Текст книги "Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах"

XIII. Исследование Делберта Миллера в Сиэтле, Бристоле, Кордобе и Лиме

Исследование Делберта Миллера [Miller, 1970] представляло собой первую попытку сравнительного анализа власти в городских сообществах разных стран. Хотя сравнение отдельных аспектов городской политики и власти в различных странах имело место и до исследования Миллера, именно его проект изучения структуры власти в четырех городах многие считают пионерным [Fried, 1971: 629–631; Daland, 1971: 1251–1253][343]343
  Хотя к моменту написания книги было проведено, по оценкам самого Миллера, более 160 исследований власти в различных городах, в основном в США, общий уровень развития данной отрасли политической социологии ему представлялся явно недостаточным, особенно в контексте сравнительного анализа. В латиноамериканских городах уже проводились исследования, в которых описывались отдельные аспекты структуры власти (аналитический обзор данных исследований см. [Whitten, 1965; Rabinovitz, 1968]). Однако они были выполнены в основном антропологами, интересы которых фокусировались на этнографическом описании, а работам социологов «не хватало систематизированной технологии анализа власти» [Miller, 1970: xvii-xviii]. Среди последних Миллер выделяет несколько исследований в Мексике [Form, DAntonio, 1965; Klapp, Padgett, 1960: 400–406; Whiteford, 1964], которые хотя и содержат полезный общий материал, все же не могут в полной мере считаться исследованиями власти в локальных сообществах. В целом же, заключает Миллер, научное исследование национальных и местных структур власти в Латинской Америке практически отсутствует [Miller, 1970: 106–107].


[Закрыть]. Фактически исследование началось в 1950-х годах, сначала в двух городах – Сиэтле и Бристоле [Miller, 1958]. Затем в 1960-е годы объектами исследования также стали два латиноамериканских города – Кордоба и Лима. Выбор последних представляется особенно интересным как в контексте выявления перспектив международных сравнительных исследований, так и для уяснения возможностей изучения власти в различных социально-политических системах по единой методике. С этой точки зрения исследование Миллера показывает возможность и необходимость творческого использования международного опыта для изучения социальных и политических процессов в России и перспективы активного включения отечественной политической науки и социологии в компаративные исследования.

В целом книга Миллера представляет результаты трех связанных между собой сравнительных исследований: 1) Сиэтла, Бристоля и Атланты[344]344
  Сам Миллер непосредственно изучал два города, однако в своем анализе также использовал данные по Атланте (США), полученные в исследовании Ф. Хантера [Hunter, 1953].


[Закрыть], 2) Кордобы и Лимы и 3) Сиэтла, Бристоля, Кордобы и Лимы. Данная структура работы вполне естественна и отражает логику и хронологию исследования. Вначале были изучены города, представляющие традиции западной культуры, имеющие общий язык, приблизительно одинаковый уровень индустриального развития и ряд других общих социальных характеристик. На втором этапе Миллер исследовал Кордобу и Лиму, которые посчитал наиболее показательными представителями латиноамериканской цивилизации; они также имеют общий язык, религию, исторические и семейные традиции. При этом латиноамериканские города по целому ряду параметров оказались схожими с американским и английским городами[345]345
  Города были выбраны с учетом их схожести по трем базовым критериям: 1) числу жителей, 2) уровню индустриализации и 3) экономической основе. Миллер также полагал, что изучаемые городские сообщества должны быть достаточно большими, с четко структурированными институциональными секторами во всех сферах социальной жизни и проблемами, типичными для современного индустриального города [Miller, 1970: XVIII].


[Закрыть], что в итоге и позволило сравнить структуру власти во всех четырех городах.

Методология и цели и с с л е д о в а н и я. По мнению Миллера, изучение власти в городских сообществах имеет две основные цели: «раскрыть структуру власти[346]346
  Власть в локальных сообществах – это «сеть влияний (network of influences), обусловленных всеми решениями, имеющими значимые для общности последствия» [Ibid.: 6].


[Закрыть], показать, каким образом она действует и почему действует именно так» [Miller, 1970: 22]. Для реализации этих целей Миллером используется развернутая модель власти, включающая в себя пять тесно взаимосвязанных между собой элементов: 1) институциональную структуру власти в обществе, характеризующую распределение власти между социальными институтами; 2) институциональную структуру власти в городском сообществе, отражающую распределение власти между местными институциями; 3) комплекс власти в сообществе (the community power complex), представляющий собой конфигурацию организаций, ассоциаций и неформальных групп, участвующих в решении по тем или иным проблемам; 4) влиятельных людей города (top influentials), обладающих наибольшей властью и оказывающих существенное влияние[347]347
  Вслед за Питером Росси [Rossi, 1957: 425] Миллер делает следующее различение власти и влияния: власть предполагает подчинение с помощью негативных санкций, тогда как влияние вызывает изменение поведения объекта без угрозы санкций [Miller, 1970: 4].


[Закрыть] на процесс принятия решений; 5) самых влиятельных (key influential) – лидеров среди наиболее влиятельных.

Поскольку институциональная структура общества оказывает существенное влияние на природу и характер власти в сообществе, Миллер обращает специальное внимание на роль базовых институтов и структур, к которым он относит бизнес и финансы, государственные структуры, профсоюзы, военный и религиозный сектора, систему образования, институты культуры и искусства и др. Миллер исходит из того, что институциональные сектора заключают в себе определенные потенциалы власти и влияния, зависящие от объема ресурсов сектора, степени их политической мобилизации и эффективности использования. Институциональная структура власти в городе в целом соответствует институциональной структуре власти в обществе, что, в свою очередь, определяет властные ресурсы и возможности конкретных акторов городской политики – наиболее влиятельных организаций и лидеров городского сообщества; их конфигурация и позиции во многом зависят от места, занимаемого институциональным сектором во властной структуре города.

Данные гипотезы и стали предметом эмпирической проверки в четырех городах разных стран. При этом акцент на структурных (институциональных) факторах позволил, по мнению Миллера, избежать сведения изучения власти к изучению лидерства и (или) процесса принятия решений, которые, будучи важными сами по себе, не исчерпывают всей полноты анализа власти [Miller, 1970: 13–14]. Тем самым Миллер пытается вписать властные отношения в общий контекст функционирования городского сообщества, в котором осуществляется сложное взаимодействие экономических, политико-государственных и социальных факторов с властной структурой. Их вариации и характер взаимодействия обусловливают и различия во властной структуре сообществ (см. рис. 1).

Комментируя схему данного взаимодействия, Миллер подчеркивает, что анализ функционирования экономических оснований власти требует изучения состава, места расположения и характера организации экономической власти, а также влияния на нее со стороны профсоюзов и местных органов власти. Экономическая основа сообщества может существенно варьироваться в зависимости от степени диверсификации экономики и соотношения ведущих отраслей городского хозяйства, наличия или отсутствия крупных городских собственников, проживающих за пределами города, сравнительного потенциала влияния и активности управленческих структур и организаций работников и служащих и др. Далее основные характеристики экономической сферы города должны быть соотнесены с социальными характеристиками городского сообщества, важнейшими из которых являются стратификация, степень доступа к структуре власти, конфигурация основных интересов и активности различных институциональных секторов, основные ценности, предопределяющие выбор лидеров и результаты принятия решений. Эти факторы отражают сравнительные возможности разных классов и социальных групп, их электоральный потенциал и ресурсы политического влияния, определяют систему ценностей различных групп, основания партийно-политического кливиджа, состав различных организаций и др. [Ibid.: 23–26].

Рис. 1. Совокупность основных переменных, отражающих взаимодействие экономических, государственных и социальных факторов и структуры власти в сообществе [Miller, 1970: 23]

Особую роль в развитии городских сообществ Миллер связывает со следующими факторами: ростом и упадком бизнеса, его централизацией и децентрализацией, перемещением собственности, возникновением новых организаций и функций, появлением и обсуждением новых идей, разрушением традиционных ценностей. Рассматривая роль этих факторов на примере Бристоля, Миллер подчеркивает, что ни один из них сам по себе не в состоянии объяснить характер и динамику структуры власти, а вся совокупность факторов может вызывать самые различные ее вариации. Однако если иметь данные по всем этим параметрам, то «можно нарисовать властную структуру сообщества с большой степенью адекватности» [Miller, 1970: 26–28].

Миллер считает, что последняя может существенно варьироваться, находясь в достаточно широком континууме от «монолитной (олигархической) до плюралистической (аморфной)». Миллер предлагает пять типов (моделей) власти в сообществе:

1. Пирамидальная структура власти с сильной концентрацией власти в руках одного лица. Такие структуры часто возникают в моноиндустриальных городах, где нет альтернативных центров власти. Подобный тип был описан Р. и X. Линд в их первом исследовании в Миддлтауне [Lynd, Lynd, 1929].

2. Пирамидальная структура власти во главе со сплоченной группой. В отличие от первого типа властвующая элита полностью не контролирует все ключевые аспекты городской жизни города, а другие группы могут бросить ей вызов. Пример – структура власти в Миддлтауне в период второго исследования [Lynd, Lynd, 1937].

3. Стратифицированная пирамидальная структура. В городской политике доминируют представители местной аристократии; промышленники, коммерсанты, финансисты и управляющие крупных предприятий преобладают в группах лидеров второго, третьего и четвертого эшелонов. Такая структура власти была обнаружена Ф. Хантером в Атланте [Hunter, 1953].

4. Кольцевая или конусная модель. Для нее характерно наличие гетерогенного бизнес-сектора и серьезных противовесов доминирующим группам в лице профсоюзов, церкви, оппозиционной политической партии; имеет место автономия институциональных секторов и отсутствует единый центр принятия решений. Данному типу полностью соответствует структура власти, обнаруженная самим Миллером в Бристоле [Miller, 1958].

5. Сегметированные властные пирамиды. Власть в обществе формируется вокруг линий партийного размежевания; имеет место конфликт и борьба за власть между правыми и левыми радикальными политическими партиями. Миллер полагает, что данный тип структуры власти распространен в Латинской Америке [Miller, 1970: 15–16].

Для определения структуры власти в каждом городском сообществе и объяснения факторов и причин, обусловивших ее характер и особенности, Миллер последовательно решает семь конкретных задач. Главная задача исследования – определение наиболее влиятельных лидеров, организаций, институциональных секторов городского сообщества и степени их влияния. Для ее решения он использует комбинацию трех основных методов выявления субъектов власти, отмечая, что все уровни власти – позиционный, репутационный и решенческий – важны для объяснения структуры власти. Однако он отдает приоритет репутационному методу, поскольку тот выявляет наиболее стабильные и повторяющиеся паттерны лидерства. Выявление позиционных лидеров позволяет продемонстрировать потенциальную властную структуру и является способом проверить адекватность списка репутационных лидеров[348]348
  Миллер предположил, что большинство репутационных лидеров одновременно являются и позиционными лидерами, но не наоборот.


[Закрыть]. Миллер использовал хантеровскую формулировку основного репутационного вопроса: «Если бы был проект, требующий решения группы лидеров (чье лидерство принимается практически всеми членами общности), то каких 10 человек из 40 Вы бы выбрали?». Чтобы несколько нивелировать недостатки репутационного подхода, испытывающего трудности с выделением определенного типа лидеров[349]349
  Миллер признает, что метод часто не обнаруживает «одиночек», «противоречивых лидеров», «метеоров», а также лидеров, участвующих в решении вопросов, инициированных государственными структурами [Miller, 1970: 17].


[Закрыть], Миллер использует и иные версии репутационного вопроса. В частности, в Лиме он просил респондентов выделить наиболее влиятельных лиц, осуществляющих инициацию, поддержку и запрет действий, оказывающих влияние на решение важных для общности проблем [Miller, 1970: 17]. При этом репутационный метод был использован для выявления не только лидеров, но и определения наиболее влиятельных организаций и институтов городского сообщества.

Второй задачей была проверка валидности полученных результатов. Поскольку репутационный метод подвергся критике за то, что он не может продемонстрировать осуществление власти, Миллер «проверял» результаты, полученные репутационным методом путем изучения участия репутационных лидеров в принятии решений, деятельности различных организаций, с помощью выявления и анализа их лидерских качеств и т. д.

Третья задача исследования – определение наличия или отсутствия клик и степени солидарности наиболее влиятельных акторов. Это самая сложная задача, стоящая перед исследователями власти в городских сообществах; наиболее адекватным способом получения информации для ее решения Миллер считает использование открытых вопросов, которые он задавал квалифицированным информантам. В итоге во всех городах лидеры были ранжированы по уровню их знакомства друг с другом[350]350
  Хотя данная процедура проводилась во всех городах, наибольшее внимание проблеме было уделено при изучении структуры власти в Лиме [Miller, 1970: 177–203].


[Закрыть].

Четвертая задача – анализ институциональных связей. Миллер предположил, что институциональные связи играют особую роль в латиноамериканских городах в силу пересечения интересов церкви, военного и экономического секторов. Кроме того, он счел необходимым проанализировать паттерны семейных связей и цепочки «отцы – сыновья».

Пятая задача – определение модели власти в сообществе. На основе анализа сравнительного влияния различных институциональных секторов, уровня солидарности лидеров сообщества и характера институциональных связей Миллер определяет, какая из пяти предложенных им моделей власти наиболее соответствует структуре власти в каждом городе.

Шестая задача – выявление установок, норм и ценностей, которые влияют на принятие решений. В их числе: ценность демократии, степень консенсуса относительно общих целей развития общества, классовое самосознание, отношение к экономической и социальной системе, гражданскому участию, частной и общественной собственности и др.

Наконец, седьмая задача – характеристика социальной системы, в которой формируется структура власти в локальном сообществе. При изучении власти в четырех городах Миллер акцентировал внимание на различиях экономических, социальных и культурных оснований структур власти, обусловливающих специфику власти в каждом городе [Miller, 1970: 17–21].

Результаты исследования, изложенные Миллером в 3-15 главах книги, представлены им в два этапа. Вначале он последовательно излагает результаты сравнительного анализа структуры власти в а) Сиэтле и Бристоле и б) Кордобе и Лиме; затем делает общий сравнительный анализ всех четырех городов. Мы сразу перейдем ко второй части.

Сравнительный анализ Миллер начинает с рассмотрения институциональной структуры власти в четырех городах, в частности, с ранжирования различных институтов по степени их влияния на социальные процессы. Как показывает таблица 1, в числе пяти наиболее влиятельных институтов во всех городах обязательно присутствовали бизнес-сектор, местные власти (local government) и рабочее движение (labor).

Таблица 1

Сравнительные ранги влияния наиболее влиятельных институтов в Сиэтле, Бристоле, Кордобе и Лиме [Miller, 1970: 205]*

* Ранжирование (по убыванию) было сделано на основе использования репутационной техники.

В Сиэтле основания городского сообщества имеют глубокие корни в институте свободного предпринимательства. Сильный бизнес-сектор, оказывающий значительное влияние на структуры местной власти, это определяющий фактор городской политики, в которой приоритет отдается экономическому развитию; профсоюзы интегрированы в систему, принимая ее основные приоритеты и поддерживая стремление бизнеса избежать роста государственного вмешательства в свои дела; СМИ и партии полностью разделяют основные ценности сложившейся системы.

В Бристоле обнаружено явное доминирование публичных политических институтов. В центре структуры власти – Лейбористская партия; городской совет проводит умеренную социал-демократическую политику, развивая общественные услуги. Бизнес остается сильным актором, поскольку в экономике преобладают частные предприятия, а его лидеры занимают высокие места в социальной иерархии.

В Кордобе особую роль играет религиозный сектор: католическая церковь имеет влияние во всех институтах города и активно участвует в деятельности политических партий, образовательной политике, общественной жизни города. Другой важной политической силой являются военные, что весьма характерно для городов Латинской Америки. В целом лидеры основных секторов города – руководители местной власти, бизнеса и церкви – разделяют ценности частной собственности и видят угрозу благосостоянию общности в «коммунизме» и «перонизме».

Важная роль военных было обнаружена Миллером и в Лиме. В обеих странах военные обладали возможностью непосредственно прийти к власти в случае, если экономическая или политическая нестабильность поставит под угрозу нормальное функционирование общества; население рассматривает военных как легитимную, но преходящую силу Будучи у власти, они опираются на гражданских лиц и весьма чувствительны к требованиям восстановления представительного правления. После возвращения власти гражданскому правительству они сохраняют за собой роль «сторожевой собаки»; при этом подразумевается, что деятельность гражданской администрации должна получить одобрение военных. В последнем случае гражданские имеют широкий диапазон самостоятельности, который сохраняется при успешном выполнении ими своих функций. Однако в отличие от Кордобы, где в момент исследования правили военные, в Лиме политическая система оставалась демократической с высокой ролью политических партий в принятии важнейших решений. Именно партийные лидеры признавались самыми влиятельными в городе. Бизнес и военные стремились ограничить инфляцию и «коммунизм»; их главная цель состояла в развитии частного предпринимательства. Потенциал влияния рабочих был обусловлен их главным ресурсом – возможностью прибегнуть к забастовке; проводником их интересов была партия Американский народный революционный альянс (APRA, American Popular Revolutionary Alliance), имевшая наибольшее число место в высшем законодательном органе страны [Miller, 1970: 205–207].

Сравнивая все четыре города, Миллер приходит к выводу, что наиболее важной общей характеристикой городов является приверженность частному предпринимательству. Сохранение и развитие свободного предпринимательства способствовало развитию городов, обеспечивало рост рабочих мест с высокой оплатой труда и стимулировало увеличение доли среднего класса. Государственные предприятия оставались в меньшинстве не только вследствие экономического и политического давления со стороны могущественных групп интересов, но и в силу ряда проблем, с которыми они сталкивались во всех городах (коррупция, низкая эффективность, слабая трудовая мотивация, рост налогов и др.) и которые хорошо осознавались населением.

Во всех городах значительным потенциалом власти обладали рабочий класс и поддерживаемые им политические партии; они являлись главным противовесом экономической элите. Когда рабочие партии оказывались у власти, влияние рабочих существенно возрастало и обычно результировалось в расширении социальных услуг.

Наиболее существенная разница между городами была обусловлена различной ролью военных: если в Сиэтле и Бристоле правление военных не рассматривалось даже как эвентуальная возможность, то в Кордобе и Лиме их влияние постоянно ощущалось, а в периоды дезорганизации социальной жизни непосредственный приход военных к власти оказывался ожидаемым[351]351
  Однако наличие или отсутствие власти/влияния военных никак не сказывалось на положении бизнеса и отношении к нему.


[Закрыть]. Другие различия между городами Миллер связывает со спецификой социальной стратификации и разными конфигурациями ресурсов акторов, в силу которых политическое влияние «по-разному фильтруется через традиционные установки и ценности» [Ibid.: 207–208].

Следующим шагом в сравнении властных отношений в четырех городах стал анализ комплекса власти (the community power complex) в каждом из городских сообществ, представляющего собой конфигурацию организаций, ассоциаций и неформальных групп, участвующих в решении тех или иных проблем. Для этого Миллером выделяются 1) наиболее влиятельные организации и 2) набор важнейших городских проблем, ставших предметом политических дискуссий.

В Сиэтле наиболее влиятельными оказались организации бизнеса и СМИ (Торговая палата, Муниципальная лига, «Боинг», Первый национальный банк Сиэтла, «Таймс Сиэтла» и др.). Практически все представители Торговой палаты и Муниципальной лиги являлись выходцами из бизнеса или независимых профессионалов; «Боинг», Первый национальный банк Сиэтла, две наиболее влиятельные газеты оказывали материальную, организационную и информационную поддержку многим проектам и активно участвовали в формировании общественного мнения, определяя, что является благом для городского сообщества. Оппозицию бизнесу составляли профсоюзы, Демократическая партия и католическая церковь – особенно в вопросах, касающихся права на труд, забастовок, налогообложения и т. п.

В Бристоле значительным политическим влиянием обладали лейбористы и организации рабочих; при этом степень их доминирования, по оценкам Миллера, была как минимум сопоставима с доминированием бизнеса в Сиэтле. Им оппонировали организации бизнеса и некоторые городские организации. Однако в целом общественно-политические организации в Бристоле играли менее важную роль в формировании общественного мнения, чем в Сиэтле, поскольку центром власти в городе был городской совет, в котором решающую роль играл партийный фактор; именно партийные организации обладали наибольшим потенциалом власти и влияния на важнейшие решения в городе.

Еще менее значимую роль играли общественно-политические организации в Кордобе. Фактически городом управлял человек, назначенный правящей военной хунтой, захватившей власть в стране в 1963 г. При этом сохранялись внешние атрибуты гражданской власти, функционировал городской совет, политические партии пропагандировали свои программы, в СМИ обсуждались текущие политические события. Однако уровень участия граждан в деятельности добровольных организаций и муниципальных органов власти был крайне низким, что существенно отличало городские сообщества аргентинских и североатлантических городов. Ответственность за решение городских проблем население связывало главным образом с деятельностью городских или провинциальных органов власти.

Характеризуя комплекс власти Кордобы, Миллер постоянно подчеркивает, что он манифестирует себя несколько иначе, чем в стабильных демократических режимах. В центре общественно-политической жизни – органы публичной власти и политические партии, в которых наибольшее влияние имеют церковь и бизнес. Однако за кадром остаются военные, которые влияют, но напрямую не вмешиваются в городские дела[352]352
  О влиянии военных речь пойдет далее.


[Закрыть].

В отличие от Кордобы в Лиме имело место полностью гражданское (демократическое) правление. При этом комплекс власти представляли две примерно одинаковые по влиянию политические силы – Альянс и Коалиция. Альянс имел поддержку в лице католической церкви и ряда бизнес-групп, а также (негласно) военных. Коалиция опиралась на профсоюзы и партию Американский народный революционный альянс. Остальные организации могли оказывать некоторое влияние только через эти партии и государственных чиновников [Miller, 1970: 208–210].

Второй аспект комплекса власти – совокупность основных проблем и политических решений, вокруг которых выстраивается городская политика. В Сиэтле таковыми были экологические (загрязнение озера) и транспортные проблемы (строительство магистралей), а также некоторые решения в сфере услуг (строительство новой публичной библиотеки, гражданского центра, субсидирование университетского футбола). В Бристоле в центре внимания оказались вопросы управления муниципальным жильем и арендными отношениями, а также проблемы реконструкции города и обновления промышленных и торговых сооружений. В Кордобе основные городские политические проблемы унаследованы от правления Перона и времен вмешательства военных. Индустриализация и рост города обострили транспортные проблемы, а приход крупных международных концернов («Кайзер», «Фиат») привнес и дополнительные производственные конфликты и забастовки. В Лиме центральной проблемой была ликвидация трущоб, а также невысокое качество основных услуг (водоснабжение, транспорт, телефонизация, общественные рынки и др.). В целом, заключает Миллер, во всех исследуемых городах социальные проблемы были обусловлены наличием групп с невысоким уровнем дохода и быстрым ростом населения [Ibid.: 211–212].

Таблица 2

Институциональная идентичность наиболее влиятельных людей в четырех городах [Miller, 1970: 211–212]*

* Наиболее влиятельные люди были определены отобранными экспертами и оценены (признаны) ими самими. В случае, если институциональная принадлежность человека была связана с двумя и более институтами, выбиралась та институциональная принадлежность, которая наиболее адекватно соответствовала структуре ресурсов власти данного человека.

Следующий элемент сравнительного анализа – сравнение конфигураций влиятельных людей (top influentials) в четырех городских сообществах (см. табл. 2). Во всех городах наибольшее число влиятельных людей связано с бизнесом и финансами; довольно высокий процент влиятельных людей дают религиозный сектор, образование и государственное управление. В каждом из этих секторов формируются лидеры, обладающие хорошим образованием и широким спектром интересов; они часто занимают позиции, которые стимулируют их участие в политике, и у них есть для этого достаточно времени. В других секторах число влиятельных людей крайне незначительно, причем во всех городах.

Наиболее существенное различие между городами заключалось в том, что в западных городах значительно выше доля влиятельных лидеров рабочего движения, тогда как в латиноамериканских городах в число влиятельных людей попали лидеры политических партий. Миллер отмечает, что эти различия обусловлены тем, что в западных локальных сообществах ассоциации играют более значимую роль, тогда как в Латинской Америке их опорой являются структуры городского управления, что, соответственно, усиливает значимость партийного фактора. При этом многие партийные лидеры имеют существенное влияние, даже не занимая никаких постов в городских органах публичной власти. Это объяснение отчасти относится и к различной доле представителей независимых профессий: в западных странах они могут приобрести влияние, участвуя в деятельности добровольных организаций, а в Латинской Америке им необходимо обязательно быть включенными в государственные или партийные структуры [Miller, 1970: 212–213].

Что касается самых влиятельных членов городских общностей (key influentials) – лидеров среди наиболее влиятельных, то их распределение по институциональным секторам во многом совпадает с распределением «просто влиятельных» (см. табл. 3).

Таблица 3

Институциональная идентичность самых влиятельных людей в четырех городах [Miller, 1970: 215]

Миллер также приводит полный перечень позиций, занимаемых самыми влиятельными лидерами четырех городов. В Сиэтле первые пять позиций принадлежали лидерам бизнеса и финансов; в Кордобе в первой шестерке наряду с бизнесменами оказался владелец и редактор влиятельной газеты, поддерживаемой католической церковью. В других городах бизнес не имел такого преимущества над другими секторами в плане рекрутирования самых влиятельных лидеров: в Бристоле самыми влиятельными оказались лидер Лейбористской партии и Президент университета, а бизнесмены заняли 3, 5 и 8-е места. В Лиме бизнесменов не оказалось даже в первой десятке, а первые места заняли лидеры партий (1, 2, 5, 10 и 13-е места) и владельцы газет (3 и 6-е места) [Ibid.: 214].

Данные исследования показывают, что возможности рабочих выдвигать из своей среды самых влиятельных лидеров оказались значительно ниже их возможностей выдвигать «просто влиятельных», а большинство секторов практически не имеют реальных возможностей участвовать в формировании топ-лидеров городского сообщества¹¹. Некоторое исключение составляет сектор образования, который дает немало лидеров, но сам по себе, как уже отмечалось ранее, имеет невысокий рейтинг влияния. Миллер объясняет этот парадокс тем, что лидеры образования могут представлять различные сектора и выступать посредниками между ними; при этом многие из них идентифицируют себя и с политической партией, и с органом публичной власти, что дает им дополнительные ресурсы влияния, особенно в Латинской Америке [Miller, 1970: 216].

Итогом изучения структуры власти в четырех городах стал анализ взаимоотношений между ее различными компонентами. Данные исследования подтвердили гипотезу о том, что все пять компонентов структуры власти тесно взаимосвязаны. Миллер обнаружил высокую степень корреляции при сопоставлении уровня влияния 13 институциональных секторов четырех стран с уровнем влияния данных секторов соответствующих городов – 0,87 (Сиэтл), 0,9 (Бристоль), 0,84 (Кордоба), 0,93 (Лима)[353]353
  Это не означает, подчеркивает Миллер, что эти институциональные сектора сами по себе не играют никакой роли в структуре власти; однако их лидеры не обладают репутацией, позволяющей им направлять процесс инициации и реализации важнейших городских проектов [Miller, 1970: 216].


[Закрыть] <sup>[354]354
  Коэффициенты корреляции Спирмена; ранжирование было осуществлено экспертами и наиболее влиятельными людьми в городских сообществах [Ibid.: 217].


[Закрыть]</sup>. Высокий уровень связи был зафиксирован и между властными комплексами (конфигурациями наиболее влиятельных организаций) и наиболее влиятельными секторами городских сообществ: подавляющее большинство наиболее влиятельных организаций (в Сиэтле – 100 %, в Бристоле – 80 %, в Лиме – 90 %, в Кордобе – 60 %) относились к пяти наиболее влиятельным городским институтам [Miller, 1970: 217][355]355
  Миллер отмечает, что при выявлении данной связи следовало учесть некоторые нюансы. В частности, для многих респондентов коммерческие организации и СМИ функционировали как добровольные организации, а в ряде институциональных секторов (например, в государственном управлении) таковых вообще не было (и не могло быть по определению). При этом иногда было весьма непросто ассоциировать организацию с каким-то одним сектором городского сообщества. С этими нюансами Миллер в основном и связывает различия в показателях между городами [Miller, 1970: 218–219].


[Закрыть]. Данные исследования подтвердили и наличие связи между институциональной структурой городского сообщества и конфигурацией наиболее влиятельных людей в каждом городе: большинство их сосредоточилось в пяти институциональных секторах – бизнесе, государственном управлении, рабочем движении, СМИ, образовании[356]356
  В Сиэтле доля «влиятельных» в этих секторах составила 74 %, в Бристоле – 71, в Кордобе – 51, в Лиме – 72 %. Соответствующие доли топ-лидеров – 83, 67, 50 и 57 % [Ibid.: 220–222].


[Закрыть]. Самые влиятельные лидеры города обычно представляют ведущие институциональные сектора данного сообщества[357]357
  В Сиэтле и Кордобе, соответственно, 67 и 43 % топ-лидеров составляли бизнесмены, в Лиме половина лидеров представляли партии и государственное управление [Ibid.: 222].


[Закрыть], однако в некоторых влиятельных секторах топ-лидеров нет вообще[358]358
  Наиболее поразительный пример – отсутствие топ-лидеров в религиозном секторе Кордобы, который в данном городе является наиболее влиятельным. Однако присутствие или отсутствие топ-лидеров не может быть, по мнению Миллера, решающим свидетельством влиятельности сектора, поскольку имеют место и иные показатели власти [Ibid.: 221–223].


[Закрыть].

Одной из важнейших задач исследования было выявление модели власти в каждом городе. Миллер приходит к выводу, что во всех четырех городах имеет место конусная (кольцевая) структура власти. Он считает, что распространение данной модели является естественным следствием развития современного общества, результатом растущей гетерогенности интересов в экономическом секторе, появления новых влиятельных акторов, расширения разнообразия и степени автономии групп интересов во всех секторах, возрастания роли специализации и профессионализации. Хотя экономический сектор остается очень влиятельным, он уже не обладает монопольным контролем над городской политикой. Мощным противовесом бизнесу выступают независимые партийные и рабочие организации. Вопреки распространенному стереотипу, военные не были «подручными» олигархии, а нередко занимали довольно жесткую позицию по отношению к бизнесу и ограничивали возможности его влияния. Военные в Перу и Аргентине развивали свои

социальные организации и независимые структуры влияния, действуя аналогично другим организациям, защищающим свои (корпоративные) интересы[359]359
  Миллер отмечает, что в Перу и Аргентине уже не действует традиционная аристократическая модель власти, где военные социально и функционально интегрированы с гражданской элитой, а дети представителей высших классов рекрутируются на командные позиции в обществе, обеспечивая воспроизводство монолитной структуры власти [Ibid.: 224].


[Закрыть]. Сегментированный характер имело и влияние религиозного сектора; даже в Кордобе, где данный сектор был в числе самых влиятельных, общественно-политическая активность и влияние церкви касались в основном ограниченного набора проблем (контроль за рождаемостью, религиозные праздники и др.) [Ibid.: 224]. Таким образом, не только в западных, но и в латиноамериканских городах структура власти в целом соответствовала конусной модели: несмотря на сильное влияние военных и католической церкви, политическая арена оставалась достаточно свободной для участия различных акторов (партии, организации бизнеса, образования, представители государственного управления и др.), а структура лидерства – фрагментарной.