Текст книги "Игра небожителей"

– Это понятно.

– Если тебе понятно, то до завтра.

– До завтра.

Выбравшись из ванны и приведя себя в порядок, я решил, было, позвонить Веронике, но потом передумал: мало ли кто мог слушать наш разговор. Я не то, что кого-то стеснялся, просто не хотел пачкать наши отношения «чужими ушами». Вот только желание ей позвонить нашло свой контраргумент: Почему это я должен лишать себя удовольствия из-за каких-то уродов, один из которых вообще состоит из двоичного кода? – спросило оно чувствительность, и та не нашла, что ответить. Так что, едва заняв свое место в поезде, я ей позвонил. Мы поболтали ни о чем минут 15, после чего я отправился в ресторан, где съел что-то незатейливое из мяса с гарниром из жареного картофеля и запеченных на гриле овощей и выпил кофе.

Вскоре мы прибыли в Прагу. Я не успел выйти из здания вокзала, а ко мне уже подрулило такси с встроенным гидом, который собрался устроить мне экскурсию по потенциально интересным местам, но я попросил его заткнуться, автопилоту же приказал ехать кратчайшим путем в гостиницу, где Каин забронировал номер. Номер был не шикарным, но вполне приличным. А если учесть, что тишины, просторной ванны, удобной кровати и съедобной жратвы было более чем достаточно, причин обижаться на Каина у меня не было. Выпроводив робота-посыльного, я улегся в постель и провалялся до половины первого. Встав, я заказал обед в номер. Пока я приводил себя в порядок, принесли еду. Чтобы не заляпать одежду, я сел за стол в одних трусах. Это был своего рода мальчишеский бунт против светских приличий, которые мне теперь приходилось соблюдать на каждом шагу, чувствуя себя при этом последним лохом, так как я толком не знал, что как держать, что чем есть, и что говорить. Здесь я мог себе позволить забить на все, поэтому, наслаждаясь своим свинством, я принялся есть, хватая еду руками, громко чавкая, набивая рот и капая соусом на живот. Периодически я даже хрюкал от удовольствия.

После такой трапезы мне вновь пришлось принимать душ, благодаря чему я чуть не опоздал. К счастью, такси в Праге реагировали на потенциального клиента, как стервятники на вкусный труп в голодное время.

О том, что Гроссман – птица совсем иного полета, нежели Баблаян, говорило уже само здание, где у него был офис. Это была шикарная 120-этажная свечка с вращающимися этажами. На каждом этаже по одному офису по цене хорошей космической яхты, не меньше. Поэтому, выйдя из такси, я глубоко вздохнул и приготовился сыграть еще одну несвойственную мне роль: роль делового человека.

Едва я вошел в вестибюль, ко мне подкатила почти неотличимая от живой барышня-робот с внешностью красотки.

– Могу я вам помочь? – спросила она.

– Мне назначена встреча с господином Гроссманом.

– Одну минуту. Я должна проверить ваш номер и пропуск.

– Офис 68, – проворковала она после соблюдения формальностей. Приятной встречи.

Поблагодарив ее, я направился к лифту. Когда я подошел, двери лифта открылись. Войдя, я не обнаружил панели с кнопками, но прежде, чем я успел растеряться, двери закрылись, и лифт отправился вверх. Все правильно, – подумал я, – дистанционное управление лифтом не позволит кому попало проникнуть в здание, а получившие приглашение граждане не смогут шляться по чужим этажам.

Выйдя из лифта, я очутился в просторной приемной, где за столом сидела еще одна красотка из полимеров: секретарша.

– Мистер Гроссман вас ждет, – сказала она и открыла передо мной дверь в кабинет.

– Поблагодарив ее, я вошел.

Кабинет Гроссмана был практически пуст: дорогой журнальный столик и несколько шикарных кресел были единственной обстановкой. Он не был огромен, так как для приема посетителей Гроссман отвел незначительную часть своего этажа. От непредназначенных для широкой публики помещений кабинет отделяла плавающая функциональная стена – новейший наворот для «умного дома».

Гроссман сидел в кресле, возле открытого окна. Его тело было расслаблено, глаза закрыты. Скорее всего, он был погружен в свои мысли или в сеть, так как на мое появление он никак не отреагировал.

– Мистер Гроссман, – позвал я.

Опять никакой реакции. Спит что ли? – подумал я. Намереваясь его растормошить, я подошел к креслу и увидел красное пятно на спинке. Как раз там, где лежала голова Гроссмана. Не знаю, был ли он мертв, или тяжело ранен. Тогда мне было не до него. У меня вспотели руки, а ноги стали ватными. Я испугался и растерялся. Испугался того, что на меня, учитывая мою репутацию, повесят это убийство, а растерялся потому, что не знал, чтоделать. Понятно, что звать на помощь или сдаваться в руки властей я не собирался ни под каким видом. Инстинкты показывали, что надо бежать, но как я мог убежать, если лифт запускался дистанционно обслуживающими здание роботами, да и из кабинета еще надо было суметь выйти так, чтобы не вызвать подозрение у запрограммированной на распознавание эмоций секретарши.

Моей последней надеждой оставался Каин, но что если он не сможет взять под контроль систему обеспечения здания? Не бог же он, в самом деле. Вот только проверить его способности мне не пришлось. Прежде, чем я успел на что-то решиться, в плавающей стене появился дверной проем, и оттуда вышла Аделаида. На ней был весьма идущий ей брючный костюм и туфли или ботинки без каблуков. В руке она держала что-то вроде пульта от телевизора.

– Привет. Отлично выглядишь, – сказал я.

Это было глупо, но ничего умнее мне в голову не пришло. Вместо ответа она направила на меня пульт, и я испытал ни с чем не сравнимый ужас. А еще мне стало так больно, словно в мои внутренности вцепились зубами полчища бульдогов. В довершение всего горло сковал спазм, так что я не то, что закричать, пикнуть не мог.

– Лучше прыгай сам. Сопротивление принесет только лишнюю боль, – сказала Аделаида совершенно будничным тоном, словно спрашивала, который час.

– Я высоты боюсь, – прохрипел я.

Я действительно боялся высоты, причем до такой степени, что на балконе третьего этажа у меня начинали дрожать ноги. А вот открытый космос меня не пугал, так как там некуда было падать.

– Сочувствую, но ничем помочь не могу, – сказала она и, лучезарно улыбнувшись, увеличила мощность своей адской машины настолько, что мое тело помимо моей воли подошло к окну, село на подоконник, перекинуло через него ноги и прыгнуло вниз. Не знаю, как я не умер от мысли о предстоящих 68 этажах полета.

Полет мой оказался значительно короче, и вместо 68 этажей я пролетел только 2, упав на крышу 65 этажа, удачный поворот которого спас мне жизнь. От страха я не почувствовал даже боли в ушибленных ступнях, коленке, которой я ударился, и сбитой до крови ладони.

Этаж продолжал поворачиваться, так что у меня было чуть больше нескольких секунд, чтобы с него убраться. Поэтому, увидев внизу подходящий выступ, я, проклиная судьбу и обделываясь от страха, прыгнул на него, затем еще и еще… Я скакал, как какой-нибудь супергерой с этажа на этаж, умирая от панического ужаса.

Наконец, все 68 этажей остались позади. Подо мной была земля в виде тротуара, и теперь мне предстояло еще как-то уйти от погони. К счастью, внизу меня ждали не только убийцы. Стоило мне преодолеть последний этаж, как рядом со мной остановилась машина с Лже-Вероникой за рулем.

– Давай быстрей, – крикнула она, открывая дверь.

Упрашивать меня не пришлось.

Видя, что я ухожу, двое «случайных прохожих» выхватили автоматы и открыли огонь, но было поздно, мы уже мчались оттуда прочь. Пока мы неслись на полной скорости, ехали молча. Лже-Веронике надо было управлять машиной, что на такой скорости требовало всего ее внимания. Мне же после перенесенного кошмара тоже было не до разговоров. Оторвавшись от погони, Лже-Вероника сначала снизила до разумной скорость, а затем свернула с трассы на чуть заметную среди травы проселочную дорогу. Проехав несколько километров, мы остановились. Только после этого она заговорила со мной.

– Ты что, совсем идиот? – тоном строгой мамаши спросила она.

– Она заставила меня прыгнуть…

– Заставила меня прыгнуть, – передразнила она. – А какого хера было туда соваться?

– Я лишь хотел с ним поговорить.

– Ну что, поговорил? Мало того, что ты полез не в свое дело, так еще полез без разведки, без прикрытия, без запасного варианта отступления.

– Ты права. Я всего лишь обычный обыватель.

– Ну так и веди себя, как обыватель. Какого хрена лезть?

– Ты сама меня вынудила. Или забыла?

– То было другое, а здесь…

– Гроссман поручил Баблаяну меня нанять.

– И что?

– Я хотел у него узнать, кто попросил его это сделать.

– Дурак, он бы тебя лично убил, едва б ты только заикнулся об этом.

– Похоже, ты в курсе происходящего. Может, расскажешь, какого черта вам всем от меня надо?

– Забудь. Обо всем забудь. Дуй на свою яхту, затем лети куда-нибудь далеко и там разрывай контракт. Иначе я не смогу тебя больше спасать.

– Я не из тех, кто так легко сходит с дистанции.

– Эта дистанция не для тебя.

– Как знать, – ответил я.

– Не будь идиотом, выходи из игры. Сейчас еще можно это сделать.

– Может, ты мне тогда все расскажешь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это приговор нам обоим.

Рядом с нами сел автоматический полицейский аэромобиль.

– Эта штука отвезет тебя на яхту. И послушай меня: посиди с полгода тихо. Потом тебе заплатят за беспокойство, и ты сможешь жить припеваючи.

– Или что?

– Или тебя убьют. На этот раз по-настоящему.

8

Вернувшись на яхту, я первым делом снял обгаженную одежду и забрался под душ. Смыв с себя свидетельства пережитого страха, я улегся в ванну, где провалялся до тех пор, пока у меня не начали проклевываться жабры. Горячая вода позволила успокоиться, и послешоковая реакция проявилась лишь в дрожании рук и замедленной реакции. В остальном я был в норме, и даже настолько сильно захотел есть, что слопал огромную тарелку борща, здоровенный кусок жареной курицы с жареной картошкой и с дюжину пирожков с разной начинкой. Запив это чашкой крепчайшего кофе, я почувствовал себя созревшим для звонка Каину.

– Ты как, отошел? – спросил он после того, как мы обменялись приветствиями.

– Более или менее. Какого черта там было?

– Сам того не желая, ты влез в чужие разборки. Ситуация вышла из-под контроля, но к счастью, тебе удалось спастись.

– Говоришь, чужие разборки? – переспросил я.

– Ну да, – ответил он.

– Тогда почему меня пыталась убить Аделаида?

– Потому что она – ведущий специалист в данном секторе. Вы не должны были пересекаться ни тогда, ни сейчас, но иногда игра выходит из-под контроля.

– Так значит это все та же игра?

– Игра, но принципиально иной уровень. Тебе действительно лучше залечь где-нибудь на дно и переждать.

– И вспоминать потом всю жизнь, что я бежал из игры с обосранными штанами? Я же себя человеком не смогу считать.

– А так ты сдохнешь какой-нибудь нелепой смертью, и все.

– Лучше так, чем всю жизнь быть ничтожеством. Я ведь не из смелых. Всегда старался избегать драк, боялся прививок и боли, и вот теперь… я боюсь повести себя, как последнее чмо.

– Думаешь, тебя кто-то осудит?

– Я себя осужу и не смогу простить, а ели смогу, то это будет еще хуже. Так что я остаюсь в игре, хоть боюсь этого до чертиков.

– Зря ты так, но, в конце концов, тебе решать.

– Ты мне поможешь?

– Конечно, но принимать решения будешь ты сам. Правила остаются прежними.

– Тогда знаешь что, я думаю, мы сможем подобраться к кукловоду по деньгам.

– Поясни.

– Кукловод финансировал как Гроссмана, так и нашу дамочку. Найдя точку пересечения их денег, ты найдешь следующего подозреваемого.

– Я бы порекомендовал тебе остановиться. Ты не представляешь, на каких людей замахиваешься.

– Для них я слишком мелкая сошка, чтобы пристально за мной следить. Попробуем на этом сыграть, – решил я.

– Хорошо, – ответил Каин. – Я найду тебе следующую мишень.

– Буду ждать.

У Вероники, а я, разумеется, рванул к ней, меня ждал сюрприз. Едва я вышел из машины, ко мне подрулил дворецкий в сопровождении усмирителя.

– Господин Бишоп, прошу вас следовать за мной, – сказал он, точно был заправским полицейским.

– А этот зачем? – спросил я, имея в виду усмирителя.

– Вы признаны опасным господами из службы безопасности, которые вас ждут.

– Они боятся, что я попытаюсь бежать, или кого-нибудь покусаю?

– Не знаю. Я лишь выполняю инструкции.

– Я понимаю. Так куда мне следовать?

– В кабинет.

– В кабинет, так в кабинет, – согласился я. Не спорить же с получившим четкие инструкции роботом.

Там, как я и предполагал, меня дожидались Виента и Краммер.

– Что это еще за клоунада? – спросил я.

– Мистер Бишоп, мы считаем вас потенциально опасным, и до прояснения некоторых обстоятельств вынуждены соблюдать меры безопасности, – ответил Краммер.

– А без этого показательного идиотизма их никак нельзя было прояснить? – раздраженно спросил я.

– Моя первейшая обязанность – обеспечивать безопасность госпожи Стилл, и открывшиеся обстоятельства дела заставили меня пойти на изменение режима безопасности, – ответил он.

– И что? – спросил я.

– Нам нужно с вами поговорить, – подключился к разговору Виента.

– О чем?

– Как вы понимаете, ЧП в «Олимпе» и последующие события заставили нас провести тщательное расследование, в результате у нас появился ряд вопросов по поводу вашей персоны, вашего контракта и ваших целей. Необходимость прояснения этих моментов и заставила господина Краммера принять меры. Хочу вас заверить, что как только все прояснится…

– Вы хотите все прояснить? – спросил я, не скрывая своего недовольства принятыми мерами.

– Вот именно, – холодно ответил Краммер.

– Хорошо, давайте все проясним. Но только в присутствии Вероники.

– Это невозможно! – возмутился Краммер.

– Это еще почему? – ехидно улыбнувшись, спросил я.

– Требования безопасности…

– Да какие к черту требования безопасности! – перебил я его. – Вы же не настолько тупой, чтобы не понимать, что я не собираюсь бросаться на Веронику. К тому же ваш брат по разуму, – это я об усмирителе, – отреагирует на любое мое резкое движение. Пояса шахида на мне нет, да и во мне, надеюсь, тоже. Так что может хватит пороть херню!

Краммер позеленел от злости. Наверняка он мечтал отходить меня ногами до полусмерти, но я продолжал быть Бишопом, и любое несанкционированное насилие по отношению ко мне вышло бы ему боком.

Спасти ситуацию решил Виента:

– Позвольте спросить, господин Бишоп, а почему вы настаиваете на присутствии госпожи Стилл, а не, например, адвоката? – спросил он.

– А зачем мне адвокат? Я больше чем уверен, что сейчас полчища юристов заминают ситуацию с моим участием в убийстве Гроссмана, как до этого замяли инцидент в гостинице. Вам же скандал, не говоря уже о суде со мной в роли подозреваемого, совершенно не нужен. Что же до неофициальных действий, то юрист меня от них не защитит.

– Думаете, вас защитит госпожа Стилл? – встрял Краммер.

– Я думаю, что этот цирк с допросом и усмирителем был бы невозможен без ее согласия.

– Несомненно, – подтвердил Виента.

– А раз так, я представляю, что вы ей обо мне наговорили. Так вот, господа, раз уж вы успели очернить меня в глазах женщины, которая мне не безразлична, то и разговаривать я с вами буду только ради того, чтобы обелить себя в ее глазах. Ваше желание что-то там прояснять мне до одного места. А раз так, то либо мы беседуем в присутствии Вероники, либо можете идти в задницу: я не стану с вами разговаривать.

– Вы забываетесь! – прошипел Краммер.

– Ничуть. Если бы вы могли со мной что-то сделать, я бы уже валялся на полу в каком-нибудь подвале, а вы отшибали бы мне внутренности. Ведь вы именно этого хотите, господин Краммер?

– Не волнуйтесь, когда-нибудь я смогу себе это позволить, – пообещал он.

– Может быть когда-нибудь, но не сейчас. Так что решайте, господа, или я пошел.

– Хорошо, господин Бишоп, мы согласны, – ответил Виента.

– Отлично. В таком случае продолжим разговор на свежем воздухе. Не хочу в столь чудный день торчать в помещении. Например, в беседке за домом. И пусть туда подадут чай. До встречи.

День действительно был прекрасным: теплым и тихим. А еще на лугу расцвели какие-то неказистые на вид, но очень душистые цветы.

Попрощавшись со стражей, я вышел из кабинета. Усмиритель последовал за мной. Прямо как собака, – подумал я. В беседку я прибыл первым. Вскоре появилась Вероника в сопровождении стражников. На ней был кремовый сарафан и легкие босоножки на каблучках. Когда они подошли поближе, мне бросилась в глаза усталость на ее лице.

– Привет, – сказал я, – извини, что не встаю, но мало ли как на это отреагирует железяка. И словно в подтверждении моих слов усмиритель встал между мной и Вероникой.

– Привет, – устало ответила она.

Едва мы поздоровались, появились Краммер с Виентой.

– Ну вот теперь можно переходить и к делу, – сказал я, когда все расселись, и робот принес чай. – Так чем, господа, я обязан такому к себе отношению?

– В ходе расследования мы выяснили, что вы, возможно, не тот, за кого себя выдаете, – ответил Краммер.

– Поразительно! – воскликнул я, еле сдерживаясь, чтобы не всплеснуть руками. В присутствии усмирителя лучше лишний раз не жестикулировать. – Вам что, попался на глаза мой контракт?

– В смысле? – не понял Виента.

– Там ясно сказано, что я взят на работу для того, чтобы выдавать себя за господина Бишопа во время отдыха от его имени. А еще у меня есть контракт с Глебом Воленским, позволяющий мне пользоваться его именем. Так что я дважды не тот, за кого себя выдаю.

Краммер испепелил меня взглядом, а Виента спросил:

– Вы знаете, кто вас нанял?

– Разумеется. Меня нанял я. Так, кажется, я должен отвечать на подобные вопросы?

– Может, вы прекратите паясничать! – не выдержал Краммер.

– Я был нанят мной через сеть посредников. Одним из них был ныне покойный Гроссман. К сожалению, он умер до того, как я сумел его о чем-либо спросить.

– Его убили вы? – спросил Краммер.

– Конечно нет. Я шел к нему с целью подкупа, и, как оказалось, совершенно не был готов к тому, что меня ждало в его кабинете.

– Кто вас пытался убить? – спросил Виента.

– Аделаида.

– Это она? – Виента передал мне ее изображение.

– Она, – согласился я.

– Как вам удалось спастись? – продолжил допрашивать он.

– Благодаря вращению здания между этажами появлялись уступы. По ним мне пришлось скакать с этажа на этаж, как герою тупого супербоевика.

– А потом? – встрял Краммер.

– А потом меня спасла женщина, которая представилась Вероникой в той чертовой гостинице.

– Очень интересно. И зачем ей было вас спасать? – продолжил он.

– Понятия не имею. Сначала я скакал по этажам, потом уворачивался от пуль, потом мы мчались на бешеной скорости… Так что мне было не до викторин.

– Только не говорите, что вы не обмолвились ни словом.

– А я и не говорю.

– Так о чем же вы с ней говорили?

– Она настойчиво попросила меня залечь на дно, и не лезть в это дело.

– И вы ее, конечно же, не послушали.

– Я здесь, а не на краю света.

– Это она? – спросил Виента, – передавая изображение моей спасительницы.

– Она самая, – подтвердил я.

– В таком случае как вы объясните это? – спросил Краммер, передавая мне видеозапись, на которой обе дамы сидели за столом в кафе и мило болтали, как лучшие подружки.

От увиденного у меня глаза полезли на лоб.

– Когда это было? – спросил я.

– Через два часа после вашего чудесного спасения, – ответил Краммер. – Удивлены?

– Еще бы.

– Так что вы об этом думаете?

– Даже и не знаю, – не стал я скрывать своей растерянности.

– Тогда может быть вы выслушаете нашу версию?

– Хорошо, – ответил я. Мне уже было не до кривляний.

– Согласно нашей версии вы в составе группы людей, полный состав которой нам еще неизвестен, организовали свое превращение в Виктора Бишопа. Затем вы разыграли все эти происшествия с неизвестной нам пока что целью, одновременно втершись в доверие к госпоже Стилл. Разумеется, в сложившихся обстоятельствах мы не могли не принять меры, – выдал Краммер. И он ни капельки не шутил.

– Но зачем мне это надо? – спросил я.

– Нам пока это неизвестно. Шантаж, требование компенсации… да мало ли, – ответил он.

– К тому же не сам же я себя нанял.

– А вот с вашим приемом на работу тоже не все чисто.

– Баблаян сказал, что подпись Бишопа была подлинной.

– Так то оно так, вот только никто из Бишопов вас не нанимал.

– Но кто-то же меня нанял?

– Вот именно, кто-то.

– Версия, конечно, интересная, но не больше. Если все так, как вы говорите, то за каким лешим мне понадобилось рисковать собой, ради того, чтобы узнать, кто и зачем меня нанял?

– Ну, это вполне могло быть частью вашего замысла.

– Пусть так, и тут я ничего не докажу, но есть еще одно «но»: У вас нет и не может быть ни одной подлинной записи, где я мирно болтаю с Аделаидой, за исключением той ночи, когда она увела меня с вечеринки. Так что, друзья мои, для обвинения у вас нет главного, а именно привязки меня к обеим дамам.

– Вы правы, – вновь заговорил Виента, – поэтому мы и разговариваем с вами.

– Вот именно, – согласился я. – Будь у вас что-то серьезное, вы бы со мной не нянькались.

– Согласен. И хоть для суда или обвинения у нас нет доказательств, ситуация такова, что мы вынуждены расторгнуть с вами контракт, а чтобы не было обидно никому, мы готовы расторгнуть его по обоюдному согласию. Плюс в этом случае я гарантирую вам полную неприкосновенность.

– Очень щедро с вашей стороны, – ответил я, – вот только я добровольно расторгать контракт не стану.

– Это еще почему? – удивился Краммер.

– Потому, господа, что нежелание Бишопов признаваться в том, что кто-то из них меня нанял, не делает мой контракт менее законным. Расторгнуть его в одностороннем порядке у вас полномочий не хватит. Что же до вашей истории, то у меня есть другая, причем намного более правдоподобная, в которую умещаются все имеющиеся у нас факты. И история эта такова, что один из Бишопов возомнил себя небожителем, а небожители, как известно, создали людей, чтобы с ними играть и забавляться. В качестве игрушки он выбрал меня, и теперь при помощи подручных он творит некую историю со мной в предположительно главной роли. Поэтому, кстати, я все еще жив. Вот только я оказался не совсем подходящим на роль марионетки фруктом. Я заартачился, полез выяснять, кто он, и что ему нужно. В результате забрался слишком далеко.

Поэтому меня сначала попытались напугать, а потом и уговорить добровольно выйти из игры. И тот факт, господа, что вы твердите мне то же самое, что и моя липовая, как теперь выяснилось, спасительница, заставляет меня думать о том, что вы тоже участвуете в этой игре.

– Чушь полнейшая, – как-то слишком поспешно отреагировал Виента.

– И да, и нет. Конечно, обратись я к официальным властям, меня пошлют с этой версией подальше, но пожелай я выложить ее в сети…

– Я же говорил, шантаж, – перебил меня Краммер.

– Только как вынужденная мера, – ответил я. – Я же не требую у вас ни денег, ни титул. Я лишь хочу разобраться во всей этой истории, то есть выполнить вашу работу.

– Как я понял, вы категорически отказываетесь расторгнуть контракт, – подытожил Виента.

– Вы правы, – ответил я.

– В таком случае наш разговор окончен.

– Не забудьте брата по разуму, – напомнил я.

Все встали. Стражники с усмирителем отправились своей дорогой. Я тоже хотел уйти, но молчавшая все это время Вероника попросила:

– Подожди. Нам надо поговорить.

– Хорошо, милая, – ответил я, садясь на место.

– То, что ты говорил про игру, это правда?

– Еще не знаю, – признался я, – но сейчас это наиболее вероятная из версий.

– Не могу в это поверить, – вздохнула она.

– А верить и не надо. Я либо это докажу, либо нет.

– Ты меня извини за все это, – продолжила она после паузы, – но они мне такого наговорили…

– Представляю, – ответил я.

– Я не знала, что думать…

– Солнышко ты мое, – сочувственно сказал я, обнимая Веронику.

На нее я совсем не злился и не обижался. Да и, судя по ее виду, мое мнимое разоблачение далось ей нелегко.

В ответ она меня поцеловала.

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне одну вещь, – попросил я.

– Что ты хочешь, чтобы я пообещала? – прошептала она.

– Пообещай впредь не верить ничему без весомых доказательств или хотя бы без разговора со мной.

– Обещаю, – прошептала она, и мы поцеловались долгим, нежным поцелуем.

– Пойдем в дом? – предложила Вероника.

– Пойдем, – согласился я.

Несмотря на то, что внешне я выглядел этаким наглым молодцем, разговор с сыщиками меня изрядно вымотал, поэтому, вернувшись в дом, я отправился к себе в комнату, чтобы немного отдохнуть. Но едва я лег в постель, в моей голове заговорил кукловод.

– А ты молодец, – сказал он, – лихо разобрался с ищейками.

– Я называю их стражей, – мысленно ответил я. Как объяснил мне Каин, говорить вслух было не обязательно.

В ответ он довольно хмыкнул.

– Чего ты хотел? – спросил я.

– Как это ни печально, но тебе пора выходить из игры, – сообщил он.

– Так ты подтверждаешь, что это всего лишь игра? – спросил я.

– Все игра, и это тоже.

– Игра, в которой погибают люди… Хотя, тебе-то какое дело.

– Временами судьба ставит нас перед выбором: ты или тебя. А я не привык уходить без боя.

– Я тоже.

– Здесь другой случай.

– Да? И в чем же?

– Ты не должен был впутываться в убийство Гроссмана.

– Тогда почему ты меня не остановил?

– Думаешь, у меня больше нет дел, кроме как следить за тобой?

– Только не говори, что у тебя для этого нет сподручных.

– Есть вещи, которые сподручным не следует знать. К тому же ты все еще жив, не так ли?

– Я жив, и все еще в игре.

– Игра закончена.

– Да? С каких это пор?

– С тех самых, как я ее закончил.

– Закончена только твоя игра. Моя игра продолжается. Благо, она не требует согласия всех участников игры. Так ведь?

– И как долго ты собираешься играть?

– Пока не выиграю.

– Ладно, сколько ты хочешь?

– Мне нужны не деньги.

– А что?

– Я же сказал: выигрыш.

– И в чем он заключается?

– Я хочу посмотреть тебе в глаза. Живьем. Без всяких посредников.

– Это невозможно.

– А я думаю, очень даже возможно. Или у тебя нет глаз?

– Ты не представляешь, с кем связался.

– Вот это мне и хочется понять.

– Даже если я позволю тебе себя увидеть… Поверь, от моей анонимности зависит благополучие многих влиятельных людей, так что тебе попросту не дадут разгуливать по улицам больше 10 минут после нашей встречи.

– Ничего. Я готов рискнуть.

– А я нет. В отличие от тебя я не стремлюсь расстаться с жизнью или чем-нибудь важным. Мне есть что терять. Поэтому я сделаю все, чтобы ты не приблизился ко мне ближе, чем на безопасное расстояние.

– Собираешься меня убить? – вырвалось у меня.

– Видимо да, – совершенно буднично сообщил он.

Меня накрыла волна страха. Я начал мысленно себя проклинать за то, что не согласился хапнуть денег и покончить со всем этим дерьмом, но гордость пустого места с амбициями, а я всю жизнь был таким пустым местом, заставляла меня идти на смерть. Как же я ненавидел себя за эту гордость!

Отдышавшись, я позвонил Каину.

– Похоже, я заставил его волноваться, – закончил я свой рассказ о последних событиях.

– Не факт, – ответил Каин. – Возможно, он просто не хочет об тебя мараться. Для него ты слишком никто, чтобы о тебе волноваться.

– И тем не менее.

– И, тем не менее, ты переоцениваешь значимость своей персоны.

– Может быть и так, – не стал я с ним спорить.

– И чем сильней ты переоцениваешь собственную важность, тем тебе будет больней, когда тебя поставят на место. К тому же твоя смелость – это смелость человека, который еще не стоял лицом к лицу со смертью, не говоря уже о мучительной смерти. Думаешь, если до этого дойдет, тебе удастся сохранить лицо, когда за тебя действительно возьмутся?

– Не знаю, – ответил я. Я не герой.

– Я бы сказал, что ты – идиот. Бери деньги, пока не поздно, и сваливай.

– Ты лучше продолжи поиски. А заодно проверь стражу.

– Хорошо, я проверю. Но ты делаешь глупость.

– Думаешь, я этого не знаю?

– Ну так что?

– Люди далеко не всегда руководствуются разумом. Се ля ви.

– Ладно, твоя жизнь – это твоя жизнь. Я позвоню.

Он позвонил через 2 дня.

– Привет, как новости? – спросил я.

– Хуже некуда, – ответил Каин.

– Тебе не удалось ничего узнать?

– Наоборот, мне удалось узнать слишком многое, но я не хочу тебе это рассказывать.

– Почему?

– Потому что знание этой информации – смертный приговор. Поверь, это уже не игра.

– Ты же сам говорил, что все игра.

– Для меня да, но не для тебя.

– Почему?

– Потому что твоя игра наложилась на весьма серьезное дело, и дело этот таково, что никакая игра не стоит того, чтобы ради нее рисковать его провалить. Я понятно выражаюсь?

– Более чем.

– Тогда что, мысленно жмем друг другу руки и ставим в нашем деле точку?

– Не думаю.

– Идиот, тебя же гарантированно убьют!

– До сих пор не убили…

– Ладно, хрен с тобой, но скажи, для чего тебе это?

– Не знаю. Наверно, ни для чего, поэтому это так для меня важно.

– И где логика?

– А нет здесь никакой логики. Вместо логики – неадекватная реакция на страх, заставляющая меня действовать вопреки здравому смыслу. Думаешь, я сам не хочу все бросить? Еще как хочу.

– Ну так чего ты?

– То, что толкает меня на смерть, сильней. Жизнь, чтоб ее черт побрал, нелогична. Этим, наверно, мой мир и отличается от твоего. В твоем мире логика и здравый смысл – краеугольные камни бытия, тогда как в нашем – не более чем средства для рационализации наших иррациональных поступков.

– Ладно, хрен с тобой. Кто я такой, чтобы за тебя решать. Как я уже сказал, ситуация вышла из-под контроля, когда твоя игра пересеклась с работой Кирилла Адамова в кабинете Гроссмана.

– Кто такой этот Адамов?

– Господин Адамов – черная тень Бишопа. Специалист экстра-класса по решению наиболее важных проблем. Я повторюсь: наиболее важных проблем. Если честно, я не понимаю, почему тебе дали уйти. Возможно, ты прав, и люди действительно нелогичны и иррациональны в своем поведении. Так вот, в случае активности с твоей стороны, Адамов тебя просто уберет, так как ему проблемы не нужны.

– А что насчет барышень и стражи? Они работают на него?

– Не думаю, что они знают о его существовании.

– Тогда почему меня выбросила из окна Аделаида, а никакой не Адамов?

– Потому что в отличие от нее Адамову до тебя нет дела.

– Понятно. То есть мы можем оставить его в покое и продолжить искать кукловода.

– Не получится.

– Почему?

– Потому что кукловод напрямую завязан на Адамова. Не думаешь же ты, что у него нет других дел, кроме этой игры.

– Так значит это не просто игра? – спросил я.

– Неужели до тебя дошло? – съязвил Каин.

– Я не об этом.

– А о чем?

– Если меня специально вытащили оттуда живым, значит я для чего-то нужен.

– Не обязательно. Ты же сам говоришь, что вы – существа нелогичные.

– И все же.

– Ладно, конец связи.

После этого у нас с Вероникой было целых 6 безмятежных дней любви. Потом на нее нежданно свалились требующие всего ее времени дела, и ей стало не до меня. Помочь я ничем не мог, мешать не хотел, поэтому я свалил к себе на Айрану. И не прогадал.