Текст книги "Зигзаг неудачи"

– Ну а Гала?

– Что, «Гала»? Гала, она и есть Гала. У нее почетное пожизненное право быть домработницей в этом доме при живом наследнике. Симка по непонятной причине вытащила ее из какого-то захолустья. Иногда сестра совершала добрые, но безумные поступки. Так эта Гала со временем просто обнаглела. Иной раз позволяла себе командовать в доме. И хитрая бестия! Знала, что Серафима привязана к Янке, так делала вид, что в девчонке души не чает.

Олимпиада Игнатьевна одним махом выпила свой остывший кофе, будто этим поставила точку на этой теме. Очевидно, боялась, что дальнейший разговор неминуемо коснется причины смерти Леонида Сергеевича и Аниты…

– Я настаивала на том, чтобы вы все в понедельник покинули мой дом. Жалею о своем скоропалительном решении. Поэтому можете пока оставаться, – заявила она.

Причина столь милостивого предложения была понятна. Бабобаба боялась находиться в доме без преданных мужчин. Если Леонида Сергеевича, как считала она, случайно убил сын, то смерть Аниты оказалась загадкой. Как и причина покушения на ее сына. Ей даже не пришло в голову, что мы не можем уехать без разрешения следственных органов. Я пожалела, что рядом нет Наташки. Уж та бы нашла достойный ответ. Не задумываясь над корректностью…

Мне и в голову не пришло, что печальная повесть о прошлом самолюбивой Олимпии нашла вполне адекватное восприятие у подруги, самозабвенно подслушивающей разговор у двери. Очевидно, подруга все-таки проснулась после моего визита и на крыльях недосыпа спустилась вниз, чтобы уличить меня в хронической непутевости. Но, услышав рассказ Бабобабы, притормозила, справедливо рассудив: я – на спецмероприятии, ее внезапное вторжение может помешать словесному извержению Олимпиады, а оправдать свое потустороннее относительно кухонной двери положение она всегда успеет.

Разумеется, Наташка дождалась повода для триумфального восшествия в кухню. Я с нескрываемым восхищением услышала характерный звук открываемой пинком двери и требовательный голос подруги:

– Ирка! Хватит трепаться. Пора собирать вещи. Пусть будут наготове. Не найдем здесь подходящего места для отдыха, уедем в Адлер. Лично мне этот город не нравится, но я готова жить в нем на железнодорожном вокзале до момента приобретения обратных билетов в столицу… Доброе утро, Олимпиада Игнатьевна. Как спалось? Вы плохо выглядите. Ох, и не завидую я вашему положению. Ночевать в одном доме с убийцами…

Бабобаба сменила розовый, несмотря на бессонную ночь, цвет лица на серый, машинально поднесла пустую чашку к губам и попыталась извлечь из нее несуществующий кофе. С укоризной посмотрела в мою сторону и, явив пустое дно чашки, упрекнула:

– Ты не долила мне… Ну почему меня всегда и везде обходят вниманием?!

– С чего вы взяли? – не очень любезно удивилась Наташка. – Вас слишком много, чтобы не заметить. Именно с вашим появлением в доме стало тесновато. Мы все сейчас уедем, станет просторнее. Разве это похоже на отсутствие внимания с нашей стороны?

– Вас никто не гонит! – живо заявила Бабобаба, проглотив Натальины слова. – Если я и предлагала вам раньше покинуть помещение, то… Словом, раньше мне казалось, что вы совершенно чуждые нам люди. Каждый может ошибаться. Я ошибалась.

Подруга в упор таращилась на меня, в уголках губ пряталась смешинка.

– Ир, тебе не кажется, что Олимпиаде Игнатьевне хочется разбавить нами количество жертв в этом доме? Неплохо было бы поместить здесь целую хоккейную команду, которая гоняла бы убийцу клюшками, как шайбу. По принципу: «передай другому». Как в старой песне: «Ни минуты покоя, ни секунды покоя…» Ты уверена, что нам это надо? Я думаю, мы всегда успеем сюда вернуться. Когда дом опустеет… Ох… Извините Олимпиада Игнатьевна… Кстати, чем вы поите вашу свекровь? Она носится по коридору, как лошадь!

– Но она не в состоянии носиться…

Олимпиада была в явном смятении чувств.

– Она вся больная, у нее больные ноги, передвигается с палочкой.

– А я вам говорю – носится! И этой палочкой себя погоняет. Сама видела.

– Вот притвора, а?! – рявкнула Липа. – То-то я думаю: больная, больная, а лопает все подряд и за троих. Набегается втихаря!.. Ничего, приедем, я ей на дом знакомого врача вызову.

– Наталья, я думаю, нам придется немного задержаться. Не можем же мы оставить Олимпиаду Игнатьевну с маленьким ребенком и бабушкой в одиночестве, – рассудительно заметила я, усиленно стараясь не улыбнуться. – Янка – не в счет. По-видимому, у нее серьезные проблемы со здоровьем. Моральным или физическим – не важно. А судя по словам Олимпии, у свекрови самая здоровая часть тела – ее клюка.

Услышав мое заступничество, Олимпия благодарно подвинулась и гостеприимно предложила Наташке кофе из пустой турки.

2

В процессе затянувшегося завтрака наметились положительные тенденции в поведении Бабобабы. От нее частично отстала первая часть («Бабо»). В результате она иногда рассуждала как вполне нормальная баба с музыкальным уклоном. Но уверенности в том, что эта душевная оголенность надолго, не было. Слишком уж она закоренела в своем качестве Бабобабы.

Резкий звонок в дверь совсем не испугал. Какой может быть страх в такое замечательное солнечное утро? Звонок скорее расстроил: он наверняка разбудил все спящее население дома, а готовить завтрак никому из нас не хотелось. Мелькнула слабая надежда, что это Гала, но тут же погасла. Она не стала бы будить дом таким оглушительным трезвоном да и откланялась на неопределенное время.

– Кого это еще несет? – спросила Олимпиада и с места не сдвинулась.

– Наверное, следователь в гости пришел. Сам. Без приглашения. Чтобы не утомлять нас вызовами. Надеется очередного «негритенка» вывезти.

Подруга тоже не подумала двинуться с места.

– Иришка, будь другом, скажи ему, что он рановато пришел. Удивить его пока еще нечем. Сегодня воскресенье, у убийцы тоже выходной день… Ир! Ты можешь поживее? Сейчас нам либо ворота снесут, либо опять затрезвонят.

До ворот мне бежать не пришлось. Едва я откинула засов, как меня откинул назад радостно визжащий тайфун из четырех лап и шершавого языка. С трудом отбиваясь от мускулистого комка, я дала зарок никогда не садиться с того края стола, что ближе к выходу.

– Денька, назад! – прозвучал от двери знакомый голос Наташкиного мужа.

Я послушно отступила почти к лестнице, ибо оторвать от меня ласковую псину было невозможно.

– Ирочка, привет! А где Натуля?

– Где Натуля? – весьма довольная подсказкой, проорала я Деньке, спешно подсчитывая количество зацепок от собачьих когтей на Наташкиных спортивных штанах, за неимением мехового манто накинутых мной для согрева на плечи. И там забытых.

– Ир, кто там? – на мое счастье отозвалась подруга из кухни, и собака вихрем метнулась здороваться.

– А где Дима? – спросила я, с облегчением вернувшись на старое место, полагая, что Борис уже сам достаточно хорошо разобрался, в какой стороне искать жену.

Из кухни донесся пронзительный визг – дуэтом. Я решила, что собеседницы зря боялись повторения трезвона в дверь. Вместе они – вне конкуренции.

– Здравствуйте, Ирина Александровна, – вырос из-за спины Бориса мой муж.

– Здрассте… – окончательно растерялась я от всего сразу. В том числе и от такого приветствия. Кажется, завтрак все-таки придется готовить, и именно сейчас. Но, на всякий случай, добавила: – Вы потише… Дети спят… Со старушками…

И засмотрелась на Бориса, выделывавшего передо мной замысловатые «па» с увесистым баулом в одной руке и спортивной сумкой в другой.

– Ириша, я по тебе очень скучал, может быть, пустишь нас в дом? – жалобно поинтересовался муж. – Мы устали с дороги. Сегодняшнюю ночь практически не спали…

– Ой, я тоже!

Приятно не только увидеть товарищей по несчастью, но и выразить им полное понимание.

– Та-а-ак… Борис, уступи мне дорогу. Похоже, у моей жены здесь голова меньше всего остального отдохнула. Привет, родная!

Очутившись у Димки на руках, я, наконец, начала осознавать свое счастье. Завтрак в конце концов может приготовить и Наташка. Ведь я ходила дверь открывать. И только хотела спросить у мужа совета по этому поводу, как он меня осторожно поставил на ноги. В стороне от входа. Чтобы не мешать вещам. А сверху уже неслась полуодетая дочь. За ней, пытаясь ее обскакать, через две ступеньки летел Славка. Последним спускался Лешик. С чувством собственного достоинства на сонной физиономии. Имелось подозрение, что он им просто прикрывался, как одеялом, поскольку еще не проснулся. За радостной встречей с непроницаемым лицом сверху наблюдала Янка. Ванечку, привыкшего к телебоевикам, судя по всему, посторонний шум не отвлекал. Ребенка пушкой не разбудишь. А Вероника Георгиевна наверняка спала отдельно от своего слухового аппарата. Из кухни босиком спешила Наташка, которую на поводке тащила Денька. Боюсь, именно псина не дала подруге натянуть тапки, для удобства закинутые под стол.

– Держите собаку! – взвизгнула дочь и мигом сиганула на освободившиеся от меня руки отца.

– Сидеть! – страшным голосом рявкнул проснувшийся Лешик.

Денька моментально почти подчинилась, а Наташка, забыв отпустить поводок, по инерции полетела дальше. Как Денька ни упиралась, но выполнить строгую команду ей не удалось. Вынужденно рванула вслед за хозяйкой. Вместе они лихо взяли барьер из горы вещей, оттеснив меня к лестнице, где я была поймана сыном, и помчались дальше. Вплоть до полного торможения о Бориса. Аленка добродушно помахала вслед им рукой.

Не могу сказать, что Наташка была очень приветлива со всеми. И пока Борис, поднимая, расцеловывал жену, она, заливаясь слезами, несла жуткую тарабарщину о своей несчастной доле. В основном про негритянский квартал и дискриминацию русскоязычного населения дома, в котором каждый негритенок так и норовит помереть, чтобы устроить нам кошмарные пытки. Угомонившаяся Денька, высунув язык, слушала ее с неподдельным интересом. И как только она ухитряется его не прикусить?

С таким же интересом за нашей встречей наблюдала выплывшая из кухни Олимпиада Игнатьевна. Похоже, она ей не очень нравилась:

– Господа, объясните мне, что здесь происходит?

– Долгожданная встреча родственников, – откровенно удивившись непониманию, вежливо откликнулся на ее вопрос Лешик.

– Собака тоже из их числа? – возмутилась Бабобаба.

Наташка, уловив ее возмущение, тут же отвлеклась от плача и негритянского квартала, демонстративно обозвала Деньку «девочка моя» и пообещала ей почетное место за общим столом.

– Вот теперь нам бояться нечего! – весьма довольная собой, заявила она. – Олимпия, прошу любить и жаловать: Дмитрий Николаевич и Борис Иванович – мужья. Дениза, – она силком заставила Деньку кивнуть головой, – боксериха. А это… – подруга сделала небрежный жест в сторону Бабобабы, – Олимпиада Игнатьевна или Олимпия. Липа, одним словом…

– Родная сестра Серафимы Игнатьевны… – догадался Димка, опуская дочь на пол и целуя ее в макушку. – Здравствуйте! – Он удостоил даму вежливого поклона, едва не щелкнув подметками кроссовок.

– Здравствуй, мое солнышко… – Это уже мне. – Куда ж ты у меня закатилось-то?

А никуда я не закатилась. Просто от Наташкиного толчка с моих плеч слетели ее спортивные штаны, и я нагнулась, чтобы поднять их. Выпрямившись, с готовностью подставила физиономию для приветственного поцелуя мужу.

– Ну, как вы тут? – спросил он слишком бодро, явно не надеясь на положительный ответ.

– Все нормально, па! – подал голос Славка. – У нас тут три трупа. Один из них живой. Есть еще человек, временно покалеченный. Мамочка с Ленкой свое уже отсидели. Дом все еще обитаем. А вы на поезде?

– Да нет. Ударили автопробегом…

Димка вдруг обеспокоенно оглянулся назад.

– Борис, а куда у нас делся Андрей?

– Спит, наверное, в машине… С нами приехал мой товарищ с работы, – замялся Борис. – Думаю, он нас нисколько не стеснит.

Я сразу поняла, что Борис пытается навешать нам лапшу. Но его следовало поддержать. Покосившись на потерявшую от возмущения дар речи Бабобабу, вполне оптимистично заявила:

– Конечно не стеснит… Тем более что человек спит в машине. Завтрак ему туда понесем?

– Не стоит беспокоиться. Здравствуйте, Андрей Викторович. Можно просто Андрей.

В дверях, приветливо улыбаясь, застрял молодой человек среднего роста, по своим параметрам никак не соответствующий личности командированного сотрудника органов внутренних дел. Да еще с очень особой приметой – он был рыжим.

– Яна! – в панике взвизгнула Олимпиада Игнатьевна. – Ты что-нибудь понимаешь?

– Понимаю, – лениво отозвалась сверху девица. – Сейчас ваш Ванька даст кому-нибудь в глаз из своего пистолета.

Толпа мгновенно рассредоточилась. Ванечка, лишившись облюбованной цели, в раздумье обвел нас глазенками и медленно, двумя руками, стал поднимать… настоящий пистолет.

– Всем на пол! – заорал Андрей.

Надрываться второй раз ему не пришлось. Присутствующие подчинились. Краем глаза я увидела, как на очень счастливом лице ребенка появилась гримаса подлинного страдания: рыжая молния, именующая себя Андреем Викторовичем, выбила оружие из детских ручонок…

– Газовый! Но заряжен. Мальчик, ты где его взял?

– Дай сюда! Это мой! Я нашел! – опомнился ребенок и попытался отбить оружие. Естественно, неудачно. Оказывается, в органах внутренних дел имеются и рыжие сотрудники…

Милый мальчик сменил тактику:

– Папочка, ну, пожалуйста, отдай…

Последняя фраза заставила тех, кто собрался встать, снова залечь.

– «Папочка?» – не веря своим ушам переспросила Наташка.

– Я вот сейчас покажу тебе «папочку»!

Опираясь на Димку, Бабобаба приподнялась с колен.

– Он всегда называет папами и мамами тех, от кого хочет чего-нибудь добиться. Где ты взял пистолет, паршивец?!

– У бабки. Она мне его сама дала. Сказала, что могу бабу Олимпию попугать.

– А бабка где пистолет взяла? Старая ведьма!

– В кладовке… Когда варенье воровала… Он на нее сверху упал, вместе с противогазом.

Олимпиада Игнатьевна мигом проложила себе дорогу по коридору, протаранив Славку, Лешика и Бориса. Сразу стало ясно, что, во-первых, стучать в дверь свекрови она не будет, а во-вторых, одна дверь из натурального бука – не велика потеря. Увы, Бабобаба не могла знать, что комната Вероники Георгиевны предусмотрительно открыта. Она с ходу ломанулась в открывшийся проем, и мы с дочерью, схватившись за руки, невольно вздрагивали, гадая, какой предмет мебели будет последним.

Им оказалась полутораспальная кровать, на которой мирно покоилось тело Вероники Георгиевны. Старушка была мертва…

3

Утро прошло в протокольном режиме. Ставшие почти родными сотрудники оперативно-следственной бригады даже позволили себе милые шутки. В том плане, что обитатели дома редеют на глазах, а это существенно снижает количество бумаг, подлежащих оформлению в будущем. Чуть позже выяснилось – смерть Вероники Георгиевны наступила в результате превышения лекарственной дозы сердечных гликозидов. Остатки их содержались в бокале с чаем, стоявшем на прикроватной тумбочке. В то время как мы втроем – Бабобаба, Наталья и я – вели задушевные разговоры за ранним завтраком, старушка спокойно умирала. Убийца оказался до ненормальности бесстрашным и упорным в достижении своей цели.

По окончании формальностей мы с Натальей и Аленой сидели в беседке, время от времени стучали зубами от нервного напряжения и с трудом вспоминали, сколько дней прошло с момента нашего прибытия на отдых. Казалось, не меньше месяца. Тогда как на самом деле шел только четвертый день наших несчастий.

– Ничего…го… Немного осталось… лось… Н-негритят этих, – заикаясь и передергиваясь, утешала себя и нас Ален-ка. – П-переживем оставших-хся. М-может быть…

– К-какая-то з-знакомая с м-мед-дициной св-волочь уб-бивает… – проронила Наташка. – Ир-р… прощ-щаю т-те-бе св-вои с-спортив-вные шт-таны…

– И я т-т-теб-бе… – великодушно откликнулась я.

Громкий голос моего мужа, звавшего нас из окна столовой, заставил в унисон откликнуться. Больше всего этот отзыв походил на единый вопль ужаса. Возвращаться в обитель зла не хотелось, но другого выхода не было. Дмитрий Николаевич принял решение объявить домочадцам содержание завещания. С собственными комментариями. Зачем – было не понятно. Мы о нем уже знали, а Янку и Бабобабу можно было известить и отдельно от нас. Впрочем, была еще Гала. Но вместо нее прибыл Степан. Собственно, его появление и вызвало у Дмитрия Николаевича скоропостижное желание поделиться содержанием завещания. Однако Степан от участия в собрании отказался, у самой же Галы на нервной почве подскочила температура. Они с ней пришли к выводу, что их абсолютно не волнует это самое завещание. Раз кто-то стремится к получению наследства ценою жизни людей, в этот дом они больше не вернутся ни за какие деньги. Сделав это заявление, Степан, расстроенно махнув рукой, ушел.

Оставшиеся в живых обитатели дома с мрачными лицами уселись в холле. У Янки на лбу выступила испарина. Она была бледной и, как мне показалось, полной решимости в любую минуту отключиться и потерять сознание. При взгляде на нее у Бабобабы слегка оживилось лицо. Самым довольным казался Ванечка. Прячась за широкой Славкиной спиной, он время от времени «отстреливал» участников собрания с помощью комбинации из двух пальцев правой руки – большого и указательного.

– Я пригласил вас, господа… – торжественно начал Димка, но тут же опомнился, решив, что эта фраза попахивает плагиатом.

– Разрешите войти? Я хотела попрощаться…

В проеме открытой входной двери стояла Дарина со спортивной сумкой на плече и другой, маленькой дамской, в руке. Несмотря на получение дружного разрешения, она застыла на месте. Приветливая улыбка постепенно сползала с приятного лица. Цвет его стал удивительно похож на серебристый ландыш.

Мрачное выражение на физиономиях присутствующих сменилось выжидательным. А у Димки клацнула и отпала нижняя челюсть. Если бы его сейчас видело руководство больницы, думаю, ему едва ли позволили бы в дальнейшем взять в руки скальпель. Почему Димка разом подурнел, стало понятно через полминуты. Я уже успела заметить, что Дарина и Дмитрий Николаевич не сводят друг с друга глаз. Бабобаба с них обоих – тоже. Свой вывод она тут же предала гласности и в полной тишине с удовольствием всех оповестила – пока некоторые жены отдыхают на юге (нашла отдых!), их мужья даром времени не теряют.

– Дарья! Ты здесь каким образом? – наконец заговорил Дмитрий Николаевич. – Ты же на Кипре… С женихом… У тебя же путевка!

Дарина стояла, потупив глаза. Бабобаба тут же прокомментировала ситуацию:

– Обоим рога наставила! Ира, не переживай! Твоему – тоже!

Требовалось немедленно исправить положение. Мне показалось, что я говорила очень тихо. С трудом подбирала слова, чтобы меня поняли. Но слышали меня все…

– Дарина… Отец считал ее рождение подарком судьбы. Дар, Дарина… А ей не нравилось это имя, оно ей казалось напыщенным. Тем более что отец неоднократно пренебрегал «подарком судьбы». На работе ее зовут Дарья, Дашенька, Дашутка… Девушка работает операционной сестрой в хирургическом отделении больницы. Именно она была на операции, которую Дмитрий Николаевич делал Серафиме Игнатьевне. В том, что эта операция прошла успешно, есть и ее заслуга. Я думала, Леонид Сергеевич не знал, что Серафима в больнице. Он с ней долгое время находился в ссоре. Они не общались. Леонид Сергеевич не хотел отвечать даже на ее звонки. Олимпиада Игнатьевна это подтвердит. Сестра просила у нее помощи. Хотела переговорить со старым другом… Здесь сложная ситуация. Олимпия отказалась помочь. Теперь, думаю, что он знал об операции от дочери…

– Неправда, – прошелестела Дарина. – Я даже не сообщила отцу о смерти Серафимы Игнатьевны. – Не хотела, чтобы они снова встретились. Он только-только успокоился. Операция прошла успешно, она шла на поправку и-и-и…

– Ты решила ее угробить!

Голос Аленки звенел от напряжения.

– Знала, что тебя никто не заподозрит. Ты только операционная сестра. Выхаживают другие.

– Я не хочу вам ничего объяснять! Не обязана!

В голосе Дарины проявились истерические нотки.

– Дмитрий Николаевич!..

– Не надо кричать.

Мой муж сказал это так, что стих даже слабый возмущенный ропот. Наше внимание мигом переключилось на него.

– Собрание сворачивается. Сообщаю всем, что по условиям завещания являюсь единственным наследником всего движимого и недвижимого имущества Лопуховой Серафимы Игнатьевны. Мне одному предоставлено право распорядится наследством по своему усмотрению. Прошу учесть, что в случае моей случайной гибели или гибели членов моей семьи наследство переходит в руки государства.

И добавил уж без всякого официоза:

– Андрей! Звони операм! Дарья Леонидовна, боюсь…

Дмитрий Николаевич не договорил, ибо Дарьи Леонидовны на прежнем месте не было. Андрей, все время делавший вид, что читает журнал, решительно, но поздно вскочил с дивана. Одновременно с ним поднялись Янка и Бабобаба. Пребывая в высшей стадии волнения, я дала себе команду немедленно поджать под себя ноги, чтобы освободить проход. Могли и отдавить. Особенно Бабобаба… И что я на ней зациклилась? Отвлеклась на какие-то секунды, и ноги тут же автоматически вытянулись обратно. Андрей споткнулся и пошел… Нет, точнее сказать, полетел по рукам. Сначала к Янке, потом к Бабобабе, не задержался и у Натальи. Остановил его Димка. Вместе они и рухнули. Янка ахнула и пулей полетела на второй этаж, Бабобаба осела на пол.

– И зачем вам, Олимпия, этот присест? Я понимаю, Дмитрий Николаевич и Андрей – у них производственная необходимость, – заметила Наталья, искренне жалея Лешика и Бориса, пытавшихся поставить женщину на ноги.

А она была настолько ошеломлена, что, на мой взгляд, на полу ей было даже удобнее. Время от времени Олимпия поднимала бессмысленный взгляд на моего мужа и пыталась что-то пролопотать. Кажется, просила, чтобы ей дали спокойно умереть.

В вызванную нами машину «скорой помощи» женщину отнесли на носилках. По-прежнему в состоянии полной прострации. Чуть позднее приехал сломавшийся по дороге милицейский уазик. Тщательный осмотр дома, сада и ближайших окрестностей ничего не дал. Дарины нигде не было. На память о ней осталась только спортивная сумка. После тщательной проверки ее содержимого в нашем присутствии как понятых стало ясно, что ничего интересного для следствия там нет.

Хромающего на обе ноги Андрея куда-то увезли. Минут на десять. Мы еще и в себя не успели прийти, как уазик снова показался из-за поворота. Причина возврата была сдана с рук на руки Славке как самому надежному по габаритам человеку. Когда и как осиротевший Ванечка ухитрился спрятаться в машине, мы так и не поняли. Сам же он пояснил: «Катался, блин!»

Возмущенно прорычав, машина опять тронулась с места и вновь остановилась – отвалился глушитель. В эту минуту меня осенило предположение о возможном развитии событий. С надрывным криком «Андрей!» я кинулась к машине. Рыжая голова высунулась в открытое окно:

– Я скоро вернусь! – Он помахал рукой, а я так и не успела ничего сказать. И лучше бы вообще ничего не говорила поджидающим меня родным и соседям.

– Он не позавтракал…

Угораздило же ляпнуть то, что в первую очередь пришло в голову…

– Убийцу жалеет! – раздалась реплика из толпы.

– Нашли рыжего! – возразил кто-то.

Дальше я уже не слышала. Наташка упрямо тащила меня за руку домой, обещая устроить свидание с психиатром. Шагающий сзади Дмитрий Николаевич сквозь зубы разговаривал сам с собой. Сам же себе и удивлялся – как можно променять на едва знакомого голодного Андрея давно и хорошо знакомого голодного мужа?