Текст книги "Игра небожителей"

7

Всю обратную дорогу я протерзался мыслями о том, что бы подарить Веронике. Они настолько вскипятили мозг, что стали для меня настоящим коаном. Что можно подарить женщине, у которой есть намного больше, чем все? Золото? Бриллианты? Стюардессу этим еще можно удивить, но Веронику – владелицу заводов, газет, пароходов? Цветы? Так она их любит живыми. Предпочитает полевые, которых у нее полно вокруг дома. Духи? Слишком интимно. Произведения искусства? А что я понимаю в искусстве? Не говоря уже об уместности таких подарков в данной ситуации.

Я ровным счетом ничего не знал о нравах, обычаях и повадках чертовски богатых людей, и мое нежелание выставлять себя идиотом перечеркивало приходящие в голову идеи. Конечно, в любой момент я мог бы проконсультироваться у стюардессы или у того же Каина, но я хотел, чтобы подарок исходил именно от меня. О том, чтобы заявиться в гости без подарка не могло быть и речи. Бывало, конечно, что я своих женщин не баловал, но лишь потому, что мне едва хватало в те времена на еду. В нынешнем моем положении оставить любимую женщину без подарка было бы последним жлобством.

Осенило меня практически перед посадкой, и с яхты я сошел, пребывая в настроении победителя. Такси подрулило сразу, едва я успел о нем подумать, но все равно мне казалось, что я спешу к возлюбленной непростительно долго.

Такси приземлилось на парковочной площадке, и, не успел я выйти из машины, как ко мне, стараясь выглядеть чинно, подкатил, паря в нескольких сантиметрах над землей на гравитационной подушке, похожий на собравшегося свистеть на горе рака робот-дворецкий.

– Здравствуйте, господин Бишоп. Как долетели? – спросил он.

– Замечательно, – ответил я. – Где Вероника?

– В гостиной. Сейчас доложу о вашем прибытии.

– Не надо, я сам.

– Докладывать – моя работа. Докладывать и убеждаться в том, что хозяева готовы принять данного гостя, прежде чем впускать его в дом.

– А скажи мне, дружище, мои вещи все еще в моей спальне?

– Разумеется. А разве могло быть иначе?

– В таком случае я уже у вас в доме, и тебе не нужно обо мне докладывать.

– Но…

– К тому же, – не дал я ему договорить, – это сюрприз. У тебя есть в лексиконе слово сюрприз?

– Разумеется. Я регулярно обновляю свою программу.

– Так вот, если ты доложишь, никакого сюрприза не будет.

– Хорошо, господин Бишоп. Я понял. Но это под вашу ответственность.

– Разумеется.

Разобравшись с железкой, я отправился на поиски Вероники. Как и сказал слуга, она была в гостиной. Полулежала в полумраке вечерних сумерек на диване. Ее глаза были закрыты, а лицо слегка отрешенным – скорее всего, она была в сети.

В белом платье до колен и белых туфельках на каблучках она была похожа на спящую красавицу. Мое появление заставило ее вернуться в реальность.

– Привет. Как съездил? – спросила она.

– Отлично, – ответил я. – Дело сделано, и теперь я весь твой. Как и обещал, припадаю к твоим ногам.

Сказав это, я опустился перед диваном на колени и поцеловал ее ножки сразу же за мысами туфелек.

– А еще я прошу тебя принять это в знак моей любви, – сказал я, доставая из пакета ананас.

– Что это? – удивилась она.

– Подарочный заморский фрукт. Верхняя часть олицетворяет букет цветов, а нижняя, очищенная от кожуры и сердцевины не дурна на вкус. Называется же чудо сие ананасом.

– Я знаю, что такое ананасы. Мне не понятно, чего это вдруг ты решил мне его подарить. И, разумеется, спасибо.

– Сначала я хотел подарить тебе апельсин с надписью «прекраснейшей», ибо эта надпись была сделана именно на апельсине, а ни на каком не на яблоке, но потом передумал по двум причинам: во-первых, это уже было, а во-вторых, после такого подарка началась война. Ананас же ничем таким себя вроде бы не скомпрометировал.

– А он и правда забавный, – услышал я приятный женский голос.

Он принадлежал похожей на Веронику хорошенькой молодой женщине. Она вошла в гостиную через другую дверь как раз в тот момент, когда я бухнулся перед Вероникой на колени. На незнакомке были синие брюки, синяя кофточка и синие туфли на высоченных каблуках. И это притом, что она была заметно выше Вероники.

– Познакомься с моей младшей сестрой, Гертрудой, – представила ее Вероника.

– Очень приятно. Виктор, – ответил я.

Подойдя к нам, Гертруда протянула мне руку, и я, не вставая с колен, повернулся к ней и поцеловал протянутую руку.

– Обалдеть! Мужчина на коленях целует мне руку. Не помню уже, когда такое было в последний раз.

– Простите за возможное разочарование, но на коленях я стою перед Вероникой и только перед ней.

– Хотите сказать, что меня обманывают глаза?

– Скорее, обстоятельства.

– Ладно, вставай уже, – вмешалась Вероника, отпуская мне легкий любовный подзатыльник, – а то не дай бог Фридрих увидит. Боюсь, он неправильно поймет.

– Легкая порция ревности ему не повредит, – отмахнулась от предостережения сестры Гертруда.

– А кто такой Фридрих? – спросил я, вставая с колен.

– Фридрих – Это муж Гертруды.

– Мы недавно поженились, и решили немного погостить по этому поводу у сестры.

– Надеюсь, я вам не помешаю? – спросил я.

– Нисколько. Если не будешь падать перед ней или Фридрихом на колени и лезть между ними в постель, – нарочито строго сказала Вероника.

– Торжественно клянусь не делать этого, – пообещал я.

– Тогда предлагаю всем выпить чаю, – сказала Вероника.

За чаем я познакомился с Фрицем. Он оказался вполне жизнерадостным молодым человеком, приятным в общении и вполне привлекательным на вид. Мужчина из приличной семьи. Так что я один там был взятой в дом дворнягой. При этом я чувствовал себя среди них совершенно свободно, удивляясь тому, насколько за эти дни я изменился. Еще месяц назад я бы попросту не посмел поцеловать женщине ножки, а если бы кто меня застал за этим делом, я провалился бы от смущения сквозь землю.

Я с детства был диковатым парнем. Родителям и в голову не приходило, что меня надо учить не физикам с математиками, а правильно держать вилку и нож, уметь непринужденно болтать, особенно с девочками. К счастью, все свободное время я проводил на улице, благодаря чему вырос не совсем ботаническим ушлепком. Но в 16 я совершенно не представлял, что делать, оставшись наедине с девчонкой, как ее развлекать, о чем говорить… Для меня женщины были чем-то вроде марсиан, и когда мои сверстники обзаводились очередными зарубками на фюзеляже, я, не зная, как к этому подойти, опускал самооценку все ниже и ниже. К счастью, годам к 25 я все же сумел кое-как освоить брачный танец двуногих самцов. Таким же, как сейчас, я не был никогда.

Мы провели вместе несколько приятнейших дней. При этом ничего особенного не делали. Летали купаться на океанский пляж, ходили гулять, катались на велосипедах, если, пили, разговаривали ни о чем… Один раз, правда, пили шампанское в прозрачном космическом корабле внутри туманности с непроизносимым названием. Разумеется, сам корабль прозрачным не был, но пассажирская палуба и борт корабля были так оснащены камерами и экранами, что в результате нам казалось, будто корабль прозрачен, а при отключенной гравитации – будто мы свободно парим в открытом космосе.

Гравитацию мы отключили минут на двадцать, а потом, когда надоело летать по салону, попросили ее вернуть, после чего откупорили шампанское…

Ночи были отданы страсти. Я изливал на Веронику всю накопившуюся за годы одинокой жизни нежность, и это ее немного пугало. Я летел в черную дыру страсти и даже не пытался затормозить. При этом я увлекал в нее Веронику, а она не была готова к такому падению. Я не думал о будущем, и это окрыляло. Вот уж действительно не думайте о завтрашнем дне, или как там сказано?

День на восьмой, (я не вел счет дням, рисуя палочки на стене спальни), меня изгнали из этого рая. Было около пяти утра. Мы спали, приятно уставшие после любви. Вдруг что-то грохнуло рядом с домом, затем затарахтел пулемет, затем была вспышка, после чего снова что-то грохнуло.

Только после этого включилась сигнализация, и дом перешел в режим обороны, окружив себя неприступной броней. Проснувшись, и, не понимая, что происходит, я вскочил с кровати и… нырнул в облако тумана. Туман проглотил меня, и это было настолько здорово, что я испытал нечто похожее на оргазм.

После того, как туман растаял, я оказался в осеннем парке. На мне были джинсы, кроссовки и удобная куртка, надетая на футболку. Еще мгновение назад, в тумане, я был голым, но у меня даже мысли не возникло о том, как и откуда взялась одежда. Я шел по дорожке, вдыхал вкусный осенний воздух, а под ногами шуршали листья. Вокруг гуляли люди, пели птицы. Я наслаждался прогулкой. Взрывы, стрельба и сирена вместе со спальней остались в другой жизни, и здесь они меня не волновали. Мне было хорошо и спокойно, и больше ничего не было нужно.

Ко мне подлетел сфинкс размером с воробья, и я отнесся к этому, как к чему-то вполне естественному и само собой разумеющемуся. Подлетев, он завис перед моим лицом.

– Не потому ли бог Израиля запретил трогать Каина, что поступил также со своим кровным братом Сатаной? – спросил он.

Не зная, что на это ответить, я послал его, куда следует.

– Оригинальное решение задачи, – услышал я голос Каина. В следующее мгновение он уже был рядом со мной. На этот раз на нем был идеально подогнанный костюм. – Привет. Как тебе здесь? – спросил он, улыбаясь мне, как старому другу.

– Потрясающе, – ответил я. – Все так реально, до мельчайших деталей.

– И здесь можно все. Разве это не чудесно?

– Еще не знаю.

– Ничего, скоро ты в полной мере поймешь, отчего отказывался.

– Что я могу сказать, ты прав.

Какое-то время мы шли молча.

– Знаешь, почему я тебя позвал? – спросил он, видя, что от меня бесполезно ждать инициативы.

– Если бы я знал, тебе бы не пришлось меня звать.

– Ты заставляешь скучать.

– Тебя, или того, кто заказывает музыку?

– Того, кто может сказать стоп игра, и твоя полночь наступит раньше времени.

– Так это все-таки игра?

– Для меня все игра. Это как программа-оболочка или языковая модель реальности. Можно говорить в терминах игры, в терминах христианства, суфизма, рационализма, на математическом или матерном языке. Главное, чтобы оболочка была максимально удобной и позволяла говорить на заданные темы. Игра, мат и математика – оболочки универсальные.

– Я о другом…

– Я знаю, – перебил он меня. – Ты сам должен найти ответ – таково мое правило участия. Если я все за тебя сделаю, результат игры будет моим. А я не хочу лишать тебя результата, потому что… да какая разница, почему.

– Понятно.

– Ну, если тебе все понятно, у тебя должен быть план следующего шага.

– У меня только одна нить: тот парень, что меня нанял. Но для разговора с ним мне понадобится твоя помощь.

– Все, что в моих силах.

– Мне нужно нечто, что заставит его говорить. Не избивать же его, в самом деле.

– Это тебе решать.

– Тогда постарайся что-нибудь на него накопать.

– Хорошо. Я найду способ развязать ему язык. Когда ты планируешь с ним встретиться?

– Как я понимаю, времени на раздумья у меня нет.

– Это ты правильно понимаешь.

– Тогда я прикажу запрягать утром.

– Договорились.

После его слов вновь сгустился оргастический туман, и меня выбросило в реальность. Я лежал на кровати поверх легкого одеяла. Рядом сидела Вероника.

– Слава богу, ты очнулся, – облегченно сказала она. – С тобой все в порядке?

– В полном. Приглашал один друг поболтать.

– Ты поосторожней с такими приглашениями, а то можешь когда-нибудь и убиться.

– Все нормально, и я тебя люблю. А что у вас?

– У нас все в порядке. Служба безопасности сбила вторгшийся в мои владения беспилотник. Тут, блин, это, а тут еще ты… Вскочил и сразу рухнул на пол. Лежишь, молчишь, взгляд безумный, не реагируешь…

– Это всего лишь глубокое погружение. Все хорошо.

Разумеется, после ночного боя всем было не до сна, и мы решили выпить по чашке чая. Когда мы после чаепития остались с Вероникой наедине, я сказал ей:

– Извини, но мне сегодня придется уехать.

– Из-за этого?

– Да. Похоже, тем, в чьих руках моя судьба, надоел наш любовный роман, и их потянуло на экшен.

– А я уже начала к тебе привыкать.

– Если я останусь, то превращусь в тыкву, крысу или таракана. А я не хочу так выходить из игры.

– Я понимаю.

– Но я тебя еще навещу, если ты не будешь против.

– Звони и сильно не задерживайся. Я не люблю долго ждать.

– Я вообще не хочу уезжать, и как представится возможность, обязательно к тебе вернусь.

– Я буду ждать.

Думаю, не стоит объяснять, что в проведенные с Вероникой ночи нам было не до сна, поэтому, дав курс на Землю, я завалился в постель и провалялся до самой посадки. Почувствовав лафу, тело расслабилось, и когда мы прибыли в московский космопорт, мне пришлось заставлять себя вставать, принимать душ… Мне было лень даже выпить кофе. Так что я влил его в себя как лекарство, без всякого удовольствия. Потратив всего несколько минут на формальности (статус – великая вещь!), я ступил на московскую землю. Ступил, и ко мне разу же подрулило такси: наземная машина с автопилотом. Для аэромобилей Земля была слишком тесным местом. Так, по крайней мере, решили власти после того, как в результате серии воздушных аварий пострадали жители верхних этажей нескольких жилых домов. Власти, а что еще от них ждать, запретили частный воздушный транспорт, предоставив простым смертным в пользование дальнюю авиацию, железные дороги, роботизированные такси, подземку и велосипеды. В воздушном пространстве остались только сильные мира сего и их ближайшие приспешники. До железнодорожной платформы, откуда отходил поезд на Воронеж, было минут 15 ходьбы, но идти было лень. К тому же Москва встречала гостей холодным дождем и ветром. Несмотря на то, что была средина апреля, погода стояла мартовская.

К счастью, железнодорожная платформа функционировала в закрытом, зимнем режиме, и отопление было включено. Конечно, за 5—10 минут ожидания следующего поезда со мной ничего бы не случилось и под открытым небом, но ждать в тепле было намного приятней.

Поезд подошел через пару минут ожидания. Людей было не много, и я легко нашел себе относительно безлюдный вагон. Место я выбрал у окна. Еще через минуту поезд тронулся, и я закрыл глаза, чтобы помедитировать или подремать в кресле предстоящие два с копейками часа до Воронежа. Но едва я начал проваливаться в дремоту, меня разбудил Каин. На этот раз он не стал втягивать меня в глубокую виртуальность, а воспользовался сетевым телефоном.

– Привет. Как долетел? – спросил он.

– Нормально, – ответил я. – А как у тебя дела?

– Как всегда. Все под контролем. Нашел твоего клиента. Зовут Михаил Рафикович Баблаян. Совершенная посредственность. Ничего интересного. Представляешь, за свои 63 года он умудрился не совершить ничего такого, за что его можно было бы взять за яйца. Не удивлюсь, если его там и взять не за что.

– Так что, у нас на него ничего нет?

– Обижаешь. В наш век технологий даже там, где нет ничего, может возникнуть все. Не найдя ничего, я кое-что на него сделал.

– Думаешь, он клюнет?

– А это как ты повернешь разговор. Тут все зависеть будет от тебя.

– Тогда показывай, что ты там сделал.

– А вот здесь тебе придется поучаствовать уже в моей игре.

– Ты о чем? – спросил я, предвкушая какую-нибудь гадость.

– Ты увидишь компромат одновременно с Баблаяном.

– И ты хочешь, чтобы я сориентировался на месте?

– Сечешь.

– Ну и мудак же ты.

– Не хочешь, не бери. Общайся с ним сам.

Мне так захотелось засветить в его наверняка ухмыляющуюся цифровую харю, что от понимания невозможности осуществления этой мечты стало тошно.

– В качестве бонуса, – нарушил он молчание, – я сделаю тебе картинку его сети. Так что ты будешь в курсе событий, при этом сможешь активно ею управлять. Ну так как?

– А у меня есть выбор? – разозлился я.

– Тогда давай зададим этому перцу жару.

На этом наш разговор был окончен.

Воронеж меня разочаровал. Уже на вокзале я почувствовал себя героем рассказа Джека Лондона или О. Генри. Всю свою жизнь этот молодой парень под видом кофе пил ячменную бурду, и считал, что таким и должен быть кофе. И вот однажды он попробовал настоящий кофе и пронял, что вся его жизнь – такая же бурда, как и ячменная муть. Так и я, попробовав на вкус хорошую жизнь, больше не хотел возвращаться к своей прежней. Уж лучше сдохнуть Бишопом, чем прозябать Андреевым в этой набитой до отказа людьми дыре.

Я и раньше не считал Воронеж городом своей мечты, но теперь, после просторов иных миров, его небоскребы, его наземный и подземный транспорт, его толпы на улицах, его многофункциональность ради компактности вызывали у меня тошноту. Даже морозный мир Ольшанского казался теперь раем по сравнению с этим термитником – там, по крайней мере, не было человеческих толп.

Я шел по улице к входу в подземку и ненавидел окружающих меня людей за то, что их слишком много, и что они слишком близко от меня. Когда-то давно я где-то прочел, что одной из первейших привилегий, какие дают богатство и статус, является привилегия жизненного пространства, позволяющая прятаться от ближних в закрытых клубах, в салонах лимузинов, за высокими заборами и среди гектаров собственных земель, и теперь я каждой клеточкой тела ощущал правоту этих слов.

А еще я задыхался от городской вони. Несмотря на то, что давно уже никто не пользовался сжигаемым топливом, воздух казался мне душным и застоявшимся, вобравшим в себя запахи 15 миллионов жителей и их варящейся жратвы, стираемого белья, и нечистот. Так еще несколько дней назад родной город стал для меня чужим.

Нечто похожее происходит с нами, когда рушатся чары страсти, и еще недавно самый прекрасный во вселенной человек предстает перед нами этакой отвратительной тварью с вонью изо рта, уродливой родинкой на щеке, раздражающими манерами и паскудным характером. И чем сильней мы боготворили нашего избранника, тем более отвратительным предстает он пред нами в минуты разочарования. Такова обратная сторона романтизирования и идеализации.

Контракт запрещал мне под страхом увольнения не только пользоваться своей личностью, но и появляться в тех местах, где меня легко могли опознать приятели или соседи. Вот только подозрение в убийстве, похищения, бегство из-под следствия, покушения и прочие мелкие шалости контрактом тоже не предусматривались, поэтому я, забив на все, решил сначала заехать домой. Зачем? Сам не знаю. Возможно, на подсознательном уровне я уже решился сказать Воронежу последнее прощай. А возможно, чтобы окончательно разочароваться в своей прежней жизни, что я и сделал, переступив порог далеко не идеального еще недавно родного дома. После великолепия больших домов и многогектарных угодий квартира с чуть большей площадью, чем салон лимузина, показалась мне тюремной камерой. С ее теснотой идеально гармонировала разве что слышимость, благодаря которой было слышно практически все, что творилось у соседей. А там все было, как всегда. У соседей сверху скакал ребенок, сбоку орал телевизор, а внизу алкоголическая пара выясняла отношения. Раньше я спасался от этого многоголосья громкой тяжелой музыкой и плотными шторами, закрывающими от меня мир за окном. Теперь мне хотелось чего-то совершенно иного. Я понимал, что когда-нибудь меня вышвырнут из мира Бишопа, а в свой возвращаться было невыносимо. Прямо, блин, кризис среднего возраста!

Переодевшись в менее броскую в здешних местах одежду, я вышел из дома. К счастью, до часа пик было еще далеко, и на улицах и в метро было малолюдно. Поезда прибывали каждую минуту, и народ не успевал накапливаться на платформах. Выйдя на нужной остановке, я поднялся на поверхность. До места назначения было около километра, но я решил пройтись. Погода была по-весеннему теплой и солнечной, да и тело надо было взбодрить.

Баблаян снимал комнату в 50-ти этажном офисном здании. Не в шикарном, но вполне ничего. В вестибюле маячил робот-охранник.

– Вам куда? – спросил он.

– К господину Баблаяну. Офис 705. Мне назначено.

– Назовите, пожалуйста, свою фамилию.

– Воленский. Глеб Воленский.

За какую-то секунду он сверил данные, после чего сказал:

– Проходите. Лифт справа. Этаж 23.

– Спасибо, – поблагодарил я железку и направился к лифту.

705-й офис оказался похожим на чулан кабинетом, в котором кроме письменного стола и нескольких стульев не было ничего. За столом сидел маленький лысый усталый человек в дешевом костюме. В его глазах давно уже потухли последние огоньки, и теперь там был только мертвый космос.

– Мистер Воленский? – спросил он после того, как мы поздоровались.

– Он самый, – ответил я.

– Проходите, присаживайтесь. Чем могу быть полезен?

– Месяца полтора назад вы наняли в качестве Виктора Бишопа для осуществления отдыха под его именем некоего Романа Андреева.

– Вполне может быть.

– Мне нужна информация.

– Какая?

– Все, что связано с этим договором.

– Мне нужно свериться с базой, а пока потрудитесь подтвердить свои полномочия на ее получение. Трудовые договоры – информация конфиденциальная, не говоря уже об аренде личности.

– К сожалению, официальных полномочий у меня нет. Но дело в том, что я и есть Роман Андреев.

– Простите, – перебил он меня, – но разве контракт не запрещает вам пользоваться этим именем?

– Запрещает.

– Тогда вы рискуете остаться без работы, причем совершенно напрасно, так как даже вам я не имею права выдавать информацию по этому делу. А что, собственно, случилось? Может, я смогу вам помочь, не нарушая закон?

– Судите сами: За это время на меня было совершено несколько покушений. Меня дважды похищали. Обвинили в убийстве. Принудили бежать из-под стражи… При этом погибло, как минимум, 2 человека. И это только самые яркие моменты отдыха.

– Да, но причем здесь я? Почему бы вам не обратиться в полицию?

– Не смешите. Вы же взрослый человек, а такую чушь несете.

– Может быть… – растерялся он. – Но что вы от меня-то хотите? Не думаете же вы, что это я?..

– Я хочу, – перебил его я, – найти того, кто это организовал. А так как наняли меня вы, то вы – моя единственная ниточка к этому человеку или этим людям. Поэтому я прошу вас рассказать мне все, что вы об этом знаете. Поверьте, я буду вам очень признателен.

– Но если я расскажу, меня лишат лицензии! – совсем уже жалобно взвизгнул он.

– А если нет, вас могут лишить жизни, чтобы обрубить концы.

После этой реплики, как я и ожидал, он попытался нажать на иконку вызова охраны на сетевом экране, вот только я оказался проворней, и больно ударил его виртуальной рукой по кликалке. От неожиданности он заорал и чуть не упал со стула.

– А это я бы на вашем месте не делал, – строго сказал я.

– Это еще почему? – по-детски обижено спросил он.

– А вот почему, – ответил я, включая компромат. – И бог свидетель: я хотел решить все мирным путем.

На сетевом экране появилась лестничная клетка подъезда жилого дома. У одной из дверей стоял Баблаян, у другой вполне еще миловидная блондинка около 50 лет.

– На сутки? – спросил ее Баблаян.

– Да, Михаил Рафикович. Покормите Моню?

– Как всегда?

– Как всегда.

– Разумеется.

– Не знаю, чтобы я без вас делала. Он такой привередливый. Терпеть не может роботов. Ни за что к миске не подойдет, если еду положит Железка.

– Ну, Софья Викторовна, тут я его понимаю. Я сам, видите ли, такой.

– Наверно поэтому он вас так любит.

– Может быть.

– Ну и что тут такого? – спросил меня Баблаян, осмелевший от понимания того, что убивать его я не собираюсь.

– Смотрите дальше, – ответил я.

Неужели Каин меня обманул, и в этом файле вообще нет ничего такого? – промелькнуло у меня в голове.

Тем временем на экране уже одетый по-домашнему Баблаян вошел в квартиру соседки. Там он покормил огромного черного с белой грудью кота, который встретил его, как родного… Затем Баблаян открыл шкаф, достал оттуда туфлю и принялся ее облизывать, начав с подошвы.

– Но это… я никогда… Это же обман! Клевета! – жалобно заверезжал Баблаян.

А на экране он расстегнул штаны, достал член и принялся им водить по туфле, закатывая от удовольствия глаза.

На него живого мне было жалко смотреть, но он сам вынудило меня пойти на этот шаг, так что отступать было нельзя. Мысленно прокляв Каина и Кукловода, я сказал Баблаяну, стараясь говорить как можно безжалостней:

– Вы правы. Это монтаж. Подделка. Но сможете ли вы доказать это своей соседке? Сослуживцам? Пользователям сети?

– Вы собираетесь выложить это на всеобщее обозрение? – спросил он, не желая верить в наиболее очевидное развитие событий.

Конечно, классика жанра требовала от меня перейти к старому доброму проверенному шантажу, но во мне вдруг проснулось творческое начало, и я решил поиграть в несколько иную игру. Поэтому, улыбнувшись во всю пасть плотоядной улыбкой, я ответил:

– Ну что вы в самом деле, Михаил Рафикович. Шантаж – это пошло. К тому же, кого сейчас удивишь чьими-то сексуальными шалостями.

Он непонимающе на меня уставился, и я продолжил.

– Этот фильм – несколько экстравагантная демонстрация моих технических возможностей. Надеюсь, не надо объяснять, что раз я смог его создать, то легко смогу, например, заставить машину с вами на борту влететь на полном ходу в столб, или упасть с моста, или… Да мало ли таких «или» может прийти в голову человеку, чья жизнь постоянно подвергается смертельной опасности, а виновный в этом мудак не желает ему помочь?

– Вы же не посмеете меня убить? – сам себе не веря, пробормотал Баблаян.

– Убивать вас? Я вас умоляю. Убийство – это когда ты с жертвой лицом к лицу, когда смотришь на нее в прицел, когда подмешиваешь яд ей в кофе или в компот. На худой конец, когда отдаешь приказ или нанимаешь для этого человека. В вашем случае это будет всего-навсего программный сбой, который приведет к несчастному случаю. Никаких нравственных мук. Да и полиция с радостью спишет все на вашу неосторожность или на несчастный случай. Так что ваша смерть или даже увечье, если вы не умрете, станет трагедией только для вас, да еще, может быть, для Мони. Ты что, не понимаешь, урод, – перешел я на крик, – что, отказывая мне в этой чертовой информации, ты подписываешь мне смертный приговор?! Ты что, думаешь, что после этого я не захочу прихватить тебя с собой на тот свет?! Ты что, настолько тупой?!

– Хорошо, я передам вам файлы, только оставьте меня в покое. Пожалуйста.

Сказав это, он разревелся.

– Да нахрена мне твои файлы, мужик! Они давно уже у меня! – продолжал орать я, войдя в азарт.

Разумеется, я понятия не имел ни о каких файлах, но раз Каин заставил меня импровизировать на месте, пусть подсуетится и он.

– Тогда что вы хотите? – окончательно растерялся Баблаян.

– Все, что не вошло в файл.

– Но я совсем ничего не знаю, – взмолился он.

– Мне нужен наниматель. И я не требую назвать его знак зодиака, любимый цвет или блюдо. Меня интересует кто, как, когда и почему именно меня.

– Это был анонимный заказ. От меня требовалось лишь получить ваше согласие на эту работу, и все.

– И тебя это совсем не смутило? Ни капельки?

– Цифровая подпись была подлинной, а остальное… Людей сплошь и рядом нанимают анонимно. Обычно это связано с несколько необычными, но вполне добровольными сексуальными отношениями.

– То есть ты решил, что я педик?

– Меня это не касалось. Больше я ничего не знаю.

– Ладно, господин Баблаян, считайте, что я вам поверил. Вот видите, вы выложили мне все, а были бы чуть полюбезней, вместо столь вредного в вашем возрасте стресса получили бы вознаграждение. И еще, на вашем месте я не стал бы болтать о нашей встрече. Мало ли, может кто-то захочет, чтобы с вами случился несчастный случай.

– Ну что вы, я никому… Клянусь…

– Не надо, – оборвал я его. – Молчание нужно вам, а не мне. Счастливо оставаться.

– Вы же уничтожите этой файл, где я?.. – с надеждой в голосе спросил он, видя, что я собираюсь уходить.

– Зачем? Может, вы мне еще понадобитесь. А с другой стороны, я всегда смогу сделать что-нибудь еще более этакое.

– Только не размещайте его в сети, пожалуйста.

– А зачем? Пока вы у меня в руках, вы – мой самый лучший и преданный друг. Счастливого дня.

Встреча с Баблаяном оставила после себя неприятный осадок. С одной стороны, мне было противно издеваться над этим ничего не сделавшим мне плохого человеком. С другой, я поймал себя на том, что в глубине души мне понравилась власть над ним, понравились его страдания. Я и раньше ловил себя на том, что, узнавая о неприятностях даже близких, любимых мной людей, я сначала испытывал мимолетную радость, и только потом начинал им сочувствовать, подавив злорадство. Во время беседы с Баблаяном моя садистская сторона натуры показала себя слишком явно, и это совсем не улучшило мое мнение о себе.

В кино или в книгах после подобных приключений герои обычно смывают омерзение к себе с помощью алкоголя, то есть изнутри. Я предпочел очистить себя снаружи при помощи воды. Поэтому, вернувшись домой, я забрался в ванну, предварительно наполнив ее водой. Приятно горячая вода расслабила тело, а за ним и мысли с чувствами, но только я начал кайфовать, позвонил Каин.

– Ты был красавцем, – сказал он.

– Да ну тебя нафиг, – раздраженно ответил я.

– Нравственные терзания русского интеллигента? – ехидно спросил он.

– Да пошел ты!

– Ладно, не горячись, – сменил он тон на дружески деловой, – я вообще-то по делу.

– Что еще?

– Я нашел того, кто стоит за Баблаяном.

– Да? И кто это? – совсем без энтузиазма спросил я.

– Некто Ричард Гроссман, – ответил Каин, нарочито не замечая моего настроения. – Стряпчий по грязным делишкам. Обычно к нему обращаются, когда хотят что-то сделать чужими руками. Отвратительный тип. Ну да ты сам все скоро узнаешь. Я уже договорился о встрече. Завтра он будет ждать тебя в своем пражском офисе в 14—00. Не опаздывай.

– Под каким именем ты меня записал?

– Никаких имен. Только сетевой пропуск, его с тебя скачают у входа и порядковый номер. Его тоже скачают, так что можешь не запоминать.

– Как будем давить на него?

– Деньгами и вежливостью. Он слишком скользкий, чтобы ты его мог взять за жабры, но он от всего сердца продажный, так что с ним проблем не будет. Главное, не ломайся и не пытайся сбивать цену. Он этого не любит.

– Понял, спасибо.

– Тогда до завтра. И не разочаруй меня, так как я буду смотреть это шоу в прямом эфире.

– Ты встроил в меня камеру?

– Зачем? Твои глаза – мои глаза. Камеры нужны для того, чтобы люди видели, что их снимают и соответственно вели себя во время съемок. Для тихой съемки достаточно сети и дешифратора мозговых волн.

– Так вот почему Бишопа не смутила моя неприязнь ко всем этим цацкам.

– Не обязательно. Возможно, ему просто не нужен твой прямой эфир. То, что для этого дела наняли именно тебя, еще не делает тебя центром вселенной или главным героем его повествования.