Текст книги "Билет в один конец (сборник)"

– Да я не к тому, – словно оправдываясь, сказал Котел, понимая, что переступил определённую грань воровской этики, проявив откровенный интерес к делу, которое его, по сути, никак не касается. – Просто, правильно делаешь, что уезжаешь. Ты же не сидел?

– Нет.

– Ну, и не садись, – продолжил он. – Не знаю, как Кощей, а вот новый опер так точно пузо рвать будет, чтобы звездочки выслужить. Я уже говорил тебе, что просто так они копать не будут. Ну, а сядешь – это определённо клякса на всю жизнь, фиг потом чем отмоешься… – Потянуло Котла на жизненную философию.

– Сам не хочу, – сказал Валентин расхожую фразу из кинофильма «Кавказская пленница».

Котел рассмеялся. Они ещё поговорили за жизнь, и перед тем как уйти, Валентин спросил:

– У тебя как с фанерой?

– На мели, – признался Котел. – Ночью в трыньку всё как есть просадил.

Валентин протянул ему червонец. Они вышли из пивной, покурили, пожали на прощание друг другу руки и разошлись. Вечером этого же дня Валентин и Виталик, на стареньком «Москвиче» отца Виталика, ехали в сторону карьера: машину вёл Виталик. С карьера возили песок на стройки города, и там образовались огромные, глубокие, заполненные водой ямы. Выбрали самую большую. Вода в ней уже почти замёрзла, лишь на самой середине ещё оставалась небольшая полынья. Одну за другой бросили в неё обе сумки; те чуть поплавали и, пустив пузыри, ушли на дно.

* * *

Валентин уезжал на север. На вокзале, за несколько минут до объявления на посадку, Рита отвела его в сторону от всех, кто провожал, и возле аптечного киоска, убирая невидимые пушинки с его шарфа, сказала:

– Валентин, я ведь всегда знала, что мы с тобой пробудем вместе совсем немного.

Казалось, Рита вот-вот заплачет. Но она замолчала и чуть успокоилась.

– Помнишь, как в нашу первую встречу, я гадала тебе по руке? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Так вот, у тебя от главной линии жизни отходит ещё одна линия, маленькая, чуть заметная.

Она взяла его левую руку и пальцем показала на ладони место, где от хорошо очерченной линии, которую в хиромантии принято называть линией жизни, отходила другая, едва выраженная. Затем она протянула ему свою. На её небольшой ладошке, на том же месте, что и у него, была точно такая же. И тогда Рита сказала, что совпадение таких линий в этом месте большая редкость, и её мама сказала, что подобная схожесть всегда заканчивается скорой разлукой.

– Валентин, это судьба. Я делала всё, чтобы обмануть её. Если помнишь, в наших отношениях первой всегда была я, – сказала она и грустно улыбнулась. – Ведь даже на танец пригласила тебя я.

Валентин почувствовал, что в глазах появилась резь, и как что-то неумолимо сжимает горло. Он был на грани того, чтобы разрыдаться.

– Всё, я никуда не еду.

А Рита уже взяла себя в руки и сказала, что не хочет, чтобы он менял своё решение лишь потому, что она ему рассказала об этом. Валентину опять показалось, что она старше его на много лет. И потом он ещё не раз задавал себе вопрос: почему тогда не остался? Почему, махнув рукой на всё, не связал свою судьбу с ней? Почему словно что-то невидимое вселилось в сердце и гнало прочь из этого города?.. И это почему всегда оставалось без ответа…

* * *

Валентин зашёл в купе, когда поезд уже тронулся с места и медленно, постукивая на стыках рельс, стал набирать скорость. Справа сидел мужчина лет сорока в офицерской рубашке. Рядом с ним на вешалке висел китель с майорскими погонами. Слева – пожилой, седовласый, благообразного вида человек. Над ним, на второй полке, лежал молодой парень, тоже офицер. На крючке – китель с погонами лейтенанта.

– Поедете с нами? – вежливо поинтересовался пожилой.

– Вроде, да, – не нашелся сказать ничего другого Валентин.

– А куда едете? Если, конечно, не секрет, – вновь спросил тот.

– Не секрет, – ответил Валентин и назвал свою станцию.

– Значит, до конца вместе едем, – подытожил пожилой.

Они познакомились. Валентин забрался на верхнюю полку, указанную в билете и, лёжа на спине, закинув руки за голову, ещё переживал сцену расставания с Ритой. На душе было тошно, одиноко и тоскливо. У соседей же по купе настроение было приподнятое. И вскоре на столике появилась водка, колбаса, стаканы. Майор пригласил и Валентина, но тот вежливо отказался. Это было одно из непреложных правил в его жизни – не пить в дороге даже пиво.

Соседями по купе оказались железнодорожники. Валентин окрестил их про себя так: Седой, Майор и Летёха. Из их разговоров он понял, что Седой какой-то был большим специалистом по строительству железнодорожных тоннелей, а майор и лейтенант – офицеры железнодорожных войск, и все они возвращаются из командировки. Компания оказалась весёлой. Седой рассказывал старые, с бородой анекдоты: майор и лейтенант, разогретые водкой, искренне смеялись. Скорый поезд мчался на север. Ехать до конечной станции было почти что четверо суток. Большую часть времени Валентин лежал на полке, и уже в который раз перечитывал «Роман-газету», – журнал, купленный в газетном киоске на вокзале. В купе иногда стучали проводницы, предлагали чай или горячую еду, в общем, всё было основательно и как-то особенно, по-домашнему уютно. На вторые сутки в купе постучался и зашёл худощавый, небольшого роста, одетый в спортивный костюм рыжеватый парень лет тридцати. В руках у него была колода карт. Он сказал, что едет от них через купе, а так как в его купе и в соседнем почти одни женщины, то он ищет чисто мужскую компанию, чтобы скоротать время. И предложил сыграть в одну популярную карточную игру, по пять копеек на банк – чисто символически, чтобы, так сказать, интерес был. Седой и Майор согласились, Рыжий перетасовал карты и протянул колоду на ладони Майору – сдвинуть. Это был традиционный элемент любой карточной игры, который, якобы, предохраняет игроков от подтасовывания. Но если карточная колода находится в руках настоящего шулера, то этот самый сдвиг помогает так же, как мёртвому припарки. Рыжий раздал карты. Игра была очень простой, все клали в банк по пять копеек. И затем нужно было по очереди, если есть количество очков, позволяющее играть, добавлять в банк деньги, что позволяло оставаться в игре, если нет – блефовать, или же скидывать карты. Первую партию выиграл Майор. Рыжий выигрывал редко и в шутку сожалел, что зашёл в это купе, а не в другое. В игру включился лейтенант, пригласили и Валентина, но тот отказался, сославшись на то, что денег у него только чтобы доехать.

В последние годы ему приходилось чаще видеть изнанку жизни, чем её внешность. Не узнать в Рыжем члена команды «тридцать шесть», то есть одного из команды поездных шулеров, мог только конкретный лох. По сценарию сейчас должен был войти кто-то ещё. Этот кто-то вошёл в купе примерно минут через тридцать после начала игры под предлогом «не найдётся ли огоньку» и, как бы невзначай увидев игру, напросился сыграть пару партий. Это был крепкий, коротко подстриженный светловолосый парень, примерно того же возраста, что и Рыжий. Валентин окрестил его Амбалом. До этого момента

Валентин ещё как-то надеялся, что, быть может, он ошибся, и что Рыжий и вправду просто пассажир, которому не с кем скоротать время. Но когда в игру включился Амбал, по поводу финала игры у него уже не оставалось никаких сомнений. Появилось такое же чувство, как и тогда, когда он читал книгу «Белый Бим Чёрное ухо» – чувство жалости и одновременно понимания своей беспомощности хоть как-то повлиять на ситуацию. А на столе, тем временем, уже появились мятые рубли и трёшки. Сверху было видно, что Рыжий и Амбал не мухлевали, значит – карты были меченые. И, следовательно они, зная количество очков у своих партнёров, накручивали банк и затем забирали его, лишь иногда, время от времени, позволяя тем выиграть, прекрасно зная, что противники уже во власти одной лишь страсти – отыграться. Валентин попытался убедить себя, что ему нет никакого дела до того, что происходит в купе. Что ему и без того тошно оттого, что он, оставив ту, которая, возможно, только одна и любила его по-настоящему, едет неизвестно куда. Потом у него появилась злость на Седого и Майора. Лейтенант, понятно, зелёный, может, только что училище закончил, но эти-то попались как цыплята желторотые. Игра же раскручивалась… Его соседи в пылу азарта делали глупость за глупостью. В банке лежали уже крупные банкноты. Валентин достал из кармана висевшего рядом пиджака ручку, и на чистой стороне обложки журнала написал большими буквами: «Закругляйтесь – это каталы», и стал смотреть на лейтенанта, который сидел внизу, сразу напротив. Когда тот взглянул наверх, незаметно показал тому надпись. Лейтенант оказался сообразительным, извинился и вышел из купе, а через минуту заглянул и позвал Майора. Рыжий занервничал и стал собирать карты. В этот момент дверь купе с шумом отодвинулась, вошёл Майор, схватил Рыжего за воротник костюма и со словами: «А ну-ка, сука, покажи – в каком купе ты едешь?» потащил того в коридор. Рыжий крутнулся как волчок, вырвался из рук Майора и побежал в сторону дальнего тамбура. Амбал вскочил со своего места, намереваясь заступиться за Рыжего. Но лейтенант одним ударом уложил его обратно на полку.

Через минуту всё было кончено. Перепуганный Седой сидел, прижавшись к окну. Рыжий убежал, по всему купе валялись карты. На нижней полке приходил в себя Амбал. Он отдал выигранные деньги, и его отпустили. Майора, видать, кидали не часто, и от только что пережитого его трясло, он не мог никак успокоиться. Валентин сходил к проводникам и принёс ему стакан чая с лимоном. Когда Майор, наконец, пришел в себя и начал мыслить более-менее адекватно, посчитали деньги. Все отделались лёгким испугом, потому что большая часть выигрыша оказалась у Амбала. Дальше ехали без выпивки. Седой попытался рассказывать анекдоты, но никто уже не смеялся и, в конце концов, ему ничего другого не осталось, кроме как, водрузив на нос очки, углубится в чтение свежей прессы, которую тоже разносили по вагону. Лейтенант спросил у Валентина, как он догадался, что это каталы. Валентин сказал, что в дороге вряд ли кто кроме жуликов предложит сыграть на деньги. И дал совет на будущее никогда не играть в незнакомой компании, тем более что игроки они неважные.

– Чтобы выигрывать, нужно не только уметь различать сочетание карт, но нужен ещё и талант, дар с неба, – продолжил он, понимая, что в этой ситуации его слова воспринимается не как укор. – А у вас его нет. У меня его тоже нет, – продолжил он, – потому я и не играю.

Он действительно не любил играть в карты, даже в безобидного «дурака». А однажды, проиграв за пару часов всю месячную зарплату, решил, что за карты больше не сядет никогда.

– По идее, нам всем здесь крупно повезло, – подытожил он случившееся. – Это, скорее всего, какие-то бродяги были. У настоящей бригады вы бы деньги отнять не смогли.

Ему вспомнился парень, с которым он когда-то работал в одной вахте на промысле. Сразу же после рейса тот взял отпуск и уехал домой куда-то в Мордовию. Но уже через неделю Валентин встретил его у конторы промысловой базы. Тот попросил взаймы денег, а на вопрос, куда он потратил за столь короткий срок все свои, рассказал такую историю. Получив приличную сумму за рейс и отпускные, он взял билет на самолёт и долетел до одного крупного города. Дальше ему нужно было ехать на поезде. Самолет прилетел поздно, автобусы уже не ходили и, чтобы добраться до железнодорожного вокзала он нанял частный автомобиль. По дороге увидели двух голосующих мужчин, водитель, спросив у него разрешения, остановился и подсадил их. Те расположились на заднем сиденье, достали карты и принялись играть на деньги, затем пригласили и его… Когда подъехали к вокзалу, в кармане у бедолаги осталась только мелочь. Каталы проявили должное милосердие и дали ему денег, чтобы он смог добраться обратно на поезде. Валентину было по-настоящему жаль этого простоватого, работящего деревенского парня. Но всё, что он мог сделать для него, это занять денег и помочь отправить посылки с подарками, которые тот не довёз своим родственникам.

* * *

Приехали поздно вечером. Вышли на перрон. Морозный, совсем не осенний воздух. На землю, кружась, ложился снег. Валентин зябко поежился в своей легкой куртке и пожалел, что зимнюю одежду отправил багажом – по такой погоде она пришлась бы очень кстати. Седого встречали жена и дочь, майора с лейтенантом солдат-водитель из части. Отдав по уставу честь, он взял чемоданы офицеров и понес их к машине, припаркованной у вокзала. Майор, обращаясь к Валентину, спросил:

– Похоже, тебя никто не встречает?

– Хуже, – отшутился Валентин, – меня даже не ждут.

– Ну, как говорится, долг платежом красен. Поехали с нами, довезём куда надо, – сказал Майор.

Почувствовалось, что это был уже не просто сосед по купе, а армейский офицер, чье решение не обсуждается. Сели в уазик и поехали по адресу, который был у Валентина в записной книжке. Как оказалось, это был почти центр города. Подъехали прямо к подъезду. Валентин поблагодарил за услугу, взял сумку и вышел из машины. Вместе с ним вышел и Алексей, – так звали лейтенанта. Он спросил, какая ему нужна квартира и, посмотрев на окна, сказал, что это шестой этаж, но что свет в этой квартире не горит.

– Твои родственники, вероятно, уже отдыхают, – сделал он своё заключение.

Валентин сказал, что ничего страшного, он достучится. Алексей достал блокнот, что-то написал, вырвал листок и протянул его Валентину:

– Если что-то не так – позвони. Телефон-автомат прямо за домом, – сказал он.

Затем попрощался, и они уехали.

* * *

Валентин поднялся на шестой этаж, подошел к нужной ему двери. Дерматиновая обивка местами порвана и оттуда торчала серая от пыли вата. Вместо звонка – два оголенных на концах провода. На стук долго не открывали, затем за дверью послышались нетвёрдые шаркающие шаги.

– Кто там? – спросил чей-то сипловатый голос.

Валентин назвал себя. С замком тоже было не всё в порядке. Наконец дверь открылась.

– Валентин, какими судьбами?! – неподдельно радостно удивился Семён Васильевич, муж Тамары, которая приходилась Валентину двоюродной сестрой.

– Да так, мимо проходил, – пошутил Валентин.

Семён Васильевич, добрейший по своей природе человек, понял всю неуместность своего вопроса.

– Проходи-проходи, Валентин, потом все разговоры, потом, – словно извинялся он.

Они вошли в квартиру, а из спальни, запахнувшись в халат, уже спешила Тамара. Валентин не видел их лет семь, и с трудом узнавал в сильно поседевшем, ссутулившемся, с обвисшими плечами и одутловатым лицом того Семёна Васильевича, которого знал. Он помнил его высоким, с гордой осанкой и густой шапкой чёрных, отливающихся смолью кудрявых волос, на которого на улице засматривались женщины. Да и они – женщины, тоже были слабым звеном в его жизни, чем немало крови попортил он своей жене Тамаре. Тамара за это время тоже заметно сдала. Синева под глазами, бледное лицо и запах спиртного, когда она, приветствуя, обняла его, говорили сами за себя. Валентин рассчитывал пробыть у них с неделю, пока как-то не устроится в этом городе. Но они предоставили в его распоряжение пустующую комнату и предложили хотя бы первые два-три месяца пожить у них.

Семен Васильевич и Тамара когда-то жили в городе, что находится недалеко от столицы, всего в часе езды на электричке. Тамара работала директором большого продуктового магазина. Времена тотального дефицита. Хорошо жить хотели все и, как говорил известный юморист, в городе она была уважаемый человек, и они жили на широкую ногу. Внеплановая ревизия вскрыла серьезную недостачу. Суда ей удалось избежать лишь благодаря высоким покровителям. И как раз к концу всех этих событий Семён Васильевич – один из ведущих инженеров строительного треста – получил предложение ехать на стройку века, на хорошую должность с приличной зарплатой и гарантированным благоустроенным жильем. Долго они не раздумывали и через месяц были уже на севере. Тамара без особых проблем устроилась работать директором местного рынка, но что-то надломилось в ней, и если раньше, на многочисленных банкетах и торжествах, куда её неизменно приглашали, она позволяла себе лишь немного хорошего вина, то теперь в вине, причем уже любого качества, она искала решение всех своих проблем. Понятно, что с должности директора рынка ей предложили уйти, потом было ещё пару мест, с которых тоже пришлось уволиться. Теперь она работала кладовщиком на складе ЖКХ. Но и там, как впоследствии узнал Валентин, её положение было уже довольно шатким. Семён Васильевич, человек интеллигентный не только поведением, был наделён этим самой природой. Был он добр и широк душою, честен, необыкновенно трудолюбив; надежный друг – друзья вполне могли положиться на него, начальство доверяло. Его излишняя влюбчивость нисколько не умаляла его положительных качеств, скорее наоборот – придавала ему некий романтический шарм. И, хотя в последние годы он стал чаще, нежели он делал это ранее, заглядывать в рюмку, на его работе это никак не отразилось – его ценили и уважали по-прежнему.

Тамара на скорую руку приготовила поздний ужин. Семён Васильевич достал из холодильника початую бутылку и налил две небольшие стопки. Валентин обратил внимание на этикетку бутылки.

– Спирт, питьевой, – перехватил его взгляд Семён Васильевич. – Его тут много, север как-никак.

Валентин хватил спирта, не запивая. Он был рад встрече, но было грустно, что он не застал их такими, какими помнил – жизнерадостными, весёлыми, шагавшими по жизни легко и с открытой душой. Было печально еще и от того, что он понимал – если в их жизни что-то не поменяется, продержаться так они смогут недолго. Особенно – Тамара. Ему вспомнилось, как однажды его окликнула женщина; одна из тех, мимо которых всегда стараешься пройти быстрее. Он обернулся.

– Валентин, здравствуй… – обратилось к нему это трясущееся создание.

– Здравствуй, – ответил Валентин, пытаясь угадать в ней какие-нибудь знакомые черты, но – тщетно.

– Ты меня не узнаёшь?

– Нет. – Пожал Валентин плечами.

– Я Наташа, сестра Кристины… Помнишь? Мы к тебе с ней в гости приходили.

– О Боже!

Он узнал её. Нет, лучше бы она не останавливала его, и он прошёл мимо, оставив в душе образ той интересной, смуглой, стройной женщины с дерзким взглядом зелёных глаз, которая нравилась ему куда больше, чем её сестра – Кристина, с которой он тогда встречался.

– У тебя есть деньги? – она спросила со страхом, уже привыкнув сталкиваться с грубостью и упреками.

Валентин достал из бумажника пару купюр и протянул ей. Она почти выхватила их дрожащей рукой, и деньги тут же исчезли в недрах её замызганного пальто. Наспех попрощавшись, заспешила в сторону гастронома…

* * *

Город, красиво вписавшийся в ландшафт долины северной реки с бурливыми каменистыми перекатами, протекающей между двумя густо поросшими березняком и лиственницами сопками, был небольшой, но сильно отличался от тех маленьких провинциальных городков, которые Валентину доводилось видеть ранее. Отличался он своей молодостью, современной планировкой и особым биоритмом, присущим его жителям, которые, в большинстве своём, были романтиками и первопроходцами. Здесь ещё не сформировались преступные кланы и не имели веса уголовные авторитеты, потому что совсем рядом было то время, когда вместо этого города стоял глухой, мало кому известный таёжный посёлок. Жители которого, даже надолго уходя в тайгу, лишь подпирали дверь палкой в знак того, что дома никого нет. И однажды, возвращаясь, домой поздно ночью, на безлюдном и слабо освещенном мосту он встретил молоденькую девушку в дорогой шубе и красивой песцовой шапке. «Непуганый заповедник», – подумал Валентин. В городе, из которого он приехал, столь поздняя прогулка в таком пустынном месте, да ещё и в таком «прикиде», могла закончиться для неё весьма печально.

Валентину не потребовалось много времени, чтобы найти работу и уже через неделю он устроился на одно из деревообрабатывающих предприятий.

* * *

Прошло две недели. Раз вечером в дверь квартиры постучали. Семён Васильевич и Тамара были в гостях, Валентин открыл дверь, думая, что это кто-то из их знакомых, но неожиданно для себя увидел улыбающегося Алексея. Он пригласил того в квартиру.

– Ну, здравствуй, гроза шулеров и всех прочих катал! – сказал Алексей, протягивая руку.

– Привет, рад видеть! – Ответил Валентин на рукопожатие.

– Надолго здесь? – Алексей окинул взглядом порванные обои прихожей.

– Как придётся.

Алексей сказал, что он не в гости, а по делу, и чтобы Валентин быстро собирался, так как он со своей девушкой приглашают его в ресторан, и что внизу их ждет такси.

– Да что мне собираться – только подпоясаться, – пошутил Валентин.

Они спустились вниз. Алексей открыл заднюю дверь такси и жестом пригласил Валентина. На заднем сиденье тот увидел девушку Алексея.

– Валентин, – представил его Алексей девушке, лишь только он сел в автомобиль.

– Людмила. – Девушка протянула руку.

– Валентин, – теперь уже сам представился Валентин, осторожно пожимая её нежную руку.

Даже в сумрачном салоне такси было видно, что она необыкновенно красива, и что у неё огромные глаза.

– Хороший выбор, – наклонившись к Алексею, который сел рядом с водителем, шепнул Валентин, когда машина тронулась с места. Алексей улыбнулся и, соглашаясь, кивнул.

* * *

Ресторан был почему-то на окраине города. Сели за столик. Алексей сделал заказ. Заиграла музыка. В ресторанах Валентину больше всего нравился подбор песен, которые там исполнялись. И бывало, что, проходя вечером мимо какого-нибудь ресторана, он слышал музыку и заходил; и случалось, что на последний червонец делал скромный заказ, чтобы послушать песни. От этих песен на душе становилось легче, и жизнь казалась веселее. Когда принесли заказ, и Алексей разлил шампанское по фужерам, Валентин спросил, по какому поводу они здесь. Алексей наигранно торжественно сказал, что сегодня они с Людмилой подали заявление в загс, и сей вечер посвящается этому столь важному для них событию.

– Совет вам, да любовь! – Валентин приподнял фужер и предложил за это выпить.

Людмила добавила, что надо выпить ещё и за знакомство, и поведала, что Алексей посвятил её во все подробности случившегося в поезде.

– Не стоит вспоминать, не то аппетит пропадёт. – И Валентин предложил выпить за этот чудесный вечер вообще.

Когда публика в ресторане разогрелась от спиртного и музыки, из-за соседнего столика встал высокий худощавый парень в сером костюме, белой рубашке и ярко красном галстуке. Он подошёл к их столику и, пытаясь выглядеть галантно, пригласил Людмилу на танец. Она вопросительно глянула на Алексея и тот, повернувшись к незнакомцу, вежливо сказал:

– Извини, друг, но она сегодня не танцует.

За этой сценой внимательно наблюдали друзья парня, посему отказ тот посчитал за личное оскорбление. Парень вернулся к своему столику, оттуда послышался громкий смех и затем он сказал:

– Я-то пошутил, а вот эта гусеница с глазами и впрямь что-то подумала.

Сказано было слишком громко, притвориться, что не слышали, было нельзя. И, чтобы достойно продолжить вечер в ресторане, оставалась только одна возможность, – сделать так, чтобы этот Длинный извинился перед Людмилой. Это понимали все. Людмила тревожно схватила Алексея за руку, но Валентин уже встал. Он подошёл к соседнему столику и тронул Длинного за плечо. Тот полуобернулся к нему, картинно облокотившись на спинку стула.

– Пойдем, покурим? – пригласил его Валентин. Предложение было тривиальным и, конечно же, Длинный понимал, что его зовут не просто покурить.

– Не курю, – ответил он.

– Ну, тогда пойдем, поговорим.

– С удовольствием. – И Длинный встал из-за стола.

Было ясно, что извиняться он не будет, и стратегия действия, особо не обременённая честными правилами, пришла на ум Валентину сразу. Пропустив Длинного вперед, он пошёл следом за ним. Краем глаза заметил, что Алексей встал из-за стола. Услышал, что и друзья Длинного загромыхали стульями, вставая.

Они прошли мимо гардероба, и вышли на улицу. За углом виднелась большая, расчищенная от снега и освещаемая фонарём площадка. Длинный не ожидая подвоха, уверенно шёл впереди к этой площадке и, немного не доходя до её края, за которым сразу же возвышался сугроб, повернувшись, остановился. Валентин без разговора, на который, скорее всего, был настроен Длинный, ударил его в подбородок. Длинный, раскинув руки, медленно завалился в сугроб. Сзади послышался топот и предупреждающий крик Алексея. Валентин обернулся и, охнув, сам повалился на землю от сильного удара ногой в живот. Рядом послышался звук удара и чьей-то лязгающей челюсти, и тут же кто-то упал рядом с Валентином, юзом протащился по земле, но быстро поднялся и убежал. Алексей подал руку и помог Валентину встать, а из сугроба, матерясь, вылезал Длинный. Алексей подошёл к нему и коротким ударом отправил обратно. Метрах в двадцати, боясь подойти, стояли друзья Длинного. Один из них держался рукой за челюсть. Алексей крикнул им, чтобы они помогли своему товарищу, и те робко направились к сугробу, где уже опять подавал признаки жизни их друг.

У гардероба, с одеждой в руках, их ждала Людмила. Когда выходили из ресторана, в стороне увидели Длинного. Он стоял, прижав комок снега к лицу, рядом стояли и курили его друзья. Вечер действительно был испорчен бесповоротно. Алексей принял решение – продолжить его, только уже сменив тему, и предложил поехать к их старому знакомому – Майору, и у него отметить победу над злодеями. Жена Майора ещё не переехала к нему из столицы, и он холостяковал в офицерской гостинице. Посидели у него, затем тормознули частный автомобиль и все вместе поехали в рабочий посёлок, что был неподалёку от города. Там, в двухкомнатном коттедже, жили подруги Людмилы, с которыми она, после окончания строительного вуза, приехала по распределению из далёкой Белоруссии. По дороге заехали в офицерское кафе и купили несколько бутылок водки. Девушки почти сразу же ушли спать, а Майор, Алексей и Валентин пили почти до утра.

* * *

В город возвращались на такси. «Ну и что, что уехал в другой город. Другие люди, даже климат – и тот другой, а всё осталось по-прежнему. От смены сцены и декораций ничего не изменилось», – гнетущие мысли в тяжёлой от похмелья голове ворочались, как глыбы. Он прекрасно понимал, что то, что произошло вчера, для него в этом городе всего лишь начало. В последнее время он стал часто ловить себя на мысли, что за последний год его жизнь сильно поменялась. И если раньше она давалась ему легко, и друзья считали его везунчиком, то сейчас получалось так, что даже какие-то мелочи, на которые он прежде не обратил бы никакого внимания, стали оборачиваться для него серьёзными неприятностями. Он как будто притягивал их к себе. И подспудно стал винить себя в том, в чём виноват не был; считал даже, что шулер в их купе зашёл только потому, что он ехал в этом купе, и то, что произошло вчера вечером в ресторане, произошло только потому, что с Алексеем и Людмилой был там он. Его не покидало чувство, что он как вол, впряжённый в тяжёлый воз, который называется жизнь, медленно, с фатальным смирением, двигается к какому-то роковому финалу.

Вскоре воинскую часть, где служили Алексей и Майор, перевели в другой город. Людмила поехала с Алексеем. Через месяц они прислали приглашение на свадьбу. Валентин отправил поздравительную телеграмму, но на свадьбу не поехал, и где-то в глубине души был даже рад, что они уехали. И, значит, ограждены от неприятностей, которые могли бы прийти в их жизнь через него. Хотя, конечно же, он очень хотел иметь таких друзей как они…

* * *

Наступила настоящая северная зима. По утрам морозный туман. Дым и копоть многочисленных котельных. Низкое, даже в полдень, солнце. Стылые от холода деревья. Ясные, звенящие морозом ночи. Романтика севера. Знакомые с работы долго уговаривали его пойти на вечеринку, которую организовали в рабочем общежитии. В большой комнате на десять коек собралось человек пятнадцать. Отмечали чей-то день рождения. Многих он не знал и, как это обычно принято, когда собирается большая компания, никто никого ни с кем не знакомил. Все знакомились друг с другом сами. Вечеринка только началась, когда в комнату без стука вошли двое. В одном из них Валентин узнал Длинного. Он обратился к сидящему рядом и, кивнув в сторону Длинного, спросил, кто это.

– Да это ж местный, Санька Морпех, – ответил тот.

– Год назад с армии вернулся, в морской пехоте служил.

Длинный сел напротив и, посмотрев на Валентина, сказал, что они вроде где-то встречались. Валентину не хотелось врать или ещё как-то изворачиваться, типа, мол, земля большая, может, где и встречались… Хотя от того, что должно было произойти сейчас, стало тошно.

– Встречались. Забыл, что ли, как в сугробе кувыркался? – сказал без злобы, без бахвальства.

– Ах, так это ты, гад!

И Длинный бросился на него.

Их растащили. Длинный вырывался, матерился и грозился убить. Валентин взял полушубок, шапку, вышел из комнаты и, одеваясь на ходу в коридоре общежития, направился к выходу. Клеймя себя последними словами за то, что оказался здесь, он шёл по заснеженной дороге и уже отошёл метров на сто, как услышал сзади чей-то крик. Он обернулся. От общежития, догоняя, за ним бежал Длинный. В руках у него был загнутый на конце железный прут – кочерга, которую Валентин видел в коридоре общежития. Хотя в общежитии и были батареи, подключенные к городской системе отопления, но в комнате вахты была ещё и печь. Одним боком печь выходила в коридор, и к нему-то и была прислонена эта самая самодельная кочерга. И с ней-то, как с винтовкой наперевес, его сейчас и догонял Длинный. Убегать, когда тебя догоняют с такой железякой, было бы безумием. Тем более что нечто похожее у него в жизни уже было. Ещё будучи семнадцатилетним парнишкой зимним вечером после кино он провожал девушку домой в один не очень-то безопасный район. На обратном пути, возле водонапорной колонки, его дожидался Зуб. Репутация у Зуба была для этого района безупречная. Неоконченная восьмилетка, малолетняя зона, безбашенный нрав, в общем – полный набор. И он был на два года старше Валентина. А сейчас с ним было явно что-то не в порядке. Остекленевшие глаза и дикая ухмылка говорили, что он не просто пьян. Из-за пазухи телогрейки Зуб потянул что-то тяжёлое, блеснувшее в свете уличного фонаря тусклым металлом… Сомнений не осталось – это был ружейный обрез. И тогда Валентин изо всей силы, на которую только был способен, ударил его. Зуб грохнулся на намерзший возле колонки лёд, а Валентин побежал вниз по улице. Улица сворачивала на другую – главную. Валентин бежал только с одной мыслью – поскорее добежать до поворота. И когда он был уже совсем рядом, сзади один за другим громыхнули два выстрела, и было слышно, как дробь дважды хлестанула по дощатому забору, который тянулся вдоль дороги. В тот момент Валентин ничего не почувствовал, но когда пришёл домой, то увидел в полушубке три маленькие дырочки, а с другой стороны нащупал дробинки, которые, пробив дубленую кожу, застряли в густой овечьей шерсти, не причинив ему никакого вреда. Уже будучи в армии он узнал, что нельзя убегать, оставляя за спиной вооружённого противника. И тогда же, когда служил, ему написали, что Зуба убили ножом; убили случайно, просто с кем-то перепутали.