Текст книги "Все лики смерти (сборник)"

Ожидая, когда чуть остынет котелок с аппетитно пахнувшей двойной ухой, он снова перебрал в уме все свои сегодняшние выкладки.

Неувязок пока не видно, известные факты не оставляли места для реликтовых ящеров и незваных морских пришельцев – надо искать что-то свое, местное, пусть и очень редко встречающееся… Либо выросшее до гигантских размеров. Все опять сходилось на огромной рыбе, а единственная рыба наших пресных вод, известная хоть и редкими, но не уникальными нападениями на человека, – это сом.

Среди побежденных Лукиным речных и озерных гигантов сомы как-то не встречались – может, потому, что в местах, где ему доводилось ловить, усатые донные хищники максимальных своих габаритов не достигали. Даже на Балхаше, казалось, сомами кишевшем, самые большие выловленные им экземпляры тянули на килограммов десять-двенадцать – по сомовьим масштабам маломерки. А вес и размеры настоящих гигантов измерялся метрами и центнерами.

На совести медлительных (относительно, конечно) монстров, гоняться за рыбами уже неспособных, числились и собаки, и пришедшая на водопой скотина, и вообще любая переплывающая водоем живность.

И люди – чаще всего купающиеся дети.

После каждого такого случая на сома-людоеда начиналась самая беспощадная охота, где речь уже не шла о разрешенных и запрещенных снастях, сроках и способах ловли – и люди не успокаивались, пока не уничтожали усатого убийцу.

Образ действий здешней твари подходил для сома как нельзя лучше – Лукину доводилось видеть, как некрупные сомики хватают с поверхности воды зазевавшихся утят – в истории с лебедями все повторилось один к одному, за исключением масштаба.

Но была и одна загвоздка.

Сом – рыба теплолюбивая, и, чем дальше к северу, тем меньших размеров достигает – и между 60-й и 65-й широтами (в зависимости от местных климатических условий) перестает встречаться. Находка усача столь гигантских размеров здесь, среди северной тайги, – явление уникальное.

«А кто говорит, что мы имеем дело с чем-то обыденным? – подумал Лукин с неожиданной злостью, неизвестно кому адресованной. – Это, черт возьми, не более уникально, чем не пойми откуда взявшийся звероящер или заглянувшая на променад акула-людоед…»

Он закончил хлебать отменно вкусный бульон (по местному – юшку) и нацелился на разварившуюся рыбу.

И тут ему в голову пришла еще одна мысль. Он взял в руки голову щуренка (положенную в котелок еще в первый заклад, для навара, а потом извлеченную) и осторожно развел, насколько смог, челюсти. Заглянул в глотку и попытался прикинуть размер щучины, способной заглотить взрослого человека.

Огромными щуками, в отличие от сомов (а также акул, крокодилов и динозавров), Север славился…

Утро вновь выдалось туманным и прохладным.

На сей раз, наученный горьким опытом, Лукин ночевал в спальнике, не мерз, и никакие кошмары его не мучили. Он встал, позавтракал (вчерашняя уха превратилась за ночь во вкуснейшее заливное); поскреб ногтем седеющую четырехдневную щетину и решил отращивать бороду; больше ничем заниматься не стал – ему не терпелось осуществить свой вчерашний план.

Просторный садок болтался в воде, привязанный к чахлому, приютившемуся среди прибрежных камней кустику. Лещ за ночь набрался сил и отдохнул после вчерашней нелегкой дороги, проделанной им в тесном бачке из нержавейки – рыбина держалась в воде прямо, не пытаясь завалиться на бок, и достаточно бодро шевелила хвостом, плавниками и жабрами…

Лукин отнес садок подальше от воды и осторожно продел под жабры леща крючок своей диковинной, слаженной вчера снасти.

Огромный двойной крючок, габаритами не меньше якорька для легкой лодки, был наскоро выгнут из мягкой, тонкой проволоки и не имел зазубрин – хищника, соответствующего размерам живца, такая снасть удержать никак не могла. Спиннингом Лукин рисковать не стал, укрепив запасные кольца на срезанную вечером рябиновую жердинку. Катушкой служил мощный мультипликатор, оснащенный тремястами метрами прочнейшего плетеного шнура – вещь исключительно для морской ловли, прихваченная им после сбивчивого телефонного рассказа Паши.

В сборе снасть смотрелась на редкость удивительно.

«Надо послать конструкцию в журнал “Рыболов”, – подумал он, – универсальная снасть для проверки наличия в водоеме чудищ, питающихся человечиной, оригинальная авторская разработка Игоря Лукина, все права защищены…»

Лещ стоял у берега, недоуменно двигая жабрами, и не верил нежданной свободе. А потом с удивительной для толстого неуклюжего тела скоростью рванул золотистой молнией в глубину. Мультипликатор, который Лукин забыл смазать, протестующе взвизгнул.

Это была самая удивительная ловля на живца в его жизни – на огромного, двухкилограммового живца, превышающего размерами среднюю добычу столичных кружочников и жерличников.

Лещ несколько раз пытался пойти вдоль берега, но Лукин пресекал его попытки, поворачивая на прежний курс осторожным натяжением лески. Наконец примерно в полутора сотнях метров от берега живец прекратил свое движение вглубь и плавал туда-сюда почти на одном месте, постепенно сдвигаясь влево. Лукин решил, что расстояние достаточное, лодка Валеры опрокинулась еще ближе к берегу.

Монотонное занятие продолжалось почти час: он то подматывал, то отпускал леску, стараясь держать ее натянутой. И ежесекундно ожидал, что лещ панически задергается, когда на него надвинется там, в придонном сумраке, громадное НЕЧТО.

Но лещ не дергался, тянул спокойно, и Лукин понял, что опять ошибся – или тварь (твари?) не избрала местом обитания именно этот залив, или она не питалась рыбой, или, чем черт не шутит, жила только в его воображении, растревоженном сказочкой Ларисы…

Лещ не метался в испуге – сокрушительный рывок согнул удилище в дугу, оно хрустнуло и в следующую долю секунды было буквально выдрано из рук. Казалось, что за рыбачью снасть случайно зацепилась субмарина и спокойно проследовала дальше своим курсом…

Лукин оцепенело смотрел на мирно покачивающееся у берега удилище, точнее сказать, на два его обломка – они не шевелились, и все происшествие, мгновенное и неожиданное, уже казалось наваждением, спонтанной судорогой в напряженных руках.

Он медленно наклонился, подтянул к берегу свой рябиновый спиннинг за привязанную к комлю страховочную веревку и попытался смотать безвольно провисшую леску – не получилось, ручка мультипликатора намертво заклинилась – пришлось выбирать руками; прочнейшая плетенка лопнула примерно посередине.

Конечно, он не надеялся вытащить тварь – лишь оценить за несколько секунд, пока не разогнулся мягкий и тупой крючок, мощь ее рывков и, может быть, при удаче найти на пластичной проволоке следы зубов – реальную улику, позволяющую сделать хоть какие-то выводы. Ну что, мощь он таки оценил…

«Одним ударом сломать удилище, заклинить катушку и оборвать леску… да-а-а, такое надо суметь… Обычно рвется или ломается одно, самое слабое звено снасти… если б я привязал страховочный конец к поясу, а не к камням и крючок был бы настоящим… хорош бы я оказался, хорош и, вполне возможно, вкусен…»

Тут он вспомнил про динамит.

Нет, конечно, не про динамит – главное изобретение старины Нобеля давно уже не в ходу – про десяток тротиловых шашек, спрятанных в укромном уголке машины (детонаторы и шнуры Лукин унес от греха подальше в палатку).

Глушение реликтовых ящеров взрывчаткой как-то не входило в арсенал методов исследований, которым он посвятил треть жизни, – и шашки напрочь вылетели из головы. А ведь если связать их вместе и если тварь далеко не уплыла, то можно легко и просто объяснить ей, что на каждую подводную лодку найдется своя глубинная бомба…

Озеро от мощнейшего подводного взрыва спас простой и неприятный факт, хорошо известный Лукину – всплывает обычно не более десяти процентов глушеной рыбы, причем самая крупная, как правило, тонет. Но задачей было не убить монстра, а явить добычу пред очи изумленной общественности… Нырять же за оглушенной тварью он не стал бы и под дулом пистолета, даже при наличии акваланга…

«Стоп! – сказал себе Лукин. – Акваланг… здесь ведь довольно долго ныряли два аквалангиста… и ничего странного с ними не произошло… черт, это ломает всю схему… Или они не заходили в воду, а просто написали в отчете, что искали тело и не нашли? Еще одна загадка…»

На сей раз он собирался в город неторопливо и обстоятельно.

Сложил все имущество в палатку, самое ценное забрал в машину, поглядел еще раз на озеро, совершенно очистившееся от тумана. И не спеша порулил знакомой дорогой.

По пути предстояло решить главный вопрос: как распорядиться полученной информацией?

К стражам порядка идти не с чем. Что мог он им предъявить: сломанную палку и оборванную плетенку, способную корчевать подводные пни? Нет, туда стоит отправляться с трофеем; но вопрос в том, как трофей раздобыть.

Попробовать в одиночку? После утреннего фиаско у Лукина созрел план, но – рискованный, очень рискованный… Только голливудские чудища спокойно открывают пасть и позволяют герою запихать туда кабель высокого напряжения, или гранату с выдернутой чекой, или лодочный мотор с бешено вращающимся винтом.

Попробовать отыскать сподвижников на такое дело? Кого? Насчет властей все понятно… Друзья Пашки? Слишком долго они не встречались, Лукин не знал никого из нынешних… хотя нет, кого-то Паша упомянул в связи с чем-то… но вроде то был не друг, коллега по работе и на такую авантюру едва ли согласится…

В принципе, в Москве можно поискать энтузиастов охоты за реликтами, но потребуется время, которого нет… За шесть-семь лет, с тех пор как Лукин отошел от криптозоологии, почти всех былых соратников он потерял из вида, а тварь не станет услужливо ждать под одним и тем же бережком.

Последний вариант – найти компаньонов среди здешних рыболовов и охотников, у них обычно хватает любителей острых ощущений, а про монстра-людоеда трубить не обязательно… Рассказать, что на озере обнаружен экземпляр сома, достойный книги Гиннеса (или щука невообразимых размеров), и, вполне возможно, добровольцы для поимки найдутся.

Но было еще подсознательное желание – сделать все самому, настоящий поединок бывает один на один, много ли чести завалить хищника на облавной охоте – зверя, выслеженного егерями и подставленного тебе под безопасный, с вышки, выстрел толпой загонщиков. К чертям, пусть так охотятся престарелые президенты и генсеки, Лукин слишком много лет искал именно это, чтобы вот так спокойно отдать в чужие руки.

Он удивленно отметил про себя странный факт – как на редкость быстро прошел шок от осознания себя сказочником, совершенно неожиданно оказавшимся в эпицентре событий собственной сказки – страшной и кровавой сказки.

Как бы, интересно, отреагировал Герберт Уэллс, если бы углядел из окна своего викторианского особняка приземлившихся в собственном его парке кошмарных осьминогов-марсиан? Или, мирно потягивая сигару у камина, почувствовал бы на глотке жесткие и холодные пальцы человека-невидимки?

Лукин же чувствовал азарт – азарт охотника, после многодневных бесплодных скитаний по саванне увидевшего наконец у водопоя свежий след львиной лапы… И не думающего, что как раз сейчас из зарослей за ним могут следить немигающие желтые глаза…

Телефонная связь приятно удивила.

Лукин по привычке ждал, что придется, надрывая связки, орать в трубку, прикрывая свободное ухо от воплей других граждан, пытающихся докричаться до далеких родственников. Что придется с трудом разбирать в ответ неразборчивое, как сигналы иных цивилизаций, бормотание собеседника.

Но слышимость оказалась идеальная, словно слегка удивленный голос Володи доносился по проводам не из Москвы, а из соседней комнаты, максимум – из соседнего с главпочтамтом дома… Володя Дземешкевич – старый знакомый, почти единственный из круга общения Лукина, бывший на «ты» со всякой сложной электрикой и электроникой…

В свое время Володя внес немалую лепту в развитие советской криптозоологии. Сам в экспедиции, впрочем, не выезжал. Но изобретенные и собранные им приборы обязаны были реагировать на всевозможные возмущения, вызываемые проплывающим (или проходящим) мимо монстром, – и зафиксировать чудо природы на сверхчувствительной пленке…

Ничего сногсшибательного, конечно, техника Дземешкевича не запечатлела, но отнюдь не по его вине – аппаратура работала безупречно даже в руках далеких от техники гуманитариев… Импортные аналоги самоделок стоили десятки и даже сотни тысяч долларов, но Володя работал над темой на чистом энтузиазме и брал с небогатых криптозоологов лишь стоимость деталей…

Сейчас Лукин детально, не считаясь с набегающим временем и тарифами, объяснял Дземешкевичу, какой прибор он ждет от него на сей раз.

– Все понятно, ничего особо сложного, все схемы стандартные… но мощность ты просишь… хе-е… – Володя помолчал и наконец решился задать вопрос: – Игорь, слушай, неужели ты все-таки…

Он не договорил, но Лукин прекрасно понял, что он имел в виду.

– Да. Шанс большой… Но без твоей помощи мне его не зацепить. Когда будет готов аппарат?

– Ну-у-у… Сегодня суббота, если в понедельник начать… где-то к следующим выходным можно будет вам отгрузить… У вас там станция, грузобагаж принимающая, есть рядом?

Лукин закусил губу. О том, что сегодня суббота, он, напрочь выпавший на озере из обыденного хода времени, даже и не вспомнил.

– Послушай меня внимательно, Володя. Я никогда не давил по срокам, но сегодня вопрос стоит о жизни и смерти – в самом прямом смысле слова. И одна – как минимум! – смерть уже была. Подумай, что тут можно сделать: радиотолкучки по выходным работают, и у вашего брата-технаря с деньгами зачастую негусто – найми помощников, сколько надо; если есть другие заказы – отложи, все неустойки я покрываю… Аппарат был позарез нужен еще сегодня утром. Поэтому не скупись, обещай людям любые надбавки за срочность. А теперь подумай и назови реальный срок.

Лукин говорил жестко, командным тоном. Он знал, что Володя – человек мягкий и уступчивый, неспособный сопротивляться такому давлению; знал – и никогда этим не пользовался. До сегодняшнего разговора…

Теперь Дземешкевич молчал гораздо дольше, что-то про себя прикидывая и рассчитывая. Лукин ждал, нервно барабаня пальцами по стеклу телефонной кабины.

– Во вторник вечером, – ожила примолкшая трубка. – Раньше никак не справиться. И будет дорого – придется брать готовые импортные узлы, искать что-то подешевле некогда… И как вам пересылать при такой спешке?

– Не говори «вам», Володя. Я сейчас один, совсем один… О пересылке не думай, прилечу и все заберу сам. Сколько это примерно будет весить?.. И стоить?..

Володя назвал две цифры.

– Отлично, – сказал Лукин, не выдавая неприятного удивления. – Значит, договорились, днем во вторник я позвоню. До встречи.

«Да-а-а, тварь влетит в копеечку… – подумал Лукин. – Ладно, квартира есть, машина есть, дети взрослые и зарабатывают больше родителей… Ни к чему долларовые заначки по большому счету. А если прикинуть, сколько я истратил за всю жизнь на снасти, лодки, оружие, патроны, – получится в несколько раз больше. Незачем считать расходы, такой шанс выпадает раз в жизни…»

Так, теперь в гостиницу, переодеться и привести себя в порядок – некоторые запланированные встречи, пожалуй, требуют имиджа столичного журналиста, а не пропахшего костром таежного бродяги. Потом – в больницу к Паше.

– Игорь Евгеньевич! Игорь Евгеньевич!

Крик догнал Лукина, когда он пересекал небольшую площадь перед больницей, направляясь к уазику, – теперь машина резко контрастировала со своим выбритым, чистым и подстриженным водителем в элегантном костюме. (К Паше его не пустили, коротко сообщив – состояние удовлетворительное.)

Вслед за криком послышался торопливый топот. Лукин, поначалу не реагировавший (не такие уж у него редкие имя с отчеством), не выдержал и обернулся. Бежавший по площади мужчина был невелик ростом, тщедушен и немолод, почти ровесник. Направление его забавной трусцы не позволяло усомниться, что имел он в виду именно Игоря Евгеньевича Лукина.

– Здравствуйте… едва успел… чисто случайно… мне сказали, что вы пошли к почте… думал, не успею…

Лукин поздоровался, недоуменно подняв бровь: лицо мужчины, обрамленное бородкой и очками в старомодной, под панцирь черепахи, пластмассовой оправе, казалось совершенно незнакомым. Джинсовую курточку неизвестного украшал круглый гринписовский значок, под мышкой он держал пухлую потрепанную папку на тесемках.

Незнакомец отрекомендовался Александром Завьяловым, местным экологом, тут же потребовал называть его Сашей и продолжал не слишком связно тараторить, не давая Лукину вставить ни слова:

– Нам обязательно надо с вами поговорить… тут у меня такие материалы… я знаю, вы много писали на темы природы… да, да, я читал и статьи, и книги… Вы обязательно должны мне помочь… у нас тут заговор молчания… мафия, настоящая мафия… район на грани экологической катастрофы… никому ни до чего нет дела, знают и молчат, все подкуплены… Случайно узнал про ваш приезд… сказали, что вы на почте… думал, не успею… Вам обязательно надо изучить эти материалы…

Лукин подумал, что, стоя посередине площади, они с бурно жестикулирующим экологом (на голову его ниже и весящим в два раза меньше) выглядят довольно комично. И решительно направился к кафе, находившемуся тут же, неподалеку. От нежданного собеседника надо избавиться, вопросы экологии мало сейчас интересовали Лукина, – и проще всего послушать, покивать и забрать папку, якобы для изучения.

В кафе Завьялов оживился еще больше; не слушая возражений, заказал две кружки пива, себе и Игорю Евгеньевичу, и начал засыпать его информацией: кто, где и чем отравляет мать-природу в ближайших окрестностях.

Поток слов, в котором мелькали залповые выбросы, предельно допустимые концентрации и названия западных экологических фондов, скользил мимо сознания слушателя, механически кивавшего и вставлявшего утвердительные междометия.

Эколог-одиночка казался сдвинувшимся на больном вопросе. К тому же Лукин знал совершенно противоположную вещь – район в экологическом отношении один из самых благоприятных. Предприятий, способных хоть что-то отравить, раз, два и обчелся.

И тут сторонник зеленого мира сказал слова, моментом согнавшие расслабленное благодушие и заставившие слушать самым внимательным образом.

– Теперь о радиации… – Защитник природы сделал многозначительную паузу и затеребил свою козлиную бородку, казавшуюся делом рук бесталанного гримера. – АЭС никаких, слава богу, у нас нет, но… – Снова многозначительная пауза. – В восемьдесят четвертом в Пелус-озеро упал спутник «Космос-954»… Взлетел в Плесецке и грохнулся через несколько минут… Да-да, я сам говорил с людьми… многие видели, как горящие обломки летели над тайгой… и взрыв от падения слышали… Но главное не в этом… – Он сделал еще более многозначительную паузу, округлил глаза и произнес драматическим полушепотом: – НА БОРТУ СПУТНИКА БЫЛА ЯДЕРНАЯ УСТАНОВКА! – И снова зачастил: – Звездные войны, помните? Тогда во всех газетах… про Рейгана и его звездные войны… А сами готовились потихоньку… всякую гадость на орбиту выводили…

«Неужели оно? Недостающий кусочек головоломки? Насколько можно доверять доморощенному экологу? Большая часть его рассказов – просто бред сивой кобылы… Но и самая глупая курица способна отыскать жемчужное зерно в навозной куче…»

А Завьялов взахлеб твердил о собранной в окрестной тайге морошке, светившейся по ночам; о переселенных под разными предлогами деревушках; о перелетных птицах, изменивших маршруты пролета и огибающих зараженное место.

Лукин решил сблефовать, проверив эколога, и спросил с видом знатока, помнящего все номера и даты запусков советских спутников:

– Но ведь вышло сообщение ТАСС об успешном выводе «Космоса-954» на орбиту?

– Да-да, – закивал борец за экологию, обрадованный заинтересованностью собеседника. – Тогда сообщения появлялись только после успешных запусков… и тот «Космос» на самом-то деле – девятьсот пятьдесят пятый!

«Если совпадение, то весьма странное, – размышлял Лукин. – До Пелус-озера от моего несколько километров, а визуально в тайге с приличного расстояния точнее место падения и не определить… Что радиация служит толчком для всяческих мутаций, известно и школьнику. Но гигантизм и вкус к человечине… хм… Видали мы мутантов, чаще всего это зрелище не страшное, скорее жалкое. Нарушены покровы, конечности недоразвиты… Но чем черт не шутит, я, в конце концов, не профессионал в генетике и мутациях…»