Текст книги "Совсем другая история"

4

В координационный донорский центр, где властвовал дядя Валентина, ребята вбежали в три минуты одиннадцатого. Их подвел транспорт, ведь от метро нужно было добираться на автобусе, и по закону подлости они, конечно же, попали в большую пробку. Валентин совершенно не волновался. Ну естественно, ведь не станет же любящий дядюшка отчитывать племянника за трехминутное опоздание. Зато Галина вся изнервничалась. Она не любила опаздывать, тем более на прием к такому уважаемому и могущественному человеку, как Григорий Арсеньевич Малый.

– Галь, да не дергайся ты, знаешь, какой дядя Гриша клевый чел! Вот увидишь! – пытался образумить подругу Валентин.

– Да-а, это для тебя он клевый, а я ему никто! – высоким от нервного напряжения голосом возражала ему Снегирева. – Вот как пошлет меня…

– Ну что ты несешь, Галь? Никуда он не пошлет, ты же со мной, и потом, он обещал… – Валентин крепко сжал ее руку и втащил на высокое крыльцо донорского центра.

Огромные раздвижные двери тут же разъехались в разные стороны, и ребята очутились в светлом просторном холле с мягкими диванами и креслами для ожидающих. К ним моментально шагнул охранник.

– Добрый день, вы к кому? – окинул он их пристальным, недобрым, как показалось Галине, взглядом.

Девушка чувствовала себя немного не в своей тарелке. Это легко рассуждать, сидя с мамой на собственной кухне, о том, как она сметет все преграды на своем пути. На деле же она оробела и всю дорогу мучилась сомнениями, несмотря на подбадривания Валентина.

– Мы к директору, нам назначено на десять часов, – солидно пробасил Валентин.

Охранник попросил у них паспорта, справился с записями в толстом журнале и произнес дежурным голосом:

– Поднимайтесь. Второй этаж, налево.

На втором этаже в приемной молоденькая секретарша, приветливо улыбаясь, пропустила их в кабинет директора.

– А-а, Валя, проходи-проходи, – поднялся им навстречу крупный, представительный мужчина с проседью в густых черных волосах. – Ну, а это твоя подруга? Галина, если не ошибаюсь? – спросил он мягким баритоном.

Когда все расселись в светлые кожаные кресла, Валентин и Галина обстоятельно поведали суть дела.

– Дядя Гриша, ты понимаешь, Игоря не могут больше держать на диализе, – серьезно говорил Валентин. – Ну ты же знаешь, что такое бывает, его организм плохо на эту штуковину реагирует. А куда ему еще осложнения? Его же недавно оперировали. Короче, Сабанеев сказал, что счет идет не на дни даже, а на часы…

– Да, бедолага ваш Игорь… Досталось же ему! Даже не знаю, что и сказать… – развел руками Григорий Арсеньевич. – У нас очередь на два года вперед, мы и с ближним зарубежьем сотрудничаем, и с дальним, а толку чуть! Все равно больных больше, чем доноров. Не знаю, не знаю…

– Дядя Гриша, я тебя когда-нибудь о чем-нибудь просил? – чуть повысил голос Валентин, и Галина поняла, что он сказал ей вчера неправду: его дядя не обещал им помочь…

Ей стало противно. Притащились к занятому человеку, давят на него, заставляют сделать нечто нереальное, может быть, даже противозаконное. Она резко встала.

– Галя, сядь! – Валик силой усадил ее обратно в кресло.

– Дядя Гриша, пойми, Игорь наш друг! И он может умереть каждую минуту! Я тебя прошу… Неужели ты ничего не можешь сделать, а? – Валентин умоляюще смотрел на директора.

– Ну-ну, не кипятись… Ты думаешь, я этого не понимаю? И я же не сказал «нет», ты ж не даешь мне слова вставить, – миролюбиво произнес Григорий Арсеньевич.

– Вы нас извините, – вставила молчавшая до сих пор Снегирева, – мы, наверно, кажемся вам назойливыми, но… мы не можем уйти отсюда без надежды. Понимаете? Мы должны спасти нашего друга! И потом, у нас уже и деньги есть… Да-да, вся сумма, какая требуется… Помогите нам!

Валентин бросил на Галю недоуменный взгляд, но она сидела как ни в чем не бывало и с немым благоговением смотрела Григорию Арсеньевичу прямо в лицо, словно ожидала, что он сейчас, как фокусник, опустит руку в свой карман и вытащит оттуда требуемую почку.

– Да вы не сомневайтесь, – продолжала говорить Галина, упрямо игнорируя негодующий взор Валентина. – Мы нашли спонсора, который согласен оплатить Игорю операцию. Так получилось удачно, нам здорово повезло. Правда, Валик?

– Н-ну, в общем… ну, да, Галя совершенно права, – невнятно пробормотал Валентин, в очередной раз испепеляя подругу взглядом.

– Ладно, я свяжусь с доктором Сабанеевым. Думаю, мы с ним что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем, вы не волнуйтесь, – кивнул директор и поднялся. – Авы, ребятки, идите домой и будьте готовы: почка может появиться в любую минуту. Валя, если что, я тебе позвоню!

Как только они покинули кабинет директора, Валентин набросился на Галину:

– Ну ты даешь, блин! Спонсора она нашла! А если твой депутат нас пошлет куда подальше или даже слушать не станет, тогда что? А если действительно завтра появится почка, ты как будешь оправдываться, а? Скажешь, что спонсор тебе померещился или приснился?

– Ну, во-первых, ты тоже подтвердил, что деньги у нас есть, так ведь? Так что выкручиваться будем вместе. А во-вторых, я это ляпнула, потому что видела, что дядя твой до вечера будет репу чесать и руками разводить! А как про денежки услышал, сразу другой текст стал выдавать! – Снегирева говорила громко и резко, почти кричала, сама не осознавая этого.

Некоторые посетители удивленно оборачивались ей вслед, но ей было наплевать. Она быстро шагала по коридору к лестнице, сжав кулаки. Валентин никогда не видел Галю в подобном состоянии: ее темные глаза сузились от злости в щелочки и метали молнии, на щеках горел нервный румянец.

– Да подожди ты! – Валентин ухватил ее за рукав куртки уже у самых ступенек. – Галь, ты что же, думаешь, что мой дядя этакий паук-кровопийца, который сидит на сундуках с донорскими органами и стережет их, никого к ним не подпуская? И продает за бешеные бабки? Галь, все не совсем так, вернее, совсем не так. Естественно, его интересует наличие бабла, бесплатно никто не станет горбатиться, ты же понимаешь, но ему-то самому почти ничего не достанется! Оплата операций идет на развитие центра, на всякие там нужды, персоналу, наконец, усекла?

– Валик, ты прости меня… Не знаю, что на меня нашло. Просто мне ясно, что твой дядя явно отделался от нас, и все. Я и про спонсора придумала, чтобы он понял, что мы не просто так из подворотни к нему заявились. Понимаешь?

Ребята уже вышли на широкое крыльцо. Перед ними простирался парк, принадлежащий донорскому центру, с ухоженными аллеями и чистенькими ярко-желтыми скамейками.

– Валь, я правда ничего плохого не хотела сказать о Григории Арсеньевиче. А если все же сказала, мне очень жаль. – Галина безнадежно вздохнула. – Просто я была не в себе! Я… я подумала об Игоре, и мне так обидно стало, так тяжело, Валя, милый, ты не представляешь! И я безумно тебе благодарна, чес-слово! Не сердись на меня, ладно?

– Да я не сержусь, Галь, я все секу… Честно говоря, я и сам не понял, поможет он нам реально или продинамит. Ну, во всяком случае, мы сделали все, что могли. Правда? – миролюбиво произнес Валентин, но Галина покачала головой.

– Нет, не все. Нам еще нужно депутата охмурить, а это гораздо сложнее. Мы ему не дети и не племянники, и вообще… – зябко поежилась она, – мне даже страшно сумму называть! Правда, если он нас попрет, то будет еще страшнее… Потому как идти-то больше некуда.

– Ну вот еще! Что, будем заранее переживать? К тому же выход есть всегда, ты же знаешь. И мы его найдем! Давай-ка лучше подкрепимся перед решающей встречей, а то я что-то проголодался, – бодро предложил Валентин, и Галя послушно кивнула.

– Ты не звонила родителям Игоря? – поинтересовался Валентин, сидя в кафе напротив Галины.

Перед ними на бежевом пластиковом столике стояли тарелки с пиццей и стаканы с минеральной водой.

– Звонила. Лев Николаевич по горздравам и облздравам бегает, по администрациям… тоже выбивает спонсорскую помощь, но пока ничего утешительного, насколько я в курсе. Знаешь, Валя, мне очень тяжело с ним общаться, у него голос просто убитый, и мне его ужасно жалко. – Галина сделала глоток из высокого стакана.

– Вот и не общайся. Зачем тебе лишний негатив? Вот когда у тебя будут реально и почка, и деньги, тогда другое дело! Тогда и пообщаться можно… – улыбнулся Валентин. – Слушай, вообще ты авантюристка та еще! Я и не подозревал в тебе такой наклонности! – восхищенно воскликнул он, с нежностью глядя на Снегиреву.

– Да ладно… Просто цель оправдывает средства, и я ничего особенного не выдумала. Ну, немного опередила события… А что мне делать оставалось? Надо же было твоего дядю хоть как-то заинтересовать! И еще неизвестно, чем все это закончится. Вот возьмет этот депутат и выкинет нас из кабинета, – нервно поежилась Галина.

– Ну, выкинет или нет, это мы еще посмотрим… – загадочно изрек Валентин.

Снегирева снова неопределенно пожала плечами. Думать о том, что делать в случае неудачи, ей не хотелось. Больше вариантов не было.

5

Кандидат в депутаты Евдокимов Ю. С. вел прием граждан недалеко от метро, в арендованном на время предвыборной кампании офисе. Галя и Валентин несмело подошли к столу, за которым сидела средних лет женщина со строгим лицом, как у училки по математике. Около нее теснились четверо пенсионеров, желающих поделиться с депутатом своими проблемами.

– Мы записаны на два часа, – сообщила секретарше твердым тоном Галина, протиснувшись между двумя бойкими бабулями.

Слегка приподняв брови, что должно было выражать удивление, женщина спросила Галину фамилию и потребовала паспорт. Выполнив все формальности, она кивнула на дверь, ближайшую от стола:

– Сейчас выйдет посетитель, и заходите.

Галина сжала руку Валентина. Страшно ей уже не было. Она приказала себе отбросить все сомнения и комплексы и думать только об Игоре. О своем любимом, бесконечно дорогом ей человеке, который лежит сейчас, прикованный к диализу.

Наконец дверь приоткрылась и из кабинета выплыла ярко и неумело накрашенная женщина бальзаковского возраста в кокетливой розовой шляпке с атласной лентой. Галина невольно засмотрелась на шляпку – так нелепо она выглядела, – а потом, окинув взглядом все одеяние женщины, вообще потеряла дар речи: пальто имело сочный зеленый цвет и было расшито какими-то блестками, бусинками, яркими детскими аппликациями и атласными лентами всевозможных цветов. Тетка туманно улыбалась в пространство и казалась явно довольной собой и своим экзотическим видом.

– Что это за чудо? – пробормотала потрясенная Снегирева, но Валентин досадливо махнул рукой и втолкнул ее в кабинет.

В небольшой комнатке за столом, на котором возвышался компьютер и стопка бумаг, ребята обнаружили полного мужчину, уже знакомого им по портрету на рекламке. На безупречно выбритом лице Юрия Степановича тоже отразилось легкое удивление, но он невозмутимо поздоровался и предложил присаживаться.

Наступило неловкое молчание. Все заранее заготовленные фразы почему-то вылетели из Галиной головы, и теперь она лихорадочно прикидывала, с чего лучше начать.

– Юрий Степанович, нас привела к вам беда, – наконец решившись, произнесла она твердо. – Дело в том, что наш очень близкий друг умирает…

В глазах депутата появилось сочувствие и готовность выслушать проблему. Снегирева приободрилась и продолжила:

– В общем, понимаете, ему нужна срочная пересадка почки… А операция стоит… – на секунду запнувшись, Галя на одном дыхании назвала требуемую сумму. – И мы пришли вас попросить… Короче, нам такую сумму взять негде. И если вы нам откажете, то Игорь, наш друг, умрет.

Мужчина, не мигая, внимательно смотрел на Галину. Внутри у нее все похолодело, она ждала, что единственное слово, произнесенное депутатом, будет «вон!».

– То есть, если я правильно понял, вы хотите, чтобы я оплатил операцию вашему другу? – спокойно поинтересовался Юрий Степанович.

– Да. Вы – наша последняя надежда, – тем же непререкаемым тоном сказала Галина, хотя внутри все сжалось в ледяной комок.

– Его родители уже обращались в Министерство здравоохранения, но там, сами знаете, тянут волынку, одни обещания, а на деле ни фига… то есть ничего не делается, – счел нужным вставить Валентин, прокашлявшись для солидности. – Мы бы, конечно, подождали, только проблема в том, что Игорь ждать не может. Счет идет на часы. Так сказал доктор. И мы просто вынуждены…

– А как вы себе это представляете, молодые люди? Что я вот прямо сейчас вытащу из кармана такую сумму и отдам вам? Я, естественно, занимаюсь благотворительностью, но, заметьте, в разумных пределах. – В голосе будущего депутата зазвучала ирония.

– Послушайте… мы же не просто так… Мы можем написать статьи в газеты и рассказать всем о вашем замечательном поступке, создать вам хорошую рекламу, – в отчаянии зачастила Галина. – Ведь это же обеспечит вам победу на выборах! Разве вам не нужна победа?

Юрий Степанович снисходительно ухмыльнулся:

– Ну, победа нужна всегда, это само собой разумеется. Но неужели вы, ребята, всерьез полагаете, что у меня нет своих пиарщиков, которые профессионально делают мне рекламу? Не смешите меня! – Он поднялся с кресла и несколько раз прошелся по комнатке. – Поймите меня правильно, – изрек депутат хорошо поставленным баритоном, – я искренне сочувствую вам и вашему другу, мне очень жаль, что столь молодой человек оказался в таком угрожающем положении! Я был бы рад помочь ему… ну-у… например, лекарствами или медицинской техникой, но такая сумма… это утопия, простите…

– Тогда я… я напишу в газеты другую статью, со знаком минус! Я напишу, что депутат Евдокимов черствый, бездушный, ничтожный человек, который печется только о своем имидже и карьере и готов прийти на помощь людям лишь на словах, а на деле!.. – выкрикнула Снегирева звенящим от отчаяния голосом, сжав кулаки.

Больше всего она боялась разрыдаться перед этим холеным господином, смотрящим свысока на простых смертных. Она почувствовала, как Валентин сжал ее пальцы.

– Простите нас, пожалуйста, – неожиданно мирно произнес он, – просто у девушки сдали нервы… Мы не станем ничего писать ни в какие газеты. Мне кажется, я придумал, к кому можно обратиться с нашей просьбой. Извините еще раз за беспокойство.

Валентин дернул Галину за руку и потянул к двери.

– Мы пойдем к Катодикиди, и я уверен, что он нам не откажет. Нам надо было с самого начала обратиться к нему, а не отрывать вас от важных дел. Еще раз извините, – бросил он Евдокимову на прощание.

В глазах Юрия Степановича отразились смятение и досада, но ребята этого не видели. Они уже почти вышли в коридор, когда услышали за спиной властный окрик:

– Стойте!

Галина и Валентин обернулись.

– Закройте дверь и сядьте! – продолжал командовать депутат.

Он совсем разнервничался. Глаза сверкали недобрым огнем, упитанные щеки раскраснелись.

– Я вам не сказал категорическое «нет», а вы уже убегаете, нетерпеливые какие. – Юрий Степанович пытался изобразить отеческий тон, но получалось у него это с трудом. – Я вот подумал и должен сказать, что, скорей всего, я решу вашу проблему положительно… Да, я изыщу средства… скорее всего.

Он уселся за стол и стал выяснять у ребят необходимые подробности, записывая информацию в красивую общую тетрадь. Галина совершенно ничего не понимала. Кто такой этот Катодикиди? Почему Евдокимов так быстро переменил свое решение и даже, кажется, чего-то испугался? И самое главное, что волновало ее в эту минуту, – неужели он на самом деле собирается оплатить операцию? От всех этих вопросов голова у нее шла кругом.

Тем временем Валентин продиктовал Юрию Степановичу фамилию Игоря, номер больницы и палаты, фамилию лечащего врача.

– О-о, я лично знаком с Сабанеевым! – воодушевился депутат. – И представьте, довольно близко. Гениальный врач и человек просто исключительный! Я сегодня же свяжусь с ним… Ну вот, пожалуй, и все. Всего вам доброго.

Он отложил ручку и захлопнул тетрадь.

– До свидания, Юрий Степанович, – уважительно попрощался Валентин. – Так мы можем быть уверены?

– До свидания! – коротко бросил Евдокимов и углубился в какие-то бумаги, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена.

Ребята вышли на воздух. Глубоко дыша, Галина пыталась унять часто бьющееся сердце: она не сомневалась в полном провале. Ей было очевидно, что кандидат в депутаты отделался от них пустым обещанием, а сам тут же забыл об их просьбе.

– Ну что? – довольно спросил Валентин. – Как тебе мой ход?

– Валик, вообще я не в теме. Что ты имел в виду? Кто такой этот Кадо… Като… Ну, тот, которого ты назвал? Объясни! – потребовала Галина.

– А я, Галя, прежде чем идти сюда, поинтересовался некоторыми подробностями предстоящих выборов, – серьезно ответил Валик. – Это несложно было. Газеты внимательно изучил, сейчас все пишут про выборы. И усек одну интересную вещь.

– Какую? – изумилась Снегирева, такой прыти от Валентина она не ожидала.

– А вот какую: твой Евдокимов до посинения боится своего конкурента, а именно Катодикиди Никаса Леонидовича. Ты, конечно, слышала про такого?

– Нет, Валик, ты же знаешь, я не интересуюсь политикой и понятия не имею, кто там с кем конкурирует, – чуть виновато пожала плечами Галина.

– Ну не до такой же степени! – легко укорил ее Валентин. – Да его портреты везде развешаны, а дифирамбы ему только ленивый не поет! Короче, я газеты почитал и понял, что этот дядечка очень богатый – раз, очень могущественный – два и, что самое главное, – не жадный, это три. Он и детские дома спонсирует, и приюты всякие, и афганцам помогает, ну, ты понимаешь…

– Так, может, есть смысл к нему обратиться? – Глаза у Галины загорелись. – И чего ты раньше не сказал? Мы бы здесь не теряли время.

– Успеем… Ты же на Евдокимове зациклилась. И теперь, я думаю, что все будет так, как он пообещал, Евдокимов твой. Ему же дико хочется победить на выборах, а если и не победить, то рейтинг свой нехило повысить, на будущее, так сказать.

– Ой, не знаю, – снова озаботилась Галина. – Как-то это все… несерьезно, что ли.

– Еще как серьезно! Галь, ты не представляешь, какие там у них страсти разгораются! Да ты же видела сама, как он переменился, стоило мне только его главного конкурента упомянуть! Я тебя уверяю, он хоть и жадина, но теперь у него нет альтернативы. Пойми, Евдокимов не может допустить, чтобы мы от него отправились к Катодикиди. Потому что знает прекрасно, что тот пойдет нам навстречу. Ему выгоднее самому оплатить операцию, чем допустить, чтобы это сделал его конкурент, а потом растрезвонить о своем благодеянии на весь свет. Понимаешь? Ну, во всяком случае, мне так кажется.

Совсем рядом с ними раздавались женские голоса. Галина машинально повернула голову и увидела, что та диковинная тетка в ошеломляющем одеянии, с которой они столкнулись у кабинета Юрия Степановича, беседует с дворничихой, подметающей тротуар, выложенный фигурной плиткой.

Нелепо разряженная особа, заметив Галин интерес, тут же подошла к ребятам.

– Новый год уже прошел, – сообщила она доверительно, заглядывая Галине в глаза.

Ее взгляд показался девушке вполне осмысленным, только где-то далеко в глубине больших карих глаз, небрежно обведенных черным карандашом, мерцал странный, настораживающий огонек.

– Новый год – самый красивый праздник, – продолжала она как ни в чем не бывало, – и я делаю так, чтобы он никогда не заканчивался. Я ведь похожа на елку, правда? Отвечайте, похожа?

– Ну-у, в общем, да… – послушно промямлила Снегирева.

Она не знала, как себя вести с сумасшедшими. А то, что эта «елка» была ненормальной, не вызывало сомнений. Галя откуда-то смутно помнила, что с подобными людьми надо соглашаться и ни в коем случае не злить их и не противоречить им.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала тетка, – по-моему, это очевидно. А то некоторые скучные люди говорят, что я того… – Она покрутила пальцем у виска. – А я просто новогодняя елка и приношу людям удачу и исполняю желания! Разве елка может быть сумасшедшей, а? Смешные, глупые люди… Ведь в новогоднюю ночь случается всякое волшебство. А у меня оно случается круглый год! Потому что я елка! Правда, здорово придумала? – Она захлопала в ладоши и засмеялась, обнажив ровные, на удивление красивые зубы.

«Елка» подошла почти вплотную к Галине и, возбужденно блестя глазами, зашептала:

– Я исполняю желания, самые-самые важные, но только для тех, кто верит. Понятно? Вот вы верите мне? Отвечайте.

Галя покосилась на Валентина. Он с досадой переминался с ноги на ногу, ожидая, когда закончится этот бессмысленный разговор. Девушка незаметно пихнула его в бок и энергично закивала:

– Конечно верим! Вы самая красивая, самая замечательная елка на свете! Правда-правда!

– Ну вот! – радостно заметила женщина. – Все бы так… У вас есть желание? Есть-есть, по глазам вижу. Сейчас… – Внезапно она оторвала ярко-красную шелковую ленточку от своего сверкающего пальто и сунула в руки Галине. – Возьми и носи у сердца, – таинственно произнесла «елка», – пока твое самое сокровенное желание не сбудется. Вот так…

– Может, еще сообщите, когда именно? Ну, там… день, час или, может быть, хотя бы год? – насмешливо подал голос Валентин.

Ему уже порядком надоела пустая болтовня с этой сумасшедшей. И чего только Галя с ней разговорилась?

– Конечно сообщу, – категоричным тоном сказала «елка» и закатила глаза к небу, что-то шепча про себя. – Завтра… нет, послезавтра… Да! Оно исполнится послезавтра. М-м-м, прямо с утра. Дай денежку, – без всякого перехода попросила ненормальная, вытянув вперед руку ладонью кверху. – Дай, я куплю себе новые ленты. Мне еще мно-ого желаний надо исполнить. Дай денежку!

Снегирева сунула руку в карман и, нащупав там шелестящую купюру, безропотно отдала ее «елке». Получив полтинник, тетка немедленно ретировалась за угол здания, бормоча какие-то слова, которые уже невозможно было разобрать.

– Галь, ты что, с дуба рухнула? Мало того что мы потеряли время с этой безумной, так ты еще и деньгами швыряешься? – набросился на Снегиреву Валентин. – О чем ты вообще думаешь? Ты что, не видишь, с кем дело имеешь, блин?

– Да ладно, – вяло отмахнулась Галина, – спешить-то нам уже некуда, мы сделали все, что наметили. И потом, ты знаешь, мне как-то хорошо стало… Нет, правда, такое спокойствие нашло, какая-то… просветленность, что ли.

– Галь! Да ведь очевидно, что она обычная попрошайка, да еще с дырявой крышей… Впрочем, не исключено, что просто косит под блаженную. Ей бабок надо было срубить по-быстрому, не зря же она ловит тех, кто от Евдокимова выходит! К нему-то с просьбами идут, с сокровенными, поняла? Дура дурой, а соображает получше цыганок, где клиентов найти, – продолжал кипятиться Валентин.

– Не трогай ее, Валик, – неожиданно вступилась за «елку» Галина. – Кому от нее хуже? И что значит какой-то полтинник, когда Игорь… Тут, знаешь, за самое невероятное схватишься, как за соломинку.

– Только не говори, что ты ей поверила, Галь! – взмолился Валентин. – А то я подумаю, будто и у тебя крыша поехала! Может, это заразно, а?

– Да не поверила, конечно, – тяжело вздохнула Снегирева. – Но ведь так хочется поверить, хоть на секундочку…

Они подходили к метро. Галине очень не хотелось разлучаться с Валентином, со своим, как выяснилось, надежным и единственным другом. Она боялась остаться наедине с собой, со своими невеселыми мыслями, которые вертелись в голове, как карусель.

– Ты куда сейчас? – спросил Валентин.

Поднявшийся ветер гнал по тротуару пустые пластиковые бутылки, обрывки газет, окурки и разный мелкий мусор. На душе у Снегиревой было смутно и тревожно, просветленность, навеянная «елкой», исчезла, уступив место гнетущему беспокойству.

– Надо заехать в больницу, – тоскливо сказала она. – Поехали со мной, а? Знаешь, мне страшно… Страшно переступать порог его палаты, не зная, что могло произойти, пока меня не было рядом…

– Нет, Галь, извини, но поезжай одна. Да ты сама подумай: приятно ему будет меня видеть? Стопудово нет! – Валентин заботливо поднял капюшон Галиной куртки и натянул ей на голову. – Вы уж там сами, без меня… Ладно? Созвонимся вечером, ты держи меня в курсе. Хорошо?

Галина хотела сказать Валентину, какой он хороший и как она благодарна ему за все, но он, помахав рукой на прощание, торопливо сбежал вниз по ступенькам перехода.

«Зайду домой, надо поесть и с мамой повидаться, – наметила Галина план действий. – А потом поеду к Игорю. Нет, сначала позвоню Льву Николаевичу, узнаю, как дела… Или нет, поеду сразу, он наверняка у Игоря сидит».

Валентин ехал в многолюдном вагоне метро и размышлял. Он не понимал сам себя. Помогает своему сопернику, бегает по каким-то незнакомым людям, что-то выдумывает… Но ведь он делает это не ради Игоря, а ради Гали. А как он относится к Гале на самом деле? Кто он ей? Только лишь друг или нечто большее? И вообще, может ли быть дружба между ним и Галиной – вот такая, без тайной корысти, без скрытых желаний и неосознанных надежд? Да, Галя ему нравится. Нравится. Но как кто? Как добрый, отзывчивый, умный человек или как привлекательная девушка?

Валентин не находил ответа почти ни на один вопрос. Три месяца назад он предложил ей своеобразный выход из той ситуации, в которую она попала. Вернее, думала, что попала. Но так или иначе, а он предложил ей пожениться и усыновить ее ребенка. Или удочерить, не имеет значения. Тогда он не мог поступить по-другому. А сейчас? Что вообще заставило его снова помогать Галине, когда, казалось бы, отношения между ними закончилось навсегда?

Все это время, что они были в ссоре, Валик переживал обиду. Обиду от того, что Галя его обманывала, продолжая встречаться с Игорем, хотя уверяла его в обратном. А может, это вовсе не обида была, а ревность? Обычная ревность, умело маскирующаяся под различные человеческие чувства. И спрятана она так глубоко в душе, что фиг докопаешься. А если он, Валентин, ревнует Галину, то, значит, он просто неравнодушен к ней? И сейчас он пытается спасти Игоря, своего счастливого соперника, не из большого человеколюбия к нему, а чтобы быть рядом с Галей?

Валентин совсем запутался. Да, сейчас Игоря трудно назвать счастливым… А с другой стороны, ведь это его любит Галя Снегирева, а не Валентина. И к нему она пришла не потому, что соскучилась, а только ради Игоря своего ненаглядного.

Валентин заерзал на кожаном сиденье вагона. Бред какой-то лезет в голову. Ну, спрашивается, на фига ему приспичило копаться в причинах своих поступков? Разве плохо ему было сегодня, когда они с Галей провернули две такие, казалось бы, безнадежные авантюры? Нет, ему было хорошо. И ведь что совсем непостижимо, никто не сказал им категорическое «нет». А дядя Гриша вполне мог вежливо их отослать, не говоря уже о Евдокимове. Для него, племянника, Григорий Арсеньевич, безусловно, сделал бы все возможное. Это и к бабке не ходи. А Галя и ее возлюбленный ему вообще параллельны, но тем не менее он пообещал помочь… И этот предвыборный кандидат тоже.

Валентин протиснулся к выходу. Поезд подъезжал к его станции.

«Пусть все остается как есть, – принял решение Валик. – Ведь я не сержусь на Галку, ни капельки уже не сержусь. А помочь ей мне жутко хочется. Значит, так и будет. И нечего огород городить».