Текст книги "Беллилия. Убийца или жертва?"

3

К утру гроза прекратилась. Чарли лежал в широкой кровати и очень хотел, чтобы жена была рядом, но Беллилия перебралась в его старую комнату. На этом настояла сиделка.

С того момента, как она вчера прибыла в дом, получив инструкции от доктора Мейерса, и поменяла свое серое платье на белую в синюю полоску униформу, эта женщина взяла все хозяйство в доме в свои руки. Чарли и Беллилия возненавидели ее с первого взгляда. Тем не менее она навела на них такой страх, что они позволили ей командовать собой. Она использовала свое уродство, как другие женщины используют свою красоту. Если бы во время местной ярмарки устроили конкурс на звание самой некрасивой женщины, мисс Гордон получила бы первый приз по всем статьям. Из-под жирных, туго стянутых волос выпирал лоб. Между этой скалой и утесом челюсти лицо прогибалось внутрь наподобие суповой миски. Широкий нос был настолько плоским, что лишь слегка прикрывал эту впадину. Маленькая приземистая женщина с красными запястьями выражала кислое неодобрение всему и всем.

По ее приказу Чарли должен был спать один. Ночь была тихая. Он слышал только шум реки, но он к нему уже так привык, что мог от него полностью отключиться и все свое внимание сосредоточить на разных вздохах, скрипах и шуршаниях внутри дома. По привычке, да и по профессии, он мог точно определить, откуда исходит тот или иной звук. Он сразу же узнал жалобный стон пружин кровати, на которой в соседней комнате спала Беллилия.

Слегка заскрипел пол под легкими осторожными шагами. Чарли с надеждой повернул голову к двери. Шаги приближались. Сердце забилось в ожидании. Но темнота была такая непроницаемая, что при всем желании он не смог разглядеть, как открывается дверь. Зато сразу почувствовал знакомый запах духов.

И вдруг его оглушил голос, похожий на хриплое карканье:

– Это вы, миссис Хорст?

– Я только хотела взять стакан воды, – услышал он голос Беллилии. – И подумала, может, мистеру Хорсту тоже чего-нибудь нужно.

– Для этого я здесь и нахожусь, миссис Хорст.

– Да, я знаю, но все-таки беспокоюсь. Вы же знаете, что было прошлой ночью.

– Он спит, и на вашем месте я бы не стала его будить. Идите к себе и ложитесь в постель, миссис Хорст. Я сама принесу вам стакан воды.

Дверь закрылась, голоса смолкли. Ни пуховое одеяло, ни шерстяные пледы не могли согреть Чарли. Зачем он позволил сиделке прогнать свою жену? Неужели он, несмотря на все свои логические доводы, находится под влиянием предостережений доктора? «Нет! Нет!» – со злобой на самого себя метался он в кромешной темноте. И прошло немало времени, прежде чем он смог заснуть.

Утром, когда сиделка принесла ему тазик с водой и губкой для умывания, он сказал:

– Вы были очень добры, что позаботились о моей жене, мисс Гордон. Я слышал ваш разговор.

– Ей не следовало бродить по дому, особенно в ее положении. Она могла простудиться или наткнуться на что-нибудь в темноте и упасть.

Пока она умывала своего пациента, кожа на ее лице и руках от затраченных усилий и горячей воды стала совсем красной. Чарли еле вытерпел процедуру омовения и принял твердое решение избавиться от этой ведьмы, как только достаточно окрепнет, чтобы сразиться с доктором.

Но сейчас он не хотел выглядеть невежливым, поэтому решил завести с ней разговор.

– Вы ведь не местная, правда?

Она кивнула.

– Я это сразу понял. Видите ли, я живу здесь с детства и знаю почти всех в округе.

Эта информация ее совсем не заинтересовала, но Чарли храбро продолжал:

– А откуда вы прибыли?

– Из Ню-Ака. – Акцент делал ответ вполне убедительным.

– И давно вы здесь?

– Месяца два.

– А почему вы решили приехать именно сюда?

– Здесь не хуже, чем в любом другом месте.

Тут он услышал, что Беллилия ходит в соседней комнате, и громко позвал ее. Она тут же прибежала, не успев даже сунуть руки в рукава халата, наброшенного на плечи. Глаза еще были опухшими ото сна, а губы надуты, как у ребенка.

Пока они целовались, мисс Гордон холодно смотрела на них.

– Вам бы лучше надеть ваш халат, миссис Хорст. Простудитесь и заболеете.

– Сейчас, – послушно ответила Беллилия и сделала, как ей сказали.

Бдительность мисс Гордон превратила мужа и жену в тайных любовников, которые могли теперь поцеловаться и обнять друг друга лишь украдкой, воровато оглядываясь, и лишь в те моменты, когда сиделка уходила из спальни по сугубо личным нуждам (в чем она проявляла неслыханный самоконтроль) или когда она спускалась вниз на кухню, чтобы приготовить еду для своего пациента. Мисс Гордон не принимала помощи ни от кого из живущих в доме. Мэри терпела оскорбления по три раза на дню, а если Беллилия пыталась оказать хоть маленькую услугу Чарли, ее тут же официально отстраняли от всех дел.

– Вы должны соблюдать осторожность, миссис Хорст, особенно в вашем положении.

– Миллионы беременных женщин моют полы и делают все, что нужно, по дому, – протестовала Беллилия. – Я совершенно здорова, и нет никаких причин не давать мне наполнить термос.

Мисс Гордон отбирала у нее термос, опытными руками тщательно его промывала и лично наполняла водой. Не было никакой возможности нарушить ее преданность своему делу. Беллилия была не только потрясена этим, но и сильно озадачена. Мисс Гордон считала себя обязанной работать все двадцать четыре часа в сутки.

Для Чарли же было ясно, что медсестра выполняет совершенно определенные указания доктора Мейерса. Только она давала пациенту выпить лекарство или просто стакан воды. Чарли не возражал. Он не верил, что есть хоть какие-то основания соблюдать подобную осторожность, но боялся, что любой протест с его стороны приведет к плохому результату: Беллилия узнает о подозрениях доктора. А Чарли ее любил и не мог себе даже представить, что может произойти, если позволить ей узнать о безумной идее этого старого болвана, согласно которой Беллилия была едва ли не главной подозреваемой. В глазах Чарли его жена стала безвинной жертвой этого надуманного, нелепого предположения.

Конечно, Чарли не мог забыть о предупреждении доктора, но он нашел ему вполне удовлетворяющее его объяснение. Доктор Мейерс – некомпетентный врач. Поэтому, не найдя научного названия неожиданной болезни Чарли, он сочинил для себя оправдание. Аргументы старика были слабыми, неубедительными, ему не хватало даже воображения. И Чарли решил, что когда встанет на ноги, то обязательно обратится для проверки здоровья к какому-нибудь молодому лекарю.

На второй день болезни Чарли к ним приехал Бен Чейни и предложил Беллилии покатать ее на машине. Погода уже раскаялась в своем плохом поведении и теперь была теплой и сухой. Беллилия, естественно, отказалась оставить больного мужа одного. Разговор шел внизу, в холле. Мисс Гордон, которая слышала все, что говорилось и творилось в доме, подняла глаза от старого, заношенного носка, который она штопала спицами, и сказала Чарли, что ему следует заставить жену принять это предложение. Ради ее собственного здоровья, заявила сиделка, миссис Хорст должна каждый день, хотя бы час, дышать свежим воздухом.

С этого дня каждый раз после обеда Беллилия отправлялась на прогулку в машине Бена Чейни.

Накануне Нового года Чарли позволили встать с постели. Он чувствовал себя хорошо и даже выглядел лучше, чем до болезни. Он надел темные брюки и лиловую шелковую домашнюю куртку, а на шею повязал один из красивых шелковых шарфиков, подаренных ему женой на Рождество.

Тем не менее мисс Гордон не разрешала ему выйти из спальни.

– Без разрешения доктора вам нельзя выходить.

– Тогда позвоните ему и получите разрешение. А заодно спросите, какого дьявола он сегодня не пришел ко мне.

– Мне не нравится ваш грубый тон, мистер Хорст.

– Прошу прощения, мисс Гордон. Но скажите доктору, что я хочу его сегодня видеть.

– Мистер Хорст, доктор Мейерс сидит дома из-за простуды. Я звоню ему два раза в день и докладываю о состоянии вашего здоровья, а так как никаких изменений к худшему у вас не наблюдается, то для него нет никаких оснований идти на риск заболеть пневмонией или принести в этот дом инфекцию.

– Но я хочу его видеть.

– Я ему скажу, – ответила мисс Гордон и пошла звонить.

Доктор Мейерс посоветовал Чарли еще один день оставаться в своей спальне, ну а если завтра он почувствует себя лучше, то, так и быть, можно спуститься вниз, доктор разрешает.

– А он приедет сюда?

– Попытается приехать завтра.

– Старый притворщик, – пробормотал Чарли.

– Вы что-то сказали, мистер Хорст?

– Когда мисс Уокер и миссис Хоффман приедут, пусть поднимутся наверх.

– Я скажу Мэри. А сама прилягу и немного посплю.

Чарли опешил. Потакать своим желаниям было для мисс Гордон несвойственно. Она ведь могла прилечь и поспать, когда Беллилия была дома. С другой стороны, подумал Чарли, ее пациенту стало лучше и он не нуждается в ее медицинской помощи, поэтому она может себе позволить немного отдохнуть.

И вот наконец прибыли Эбби и Эллен. Эбби привезла кастрюльку с холодцом из бараньей ноги, а Эллен – книгу Алберта Лейна «Жизнь Марка Твена». Комната Чарли наполнилась шумом, смехом и сплетнями. Эбби, которая на следующий день должна была уехать из города, с криком и хохотом обсуждала старых друзей. Вскоре вернулись Беллилия и Бен Чейни, и, хотя Бен приезжал сюда каждый день, ему впервые разрешили подняться наверх.

– Как хорошо, что ты здесь, – обрадовался Чарли. – После одного женского общества приятно увидеть хотя бы пару брюк.

– Ну что ты, дорогой, – надула губки Беллилия, – ведь к тебе же приходил доктор Мейерс.

– Он хуже старой бабы.

Бен накануне привез Чарли бутылку хереса, и Беллилия предложила гостям выпить. Она спустилась вниз и принесла бутылку вместе со сладким печеньем. А так как хозяин дома считался больным, то угощение гостей взял на себя Бен. Вытащив пробку он, как положено, отлил немного в свой бокал, после чего стал разливать в остальные. Один бокал взяла Беллилия и вместе с печеньем понесла его Чарли.

– Миссис Хорст!

В дверях стояла мисс Гордон. В туфлях на низких каблуках она двигалась так тихо, что никто не услышал, когда она вошла. Все уставились на нее. У Эллен перехватило дыхание.

– Что вы даете мистеру Хорсту?

– Все в порядке, мисс Гордон. Доктор сказал, что он должен каждый день выпивать по стакану вина. Мистер Чейни принес ему херес. Вы с нами не выпьете?

– Я никогда не пью спиртное. – Мисс Гордон стояла неподвижно, презрительным взглядом окидывая гостей.

– Мисс Гордон, вы знакомы с моими друзьями? – спросил Чарли. – Знакомьтесь: мисс Гордон, миссис Хоффман, мисс Уокер, мистер Чейни.

– Здравствуйте, – сказал Бен.

– Рада познакомиться, – ответила мисс Гордон.

Эллен с трудом перевела дыхание. Все оставшееся время она сидела на краю кресла и нервно перебирала складки своей юбки.

– Что на тебя там нашло? – спросила ее Эбби, когда они вернулись домой и Эллен наконец успокоилась за закрытыми дверями своего дома. – Ты все время ерзала. Почему ты так нервничала?

– Мне надо было с самого начала сказать тебе, что в нем есть какая-то гадкая угодливость.

– У Бена? Но он просто очень воспитанный парень. Не могу понять, откуда в тебе такая неприязнь к нему. Или, может, это твои антимужские предрассудки и ты вообще не любишь сильных, властных мужчин?

– Послушай, – зашептала Эллен, – эта медсестра именно та женщина, которую он встречал на вокзале. Я же говорила тебе, Эбби. Даю голову на отсечение! А вели они себя так, будто никогда не встречались, пока Чарли их не познакомил.

– Ты уверена?

– Разве можно такое лицо спутать с каким-то другим? Я готова подтвердить это в суде под присягой. Но зачем им надо было притворяться?

Эбби сдалась. Перед ней была поставлена проблема, с которой она не могла справиться даже при всем умении разбираться в земных делах. Эллен расстегнула пуговицы своего пальто, похожего на мужское. Из внутреннего кармана она достала желтую бумажную пачку с дешевыми сигаретами и спокойным, привычным движением, словно делала это всю жизнь, зажгла одну из них.

На следующее утро Чарли принял решение, которое, в отличие от большинства новогодних обещаний, было выполнено сразу же. Ничто не могло быть более неблагоприятным для начала года, решил он, чем завтрак, поданный мисс Гордон. Без всякого разрешения он встал с постели, принял горячий душ, оделся и спустился вниз. Когда мисс Гордон вышла из кухни, держа в руках поднос с завтраком для него, он уже сидел за обеденным столом.

– Почему вы здесь, мистер Хорст?!

– Сегодня я завтракаю с моей женой.

– Но…

– Вы не присоединитесь к нам, мисс Гордон? Да, кстати: поздравляю вас с Новым годом.

– И я вас поздравляю, – довольно хмуро ответила она, но все-таки села за стол.

Победа подбодрила Чарли. А радость Беллилии укрепила его в принятом решении. Когда завтрак окончился, он сказал:

– Мисс Гордон, я хочу поблагодарить вас за то, что вы так хорошо ухаживали за мной во время моей болезни.

– Я делала только то, за что мне было заплачено.

– А теперь я хочу, чтобы вы хорошо отдохнули. Из-за меня вы не смогли участвовать во встрече Нового года, но я не хочу, чтобы вы работали и сегодняшний праздничный день.

– Но я ничего особенного не…

Он отмахнулся от ее возражений:

– Я знаю, вы хотели бы встретиться со своими друзьями. Ну а так как я не нуждаюсь больше в сиделке, позвольте мне выразить вам свою благодарность оплатой на следующие пару дней, которые будут считаться вашим отпуском на праздник.

Беллилия не засмеялась, но ямочки весело танцевали на ее округлых щеках.

– Мы вызвали Макгиннеса, чтобы он отвез вас в город.

Мисс Гордон сидела не двигаясь.

– Разве мои услуги вас не удовлетворяют, мистер Хорст?

– Вполне удовлетворяют, мисс Гордон. Но я уже совсем выздоровел и больше не нуждаюсь в сиделке.

– Об этом мы должны спросить мистера Мейерса. Он единственный человек, от кого мне позволено принимать указания.

– Я не собираюсь его спрашивать, я просто скажу ему о своем решении.

Чашка кофе скрывала нижнюю половину лица Беллилии, но то, что было ему видно, особенно ее черные глаза, вдохновляли Чарли на продолжение бунта. Почувствовав прилив решительности, он поспешил к телефону.

К его великому удивлению, доктор Мейерс сразу же согласился, что сиделка ему больше не нужна. И пока мисс Гордон собирала свои вещи, Чарли и Беллилия обнимались и целовались. Через сорок минут Макгиннес уже отвозил ее на своем драндулете, и Хорсты наконец-то остались одни. У Мэри тоже был выходной день. Ее парень Хен Блэкмен прикатил из Реддинга в папином автомобиле, и Мэри, надев вязаные перчатки Беллилии и одну из ее шляпок, с восторгом отправилась отдыхать и веселиться.

– Надеюсь, она успеет вовремя вернуться, – сказал Чарли, глядя вслед машине, сворачивающей с их приусадебной дорожки на шоссе.

– Что значит вовремя? Что ты имеешь в виду?

– Похоже, будет славный снегопад.

Беллилия с отсутствующим взглядом кивнула и направилась к этажерке, чтобы, как обычно, восстановить порядок после того хаоса, который создавала Мэри, стирая пыль с полок. Всякий раз, когда горничная поворачивалась к ней спиной, Беллилия тут же производила свои священнодействия, устанавливая все предметы на свои места. Чарли наблюдал за этим с уже привычной снисходительностью. Он мог предсказать каждое ее движение. Беллилия так любила всякие безделушки, что страшно переживала, если коробочки с нюхательным табаком, шкатулки, фигурки зверей, вырезанные из слоновой кости, и разные статуэтки стояли не на своем месте и не так, как надо.

Бен Чейни и доктор Мейерс явились почти одновременно. Было много рукопожатий и пожеланий счастливого Нового года.

– Я приехал за своей пассажиркой, – сказал Бен.

– Сегодня я не могу присоединиться к тебе, Бен. Мисс Гордон уехала, и я не хочу оставлять Чарли одного.

– Как? Мисс Гордон уехала? – удивился Бен.

Доктор бросил быстрый косой взгляд на Бена и повернулся к Беллилии:

– Вам лучше подышать свежим воздухом сегодня, миссис Хорст. Похоже, нас ожидает непогода, и это может оказаться вашей последней прогулкой на неделю вперед.

Приводилось еще много других аргументов с разных сторон, прежде чем Беллилию смогли уговорить оставить мужа – доктор чуть ли не приказал ей поехать с Беном на прогулку. Как только они оба ушли, Чарли, скрестив руки на груди, посмотрел свысока на доктора и сказал:

– Я хочу знать, какой был смысл в том, что вы сказали мне тогда.

– Забудь об этом, Чарли.

– Как это понять? «Забудь об этом, Чарли?» Что вы пытались сделать? Одурачить меня?

– Да ничего такого не было. Я получил ответ из лаборатории. Конечно, я предпочел бы сдать на анализ первичный экскремент, но все было смыто до того, как я приехал сюда, хотя я уверен, если бы там были токсичные вещества, это проявилось бы даже в тех частицах, что я послал в лабораторию.

– Но я все еще вас не понимаю. Что вы хотели найти? Яд?

Слово повисло в воздухе. Однако как только Чарли его произнес, он почувствовал себя гораздо лучше.

– Хочешь сигару? – Доктор протянул Чарли маленький цилиндр, завернутый в фольгу. – Рождественский подарок одного из пациентов. С такой семьей, как у меня, не часто предоставляется возможность курить «Корону Корон». – Доктор замолчал и продолжил свою речь после того, как, разорвав фольгу, сунул в рот сигару, зажег ее и с наслаждением выпустил первые кольца сигарного дыма. – Должен признать, Чарли, что симптомы твоей болезни озадачили меня. Я никак не мог найти причину такого неожиданного приступа. Когда в тот день я вернулся домой и обсудил это со своим старшим сыном – кстати, никто так смело, так нахально не ставит диагноз, как студент-медик, – я решил все-таки не рисковать.

– Но у меня давние нелады с желудком.

Доктор только вздохнул в ответ.

– Пугать своих пациентов так не похоже на вас. Откровенно говоря, я до сих пор не понимаю ваших мотивов.

Доктор тянул с ответом. И наконец заговорил:

– Иногда я думаю, что моя жена впала в старческое слабоумие. Она обожает синематограф, который становится так популярен. Часто тянет меня в город, чтобы посмотреть эти «живые картинки». – Доктор слегка пожал плечами. – Судя по всему, мой разум тоже затронут склерозом и этим безумным видом развлечения.

Чарли поднялся на ноги.

– Почему вы врете мне, доктор?

– Не кричи. У меня со слухом все в порядке.

– Извините. Но я настаиваю, чтобы вы сказали мне правду.

– А разве ты не рад узнать, что все это было лишь старческой фантазией чересчур дотошного медика? Ну, я переусердствовал.

– Если это была лишь фантазия, зачем вы рассказали мне о ней? Я всегда думал, что вы стараетесь не беспокоить пациентов попусту.

– А я считал своим долгом предупредить тебя на случай, если мои опасения хоть в чем-то оправдаются. Ведь если бы опасность действительно существовала, а я бы ничего тебе не сказал, вся ответственность легла бы на меня.

– По-моему, вы не сознаете тяжести обвинения, которое возложили на невинного человека.

– Я никого ни в чем не обвинял.

– Вы намекали, что Беллилия дала мне… – Чарли прочистил горло, – дала яд… – Дальше он ничего произнести не мог.

– Что ты так разволновался? Можно подумать, я только сегодня принес тебе плохую новость. Признаюсь, я почувствовал облегчение, когда выяснил, что мои подозрения не подтвердились, и приношу свои извинения за доставленное тебе беспокойство.

Чарли опустился в кресло. Глаза его увлажнились. Доктор тактично отвернулся и подошел к окну в эркере. Снег уже падал, но пока еще так лениво, что казалось, будто в воздухе летают хлопья белой ваты. Пейзаж наскучил доктору Мейерсу, и он отошел от окна, но, увидев, что к Чарли все еще не вернулось самообладание, направился в угол комнаты, где стояла этажерка с коллекцией безделушек из серебра, слоновой кости, фарфора, эмалированного металла. Доктор Мейерс никогда не мог понять, почему взрослые женщины дорожат подобными игрушками. Одна вещица привлекла его внимание своей бездарностью и никчемностью. Это была скульптурная группа из дрезденского фарфора. Маркиз, в костюме цвета спелой вишни, закрывал своими белыми ручками глаза леди, чья отделанная кружевами юбка заполняла кресло, украшенное золотыми арабесками и розовыми бутонами. Рассматривая это произведение искусства, доктор услышал, как автомобиль Бена подъехал к дому и остановился у дверей. Он поставил парочку на место с некоторым чувством вины, так как знал, что и его собственная жена была бы недовольна нарушением симметрии на ее полках.

Чарли высморкался и сунул носовой платок обратно в карман. Он тоже чувствовал себя виноватым.

Беллилия открыла дверь ключом. Бен задержался в холле, снимая пальто и шляпу, а она поспешила в гостиную, не отряхнув снежинок, все еще блестевших на ее бархатной шляпке и кожаном воротнике пальто. Глаза ее сияли, щеки розовели. Холодными губами она прикоснулась к щекам Чарли.

– Снег такой густой и сильный. Бен решил, что нам лучше вернуться пораньше, пока дорогу совсем не занесло. Получилась великолепная прогулка, Чарли. Снег только начинал падать, а на небе уже появилось серо-синее необычное облако, как из свинца. Как я люблю твой Коннектикут!

– Его Коннектикут, – фыркнул доктор.

При виде хорошенького личика Беллилии и вспомнив, что все его страхи оказались смешными глупостями, Чарли снова испытал душевный подъем и с удовольствием громко высморкался. Беллилия заметила контраст его воскового лица с покрасневшими ноздрями и глазами.

– О, дорогой, что тебе наговорил доктор?

– Боюсь, что он заразился от меня насморком, – заметил доктор Мейерс. Чтобы придать достоверность своему извинению, он вытащил носовой платок и сделал вид, что тоже сморкается. – Пожалуй, мне лучше уехать до снегопада и сугробов.

– Я хочу знать, что вы сказали Чарли.

Посмотрев через плечо Беллилии на Чарли, доктор улыбнулся ему.

– Он сам сообщит вам хорошие новости.

– Хорошие новости? – раздался голос Бена, входившего в комнату. – Что за хорошие новости?

– Пусть Чарли вам все расскажет, – ответил доктор, пренебрежительно взглянув на Бена Чейни. После чего пожелал всем счастливого Нового года и ушел.

– Что это было? – потребовала ответа Беллилия.

– Теперь, когда все уже кончилось, – начал Чарли, – я могу тебе сказать: у него были некоторые подозрения…

– Что за подозрения?

– Очень глупые, сумасшедшие. Но он уже успел прийти в себя и обнаружил, что для его подозрений не было никаких оснований.

– А какие у него были подозрения?

Чарли пожал плечами:

– Не знаю, как это называется, но он попросил меня на всякий случай приготовиться к шоку. А сейчас признался, что все его страхи были беспочвенными.

Бен стоял рядом, расставив ноги и держа руки за спиной. Он не двигался, но в нем чувствовалось внутреннее напряжение: губы были крепко сжаты, а пристальный, изучающий взгляд был направлен на Чарли.

– Я так счастлива, мой дорогой.

– У нас все в порядке. Я выздоровел и готов вернуться к нормальной жизни. Послезавтра выхожу на работу.

Чарли оглянулся вокруг и увидел комнату такой, какой она стала после того, как они с Беллилией закончили переделку всего интерьера дома. Не было даже рождественских венков и ленточек, ничего, что напоминало бы ему о праздничных бедах и прочих пакостях. «Кресло любви» стояло на своем месте в эркере.

Снег падал сплошной стеной, к тому же поднялся ветер. Пышное снежное одеяло полностью закрыло землю – не осталось ни одного темного пятнышка. Сгущались сумерки, но занавески на окнах все еще были раздвинуты. Беллилия включила свет и увидела, что доктор Мейерс успел нарушить порядок на ее полках, и первым делом принялась за его восстановление.

– Я получил телеграмму от моего друга из Сент-Пола, – сообщил Бен. – Бураны на Среднем Западе, по-видимому, прекратились, и он наконец-то приедет сюда. Скоро вы познакомитесь с Кином Барретом.

Фарфоровая фигурка выскользнула из рук Беллилии. Дрезденская любовная парочка лежала на полу разбитая на кусочки. Голова маркиза в белом парике закатилась в угол, фарфоровые кружева с юбки его возлюбленной превратились в мелкие осколки.

Лицо Беллилии побелело, а руки она держала так, словно в них еще находилась статуэтка.

– Белли, дорогая, не расстраивайся. – Чарли обнял ее. – Эта вещица ничего не стоит, и только сейчас я тебе признаюсь, что всегда считал ее отвратительной.

Она опустила дрожащие руки, и в свете лампы на ее пальцах засверкали кольца. Глаза стали пустыми, с лица исчезло всякое выражение, будто было стерто. К тому же она явно не слышала, что говорил ей Чарли. Он довел ее до дивана, сел рядом и обнял за талию.

Вскоре они с Беном возобновили типично мужской разговор: сравнивали достоинства и недостатки своих автомобилей, качество их моторов, обсуждали и те новшества, которые придумали производители автомашин. Беллилия сидела рядом с мужем совершенно спокойно, в полной прострации, и вряд ли улавливала не только тему разговора, но и вообще чьи-то голоса. Наконец Бен встал и сказал, что ему пора уезжать. Чарли предложил ему остаться и поужинать вместе с ними. Беллилия не присоединилась к приглашению.

Еще долго после ухода Бена его голос эхом отдавался в ушах Чарли и звучал громче, чем грохот и завывания штормового ветра. Бен произнес самую обычную для того дня фразу: «Счастливого Нового года», но Чарли не мог забыть и выбросить из головы мрачный тон, каким это было сказано.

Пока Беллилия готовила легкий ужин, Чарли сидел в кухне и с удовольствием наблюдал за ней. Она все делала с каким-то азартом и профессиональным мастерством. Кухня больше, чем любая другая комната в доме, была ее собственностью. И в буквальном смысле сверкала. Пол был покрыт черно-белым линолеумом, полки и шкафчики выкрашены светло-серой блестящей краской, а все ручки, сделанные из белого фаянса, были привезены из Голландии. Белые занавески Мэри накрахмалила так, как крахмалят нижние юбки к воскресенью.

Беллилия надела на свое синее платье передник. Она была не очень-то похожа на хозяйку дома, скорее на персонаж из популярных комедий – горничную, которая флиртует с дворецким, смахивая пыль с мебели специальной пуховкой на палочке. Да и сама кухня, ее аккуратно развешенные шкафчики и чистые полки, чистейшие занавески и медные кастрюли вызывали у Чарли ощущение, будто все это прекрасные театральные декорации. А когда Беллилия достала свою взбивалку для яиц и, ухватившись за красную ручку, начала превращать их в пышную желтую смесь, он пришел в настоящий восторг. Ему захотелось сжать ее в объятиях.

Поставив миску на стол, Беллилия подошла к нему и сама прижалась к его груди. И тут он почувствовал, что она дрожит. Чарли это удивило. Ведь все свои кухонные дела она выполняла очень спокойно и уверенно.

– Что с тобой, дорогая?

Она ничего не ответила. Чарли откинул назад голову и посмотрел ей в глаза. Он увидел ту же тень страха, которая появилась на ее лице, когда она уронила дрезденских любовников. Губы Беллилии дрогнули, но она продолжала молчать. Ее состояние немедленно передалось Чарли. Он тоже ощутил беспокойство, внутри нарастала непонятная тревога.

Прошло несколько минут, и Беллилия, освободившись из его объятий, вернулась к своей работе. Взбитые яйца она перелила в одну из медных кастрюль. Если бы Чарли не был так сильно влюблен и не испытывал сентиментальных чувств к женской субтильности, ее отстраненность могла бы показаться ему обидной. Но его мать воспитала в нем сочувствие к женским переживаниям. Ни один мужчина, считал Чарли, не сможет никогда понять, какие муки приходится испытывать существу женского пола, которому присуща утонченность во всем, и особенно в чувствах.

Ее настроение осталось прежним. За ужином Чарли чуть ли не стыдился своего хорошего аппетита. А Беллилия так и не дотронулась до еды – руки лежали неподвижно по обе стороны тарелки, а лицо застыло, будто каменное.

– Ты ничего не ешь, – заметил Чарли, но она отреагировала так, будто он обращался не к ней, а разговаривал с кофейником на столе.

– Беллилия!

Она вернулась в реальный мир и, не произнеся ни слова, взглядом попросила прощения за невнимательность. После чего с огромным усилием изогнула губы в улыбке.

«Как доблестно она себя ведет! – подумал Чарли. – Как мужественно старается преодолеть какие-то трудности! И все ради меня».

– Что тебя тревожит, Белли? – с нежностью спросил он. – Не та же маленькая скульптурка, которую ты сегодня разбила? Я ведь даже рад, что ее больше нет. Мне она никогда не нравилась. По-моему, подобные безделушки – вещи дурного вкуса, и, кроме того, эту скульптурку подарила маме ее старая подруга Аделаида Хокинс, которую я всегда недолюбливал.

– Чарли, давай уедем.

– Ты с ума сошла!

– Я хочу уехать отсюда. Сейчас, немедленно, прошу тебя.

– Моя дорогая девочка…

– Я хочу уехать.

– Почему?

– Мне не нравится это место.

– Но еще сегодня днем ты сказала, что любишь его.

Ветер задул еще сильнее. Он проносился по полям и по холмам, крутился вокруг домов, вспенивал воду в реке, свистел в печных трубах. Стены, двери и ставни на окнах не могли отгородиться от его ярости.

– Не волнуйся ты из-за этого урагана. Так всегда бывает: кажется, что дом дрожит до основания и даже фундамент трясется, но это только кажется. Дом построен очень крепко, простоял уже сто девять лет и, наверное, будет еще стоять, когда наши внуки постареют. – Все эти доводы не изменили настроения Беллилии, поэтому Чарли добавил: – А если ты боишься реки, то я даю гарантию, что она нас не затопит. Во-первых, не то время года, а во-вторых, после того, как мы поставили каменную террасу…

– Мы могли бы уехать завтра утром…

– Что все-таки на тебя нашло?

– Хочу, чтобы мы уехали, – ответила она, склонившись над столом и пронзительным взглядом темных глаз стараясь убедить его прислушаться к своей просьбе. Вся ее воля была сконцентрирована на том, чтобы отвергнуть его доводы и добиться своего.

– Моя дорогая, – спокойным, терпеливым тоном, не повышая голоса, начал он типично родительское обращение к упрямому ребенку, – я не могу просто так упаковать вещи и покинуть свой дом из-за того, что у тебя вдруг возникло желание куда-то уехать. Я вообще не могу понять, откуда этот каприз, в чем его причина. Ведь когда я рассказывал тебе про здешние суровые зимы, ты отвечала, что будешь только рада обрести новый жизненный опыт. Снегопад может на несколько дней отрезать нас от мира, но в остальном у нас все будет как обычно; никаких неудобств не возникнет, и мы ни от чего не пострадаем. Дом теплый, надежный, и нам совершенно нечего бояться.

– Разве ты меня не любишь?

– Что за вопрос! Это не имеет никакого отношения к любви. У меня есть свой бизнес, и для меня важно, чтобы дело в Бриджпорте шло хорошо. От этого зависит наше будущее.

– Мы могли бы поехать в Европу.

– Ты с ума сошла!