Текст книги "Поэтус. Рифмы разных лет"

День весеннего неравнодушия

 
Дата равноденствия – день неравнодушия.
И начнётся действие. И заглянем в душу мы.
 
 
Собственную, чью-то ли, трансом, сновидениями,
Что в конец опутали души истомленьями?
 
 
Разгребём лопатою старые хворобы мы,
Что зимой запрятаны снежными сугробами.
 
 
И проглянет солнышко, и взойдут подснежники.
И проклюнет зёрнышко чувства нововешнего.
 
 
Вместе соберёмся мы, чарой разгуляемся.
За прощание зимы, за тебя, красавица!
 

Не увлекайся

 
Экзальтическое это состояние,
Как с собою противостояние.
На юру ко всем ветрам открыт.
 
 
Открываешься ты к новообращениям
И к возможным перевоплощениям.
И свободный дух во тьме парит.
 
 
Жизнь, куда идёшь ты, закольцована?
Пусть не идеально образцова, но
Ты – одна, другая будет ли?
 
 
К дьяволу! Какая инкарнация,
Если Сверхиздателем в Редакции
Может, твой уже замазан лик?!
 
 
Если и войдёшь в другое тело ты,
Наковальни избежав и молоты.
Будешь ли, как прежде, им любим?
 
 
Лучше нынешнее трать осторожно.
Вот тогда и до ста лет, возможно,
Ты продержишься в одном сознании с ним.
 

На КУБЕ
да в кубе

 
Укротитель сердца
Мечтать о прошлом, вспоминать о будущем.
Небесный свод который год копча
С таинственным, внутри живущим чудищем,
Что ест меня, как жадный кот урча.
 
 
И то – не грипп, не рак и не проказа,
И тело выглядит мое почти на пять.
Но эта непрестанная зараза
Достала так, что впору умирать.
 
 
А где она – я это сам не знаю:
То сердце схватит и огнем горит,
То ледяной водою обливает.
Откуда льет – молчит, не говорит.
 
 
Лишь ты одна, и без брандспойта даже,
Способна смело к хищнику шагнуть.
Взглянув тебе в глаза, он у коленей ляжет.
И мы поймем недомоганья суть…
 

Память Петербурга

 
Зима. Санкт-Питер.
Снег заметает, лиходей
Мильоны литер
Домов, автобусов, людей.
 
 
Снежинок стаи
Проникли к самому нутру.
Предвосхищают
Петардовую мишуру.
 
 
Истосковались
По ночи невские мосты
И ввысь подняли
Ладони, чтоб её нести.
 
 
Во льду каналы,
Во сне до питерской весны.
В преддверье бала
Полётом звёзд озарены.
 
 
А помнишь, было:
Нева кружила и неслась.
И если лило,
То, на улыбке задержась,
 
 
Лишь омывало
Её и все вокруг неё
И повторяло
Любви и неги забытьё.
 
 
И вспомнишь ныне,
Через года, через снега,
Что не остынет
 

Гроб с музыкой

 
У вас есть с малолетства выбор между
Отбойным молотком и саксофоном,
Гитарой и разбойничьей дубиной,
Что целится кому-то прямо в лоб.
 
 
Когда идешь на дело, думай прежде :
Стать чтобы до зубов вооруженным,
Поройся в музыкальном магазине.
Не ради шума – порезвиться чтоб.
 
 
И ты увидишь, чем красны изыски :
Взаимозаменяемостью – ясно.
И в силу громкости, и в силу сложной формы.
Дубина же особенно – клянусь!
 
 
И вот тогда, быть может, вихрь мыслей
Тебя захватит: если столь прекрасны
И формы их, и их предназначенье,
Так, может, и преодолеть искус?
 
 
И всех лупить ПОД МУЗЫКУ нещадно,
Кто посягнул на самое святое —
На наш блестящий музыкальный вкус!
Может быть?
Где оно, могучее «может быть»?
Как предугадать его, изменить?
И соединить этой жизни нить
С предстоящим?
 
 
Как резон из будущего извлечь,
И себя, и близких предостеречь?
Дом родной не позволить сжечь
И не пасть от пращи?
 
 
Лучше с тобой в светлое улетим,
Через облака – не пожара дым.
Судьбы наши с будущим соединим —
Что, скажи мне, слаще?
 
 
Но горчит и НА сердце, и во рту :
Ту ли обретешь ты или не ту?
И откроешь сердце и красоту —
Не Пандоры ящик!
 

Разум сердца

 
И хороши собой, и умны.
Но сердцем грубо сработаны.
 
 
Когда-то, очень возможно, вы
Все замечали из синевы
 
 
Своих глубоких и умных глаз,
Что доставали до сердца враз.
 
 
Есть в сердце разум и глупость есть:
Любовь-зараза, и долг, и честь.
 
 
И разум сердца вас поглотил
И неуверенность в вас убил.
 
 
Недоброю, но уверенной
Вы цепко сжали в себе рукой
 
 
Любовь, что полузадушена
И в разум сердца обрушена.
 
 
И где отныне ее искать,
Воды в пустыне как отыскать?
 
 
Любовь не просят, но ей живут :
В котомке носят и водкой пьют.
 
 
Какая водка, какой коктейль?!
С улыбкой кроткою да в метель.
 
 
И так уж тупо в груди болит.
Где ум, где глупость – не говорит…
 

Экран – эскорт

 
Улыбка и фигура – блеск!
Эмоций и восторгов всплеск
И ножки ростом до небес
Дарят надежду: ну а если?!
 
 
И пигалиц галдящий зов,
Выпрыгивающих из трусов,
А поначалу из джинсов,
Швыряемых широким жестом.
 
 
Так норовит тебя обнять,
Твои поднять и плоть, и стать,
Что ни представить, ни понять,
Что лепо, ну а что нелепо.
 
 
Но то – экран, реклама суть.
А если глубже заглянуть,
…. опустошающая муть
Смотрелок, шопинга и рэпа.
 
 
И скажешь тоже, как тезка Цой,
«Будь осторожен – следи за собой…».
 

Бездумие любви

 
О, свет очей моих, постой,
Не трогай времени карету.
И не грусти, друг милый мой,
Ведь жизнь на многая на лета
 
 
Ещё бежит, ещё бурлит
Весёлой песней на равнинах.
И путь её огнём залит —
Неопалимою купиной.
 
 
Небес мерцающая гладь
Окутана волною снежной.
И с ней нисходит благодать
Лавиной вечной, безмятежной.
 
 
Зима загадками полна.
И, хоть и скрытые снегами,
Но проступают письмена
Пророческими именами.
 
 
Любовь – вот главное из них.
Так предадимся ей беспечно
С тобой, о свет очей моих,
Легко, бездумно, бесконечно…
 

Здесь и сейчас!

 
О, мое сердце, почему мешаешь
Истребовать из памяти былое?
Мешаешь руки, губы, имена…
 
 
Их в настоящий мир сопровождаешь,
Но не даешь возможности в покое
Вновь ощутить. Как если бы стена
 
 
Беспамятства их поглотила.
И ты стоишь, упершись лбом в нее,
И все мечтаешь сладостный момент
 
 
Так пережить, как если б это было
Как в первый раз. Ах, милое мое,
И не пытайся! Вырванный фрагмент
 
 
Палитры красок не передает.
Лишь настоящее способно расцветить
Ушедших дней туманную картину.
 
 
Пускай продлится чувственный полет.
А мы весь мир так пустимся любить,
Что не собьет нас времени лавина!
 

Кубинский синдром

 
Я лежал у волны океана,
Что у ног моих млела, как шелк.
И казалось, что вовсе не странно,
Если б я через волны ушел.
 
 
Не Христосом ушел над водою,
Нет, пошел бы я прямо по дну.
Обнимаемый страстной волною,
Я б в объятьях ее утонул.
 
 
Не нужны мне до неба вершины,
Раз волна до небес достает.
Лишь ее бирюзовым трамплином
Ты заветных достигнешь высот.
 
 
Не забуду надежду и веру
И любовь захвачу я с собой:
Лишь бы только волна Варадеро
Над моею сошлась головой…
 

Исход

 
Напишу я письмо и сверну его туго.
И засуну в бутылку, и залью сургучом.
И заброшу в волну ее – пусть она кругом
Океаном и морем исходит потом.
 
 
И однажды в вечернем тумане заката
Блеск янтарный заметят в далекой воде.
И поднимут на борт, и откроют когда-то,
Когда автор исчезнет неведомо где.
 
 
А быть может, не будет загаданной встречи,
И накроет волною, посланье топя.
И тогда в океане просто канут навечно
Те слова за стеклом, как любил я тебя…
 

Гаванские метаморфозы

 
Странное впечатление я уношу о гаванцах.
Новое поколение грабит весело иностранцев.
 
 
Русской речи уже и не слышно:
Все испанский. Конечно, английский.
 
 
Вот себя чувствуешь как бы и лишним,
Не по сердцу уже и не близким.
 
 
Не забыть только, как загибались,
Обнимая ракеты. Когда,
Молодые ребята кончались,
Запах трюма навечно впитав.
 
 
Кризис минул. Карибский, советский.
Ну и что же в остатке, скажи?
Духа русского крохи-ошметки
Затерялись в безмерии лжи.
 
 
Вряд ли что-либо нынче оспоришь —
Слишком дело зашло далеко.
Только тех, кого приняло море,
Затянуло венком глубоко…
 

Варадеро

 
Мягкая посадка в баре
Эта временная свобода.
Эти крылья, что отрасли
Медианой земного свода
На обратном краю Земли.
 
 
Когда спишь и не знаешь, где ты.
Просыпаешься – вот те на!
Вместо тьмы обливает светом
Ночи сдвинутая стена!
 
 
Пальмы крутятся вместо елок
И собой загордились аж.
И не в роме льдистый осколок
– То в пустыне плывет мираж…
 
 
Ну а ты, ты в какой пустыне
Загребаешь песок веслом?
Ты – свободный ковбой отныне,
Смитэндвессонский вискором…
 
 
Кто и что у кого-то стибрил,
Кто к кому залетел в окно,
Размохнатый шмель или колибри,
– Это бармену все равно!
 

Кубинские мотивы

 
Что за страна? И чем исходит?
Живет, как в Лукоморье кот.
Идет направо – песнь заводит.
Налево – знай себе идет…
 
 
Лежит меж морем-океаном,
Сигару курит, пьет ли ром.
Или танцует непрестанно,
Хоть денег – покати шаром…
 
 
Карибов страстные мотивы
Пленяют сердце навсегда.
И сладостным речитативом
Нас обвивают, как удав.
 
 
Зачем? И что ты в сердце глушишь?
И что стараешься забыть,
Вдевая сальсой* в наши уши
Тебе лишь ведомую нить?
 
 
Умолкли северные саги,
И вальсы, и свирепый рок.
Лишь Кубы вечные бродяги
Гитарой покоряют рок…
 
 
* Сальса – кубинский танец.
 

Чин-чин с океаном

 
Лежу, как Сальвадор Дали
И наблюдаю, как вдали
Волна впадает в небо ли
Иль просто тает.
 
 
И думаю, Господь не дал
Таланта, чтоб нарисовал
Волны божественный овал,
Что мной играет.
 
 
Не Айвазовский, не Перов,
Не в краску обмакну перо.
Но в душу, слезы, кровь и ром,
Покуда льётся.
 
 
Так пусть летит к строке строка.
А я, коль полупьян пока,
Заброшу в океан бокал:
Пусть он напьётся!
 

По старой Гаване

 
По старой Гаване плыву я себе,
Кругами вращаясь в текущей толпе.
 
 
Журчит понемногу испанская речь,
Мильоны терзаний и тысячи встреч.
 
 
Дворцы, монументы, деревья сплелись
В одну, не совсем мне понятную, жизнь.
 
 
И лишь полувзгляды в гудящей толпе
Цепляют тебя, как дорожный репей.
 
 
Сквозь взгляд старика, проплывающий взгляд
Проглядывает над океаном закат.
Прищурился Че, бородою объят,
В колонне из прошлого, как на парад.
 
 
С улыбкой Фидель и с усмешкою Хэм
Глядят, говоря: прочь надуманных схем!
 
 
С собой не возьмешь этот вот океан,
Когда не найдешь ты одну из Гаван:
 
 
Ту гавань, где жизни надежный причал,
На море, на суше ли – ту, что избрал.
Пора уж, пора тебе взяться за ум.
Не тот, от которого зол и угрюм.
А тот, что парит словно дым от сигар.
Что возраст не знает: ни молод – ни стар.
 
 
Лишь с ним ты способен себя обрести
И выбрать дорогу, и ею идти.
 
 
А если вновь с Кубой сведет тебя жизнь,
Ты старой Гаване спасибо скажи…
 

Последний день на Кубе

 
Последний день на Кубе
Идет своим чередом.
И что-то шепчут губы
Непонятно о чем.
 
 
Как его удержать,
К каждой секунде льня?
Вот календарь ставит печать —
И на острове больше нет меня.
 
 
Но мало ли, где я не был
И никогда не буду?!
– Если даже хотел бы,
Нельзя быть всегда повсюду.
 
 
Детьми мы больше не будем,
Не будем даже вчерашними.
И многое позабудем
За делами всегдашними.
 
 
Но я все же был на Кубе!
И я навсегда запомню
Волны океанский бубен,
Что лучший мой трек исполнил…
 

Ферзевый гамбит

 
Жестокая, она ведет игру
Рисковую, с неведомым исходом
 
 
Дебют, эндшпиль на жизненном пиру —
Все проектируется настоящим ходом.
 
 
И ум, и красота, обдуманный гамбит
На поле боя мечутся с размахом.
 
 
Противник в панике, противник прочь бежит,
И все сметается с доски единым махом.
 
 
И вот доска пуста. И станет страшно ей :
Куда ушли гвардейцы королевы?
Зачем она жестокостью своей
Испепелила всех направо и налево?
 
 
Но вот приблизится Рука. И вдруг,
Все игнорируя, и крики и укусы,
 
 
Ее забросят в клетчатый сундук,
Где затихают страсти и искусы.
 
 
А через час, неделю или год
Вновь выстроят фигуры полным строем.
 
 
И королева снова в бой идет,
Руки не замечая над собою…
 

Полетное

 
По Питеру шляюсь и все не у дел.
Я весь истощаюсь, я весь похудел.
 
 
Дождём омываюсь, как невской волной.
Хандрой наполняюсь. Тяжёлой, дурной.
 
 
Свечой истончаясь, игла бороздит
Туман, что, качаясь, мигрени гнездит.
 
 
Но переживаю не то что в обрез:
И Пётр не выдаст, и Катя не съест.
 
 
Я штопором взлётным открою сосуд
Страстей мимолётных, что в небо взнесут.
 
 
И мы избежим непременно Бермуд,
Самумы, тайфуны и прочую муть.
 
 
Пусть лайнер к карибскому тянет окну,
Виражным загибом я роспись загну.
 

Улётное

 
Варадеро нас не отпускает :
Вновь в Москве проливные дожди.
Самолеты – ну разве взлетают.
Но попробуй потом, посади…
 
 
Вот и держит невидимой нитью
Остров в заокеанской дали.
Варадерцы, когда полетим-то?
Ноги в руки – и тотчас пошли!
 
 
Уж совсем заигралась ты, Куба —
И заботушки нет на челе.
Ну а нам что, давать себе дуба,
Пусть на этой прекрасной земле?!
 
 
Эй, кончай ночевать, дорогуша!
Не финти, что мол ты не у дел.
Уж тела наши страждут, а души…
Взял бы да на метле улетел!
 
 
Разгони по морям-окиянам
Все муссоны-тайфуны и проч.
И тогда полосой окаянной
Мы помчим в варадерскую ночь!
 

Всепогодная любовь

 
Перепады настроенья
Как барометр погоды:
В жар и холод нас бросают
Соответственно давленью.
 
 
И любви температура
Изменяется, конечно.
Ну а с ней-то что поделать? —
Здесь не справится микстура.
 
 
Горы-долы, пиво-воды
Разве что похмелье лечат.
Клинья клином вышибают,
А любовь – дитя природы.
 
 
Потому, любите, люди!
И чихать на непогоду,
На дурное настроенье
И на собственные годы!
 

Поэтет

 
Не Сервантес, не Лопе де Вега,
Не Гильен Николас* и не Хэм,
Из краев непременного снега
Шлет респект сочинитель поэм.
 
 
Никуда вы от нас не уйдете.
Ну а мы – мы куда же без вас?
Пеликаном** парите в полете,
Пока кто-то не скажет: «Я – пас.»
 
 
За картежною этой манерой
Мы не видим туза в рукаве.
Принимаем раздачу на веру,
Прикупаем одну или две.
 
 
За пером ли, на сцене ли, в жизни
Вы вели виртуозно игру.
От вхождения в мир и до тризны
Вас томил вдохновения груз.
 
 
И какие вас греют закаты,
И какая волна достает,
И каким ураганом объяты,
Вы пускались в заветный полет?
 
 
И сквозь узкий такой коридорчик
Вы ушли все, один за одним.
И стою я, как переговорщик,
Между вами и сердцем своим…
 
 
* Николас Гильен – кубинский поэт.
** Пеликан – обычен на Кубе. Перед тем как
нырнуть за рыбой, долго парит над водой.
 

Моим женщинам

 
О мои женщины, спасибо, что терпели
Всю тяжесть, что живьем обрушивал на Вас,
И нервы, что выдерживали еле
Эмоций груз, швыряемый не раз.
 
 
Ушли – кто в мир иной, ну а кто просто
В соседний дом, и улицу, и жизнь.
Без психов, без метаний, без вопросов
И без разборок, раз уже разобрались.
 
 
Что делать, что делить нам ничего не надо.
Все уж поделено, и сам я в том числе.
И я живу как бы на полоклада,
Скрипя уключиной на жизненном весле.
Прощайте, мы уже не свидимся, конечно.
Не поминайте лихом, а я Вас
В себе найду и перед ликом вечным
Искать в нем буду свет любимых глаз.
 

Радуга песни

 
Песня в вечер летит
обжигающим шершнем.
Голос, что осыпает уснувшей листвой,
Оплетает сердца и их намертво держит
Нот замком, что покрыт семицветной дугой.
 
 
И парит эта радуга, звуками плещет.
И порхает спираль, и свободно цветет.
Не фонит микрофон. Он затих.
Он трепещет,
Что отставят его. А певица поет…
 

Спящая красавица

 
Безудержная безмятежность
Сквозит в движениях твоих.
Ну и в словах… Как будто нежность
Забыла выраженье их.
 
 
Идешь по жизни королевой,
Придворный сонм вокруг галдит.
Что скажешь – вправо или влево —
Он без зазренья подтвердит.
 
 
Забрезжит утро – все в порядке.
Настанет вечер – все ОК.
Лишь ночью, может быть, украдкой
Вздохнуть заставит соловей.
А фавориты… Кто посмеет
Прервать столь безмятежный сон?
Лишь зеркало понять сумеет
Того, кто так в тебя влюблен.
 
 
А я – стекло простое. Вряд ли
Твое я эго передам.
Лишь чувства сказочный кораблик
Плывет к далеким берегам…
 

Бордо и беж

 
Когда ты шла по парку в этом платье,
Всех встречных рассекая в этот миг,
Бордовый цвет, цвет благородной мантии,
Мелькал между деревьев, таял в них.
 
 
И мне подумалось: как достижимо счастье,
Когда с тобою рядом плоть и стать.
И разворачивается это платье
Ко мне… нет, целый мир собой обнять.
 
 
Возникнет ветер, зашумят деревья.
Нахлынет осень, небо цвета беж.
А ты на зимнее не переходишь время,
И у ворот твой царственный кортеж…
 

Кармен в стиле рэп

 
КАрмен* взирает на мир
осовремененной маской.
Но голос страсти пока что
все так же высок.
Слава Творцу, что хотя бы
пожарные каски
В ход не пошли
(иль упёрся бюджет в потолок?).
 
 
Тореадор – он теперь
мотогонщик со стажем.
Контрабандисты с наганом
не ходят сейчас.
Им АКМы давай, а, может,
и Стингеры даже.
Рокеры-байкеры, ну и
фугас про запас…
 
 
Полюс другой, не магнитный,
не северный-южный,
Там, где царит лишь голимый
холодный расчет,
Нас настигает, колючий,
по-зимнему вьюжный,
И подвергает дилемме: зачет-незачет…
Ну а любовь – неужели
один только голос?
Не обязательно ария:
проза, поэзия, речь?
Вновь искушает
на дереве доллара** полоз,
Баксами стелет,
да только попробуй прилечь…
 
 
Что же в итоге?
Одна лишь гитара верна мне :
И запоет, и аккордом за душу возьмет.
Пусть от любви не осталось
и камня на камне —
Звуки взорвут горизонт
и зарей отзовется восход.
 
 
* Видел недавно бессмертную оперу в современном варианте.
** Знак $. Похоже?
 

Отмело

 
Сны поземка отмела,
Как потухшая заря.
И плывут воспоминанья
В дальнем снеге января.
 
 
Истомленного костра
Отошедшая зола.
Дни и ночи заводные,
Поцелуи добела.
 
 
До прекрасного каленья,
До блаженного лица.
Неподвластные забвенью
От начала до конца.
 

Исповедь внедорожника

 
Я живу неизвестно в каком городе,
Питаюсь едой, откуда – непонятно.
Передвигаюсь железными дорогами
Или самолетом, иногда туда-обратно.
 
 
А какая выдастся страна или дорога,
Вроде как и не заморачиваюсь.
Хожу в шортах, если позволит погода.
А не позволяет – в куртку заворачиваюсь.
 
 
Женщины опять же – разные прически.
А характеры такие – просто ужас!
Подойти к большинству совсем непросто.
А уйти… разве только натужась…
 
 
Государство, жилье и положение —
Все в конце концов перетекаемо.
Но как конкретное примешь предложение,
Так становишься вмиг ожидаемым.
 
 
Да настолько, что скучно становится.
Ведь талант – он не создан для клетки.
А уж лет мне на днях исполнится…
Поцелуй лучше меня, моя детка!
 

Остров неведения

 
Весь покрытый зеленью, остров в океане,
Тропиком поверенный, соткан из желаний.
 
 
Высеченный памятью,
как стилетом острым,
Воображеньем занятый
и мечтами просто.
 
 
Согнутый Атлантикой,
втянутый Карибами,
Словно губы бантиком,
влажными изгибами.
 
 
Вроде бы по возрасту должен
и истаять он.
Но, видать, не попросту,
а гранича с таинством,
 
 
Возникает заново и берет за душу он,
Выдох океановый, из глубин испущенный.
 
 
Есть Мадейра, Канары с Мальдивами,
Ослепительный древний Цейлон.
Но глаза застилает извивами
Остров Куба – навеянный сон…
 

КамЕянное

 
Камея.
Прошлое будущим нанесено.
Немея,
Глядишь в камеянное окно.
 
 
Что это?
Гаджет, камера или TV?
Испетый
Осколок вымороченной любви?
 
 
Камеянное,
Глядит в тебя, ты – в него.
Навеянное
Кем-то, чем-то и для чего?
 
 
Эстеты
Пусть отколупывают, пусть скребут.
И где ты?
В недавнем будущем или тут?
 
 
Что будет?
Вдаль не забросим, не полетим.
На жизнь – нет,
Нет времени уже самим.
 
 
Вглядись в камею, ищи ответ.
Живи прямее – иного нет.
 

А ля…

 
Слепую связь себя с собою
Ты ощущаешь. Но не зря
Замкнулся вольтовой дугою
Конь, сбросивший с себя ферзя…
 
 
От клетки к клетке за решетку
Из каждой камеры побег.
Не часто, но скорее редко,
К воспоминаньям прошлых нег.
 
 
О где Вы, милые любови?
Куда несетесь вы теперь?
Что не торопитесь вы внове
Открыть к забытым чувствам дверь?
 
 
Ушли, не обещав вернуться.
И никому не передать
Метаний, что под сердцем бьются,
Стремясь всего тебя объять.
 
 
Лишь ручеек, что издалека
Журчит о будущей любви,
Дойдет от дальнего истока.
А не дойдет… – ну, се ля ви…
 

Бесстрастной

 
Ты варишься в своем соку,
Презрением испепеляя
Тех, что – заботы побоку —
С любовью, как в пинг-понг, играют.
 
 
Но солнцеворот не обманешь :
Любовь – извечна, бренны – мы.
Она переживет, конечно,
Нас, от весны и до зимы.
 
 
И что останется – пустое
Сверхожиданье сверх – кого?
И подойдет пора покоя,
И жизнь прошла – и для чего?!
 
 
Еще цветет душа живая
В прекрасном теле напролет.
Люби, врывайся в двери рая,
И не напрасно жизнь пройдет!
 

Сети

 
Что Вы нашли в социальных сетях,
Сайты знакомств протирая ночами?
Лик на экране мелькнул и погас :
Кажется лишь, что он мысленно с Вами.
 
 
Нет, он далек, он ВКонтакте с другой
Мозги выносит на клавиатуре,
К Вам на страницу присядет, друг мой.
Но это все далеко от натуры.
 
 
В море житейском дрейфует Инет,
Все обнародуя, все оценяя.
Спорт и погоду, анал и минет
Дьявольский хвост словно в ступе мешает.
 
 
Что «эти» дамы умны одним местом,
А мужики – слабаки и самцы,
И без Инета давно всем известно.
Вот этих всех и поддеть под уздцы!
 
 
Ну а тебе… отойди от стола,
Пару шажочков проделай к свободе.
Чувствуешь, как от плечей отлегла
Бреда гора, стопудовая вроде?
 
 
Нет в разнотравье вернее цветка :
Перебирай лепестки понемногу.
И за каким-то, издалека,
Сетью любовь тебя спутает строго…
 

Алатау – Алатоо

 
Не поется, не играется, не пишется.
Легкий ветер идет с перевалов.
И снега Алатау колышутся
Очертанием сердечных овалов.
 
 
Что там за хребтами? – Вроде, озеро.
Пароход белый ходит по нем.
И швырнут облака пики-козыри,
Молниеносно метается гром…
 
 
В те порЫ лучше на побережье
Чай с травой кумысОм запивать.
И нутро свое медом понежить,
И наливки стаканчик принять.
 
 
С чабаном на джайлоо поспоришь :
Бешбармака казан – как отдать…
И проспоришь… проблемку закроешь —
Литру белой придется достать…
 
 
А вершины двоятся, троятся.
Груз двуличия, груз двоемыслия…
К ним упорно сон будет цепляться.
Так и сгинут с бутылкою рислинга…
 
 
Барскоон и Джеты Огуз с Тамгою
Слух и взор, чувства прочие греют.
От сыртов свежим ветром повеет…
Как представишь, и сердце заноет…
 
 
А без Вас, Алатау-Алатоо
Вдохновению взяться откуль?
Может, впрямь, стартануть Алма-Атою,
А на финише, бух в Иссык-Куль?!
 

Где я?

 
Почему мы все так одиноки?
Почему мы не можем понять :
Без того грани жизни жестоки,
Чтоб одним эту жизнь коротать.
 
 
Мы не можем ответить улыбкой,
Мы не можем ответить кивком.
И бежим над трясиной над зыбкой,
Не загадывая на «потом».
 
 
А «потом» никогда не приходит,
Мы проваливаемся в полынью.
Лишь когда из нас воздух выходит,
Мы сквозь прорубь увидим свою
Жизнь, что в четверти шага осталась
И уходит, дыша, глубока,
Что со смертью не завязалась
Нитью той, что, как память, тонка.
 
 
И рванусь я и, может быть, выйду
К свету – этому или тому.
Лишь по сверху представшему виду
Я пойму, где я – точно пойму.