею кланяться!

Маша. Обедайте с нами.

Доктор. И рад бы в рай, да грехи не пускают.

Маша. Сколько я вас знаю? Пять лет? И вы постоянно вздыхаете. Чего вам не хватает?

Доктор. Ох, много не хватает! Комнаты мало-мальски приличной не хватает. Живу, как вам известно, тут, в проходной, работать негде. Ну-с, затем еще что? Пожалуй, больше ничего.

Маша. По-моему, вам надо жениться.

Доктор. Зачем?

Маша. Доктор должен быть женат. Холостой доктор – это несолидно. И потом – посмотрите, в чем вы ходите. Черт знает что, а не доктор.

Доктор. Жениться, конечно, можно. Только всех хороших девушек разобрали.

Маша. Тонкий ценитель женской красоты!

Доктор. А что, разве не похож?

Маша. Похожи. Как две капли воды. Скажите, как, по-вашему, я, например, интересная женщина?

Доктор. Безусловно! Отличное сердце, прекрасные легкие, почки дай бог каждому. Немножко слабоват желудок, но это исключительно от курения. Бросьте курить, умоляю вас. Ну, что вам стоит? Ну, Машенька, деточка, хотите доставить мне большое удовольствие? Бросьте курить!

Маша. А вы будете обедать?

Доктор. Мне еще надо тут, напротив, одного ребенка посмотреть.

Маша. Так вы свободно успеете. Обед через полчаса, не раньше. Честное слово! Вы на меня действуете, как валерианка.

Доктор. Гм! Ну, разве как валерианка… А что у вас на обед?

Явление X

Входит Лаутская.

Лаутская. Ну, что может быть у людей на обед? Ну, перловый суп. Ну, котлеты. Ну, клюквенный кисель.

Маша. Доктор, а? Перловый суп.

Доктор. Признаться. Только чур – уговор дороже денег – больше не курить. Однако все же вы меня не особенно ждите.

Маша. Нет, именно мы вас будем особенно ждать.

Лаутская. Я накрываю.

Доктор. В нашем же доме.

Маша (замечает Танину шапочку). Чья это шапочка?

Лаутская. Не знаю.

Маша. Там кто-нибудь есть?

Лаутская. Я не видела. В кухне такой шум от примусов, что звонка и не слышно.

Маша. Поля, это ваша шапочка?

Поля. Эта? Нет, не моя.

Маша. К Ивану Васильевичу никто не приходил?

Поля. Приходили.

Лаутская. Я тебя предупреждала.

Маша. Мама!

Лаутская. Молчу. (Доктору.) А вы удивляетесь, что у нее истрепанные нервы!

Доктор. Я не удивляюсь.

Маша. Поля, идите на кухню. (Подходит к двери мужа и стучит.)

Доктор. Ну-с! Я через полчаса. (Уходит.)

Маша еще раз стучит.

Явление XI

Завьялов из двери.

Завьялов. Уже обедать?

Маша. Что это значит?

Пауза.

Завьялов. Не… понимаю.

Пауза.

Маша. Я тебя просила…

Пауза.

Завьялов пожимает плечами.

Ты понимаешь, что ты делаешь?

Завьялов. Абсолютно не понимаю.

Маша. Я требую… Слышишь?

Завьялов. Умоляю тебя… Тише!..

Маша. Я у себя в доме.

Завьялов. Но что же тут ужасного? К одному человеку пришел в гости другой человек.

Маша. К женатому человеку пришла в гости любовница.

Явление XII

Входит Таня.

Таня. Иван Васильевич, вы не видели моей шапочки?

Завьялов. Позвольте вам представить: это, так сказать, Танечка. Самая красивая девушка Советского Союза. Спортсменка и активистка.

Таня. Здравствуйте.

Ей никто не отвечает на поклон и не подает руки.

Лаутская. Иван Васильевич…

Маша. Мама, выйди.

Лаутская шумно выходит.

Явление XIII

Без Лаутской.

Завьялов. Вот твоя шапочка. Но куда же ты торопишься? Посиди у нас.

Пауза.

Таня. Извините!

Пауза.

Маша. Вам, должно быть, очень стыдно?

Таня. Что я сделала?

Маша. А еще комсомолка!

Завьялов. Ой, боже мой!

Маша. Сию минуту ступайте вон! Чтоб вашей ноги здесь больше не было! Слышите? Так поступают уличные девки.

Таня. Какой стыд!.. Где дверь?.. Откройте… Сейчас же… (Уходит.)

Завьялов. Таня… Танечка… (Бежит за ней.) Танюха!

Явление XIV

Маша одна.

Маша. Как это безобразно!

Пауза.

Явление XV

Входит Завьялов.

Маша. Чтоб этого больше не повторялось!

Завьялов подходит к комоду.

Понятно?

Завьялов вынимает белье.

Ты слышишь, что я тебе говорю?

Завьялов вынимает носки.

Ты оглох?

Завьялов вынимает полотенце.

Что ты делаешь?

Завьялов с бельем входит к себе в комнату.

Ваня!

Завьялов. Ко мне нельзя! (Запирает дверь.)

Явление XVI

Входит Лаутская.

Лаутская. Что случилось?

Маша. Он сумасшедший.

Лаутская. Я тебя предупреждала.

Явление XVII

Входит Завьялов с чемоданчиком.

Маша. Что это значит?

Лаутская. Иван Васильевич, только что приходил дворник. Меняют хлебные карточки. Надо стандартную справку. Пятнадцатого последний срок.

Маша. Мама, выйди.

Лаутская выходит.

Я тебя спрашиваю: что значит эта комедия?

Завьялов надевает пальто.

Ну давай помиримся.

Завьялов. Нет… Человек пришел в гости к человеку… Чудовищно!

Маша. Что ты хочешь сделать?

Завьялов. Мне душно здесь.

Маша. Ты уходишь?

Завьялов. Да.

Маша. Куда?

Пауза.

Не смей молчать! Ты слышишь: я тебя спрашиваю – куда? Ваня, не сходи с ума. Зачем ты меня мучаешь? Сними пальто. Ты слышишь, что я тебе говорю? Сейчас же сними пальто! Ну, прости меня, Ванюша. Ты же видишь, как мне стыдно и больно. Чего ты хочешь? Ну, молчи. Ну, я последняя дрянь, я знаю… Ну, хочешь, я побегу и стану перед ней на колени? Как я буду без тебя жить? У меня ничего нет в жизни, кроме тебя.

Завьялов. И совершенно напрасно.

Маша. Я постарела с тобой.

Завьялов. Я у тебя этого не просил.

Маша. Не уходи. Умоляю тебя – останься!

Завьялов молчит.

Я знаю, куда ты уходишь. Я знаю.

Завьялов. Я этого не скрываю.

Маша (бросается ему на шею). Ты не уйдешь! Ты не уйдешь!

Завьялов. Пусти меня! Прощай!

Маша. Как же это? Что же будет?

Завьялов. Ну, не сердись.

Маша. Ты вернешься… Все равно ты вернешься… Скажи, что ты вернешься.

Завьялов. Нет.

Маша. Когда бы… когда бы ты ни вернулся… хоть через сто лет… я буду тебя ждать, Ванюша… Ты слышишь? Я буду тебя ждать. На этом самом месте.

Завьялов уходит.

Явление XVIII

Входит Лаутская.

Маша. Мама, ты понимаешь?

Лаутская. Ну, что я могу сделать! (Уходит.)

Явление XIX

Входит доктор.

Доктор. У мальчишки пустяковые налеты в горле, а они воображают, что дифтерит, подняли немыслимую панику… Вот плакать – это уж совсем никуда не годится, Мурашенька.

Маша. Ах, как тяжело! Ах, как мне тошно!

Доктор. Тошно, а курите. Оттого и тошно, что курите. Ну, умоляю вас, Мурашенька, ну, бросьте курить! И вы увидите, что все как рукой снимет. Клянусь вам честью, это все от курения.