Текст книги "Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг."

Будучи уже известным писателем, собирая материал и объезжая окрестности Каргинской, он всегда навещал Прасковью Герасимовну и Марию Игнатьевну. К ней, одинокой женщине, приглашал стариков и старух (бывал среди них и Мартин Ковалев, прототип Мартина Шамиля из «Тихого Дона»), они рассказывали ему, пели старинные казачьи песни. Конечно, не обходилось без обильного угощения.

Кто в юности у Михаила Шолохова был самым близким другом, с кем он делился или мог делиться сокровенными мыслями, планами? Каждый, очевидно, находит себе друга по взаимному пониманию, общности взглядов, по интересам. Несмотря на свою, прямо скажем, затворническую жизнь, товарищей у него было много, но самыми близкими стали книги, мир уединения и тишины.

Та же рыбалка для него была местом размышлений, обдумывания, где, возможно, и родились первые творческие планы, появилось желание попробовать свои силы, перейти от коротких сатирических пьес для самодеятельного кружка к рассказам, переложить на бумагу услышанное, пережитое, выстраданное и родившееся в воображении. Не этим ли можно объяснить такое состояние Михаила на рыбалке, когда и поплавок ушел под воду, и удилище отбивает поклоны, а он сидит, смотрит на удочки и ничего не видит?

* * *

Через два месяца после ухода отца со службы Михаил оставляет Каргинский станичный исполком и поступает на работу в Заготконтору. Он пишет заявление:

Заведующему Заготконторой № 32

гражданин Каргинской М. Шолохов

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу вас зачислить меня на какую-нибудь должность по канцелярской отрасли при вверенной вам Заготконторе.

1921. 2 декабря ст. Каргинская

М. Шолохов

На заявлении Михаила Шолохова заведующий Заготконторой Василий Меньков наложил резолюцию:

«Зачислить помощником бухгалтера. Приказ № 48 от 2 декабря 1921 года»³.

Прошение Шолохова о приеме на «какую-нибудь» канцелярскую должность свидетельствует о том, что, во-первых, работа в исполкоме, очевидно, его не устраивала, во-вторых, работать на должности, связанной с материальными ценностями, он не желал и, в-третьих, служба в Заготконторе, где имелись немалые запасы хлеба и продуктов, была более привлекательной и отводила явную угрозу голода. В то же время зачисление на должность помощника бухгалтера говорит о том, что его способности были достаточно высоко оценены.

Несколько лет спустя Шолохов напишет рассказ «Алешкино сердце», где будет упомянута Заготконтора № 32 и политком Синицын, прообразом которого, безусловно, послужил Василий Меньков.

Спустя месяц приказом по Верхнедонскому продкому от 10 января 1922 года конторщик (так называли должность Шолохова) Шолохов Михаил Александрович переводится «в инспекторское бюро вышеупомянутой Заготконторы на должность делопроизводителя со 2 января с. г.»⁴.

По роду своей деятельности в Заготконторе Шолохов, как и в Каргинском исполкоме, соприкасался с разными людьми: председателями хуторских исполкомов, казаками-посевщиками, мог встречаться с членом коллегии окрпродкома Семеном Вахниным. Заготконтора размещалась в одном доме с Каргинским исполкомом, куда входило более двух десятков хуторов: от Грачева до Вислогузова, от Грушенского до Топкой Балки. Шолохов имел полное представление о том, что происходило в каждом хуторе, как жили казаки.

23 февраля, согласно распоряжению Доноблпродкома № 1852 от 8 февраля, Михаил Шолохов в составе группы продработников округа «командируется в г. Ростов в Донпродком на продкурсы⁵, на этом его каргинской Заготконторе № 32 и в станице Каргинской заканчивается.

* * *

Участие Михаила Шолохова в кружке самодеятельности, как и сверстников, в общем-то продолжалась недолго. К осени 1922 года многие его товарищи разъехались в разные города на учебу. Самодеятельность стала заметно сворачиваться, и прежде всего потому, что не было Шолохова, не было его пьес. С конца 1929 года в пустовавшем бывшем кинотеатре еще показывали немое кино (полы уже были взломаны), затем в него стали ссыпать подсолнечную шелуху, а в начале тридцатых годов, проведя реконструкцию, там устроили механические мастерские.

В 1939 году среди жителей станицы и ближайших хуторов был проведен письменный опрос (наиболее активные комсомольцы умудрялись подписываться дважды), по результатам которого было принято решение о закрытии церкви и устройстве в ней клуба, библиотеки, игральных залов – площадь позволяла.

При большом скоплении народа местные смельчаки-верхолазы забрались на колокольню, сбросили позолоченный крест, колокола. Иконы сожгли, рясы растащили по домам, колокола переплавили на вкладыши к подшипникам. Алтари с позолотой пустили на устройство большой сцены и подсобных помещений. Настенные росписи жирно замалевали, в паникадило вместо свечей вставили электрические лампочки. Как в столичном театре, горела позолотой сцена. В большом зрительном зале поставили новые венские стулья.

По поводу торжественного открытия клуба был устроен красочный фейерверк с бенгальскими огнями. Но клуба не получилось: метровой толщины кирпичные стены даже в знойное лето не пропускали тепло; голоса со сцены уходили под купол и отдавались неразборчивым эхом. Началась новая перестройка: зрительный зал укоротили вдвое, поставили вместо печки железную бочку с трубой в окно, на дрова пошли дубовые полы, но обогреть зал было невозможно. Тогда и порешили: клуб сделать в церковной караулке, а церковь использовать под склады – в нее стали ссыпать зерно. До самой Отечественной войны в караулке ставили спектакли, показывали кино.

Заканчивая повествование о развитии самодеятельности в станице Каргинской и участии в ней юного Шолохова, надо упомянуть об ансамбле песни и пляски донских казаков, созданном в конце тридцатых годов и какого в то время не было в Вешенской. Выступал ансамбль перед станичниками, в Ростове, ездил даже в Москву, где выступал в Доме Союзов и занял одно из первых мест на конкурсе самодеятельных коллективов. В качестве премии получил комплект односторонних баянов и щипковых инструментов.

Как рассказывали участники ансамбля, не обошлось без тревоги: перед выходом казаков на сцену неизвестные люди в штатском пожелали заглянуть внутрь баянов – не заложили ли казачки в них бомбы.

На одном из выступлений в станице Вешенской присутствовал Шолохов. После концерта он встретился со своими земляками, поздравил их с успехом, высказал свои замечания и предложения, сводившиеся к пожеланию больше исполнять старинные казачьи песни…

* * *

Рано или поздно всякому детству приходит конец. С этой порой распрощался и Михаил Шолохов: к нему пришла зрелая юность, а вместе с ней бурно ворвалась первая любовь.

Каргинская – большая станица, было в ней много нарядных и красивых девушек, но судьба распорядилась так, что впервые он полюбил худенькую, замкнутую, не ходившую на игрища и посиделки дочь Федора Стратоновича Чукарина – Катю.

Подруги, видя настойчивые ухаживания Михаила, пытались отговорить ее, что он ей не пара: слишком проста и скромна была она в сравнении со стремительным, иногда несдержанным Михаилом.

А любовь наперекор всем принимала серьезный характер. В один из дней перед отцом Кати был поставлен вопрос о свадьбе. Надо многие годы знать Федора Стратоновича, чтобы представить его в состоянии бурного негодования: он пригрозил убить дочь, если она не выбросит из головы мысли о Михаиле. Как родной отец, казак-атаманец Федор Стратонович, конечно, вынашивал надежду отдать свою единственную дочь в богатый двор, за состоятельного казака. Михаила он назвал «бесштанным» женихом, место которому не в его курене, а на клубной сцене – играть недорослей-мухобоев и прочих денщиков. Длинная навыпуск стираная-перестираная рубашка под широким ремнем с медной бляхой, поношенные брюки и стоптанные башмаки – вот весь гардероб сына бывшего компаньона купца Лёвочкина.

И это не все: Федор Стратонович знал Михаила давно и не только по службе в исполкоме и Заготконторе. Не раз слышал о его проделках: кто на Рождество снял у соседа с петель калитку и переставил на другое место? Мишка Шолохов (а то и просто Мишка-шолошонок)! Кто на Пасху испоганил яйцами-болтухами стену побеленной хаты? Опять Мишка Шолохов! Кто девчатам рассказывает анекдоты, от которых уши покрываются маком? Опять Шолохов!

Противопоставить родителям свою волю Катя не могла. Любовь под запретом разгоралась все ярче, продолжала тайно бурлить весенним половодьем.

Дружила Катя с моей старшей сестрой, одно время они жили в Вешенской у нашей дальней родственницы. Видела сестра, как Михаил вечерами ходил под окнами их дома в ожидании свидания.

Двоюродная сестра Михаила рассказывала мне, что тогда у Михаила зародились рискованные планы: он предлагал Кате бросить все и уехать с ним куда-нибудь на Кубань. Кто знает, может быть, свои юношеские переживания писатель Шолохов перенес на страницы «Тихого Дона». Вспомним, какие планы родились в голове Григория Мелехова после его бегства из банды Фомина, когда он тайком приехал в хутор Татарский за Аксиньей: «Куда же я с тобой?» – «На юг. На Кубань или дальше. Проживем, прокормимся как-нибудь, а? Никакой работой не погнушаюсь. Вся душа изболелась за эти месяцы…» – говорил Григорий Аксинье…

Планам М. Шолохова, как и Григория Мелехова, не суждено было осуществиться. Свадьба так и не состоялась.

* * *

4 мая 1922 года Михаил Шолохов успешно оканчивает курсы налоговых инспекторов и 5 мая отбывает из Ростова. На руки ему был выдан документ следующего содержания:

«Мандат. Дан сей Донским областным продовольственным комитетом тов. Шолохову М.А. в том, что он командируется в ст. Вешенскую в распоряжение окружпродкомиссара в качестве налогового инспектора. Все учреждения, как гражданские, так и военные, обязаны оказывать тов. Шолохову М.А. всемерное содействие к исполнению возложенных на него обязанностей. Лица, не выполнившие его законных требований, будут привлечены к судебной ответственности. Донпродкомиссар Кирилов»⁶.

Прибыв 12 мая в Вешенскую, по приказу окрпродкомиссара С. Шаповалова Шолохов в качестве налогового инспектора направляется на продовольственную работу в станицу Букановскую. К сожалению, остается невыясненным, почему Шолохова не направили в Каргинскую. Налоговым инспектором в Каргинскую направили И.Н. Турыгина, товарища по курсам, получившего мандат того же образца.

Обстановка в Букановской и окрестных хуторах благоприятствовала «подготовке и успешному проведению налоговой кампании: с политическим бандитизмом было покончено, были ликвидированы небольшие местные банды. Перспективы на урожай также выдались самыми благоприятными.

По службе в Каргинском исполкоме и Заготконторе продовольственная работа Шолохову в общем-то была знакома, разница заключалась в том, что теперь ему надо было самому принимать весьма ответственные и крутые решения.

К 10 июля, началу сбора урожая, продналоговая кампания была завершена. Повсеместно была проведена разъяснительная работа, принцип Единого натурального налога хлеборобами был усвоен. В своем докладе окрпродкомиссару 17 июня Шолохов обстоятельно говорит о проделанной за это время работе и о недостатках, мешающих успешной работе.

С началом уборки урожая одной из главных задач было проведение обмера полей, установление предполагаемого размера урожая. Некоторые хлеборобы старались скрыть от обложения налогом часть собранного урожая. Для борьбы с укрывателями посевов в округе была создана продовольственная Тройка в составе председателя окрнсполкома и представителей окркома РКП(б) и окрпродкома. В станичных исполкомах были созданы свои Тройки, хутора были поделены на десятидворки. Все было направлено на то, чтобы ни в одном хуторе, ни в одном дворе не осталось неучтенного пуда хлеба.

От Шолохова, как от налогового инспектора, требовались напористость, твердость и умение вскрывать факты утаивания размеров засеянных площадей земли, производить их точный обмер, а с началом уборки урожая – определять количество фактически собранного хлеба, в ходе выполнения натурналога правильно определять возможности того или иного хлебороба (учитывая состав семьи), выполнять налог по зерну и продуктам.

Некоторые авторы пишут, что в это время «за превышение власти» налоговый инспектор Шолохов «вгорячах» был приговорен к расстрелу, что двое суток его держали в холодной, пока, к счастью, не разобрались и не заменили расстрел двумя годами условно. Затем следует рассказ, как его вели на расстрел, и прочие нелепости.

В чем же заключалось превышение власти, допущенное Шолоховым? По воспоминаниям старожилов (документы судебного разбирательства не сохранились), оно заключалось в следующем: размер налога на домохозяйство определял налоговый инспектор. Изучая материальное положение, Шолохов видел, что хлебороб с семьей 6–8 человек не может выполнить продналог в полном объеме, даже если у него под метлу из амбара выгрести все зерно. В таких случаях он самостоятельно уменьшал размер налога, а это, естественно, влияло на общие показатели десятидворок и на хутор в целом.

О самовольных действиях Шолохова, состоящих в «искривлении и преступном отношении к политике налогообложения», по доносу стало известно окрпродкомиссару Шаповалову. 31 августа 1922 года по приказу Верхнедонского окрпродкома Шолохов М.А. был отстранен от занимаемой должности. Дело Шолохова было передано в суд.

Документы свидетельствуют: за превышение власти по освобождению или уменьшению натурналога привлекались к судебной ответственности и другие налоговые инспекторы.

Вынесенное судом наказание – год условно – свидетельствует о том, что серьезного состава преступления в действиях Шолохова суд не нашел.

Позже в анкете личного дела полковник М.А. Шолохов написал:

«В 1922 году был осужден, будучи продкомиссаром, за превышение власти на год условно»⁷.

Откуда же взялись «два года условно» и «расстрел»?

Работая налоговым инспектором в Букановской, Михаил Шолохов Каргинскую навещал редко. Обычно на попутной подводе добирался до Вешенской, оттуда – на перекладных, а чаще пешком. На полпути заходил в Ясеновку к родственникам матери. Там ему приглянулась старшая дочь бывшей помещицы Поповой Анастасия – образованная красавица, в недавнем прошлом гимназистка Усть-Медведицкой гимназии.

При встрече с автором этих строк младшая сестра Анастасии Ольга Дмитриевна рассказала, что Михаил пытался ухаживать за Анастасией, писал ей нежные письма. Ольге Дмитриевне запомнились слова из одного письма, написанного Михаилом из первой поездки в Москву:

«Еще не успеют распуститься клейкие листочки в Вашем саду, как я приеду к Вам и буду целовать края Вашей одежды».

Можно, конечно, поставить под сомнение эти слова (много разного рассказывали мне о юном Шолохове), но вот в выступлении по радио в 1952 году Шолохов говорит о мартовских почках, «выметавших первую зеленую и клейкую листву». В «Тихом Доне» пишет о клейких листьях тополей. Так оно и есть: по весне тополь распускает клейкую желтую листву. Не вызывает сомнения, что это – шолоховские слова.

И еще рассказывала Ольга Дмитриевна: на предложение выйти за него замуж Михаил дважды от Анастасии получал отказ. «Я старше вас», – говорила Анастасия Дмитриевна. «Я люблю старше себя», – не унимался Михаил.

Через два года Анастасия вышла замуж за вешенского агронома с украинской фамилией Антона Васильевича Кули-Баба. В «Тихом Доне» в несколько измененном виде мы встречаем фамилию Геть-Баба.

Ясеновскую Анастасию Дмитриевну Михаил Шолохов не забыл, после издания «Донских рассказов» подарил ей сборник с автографом. Донским рассказам Анастасия значения не придала, при отъезде из Вешенской к новому месту жительства и работы мужа книгу выбросила вместе со старыми вещами.

Вспомнила Ольга Дмитриевна и такой факт: еще в Вешенской, бывая в гостях на квартире Кули-Баба, Шолохов читал отрывки из первой книги «Тихого Дона». В конце нашей беседы я осторожно спросил Ольгу Дмитриевну: не жалеет ли Анастасия Дмитриевна о том, что не вышла замуж за Михаила? Не раздумывая, она ответила: «Нет, не жалеет».

В конце сентября 1922 года Шолохов возвращается в станицу Каргинскую. Как и полагается, родители с радостью встретили сына в отчем доме. Анастасия Даниловна с обычной непоседливостью занималась домашними делами: время осеннее, пора заготовок на зиму овощей, продуктов, топлива. Во дворе стояла высокая копна заготовленного для топки бурьяна, в погребе лежали запасы картошки, солений.

Александр Михайлович прибаливал, в хозяйстве был не помощник, по старой привычке частенько прикладывался к спиртному. Петр Михайлович второй год вдовствовал; иногда навещал старшего брата. Александр Михайлович всегда был рад ему, гостеприимно ставил на стол бутылку. Недовольная Анастасия Даниловна, поставив закуску, ворчала: «Как вы с ней, проклятой, сладили?! Эти гули нас из сапог в лапти обули!»

В Каргинской у Михаила, как мы уже говорили, не осталось друзей. Разъехались они кто куда. Было ему тоскливо. В погожие дни бабьего лета днями просиживал он на Чире с удочками. Осенний клев, как обычно, плохой, рыба жирует, но он терпеливо сидел. В другие дни – глухота и тоска.

Известный литературовед В. Петелин, пожалуй, первым в шолоховедении высказал предположение: «Возможно, эти месяцы невольного «ничегонеделания» и зародили в нем мечту о самостоятельном творчестве». Небольшие пьесы для драматического самодеятельного кружка, без сомнения, зародили в нем желание рассказать об увиденном, услышанном и пережитом им самим. Шолохов уже чувствовал в себе такие силы. Природный талант настойчиво требовал и искал выхода. Небольшие пьесы были первыми подступами к самостоятельной творческой работе. Длинными зимними вечерами 1923 года начал он писать первые рассказы⁹.

Александр Михайлович, как человек грамотный и начитанный, заметил тягу сына к творчеству, высказал замечание: чтобы писать, и писать хорошо, надо много знать и много учиться…

Михаилу Шолохову было четыре года, когда он с родителями переехал в хутор Каргин. Хутор Кружилин, где он родился, у молодого писателя не оставил каких-либо впечатлений, кружилинским казакам или событиям в Кружилине он не посвятил ни одного произведения. Свои рассказы и повести М. Шолохов начал писать в станице Каргинской, о каргинских казаках и о событиях, происходивших в ней и свидетелем которых был нередко сам.

Непродолжительная продовольственная работа знакомила его со многими казаками, старыми и молодыми, заслуженными и без наград и лычек, он видел их в разной обстановке. Бывая во многих хуторах, видел, как они жили при «проклятом прошлом», как приняли продразверстку, продналог, советскую власть, дела коммунистов.

Переживаемые казаками трудности вынуждали переживать и самого писателя. Темы для рассказов и повестей были на виду, легко доступны, сами просились на бумагу.

Вопрос, откуда Шолохов черпал богатейший и никем на Дону еще не тронутый материал, вполне ясен. Он жил среди казаков, среди героев своих произведений. Новизна темы захватила его. Но для того, чтобы писать, и писать хорошо, как говорил отец, одного желания мало, нужны глубокие знания, надо было учиться.

Взяв в дорогу то немногое, что родители могли собрать, Шолохов уезжает в Москву. На попутных подводах доехал до станции Миллерово, а оттуда поездом до Москвы.

Почему Шолохов не поехал учиться в Ростов, как это сделали его товарищи по Каргинской? Попробуем дать этому объяснение: поехал он в Москву, надо полагать, потому, что был движим огромной тягой к самостоятельной литературной деятельности, в ней он уже видел свое призвание и, может быть, смысл жизни. Поступив на литературный факультет Ростовского университета, он, конечно, мог приобрести знания, столь необходимые для каждого начинающего литератора или журналиста, но в Ростове были слабые литературные силы, и это Шолохов знал. В Москве же он мог получить не только необходимые знания, практические советы, но и поддержку известных писателей. Так это впоследствии и произошло.

Нельзя не обратить внимание на то, что в те годы со страниц ростовского журнала «На подъеме» на молодых, неокрепших донских писателей обрушивалась разгромная и нелицеприятная критика. Как мы знаем, именно ростовские критики первыми обрушились и на «Тихий Дон» молодого писателя.

Утверждение некоторых авторов, что Шолохов поехал в Москву затем, чтобы поступить учиться на рабфак, не находит своего подтверждения. Такого намерения у Шолохова не было¹⁰.

В молодой Советской республике пролетарская литература только начинала зарождаться. По решению XI съезда РКП(б) для молодежи был создан журнал «Молодая гвардия», стали издаваться молодежные газеты «Молодой ленинец», «Юношеская правда». Вокруг газет и журнала стали группироваться молодые литературные силы. Собирались на Покровке, жили в одном общежитии. Днем работали в разных местах и на разных работах, а вечерами – литературная учеба. Среди них много было талантливой и одаренной молодежи. Вот к ним в один из дней и пришел приехавший с Дона юный Шолохов.

В Москве Шолохов сближается с молодыми литераторами, вступает в литературную группу журнала «Молодая гвардия», печатается в газете «Юношеская правда».

Заметную, если не главную, роль в становлении и в творческой судьбе молодого писателя сыграл журнал «Молодая гвардия»¹¹, вокруг которого сгруппировались получившие впоследствии известность молодые поэты и писатели: М. Светлов, Ю. Лебединский, М. Колосов и другие. К ним на литературные занятия из Ростова временами наезжал также начинающий писатель А. Фадеев. Принимая участие в студийных литературных занятиях, в работе журнала и газет, Шолохов приобретал ценный опыт журналиста и писателя.

В 1923 году в «Юношеской правде» были опубликованы три фельетона Шолохова: «Испытание», «Три», «Ревизор». И хотя не удалось напечатать ни одного рассказа, первые литературные опыты в газете, полезная учеба в литературной студии дали ему надежду и уверенность: надо много учиться и упорно работать.

Трудные материальные условия, неустроенность, а самое главное, желание находиться среди тех, кого он хорошо знал и о ком хотелось писать, вынуждают Шолохова в конце года уехать обратно на Дон, в станицу Каргинскую. С этого времени литературная работа становится для него основной профессией, любимым делом…

Каргинские девушки не оценили пылкую натуру Михаила Шолохова. В начале 1924 года он уезжает в станицу Букановскую, где женится на своей знакомой по продовольственной работе Марии Громославской (была она старше Михаила на несколько лет)¹² – старшей дочери бывшего станичного атамана Петра Громославского.

И опять у Михаила выявились затруднения с женитьбой. Как рассказывали досужие старожилы, бывший атаман не хотел выдавать свою дочь за «голытьбу», за жениха, нигде не работающего и не имевшего ни кола ни двора. А засидевшаяся в девках дочь рада была выйти и за «бесштанного» и настояла на своем.

Упрямство дорого ей обошлось: в приданое она получила один узелок. Не баловал старый тесть вниманием молодого зятя. Не нашлось молодым места в большом атаманском курене. Михаил вынужден был снимать квартиру в доме кузнеца Долгова.

С утра до позднего вечера в кузне стучали молотобойцы, а рядом днями и ночами работал над своими рассказами Михаил. Работал много, напористо и с вдохновением. Писал чем придется – карандашом, самодельными чернилами из бузины.

Родственники жены, старый атаман с недоверием относились к литературным занятиям своего зятя. А Михаил упрямствовал, наедине с чистым листом бумаги просиживал ночи. За сравнительно короткое время написал несколько рассказов и среди них: «Двухмужняя», «Продкомиссар», «Родинка», «Бахчевник», что свидетельствовало о весьма напряженной и плодотворной работе.

А в голове новые и новые планы.

В мае 1924 года Шолохов с женой едет в Москву, с собой берет написанные зимой и весной рассказы. В Георгиевском переулке молодые снимали комнату. Жили скудно. По ночам Михаил работал, днем бегал по редакциям: предлагал свои рассказы, спорил, отстаивал свое понимание и взгляды на действия и поступки героев. Все же исправлял рукописи, снова нес в редакцию, просил напечатать и снова писал. Это было самое трудное время – время становления и признания его как писателя.

1924 год также не порадовал Шолохова – было напечатано всего два рассказа: «Продкомиссар» и «Родинка». И тем не менее это молодому автору придало сил и надежды. Сдав в редакцию написанные рассказы, Шолохов уезжает в Каргинскую, затем опять в Букановскую.

Однако непредвиденные трудности, неудобства жизни на родине жены, скептическое отношение к его литературным занятиям со стороны родственников жены вынуждают Михаила возвратиться в Каргинскую, в родительский дом. В один из дней, наняв подводу и в кучера Михаила Чукарина (приданое невесты, как мы уже говорили, укладывалось в узелок), Александр Михайлович привез сына с невесткой домой. Жить вчетвером в тесном курене было трудно и неудобно, но ничего, жили.

В тот же год по направлению Вешенского отдела народного образования в Каргинскую работать учительницей в начальной школе приехала младшая сестра Марии – Лидия Громославская. Как запомнили каргинцы, тогда еще молодые парни, Лидия Петровна отличалась броской красотой.

Материальное положение Шолоховых оставалось весьма трудным, в семье не было работающих, жили с огорода и тем, что припасала и подрабатывала Анастасия Даниловна. Александр Михайлович болел, и болезнь не отступала. К просиживанию Михаила за книжками и на рыбалке теперь прибавились занятия над сочинением рассказов. Мать все больше одолевало беспокойство за судьбу единственного сына. В разговоре с соседями она нередко жаловалась, что сын не работает: мыслимое ли дело днями и ночами сидит, пишет и пишет. Сколько можно писать и когда он напишет?!

А Михаил работал над новыми рассказами. Часто писал при керосиновой лампе, пока не выгорит керосин и не вспыхнет огнем сделанный из бумаги абажур.

1925 год для Михаила Шолохова стал знаменательным. Один за другим были напечатаны рассказы: «Бахчевник», «Смертный враг», повести «Лазоревая степь» и «Батраки». Следом Гослитиздат выпускает еще пять рассказов: «Двухмужняя», «Алешкино сердце», «Против черного знамени», «Нахаленок», «Красногвардейцы».

Обратим внимание читателя, что ни один рассказ, ни одну повесть Шолохов не послал в ростовский журнал «На подъеме»¹³.

Творчество молодого донского писателя высоко оценили. Книжное издательство «Новая Москва» подготовило и выпустило сборник «Донские рассказы».

Шолохов тут же посылает его А. Серафимовичу и просит дать отзыв. Известный пролетарский писатель дал весьма высокую оценку книге и предсказал молодому писателю большое будущее. «Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь – перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения правды… Все говорит за то, что т. Шолохов развернется в ценного писателя»¹⁴.

В середине 1925 года состоялась встреча Шолохова с Серафимовичем.

«Никогда не забуду 1925 год, – вспоминает Шолохов, – когда Серафимович, ознакомившись с первым сборником моих рассказов, не только написал к нему теплое предисловие, но и захотел повидаться со мною. Наша первая встреча состоялась в Первом доме Советов. Серафимович заверил меня, что я должен продолжать писать, учиться. Советовал работать серьезно над каждой вещью, не торопиться».

И еще Шолохов писал:

«Я очень люблю старика. Это настоящий художник, большой человек, произведения которого нам так близки и знакомы. Серафимович принадлежит к тому поколению писателей, у которых мы, молодежь, учились. Лично я по-настоящему обязан Серафимовичу, ибо он первый поддержал меня в самом начале моей писательской деятельности, он первый сказал мне слово ободрения, слово признания.

Это, конечно, кладет свой отпечаток на наши отношения». Александр Михайлович, будучи уже тяжелобольным, прочитав «Донские рассказы» и отзыв о них Серафимовича, был по-стариковски обрадован успехами своего сына.

1925 год для Шолохова стал знаменательным еще тем, что он начал осуществление своей мечты – написать роман о донских казаках. Именно в станице Каргинской Михаил Шолохов осенью 1925 года приступил к созданию романа «Тихий Дон».

В конце 1926 года выходит второй сборник рассказов под названием «Лазоревая степь», и снова Шолохов посылает его на отзыв Серафимовичу:

«Примите эту памятку от земляка и от одного из глубоко и искренне любящих Ваше творчество. В сборник вошли ранние рассказы (1923–1924 гг.). Рассказ «Чужая кровь» посвящаю Вам. Примите.

Прошу Вас, если можно, напишите мне Ваше мнение о последних моих рассказах – «Чужая кровь», «Семейный человек» и «Лазоревая степь».

Ваше мнение для меня особенно дорого и полноценно»¹⁵.

Сборник «Лазоревая степь» вызвал восторженные отклики со стороны критиков, журнала «На литературном посту», многочисленных читателей. Высокую оценку дал А. Серафимович. Это еще больше придавало силы и уверенности в работе над «Тихим Доном». С этого времени у Шолохова с Серафимовичем установилась тесная связь и дружба. Серафимович был гостем в доме Шолохова в Вешенской. В одну из встреч с молодым Шолоховым старый большевик выразил удивление и искреннее сожаление тем, что Шолохов не был комсомольцем.

С выходом двух сборников донских рассказов материальное положение семьи Шолохова значительно улучшилось, за свои произведения он стал получать гонорар…