Текст книги "Голгофа женщины"

Глубоко взволнованный, с увлажнившимися от слез глазами, смотрел Ричард Федорович на очаровательное маленькое личико исчезнувшего ребенка. Он не сказал ни слова, но крепкое пожатие руки и нервное дрожание губ лучше всяких слов доказывали, как он сочувствует Ксении в ее несчастье.

Желая отвлечь Ксению Александровну от ее горя, Ричард Федорович мало-помалу перевел разговор к теме развода.

На лице молодой женщины тотчас же появилось выражение ненависти и презрения, а глаза вспыхнули от тяжело сдерживаемого гнева. Дрожа от негодования, Ксения рассказала о позорной комедии, которую разыграли, воспользовавшись ее неопытностью и добрыми чувствами, о смешном положении, в какое поставили ее, заставив усыновить незаконного ребенка мужа, и как, наконец, не довольствуясь этим, Иван осмелился упрекать ее в том, что она слишком горюет о пропавшей дочери, и считать ее горе смешным преувеличением. В заключение она описала случай, благодаря которому в ее руки попало письмо Юлии, открывшее ей истинное положение вещей.

Пока все эти откровения бурным потоком лились из уст взволнованной молодой женщины, лицо Ричарда Федоровича постепенно покрывалось темным румянцем гнева.

– Я вполне понимаю, что вы желали избавиться от такого недостойного и презренного мужа, как мой братец, – сказал он после минутного молчания. – Как горько сожалею я, что столько лет пробыл в отсутствии! Если бы я был здесь, многое произошло бы совершенно иначе.

С этого дня Ричард сделался ежедневным гостем в доме. Леон Леонович так же хорошо принимал его, как и Ксения Александровна, и вскоре Ричард приобрел полное доверие и уважение старика.

Так же скоро возродилась и старательно искореняемая пространством и временем любовь Ричарда Федоровича. В его глубокой душе чувства были прочны. Предмет же своей так долго подавляемой страсти он нашел теперь свободным и окруженным ореолом незаслуженного несчастья, что делало Ксению для него еще дороже.

Недели три спустя, однажды вечером, когда молодые люди сидели одни, Ричард Федорович произнес решительную речь, прося Ксению сделаться спутницей его жизни, поскольку теперь она была уже свободна.

Бледная, оглушенная его признанием Ксения подняла на него глаза.

– Ричард! Вы хотите жениться на мне, несчастной, разбитой душой и телом?

– Я люблю вас, Ксения, и силой моей любви я излечу вас! Новым счастьем я заставлю позабыть ваше несчастье.

– Нет, Ричард! Я не могу забыть случившегося, и для меня не существует больше счастья. Вы, несомненно, поймете чувство, которое заставляет меня дрожать при виде каждой маленькой нищенки, просящей милостыню под моим окном. В каждой такой бедной девочке в грязных лохмотьях я с тоской стараюсь разглядеть черты моей дорогой дочери. Иногда у меня перехватывает дыхание при ужасной мысли, что, может быть, в эту самую минуту моя бедная Ольга умирает от голода, бредет, лишенная крова, вымаливая корку хлеба, что она беззащитна, отдана во власть чужих людей. Может быть, она умирает где-нибудь в яме, и при ней нет никого, кто облегчил бы ее агонию. Нет, нет, Ричард! Вы такой добрый и великодушный, вам нужна другая, хорошая женщина, а не такая несчастная, как я, в измученном сердце которой осталось место только для горьких воспоминаний.

– Вы меня больше не любите, Ксения? – тихо спросил Ричард Федорович.

– О, нет! Я вас люблю, Ричард. Все, что еще живо в моем сердце, принадлежит вам. Но именно потому, что люблю вас, я хочу видеть вас счастливым, хочу, чтобы ваша жена наполнила ваш дом светом и радостью, а не мраком и неизлечимой печалью.

Ричард крепко пожал маленькую похолодевшую ручку, а потом поднес ее к губам.

– Одна только вы, Ксения, можете наполнить счастьем мое сердце и мой дом! Ваш ответ я не хочу принимать как окончательный. Я понимаю ваши чувства и вашу законную грусть и, в свою очередь, постараюсь узнать что-нибудь о судьбе вашего ребенка.

– Это будет напрасно. Все мы искали, и даже Иван в то время ничего не жалел на поиски, – подавленно ответила Ксения Александровна.

– Я ничего не обещаю, но вдруг Господь поможет мне, я верю в Его милосердие и Его помощь, видимое и чудесное проявление которой я видел во время своих путешествий и опасных приключений. А теперь прощайте, дорогая Ксения! Завтра же я еду в Гапсаль.

– Да поможет вам Господь в вашем великодушном предприятии, мой дорогой друг! День и ночь я буду молиться за вас. О! Если бы я только знала, что она умерла, я смирилась бы пред волей Всевышнего, если бы я знала, что мой дорогой ангел вернулся на небо, я постаралась бы начать новую жизнь, но при моем нынешнем состоянии было бы грешно связать ваше будущее с моим разбитым существованием.

Ричард Федорович с присущими ему энергией и решительностью быстро составил план и, наскоро устроив свои дела в Петербурге, уехал в Гапсаль, даже не повидавшись с братом.

Сердце молодого человека было полно глубокой жалостью к бедной матери, пораженной до глубины ее существа таким страшным несчастьем. Слова Ксении невольно напомнили ему один эпизод его детства. Возвращаясь как-то в дом отца, он привез с собой маленькую собачку, которую очень любил. Несколько месяцев спустя собака исчезла каким-то непонятным образом. Он вспоминал, с каким отчаянием в течение недели он искал собачку, забывая о сне и еде, мучимый только мыслью, что его маленький четвероногий друг сделался жертвой несчастного случая или где-то умирает голодной смертью. Сколько месяцев понадобилось, чтобы улеглось горькое чувство, вызванное этим случаем!

Первые поиски Ричарда Федоровича не привели ни к какому результату. Хотя со времени рокового случая прошло всего три с половиной года, в Гапсале произошло много перемен. Агент, руководивший розысками, умер, другие полицейские чины были переведены или вышли в отставку. Никто положительно не знал, куда подевалась и немка-бонна.

Однако Ричард Федорович не падал духом, настойчиво и энергично продолжая искать какую-нибудь ниточку, которая привела бы его к разгадке таинственного исчезновения девочки. Как это часто бывает, помог случай.

Однажды вечером посыльный в гостинице, прислуживавший ему и слышавший его разговор с привратником виллы, где жила Ксения, спросил его, не желает ли он расспросить одного бывшего городового, который в то время часто находился на дежурстве близ берега, а в настоящее время живет в отдаленном предместье. Ричард был уверен, что этого человека уже допрашивали в то время, но решил не пренебрегать никакой помощью, записал его адрес и на следующее же утро туда отправился. Бывший городовой оказался эстонцем средних лет, с честным и добрым лицом; нынче он занимался мирным ремеслом садовника.

Когда Ричард Федорович разъяснил ему причину своего визита, эстонец долго думал, а потом сказал:

– Да, я слышал про это дело, и у меня даже составился свой взгляд относительно воровки…

– Как? У вас есть подозрения относительно того, кто похитил ребенка? Но почему же вы ничего не заявили об этом в полиции? – воскликнул, весь вспыхнув, Ричард.

– На это, мой господин, есть много причин, – флегматично ответил эстонец. – Если же вас так интересует это дело, то я расскажу вам все, что знаю и предполагаю.

– Поверьте, я сумею отблагодарить вас за услугу, – сказал Ричард Федорович, кладя на стол сторублевую бумажку. – Только постарайтесь припомнить малейшие подробности.

Эстонец с радостным видом спрятал деньги.

– Вот в чем дело, – сказал он. – Я предполагаю, что немка-бонна причастна к этому делу и что ей известна похитительница ребенка. Немка, видите ли, имела сношения с особой, которую я подозреваю. Но позвольте мне все пояснить. Рядом с дачей, где жила бедная дама с пропавшей девочкой, находится большая прекрасная вилла, которую в то время нанимал для своей содержанки один старый богатый купец из Петербурга. У содержанки этой, госпожи Видеман, был племянник, кажется, студент, пребывавший в связи с бонной. Когда ваша барыня с детьми ложилась спать, бонна тайком пробиралась к соседям, где и оставалась часто чуть не до утра. Все это я узнал от судомойки, подруги моей жены, которая не раз замечала эти ночные прогулки. В то время я часто стоял на посту близ берега, потому и сам не раз видел, как, если барыня не приходила на берег, бонна Розалия гуляла со студентом и перешептывалась с ним, не обращая никакого внимания на детей, игравших на песке. Когда случилось несчастье, я лежал с тифом в госпитале и смог выписаться, когда прошло уже несколько недель с того времени, как родные пропавшего ребенка уехали из Гапсаля. Об этом печальном случае стали забывать. Кроме того, голова моя тогда была занята тогда совсем другим. Умер мой дядя, завещав мне домик и сад, который вы видите, я вышел в отставку, занялся хлопотами о наследстве, так что совершенно забыл о той истории. Но некоторое время спустя мне напомнила о ней жена. Как-то она отправилась за покупками с нашей восьмилетней дочерью, а вернувшись, сказала мне: «Знаешь ли, ведь девочку, которую искали летом, должно быть, похитила госпожа Видеман!» Видя мое удивление, жена прибавила, что наша дочка, увидев в витрине красивую куклу, сказала ей: «Посмотри, мама! Точно такая же кукла была у девочки, которую увезла в карете дама с большой виллы». На мои расспросы дочь ответила, что она встретила госпожу Видеман, шедшую с берега с пропавшей девочкой, которая обеими руками обнимала прекрасную куклу, а потом они сели в карету. Я собрался было сообщить об этом куда следует, но меня отвлекли дела. Да и, честно сказать, все это казалось мне неправдоподобным. Если моя дочь ошиблась, я мог бы иметь большие неприятности, – закончил садовник.

– Благодарю вас! Я постараюсь найти бонну. Она одна может объяснить эту тайну. Но где искать ее? – с легким вздохом заметил Ричард Федорович.

– Я знаю, где она, и вам не придется долго искать ее, – довольно ответил эстонец. – Этой зимой я ездил в Ревель в гости к брату, он служит пивоваром у одного генерала. Там я по случайности встретил бонну и узнал, что она вышла замуж за провизора по фамилии Стенгель. Адреса ее я хорошенько не помню, но вы, конечно, легко найдете ее.

Колеблясь между надеждой и сомнением, Ричард Федорович уехал в Ревель. Он никак не мог представить себе, что могло убедить госпожу Вебель, известную кокотку, отважиться на такой опасный поступок, как похищение ребенка.

Ричарду Федоровичу не стоило большого труда узнать адрес Розалии Стенгель. Семейство аптекаря занимало небольшой домик с садиком в довольно глухой улице. Выбрав час, когда Розалия должна была находиться дома одна, молодой человек нанес ей визит. Узнав от соседки, что госпожа Стенгель в саду, он пришел прямо туда. Бывшая бонна чинила белье, присматривая в то же время за малышом лет двух, копавшимся в песке, а рядом с ней спал в корзинке грудной ребенок.

Приход незнакомого мужчины удивил молодую мать. Но при первых же словах Ричарда Федоровича о деле, приведшем его сюда, лицо Розалии омрачилось, и она сурово ответила, что все, что она знала, показано ею при допросе, и что она не желает, чтобы ей снова надоедали с этой старой историей, которая причинила ей массу неприятностей, хоть она была ни в чем не виновата. Ричард Федорович смерил ее ледяным пронизывающим взглядом.

– Я очень сожалею, сударыня, что беспокою вас, но я читал ваши показания и нашел в них большие пробелы. Так, вы ни словом не обмолвились о своем знакомстве с соседкой вашей госпожи, а главное, с молодым человеком, родственником госпожи Видеман. Точно так же вы умолчали о ваших ночных посещениях соседней виллы и о свиданиях на морском берегу, где вы позволяли себе играть в любовь, предоставляя детей самим себе. Все это подтверждено свидетелями и может быть доказано.

В ответ на эти слова Розалия страшно побледнела, а затем на щеках ее выступили красные пятна.

– Вы хотите погубить меня в глазах мужа! – произнесла она хриплым голосом. – Кто же вы, что сочли себя вправе на такое следствие?

– Я – брат Ивана Герувиля, а потому имею неоспоримое право искать свою племянницу. Я ничем не нарушу вашего супружеского счастья, если вы откровенно, безо всяких умалчиваний, ответите на мои вопросы. Вы сами видите, что в ваших собственных интересах быть искренней, поскольку в своем расследовании я не пощажу никого. Как видите, я уже добился неожиданных результатов. Напомню вам еще, что у вас тоже есть дети и что слезы несчастной матери, вызванные вашей небрежностью или даже злой волей, легко могут отозваться на ваших собственных чадах.

Дрожь пробежала по телу молодой женщины, а боязливый и смущенный взгляд ее метнулся к корзинке. Она провела рукой по вдруг увлажнившемуся лбу и затем, с внезапной решимостью, сказала:

– Я скажу все, что знаю! Может быть, я и тогда сказала бы это, коль ваш брат не обошелся бы со мной так грубо и не выгнал меня из дому, как собаку, хотя мне было так жаль госпожу Герувиль и ее милую дочь. Вот как было дело: я ходила к соседке потому, что давно знаю ее. Обе мы – уроженки Риги. Моя старшая сестра и Каролина Брейтнагель (таково девичье имя госпожи Видеман) вместе ходили в школу и даже вместе конфирмовались. Затем мы потеряли друг друга из виду, и я случайно встретила ее только в Гапсале. – Услышав имя Брейтнагель, Ричард Федорович вздрогнул, однако Розалия не заметила этого и продолжала: – Поскольку ни для кого не было тайной, что Каролина была женщиной легкого поведения, я стеснялась ходить к ней открыто. Уступив, наконец, ее многократным приглашениям, я пришла к ней однажды вечером и познакомилась у нее с племянником ее покойного мужа, Петром Видеманом. Последний стал усиленно ухаживать за мной и обещал на мне жениться. Правда, я тоже полюбила его, но никогда не была с ним в интимных отношениях. Я признаю себя виновной в небрежности, так как иногда забывала о детях, увлекаясь разговором с тем, кого считала своим женихом. Впрочем, я ходила на морской берег одна с детьми только тогда, когда Ксения Александровна страдала мигренью. Позже у меня явилось подозрение, что девочку похитила Каролина: она уехала с Петром из Гапсаля в день исчезновения ребенка. Ее старый любовник уезжал на несколько недель в Астрахань, и она, пользуясь его отсутствием, завела интрижку с одним французом, кажется, художником. Мне всегда казалось очень странным, что Каролина так настойчиво расспрашивает меня о Ксении Александровне, о ее отношениях с мужем и о детях. Каролина, видимо, ненавидела госпожу Герувиль. Однажды она даже сказала со злостью: «Эта дура заслужила, чтобы ее дочь сделалась павшей девушкой; это поубавило бы у нее спеси. Право, ее вид неприступной добродетели расстраивает мне нервы». Я вспомнила эти слова, когда исчезновение Ольги совпало с отъездом Каролины, ее племянника и француза. После того я получила только одно письмо от Петра, в котором он писал, что едет в Берлин отбывать воинскую повинность. Больше я ничего не знаю.

Ричард Федорович поблагодарил Розалию, уверил ее в своей безусловной скромности и поспешно вернулся в гостиницу. Имя Каролины Брейтнагель дало совсем новое направление делу о похищении ребенка. Эта мегера, стрелявшая когда-то в Ивана и жаждавшая убить его, была вполне способна, до смерти ненавидя Ксению, похитить ее дочь, чтобы впоследствии сделать из нее кокотку. И это вполне подтверждали слова бонны.

Взволнованный и возмущенный, Ричард Федорович решил сделать все возможное, чтобы найти ребенка и спасти его. Не теряя времени, он вернулся в Петербург и стал разыскивать бывшую любовницу брата. После некоторых хлопот ему удалось узнать, что через год после скандала с Герувилем Каролина вышла замуж за пруссака Видемана. Потеряв двоих своих детей от Ивана, умерших от дифтерита, а немного спустя и мужа, она снова принялась за свое прежнее ремесло. Далее ему удалось узнать, что Каролина уехала в Берлин с каким-то мужчиной и ребенком. Эти сведения подтверждали рассказ бонны.

Не колеблясь ни минуты, Ричард Федорович поехал в Берлин. Там он щедро сыпал золотом за нужную ему информацию, и сначала нашел гостиницу, а потом небольшую меблированную квартиру, где три месяца жила госпожа Видеман с маленькой девочкой. Здесь у нее ежедневно бывал какой-то смуглый мужчина, имя которого хозяйка не помнила; зато она рассказала, что трехлетняя девочка много плакала и говорила на каком-то незнакомом языке, за что госпожа Видеман била ее, заставляя говорить по-немецки, и тогда девочка отчаянно звала свою маму. На расспросы хозяйки Видеман рассказала, что девочка – круглая сиротка, которую она взяла к себе из милости, так как та приходится ей дальней родственницей, но что она представляет для нее страшное бремя. По словам хозяйки, госпожа Видеман, вероятно, уехала в Париж, поскольку не раз высказывала такое намерение.

Полный мужества и энергии, Ричард Федорович из Берлина отправился в Париж, но там все его усилия по поиску госпожи Видеман оказались напрасными. Поглотила ли совершенно куртизанку и ее жертву громадная столица или Каролина в последнюю минуту изменила свой маршрут, было неизвестно, и никак нельзя было найти ни малейших следов пребывания искомой особы. После двухмесячных тщетных розысков Ричард Федорович с грустью решил возвратиться на родину. Все это время он ничего не писал Ксении Александровне, боясь пробудить в ней напрасные надежды.

Почти три месяца не было его в Москве. Приехав, он застал любимую женщину в трауре. Приемный отец ее умер от апоплексического удара, оставив ей довольно значительное состояние.

– Мне нечего и спрашивать вас о результатах предпринятых розысков. По вашему лицу я вижу, что они были напрасны, – грустно сказала Ксения, как только осталась наедине с Ричардом Федоровичем. В черном траурном платье молодая женщина казалась еще бледнее и печальнее. Ричард Федорович крепко поцеловал ее руку.

– Нет, Ксения, мои поиски не были совершенно бесплодными. Господь действительно не дал еще мне радости вернуть вам Ольгу, но я напал на ее след…

Молодая женщина вздрогнула и выпрямилась.

– След!.. Вы напали на ее след?! Значит, она жива!.. О, говорите же скорее!.. – пролетепала она прерывающимся голосом.

Испуганный ее волнением, Ричард Федорович поспешил вкратце передать Ксении историю своих поисков и рассказал, как неожиданный случай помог открыть ему истину.

Невозможно описать чувства Ксении Александровны, узнавшей, что Ольгу похитила бывшая любовница ее мужа! Ричард, из беспокойства о последствиях, умолчал о подлом намерении Каролины относительно будущего девочки и о ее дурном обращении с ребенком; но сердце матери одарено вторым, духовным зрением, а потому она поняла все и без слов.

– Эта ужасная женщина похитила мою Ольгу, чтоб отомстить мне, чтобы как можно больнее поразить меня в самое сердце. Она развратит ее, а потом, может быть, вернет мне ее сама, – с трудом проговорила она, заливаясь слезами.

– Нет, Господь не допустит свершиться подобной несправедливости, – с волнением заверил ее Ричард Федорович.

В тот же вечер они еще раз подробнее обсудили все, что стало им известно за эти месяцы. Несмотря на бесплодность поисков, самое ужасное – неизвестность – было позади. Если ребенок еще жив, то оставалась надежда найти его. Благодарность молодой женщины к ее великодушному верному другу, всегда поддерживавшему ее в трудные минуты, была так глубока и велика, что почти граничила с любовью, которую только глубочайшее беспокойство за дочь заглушало в ее сердце. Когда Ксения Александровна высказала свои чувства, Ричард Федорович порывисто привлек ее к себе.

– Ксения! Если в вас сохранилось хоть немного любви ко мне, дайте мне право открыто любить и защищать вас: согласитесь сделаться подругой моей жизни! Вы теперь свободны! Оба мы одиноки на свете и будем взаимно поддерживать друг друга на жизненном пути.

– Для меня, Ричард, без сомнения, было бы счастьем стать вашей женой. Все, что я видела радостного в жизни, исходило от вас. Только будете ли вы сами счастливы с женой, у которой навечно разбита душа? – ответила молодая женщина, устремляя на Ричарда взгляд, затуманенный слезами.

– Я вас излечу, Ксения, силой моей любви излечу. Доверьтесь мне смело; чувство мое к вам прочно и испытано. Я твердо убежден, что оба мы будем счастливы.

Вечер проходил веселее, чем можно было ожидать. Мысли Ксении Александровны наконец приняли другое направление: молодые люди говорили о будущем. Разговор зашел и о различных бытовых мелочах, и Ксения спросила Ричарда Федоровича, думает ли он снова поступить на службу. Тот с задором ответил:

– Сохрани меня Бог! Я привык к свободе и, кроме того, у меня теперь только одна цель: сделать мою жену счастливою, в том числе разыскав бедную Ольгу. Никто не должен мне мешать в таком важном деле.

Женщина зарделась, и прежняя милая улыбка робко осветила ее очаровательное бледное личико.

Три месяца спустя, тихо, безо всякой помпы, в присутствии только необходимых свидетелей, состоялось бракосочетание Ксении Александровны и Ричарда Федоровича. Затем молодые уехали в Волынскую губернию, где решили провести несколько месяцев.