Текст книги "Наш Сталин: духовный феномен великой эпохи"
Автор книги: Василий Туев
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 49 страниц)
Не раз оказывался на грани жизни и смерти. Вот один эпизод, записанный с его слов А. С. Аллилуевой, сестрой второй его жены:
«Рыбу Сталин <…> сам добывал, запасая ее с теплых дней. Но и зимой приходилось пополнять запасы. В прорубях устанавливали снасти, вешками отмечая путь к ним. Однажды зимой он с рыбаками отправился проверить улов. Путь был не близкий – за несколько километров. На реке разделились. Сталин пошел к своим снастям. Улов был богатый, и, перекинув через плечо тяжелую связку рыбы, Сталин двинулся в обратный путь. Неожиданно завьюжило. Начиналась пурга. Мгла полярной ночи становилась непроницаемой. Крепчал мороз. Ветер хлестал в лицо, сбивал с ног. Связка замерзшей рыбы тяжелее давила на плечи, но Сталин не бросал ношу. Расстаться с ней – значило обречь себя на голод. Не останавливаясь, борясь с ветром, Сталин шел вперед. Вешек не было видно – их давно замело снегом. Сталин шел, но жилье не приближалось. Неужели сбился с пути?
И вдруг, совсем рядом, показались тени, послышались голоса.
– Го-го-го! – закричал он. – Подождите!..
Но тени метнулись в сторону и исчезли. Голоса смолкли. В шуме вьюги он только слышал, как ударялись друг о друга замерзшие рыбы за его плечами. Теряя силы, он все же продолжал идти вперед. Остановиться – значило погибнуть. Пурга все бушевала, но он упрямо боролся с ней. И когда казалось – надеяться уже не на что, послышался лай собак. Запахло дымом. Жилье! Ощупью добрался он до первой избы и, ввалившись в нее, без сил опустился на лавку. Хозяева поднялись при его появлении.
– Осип, ты? – Они в страхе жались к стене.
– Конечно, я. Не лешак же!
– А мы встретили тебя и подумали – водяной идет. Испугались и убежали…
И вдруг на пол что-то грохнуло. Это отвалилась ледяная корка, покрывавшая лицо Сталина. Так вот почему шарахнулись рыбаки там, по пути. Обвешанный сосульками, в ледяной коре, он показался им водяным. Да еще рыба, звеневшая за его плечами! Он не мог удержать смеха, глядя на остяков, смущенно окружавших его.
– Я проспал тогда восемнадцать часов подряд, – вспоминал он, рассказывая о пурге» [7, с. 189—190].
Каждый, кто прочтет этот рассказ, легко представит себе, какова поистине экстремальная строгость жизненной школы, пройденной будущим народным вождем. А ведь это не единственный подобный случай в его тюремной и ссыльной жизни, сопряженной с постоянным преодолением трудностей и препятствий. В этой каждодневной борьбе с превратностями судьбы закалялась сталь его характера, в ней испытывалась на излом его воля к победе над социальным злом. Можно предположить и то, что именно там, в предельно суровых условиях туруханской зимы, в общении с местными жителями (которые любили его и старались помочь в повседневных делах, шли к нему за советом и добрым словом), он постигал и особую природу сибирского характера, – ведь потом, в 41-м, он отводил сибирским полкам роль запасных, наносивших удар в решающий момент…
В дни и часы, свободные от житейских забот, Сталин работал над собой. Его ум не мог простаивать, он кипел и здесь, в ледяном холоде. Подпольщица Вера Швейцер, побывавшая у него в Курейке, пишет, что именно там он внимательно штудировал «Капитал», изучал иностранные языки, работал над второй частью книги «Марксизм и национальный вопрос» [206, с. 25]. Более или менее регулярными были его встречи с другими ссыльными. Он организовывал дискуссии между ними по вопросам теории. Поскольку в этой ссылке был едва ли не весь состав руководимого им Русского бюро ЦК, то оно продолжало там свою работу, поддерживая через всевозможные «оказии» конспиративную связь с большевистскими организациями России. Так что четыре года туруханской ссылки, где, казалось, должно остановиться само время, не прошли даром ни для развития его ума, ни для революционной работы.
В октябре 1916 года Сталин в числе других административно-ссыльных был мобилизован в армию и отправлен по этапу в Красноярск. Во избежание нового побега его отправили с отдельным стражником. Путь был долгим: в дороге провели два месяца, ехали вначале на собаках, потом на оленях и в завершение – на лошадях. Только в конце декабря прибыли к месту назначения. Однако из-за повреждения левой руки, происшедшего еще в детстве, медицинская комиссия признала Сталина негодным к военной службе. Отбывать оставшийся срок ссылки он был отправлен в Ачинск. Здесь его застала весть об отречении Николая II от престола. Ссыльные получили свободу. Он едет в Петроград.
…Пролог завершился. Закончилось становление личности пролетарского революционера и партийного вождя. Впереди был основной «жизненный сюжет». Уже в первой главе новой истории России, сфокусировавшей в себе всю мировую историю бурного ХХ века, он станет одним из наиболее колоритных действующих лиц. И это не каприз судьбы, – это логическое следствие предшествующей биографии.
Вспомним, что среди русских революционеров, в том числе – будущих вождей революции, многие были выпускниками классических университетов, где они контактировали лишь с выходцами из привилегированных классов и сословий. Да и потом работали только с «массой», оставаясь преимущественно в интеллигентском кругу. Поэтому душа человека из народа была для них за семью печатями. Некоторые относились к народу кичливо, гордясь своей «рафинированной интеллигентностью», что было особенно характерно для Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина. Превосходство над ними Сталина – и с позиций нравственности, и с точки зрения понимания чаяний народной души – безусловно и неоспоримо.
Отметим и такой факт, что с момента возникновения в России социал-демократического движения и до революционных событий 1917 года почти все его вожди находились в эмиграции, исключая лишь период революции 1905—1907 годов. Они вращались в кругах, где презирали все русское как «отсталое», «дикое», достойное разрушения и гибели. Многие из них стали меньшевиками, другие – большевиками, но с неким «космополитическим оттенком»: в качестве идейного оружия пролетариата в его классовой борьбе они исповедовали интернационализм, а патриотизм был для них неприемлем, – они считали его явлением исключительно «буржуазным», вредным с этой точки зрения. Для них интересы страны была второстепенными по отношению к интересам классовой борьбы. Так, Ленин в 1908 г. пишет, имея в виду рабочий класс, что «судьбы страны его интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д. «патриотизма» [74, с. 190].
Отрыв от российской действительности, многолетнее пребывание в среде западной социал-демократии не могли не сказаться и на других теоретических воззрениях многих русских марксистов. Они накрепко усвоили абстрактные схемы формационного развития общества, опирающиеся на представления об основополагающей роли производительных сил в становлении способа материального производства и всей общественной жизни. Социалистическая революция в России, населенной преимущественно крестьянством и лишь одной ногой вступившей в первоначальную стадию капитализма, считалась в этой среде невозможной, ибо здесь по существу не рассматривались социокультурные и духовные предпосылки смены общественного строя. Г. В. Плеханов даже после успешного завоевания власти рабочими Петрограда обращался к ним с призывом отказаться от попыток реализации социалистического проекта, ибо для него было непреложной истиной: «Русская история не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма» (Российский экономический журнал. – 1992. – №4. – С. 63). Это был взгляд на Россию как бы со стороны – через окно европейской реальности.
Напротив, Сталин, совершив, правда, несколько чисто «деловых» поездок за границу (в апреле 1906 года – в Стокгольм, на IV съезд РСДРП, в мае 1907 года – в Лондон, на V съезд РСДРП, потом – столь же краткие поездки в Берлин, Краков и Вену), все это время оставался в России, в том числе семь лет – в тюрьмах и ссылках. Испытавший в детстве воздействие русского духа через православное воспитание и образование он, став революционером, оказался в самой гуще народа, в наиболее активной его части, где ярко проявляются движения народной души. Несомненно, что борьба с царизмом явилась для него серьезнейшей школой политического, культурного, нравственного становления. Тесно соприкасаясь с повседневной жизнью низших слоев тогдашнего российского общества, он сумел оценить значение их жизненного опыта для выработки ценностных предпочтений, стремлений и идеалов. Не потому ли ему было присуще столь глубокое, пронзительное понимание чаяний народной массы?
Как мы видели, шесть раз его арестовывали, бросали в тюрьмы, ссылали, пять раз он бежал из ссылки. В этих «путешествиях» зримо проявилась его способность находить путь к сердцам простых людей, – без их сочувствия и содействия подобные побеги были бы невозможны. Если помощь железнодорожных рабочих объяснить легко (они, чаще всего, сами были вовлечены в организацию побега), то участие и помощь крестьян, ямщиков, служащих постоялых дворов и трактиров (как правило, неграмотных) можно объяснить только тем, что Сталин превосходно знал психологию человека из народа.
Известно, что по доносам простолюдинов были «провалены» хорошо подготовленные побеги с каторги ряда декабристов, разночинных революционеров, народовольцев, да и большевиков, случалось, выдавали полиции вроде бы свои люди. Ф. Э. Дзержинского, опытного подпольщика, выдал рабочий парень, которого он по неосторожности познакомил с нелегальной брошюрой. А вот Сталина не выдали ни разу: ни дома, на Кавказе, ни во время побегов из ссылки. Несмотря на то, что акцент и кавказская внешность незнакомца настораживали, довольно скоро в нем видели уже не подозрительного инородца, а человека родственной души. Он умел – где сознательно, а где интуитивно – расположить к себе ямщиков на сибирских трактах, найти с ними общий язык. Он не отличался от этих людей «барскими» манерами, как некоторые революционеры из числа интеллигенции. Он никогда не пытался подкупить их, дать им денег «на чай» или «на водку», не предлагал им сделать «за взятку» нечто недозволенное. Он хорошо понимал, что такие предложения оскорбительны и унизительны для простых русских людей из глубинки с их открытостью, честностью, развитым чувством собственного достоинства и вместе с тем – с их пиететом перед государственной властью.
Он вел себя таким образом, что эти люди готовы были вступить с ним в общение как со старым знакомым, и обычно расставались с ним друзьями. Так, он не скрывал, что с полицией ему встречаться нельзя. Он не обещал, как некий богач, «хорошо заплатить», а заранее говорил, что денег на дорогу у него нет, но – добавлял с лукавой улыбкой – найдется один-другой штоф водки, и он обещает по аршину за каждый прогон. Ямщик охотно настраивается на «шутейный» тон и со смехом уверяет кавказца, что водку на Руси меряют не аршинами, а ведрами. Тогда он вытаскивает из-за голенища аршин, достает из мешочка несколько металлических чарочек, расставляет их рядком на аршине и наполняет водкой, – вот, дескать, это и есть аршин водки. Оригинальность незнакомца располагала: в нем видели не чужака, пытающегося путем подкупа толкнуть на нарушение закона, а «своего парня», каким он, впрочем, и был в действительности. Дело же приобретало вид необычной игры, а в игре все ее участники становятся товарищами. Ощущение «неприличия» сделки исчезало, возникала атмосфера веселой дружеской затеи, а «аршин» обычно распивался совместно под задушевные разговоры о жизни русского мужика.
При всем том он, по привычке старого подпольщика, сохранял осторожность: никогда не говорил, куда направляется, и высаживался через каждые три—четыре станции, чтобы продолжить свою игру с другим ямщиком. Расставаясь не без сожаления с веселым пассажиром, очарованные ямщики, не подозревая, кем он был на самом деле, восклицали: «Приезжай к нам еще!» Так он достаточно быстро продвигался в европейскую Россию, избегая на долгом пути встреч с полицией. Этой редкостной способностью моментально сблизиться с человеком из народа и объясняется успех его дерзких побегов из отдаленных уголков Сибири.
Именно там, общаясь с людьми из русской глубинки, он своим цепким умом постигает тончайшие нюансы народной психологии. Он чувствует всем сердцем необыкновенную душевную открытость и нравственную чистоту «простого» русского человека, честность его помыслов, его равнодушие к телесному комфорту и роскоши, его преклонение перед праведным побуждением, возвышенность и благородство глубинных движений его души, его свободу от всякого своекорыстия, его готовность к самопожертвованию ради светлых идеалов, его решимость идти за тем, кто провозгласит их и поведет за собой. Он понимает, насколько близки эти душевные устремления его собственным, впитанным еще в юношеские годы и утвердившимся в революционной борьбе. Он все более глубоко сознает стойкость и крепость народного характера, его духовный потенциал и способность к великим свершениям.
И отнюдь не случайно, что сам Сталин, десятилетия спустя, высоко оценивал роль своих «сибирских университетов» как школы жизни. Он говорил об этом в беседах с французским писателем Анри Барбюсом, с другими иностранными визитерами, и конечно же – в разговорах с близкими людьми. Вот, например, одна, не лишенная по-сталински мягкой иронии, легенда. Когда ему рассказали, что актер Михаил Геловани, сыгравший его роль в нескольких кинофильмах, и в жизни старается во всем походить на него, Сталин заметил: если уж он так хочет глубоко войти в образ, то начинать ему надо с Сибири.
Придет время, он получит возможность убедиться на суровом военном опыте в особой природе русского характера, в величии помыслов русского человека и с предельной откровенностью скажет, почему он так высоко ценит русский народ. А тогда, в Сибири, он все глубже проникается мыслью о том, что именно с этим народом сопряжены перспективы всего революционного дела, что жизненная задача его самого и его товарищей – завоевать симпатии многомиллионной массы трудового люда, и повести этих «простых людей» на борьбу за те идеалы, которые ими выстраданы и потому особенно дороги им, сделать эти идеалы программой всенародного созидания справедливого общества.
Так судьба профессионального революционера не только выковывала в его характере такие черты, как мужество, стойкость, воля к достижению цели, самообладание, выдержка, но и обогащала бесценным жизненным опытом, все более сближая с трудовым людом. Все это потом решающим образом скажется на его идеях, на его стратегической программе, содержании и стиле его политической деятельности. Православное образование, постоянное общение с простыми людьми и опыт революционной борьбы позволят ему в дальнейшем развить те черты личности, без которых он не мог бы стать вождем русского народа и всех народов, населяющих Россию и причастных к русской национальной культуре.
Его дочь Светлана вспоминала: «Отец полюбил Россию очень сильно и глубоко, на всю жизнь. Я не знаю ни одного грузина, который настолько бы забыл свои национальные черты и настолько сильно полюбил бы все русское. Еще в Сибири отец полюбил Россию по-настоящему: и людей, и язык, и природу. Он вспоминал всегда о годах ссылки, как будто это были сплошь рыбная ловля, охота, прогулки по тайге. У него навсегда сохранилась эта любовь» [8, с. 114]. Ценнейшее свидетельство: без этой любви не могло быть ни построенного под его руководством советского социализма, ни созданной на этом пути великой народной державы.
ЗРЕЛОСТЬ
К 1917 г. 37-летний Иосиф Сталин был сложившимся в теоретическом и практически-политическом плане партийным руководителем. В революционных бурях он проявил себя как талантливый организатор политической и военно-революционной работы. Он по праву считается одним из вождей Октября, в числе которых, помимо В. И. Ленина, обычно называют такие имена, как Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Н. И. Бухарин. Однако Сталин не может быть просто поставлен в этот ряд, ибо уже в ходе революционных событий он наиболее радикально заявляет о своем особом понимании исторического места и перспектив нашей революции. Об этом свидетельствуют многие факты его биографии, в том числе, эволюция его взглядов на важнейший вопрос – о задачах, которые призвана решить революция в России.
12 марта, приехав в Петроград, Сталин становится главной политической фигурой среди большевиков. Вместе с Каменевым он возглавляет Русское бюро ЦК, руководит редакцией «Правды», председательствует на Всероссийской партийной конференции. Фактически став во главе петроградских большевиков, он предложил для начала установить связи с первичными организациями партии, разбросанными по всей России и на то время совершенно оторванными от центра, а затем создать революционно-демократический орган власти, который ориентировался бы на объединение с меньшевиками и компромисс с Временным правительством. То есть Сталин был настроен тогда на выдвижение перед партией тех задач, которые характерны для общедемократического этапа революции.
Но 3 апреля в Петроград прибыл возвратившийся из эмиграции Ленин и провозгласил курс на социалистическую революцию. В знаменитых «Апрельских тезисах» он выдвигает политическую программу, допускающую захват власти путем вооруженного восстания и гражданской войны. Через несколько дней Всероссийская партийная конференция приняла тезисы Ленина как руководство к действию, и Сталин поддержал эту политическую ориентацию. Сталин, как и Ленин, не мог не чувствовать революционный потенциал русского крестьянства, его антибуржуазность и исходил из того, что крестьяне поддержат пролетарских революционеров, а это является залогом их победы. С этого момента он вошел в число ближайших соратников вождя революции. После апрельской конференции он вместе с Лениным, Зиновьевым и Каменевым был введен в состав оперативного органа – Бюро ЦК РСДРП(б).
В июле в связи с попыткой Временного правительства арестовать лидеров большевистской партии, Сталин лично возглавил операцию по спасению Ленина от ареста, перевозил его с одной конспиративной квартиры на другую, пока не было принято решение переправить вождя в Финляндию. После отъезда Ленина он во второй раз за несколько месяцев оказывается фактически во главе партии, поскольку все остальные лидеры большевиков были в тюрьме или в подполье. В конце июля, на проходившем в Петрограде VI съезде РСДРП(б) он выступает с двумя основными докладами – о политической деятельности ЦК и о текущем моменте. Съезд ориентирует партию на взятие власти путем вооруженного восстания.
Сталин делает на съезде заявление, которое прозвучало тогда пророчеством: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. <…> Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь» [140, с. 186—187]. Он заявил это в ответ на предложение Е. А. Преображенского подчеркнуть в резолюции съезда, что Россия пойдет по пути социализма только вслед за странами Запада. Съезд поддержал Сталина, хотя не только Преображенский, но и другие партийные теоретики настаивали на том, что наша страна не имеет социалистической перспективы вне мировой пролетарской революции. Н. И. Бухарин в своем докладе говорил, что в случае победы нашей революции, прежде чем вспыхнет революция на Западе, «на очередь станет объявление революционной войны, т. е. вооруженная помощь» западным пролетариям [29, с. 104]. «Такой революционной войной мы будем разжигать пожар мировой социалистической революции», – в этом он видел «единственный выход из создавшегося положения» [Там же, с. 105].
В августе к большевикам примкнул вместе с группой своих единомышленников («межрайонцев») возвратившийся из эмиграции Троцкий; за короткое время он выдвинулся на видное место среди партийных вождей, что по существу означало принятие руководством партии его ориентации на «перманентную революцию». Как и Сталин, Троцкий – за вооруженное восстание. Редкий, если не единственный, случай их согласия, причем – по ключевому вопросу текущего момента. Позднее, оценивая доклад Сталина о задачах партии на VI съезде, Троцкий отмечал: «Во всем основном доклад Сталина дает правильную оценку обстановки и правильный прогноз» [195, с. 300]. Что ж, подобная оценка, данная идейным и политическим оппонентом, стоит подчас больше, чем похвала со стороны друга. Однако это было не более чем тактическое совпадение, а стратегически они расходились и тогда. В противоположность Троцкому, видевшему в победе восстания пролог мировой гражданской войны, Сталин рассматривал восстание как начало движения России по пути построения социализма, указываемому ее историческим опытом.
10 октября, после возвращения Ленина, на заседании ЦК РСДРП(б) было решено начать подготовку вооруженного восстания и учредить Политбюро ЦК, в состав которого вошли Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов (в таком порядке их фамилии записаны в протоколе). Непосредственно подготовка и проведение вооруженного восстания осуществлялись Военно-революционным комитетом при Петроградском Совете во главе с Троцким, и Военно-революционным центром при ЦК партии, созданным 16 октября в составе Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого и Дзержинского. Позднее Троцкий, старательно черня своего политического противника, все-таки напишет в книге о нем, что революция явилась важнейшим этапом в формировании политического мышления Сталина и в становлении его как партийного вождя общероссийского масштаба: «Он стал признанным членом штаба партии, которую массы несли к власти. Он перестал быть Кобой, став окончательно Сталиным» [Там же, с. 323].
25 октября, на съезде Советов в Смольном Ленин заявил о социалистической революции как свершившемся факте и выразил надежду на скорую победу мирового пролетариата. Утром, по словам Троцкого, они обменялись с ним улыбками. По-видимому, это было знаком взаимного расположения. И не случайно с этого дня Троцкий становится «вторым человеком» в новом государстве. В гражданской войне, длившейся до конца 1920 года, он исполняет роль руководителя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам, непосредственно контролировавшего ход событий на фронтах. Он рассматривает эту войну как начало планетарного военного столкновения – мировой гражданской войны, в которой решится вопрос о господстве над миром. Россия должна сыграть в этом роль «вязанки хвороста», способной поджечь мировой пожар. И хотя Троцкий, очевидно, не ставил целью обязательно сжечь Россию в этом пожаре (как нередко утверждают), но считал такую жертву в интересах владычества над миром вполне допустимой и оправданной.
Троцкий и в политической практике действует сообразно своим представлениям и приоритетам. В феврале 1918 года он, будучи тогда наркомом иностранных дел, срывает подписание предложенного немцами мира на переговорах в Брест-Литовске. Рассчитывая на поддержку германского пролетариата в «революционной войне», он заявляет: «Мы больше не ведем войны, но отказываемся подписывать предложенный нам мирный договор!» В результате немецкие войска вновь двинулись в Россию, и только тогда Ленину удалось убедить ЦК пойти на немедленное подписание договора, а Троцкий вынужден был оставить пост наркома иностранных дел. Сталин, не видевший реальных предпосылок для «революционной войны» на Западе, последовательно стоял в этом споре на стороне Ленина.
Война против иностранных интервентов и белогвардейцев раскрыла военный талант Сталина, особенно ярко проявившийся в обороне Царицына летом 1918 года. Город занимал важное военно-стратегическое положение: через него проходили пути, связывающие центр страны с Нижним Поволжьем, Северным Кавказом, Средней Азией, откуда шло снабжение центра продовольствием и топливом. 29 мая 1918 года Сталин был назначен руководителем продовольственного дела на юге России и выехал в Царицын с чрезвычайными полномочиями. Там он установил наличие достаточно больших запасов продовольствия, угля и нефти. К тому же выяснилось, что семьсот вагонов, в которые уже погружено зерно, не отправляются из-за противодействия антибольшевистских сил. Благодаря энергичным действиям Сталина зерно вскоре потекло в центр страны.
Но военная обстановка на юге была тревожной: генерал П. Н. Краснов спешно формировал казачью Донскую армию, на Северном Кавказе завершалось создание белогвардейской Добровольческой армии. Защита Царицына как ключевого пункта в снабжении Москвы зерном с Северного Кавказа приобрела для советской власти жизненное значение и стала для Сталина первоочередной задачей. К тому же, падение Царицына позволило бы соединиться армиям А. В. Колчака и А. И. Деникина, открыв им путь на Москву. В связи с этим Сталин пишет Ленину: «Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит» [142, с. 120—121].
Сталин и тогда хорошо понимал, что все решают кадры. Невзирая на отсутствие соответствующих полномочий, он сместил командующего Северо-Кавказским военным округом бывшего царского генерала А. Е. Снесарева, так и не снявшего золотые погоны и не желавшего, по словам Сталина, воевать со «своими земляками-казаками». На его место он назначил К. Е. Ворошилова, знакомого ему еще по революционной работе в Баку. К той поре, когда армия Краснова перешла в наступление, Сталин уже заменил на военно-административных постах всех колеблющихся и склонных к бездеятельности надежными и энергичными людьми. В городе было введено осадное положение, установлены твердые цены на продовольствие.
Вместе с Ворошиловым Сталин возглавил оборону Царицына. Была сформирована 10-я армия, рабоче-крестьянская по своему составу. У ее бойцов воспитывалось сознательное отношение к советской власти, деятельность военных «спецов» из числа бывших генералов и офицеров была поставлена под жесткий контроль. Организованность воинских частей обусловила их стойкость в боях, город был превращен в неприступную крепость. Его защитники прорвали полукольцо окружения, а к осени оттеснили противника на правый берег Дона. В сентябре Реввоенсоветом Республики было принято решение о создании РВС Южного фронта под председательством Сталина. Так он становится фронтовым комиссаром и в дальнейшем выполняет поручения ЦК на других фронтах – на Урале, в Петрограде (в связи с наступлением войск генерала Н. Н. Юденича), снова на Южном фронте, где он участвует в разработке стратегического плана и организации наступления против армии генерала А. И. Деникина.
Вспоминает генерал армии И. В. Тюленев, который в 1919 г. был помощником начальника штаба 1-го конного корпуса Южного фронта: 17 ноября решением Реввоенсовета Республики корпус был преобразован в Конную армию РСФСР. По этому случаю в штаб корпуса приехали возглавлявшие командование Южного фронта А. И. Егоров и И. В. Сталин. О боевой обстановке и выполняемых задачах докладывал врид начальника штаба Первой Конной армии С. А. Зотов.
«И. В. Сталин сказал в заключение:
– Наша задача состоит в том, как правильно доложил товарищ Зотов, чтобы рассечь фронт противника на две части, не дать войскам Деникина, находящимся на Украине, отойти на Северный Кавказ. В этом залог успеха. И эту задачу командование фронта возложило на Первую Конную армию.
Задача очень ответственная, она потребует максимум сил и напряжения. Конной армии придется идти через Донбасс, где может не быть фуража. Но ее будет встречать пролетариат Донбасса, который ждет Красную Армию и отдаст все, что может… Руководство фронта примет в свою очередь все меры к тому, чтобы обеспечить Конную армию всем необходимым» [196, с. 89—90].
В этом эпизоде уже легко угадывается будущий военный стратег, способный учитывать весь сложный комплекс обстоятельств, сопутствующих боевой операции, что в полной мере проявится два десятилетия спустя. Но и тогда, в годы борьбы с белогвардейцами и интервентами, его полководческий талант был очевиден: не будучи военным «профессионалом», Сталин появляется на наиболее опасных участках фронтов гражданской войны и одерживает победы. 27 ноября 1919 года за блестящее полководческое искусство и проявленные личные боевые подвиги он был награжден учрежденным 16 сентября 1918 года орденом Красного Знамени.
Впрочем, развертывание таланта никогда не происходит само по себе, – оно требует тщательной подготовки. Сталин готовит себя к любой деятельности прежде всего теоретически. Так и в этом случае, осваивая вершины военной мысли, он основательно изучает труды К. Клаузевица, в которых были разработаны основополагающие принципы стратегии и тактики военных действий. При этом его особо интересуют моральные факторы достижения победы. Он изучает также труды Э. Людендорфа, Х. Мольтке и русских военных теоретиков – А. В. Суворова и М. И. Кутузова, детально разбирает наиболее известные в истории сражения. Знание классики военного искусства позволило ему вполне профессионально подходить к руководству боевыми действиями крупных воинских соединений.
Осмысливая опыт гражданской войны и иностранной интервенции, Сталин все больше проникается мыслью о самостоятельности российского пути развития. В противоположность большинству членов ЦК он не видит необходимой базы для смыкания нашей революции с европейскими революциями. Отвергая подход Троцкого к вопросу о мире с Германией, он говорит: «Позицию Троцкого невозможно назвать позицией. Революционного движения на Западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию» [141, с. 27].
В 1920-м он решительно выступает против польского похода Красной Армии, целью которого была «красная советская Варшава». В апреле польское правительство Юзефа Пилсудского начало наступление на Украине с целью восстановления Речи Посполитой в границах 1772 года. 7 мая поляки заняли Киев. Однако уже в июне 1-я Конная армия С. М. Буденного нанесла удар по позициям противника в районе Житомира, и польские армии откатились назад. В конце июля Красная Армия вышла на границу Польши, и перед Советским правительством встал вопрос: что делать дальше? Возобладало намерение двинуться на помощь революционному пролетариату Западной Европы.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.