Текст книги "Беллилия. Убийца или жертва?"

– Но ты сказала, что отдала его.

– Никому я его не отдавала. И никогда не отдам.

– Но ты так сказала.

– Это просто смешно!

– Послушай! – почти закричал Чарли. – Ты сказала мне об этом перед Рождеством. Я хотел подарить кольцо Эбби, а ты сказала, что уже отдала его.

Она отрицательно покачала головой.

– Я точно помню, – настаивал на своем Чарли. – Ты говорила это дважды. В тот вечер на обеде у Бена…

– Нет! – перебила она его. – Нет, ничего я не говорила. Это ты сказал. Сейчас я вспомнила, как ты говорил Бену и Эбби, что я отдала кольцо. Тогда я промолчала, потому что не хотела при всех возражать тебе, особенно после того как Эбби сделала лестное для меня замечание – она сказала, какая я необыкновенная жена. Я еще подумала, откуда ты это взял, и собиралась спросить тебя, когда останемся наедине, но ты в ту ночь заболел, и я была в таком ужасе, что полностью забыла о кольце.

– Значит, ты можешь стоять и смотреть мне в глаза, утверждая: «В тот рождественский вечер я не говорила, что отдала кому-то свое кольцо»?

– А я не стою перед тобой. Я лежу в постели, больная и несчастная, и с твоей стороны очень жестоко говорить, что я сказала тебе нечто подобное.

– Я могу в этом поклясться.

– Скорее всего ты просто все это вообразил. У тебя необычайно живое воображение, Чарли.

Он ничего не мог придумать в ответ. А вдруг она права? Но он точно помнил, как она говорила, что отдала кольцо. Неужели это лишь плод его воображения? Неужели у него такая ненадежная память? И то, что он считает истиной, – иллюзия, а то, что считает реальностью, – чистая фантазия?

Всю эту путаницу и неразбериху мог прояснить только честный ответ всего на один вопрос. Но Чарли никак не мог себе позволить спросить у жены, какие у нее отношения с Беном Чейни. Он был бы намного счастливей, если бы мог считать все свои подозрения результатом собственного переутомления. Истина же состояла в том, что Чарли не хотел знать истину, и охотно позволил опутать себя сплетенной Беллилией сетью невинных оправданий.

В ту ночь Чарли проснулся от прикосновения к лицу ледяных пальцев. Он лег спать в своей старой комнате, в которой жил с детства и пока родители были живы. Когда Чарли болел, комнату занимала Беллилия. Она оставила свой носовой платок на тумбочке у кровати, и, когда Чарли засыпал, он чувствовал исходящий от него аромат.

Сейчас, проснувшись, он почувствовал тот же запах, только он стал сильнее и ближе. Решив, что и этот запах, и ледяные пальцы ему приснились, он не стал открывать глаза и повернулся лицом к стене. Аромат почти улетучился, но пальцы, казалось, впиваются ему в кожу, и сквозь полусон он услышал, как кто-то произносит его имя.

Беллилия наклонилась к нему. В руке она держала свечу, которую Чарли оставил зажженной у ее кровати. Тогда, в восемь часов вечера, свеча была высокой, а теперь от нее остался огарок в полдюйма. Белая ангорская шаль едва держалась на плечах Беллилии, а ее волосы темными прядями спадали вниз.

Неизвестно почему в голове Чарли пронеслось эхо произнесенных доктором Мейерсом слов, предупреждающих об опасности. Он сразу же вспомнил извинения доктора и окончательно проснулся. Приподнявшись в постели, Чарли произнес твердым голосом:

– Что случилось? Тебе плохо? Что у тебя болит?

Беллилия не смогла произнести ни слова. Она выглядела обезумевшей от страха, похожей на дикого, загнанного звереныша. Было видно, как на ее шее бьется жилка. В конце концов ей удалось прошептать:

– Там внизу кто-то есть.

– Не может быть, – сказал Чарли.

– Я слышала, там кто-то ходит.

Чарли приподнялся и натянул шаль на ее плечи.

– Тебе незачем было ходить по дому, дорогая, да еще в такую холодину. Иди ложись в постель. Мы здесь полностью отрезаны от всего мира. Никто сюда не может добраться.

Не обращая внимания на его слова, будто ничего и не услышав, Беллилия произнесла жалобно:

– Я боюсь. Тут кто-то есть.

Она подошла к двери и прижалась к ней ухом.

Чарли слышал шум речной воды, бегущей по камням, обычные скрипы и шорохи старого дома. Поднявшись с постели, он надел новый зеленый халат, который подарила ему жена, завязал пояс, взял подсвечник с огарком из рук Беллилии и зажег новую свечу. Беллилия, дрожа от страха, присела на ковер рядом с кроватью и внимательно за ним наблюдала.

Когда Чарли двинулся к двери, она закричала:

– Подожди! Не выходи отсюда.

– Не глупи. Я уверен, никого в доме нет. Я спущусь вниз только для того, чтобы ты в этом убедилась и успокоилась. Возвращайся в спальню, ложись в постель и укройся потеплее. Я нагрею воды для грелки.

– Я так люблю тебя, Чарли. Если что-то с тобой случится, я умру.

Он отвел ее в спальню и заботливо укутал теплым одеялом. Когда он уходил со свечой в руке, она с волнением смотрела ему вслед.

Что происходит? Ведь если нет никакой возможности для постороннего войти в дом, если они отрезаны от мира и никто не может до них добраться, почему же его сердце так сильно бьется, будто он тоже слышал шаги врага Беллилии и боится встретить его в темноте? Чарли двигался осторожно, на цыпочках, держа свечу в левой руке, чтобы правая была свободной и готовой к защите. В танцующих тенях, которые бросала вокруг свеча, он видел движение других теней, и каждый уголок был занят поджидавшим его врагом. Когда он открывал двери и входил в мрачные темные комнаты, по телу у него бегали мурашки.

Он обыскал весь дом, заглянул даже в стенные шкафы, за диваны и за комоды. Нигде никого не было. Ночь была спокойной, снег такой же нетронутый, как вчера, снаружи ничто не двигалось, кроме реки, которая как черная змея ползла между покрытыми снегом скалами. Но страх внутри него остался. Двигаясь по кухне, разогревая кастрюлю с водой, он поймал себя на том, что прислушивается, нет ли каких-либо странных, незнакомых звуков.

Когда он вернулся в спальню, Беллилия сказала:

– Я так жалею, что не дала тебе нормально поспать. Ты простишь меня, любимый?

Он наполнил грелку горячей водой, накрыл ее полотенцем и положил под холодные ноги Беллилии.

– Почему ты так нервничаешь? Может, стоит поговорить с доктором о твоих ночных кошмарах? Это ведь не просто плохие сны. Что-то здесь не так.

Она поцеловала его и попросила прощения за то, что сейчас не может обсуждать эту тему. Ее клонит в сон.

Утром Беллилия почувствовала себя гораздо лучше. Нервозность исчезла вместе с лихорадкой, и настроение стало прекрасным.

– Ты простил меня за все, что я вчера натворила? Правда простил? – спросила она, когда он к ней вошел.

Чарли остановился у окна. Ветер намел высокие сугробы, похожие на украшения свадебного торта. Ни одно человеческое существо, ни одно животное, ни один автомобиль или повозка не испортили поверхность этого торта своими следами.

– Я все никак не могу понять, с чего вдруг тебе ночью пришло в голову, что кто-то забрался к нам в дом? Ты же знаешь, мы полностью отрезаны от всех снегопадом.

Беллилия ответила не сразу. Через три секунды Чарли почувствовал на своей щеке ее теплые влажные губы. Она улыбалась ему, целовала в щеки и говорила, что хочет забыть свои ночные кошмары. Соединив свои руки с его руками, она привалилась к Чарли всей своей теплой тяжестью и попросила:

– Пожалуйста, не злись на меня. Я умру, если ты отвернешься от меня.

– Зачем ты все время это повторяешь, Беллилия? Никто против тебя ничего не имеет.

– Люди болтают за моей спиной. Ты просто этого не знаешь. Они стараются настроить тебя против меня.

– Полный абсурд. Какие люди? К тому же никто не может настроить меня против тебя. Ты моя жена, и я очень тебя люблю. Но не могу не испытывать боль и огорчение, когда ты лжешь мне.

Она сменила тему:

– Посмотри на реку, какая черная вода по сравнению со снегом. Она никогда не замерзает?

– Здесь – нет. Здесь очень сильное течение. А там, пониже, у мельницы, лед уже должен быть крепким. Когда ты совсем поправишься от простуды, я научу тебя кататься на коньках.

– А когда растает снег?

– Не раньше чем через несколько недель, если, конечно, не наступит ранняя оттепель.

– Значит, мы все это время так и будем сидеть здесь засыпанные снегом?

– Нет, что ты. Наверное, уже начали расчищать дороги. Должно быть, много навалило снегу и на город.

– Может, они до нас так и не доберутся.

– Если не доберутся, я перестану платить налоги. Эту дорогу всегда расчищают. Она пересекает главное шоссе.

– А что с проселочными дорогами? Их тоже расчищают?

– Нет, просто дожидаются, пока природа не сделает свое дело.

– Значит, Бен будет надолго завален снегом, так ведь?

Чарли кивнул. Беллилия даже не стала скрывать свою радость.

Она хотела встать с постели, но Чарли настоял, чтобы она полежала еще один день. Все утро он работал так же энергично, как работают уборщицы, получающие двадцать пять центов в час. Беллилия несколько раз звала его к себе, умоляя хоть немного передохнуть, но он получал удовольствие от своего труда. Физическая работа отвлекала от раздумий, и к двенадцати часам он чувствовал себя сильным и безмозглым, как профессиональный спортсмен.

– С сегодняшнего дня, – начал он, подавая Беллилии поднос с ланчем, – я не буду испытывать никакого сочувствия к женщинам, которые жалуются на тяжелую домашнюю работу. Насколько же работа руками приятнее работы мозговыми клетками.

Беллилия рассмеялась. Она сидела, опершись спиной на подушки, и выглядела очень хорошенькой в своей розовой ночной пижаме. Все, что ей принес Чарли, она съела до последней крошки и долго благодарила его за доброту и внимание. Чарли принес снизу дрова и разжег огонь в камине.

– Какой же ты хороший, золотце мое. Слишком замечательный для любой женщины. Я никогда не думала, что мужчина может быть таким хорошим.

– Звучит так, будто ты не очень доверяла мужчинам.

– Мужчины отвратительны.

– Моя дорогая детка, это очень горькие слова.

– Ты не знаешь, Чарли. Таких людей, как ты, нет на свете. Мужчины ужасны. Ты сделан не по шаблону.

– Тебе очень не повезло в жизни. Встретила несколько плохих мужчин, и презираешь весь мужской пол. А большинство мужчин довольно порядочные люди.

– Нет! Нет! Ты ничего не знаешь. Они отвратительны! Они – звери!

Чарли был шокирован ее злобным выкриком. Он вспомнил некоторые истории, которые она ему рассказывала, и ему стало ее жаль: она страдала, когда была совсем юной, и уже тогда потеряла веру в порядочность людей. Этим объяснялись ее предрассудки и разбалансированные эмоции. Поскольку внешне она была пухленькой и лучезарной, он считал ее здоровой женщиной и только сейчас увидел в ней хрупкое существо, чье здоровье может быть восстановлено лишь постоянной любовью и нежностью. Она должна научиться безоговорочно доверять своему мужу, говорить ему одну правду и избавиться от ненависти и горечи.

Чувствуя себя скорее отцом, чем мужем, он наклонился и поцеловал ее в лоб. Ее руки обвились вокруг его шеи, она судорожно притянула Чарли к себе и стала целовать его рот, подбородок, щеки.

Чарли оставался с ней, пока она не заснула, сжимая все еще горячей рукой его руку. Осторожно разогнув ее пальцы, он высвободился, подтянул повыше одеяло и тихо вышел из комнаты.

Крашенные помадой губы оставили на его щеке следы в форме полумесяца.

Он вымыл тарелки и поставил их на полку. Потом пошел в свою «берлогу» и наполнил трубку табаком. Переставляя кресло ближе к окну, решил: хватит ему беспокоиться за Беллилию. Если он будет проявлять терпение и сочувствие, она постепенно начнет доверять ему. Лучше узнать о ее грехах… или о глупых поступках… через добровольное признание, чем силой вытягивать из нее правду. Он был уверен, что, если искать зло самому, оно окажется намного страшнее, поэтому лучше узнать истину более мягким способом. Чарли расположился поудобнее, вытянул ноги и с удовольствием стал попыхивать трубкой.

В окне появилась какая-то тень.

Чарли вскочил.

Тень прошла мимо окна и завернула за угол дома к входной двери. Это был Бен Чейни, который спустился с горы на снегоходах.

Раздался звонок в дверь.

– Как у вас дела? – спросил Бен и наклонился, упираясь в стену, чтобы отстегнуть снегоходы. На нем было обычное городское пальто с бархатным воротником, на голове котелок, на шее шерстяной шарф.

– А как у вас? – спросил Чарли.

– Удалось выжить. Трудно поверить, что мы всего в шестидесяти милях от Джеральд-сквер, правда? Я чувствую себя эскимосом. – Он поднял голову, изучая выражение лица Чарли. Ничего особенного не обнаружив, продолжал: – Поверь мне, если бы я был эскимосом, последний человек, кого я хотел бы принять в своем и́глу, была бы Ханна. Мне известны теперь семейные обстоятельства всех и каждого, вплоть до самого незначительного и неинтересного обитателя этой округи. Не пригласишь меня в дом?

– Входи.

Глаза Бена внимательно осматривали холл и лестницу наверх, но, прежде чем последовать за Чарли в его кабинет, он заглянул в гостиную.

– Я пробовал позвонить вам, но мой провод поврежден.

– Наш тоже.

– Проклятое невезение. Я не смог получить никакой вести от моего друга. Он где-то на пути ко мне. Человек из Сент-Пола. Ты знаешь, все железнодорожные пути блокированы.

– Возможно.

– В Нью-Йорк уж точно, но я не уверен, что он мог добраться так далеко. Не сомневаюсь, застрял где-нибудь в Итаке или Рочестере. – Бен стоял у радиатора и потирал руки.

– Тебе холодно? – спросил Чарли. – Не хочешь что-нибудь выпить?

– Неплохая мысль. Глоток сидра будет в самый раз. – Он последовал за Чарли в столовую, продолжая потирать руки. – А почему ты не восхищаешься моими снегоходами?

Чарли достал графин с сидром, поставил его на поднос вместе с одним стаканом и вернулся с гостем в свой кабинет.

– Я и не думал, что ты умеешь на них ходить.

– А я и не умел. Когда я уже совсем потерял надежду на спасателей и приготовился медленно умирать от скуки, появились сыновья Эйсы Килли на своих снегоходах и принесли пару для меня.

– Ты быстро научился.

– Сначала я спотыкался, но ребята дали мне несколько советов, и вот я здесь, без единой сломанной кости.

Бен искренне веселился и громко смеялся. Избавление от заточения в собственном доме и от компании Ханны явно подняло его дух.

– За твое здоровье, Хорст. А ты не пьешь?

– Не хочется, – буркнул Чарли. Он не имел никакого желания пить с Беном Чейни.

– Что ж, твое здоровье! – Бен одним глотком выпил свой сидр. – А как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – равнодушно ответил Чарли.

– А Беллилия?

– Не очень хорошо.

– Сожалею. А что с ней?

– Сильно простудилась. Лихорадка и высокая температура. Что-то похожее на грипп.

– Очень плохо. Доктора вызывали?

– А как он сюда доберется?

Бен засмеялся.

– Да-а, я все-таки городской человек, как видишь. Ну что ж, зато я получил теперь некоторый опыт сельской жизни. Хорошо, что нашел здесь тебя, Чарли.

Пока Бен говорил, перепрыгивая с одной темы на другую, он внимательно все вокруг рассматривал. Ни один дюйм комнаты не избежал его тщательного осмотра. До этого Чарли верил, что такая привычка к наблюдению определена интересом художника к объемным формам и к плоскостям, но теперь он не сомневался, что это означает чрезмерный интерес к Беллилии и ко всему, что ее окружает. Несмотря на свою растущую неприязнь к Бену, Чарли признавал, что его жизненная энергия, подтянутость, правильные, мужественные черты лица – те качества, которые привлекают женщин.

Все это сердило Чарли. Он с неприязнью смотрел на Бена, который уселся в его кресло, свободно растянулся в нем и стал играть ножом для разрезания бумаги дедушки Чарли.

– Что ты устроил моей жене? Что сделало ее такой несчастной? – потребовал ответа Чарли.

Вопросы ошарашили Бена. Он поймал взгляд Чарли, и выражение его лица сразу же изменилось, но спокойные глаза скрывали его чувства, и он ответил:

– Я ничего не устраивал твоей жене.

– Не лги мне. Я должен знать, в чем дело и что между вами происходит. Ты что-то сделал или что-то сказал, и это привело мою жену на грань нервного срыва. Что это было? Если ты ее оскорбил… – Голос Чарли прервался. Несмотря на намерение сохранять выдержку, он дал волю своим страстям. Лицо его стало красным как свекла, кровь пульсировала в висках, и он все время сжимал и разжимал кулаки.

Бен снова откинулся на спинку кресла. Он старался создать впечатление собранности и спокойствия, но в то же время внимательно наблюдал за Чарли, готовясь в случае чего к защите.

– Беллилия тебе сказала, что я оскорбил ее?

– Я верю слову моей жены, Чейни, больше, чем твоему. Я знаю, Беллилия честна передо мной, поэтому тебе нет никакого смысла выкручиваться. Что в тот день произошло между вами?

Бен не дал немедленного ответа. Чарли в его молчании почувствовал иронию и решил, что тот тянет время, чтобы сфабриковать какую-нибудь ложную версию, которая утешит и обманет мужа. Чем дольше Чарли ждал, тем сильнее в нем разгоралась решимость добиться немедленного и прямого ответа.

– Что твоя жена сказала обо мне?

Наглость вопроса ошеломила Чарли. Какое право имеет Бен Чейни требовать от него объяснений? От оскорбленного, униженного мужа? Но его собственная позиция была не такая уж прочная, и он не мог считать, что справедливость полностью на его стороне: ведь он не нашел в себе силы узнать у Беллилии всю правду. Неведение делало Чарли беззащитным, и он стал прикрываться угрозами:

– Черт побери, ты не имеешь права задавать мне вопросы. Говори правду, или… я вышибу ее из тебя.

Бен поднял вверх брови.

– Я не могу защищаться, пока не услышу обвинения. Скажи мне, о чем идет речь, и я дам правдивый, честный ответ.

Чарли предпочел бы вступить в бой, а не идти на компромисс, только вот оставалось неизвестным, за что сражаться. Беллилия никогда не признавалась в неверности, и Чарли не обнаружил ничего компрометирующего в ее отношениях с Беном. Наоборот, она испытывала перед ним страх.

– Почему моя жена тебя боится? Скажи честно, – бросил вызов Чарли.

– Она меня боится? Я этого не знал. Последний раз, когда я встречался с ней, она была очень доброжелательна. – Голос Бена звучал умиротворяюще, но глаза блестели. Как он ни старался выглядеть спокойным и собранным, у него это не слишком получалось.

– Что произошло в тот день? Что заставило ее попытаться убежать в разгар бури?

Бен подскочил:

– Она пыталась убежать?! Когда?

Теперь Бен стал проявлять нетерпеливое любопытство, а Чарли, вооруженный знанием фактов, получил власть мучителя.

– Не молчи. – Бен не скрывал своего нетерпения. – Ты сказал, что она убежала в разгар снегопада? После того, как мы с доктором Мейерсом были здесь накануне?

– Она говорит, что ты настроен против нее и принесешь ей несчастье. Как это понять?

Бен вновь уселся в кресло. Какое-то время он, казалось, был погружен в раздумья. Снова взяв в руки нож для бумаги, он принялся его вертеть. Наконец, не глядя в лицо Чарли, произнес:

– К черту все это! Я должен кое-что рассказать.

– Значит, тебе есть в чем признаться?

– Присядь.

Чарли не хотел садиться. Он не мог себе позволить тратить время на беседы. Он присел на край кушетки и стал стучать пальцами по деревянному подлокотнику.

Бен прекратил играть ножом.

– Это длинная история. Начну с того, что расскажу о Баррете.

– Кто, черт возьми, этот Баррет?

– Кин Баррет – человек из Сент-Пола. Ты, вероятно, помнишь, что я в тот день упоминал его имя. – Бен изучал лицо Чарли, желая увидеть, какое впечатление произвели на него эти слова.

– Упоминал его имя? Наверное, я в тот момент тебя не слушал. А какое отношение он имеет к моей жене?

– Кин Баррет должен был приехать в тот вечер, когда вы пришли ко мне на ужин, но на всем Среднем Западе разыгрался шторм, и его поезд задержался. Он прибудет сюда, как только расчистят дороги.

Наступило молчание. Это было не спокойное молчание, необходимое для передышки в приятной беседе двух друзей, а тяжелое молчание мрачного предчувствия.

– Какое отношение этот Баррет имеет ко мне? – с раздражением спросил Чарли.

– У Кина Баррета был брат, Билл. Они владели… Кин Баррет и до сих пор владеет… парой аптек – одна в Миннеаполисе, другая в Сент-Поле. Все у них шло хорошо – толковые бизнесмены, к тому же хорошие фармацевты. Ввели в продажу газированную воду и создали рекламные витрины в своих аптеках. В Твин-Ситиз дела у них шли лучше всех. Кин руководил коммерцией, а Билл – фармацевтикой. До последнего дня своей жизни он любил работать с рецептами.

– Послушай, я ведь не этим интересуюсь, – заворчал Чарли. – Я задал тебе вопрос и…

– Очень скоро ты все узнаешь, – перебил его Бен и продолжил рассказ: – У Кина была милая кругленькая жена и трое детей. Он все время уговаривал брата жениться. Миссис Кин Баррет любила устраивать маленькие вечеринки, приглашала на них прелестных девушек и устраивала так, чтобы Билл провожал их домой. Наконец она решила, что нашла ему наилучший, призовой вариант, девушку, чей отец работал на фондовой бирже в Миннеаполисе.

Чарли громко вздохнул, надеясь отвлечь Бена от подробностей, чтобы тот поскорее закончил свою историю. Но Бен поднял руку, призывая Чарли к терпению.

– Два года тому назад у Билла было воспаление легких, и он для полного излечения поехал в Хот-Спрингс. И вот однажды его брат получает телеграмму, в которой Билл сообщает, что встретил одну леди, она ему понравилась, и он готов на ней жениться. А через неделю приходит вторая телеграмма с сообщением, что Билл везет домой свою молодую жену. Миссис Кин была разочарована, но Кин сказал ей, что жизнь брата – его личное дело и ей придется забыть о фондовой бирже и готовиться к встрече со своей молодой невесткой. Все семейство пришло к поезду, чтобы приветствовать новую родственницу. – Бен снова начал играть с ножиком. – Я рассказываю чертовски длинную историю. Но ты должен знать все подробности и детали.

– Ради Бога, почему?

– Скоро ты сам поймешь. Новая жена оказалась просто сладким пряником. Через неделю миссис Кин призналась, что она нравится ей больше, чем дочка мистера с фондовой биржи, и, потеряв эту дочку, они только выиграли. Все полюбили Морин… Такое было у нее имя… Морин Ганнингхем. В клубе любителей виста она имела огромный успех, и все леди приглашали ее на ланч. Билл Баррет никогда не был так счастлив и каждый день рассказывал брату, какая у него замечательная жена. Она была прекрасной женой – веселой, преданной, и к тому же прекрасно готовила. Они сняли квартиру в полностью обставленном доме, но Морин не все там понравилось, и она постоянно покупала новые кастрюли, тарелки и все такое. Иногда Билл работал по ночам в аптеке Миннеаполиса. Морин часто приходила туда, чтобы составить ему компанию, и садилась рядом с ним в комнате, где лекарства изготовлялись по рецептам. По дороге домой они останавливались в каком-нибудь кафе на бульваре или в подвальной пивнушке и выпивали по кружке пива. Билл очень любил пиво.

– Но я все-таки не пойму, зачем ты мне это рассказываешь, – снова прервал Бена Чарли. Он стучал кулаком по подлокотнику, готовясь нанести более ощутимый удар. – Я тебе вот что скажу, Чейни: если ты попытаешься уйти от ответа на мои вопросы…

– Держись крепче, – приказал Бен. – Я предупредил тебя, что у меня есть причина для такого подробного рассказа. Очень скоро ты это поймешь, может слишком скоро для твоего собственного спокойствия.

– Ладно, продолжай, только побыстрей. Меня не интересуют описания домашнего быта семейства Баррет. Все это скука смертная. Что же произошло на самом деле?

– Он женился в марте. В начале июня в Чикаго должен был состояться съезд фармацевтов. Барреты решили сделать из этого праздник и взять с собой своих жен. Они доехали поездом до Дулута, а там сели на пароход, чтобы переплыть озеро. Когда они сидели на палубе, к ним подошел человек и обратился к Морин: «Как поживаете, миссис Джэкобс?» Они подумали, что обознался, но он, глядя прямо в глаза Морин, продолжал: «Я всегда знал, что мы найдем вас. У меня хорошие новости». Она, казалось, ничего не понимала. «Простите, – сказала она, – но я вас не знаю». Мужчина спросил, разве перед ним не миссис Артур Джэкобс из Детройта?

Ответил ему Билл: «Вы, должно быть, ошиблись. Эта леди моя жена». Мужчина извинился и выразил надежду, что никого не обидел. Просто между миссис Баррет и миссис Джэкобс поразительное сходство. Ничего особенного в этом не было, такое иногда случается. В общем, они мало об этом думали. Ближе к ночи, когда все легли спать, Кин Баррет вышел прогуляться по палубе, и тот мужчина, встретив его там, объяснил, почему он так разочарован, не найдя миссис Джэкобс.

Он был страховым агентом, а ювелир Артур Джэкобс – его клиентом. Джэкобс умер, и его жена получила в наследство около пятидесяти тысяч долларов. Были какие-то расходы, сборы и налоги, но все это было оплачено. А потом вдруг обнаружилось, что кто-то в бухгалтерии сделал ошибку и компания должна миссис Джэкобс двести пятьдесят тысяч долларов. Они пытались связаться с ней, но она уехала, не оставив никакого адреса. Страховая компания, зная, какой критике подвергаются в наши дни разные корпорации, стремится заплатить каждому вкладчику все долги, до последнего цента. Вот почему эта компания попросила своего агента, который с самого начала продавал Джэкобсу страховые полисы, найти миссис Джэкобс. Никто не знал, где она, – ни родственники Джэкобсов в Детройте, ни его адвокат и никто из его друзей.

Агент сказал Кину, что, насколько он помнит, миссис Джэкобс по цвету кожи была светлее, чем миссис Баррет, но, так как у миссис Баррет была на голове шляпа, он мог ошибиться. Кин принял это за глупую выдумку с рекламной целью – ведь страховой агент все-таки вручил ему свою визитную карточку, и похоже было, что тем самым стремился завязать личное знакомство.

Возвращаясь в свою каюту, Кин разорвал карточку на куски и выбросил за борт.

Бен сделал паузу и налил себе еще сидра. Чарли поморщился. Он изнывал от нетерпения.

– Когда они вернулись со съезда фармацевтов, – продолжил Бен, – Билл арендовал летний коттедж на берегу озера Миннетонка. Барреты были любителями свежего воздуха. Обожали плавать на лодках и ловить рыбу, а зимой ходили на лыжах и на снегоходах. Морин не особенно любила спорт, но Билл с удовольствием учил ее плавать и управлять парусами. Ей нравилось жить на природе, но она настаивала на том, чтобы самой вести домашнее хозяйство, и, когда Билл уезжал в город на работу, она пекла пироги, занималась шитьем и читала романы.

Однажды в субботу к ним на ужин приехали Кин Баррет и его жена. Билл выпил несколько кружек пива, и его слегка повело. Ему захотелось поплавать по озеру на каноэ. Миссис Кин пришла в ужас. Она сказала Биллу, что он ни при каких обстоятельствах не должен брать Морин с собой в каноэ, да еще так поздно вечером, да еще в ее положении.

Впервые Чарли проявил интерес к этой истории:

– Она была беременна?

Бен кивнул:

– Билл рассердился на свою невестку за выговор и сказал, что сама Морин подала ему идею отправиться в плавание на каноэ. Они часто плавали по ночам. Так или иначе, вечер продолжался, Билл совсем опьянел, и разговор о прогулке по озеру больше не возникал. В одиннадцать часов Кин с женой уехали. Уставшая Морин сказала, что заснет через пять минут.

И вдруг Кину Баррету сообщают, что брат его погиб. Когда утром Морин проснулась, Билла дома не было. Она пробежала четверть мили к ближайшим соседям и заколотила в дверь, умоляя о помощи. Муж исчез, сказала она. Кровать его осталась неразобранной, он не спал дома. Соседи и их сыновья пошли вместе с ней к озеру. Один из мальчиков увидел на воде перевернутое каноэ, а тело Билла нашли под мостками, выдающимися далеко в озеро. Похоже было, что он, залезая в лодку, перевернул ее, упал в воду и утонул. Для человека, привыкшего пользоваться лодкой, такое могло случиться только после слишком большой дозы алкоголя.

Бен ждал, что скажет на это Чарли.

Чарли кашлянул и спросил:

– А что с его женой?

– Она потеряла сознание. Кин и сам был потрясен, но при поддержке жены посчитал своим долгом взять на себя заботу о вдове брата. В финансовом отношении у Морин все было в порядке. Билл уже внес за страховку своей жизни тридцать пять тысяч долларов. Эта сумма поразила Кина. Слишком большой груз пришлось нести на себе Биллу. Их аптеки, конечно, приносили доход, но содержать их и вести дело стоило массу денег, и доходы братьев были практически их зарплатой. И все же Кин был рад, что Морин и ее еще не рожденный ребенок будут обеспечены и их содержание не ляжет на него.

Примерно через шесть недель после смерти Билла Морин решила, что перемена места поможет ей избавиться от постоянных мыслей о свершившейся трагедии, и она уехала навестить свою тетю в Канзас-Сити. Морин еще до этого отказалась от аренды дома у озера и переехала жить к родственникам мужа в Сент-Пол. Уезжая от них, она оставила на чердаке массу своих вещей: кастрюльки, расписные тарелки, зимнюю одежду и даже свою меховую шубу. Вся семья провожала ее к поезду. Она нежно всех поцеловала, со слезами на глазах поблагодарила за доброе к себе отношение.

Это был последний раз, когда они видели Морин.

– Что?! Вы хотите сказать, что они никогда ее больше не видели?

– Никогда.

– Как же это случилось?

– Они получили пару писем: одно – написанное на бланке отеля «Мюльбах», а другое на тисненой бумаге, которую ей купил Чарли у одного торговца, продававшего возле их аптеки бумагу для подарков.

– Ты сказал «Чарли».

– Я ошибся. Конечно, Билл Баррет.

– Что-то холодно, – заметил Чарли и включил радиатор. – Я поддерживал в доме высокую температуру из-за простуды жены, но, когда здесь, внизу, стало слишком жарко, я отключил радиатор.

По трубам зашипел пар.

– В один прекрасный день, – продолжал Бен, – миссис Кин сказала, что беспокоится за Морин. Бедная девочка мужественно перенесла ужасное потрясение, но ее нервная система могла пострадать гораздо сильнее, чем они думают. Миссис Кин позвонила семейному доктору и спросила, когда у Морин должен родиться ребенок. Доктор ответил, что не знал о ее беременности. Но это не означает, что такого не может быть. Он следил за состоянием Морин после трагической гибели ее мужа, но, так как в остальном у нее все было в порядке, он не делал никаких анализов.

Вот тогда Кин и начал беспокоиться. Он послал Морин телеграмму в отель «Мюльбах». Телеграмму вернули с извещением, что миссис Баррет в отеле не проживает. Кин послал другую телеграмму с вопросом, не оставила ли она свой новый адрес. Ему ответили, что она никогда у них не была зарегистрирована, однако они хранят все письма, приходящие на ее имя. Это оказались письма от Гейзл и Кина Баррет.

Шло время, Кин старался уговорить жену, чтобы она не волновалась из-за Морин, напоминал ей, что та по характеру беспечна и ленива и что скоро она удивит их телеграммой с просьбой встретить ее на вокзале. Ей понадобятся зимние вещи, которые она оставила у них, а главное – меховая шуба.