Текст книги "Записки сахалинского таёжника (сборник)"

Метрах в пятнадцати впереди бодро шагает Николая друг Виктор. Многие, кто по молодости лет, кто в связи со своими умственными способностями, считают, что друг и товарищ – одно и то же. Правильно, можно привести пример: собака Дик и собака Беся, – они обе собаки, порода и пол здесь не при чем. Дальше на сообразительность!

Парниша не знает Виктора, встречались пару раз в деревни у Николая в гостях, на этом всё. Можно сказать, шапочные знакомые. Витёк рвется работать, если бежит впереди всех? – Он вынужден бежать: его тащит за собой какое-то чудо лесное. Не от слов «чудное» или «чудесное», а от слова «чудовище». Масть у чуда – как у Мурки, размеры примерно такие же. Только это кобель и тело больно длинное. Какой-то гибрид с таксой, с большой таксой. Наверное, охотничий берложный пес! Ему в лисью нору не залезть, – больно морда здорова, только в берлогу!

Витёк собрался с этим зверем охотиться? Этот рыжий крокодил всех соболей распугает! У промысловиков есть, кому соболей пугать, зачем им второе чудо? – Одного много! Значить, будет шесть собак! Ничего себе, псарня! Как бы они нас не сожрали, подумал Тимоха. За неделю уйдет пол мешка овса – это не есть хорошо. Зато будет весело! – Знает, как Дик с Байкалом грызутся, не раз разнимать приходилось. Суки, – те мирно живут.

Подошли ребята, поздоровались.

– А что это у тебя, Тимоха, на голове? – спросил Гоша.

– Не видишь, что ли? – Шапка-самопалка!

– Шапку потерял? Понятненько! Опять, видно, нажрались, – это уже Николай свою версию выдвинул. Спортсмен, не курит и не пьёт, – значит, здоровеньким помрёт.

Хорошо, что Витёк курит, так что курящих – большинство. Иначе некурящие стали бы качать права, отводить места для курения. Где-нибудь на западной стороне Камышового хребта!..

– Шапку не потерял, а забыл. С чего бы мы нажрались?

– С чего? У вас больше мешка сахара!

– Коля, толку-то с этого сахара? – Дрожжей ни грамма. По-моему, кто-то обещал принести нам дрожжи. Принёс?

– Обещанного три года ждут. Где я тебе их возьму? С дрожжами напряженка, только хлебные, сорокаминутные. А с них бражка не получится. И вообще, пьянству – бой! В лесу надо охотиться, а не бражку жрать в три горла!

– Не в три, а в два горла. Или ты хочешь присоединиться?

Дрожжи Николай принёс, – после завершения строительства избы отдаст дрожжи. Он просто перестраховался. Если бы он дал дрожжи сегодня, парниша под чутким руководством Васька сразу бы забаламутил бражку под предлогом обмывки будущего зимовья. Мол, пока построим, – брага поспеет. Николай хорошо знает Васька, и Тимоху успел узнать.

Он подумал, что дня через три два спевшихся и спившихся промысловика побегут на Десну пробу бражки снимать и там останутся! Придется втроём достраивать зимовье. Неправильно Николай подумал! Довольно часто думает неправильно…

За разговором прошли тырловку. Парниша сбегал на схрон, забрал свои вещи.

– А это что за зверь? – показал пальцем на рыжего крокодила дворянской породы, который тащил Витька на поводке. (Начал догадываться, для чего этот зверь. – Нужно убедиться. Поэтому сформулировал вопрос своеобразно: не чей зверь, а что за зверь). – Почему не отпускаете?

– Убежит! Это баран, – сказал Гоша.

Тимоха потёр ладони: догадка подтвердилась! Любит баранину, которая гавкает. В этой промысловой компашке все без исключения любят баранину, которая гавкает. Они все без исключения предпочли бы говядину, которая не гавкает, а мычит. – Извините, в стране нет бродячих коров! СССР – далеко не Индия. В Индии за корову сразу сделают «секир-башка» без суда и следствия!..

– Это хорошо, отпускайте, никуда баран не убежит. В случай чего, – постучал рукой по стволу, висящему на плече.

– Да? И потащишь на Десну мясо? Лучше пусть сам идёт, а тащить и без него есть что, – поучительно сказал Гоша.

Тимоха покосился на своего как бы товарища, собрался было сказать какую-нибудь гадость, – передумал, вспомнил пуховой спальник! Николай идёт, улыбается: он знает, что младший товарищ дуркует.

Охотник-договорник с ружьём, с вертикалкой двадцать восьмого калибра. Гошины стволы лежат на зимовье. Один Витёк – миротворец.

Дошли до Чёртова мостика. Он находится на середине полукилометрового прижима, который поля разделяет. Парниша уже успел мостик окрестить. Скоро начнёт деревьям давать клички и прозвища!..

Мосток через узкий овраг довольно глубокий, метров за восемь. На дне оврага бежит ручей в реку Найбу, которая в пятнадцати метрах. Через овраг брошены два несущих бревна, на них настелены доски. Ровно год тому назад какие-то идиоты (только не шпана, не дети, – в этих местах дуркуют взрослые, вылезшие из шахты: под землёй нанюхаются газа метана, на свежий воздух вылезут, – чудить начинают хуже пьяных!) на мостике мастерски подпилили две доски по центру, на середине настила, и замаскировали. Парниша выходил из леса, обороты приличные. Естественно, угодил в самый эпицентр. Моментально сообразил, что произошло, успел бросить тело влево. Матерясь, повис на несущем бревне. Внизу камушки приличные с довольно острыми углами. Вылез с ловушки, убедился, что две доски подпилены. Рёбрышко всё-таки подломил. Ребро было до этого падения сломано, почти зажило, срослось, – и вот опять…

А что было бы, если бы в лес шёл? Он не ходит в тайгу с пустым рюкзаком, даже налегке не ходит. – Покалечился бы об камни на дне оврага. Окрестил данное сооружение Чёртовым мостиком. И дорога стала Чёртова: летом с Николаем, протаскивая «Ракету» – мотоцикл «ИЖ» с коляской, – горюшка здесь хлебнули!

Короче, Чёртов прижим!

Через мосток не пошли, взяли вправо наверх. Прошли по ельнику метров двести, держась ручья. Здесь схрон: печка, жесть, гвозди. С ручья несёт тухлятиной. Николай с Тимохой спустились в ручей, выше овраг не такой глубокий, можно назвать распадком. В ручье приманка на соболя: тушки ондатры и бракованные поросята. – Бывает и такое! У людей рождаются уроды, родители от них отказываются. Уроды содержатся в специальных приютах. Государства тратят огромные суммы на содержание этого контингента. Зачем? Для чего? Народ запугивать? Гуманно ли это?..

С поросятами-уродами поступают иначе: их умерщвляют, – вот это гуманно. От приманки за версту прёт тухлятиной, как будто на ручье кто-то сдох. На аромат может косолапый пожаловать. Ребята проверили, – пока всё цело, никто не приходил.

Нужно грузиться. Парниша отдал всё своё имущество Гоше. Рама его рюкзака внизу загнута на девяносто градусов, выступает на двадцать сантиметров. На этот выступ поставил печку, захлестнул стропами, затянул. – Всё, печка никуда не денется. Железяка тяжелая, килограмм, наверное, двадцать пять.

Ему, как самому молодому, худому и лёгкому, – самый тяжелый груз. Чтоб при форсировании Найбы течением не снесло или чтоб на сопке ветром не сдуло. Всего-навсего из всех здесь присутствующих он – самый выносливый, натренирован: имеет опыт по переноске печек на большие расстояния. У ребят завтра будут болеть плечи от пятнадцати килограмм, и не только плечи: долго с рюкзаками не ходили, – молочная кислота даст о себе знать. А у Тимохи ничего болеть не будет. – За этот год перенёс тонны груза! Промысловая охота это не туризм, – здесь пахать надо.

Пошли по полям к устью Сейма. Супер-печка не слишком тяжелая, как сначала показалось. Разумеется, на плечах был пятикилограммовый рюкзак, сразу – хлоп! – за двадцать килограмм. Покажется, что печка тянет на полцентнера! На печке железо тоньше, чем на Десновской печке. Николай сам печки варит. Почему супер-печка? – Сварщик намудрил: сварил двухоборотку, мол, печка будет экономней расходовать дрова. У него мечта: сварить печку супер-экстра-класса, не имеющею аналогов в мире! Пришёл в ноябре в зимовье, завёл печурку, – и чтоб до месяца марта горела! Короче, на весь промысловый сезон… За лес переживает, бережет? – Нет, дело намного проще: ленится дрова пилить!

Что такое печка одно-оборотка? – Это хорошая печка!

Разве непонятно объяснил? Ладно, объяснит подробней. Вытяжка у печки не по-русски. – Теперь-то, наверное, понятно? – Вытяжка у печки спереди! Прогресс вперёд идёт, двадцать первый век на носу. В тайгу прогресс пробирается, – охотники давно не греются возле каменок.

Внутри печки, в пяти сантиметрах от верхнего листа (будем верхний лист, верх печки, называть плитой), параллельно плоскости плиты наварен ещё лист железа меньшего размера, по длине печки. Лист заканчивается, не доходя до задней, торцевой стенки сантиметров десять. Поэтому вытяжка спереди. Однооборотные печки экономней, гораздо быстрей жарят, парят, варят.

Васёк на севере Сахалина увидел печку данной конструкции, рассказал, объяснил Николаю. – У того имеется сварочный аппарат, держак в руках держать умеет. Теперь, наверное, будет понятно, что такое двухоборотка? Труба, как и положено по-русски, сзади. В печке наварен ещё дополнительный лист между плитой и листом для оборота. Только дополнительный лист десять сантиметров не доходит до передней стенки. Все бы ничего, но сварщик оставил маленькие зазоры между листами. – Печка сварена с двухмиллиметрового железа, от температуры железо покорёжит…

Сколько лет простоит печка, которая в данное время едет на Тимохе? – Печка простоит много лет! Столько же лет будут поминать конструктора печки недобрым словом! Никто из четверых не ведает, что парниша несёт рукотворный памятник. – Николай себе памятник сделал! Печка будет работать отлично. Но будет хитрить!..

Посторонний человек, не знающий характера супер-печки, придя зимой в избу, может замёрзнуть насовсем! Будут сухонькие дровишки на растопку, будет береста рядышком лежать. Не будет только одного: тяги в печки! Без тяги – хоть ты тресни! – ни одна печка работать не будет. Если супер-печка простояла хотя бы дней десять не работавши, – все: пока не выколотишь, печку не заведешь. Хитрый аппарат нужно вытащить на улицу, обстучать топором, прокрутить много раз торцами, пока не высыплется весь шлак, который образовался между листов от берёзовых дров…

В начале этого года попал в гости к верхнему соседу по охотничьим угодьям. Мужику лет за сорок, звать Геннадием, – штатный охотник, не охотовед. (Чтобы стать охотоведом, нужно закончить Иркутский сельскохозяйственный институт). Охотничьи угодья, закреплённые за Геннадием, – чуть ли не в три, а, может, и в четыре раза больше территории, на которой промышляет Васёк. К тому же, угодья отдаленней, а значит, – труднодоступные. Начинаются угодья с речки Куйбышевки. Весь правый берег Найбы до истоков – в распоряжении Геннадия. В гостях был на речке Куйбышевке. Там в избе стоит канн! Парниша знал по книгам, что такое канн, но у него даже в мыслях не было, что данное сооружение увидит воочию. К тому же, у себя на родине, на Сахалине. В избе стоит квадратная железная печка на сорокасантиметровых ножках. Плита – на уровне нар. Из бока печки труба, длиной около полуметра, идёт под нары. Сами нары выглядят как большой, глухой прямоугольный ящик. Вот это и есть – канн. На улице в полуметре от избы, возле торца, стоит дымоход – обыкновенная еловая пустотелая сушина метра два высотой. Дым с печки идёт под нары, затем, уже остывший, выходит через деревянный дымоход наружу.

Теперь о главном. Прежде, чем завести печку, нужно в дымоход бросить приличный кусок горящей бересты. – Иначе печка не потянет: на холодный дымоход печку не заведешь, хоть лбом об неё колотись!

Васёк на счёт канна выдал свою резолюцию: «Каждый с ума сходит по-своему!» – И он совершенно прав. Зачем было огород городить? Китайцы делали канны в фанзах – строениях жиденьких, плохо держащих тепло. Поэтому лежанка и обогревалась. А в зимовье, сложенном из брёвен тридцатисантиметровой толщины, канну не место! Зачем себе делать лишнюю головную боль? Всему должно быть свое место! С хорошей печкой и в фанзе можно жить без канна. А деревянный дымоход – это вообще полнейший идиотизм! Если на то пошло, если так далеко зашла игра в прошлое, – то отказывайся и от железных капканов, лови соболя кулёмками да плахами. Свои мотонарты-«Буран» поставь на вечный прикол, ходи пешком на лыжах.

Подошли к Найбе.

Николай брод забыл, а Тимоха не знал. Остальных не спрашивают, – они не были возле устья Сунсури. Найба здесь течёт ровно, ям нет, глубина стабильная, немногим меньше метра, ширина водной преграды – около сорока метров, вода светлая, можно сказать, малая. Небольшой подъём воды, – и в этом районе Найбу не перейдешь. Где-то рядом есть полукруглый перекат глубиной всего с полметра. Но искать перекат смысла нет: вода малая.

Аккуратно форсировали реку. Устье Сейма – в сотни метрах ниже, там перехода нет даже в малую воду. Не хватает одной собаки: Байкал потерялся. Звали, кричали, глотки надорвали, всё живое в округе перепугали. Больше Байкала никто, некогда не видел. Жаль пёсика, симпатичный был зверёк, характерный, кровь хорошая…

Скорей всего, пёс остался возле приманки, которая воняет за три версты. Кстати, больше к приманке за Чёртовым мостиком охотники не подходили. Байкал кормился на этой приманке. А потом попал под пулю какому-нибудь шахтёру. – Шахтёры после трудовой недели в шахте лазают по окрестностям Быкова, стреляю всё, что шевелится. Охотятся так сказать. Для них не существует установленных сроков охоты. Парниша уверен на сто процентов, что пёс угодил под пулю, – Байкал не дался бы никому в руки. Взять такого пса можно только с помощью пули…

Надо было сходить за собакой на ручей. Но кому это нужно? Хозяина Байкала здесь нет. Николай брал собаку с собой, – он и должен был идти. А он рукой махнул: мол, пожрёт – догонит, а нет – так и чёрт с ним…

Перешли на правый берег Сейма. Это не Найба: Сунсури по водности меньше Десны чуть ли не в два раза. По протяженности Сейм примерно вровень с Десной.

– Витёк, отпускай барана с поводка.

– А если убежит? – заартачился Витька.

– Витя, не слушай Тимоху. Он одну собаку зимой отпустил с поводка – и поминай как звали!

– Коля, та собака до зимовья сама пришла, а убежала через два дня. Не полезет этот крокодил через Найбу! Да куда убежит кобель от двух сук? Витёк, ты по лесу замучаешься с ним тащиться на поводке.

– А я с ним не пойду, вон сейчас лес начинается, и пусть Коля ведет.

– Тимоха, смотри, убежит – тебя съедим!

– Коля, эту собаку легче в рюкзаке тащить, чем на поводке вести, – пес шугается каждого куста.

– Тебе что, печки на плечах мало? – с издёвкой спросил Гоша.

Собаку всё-таки отпустили, – иначе никак: по незнакомой местности, без троп, с собакой на поводке – это экстрим на нервы. Тропа идёт только по Сунсури, Коля с Тимохой фактически не знают тропы. Рыжая псина побежала впереди охотников-строителей, следом за охотническими собаками.

Белка с Бесей, правда, по тропе мало идут – всё по лесу бегают, соболей ищут. Баран только по тропе идёт, в лес – ни шагу, боится потеряться. Страшно одному в лесу! – В кастрюле будет ещё страшней! В самой кастрюле не страшно, страшен прыжок в кастрюлю, но это быстро!..

Ребята часто теряют тропу, обычно после бродов. Хорошо, что зелёнка давно пожухла. В сентябре разок пробежались по Сунсури, сверху. Лично Тимохе речка не понравилась: в поймах много хвоща, который не жухнет никогда, броды скользкие, с хребта Скалистого в реку впадают вонючие ручьи, – запах сероводорода схож с запахом тухлых яиц, аромат неприятный. На хребте Скалистом под землей – кругом каменный уголь.

Дошли до большой левобережной поймы, поросшей шиповником. Под ногами – всё тот же хвощ. Шиповник тоже не жухнет, а надо было бы! – Шипы большие, ветки упругие, по малиннику легче идти, по асфальту вообще здорово идти, но лучше ехать!

Пересекли пойму, направились вдоль начала сопки к ключу Соха. По Сейму шли около двух часов. Соха пересекает пойму горазда выше того места, откуда охотники начали резать путь. Таким манёвром срезали расстояние, но во времени, кажется, проиграли. Да лучше бы до устья дошли и по Сохе пересекли пойму! – Как говорится, овчинка выделки не стоила.

На Сохе устроили очередной перекур. Двое курят, двое присутствуют – смотрят, как двое курят. Солнышко сегодня разошлось: греет, что летом.

Ключ Соха в нижнем течении, на протяженности примерно двух километров, сплошь завален пойменным тонким лесом. Участок пути тяжелый: барьер на барьере. – Хоть соревнования устраивай по бегу с препятствиями! Завалы оставили позади, пойма закончилась. Ключ сменил свой характер с тихой, спокойной речушки на строптивый горный большой ручей. Пошел довольно крутой подъём.

Путь-дорожка идёт по ручью, по серому монолиту, распадок узкий. Сколько тысяч лет ключ точил породу, чтоб сделать вот такую дорогу? Порода хорошо держит сапог. Если здесь было бы скользко, как на самом Сейме, то было бы весело, потому что метров двести пришлось подниматься по породе, по летящей вниз воде.

Камни остались позади. Двадцать минут ходу – упёрлись в разваленную плотину. Наверх вылезли по правой стороне, по полугнилым бревнам. Грамотно плотина стояла! Распадок в этом месте узкий, с двух сторон скалы. Ручей летит вниз. Выше плотины характер ключа снова меняется: бежит спокойный, тихий ручей, появилась узенькая пойма.

На юге Сахалина занимались сплавом леса. До чего додумались хозяева родины своей! – Губители, а не хозяева. По неосведомленности, по рассказам знающих людей, которые знают буквально всё, кроме правды и истины, Парниша грешил на японцев. Принялся читать нужные книги – много чего узнал. Правильно говорят, что книги учат! Правда, в самой свободной стране гораздо больше книг, которые не учат, а агитируют, навязывая любовь, уважение, почитание самого главного. Матери? Родины? – Нет! Партии!

После Второй Мировой на Сахалине было много лагерей. Остров не потерял своего статуса: каторга – она и есть каторга, что при царизме, что при социализме. Много было так называемых военных преступников. И, конечно, пятьдесят восьмая статья – враги народа. Западная Украина в Закарпатье лес только и сплавляет. И на Сахалине принялись сплавлять лес по нерестовым рекам ценных пород лососевых рыб. Японцы-то аккуратно вывозили лес на лошадках, – они ведь здесь жить собирались. Те, кто давал указание о сплаве леса, на острове жить не собирались. Им были нужны ордена, тёплые кресла, желательно, в самой Москве. Делали перевыполнение плана по лесозаготовкам на двести и более процентов. Не смог бы японец смотреть на несущийся вниз по распадку грязный глиняный поток воды вперемешку с брёвнами. Поток, уничтожающий всё живое в поймах распадка!.. Цари природы – то есть, хозяева, – такую картину наблюдали десятки раз. Ничего, нормально смотрели, даже не отворачивались!..

В тридцати метрах от плотины, по левому берегу Сохи, – устье ручейка. На развилке сбросили поклажу, прогулялись всем скопом по ручью. Народу много, скоп большой, – целых семь душ! Кто-то скажет: откуда у собаки душа? Дайте научные доказательства, что и у человека есть душа, или нет души. Так что будем считать, что у всего живого есть душа. Прения на тему души можно считать законченными!..

По ручью прогулялись совсем не далеко, главное – не зря! В полутора сотнях метров от развилки – идеальное место для избы: отличная, большая, ровная поляна, строевой лес под боком – с южной стороны, откуда пришли на поляну. С севера – невысокий хребет защищает поляну от самого нехорошего ветра. На отроге – небольшие массивы ельника, чередующиеся с бамбуковыми полянами. На востоке и на западе растительность такая же – ельник и бамбук. Ручей бежит с запада, на поляне поворачивает на юг. О лучшем месте для избушки и мечтать не надо! – Все четверо единогласно «за»! Собаки лишены права голоса.

На поляну притащили поклажу, оборудовали кострище, завели огонь. Всё сделали быстро, – все четверо в лесу не новички. Ждать, пока сделает другой, – они давно вышли с этого возраста. Сварили вермишели, туда две банки тушенки. Тайга тайгой, обед по расписанию! (Ох, Тимоха и кривит душой! – Довольно часто просто не получается в тайге обедать, обычно завтрак и ужин, что на маршруте, что на соболином промысле). Покушали, с часик отдохнули.

Теперь налегке побегут. Надо попасть в нужный ручей, по нему вывалиться на Второй ручей, впадающий в Десну. Второй ручей гораздо больше Сохи, а, опять же, по водности, по протяженности крупные ключи, в сущности, одинаковы. Парниша сомневается в том, что группа точно выйдет на нужный перевал.

Васёк с Николаем в сентябре нашли хороший, легкий перевал через водораздел, между Сунсури и Десной. Николай здесь, но на него надежды мало: сам на себя-то не надеется – один раз спускался с перевала, не было времени оглядываться назад, запоминая путь, – бежали, как на пожар. Верховья Сохи в сплошном глухом ельнике, много развилок, все развилки похожи друг на друга.

Не зря сомневался парниша. Короче, пролетели, прошли нужную развилку. На перевал полезли выше, западней. Парнишу понесло по сопкам. Печку снял и попёр, и попёр. – Захотел сразу выскочить на Ключ. Изба стоит на большом ключе или ручье, в полутора километрах от Десны. Ручей по карте называется Ключ. Почему по карте ручей не назвали Ручьём? – В сущности, одно и то же. Зимовье на ключе под названием Ключ.

Откуда подробности и даже известны названия ручьёв, – ведь не единожды плакался, что топографические карты – только для врагов родины? – Васёк достал карту промыслового участка! Карта та скопирована с военной, секретной карты. К этому времени парниша тоже обзавелся картами с грифом «секретно». Сахалинские карты прислали с Приморья!..

Надо было в рюкзак наложить камней – компенсировать вес печки, чтобы не бегал, где не следует, шёл вместе со всеми. Сколько отмахал распадков, сколько пересёк бамбуковых полян! Хорошо хоть на пути не попался стланик. – Заросли стланика западней, ближе к основному хребту.

Наконец, решил, что всё, хватит на запад лезть по отрогу. Внизу на севере – Ключ. Упадёт турист прямо на избу, минуя Десну. Это не охотник, таких охотников не бывает, – горбатого туриста только могила исправит!

Упал в ручей, примерно с час прошел вниз. Нет, это не Ключ. Значит, попал на Первый ручей. Прошел еще минут двадцать – крупная развилка. Ручей, по которому спускается, впадает в больший ручей, бегущий с правой стороны. В глаза бросились свежие следы болотных сапог, тянущиеся вниз. Следов много, – как будто прошел отряд октябрят. Собака Белка рванула по следам.

Вот это дал маху! Упал на Второй ручей, туда, где все прошли. Дурная голова ногам покоя не даёт! Падал по последней, самой большой развилке Второго ручья. До устья, до Десны, – минут десять ходу. До избы бежать около часа, – набегался от души! Так что дальше пошел прогулочным шагом. Конфуз слегка озлобил, но парниша не расстроился, – ему не привыкать крутиться в сопках.

На Десне, в двух километрах ниже устья Ключа, опять же, по правому берегу, – устье Первого ручья. Еще в получасе хода вниз, на правом берегу – устье Второго ручья. Из трех ручьёв Ключ – самый крупный. Самый малый – Первый ручей. На карте Первый и Второй ручьи безымянные.

Короткого пути не нашел. – Убедился, что нет сносного пути с Сохи сразу на Ключ. Перевал, который нашли старшие товарищи, – самый оптимальный вариант: на отроге между Сеймом и Десной лучше, легче перевала нет. Тропу надо бить только по Второму ручью…

Пока гулял по сопкам (прогулка, скажем прямо, с колоссальными физическими нагрузками, но ему не впервой, тем более, налегке), охотнички-промысловички на зимовье без дела не сидели. Они охотились, как говорится, не отходя от кассы! Барана оприходовали: на костре кипит – булькают два ведра. С рыжего крокодила вышло больше десяти килограмм мяса!

«Как вы можете? Как вам не стыдно? Собака друг человека, вы же русские!»… Насчёт друга – вопрос спорный. И при чем здесь национальность? – Кушать мясо все хотят, что русский, что кореец. Что прикажете делать? – С тушенкой туго, на макаронах, заправленных маргарином, по сопкам не побегаешь, избу не поставишь. У охотников есть немного тушенки, но впереди зима. Северный олень заходит на Десну после нового года, к тому же, его еще надо найти. Скажем точней: мало шансов встретить оленя в отрогах Камышового хребта, южней Пояска. На Сахалине нет кабанов, косуль, фазанов.

Надо брать косолапого, но, когда надо, – срабатывает закон подлости: создается впечатление, что на Сахалине медведи не живут! Когда косолапого брать не надо, – он пасется в двухстах метрах от избы, на правом, голом склоне Ключа! Медведь не белка, даже не соболь: на тысяче гектарах леса может не жить ни одного соболя, на десяти тысячах гектарах леса может не жить ни одного медведя! Свежее мясо ни с какой тушенкой не сравнить, будь это собака или кенгуру! Кушают охотники собак, их собаки жрут собачатину, даже в сыром виде. – Какие хозяева, такие и собаки!

Барана сварили всего, завтра на Соху возьмут готовый продукт. За пять дней варёное мясо не пропадёт, – холодно на дворе. А вот сырое мясо может пропасть, потому что на дворе ещё тепло. Интересно получается. Какая погода на Сахалине? – Холодно уже, но ещё тепло! Всё понятно, спасибо за подробный прогноз!..

Варить собачатину долго – минимум два часа. На Сохе не будет времени на варку мяса. Главная причина – собака дикая: надо постоянно находиться возле костра, иначе Дик сожрёт мясо даже с кипящего ведра! Это не предположение! – Курцхаар уже был застукан на воровстве рыбы с кипящего ведра.

Утром следующего дня всем гуртом направились вниз. Гурт большой – пять человек и четыре собаки. Гоша с Тимохой налегке. У Васька в рюкзаке бензопила «Дружба», – это шестнадцать килограмм. Николай с Витьком пока что тоже налегке идут: в их рюкзаках – продукты.

На устье Второго ручья «бригада ух» разделилась. Два бывших туриста побежали вниз по Десне, остальные пошли вверх по ручью на перевал. Но прежде Николай с Витьком основательно загрузились. Васёк добавил веса к бензопиле. Когда таскали с Найбы привезённое на «ГАЗ-66», – на устье Второго ручья оставляли то, что нужно на будущую избу. Двое, как старые опытные туристы, побежали на устье Десны за трубами для печки.

До Найбы добежали быстро. А что не бежать? – Тропа набита так, как будто по ней всё лето ходили отряды с турбазы «Горный воздух», зеленка пожухла, вода малая, погода отличная, с утра свежо. – Самое время по тайге носиться, соболей искать. Ребята решили избу рубить. Ребята решили? – Главный решил.

Собаки что-то не шевелятся и не чешутся, – а они должны соболей искать! Охотники должны метко стрелять в посаженных собаками соболей. Белка носится по лесу, что-то ищет. Интересно бы узнать: что? Мурка рядом бежит, метров на пятнадцать вырвалась вперёд, дистанцию держит. Если у хозяина какая заминка, – Мурка останавливается, ждёт. Белку видно только на перекурах: тоже отдыхать прибегает.

На Найбе завели костерок, сделали чай. Перекусили холодным отварным мясом, залили это дело горячим чаем. Хотя прошли всего два часа, – подкрепились перед длинной дорогой с неудобной ношей. Нашли нужное дерево – боярку. Пойма на устье Десны огромная, боярышника много растёт. Нужно дерево, под которым почти два года лежат две трубы. У нужного дерева много чего лежало: три печки, четыре полутораметровых трубы, две молочных фляги с овсом, листовое железо…

В начале восемьдесят девятого года промысловик, у которого канн в зимовье, по просьбе Васька на мотонартах завёз всё железо и овёс. Трубы полутораметровые диаметром сто десять миллиметров называются обсадными, – сухопутная геологоразведка пользуется такими трубами. Две трубы между собой соединяются ленточной резьбой. Метрическую резьбу на данных трубах не нарежешь, – стенка тонкая. Один умный, ну очень умный человек на трубах, предназначенных для дымохода, сделал резьбовые соединения. Небольшой налёт ржавчины – и ленточную резьбу соединить невозможно! А концы с метрическою резьбой – можно соединить. На печных горловинах – тоже ленточная резьба.

Парниша разобрал ружьё, положил в рюкзак.

– Тим, а вдруг соболь?

– Ну, от соболя я убежать сумею. Скажи, Гоша, прямо и честно: а вдруг медведь! Прячь свой дробомёт – ружьё будет мешаться.

– Ты, Тимоха, последнее время такой ехидный стал! С нами собаки и медведя они отгонят.

– А ты что, сомневаешься, что мои собаки не смогут отогнать соболя?!

Гоша махнул рукой: мол, что с ним разговаривать? Но ружьё всё-таки спрятал в рюкзак. Труба тянет килограмм на десять – неудобная габаритная поклажа. Идти по лесу без троп, по ручьям с десятикилограммовой полутораметровой трубой на плече – удовольствия мало.

Ну, что, – вздрогнули и пошли! Труба на плече смотрится грозно – что мощный гранатомет! Если по пути попадется косолапый (что, конечно, маловероятно – с гранатомётчиками собаки, а мишка – зверь умный, если и попадется, – то это будет дурной медведь), парниша ему трубой промеж ушей звезданёт так, что «босоногий» сразу поумнеет, если выживет. Некоторые товарищи называют медведя «босоногим», – это, как правило, верховые охотники. Не те, которые в горах охотятся, а те, которые верхушек нахватались! – Стараются показать свою охотничью эрудицию заковыристыми выражениями…

Два бывших туриста поднялись по Десне, свернули на Второй ручей. В верховьях ручья шли внимательно: парниша высматривал знакомые ориентиры, выискивал следы болотных сапог, – надо не пролететь, попасть в нужный распадок. Как-то неудобно лазить по склонам сквозь заросли бамбука с трубой на плече! – Так что надо точно выйти на нужный перевал.

На одной развилке пришлось остановиться для выяснения правильного пути. Следов никаких: здесь путь-дорожка идёт по воде, по ручью. Бросил трубу, на пару сотен метров сходил по левому, большему ручью, – ничего похожего и знакомого. Пошли по правому. Через полста метров увидел упавшею огромную пихту, которая перекрыла распадок. Узнал природный шлагбаум! – В сентябре здесь проходил, такой ориентир не забудешь.

Гоша вчера вывалился по правому ручью, – вчера не попали на нужный перевал. Двадцать минут ходу от шлагбаума, и ручеек закончился. Небольшой, легкий подъём – и они на нужном перевале. Со стороны Сохи склон круче, надо минут десять карабкаться.

Упали в Соху. Сорок минут хода по ручью, – пришли на поляну, где будет стоять избушка. На поляне тлеет костёр, никого нет. В ельнике стоит готовый полог на пять человек. Свалена большая пихта, с неё рубили лапник на подстилку. Странно это, однако! Куда все подевались, почему не видно подготовительных работ? Подживили костёр, повесили воду под чай. Плотно загрузили желудки холодным мясом, сверху залили горячим чаем. Подустали слегка товарищи: больше шести часов на них трубы катались!