Текст книги "По следам Штирлица и Мюллера"

Глава 4
Пивной путч

Веймарская республика постоянно балансировала на грани «правых» и «левых» переворотов. В марте 1920 г. устроили путч военные, пытались привести к власти правительство Каппа. Но коммунисты и социал-демократы начали всеобщую забастовку, вынудив Каппа отказаться от переворота. В том же году случилось восстание левых в Руре, в 1921 г. – серьезные беспорядки в Средней Германии.

Очень активно вели себя и национал-социалисты. 8 августа 1921 г. Немецкая рабочая партия Дрекслера объединилась с Немецкой национальной социалистической партией Юнга и Немецкой социалистической партией Шлейхера – возникла Национал-социалистская немецкая рабочая партия, НСДАП. Признанным ее лидером стал Гитлер. В рядах новой партии было 3 тыс. членов, появился уже партийный значок, партийный флаг – свастика в белом кругу на красном поле. Появилась программа, составленная Дрекслером, Гитлером и Федером, – «25 пунктов». И эта программа тоже носила весьма радикальный, революционный характер.

Но революциями тогда вообще пахло по всей Европе. Еще не успокоилась Венгрия. В Австрии шли стихийные плебисциты – после расчленения империи Габсбургов многие австрийцы желали воссоединиться с Германией. В только что возникшей Югославии накалялись межнациональные страсти. Демократический раздрай поставил на грань революции Болгарию и Румынию. Турция подала пример, что унизительных условий мира можно и не соблюдать, Мустафа Кемаль поднял народ, изгнал интервентов Антанты. А в Италии в 1922 г. Муссолини начал марш «чернорубашечников» на Рим, сумел получить власть, ввел диктатуру и принял титул «дуче» – вождя.

В 1923 г. опять стала накаляться атмосфера в Германии. Репарации и махинации демократических «реформаторов» вызвали чудовищный кризис. За шесть недель курс марки обвалился в тысячу раз. Состояния и накопления улетучивались мгновенно, рынок оказался парализованным, фирмы прогорали, а заводы останавливались. Германское правительство было вынуждено приостановить выплату репараций. Но Франция сочла это отличным предлогом, чтобы прибрать к рукам германские земли – закрепить за собой Саар, переданный на 15 лет под управление Лиги Наций, оккупировала войсками Рурскую область.

Немцы возмутились. В Руре стали возникать подпольные группы для борьбы с французами. Те отвечали репрессиями, пойманных боевиков расстреливали. А социал-демократическое правительство Веймарской республики провозгласило политику «пассивного сопротивления» – то есть предоставило французам вытворять что угодно. Тут уж забурлил народ. Шумели, нужно ли такое правительство? В Баварии разыгрался сепаратизм, ее правительство принялось игнорировать берлинское.

А в Москве 23 августа 1923 г. состоялось заседание Политбюро, и Троцкий призвал начинанать «мировую революцию». Доказывал, что пришел момент поставить на карту само Советское государство. Объяснял: международные империалисты не допустят победы революции в Германии, бросят на нее войска. Ну а СССР поможет «германскому пролетариату» – вот тут-то и произойдет решающая схватка. Сталин, Зиновьев и Каменев высказывались более осторожно. Призывали все взвесить, посмотреть за развитием событий.

Но в приниципе возражать против «мировой революции» в те годы было нельзя. В Германию направили комиссию ЦК, по сути – штаб. Радек должен был руководить германской компартией, Шмидт – создавать советы, Пятаков – осуществлять связь с Москвой, Уншлихт – формировать боевые отряды. Кроме них, были откомандированы в Германию Ларин, Берзин, Тухачевский, Крылов, Ягода, направлялись выпускники и слушатели спецфакультета академии РККА. Было мобилизовано для переброски за границу около 20 тысяч коммунистов, владеющих немецким языком. Деньги выделялись практически без счета – секретарша берлинского резидента Рейха при последующем разбирательстве давала показания, что чемоданы, сумки и коробки с деньгами валялись у них повсюду, мешали проходу, загромождали столы и стулья, путались под ногами.

Датой восстания определили 9 ноября, годовщину германской революции. Сценарий предполагался такой: 7 ноября, в годовщину российской революции, организовать манифестации. «Красные сотни» Уншлихта спровоцируют столкновения с полицией, чтобы пролилась кровь. А потом следовало раздуть «народное возмущение» и нанести главный удар.

Красные части начали выдвижение к западным границам. Советский эмиссар Копп вел в Варшаве тайные переговоры о пропуске войск через польскую территорию. За это Польше обещали отдать Восточную Пруссию, и полякам это казалось очень соблазнительным. Но от них кое-что скрывали. Перспективы европейского пожара настолько вхохновили Троцкого и его сторонников, что они замышляли «подтянуть» Польшу к германской революции. Там покатилась волна терактов, по разным городам гремели взрывы. Коммунистические агитаторы будоражили рабочих, а НКВД и Разведумпавление Красной армии вооружали отряды «украинских партизан». Заодно решили начать революции в Болгарии, Литве, Эстонии. Там их давно готовили, но не было подходящего повода. И полыхнет дальше – в Румынии, Венгрии, Австрии!

Радек, проезжая через Варшаву, устроил инструктаж для сотрудников советского полпредства. Как вспоминал дипломат Беседовский, он разъяснил, что ориентироваться надо не только на коммунистов, но и на националистов: «Немецкая социал-демократия гораздо опаснее для нас, чем националисты. Она отнимает у нас рабочие массы. Националисты сыграют положительную роль. Они мобилизуют большие массы и бросят их на Рейн против французского империализма вместе с первыми красногвардейскими отрядами немецкого пролетариата». С нацистами контакты тоже были установлены.

Но при таком размахе подготовки секреты просачивались наружу. Германское правительство встревожилось переговорами Коппа в Польше. Немецкий посол в Москве Брокдорф-Ранцау требовал от Чичерина немедленного отзыва Радека из Германии, угрожая разрывом дипломатических отношений. Всполошились и державы Антанты. Французская контрразведка стала оказывать помощь Берлину. Приводились в боевую готовность французские войска. Англия начала дипломатические демарши против СССР.

Получая поддержку Запада, и германское правительство Штреземана повело себя более решительно. В конце сентября оно ввело на всей территории государства чрезвычайное положение. Обратило внимание и на деятельность нацистов. Потребовало от баварского министра-президента Густава фон Кара «нормализации» положения. Приказало арестовать руководителей добровольческого «фрайкора» капитана Хейса, лейтенанта Росбаха, капитана Эрхарда, закрыть нацистскую газету «Фелькишер беобахтер». Не тут-то было! Кар закусил удила и выполнять требования Берлина отказался. Квалифицировал их как наступление центрального правительства на законные права Баварии – и в свою очередь объявил на ее территории «осадное положение». Во главе земли встал «чрезвычайный триумвират» из Кара, командующего военным округом генерала фон Лоссова и начальника полиции фон Зайссера. Командующий Рейхсвером фон Сект отстранил Лоссова от должности, но триумвират не подчинился. Заставил войска округа принести новую присягу – не берлинскому, а баварскому правительству. Фактически эта земля брала курс на отделение от Германии.

Но в советском руководстве в это время уже не было единства. Ленин находился в Горках в безнадежном состоянии. Разворачивалась борьба за власть между Троцким и Сталиным. А Иосиф Виссарионович вовсе не считал нужным бросать советскую державу в катастрофу новой войны ради химер «мировой революции». Зиновьев и Каменев особым патриотизмом не отличались, но предстоящее вторжение в Европу автоматически выдвигало на роль лидера Троцкого. Его замашки хорошо знали и сажать себе на шею не спешили. Вроде бы подготовку к революции поддержали, но ее спускали на самотек, начались сплошные накладки и нестыковки.

В германской компартии произошел раскол на две враждующие группировки. Возникли неувязки и с финансами. Значительная часть огромных сумм, выделенных на германскую революцию, испарилась в неизвестных направлениях (позже выяснилось, что резидент Коминтерна Рейх просто украл их – сбежал в США и зажил богатым человеком). Революционные выступления в Болгарии, Литве, Польше, Эстонии происходили несогласованно, и их довольно легко усмирили. А в Германии меры, предпринятые Штреземаном и фон Сектом, дали свои результаты, да и большинство рядовых немцев сообразило, что дело пахнет очередными бедствиями, от призывов к мятежам уклонялось.

Накануне решающих событий в Москве собралось Политбюро и констатировало, что «революционная волна» спадает, подготовку закончить не успели, а англичане и французы явно готовы вмешаться. Значит, шансов на успех нет. Постановили отложить восстание до лучших времен. Троцкий протестовал, что надо отдать приказ, и дело пойдет само собой. Обвинял Сталина, Каменева и Зиновьева, что они затянули подготовку и струсили. Но и его обвинили, что он «переоценил» революционную ситуацию в Германии.

Неразбериха и впрямь царила такая, что даже решение Политбюро об отмене восстания дошло не до всех исполнителей. Кто-то команды «отбой» не получил, где-то ее не послушались, и в нескольких местах все же произошли выступления. Три дня гремели уличные бои в Гамбурге. Образовались «советские правительства» в Саксонии и Тюрингии. Части Рейхсвера под командованием фон Секта и Меркера были брошены на подавление этих очагов.

А в Баварии подали голос нацисты – в те же самые дни, когда Троцкий и Радек намечали общее восстание. Пример похода Муссолини на Рим был свежим, и намечался аналогичный поход на Берлин, чтобы свергнуть «капитулянтское» правительство. 8 ноября, когда баварский министр-президент фон Кар выступал перед промышленниками в пивной «Бюргербройкеллер», ее окружили 600 штурмовиков. Гитлер ворвался в зал с револьвером и, выпалив в воздух, провозгласил: «Национальная революция началась!» Выходы заняли штурмовики, в вестибюль вкатили пулемет. А Гитлер принялся уговаривать баварских лидеров Кара, Лоссова и Зайссера войти в руководство этой революции. Они мялись, отказывались, фюрер грозил револьвером. Все-таки заставил согласиться и объявил нацистам о создании «временного правительства», о походе на Берлин.

Но Кар, Лоссов и Зайссер благоразумно удалились – якобы отдать распоряжения о подготовке похода. Как только они вырвались от Гитлера, сразу же выехали из Мюнхена в соседний город и объявили: их согласие было вынужденным, под угрозой жизни. Издали распоряжение о роспуске НСДАП, союзов «Оберланд» и «Рейхскригфлагге», а полиции и Рейхсверу приказали подавить мятеж. Аналогичный приказ из Берлина прислал воинским частям фон Сект. Парламентеры, направленные Гитлером в казармы мюнхенских полков, были арестованы. Правда, к нацистам примкнул популярный генерал Людендорф, а Рем с отрядом из боевиков «Рейхскригфлагге» захватил штаб военного округа. Но его блокировали солдаты и полицейские.

Начало похода намечалось на 9 ноября. Но нацистская партия оставалась очень рыхлой. Из общего количества 56 тыс. членов собралось лишь 3 тыс. Колонна двинулась к центру Мюнхена, чтобы соединиться с отрядом Рема. Во главе шли Гитлер, Геринг, Людендорф, знамя организации «Рейхскригфлагге» нес Гиммлер. Но улицу Резиденцштрассе перекрыло около 100 полицейских под командованием майора Хунглингера. После переговоров и переругиваний Людендорф зашагал вперед. За ним двинулась часть колонны. Но раздался чей-то выстрел из рядов штурмовиков, и полиция открыла огонь. Погибли трое полицейских и 16 нацистов, среди них началась паника, они побежали, сминая друг друга. Людендорфа арестовали. Рем капитулировал через два часа. Гитлера взяли в пригородном поместье, куда его вывезли и лечили – он в давке упал и сломал ключицу. Раненый Геринг и Гесс бежали в Австрию…

Генриха Мюллера в схватке на Резиденцштрассе не было. Но потом работы хватило через край – искать разбежавшихся штурмовиков, проводить обыски в их штабах. И хоронить погибших коллег. Точно так же ловили коммунистов, вычисляли их базы, склады оружия. Впрочем, полиция-то поработала на совесть, но… суд над участниками «пивного путча» получился вполне «демократичным».

Прославленного генерала Людендорфа оправдали, остальные руководители получили минимальные сроки, рядовых участников не судили вообще. Гитлер был приговорен к пяти годам условно с испытательным сроком четыре года. А реально пробыл в тюрьме Ландсберга 13 месяцев и 20 дней. Он плодотворно использовал это время для написания книги «Майн Кампф». Какое впечатление могла произвести подобная «демократия» на сотрудников полиции, отстоявших конституцию и порядок, потерявших троих товарищей, потративших столько времени и сил для поимки мятежников, представить не так уж трудно…

Но тут, пожалуй, стоит отметить еще одну черту Мюллера. Все эти годы он не только усердно служил, но и… учился. Невзирая на ненормированный рабочий день, на бессонные ночи с дежурствами, облавами, обысками и прочими операциями. Жалованья едва хватало на жизнь, а тут еще и кризис, инфляция. Но Мюллер все-таки выкраивал и деньги на учебники, и время, упорно просиживал за уроками. В том же самом 1923 г., кризисном и тревожном, он сумел сдать экзамены, получил аттестат о полном среднем образовании. Да и семейное положение у него изменилось. В 1924 г. он выгодно женился на Софии Дишнер, дочери владельца типографии и издательства «Wurntalbot». Переехал из тесной квартирки собственных родителей к родителям супруги.

Глава 5
«Веселая» Германия

После авантюры Коминтерна российско-германское сближение затормозилось. Министр иностранных дел Г. Штреземан доказывал, что ориентироваться надо не на СССР, а на Запад. Но и западные державы обеспокоились опасностью революции в Германии. Под давлением Англии французам пришлось вывести войска из Рура и Саара. А 16 августа 1924 г. на Лондонской конференции Антанты был принят американский план Дауэса, предусматривающий другие схемы выплаты репараций, а также крупные займы для восстановления германской экономики.

А для внутренней стабилизации в Германии деловые круги выдвинули в 1925 г. на президентских выборах кандидатуру фельдмаршала Гинденбурга, заведомо выигрышную. Он ведь уже был диктатором в кайзеровские времена, ему верили обыватели, с ним связывала надежды на лучшее армия. Займы по плану Дауэса позволили преодолеть кризис, началось бурное оживление экономики. Возникали, как грибы, новые предприятия, фирмы…

Хотя на самом-то деле этот расцвет во многом был эфемерным. Да и авторитет Гинденбурга был в действительности всего лишь продуктом беспардонной рекламы. Он и во время войны особыми талантами не отличался, все победы его войск обеспечил талантливый начальник штаба Людендорф. Но для подъема духа в период тяжелых сражений требовались «герои», а для сентиментальной немецкой публики «добрый дедушка Гинденбург» подходил как нельзя лучше. Кайзеровская пропаганда развернула мощную кампанию, прославляя его. Победы Гинденбурга раздувались и преувеличивались, его именем называли улицы, города, его портреты продавались всюду, школьникам задавали сочинения: «Почему я люблю дедушку Гинденбурга».

Когда он стал президентом, ему вообще исполнилось 78 лет. Он впадал в маразм, безвылазно «работал с документами» в своем поместье Нойдек, а дела решались с подачи его приближенных и советников. «Расцвет демократии» стал разгулом хищников и спекулянтов. Германию захлестнула коррупция. Самыми сомнительными путями наживались скороспелые состояния. Блеск «возрождения страны», воспеваемый прессой, оказывался лишь блеском огней ресторанов, варьете и публичных домов. А вливание кредитов по «плану Дауэса» и сменившему его «плану Юнга» привело к внедрению иностранцев в германскую экономику. Компания «Дженерал электрик» принялась заглатывать немецкую электротехническую промышленность, до войны державшую первое место в мире. Британская «Шелл» оккупировала рынок горюче-смазочных материалов. Фирма «Истмен-кодак» урвала 50 % акций заводов по производству фотопленки «Один-верке», «Интернэшнл телефон энд телеграф корпорейшн» полезла в дела радиопромышленности и производства средств связи…

Да, Германия стала «веселой». В кайзеровские времена она славилась суровой нравственностью, и даже у путешественников, следующих через немецкую территорию из Франции, строгие таможенники вырывали из книг фривольные картинки. Теперь страна превратилась чуть ли не в европейский центр развлечений. Парижские заведения демонстрировали публике кордебалеты в дюжину полуголых девиц, а на берлинских сценах сверкали телесами по сто – двести женщин в чем мама родила. Здесь это было дешево. Мужчин война повыбила, было много вдов, сирот. Хозяева нанимали исполнительниц за бесценок, за возможность поесть и принести домой объедки из кабаре, накормить детей. А в тайных притонах можно было найти такие зрелища и очаги такого разврата, что в других странах подобного вообще не было.

Все это обслуживало спекулянтов, нуворишей и иностранцев, хлынувших осваивать Германию. Американцы развлекались, швыряя сигареты из окон отеля – глядя, как немцы и немки давятся и дерутся за их «подарки». На улицах свысока манили пальцем понравившихся женщин. Чиновники и служащие присутственных мест сгибались в поклонах при виде американского либо британского паспорта. А полиции в подобной атмосфере скучать не приходилось. Убийства, кражи, разборки между преступными группировками, проституция.

Мюллер не был дипломированным криминалистом, поэтому оставался все в той же низшей должности, ассистента. Но у него были другие ценные качества. Трудолюбие, упорство, «бульдожья» хватка. Мюнхенские преступники знали: если вцепился Мюллер – не отстанет. Он обладал превосходной профессиональной памятью. Досконально изучил преступный мир, знал все тонкости и особенности своей профессии. Французский исследователь Ж. Деларю так характеризует его методы: «малоинтеллигентный, но чрезвычайно упорный и упрямый», он «как опытный ремесленник преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, загоняя ее в круг, из которого не было выхода».

Что ж, он и впрямь был детективом не «шерлок-холмсовского» типа. Заумных «дедуктивных методов» не применял. Больше он походил на полицейских Чапека – мы уже упоминали, что как раз романы Чапека он полюбил. Полицейских «серых», невзрачных, расследующих преступления без эффектных ходов, кропотливо, на основании только лишь собственного опыта. Уже знающих по почерку преступления примерный круг подозреваемых. И где искать этих подозреваемых. Умеющих «дожать» на допросе, чтобы виновный раскололся. Но при этом добивающихся куда более эффективных результатов, чем высокоученые интеллектуалы с их «дедукцией» и «индукцией».

Так же действовал и Мюллер. Он не брезговал информаторами из преступной среды – там уже знали, что с этим полицейским лучше не ссориться. Иначе может отомстить. На рожон с начальством Мюллер не лез никогда. Если нити расследования вели слишком высоко и «сверху» приказывали прикрыть дело – он прикрывал. Но ведь наверняка имел и свое мнение об окружающей действительности. Очевидно, как раз работа в условиях Веймарской республики выработала в нем ненависть к демократии. Депутаты рейхстага и ландтагов, газеты, радиопередачи бешено превозносили ее успухи. Но он-то видел не рекламное «лицо», а самую грязную «изнанку».

А в это же время и в том же Мюнхене Гитлер заново создавал свою партию. Вокруг него формировалось новое окружение. Баварские власти он заверил, что прошлое не повторится, получив разрешение на деятельность партии и на возобновление издания «Фелькишер беобахтер». Гитлер и впрямь сделал серьезные выводы. Нацелился на завоевание власти не в авантюре переворота, а более надежно, через легальные механизмы выборов.

Вместо прежнего рыхлого «движения» он стал создавать партию типа коммунистической. Массовой, но спаянной единой дисциплиной. В этом деле незаменимым помощником Гитлера стал Гесс. Партия мыслилась уже не как баварская, а общегерманская, территория страны делилась на «гау» и «крайсы», во главе их ставились опытные функционеры. При посредничестве респектабельного Геринга нашлись состоятельные спонсоры.

Гитлер восстановил и штурмовые отряды. Поскольку Рем после путча сбежал в Боливию, их временно возглавил фон Эпп. Однако поведение в «пивном путче» разношерстных штурмовиков оставило у Гитлера неприятное впечатление. Он выделил из СА группу для своей личной охраны. Из самых надежных. Так возникли СС – Schutz Staffel («Охранные войска»). Первым командиром этой группы стал Юлиус Штрекк, потом ее подчинили начальнику штаба СА Пфефферу фон Заломону.

Но в руководстве Веймарской республики об опасности, исходящей от нацистов, пока не задумывались. Воспринимали как нечто несерьезное, «детские игры». Куда большее значение здесь занимала борьба между «западниками» и «русофилами». В 1926 г. Штреземан устроил в парламенте разоблачительную кампанию, заложил военного министра фон Секта, что он через подставную фирму заказал в СССР 400 тыс. снарядов. Разразился международный скандал о «нарушении санкций Версаля», и фон Сект ушел в отставку.

На основании данных разведки Уншлихт докладывал Сталину, что Германия пытается использовать проявленные к ней послабления, ведет переговоры в Англии и Франции, надеясь добиться разрешения на создание собственной военно-технической базы. Предлагался вариант возрождения германской армии, чтобы совместно с державами Антанты бороться против коммунизма. Но результаты этих переговоров совсем не порадовали немцев. Французский маршал Фош в принципе не возражал, чтобы германская армия увеличилась до 60 % от численности армии Франции. Но… при условии, чтобы в штаб каждой дивизии, корпуса, армии включался французский советник. Аналогично и флот можно было бы наращивать – но с условием, чтобы он находился «под взаимным контролем Англии и Франции». Словом, Антанта была не против подмять германские вооруженные силы и использовать в качестве собственных «вспомогательных» войск – как в Первую мировую использовала сербов, марокканцев, индусов. Рейхсверу такое совсем не подходило.

Ну а по соседству, в Польше, в августе 1926 г. произошел переворот – к власти пришел маршал Пилсудский и установил жесткий режим «санации», то есть «оздоровления». Это сопровождалось милитаризацией страны, ее политика строилась на принципах откровенного национального шовинизма. Причем во всех спорных международных вопросах поляки неизменно получали поддержку Франции. А Германия была настолько ослаблена в военном отношении, что даже полякам противостоять не смогла бы. Возникала угроза – если державы Антанты сочтут целесообразным, они попросту разделят Германию (как позже разделили Чехословакию).

Зато в Советском Союзе борьбу за власть выиграл Сталин. Он сворачивал коминтерновские революционные проекты, взял курс на построение социализма в одной стране. Теперь сотрудничеству ничто не мешало. Польша выступала вероятным противником не только для немцев, а и для СССР. Ее притязания распространялись на Данциг, Померанию, Белоруссию с Украиной. В итоге стремление к возобновлению союзнических отношений было обоюдным.

Преемник фон Секта на посту военного министра генерал фон Хайе успешно продолжил сближение. В феврале 1927 г. устаревшая «крыша» для операций в области военно-технического сотрудничества, ГЕФУ, была реорганизована в ВИКО («Виртшафсконтор» – «Экономическая контора»).

Начал функционировать авиационный центр в Липецке для совместных испытаний техники и обучения германских летчиков. Под Казанью была создана аналогичная база «Кама» для танковых войск. В поселке Подосинки возник центр обучения и полигон для химических войск. Впоследствии он переместился в окрестности г. Вольска Саратовской области и получил название «Томка». Все немецкие офицеры, обучаемые в СССР, временно увольнялись из Рейхсвера и становились «служащими частных предприятий».

Но проекты изготовлять в СССР вооружение для немцев остались не реализованными – советская промышленность оставалась слишком слабенькой. Нашумевший заказ на 400 тыс. снарядов стал единственным. Поэтому Рейхсвер закупал оружие в Швеции, Бельгии и других западных странах. А запускать в Советский Союз иностранных концессионеров Сталин, в отличие от Ленина и Троцкого, не желал. Ленинградские заводы Круппу так и не дали. Строившиеся авиационные заводы «Юнкерса» в Филях и Харькове Москва выкупила у немцев, они стали чисто советскими. Вместо этого стали заключаться сделки иного рода. СССР покупал у Круппа, фирмы «Рейнметалл» и др. патенты, конструктивные разработки, оборудование для выпуска современной техники. Это было выгодно для обеих сторон. Советский Союз начал собственную индустриализацию, а немцы получали хорошую оплату в золоте и валюте.

Существовали и контакты спецслужб. Со стороны разведки Рейхсвера неофициальные связи с большевиками поддерживал полковник в отставке Николаи. Но были и связи официальные. В 1929 г. было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О существующих взаимоотношениях с Рейхсвером», касавшееся и разведки. В графе «Слушали»: пункт «в) О контакте разведывательной деятельности РККА и Рейхсвера против Польши с целью обмена разведывательными данными о Польше и совместной разработки данных мобилизации и развертывания польской армии». В графе «Постановили»: «Обмен разведывательными данными о Польше и совместное обсуждение развертывания польской армии признать целесообразным. Предложение об установлении совместной организационной работы обеих разведок отклонить». То есть немцы были готовы даже на «организационное» объединение шпионских сетей для совместных операций, хотя советская сторона остереглась допускать их в свои структуры.

А в Германии советская разведка действовала очень активно. Она обратила внимание и на нацистов. Одним из тех, кто работал в данном направлении, был Рихард Зорге. Он в 1923–1928 гг. завел «дружбу» с высокопоставленным руководителем СА Стинесом, познакомился с Геббельсом, очень близко сошелся с оккультистом и геополитиком профессором Хаусхофером – советником Гитлера и Гесса. В Москве полагали, что нацисты могут стать союзниками против западных «империалистов». Для германской компартии в 1929 г. были подтверждены указания: считать главным врагом не гитлеровцев, а социал-демократов. Тельман провозглашал: «Нельзя допустить, чтобы за нацистскими деревьями мы не видели социал-демократического леса!»

Нацистская партия в это время добилась первого успеха на легальном поприще. На выборах 1928 г. она набрала 800 тыс. голосов избирателей, получила 12 мест в рейхстаге, сформировала свою парламентскую группу во главе с Герингом. А в январе 1929 г. в НСДАП произошло еще одно событие, сперва малозаметное. Во главе отряда СС был назначен Генрих Гиммлер. Прежде он был секретарем у идеолога НСДАП Грегора Штрассера. В СС тогда насчитывалось всего 280 человек, и прежние командиры не считали нужным держаться за этот пост. Ездить с Гитлером, торчать в оцеплениях на митингах.

Но Гиммлер задумал расширить СС. Правратить в самостоятельную силу. Мало того, подобие рыцарского ордена. Если вожди штурмовиков Эпп и Рем гнались за количеством всех желающих, Гиммлер сделал упор на качество. Стал выискивать отборных бойцов, спортсменов, с хорошей внешностью. Придумывал атрибуты, ритуалы, оккультные духовные установки. А членов своего ордена Гиммлер начал проталкивать на ключевые посты в партии. Или привлекал в СС лиц, занимавших такие посты. Таким образом, бралась под контроль партийная жизнь. За год численность СС выросла до 2 тыс. человек.