Текст книги "Свобода уйти, свобода остаться"

А когда крышка шкатулки откинулась назад, я увидел то, что и можно было ожидать. Несколько густо-желтых листков пергамента, любовно кем-то расправленных и для надежности придавленных в углах по диагонали двумя массивными серьгами. Черные агаты в серебре, потемневшем от времени. Красивые, но зловещие, хоть в рисунке оправы использованы цветочные мотивы. Женские серьги. А вот чьей руке принадлежат строчки букв с причудливыми завитками?

Я сдвинул украшения в сторону и взял в руки письмо из прошлого.

«Рэйден, любезный друг мой!»

Оно адресовано мне? Невозможно. Должно быть, имелся в виду мой предок, тоже Рэйден, первый из… Но тогда этому письму около четырех сотен лет. А тушь почти не выцвела. Умели же делать предки…

«Как прискорбно сознавать, что заботы государственные отнимают все больше и больше твоего времени! Я вознамерился было просить тебя о встрече, но, узнав, сколь многие дела требуют твоего участия, устыдился собственной дерзости и потому доверяю перу то, о чем хотел и должен был известить тебя лично… Я влюблен, друг мой. Влюблен не впервые, но сие чувство только теперь стало для меня неизмеримо дорогим. Она – чудо! Первое из чудес подлунного мира. И соблаговолила ответить на мое предложение согласием… Я счастлив, друг мой, и хочу разделить свое счастье со вторым самым близким мне человеком – с тобой. Моя возлюбленная… Нет, не буду тратить время и тушь понапрасну: лучше взгляни сам, как хороша моя любовь. Пусть мои пальцы не так ловки, как в юности, заверяю тебя: сходство несомненное! И помни, без твоего присутствия свадьба, назначенная на седьмой день месяца Расцвета, не принесет мне того счастья, которого я желаю…»

Без подписи. Впрочем, тот Рэйден наверняка знал, от кого получил послание. Что же дальше? О, неизвестный мне обитатель прошлого напрасно ругал свои пальцы: нарисовано талантливо. Очень талантливо, насколько я могу утверждать согласно своим познаниям в живописи. Скупые, но точные зарисовки. И правда, она была хороша.

Длинная шея. Чуть удлиненная форма черепа, но без неприятных искажений черт лица. Нос маленький, короткий и совершенно прямой. Подбородок треугольный и безвольно ушедший назад, но почему-то придающий по-детски невинному лицу странный, загадочно-пугающий вид. Ключичные кости изящно изогнуты. На пояснице россыпь родинок, похожая на фрагмент тонкого пояска… Эй, ну ничего себе! Насколько же ты был близким другом этому художнику, дорогой прадед, если получал столь пикантные изображения? Хм… Фигурка миленькая, но излишне сухая. Мальчишеская. Впрочем, Наис тоже не может похвастать женственными формами, но это не мешает мне ее любить, так зачем осуждать вкусы другого? Тем более что этот «другой» давным-давно почил в мире.

Я свернул листы пергамента и убрал обратно в шкатулку. Олден недовольно поджал губу: рассчитывал, стервец, что позволю ему ознакомиться с личной перепиской моего предка? Нет уж.

Если мои выводы верны, то на сгоревшей картине скорее всего была изображена упомянутая дама. Безымянная. Ххаг подери! Как предки обожали таинственность! Правда, если они и без того знали друг друга наизусть, зачем лишний раз всуе поминать дорогие сердцу имена?

Заставив Олли помочь Сеппину изложить на бумаге требования к материалам, необходимым для восстановления внутреннего убранства Старого флигеля, я спустился вниз, в альков, к тому месту, где ранее висел портрет, а теперь виднелась закопченная дверца тайника.

Зачем он был устроен? Почему именно здесь? С какой целью его скрывала картина? Она должна была напоминать? Но о чем? Возможно, тот Рэйден просто желал время от времени вспоминать о счастье и любви своего близкого друга и только потому любовался хорошеньким женским личиком. Да, вполне возможно. Но кому понадобилось уничтожать сие свидетельство давних страстей? Я бы не удивился, если бы поджог был делом рук моих дурок, но они не замешаны в преступлении. Хотя бы потому, что не смогли бы ни достать фляжки с маслом «хиши», ни осуществить высушивание дубовых панелей в коридоре. Кто же…

– Она все-таки добилась своего, – прошамкал старушечий голос рядом со мной.

Привидение, будь она неладна! Вечно ухитряется подкрасться в своих войлочных тапочках под самое ухо, а потом изрекает нечто многозначительное, но совершенно непонятное, и неизвестно, что хуже: подпрыгнуть от неожиданности, просто услышав ее слова, или застыть столбом, пытаясь понять, что именно она хотела сказать.

Низенькая, иссохшая от времени, она некогда считалась одной из первых красавиц Антреи, но об этом я сужу по рассказам отца, который, впрочем, и сам застал ее уже в период увядания. Сколько лет жила на свете daneke Ритис, не знал никто, кроме нее самой, но добиться внятного ответа от старушки было так же непосильно, как и заставить ее следовать правилам, принятым в приюте.

Наверное, следовало было держаться построже с дамой, обожающей прятаться во всех темных закоулках, кашлять по ночам в коридоре и заводить пространные беседы именно в тот момент, когда мне нужно срочно отправляться на службу. Наверное. Но у меня не хватало духу. Да-да, не хватало! При всей склочности и назойливости, Привидение была необъяснимо трогательна каждой черточкой своего поведения. Как ребенок. И обидеть старушку для меня было все равно что причинить боль, скажем, Лелии. Поэтому я скрипел зубами, но выслушивал жалобы на несуществующие неудобства и торжественно обещал «все поправить». После таких обещаний daneke Ритис успокаивалась и отбывала в свою опочивальню. В лучшем случае. В худшем – семенила за мной до самых ворот приюта, заваливая просьбами передать самые теплые пожелания и справиться о здоровье ее знакомых, которые, насколько я знал, благополучно скончались еще до моего рождения. За ворота она не выходила, как и прочие дурки. Просто не могла. И вовсе не из-за заклинаний или стражи: ни того, ни другого не было, да и не требовалось. Жертв «водяного безумия» удерживал в приюте их собственный страх. Страх окончательно сойти с ума.

Этот клочок земли был отведен в пользование роду Ра-Гро неспроста. Источник, регулярно пополнявший каменную чашу в парке, проложил себе дорогу из водяной линзы, в которой были растворены частички породы, схожей с той, что придавала опасные свойства Лавуоле, но имевшей одно существенное отличие. Если вода с отрогов Ринневер заставляла людей сходить с ума, то струи этого источника вынуждали безумие остановиться. Не уйти совсем, а остаться ждать у порога. Спрашивается, а почему этим источником не могли пользоваться все остальные жители города, если он позволял оставаться в здравом уме? Да потому, что всему на свете положен предел.

Эта вода и вправду могла приостановить течение болезни, но в том и только в том случае, если при ее принятии внутрь больной будет заговорен. Кем? Мной, разумеется. Действо длительное и требующее усилий, но приносящее свои плоды. Правда, после него заговоренный должен оставаться в пределах влияния водяной линзы, иначе все пойдет насмарку. Вот так и получалось, что чудесными свойствами источника пользовались только дурки, которые, раз окунувшись в омут безумия и выплывшие оттуда с моей (и моих предков) помощью, ни за какие блага не согласились бы покинуть приют…

– Кто – она?

Старушка подняла на меня прозрачный взгляд.

– Чаровница.

Красиво, но неконкретно.

– Вы ее знали, бабушка?

Уже спросив, понимаю, что вопрос поставлен глупо: ну как Привидение может знать даму, жившую несколько столетий назад?

Но daneke Ритис не заметила моей оплошности, пропев:

– Прекрасная и опасная…

– Опасная? Чем же?

– Тем, чем владеет.

Понятно. Начинается привычная игра в «не знаю, что и где».

– Бабушка, вы можете назвать мне ее имя?

– Спросишь у нее самой.

– Я бы с удовольствием, но… Где мне ее найти?

– Она придет. Сама. Как приходила намедни. И черный огонь пожрет всех.

Одарив меня этим пророчеством, Привидение повернулась и, обессиленно ссутулившись, побрела прочь, оставляя меня в расстроенных, как лютня в руках неумелого музыканта, чувствах.

Караванный путь, особняк Ра-Дьен,

вечерняя вахта

Скрип пера по бумаге затих ровно на тот промежуток времени, который потребовался, чтобы спросить:

– Dan Ра-Дьен назначил вам встречу?

Я выдержал паузу, любуясь бликами свечного света на гладко причесанном затылке склонившейся над письменным столом девушки, и ответил:

– Разумеется. Еще до моего появления на свет.

Daneke Мийна, помощница Калласа в его нелегком деле сбора с торговых людей дани за услуги, не всегда являющиеся заметными даже глазу, сурово чиркнула пером, выводя особенно строгий завиток в окончании какого-то слова, и только потом подняла голову:

– Dan Советник на сегодня закончил прием.

– Правда? А я рассчитывал, что мы с ним как раз и примем!

Светло-карие глаза Мийны преисполнились негодования:

– Вам не хуже меня известно, что dan Советник придерживается…

– Разве тебе на отдых было выделено не три дня? – чуть удивленно спросил Каллас, появившийся на пороге кабинета.

Ввиду не слишком крепкого здоровья, а также просто из удобства Ра-Дьен использовал для своих нужд исключительно первый этаж легкомысленно нарядного особняка, а второй и третий этажи пожертвовал прислуге, родственникам и лично приглашенным гостям. Как правило, дома Калли переговоров не вел, назначая деловые встречи на другом конце Караванного пути, поблизости от портовых складов и, что немаловажно, в прямой видимости от поста Городской стражи, поскольку, хоть dan Советник и занимался деятельностью сугубо на благо людям, находились купцы, настолько недовольные заключенными (а еще чаще – незаключенными) сделками, что забывали о первом правиле торговли: «Бей по врагу монетой, а не клинком». Да, на Калли покушались, и неоднократно. Собственно, по этой простой причине он и таскает на переговоры меня, чем вызывает постоянное неудовольствие темноволосой Мийны, полагающей себя незаменимой именно в деле поиска обоюдовыгодного согласия между покупателями и продавцами.

– Увы, покой – моя давняя, но несбыточная мечта! – с нарочитой грустью провозгласил я, перехватывая зажатую под мышкой шкатулку.

Ра-Дьен, заметив странную ношу, растерянно приподнял брови, но тут же, поймав мой многозначительный взгляд, вновь вернул лицу усталое равнодушие:

– Прошу в кабинет. Мийна, милая моя, распорядись подать нам легкий ужин.

– С вином? – ехидно уточнила девушка.

– Как пожелает dan Рэйден.

Решение оставили на откуп мне, но сегодня я не собирался колебать моральные устои благовоспитанных девиц:

– Достаточно будет воды. С ледников, если можно.

Мийна кивнула и быстрым, но ни в коем случае не торопливым шагом направилась в сторону кухни, а я прошел за Калласом в его «гнездышко».

Как вы думаете, на что похож кабинет человека, который участвует во всех сторонах торговли между Антреей и остальным миром? Не угадаете ни за что. На смесь спальни и гостиной. Это у меня в приютском кабинете из мебели присутствует лишь та, которая не позволяет расслабиться и отдохнуть, а dan Советник здесь живет, со всеми вытекающими последствиями.

К примеру, рабочего стола нет вовсе – вместо него, по южным традициям, на коротких ножках установлена мраморная панель из цельного куска камня, неполированная, потому что природная шероховатость нравится Калласу больше гладкой искусственности. Вокруг расставлены мягкие кушетки, причем гостевые – ниже, чем у хозяина, дабы подчеркнуть, кто в этих стенах главнее. Книжных шкафов нет, да и вообще нет никаких бумаг на виду: для работы с записями о сделках имеется Мийна, которая тщательно следит за полнотой отчетов и ведет регистр клиентов, а Ра-Дьен занимается совсем другими вещами. Руководством. Честно говоря, я поначалу сомневался в его способности держать в голове все необходимые детали, но когда стал свидетелем и участником разрешения донельзя запутанной ситуации, осложненной многочисленными претензиями всех заинтересованных сторон друг к другу, понял: не большая библиотека делает человека мудрецом. А на низеньких кушетках к тому же так приятно тискать пышные формы daneke Мары…

– Располагайся.

Каллас занял свое излюбленное место на бархате темно-зеленого покрывала. Я, перебрав пяток подушек, остановил свой выбор на самой плоской, положил ее на мраморный столик и водрузился сверху: сидение на мягком – самый верный способ уснуть, а сейчас мне нужно побыть бодрым. Хоть какое-то время.

Шкатулка была отставлена в сторону – до того момента, пока Мийна торжественно не внесла в кабинет и не расставила на столе блюда с закусками. Легкими, как и просил Каллас: овощные рулетики, сыр и пресные лепешки. Лично для меня предлагался хрустальный графин с запотевшими боками.

– Я просил ледниковую воду, а не ледяную.

– Простите, dan Рэйден, я посчитала, что одно неотделимо от другого, – невинно улыбнулась девушка и, присев в вежливом поклоне, удалилась, плавно покачивая трехслойной юбкой темно-лилового платья.

– Стерва, – привычно констатировал я.

Каллас усмехнулся:

– Просто ревнует.

– К тебе?

– К работе.

– Ну, если так… – Я подвинул к себе блюдо с рулетиками и взял на пробу один, в котором помимо овощей наблюдалось что-то рыбное.

Вкусно. И рыба речная, полностью в соответствии с моими предпочтениями. Значит ли это… Кошусь в сторону Ра-Дьена и встречаю ответный утвердительный взгляд.

– Да, это все для тебя. Сыр тоже. Козий, с горных пастбищ.

– Какая неслыханная роскошь! Позвольте осведомиться, чем такой недостойный человек, как я, заслужил…

Каллас укоризненно покачал головой, плотнее запахивая на груди домашнюю мантию из толстого шерстяного сукна.

– Не смешно.

– А разве должно быть? Я не шучу. Я на самом деле хочу знать, что подвигло тебя на столь трогательную заботу обо мне.

– Кто сказал, что я забочусь о тебе? Я забочусь о благополучии дел. Забыл? Завтра тебя с нетерпением ожидает daneke Амира.

Вздыхаю:

– Забудешь такое… Но оставим завтрашние дела завтрашнему дню, идет? Сегодня тоже есть о чем поговорить и над чем подумать.

– Например?

Каллас едва уловимо напрягся. Стороннему наблюдателю чуть приподнятые плечи не сказали бы ровным счетом ничего, но я знал: мой собеседник готов слушать и, что немаловажно, слышать.

– Например, о пожаре.

– Ты составил опись пострадавшего имущества?

– Не до конца. Да и мало что пострадало: нужно по большей части только заменить обшивку стен. Олли пришлет тебе точный список потребных материалов, когда Сеппин закончит фантазировать.

– Сеппин?

– Деревянщик. Из моих подопечных.

– А… – разочарованно протянул Ра-Дьен. – Помню. Ну, хоть в чем-то можно сэкономить!

– Да, не волнуйся об оплате мастеров. Однако… Раз уж эта статья расходов исключается, смею напомнить, что было бы совсем неплохо, если бы…

– Так и не оставил эту мысль? – Глаза Калласа насмешливо сузились.

– А чем она плоха? Если удастся доказать, что растения, выросшие на территории приюта, позволяют обезопасить гостей города от помешательства на все время пребывания, это принесло бы немалую выгоду прежде всего тебе. Я не прав?

– С одной стороны, несомненно, и все же…

Я азартно хлопнул ладонями по мраморной столешнице.

– Представь только: пара-тройка яблок или гроздь винных ягод в день, и любой человек может быть полностью за себя спокоен!

– И как ты собираешься проводить исследования и обеспечивать доказательства? – лукаво, но с большой долей заинтересованности спросил Ра-Дьен.

– Это уже мои проблемы! Главное – ввязаться в драку, а потом…

– А потом вовремя унести ноги, это имеешь в виду?

Пришлось признаться:

– Не исключено. Только я вполне уверен в успехе. Честно.

– Хорошо, подумаю, – согласился Каллас. – Это все?

Я сделал трагическую паузу.

– Нет.

– Что-то случилось?

– Ты изучал материалы дознания по поводу пожара?

– Пробежал взглядом.

– Тебя что-нибудь в них насторожило?

Ра-Дьен задумался. С минуту шевелил губами, словно проговаривая про себя строки скупого отчета.

– Нет. Пожалуй, нет.

– А должно было насторожить! – торжествующе завершил я свою мысль.

– Излагай.

– В результате дознания было установлено, что пожар произошел по причине возгорания пролитого масла для светильников, верно?

– Да, – подтвердил Каллас, пока не чувствуя подвоха.

– Масла определенного сорта.

– И что с того?

– Масла сорта «хиши».

Dan Советник недоумевающе воззрился на меня.

– Не понимаю, что в этом странного.

– Ну как! На какое масло ты мне выделяешь деньги, а?

Каллас хмыкнул:

– Только не говори, что именно его ты и покупаешь!

– Почему это «не говори»?

– Собственно… – Он потер переносицу. – Я думал, что ты воспользуешься случаем и разницу будешь использовать по своему усмотрению.

– Что?! – Я оскорбился и даже вскочил на ноги. – Предполагал, что стану воровать у тебя и королевского казначея и даже подсунул повод для воровства? Какое… какая… Да как ты только мог?!

– Хочешь сказать… – До Калласа постепенно стало доходить.

– И хочу, и говорю! Я. Никогда. Ничего. Ни у кого. НЕ ВОРУЮ!

– Не кричи, пожалуйста.

– Я не кричу! С чего ты вообще взял…

– Извини.

Слово было произнесено так тихо, что я подумал: послышалось.

– Что-что?

– Извини, – повторил он чуть громче и виноватее. – Да и не воровство это было бы… Так, использование служебных возможностей.

– В личных целях, разумеется?

Каллас сочувственно пожал плечами:

– Казна бы не обеднела. И я – тоже. Но, признаюсь, не думал, что ты настолько…

– Честный?

– Глупый.

Я надулся и сделал круг по кабинету.

– Между прочим, я пользуюсь теми же самыми светильниками, когда бываю в приюте. А ты прекрасно знаешь, что малейшее задымление…

Ра-Дьен расхохотался:

– Так вот в чем дело! Тебе не пришло в голову воровать, потому что красть пришлось бы у себя самого! Браво! Вот это я понимаю! А то уж начал переживать за твои умственные способности.

– Зачем волноваться о том, чего нет? – философски заметил я.

– Ладно, оставим в покое бессмысленные диспуты… Значит, ты уверен, что пролитое масло было принесено нарочно?

– Уверен. Более того, злоумышленник принял все возможные меры, чтобы преступление совершилось.

– Поясни.

– Подожженная древесина предварительно была высушена. Магическим способом.

– Хм.

Каллас откинулся на подушки, сплетая и расплетая сцепленные замком пальцы. Я, не желая торопить движение мыслей за высоким лбом старого приятеля и по совместительству вышестоящей персоны, вернулся к поглощению ужина, хотя настоящего голода не испытывал: сказывалось кратковременное пребывание в заботливых руках матери. Как правило, визита домой мне хватало для сохранения тела и разума в наилучшей форме по меньшей мере в течение месяца. Однако, при всей заманчивости результатов, посещения Лунной Излучины были расписаны на годы вперед.

– Не спрашиваю, как ты это установил, но раз уж заявил о своих сомнениях, значит, доказательства имеются, – наконец проронил Ра-Дьен, выходя из состояния отрешенной задумчивости.

– Увы.

– Не та новость, которую я хотел бы услышать.

– Понимаю. Веришь или нет, но и мне стало неуютно. Очень.

– Есть предположения о цели злоумышления?

Я качнул головой:

– И да, и нет. Скорее известно, для совершения каких именно действий был осуществлен поджог, но, подери меня ххаг, не могу даже представить зачем!

– Поподробнее, – велел Каллас.

– Судя по следам огня, целью поджигателя было уничтожение картины.

Светлые брови удивленно дрогнули:

– Картины?

– Ну да. Портрет женщины. Неизвестной до такой степени, что я не помню, как он вообще выглядел.

– Наверняка висел в Старом флигеле? – легко догадался dan Советник.

– Висел. В конце коридора на первом этаже. Прямо скажем, не на видном месте!

– Не оправдывайся, не стоит. Хотя тебе следовало бы лучше знать собственное имущество.

– Я знаю! Подумаешь, одна несчастная картинка…

– Из-за которой кто-то пошел на риск.

– Риск? Вот еще! Да мои дурки и напугать-то толком не способны!

– И кому это известно? – последовало мгновенное уточнение.

– Ну… – настала моя очередь задуматься.

В самом деле, кому? Приют немощных духом вызывает у всех горожан благоговение вперемежку с животным страхом, причем и то, и другое чувство впитывается с молоком матери и рассказами отца, потому, собственно, дуркам и стража не нужна: они сами за ограду не выйдут, а люди с другой стороны не решатся войти из боязни «заразиться» безумием. Ой-ой-ой, что же получается? Либо в приют проник человек, уже потерявший рассудок и не способный правильно оценивать опасность, либо… Поджигатель пришел со стороны. Чужеземец, которого с детства не пугали «страшными рассказками». Чужак.

Видимо, у меня на лице отразился ход всех мыслей в подробностях, потому что Каллас удовлетворенно кивнул:

– Он не местный.

– И это еще хуже, чем могло бы быть.

– С одной стороны.

– Имеется и другая?

– Куда же без нее? Имеется. Регистр чужестранцев ведется точно и тщательно, следовательно, не составит труда…

Я взвыл, закатив глаза к потолку:

– Не составит?! Да ты представляешь себе, сколько их – проезжающих мимо и осевших в городе? Несколько сотен, не больше и не меньше! А проверить необходимо каждого. Каждого, понимаешь? Где был, что делал, есть ли свидетели, есть ли мотивы… Сколько времени понадобится? Год, два?

Каллас нахмурился:

– Не преувеличивай. Не более месяца.

– За который состав чужестранцев в Антрее существенно изменится! Приближается лето, помнишь?

– Можно закрыть границы.

Я растерянно запустил пятерню в волосы.

– Можно… Если королева согласится. А для этого одной моей просьбы будет недостаточно. И твоей не хватит, потому что отчет о дознании, составленный Хаммисом, утверждает: преступления не было.

– Хаммисом? – брезгливо сморщился Ра-Дьен.

– Им самым. Масло случайно пролилось, случайно вспыхнуло, случайно… Не было ничего, в общем.

– Да, против результатов дознания не попрешь. А назначить повторное…

– Бессмысленно – остатки заклинания теряют силу с каждой минутой. Другой дознаватель попросту не обнаружит следов. Да и представляешь, сколько придется потратить времени, чтобы убедить амитера в необходимости повторно отвлекать людей на расследование пустячного дела?

Каллас снова ненадолго погрузился в размышления, постукивая пальцами по губам.

– Может, все не так страшно? Почему не предположить, что происшедшее всего лишь месть кого-то из тех, кому не разрешили в свое время поселиться в городе?

– Месть? – Я попытался скоренько прикинуть разные варианты. – Отпадает. Мстят обычно не каменным стенам, а человеку. В данном случае покушались бы на меня, а не на безобидный кусок холста.

– Безобидный ли? – протянул Каллас.

– Буду считать так, пока не уверюсь в обратном.

– Кстати, что за старье ты приволок с собой? – Интерес моего собеседника обратился к шкатулке.

– О, сей раритет имеет непосредственное отношение ко всем моим недавним бедам. За сгоревшей картиной был тайник, в котором и находилось послание из прошлого.

– Послание?

– Взгляни сам. – Я передал Ра-Дьену облупившийся ящичек.

Каллас повертел его в руках, открыл и извлек на свет божий уже знакомые мне предметы. Надо сказать, на изучение письма dan Советник потратил чуть больше времени, чем я: подозреваю, его увлекли прилагавшиеся картинки. А вот по серьгам взгляд Калласа едва скользнул.

– Любопытно.

– И все? – Я даже немного обиделся.

– А что ты ожидал услышать? Фрагмент переписки, не более.

– Зачем понадобилось хранить его в тайнике столько лет?

Ра-Дьен сложил листы пергамента обратно в шкатулку:

– Не знаю. Возможно, все это имело значение для твоего предка, и только для него.

– Как думаешь, можно установить имя этой женщины?

– Можно попытаться. Есть на примете сведущие люди, которые способны навести подобные справки. Оставишь бумаги у меня?

– Конечно. Все целиком оставлю: мне эта рухлядь пока ни к чему.

– Занятные украшения…

Я с недоумением посмотрел на бесстрастное лицо Калласа:

– Ты о чем?

– О серьгах.

– И что в них занятного?

– Не знаю. Возможно, мне показалось… Орнамент оправы составлен из лилейных цветков. Ты не заметил?

Я взял одну из сережек и поднес поближе к глазам. Быть того не может! В самом деле. Полураскрывшиеся бутоны неизвестного мне сорта, но определенно имеющие отношение к лилиям. Ххаг…

Это что-то означает. Это обязательно должно что-то означать!

– Иди-ка домой, – посоветовал Ра-Дьен. – И выспись получше. А завтра, с новыми силами…

– Браться за старое, да? Как пожелаете, dan Советник.

– Не стони, не рассыплешься. Амира – чудесная женщина и умнейший собеседник.

– С тобой – возможно, а вот со мной…

– Все, спать! – Каллас понял, что увещеваниями ничего не добьется, и сменил тон на приказной. – А с поджогом… Разберемся. Но для начала выясним, что это была за девица: вдруг через нее протянется ниточка из прошлого в настоящее?

Протянется или нет, по этой ниточке еще придется проползти от одного конца к другому, чтобы найти, кого и чем она связывает. А по городу все это время будет ходить человек, не питающий пиетета к приюту немощных духом, и это поистине жутко. Потому что когда уважение слабеет, необходимо завоевывать его заново, а для этого… Не хочу думать, что может понадобиться.

И если Каллас прав, если… Как он сказал? «Имело значение для твоего предка, и только для него»? Так вот, если dan Советник угадал, он даже не представляет себе всей глубины своей догадки. Для моего предка, насколько могу судить по семейным хроникам, имела значение только одна вещь на свете, настоящее, истинное значение. Безопасность Антреи и ее жителей. А посему несколько пожелтевших от времени клочков пергамента и странные серьги могут быть столь же важны, сколь и личность поджигателя. Нет, не могут быть. Важны. Вот только я пока не могу понять, в чем заключается их важность.