Текст книги "Южнее Сахары"

УТРАТЫ

Все они признавали, что самым динамичным периодом для Африки был колониальный. Это было единственное время, когда разрыв между ней и остальным миром уменьшался. За шестьдесят примерно лет африканцы пробежали, по выражению товарища Сталина, путь от соломенных хижин до железных дорог, аэропортов и современных городов. Колонизация большей части Африки никогда не была коммерчески выгодным мероприятием. Ее двигало стремление к имперскому величию, чувство соперничества к другим европейским странам, просто романтическая любознательность. Дух наживы был, конечно, но его надежды не оправдывались. Все без исключения министры финансов европейских стран были против, когда честолюбивые первопроходцы обращались к своим правительствам с требованием денег на колонизацию. «В этих бесплодных краях, – писал один французский министр, – не произрастает ничего полезного, кроме орденов и знаков различия на мундирах наших бравых военных».

К середине двадцатого века европейские страны, вслед за Швецией и Соединенными Штатами намеревались перейти к модели общества всеобщего благоденствия. Но десятки миллионов нищих негров в качестве полноправных граждан категорически не вписывались в эту модель, а разделение граждан на категории не соответствовало идее равенства и прав человека. Колониальные страны ловко воспользовались честолюбием молодых образованных африканцев, пожелавших стать президентами независимых государств, и дали континенту свободу. Можно так сказать, что Африку освободили от европейского господства. А можно и так, что европейцы освободилась от необходимости содержать Африку, сохранив в ней свои экономические позиции там, где они считали нужным…

Еще они все были единодушны в том, что главной проблемой является человеческий фактор. Не климат, не инфраструктура, не полезные ископаемые, а люди. Например, евреи создали в пустыне современное государство из ничего, при этом выдерживая тяжесть постоянной войны со стократно превосходящим арабским миром. А рядом Египет, много более бедный, несмотря на Суэцкий канал и туристов, стекающихся к пирамидам со всего света. Андрей еще полагал, что процветание Москвы по отношению к остальной России было в основном связано с многолетним притоком в Москву самых активных и способных людей со всей страны. В масштабах планеты концентрация наиболее спосбных граждан обеспечила превосходство Соединенных Штатов. В последние три десятилетия американцы вдобавок осущетвляли специальную программу выявления талантливых молодых людей и дальнейшей помощи этим людям. Вообще в условиях единой планеты получается так, что страны, у которых уже есть преимущество, будут это преимущество только усиливать. Способные люди в бедной и плохо устроенной стране будут покидать ее ради лучшего места, не тратя усилий на поднятие потолка в своей собственной стране. А неудовлетворенным жителям Нью-Йорка или Калифорнии ехать уже все равно некуда, и они будут тратить энергию на совершенствование того места, где живут. Лучшие места будут с ускорением становиться еще лучшими.

Как-то раз Андрей заметил, что положение Соединенных Штатов Америки в мире аналогично положению Москвы в России. Туда стекаются человеческие и финансовые ресурсы. Там сосредоточена основная масса науки и культуры. Там расположены киностудии, редакции, издательства, и живут звезды кино и эстрады. Там живут наиболее влиятельные политические деятели, ученые и писатели. Там создаются политические доктрины, моды, новые технологии и модели поведения. Производство, которое там остается – самое квалифицированное, инновационное, наукоемкое. Все, что попроще, отдается не периферию. Там принимаются решения, касающиеся всех. Как Москва управляет Россией, так Соединенные Штаты управляют миром.

– Ну, конечно, – сразу же вскинулся Леонтий – я тебя должен учить, что центр мирового влияния все время перемещается? Ты только что присутствовал при крахе сверхдержавы, которая была абсолютно уверена, что будущее за ней, а весь остальной мир будут похоронен. И весь остальной мир дрожал от страха. Один из умнейших людей в Советском Союзе писал, что красота и яркость Лондона и Парижа напоминает своей исторической обреченностью суету восточного базара, а будущее за угрюмой Москвой. И где все это? В конце девятнадцатого века центр мирового влияния был в Лондоне. В начале девятнадцатого столетия – в Париже. В шестнадцатом веке мировыми сверхдержавами были Испания и Турция. В пятнадцатом веке центром власти, богатства, науки, и культуры была Италия. Продолжать перечислять? Может, тебе Римскую империю напомнить?

– Совершенно так, – отвечал Андрей. – Потому что мир не был един, как сейчас. Каждая страна была самодостаточной системой. Никогда раньше не могло быть мировой столицы. Земля была слишком велика для тогдашних экономических или культурных коммуникаций. А вот аналогия со столицей и провинцией вполне работает. Расположение столицы в любой стране вполне устойчиво. Рим, Париж, Лондон, Мадрид, Москва, Стамбул – часто они меняли свои места? В двух последних случаях местоположение столицы даже меняли из политических соображений, но значение великих городов не падало. Потому что столица и провинция не противоречат, а дополняют друг друга. В столице не добывается нефть и не колосится рожь, так же, как в провинции нет академии наук и оперного театра. Поэтому говорить о засильи Америки так же нелепо, как в Рязани говорить о засильи Москвы. Я думаю, в будущем идея разделения труда в рамках единого человечества будет ясно понята всеми.

Все трое они могли бесконечно рассказывать друг другу истории о неприспособленности африканцев к требованиям современного мира. Например, как-то раз Андрей заехал в авторемонтную мастерскую поменять разбитый фонарь и увидел картину, в которую ни за что бы не поверил, если бы ему ее рассказали. Мастерская, как обычно, была пыльной площадкой на обочине дороги, по которй были разбросаны всякие железные отбросы. На площадку заехал сверкающий красный «Корвет», выглядевший почти новым. Шофер, явно не владелец, показал ремонтнику на слегка помятую дверь и ушел. Обычно в африканских мастерских взрослые мастера только руководят, работают многочисленные дети. Так и здесь, появились два оборванных мальчика, лет десяти-двенадцати. Используя кривые отвертки и ломики они, напрягая все силы, сняли дверь, отковыряли внутреннюю обивку, потом положили дверь лицом на каменистую землю и принялись выпрямлять, колотя по ней острыми камнями.

Особенно катастрофично это проявлялось в сфере государственного управления. На ключевые технические должности, скажем, в аэропорту, в телефонной компании, в электрических сетях, назначали французов, но кто же мог позволить им руководить суверенным государством?

До того, как колониальные державы вообще ушли из Африки, они пытались усовершенствовать управление колониями. а высшие административные посты, раньше доступные только белым, стали назначать местных жителей. При этом кандидаты на должности добились соблюдения принципа равной оплаты за равный труд, то есть если на место белого губернатора назначался губернатор черный, то ему сохранялась та же зарплата, которая была в сотни раз выше, чем деньги, когда-либо где либо получаемые африканцем. Так в последние колониальные годы сформировался класс высших чиновников, радикально превосходящих по уровню жизни остальное население. Эти чиновники были основным двигателем антиколониального освобождения и, само собой, теми, кому досталась власть в новых независимых государствах вместе с сохранением прежних привилегий и с использованием огромных возможностей, которые государственная власть давала для личного обогащения. По всей Африке близость к государственной власти стала источником неслыханных, сравнимых с царскими, преимуществ. Человек, назначенный на пост министра, за несколько лет мог обеспечить на всю жизнь себя и весь свой род, десятки и сотни человек. Естественно, он этим и занимался, не обращая внимания на такую ерунду, как собственно нужды управления. Государственных служащих назначали исключительно на основе родственных связей и личных услуг. Оценивать квалификацию и компетентность служащего было и некому, и незачем.

Как-то раз, когда Андрей оформлял землю для народного предприятия, возникла задержка. Квадратик на карте, означающий испрашиваемую землю, надо было изобразить в цифровой форме, то есть написать координаты углов квадратика. Ему сказали, что во всем департаменте геологии эту операцию умеет делать один человек, который берет за это несколько сот долларов, и к нему стоит очередь в несколько месяцев. Если без очереди, то несколько тысяч. Андрей очень удивился. В принципе, это было упражнение для первокурсника геологической или строительной специальности, проходящего курс геодезии. Он взял карту, линейку, калькулятор, сел за стол и подсчитал координаты. Чтобы не ошибиться, он перепроверял все по три раза и затратил часа четыре. В следующий раз он мог бы сделать эту работу за час.

Еще как-то для планирования работ на полигоне ему понадобились месячные цифры осадков в районе участка и он отправился в гидрометеорологический департамент. В многочисленных кабинетах департамента сидели упитанные женщины в бубу и тюрбанах. На столах стояли огромные механические пишущие машинки, которые еще в семидесятые годы можно было видеть в советских учреждениях. Больше на столах и полках не было ничего, ни бумажки, ни книжки, ни карандаша, только пыль. На вопросы Андрея женщины давали ответы, эквивалентные русскому «не в курсе я, товарищ», и указывали в сторону кабинета начальника.

Начальник, правда, был в курсе, и у него было множество бумаг и папок. Он любезно объяснил, что десять лет назад были начаты метеорологические наблюдения, а три года назад началось составление годовых сводок. Пока успели составить первую сводку, десятилетней давности, а через год будет выпущена девятилетняя, и так далее, поскольку силы департамента ограничены. Эта сводка, содержащая таблицы наблюдений и кое-какие графики, и была предложена Андрею примерно за двадцать долларов. Он машинально прикинул, что, имея простейший компьютер, смог бы без особого труда составить такую сводку недели за две.

Еще как то раз он ехал в общем потоке по одной из немногих асфальтированных улиц Сонгвиля, как из переулка величественно выкатил сверкающий «Лендкрузейр» с государственными надписями и, игнорируя гудки Андрея, занял то место на дороге, где в этот момент должен был находиться его «джип». Андрей затормозил, его занесло, он чудом избежал падения в канаву открытой канализации, ужасно разозлился и бросился в погоню. После нескольких зигзагов он его нагнал, притер к обочине, подошел и открыл водительскую дверь. Шофер, глядя виноватыми глазами, произнес:

– Месье, прошу меня извинить.Я был неправ, но мне патрон приказал ехать – он указал на пассажира, тоже негра, в дорогом костюме, глядящего прямо перед собой в ветровое стекло.

– Чего же ты убегал? – спросил Андрей.

– Патрон приказал – повторил шофер.

Пассажир, все так же не поворачивая головы, произнес, что это его страна, что, если Андрею здесь не нравится, он может уехать, а, если хочет, может сейчас вызвать полицию. Андрей пожелал ему в следующий раз въехать под его отечественный грузовик и уехал.

При этом Андрей никогда не видел, чтобы африканцы отказывались от американских ценностей во имя почвенных идей. Все, как один, любили электричество, телевидение и автомобили. Все хотели быть богатыми.Все хотели жить, как в Европе Здесь, ему казалось, было два параллельных пути к процветанию. Один заключался в терпеливой помощи белого мира, в его многочисленных экономических, культурных, образовательных, медицинских проектах, в диктовке нужных законов и тому подобное. Другой прокладывался неудержимым стремлением самих африканцев пожить в Европе, попасть туда легальным или нелегальным путем. В Сонгвиле все молодые люди хотели попасть в Париж, и французская виза была предметом их страстной мечты. Большая группа людей жила только тем, что дорого продавала, нет, не визы, а место в очереди к дверям посольства. Убирая в Париже мусор, африканцы зарабатывали гигантские, по их понятиям, деньги и усваивали, сами или через своих детей, европейские понятия о жизни и работе. Часть этих людей и заработанных ими денег неизбежно вернется назад в качестве мотора для африканского развития, и так произойдет выравнивание в рамках глобального общества.

В большом мире, который они так легкомысленно обсуждали, тоже все время что-то менялось, и одно из изменений привело к тому, что их разговоры, их «постоянно действующее политико-экономическое совещание», как выражался Леонтий, в один прекрасный день закончились. Прогноз роста цен на золото не оправдался. Американская экономика переживала небывалый в истории бум, доллар стоял как никогда высоко, значение золота в качестве валютного резерва падало. Европейские страны одна за другой выбрасывали на рынок государственные золотые запасы, что еще более снижало цену. Андрей вполне отчетливо ощущал это при еженедельной продаже, он даже начал думать, не придержать ли ему часть добычи до лучших времен. Акции золотодобывающих рудников падали, банки и финансовые группы выводили средства из горнорудного сектора и вкладывали их в интернет и мобильную телефонию. Ресторан «Отдых друзей» в Сонгвиле существенно опустел. Англичане, нанявшие Леонтия, не были исключением. Теперь их больше интересовали оптико-волоконные сети в Западной и Восточной Европе. Они прекратили полевые работы и перевели Леонтия обратно в Сонгвиль на режим полувыжидания, пообещав, что вскоре задействуют его в другой деятельности.

Через несколько недель Андрей был в Кайене и позвонил жене, она сказала ему что тоже очень тяжело переживает то, что случилось с Леонтием.

– А что случилось? – насторожился Андрей.

– Как, ты не знаешь? – в свою очередь ахнула жена. – Он умер. Мне Наташа звонила.

Наташа была жена Леонтия, в России они успели познакомиться семьями.

Андрей не мог долго разговаривать, поскольку каждый звонок в Россию в Сонгае стоил небольшое состояние. Положив трубку, Андрей тут же перезвонил в посольство, консулу, с которым, как он знал, Леонтий был дружен. После обычных долгих расспросов дежурного: «Кто и зачем?» (в посольстве больше всего боялись, что какой-нибудь попавший в беду соотечественник обратится к ним за помощью) его соединили с консулом.

– Да, – подтвердил тот, – умер. По каким-то делам выехал в… (он назвал провинциальный город к югу от Сонгвиля) на автобусе. Почему не имел машины? Мы не знаем. Выехали рано утром. Сидел на переднем сиденье, рядом с шофером. Шофер заснул за рулем. На повороте к мосту автобус на полном ходу съехал с дороги, скатился к реке и врезался в дерево. Леонтий разбился насмерть. У него в кармане был русский паспорт и полиция нам сообщила. Мы все очень сожалеем.

Возвращаясь на участок, Андрей вспомнил один эпизод из их с Леонтием совместных прогулок по Сонгвилю. Они проголодались, и Андрей предложил зайти в явно новый, по европейски выглядевший ресторанчик.

– А ты уверен, что здесь все чисто? – спросил Леонтий, войдя и оглядываясь.

– Смотри, все по-европейски – ответил Андрей, указывая на зеркальную витрину, стойку бара, пластиковые столики.

Поздоровавшись и пошутив, как обычно, с барменом, Леонтий спросил, где можно помыть руки, и не получив ответ от растерявшегося бармена, толкнул дверь, противоположную входу. За дверью оказалась не кухня и не подсобные помещения. Там был незастроенный пустырь, отвратительно грязный и покрытый отбросами. Неподалеку от двери стояла африканская железная печка с древесным углем, по-видимому, ресторанная кухня, и ведро с мутной водой. Рядом прямо на земле стояла стопка тарелок. Перевернутые стаканы сушились на торчащих из грязи камнях. Только вилки и какие-то продукты лежали на маленькой деревянной скамеечке. Зрелище было настолько впечатляющим, что Андрей в первый раз в жизни подумал, что в российских санитарно-эпидемиологических станциях, возможно, есть что-то хорошее. До этого он, как и все его знакомые, воспринимали их как чистое, абсолютное зло, созданное для обложения непосильными взятками любой экономической активности. Когда они вышли на улицу, Леонтий спросил его:

– Я говорил тебе о моих четырех правилах выживания в Африке?

– Нет еще.

– Слушай. Никогда не спи без накомарника. Не пей сырой или неизвестной воды. Не ешь в месте, в чистоте которого не уверен. Не пользуйся междугородным автобусом.

– Автобусом почему?

– Рейсы длинные. Машины неисправные. Питание плохое. Водители устают, засыпают за рулем, машины переворачиваются.

И вот он сам нарушил свое правило. Почему?

Вернувшись домой, Андрей нашел завалявшуюся бутылку водки, и они с Николаем выпили ее как воду, не опьянев. Смерть Леонтия он ощущал физически, как удаление части тела, как выпадение важного элемента из окружающего его мира. Слева и чуть сзади окружающее его пространство было разрушено, и он касался телом пустоты, откуда дуло леденящим холодом. В последующие дни он не мог заставить себя не думать о тайне смерти. Где сейчас душа Леонтия? Что она заслужила? Леонтий всегда был неизменно доброжелателен к людям и даже к животным, старался всем помочь и всегда был окружен смехом и улыбками. Он не принадлежал формально к церкви и к религии относился легко и скептически. На эту тему им не случилось серьезно поговорить. Интересуют ли его душу еще земные дела? Видит ли он, что происходит с его семьей или с его друзьями? Или открывшаяся новая, вечная жизнь настолько важнее, что земные обстоятельства теряют значение?

ЗНАКОМСТВА И ПЛАНЫ

Смерть Леонтия сделала Андрея почти одиноким. С Николаем они были по-прежнему дружны и доброжелательны, но раньше втроем им было очем поговорить, а теперь вдвоем – нет. Они говорили о простых вещах, о том, что вот запланированный полигон скоро кончается и можно будет ехать домой, куда им обоим страстно хотелось. Они не говорили о дальнейшей совместной работе, потому что, как Николай выразился, «надо сначала домой попасть, в себя прийти, горилки выпить, тогда о чем-то думать». Действительно, после трех лет, прожитых непрерывно на полигоне, он явно нуждался в курсе психологической реабилитации. Пока они полным ходом продолжали добычу и потихоньку думали, как готовить участок к консервации.

Теперь у него появилась привычка, бывая в Кайене или в Кундугу, заходить в бар и просиживать за столиком несколько часов, о чем-то думая или болтая со случайными собеседниками. Бар с ресторанчиком в Кундугу принадлежал теперь тому самому хозяину, которому Андрей помог когда-то вернуть безнадежный кредит. Он и куплен был на те самые, полученные от Андрея деньги. При их первой случайной встрече хозяин сам напомнил ему об этом, назвал его другом, братом, настоящим хозяином заведения и тому подобное. Разумеется, его благодарность не доходила до бесплатного угощения, такое в Африке невозможно, но он всегда встречал Андрея с предельной сердечностью и старался лично его обслуживать. Расплачиваясь, они каждый раз шутили, что Андрею тоже пора начинать пить в кредит.

Бар этот носил гордое название «Звезда Африки» (Андрей вспомнил фирму Виктор Викторовича) и был местом довольно живописным. Он располагался во дворе, в тени огромного баобаба, на ветвях которого хозяин развесил какие-то маски, символические резные фигуры и цветные фонарики, которые зажигал по вечерам. В июле дерево цвело огромными белыми цветами, а в остальное время года с веток свисали плоды в форме замшевых огурцов на длинных веревочках, заполненные внутри белой ватой, кисло-сладкой на вкус. В период дождей посетители перемещались под конический травяной навес. Еще в структуру заведения входил небольшой отель, состоявший из нескольких комнаток с душем и даже со светом: если жильцы согласны были платить, по вечерам запускался маленький движок. Еще был небольшой бордель, укомплектованный, как всегда, африканским женским интернационалом. Девушки жили в круглой глинобитной хижине, размерами побольше, чем обычная крестьянская. Глиняные перегородки, радиальные, как спицы колеса, разделяли круглый дом на треугольные комнатки, входить в которые надо было из центра круга. Происходящую в комнатках жизнь вряд ли можно было назвать интимной, поскольку перегородки не достигали конической травяной крыши, потолка, само собой, не было, а вместо дверей висели тряпочные занавески. Обитательницы комнат обычно болтались в баре, обслуживая посетителей, и стараясь привлечь их внимание.

Посиживая за столиком, Андрей не раз знакомился с белыми, проезжавшими по дороге по своим делам, когда те останавливались на ночлег или пообедать. Припасов они никогда с собой не возили, по европейской привычке полагаясь на придорожный сервис, и остановки всегда затягивались. Хозяин бара не мог позволить себе омертвлять оборотный капитал в продуктовых запасах – а вдруг посетителей не будет? Поэтому, получив заказ, повар посылал девочку на рынок купить необходимых продуктов, потом их мыли, разделывали, разводили огонь, готовили, и все происходило с африканской неспешностью. Если спешащий посетитель волновался, ему неизменно говорили «Сию минутую. Все уже готово».Так что времени на то, чтобы познакомиться и пересказать друг другу свою жизнь всегда хватало. Белые в африканской глубинке неизменно приветствуют друг друга и обычно знакомятся, что вряд ли бы случилось, если бы те же люди встретились в своих родных странах. Из их рассказов Андрей узнал неизвестный ему мир, где проклятие «В поте лица своего будешь добывать хлеб свой» было преодолено, где каждое человеческое существо было обеспечено всем необходимым просто по праву своего рождения, где уже не было борьбы за выживание, а если была борьба, то только за успех. Мотивы всех этих людей были различны, но это не было простое зарабатывание на жизнь, как у сонгайцев или русских.

Как-то проехали на мотоциклах два молодых шведа. Они делали вид, что изучают места, по которым пройдет трасса гонок «Париж-Дакар» в каком-то будущем году, чтобы принять в них участие, а вообще-то просто искали приключений. Сначала они намеревались пересечь на мотоциклах Сахару с севера на юг, но шведское правительство, прослышав об их намерениях, специально обратилось к правительствам Алжира и Туниса с просьбой вот именно этим двум шведам визы не давать. Правительство заботилось об их жизни и здоровье, поскольку пересекать пустыню по международным правилам разрешалось лишь на специально подготовленных двух автомобилях со связью и с запасами горючего, воды и колес, и уж никак не на мотоциклах. Действительно, чем еще заниматься Министерству иностранных дел в стране всеобщего благоденствия? Парни очень досадовали на свое докучное правительство, но, правда, теперь желание пересекать Сахару на мотоциклах у них уже прошло.

Проехала итальянка, дипломница Миланской академии танца, маленькая, некрасивая лицом, но изящная, крепенькая, наполненная энергией, как пружина, в любую секунду готовая выбросить из себя неожиданное движение. Она прибыла сюда изучать в оригинале африканские танцы и планировала попасть в самые отдаленные деревни. Андрей от души пожалел, что не может познакомить ее с Авой, лучше которой, по его мнению, никто в Африке не танцевал. Итальянку сопровождал высокий, красивый, веселый и общительный негр с внимательным агрессивно-ревнивым взглядом. Она познакомилась с ним в Сонгвиле. Такие парни сопровождают всех белых женщин, путешествующих в одиночку, поскольку отвязаться от них невозможно.

Посидела за столиком компания молодых американцев из Корпуса мира, запыленных, неприхотливых и говорящих по-сонгайски. Они снова направлялись в свои деревни после кратких каникул. Две девушки были агрономами, молодые люди учителями, врачами и гигиенистами. Они реализовали свою юношескую жажду приключений, добровольно без оплаты проживая среди африканцев, почти в тех же условиях, что и аборигены, помогая местным жителям, распространяя среди них современные знания и симпатию к Америке. Потом они будут иметь право на бесплатное образование, а лучших будет ждать государственная карьера экспертов, разведчиков или дипломатов.

Пожилой француз увлеченно изучал космогонические мифы первобытных народов, забираясь для этого в самые глухие уголки Земного шара. Он хотел восстановить первоначальное откровение, данное Богом человечеству. Библия, Эпос о Гильгамеше и уже опубликованные мифы пока не давали ему полной картины. Он обьяснял, что именно в преданиях здешних племен был шанс найти наиболее точные сведения о первоначальных взаимоотношениях Бога и Демиурга (?).

Еще с одним французом они долго и дружелюбно поболтали. Он был сотрудником международного благотворительного фонда и направлялся на своем «Лендкрузере» в Верхнюю Гвинею проверять какой то образовательный проект. Он с удовольствием рассказывал об особенностях своей работы.

– Собрать деньги в Европе бывает легче, чем здесь, в Африке, их потратить. Я имею в виду потратить с толком. Мы ищем подходящие проекты в области образования или социального улучшения, или экологии. Мы финансируем бурение скважин для питьевой воды, установку солнечных батарей в деревнях, привозим учебники. Но мы не можем просто прийти и повысить зарплату учителям. Им сразу перестают платить основную зарплату. Найти, как эффективно использовать средства, очень трудно, от самих африканцев хороших идей поступает мало. Наша другая трудность связана с огромными расходами на саму деятельность. Белый нуждается в европейской зарплате, и ты не представляешь себе, во сколько здесь обходятся нормальные человеческие условия (Андрей представлял). На это уходит половина средств фонда. А нанять африканцев тоже невозможно, тогда будет съедено все.

Француз употребил понятное всем в Африке, но не известное в Европе или в России выражение «съесть деньги», означающее, что деньги, выданные кому-то для какой-то цели, просто исчезают без следа и без объяснений, а подотчетное лицо только разводит руками.

Очень поучительна была беседа с бельгийцем, говорящим, как все бельгийцы, на трех основных европейских языках. Он представлял крупную транснациональную золотодобывающую компанию, которая готовила к открытию рудник поблизости от Кайена, и с удовольствием рассказывал, как поставлена работа в компании.

– Мы берем концессию, только если наши эксперты дают благоприятное заключение. Потом посылаем специалистов по общей оценке территории и первоначальным поискам, людей, которые уже изучили десятки концессий по всему миру. Если они делают положительное заключение и указывают на объект, в дело вступают специалисты по разведке месторождений. После разведки начинается работа по предварительному этапу проектирования, тоже со своими специалистами. После этого уже можно назвать общие характеристики будущего рудника. Если они устраивают компанию, она вызывает специалистов по продвинутому проектированию, таких, как я. Мы уже даем технические решения и цифры. После нас начинают считать экономисты. Если они уверены в прибыльности проекта, компания начинает вести переговоры с правительством страны. Потом проект отправляется на банковскую экспертизу. Потом финансирование, детальное проектирование, закупки оборудования, строительство, добыча.

Андрей подумал, что если бы Теймураз Казбекович когда-нибудь услышал об этой схеме, он не закопал бы столько денег в африканскую землю.

Больше всего бельгийца удивляло, что русские затеяли все производство ради нескольких сот килограммов золота. Андрей всегда считал, что несколько миллионов долларов – это большая сумма. Бельгиец развеял его иллюзии.

– Рассматривать месторождения как потенциально возможные к отработке можно начиная только со ста тонн, грубо говоря, с миллиарда долларов продаж. Меньше ста тонн мы даже не рассматриваем. Почему? Потому что большинство расходов имеют постоянную величину, они не зависят от размеров местрождения. Например, первые миллионы долларов уйдут на самое предварительное изучение. Просто послать эксперта на месяц – это уже тысяч пятьдесят (Андрей вздохнул – хотел бы он быть этим экспертом). Какой смысл все это затевать ради нескольких миллионов долларов продукции? Для работы компании нужен офис в Сонгвиле. Любой офис стоит примерно одинаково. Это дом, машина, телефон, директор, бухгалтер, секретарь. Самый маленький офис будет стоить в год тысяч двести, независимо от того, какие финансовые потоки через него проходят. Бухгалтер, который считает сто миллионов долларов, или считает сто долларов, стоит одинаково. Компания не может прожить без юридической защиты, она будет уничтожена (Андрей опять вздохнул, вспомнив конец «Ауры»), и цена защиты тоже не зависит от размеров компании. Здесь, на месте, независимо от размеров рудника, должно быть множество высокооплачиваемых специалистов, каждый с домом и автомобилем. Для обслуживания современной техники вы должны иметь дорогостоящих специалистов и комплект приборов, независимо от того, обслуживают они одну машину или сотню. Для рудника – большого или маленького – надо построить дорогу, поселок с электростанцией и водоснабжением. Надо давать взятки президенту и министрам, и это тоже почти не зависит от размеров предприятия.

Теперь Андрей понял, почему известные ему российские начинания в Африке провалились. Просто с тем капиталом, который русские могли себе позволить, это было невозможно. Его собственное экономическое существование было лишь счастливой случайностью.

Проезжали энтузиасты сохранения дикой природы – идеи, совершенно чуждой африканскому сознанию. Природу начинают беречь в постиндустриальном обществе, а африканцы жили в доиндустриальном. В любом национальном парке, если его не будут охранять белые с пулеметами, все равно будут пасти коров. Андрей приятно побеседовал с романтически настроенной разведенной американкой лет пятидесяти, которая уже вырастила детей, и хотела посвятить себя хорошему делу. Она приехала сюда пропагандировать солнечные печки, чтобы африканцы не вырубали деревья на дрова. Правда, образца или рисунка солнечной печки у нее с собой не было, а на словах она объясняла невнятно. Ее сопровождал молодой высокий негр, с которым она познакомилась в Сонгвиле. Он горячо уверял, что их начинание ожидает в будущем огромный успех и деревья перестанут вырубать.

Беспечное богатство западного мира поражало воображение. Как-то в Кайене Андрей познакомился с молодым французом, который встречал свой прибывающий из Дакара морской контейнер с оборудованием. Контейнер был набит современными, в прекрасном состоянии станками: токарными, фрезерными, сверлильными, и всякими другими, с полным набором инструментов и всего необходимого для работы, даже с запасом металла для заготовок. Все это он получил даром, в момент закрытия политехнического лицея. Франция не нужны были больше токари, она нуждалась в программистах и системных администраторах. На этих станках он собирался изготовлять в Сонгвиле сельскохозяйственные машины и запчасти. Андрей по необходимости хорошо знал станочный парк Сонгая. В основе его производственной мощи страны лежало паровозное депо, построенное французами в довоенный период и дополненное станками, привезенными из Советского Союза в шестидесятые и семидесятые. То, что француз вез, было для здешних условий огромной ценностью и мощным технологическим скачком.