Текст книги "Цепной пес самодержавия"

– Что вы на это скажете, господа?

– Подобное отношение к таким срочным и неотложным вопросам мне и хотелось бы исправить, Александр Павлович, – ответил я ему.

Мартынов снова окинул меня настороженно-внимательным взглядом, потом, не отводя глаз, спросил:

– Почему именно сейчас, Сергей Александрович?! Почему не два года тому назад, когда я подавал докладную записку на высочайшее имя?!

– Видно, время пришло, Александр Павлович. Ты, Миша, тоже поедешь завтра с нами.

– К государю? Я-то там зачем? – с явным удивлением спросил меня Пашутин. – Идите с Мартыновым. Он в этом деле дока!

– Ты нужен, Миша.

После нескольких секунд раздумья на лице Пашутина появилась хитрая улыбочка.

– Неужели меня освободят от курсов?!

– Вполне возможно, господин подполковник.

– Радость-то какая! Вот за это, господа, не грех и выпить!

Назавтра, все втроем, мы предстали перед императором. Мартынов, так до конца и не поверивший моим словам, пребывал все время в легком изумлении, когда нас без излишних проволочек проводили в кабинет государя. Император, если и удивился приходу трех человек, то никак не дал это понять. После официального представления царь поинтересовался делами у обоих офицеров, после чего попросил начальника московской охранки обрисовать политическую обстановку в Москве, что тот и сделал, затем разговор перешел на докладную записку, а потом плавно – к обсуждению возможной реорганизации МВД и отдельного корпуса жандармов. Император не только задавал дельные вопросы, но и умело поддерживал беседу. После того, как я высказал свои соображения, кое-что добавил Пашутин, до этого не принимавший участия в разговоре. Закончили мы нашу беседу в тот самый миг, когда настенные часы стали отбивать одиннадцать часов вечера. Итогом беседы стало нахмуренное лицо императора и неопределенность сказанной им фразы:

– Значит, вот как у нас в Российской империи обстоят дела.

Николай II встал, следом мы вскочили со своих мест и вытянулись, словно на параде. Обойдя стол, император остановился перед нами:

– Господа, благодарю вас всех за службу! Не скрою, что услышал от вас многое такое, что мне было неприятно слышать. Все сказанное вами, господа офицеры, будет проверено и доложено лично мне. Полковник Мартынов, вы упомянули в разговоре, что отсылали записки о рассмотрении изменений и дополнений в организации работы корпуса жандармов. Вы не смогли бы снова прислать мне ваши записи?

– Будет сделано, ваше императорское величество, вот только попаду я в Москву не ранее пятницы. За субботу и воскресение у меня будет время их подправить, а в понедельник с утра вышлю их вам специальным курьером.

– Больше не смею вас задерживать, господа, а вас, Сергей Александрович, на несколько минут попрошу остаться.

Как только за ними закрылась дверь, император сказал:

– О полковнике Мартынове мне доводилось слышать как о дельном, думающем офицере. Странно, но вы вчера не упомянули о его приходе.

– Извините, ваше императорское величество. Мы только вчера вечером с ним познакомились, и я понял, что он тот, кто нужен.

– Даже так? Гм. Я так понял, что он не знает ничего лишнего, кроме того, о чем говорил сегодня.

– Да, ваше императорское величество. Ему дал хорошую характеристику подполковник Пашутин. Если его записки окажутся дельными, то почему бы ему самому не воплотить их в жизнь.

– Хорошо, я подумаю об этом. Тут вот еще, какое дело. Мне сегодня довелось услышать много нелицеприятного о людях, которых я лично знаю. Я рассчитывал на них, считал своей поддержкой и опорой… – государь сделал паузу и осуждающе покачал головой. – Вы мне скажите, Сергей Александрович, вот есть хороший, обаятельный человек, его представляют вам как знатока своего дела, а будучи поставлен на высокий пост, сразу начинает взятки брать, близким людям протекции составлять и прочими мерзостями заниматься, но только не радеть за государственную службу, которую блюсти поставлен. Как такое может быть?

– Приятность в общении и обаяние отнюдь не профессиональные качества. К тому же они нередко служат маской подлеца.

– Хм! Зло, но верно. Теперь о вашей поездке. Татищев предупрежден и завтра вечером ждет вас у себя дома. На этом все, Сергей Александрович.

Вильгельм, несмотря на свои физические недостатки, доставшиеся ему с рождения, со временем сумел найти в себе силы их победить. Поверив в свои силы и окруженный придворными льстецами, которые нашептывали о его непогрешимости, как божьего избранника, император, превратился в заносчивого, надменного и эгоистичного человека.

Вскоре эти черты характера переродились во внутреннюю убежденность, что Бог для достижения своих высших целей избрал германский народ, а сам Вильгельм является проводником Божьей воли и ни перед кем кроме Создателя за свои действия не отвечает. Он верил в свое предназначение до тех пор, пока в его жизни не появился русский провидец со своими предсказаниями, что дало ему основание сомневаться в том, что именно он Божий избранник. Первое, что он почувствовал, когда прочитал присланное две недели тому назад письмо, лежавшее перед ним на столе, было почти забытым с детства ощущением беспомощности. В одно мгновение он потерял свободу выбора и стал марионеткой, которая оживает, лишь, когда кто-то начинает дергать за веревочки. Прошла минута, другая, третья… Император постарался погасить в себе это чувство. С трудом, но ему это удалось.

Сидевший по другую сторону стола начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн, приблизительно представлял, какая буря чувств разыгралась в душе заносчивого и гордого правителя Германии. Будучи товарищем Вильгельма по детским играм, он оставался преданным ему все эти десятки лет, став одним из немногих людей, которых кайзер мог назвать своими друзьями.

– Что скажете, Эрих?

– Сведения подтвердились, ваше величество. Это может означать только одно: при дворе русского императора действительно есть… ясновидец.

– Значит, вы всему этому верите?!

– Ничего другого не остается, ваше величество. Его предсказания сбылись дважды, причем с теми подробностями, на которые он указал.

Наступило короткое молчание, которое прервал германский император. В его голосе прорывались ясно слышимые нотки раздражения.

– Что вы о нем узнали?

Генерал раскрыл папку, которую принес с собой.

– Богуславский Сергей Александрович. Двадцать три года. Поручик-артиллерист. Физически очень развит и невероятно силен. На фронте получил тяжелое ранение в голову, после чего был отправлен в отставку. Судя по некоторым данным, во дворец его ввел Распутин, а сам спустя полтора месяца уехал к себе домой и до сего дня там пребывает. Когда Богуславский появился во дворце Николая Второго, точно не установлено. Сам к русскому императору не ездит, бывает у него только по приглашению. Никаких посторонних лиц при их встречах, за исключением императрицы, замечено не было.

– Его образ не сочетается с личностью… прорицателя. Слишком молод. Откуда он мог получить подобный дар? Вы уверены в своих сведениях?

– Нет, ваше величество. Меня мучают те же сомнения, что и вас. То, что Богуславский может быть прорицателем, основано лишь на догадках и косвенных подозрениях. Его встречи с русским императором всегда происходят один на один, потому ничего доподлинно никто не знает. Есть еще один факт. К нему была приставлена охрана месяц назад.

– Погодите! Месяц назад? Но первое письмо мы получили два месяца назад! Как это понять?!

– Я это тоже отметил, ваше величество.

– Хм! Пьет? Женщины?

– В подобных пороках не замечен, ваше величество.

– Аскет?

– Нет. Есть друзья. Занимается какой-то японской борьбой.

– Японской борьбой? Ну, не знаю. Как-то все это не складывается. Вы так не считаете, генерал?

– Считаю, ваше величество, и смею предположить, что все может быть не так, как мы видим.

– То есть вы думаете, что этого русского богатыря нам специально подставили? Сделали из него ширму, за которой скрывается истинный провидец?

– Да, ваше величество. Подобный дар надо прятать и охранять так, чтобы никто не мог даже близко к нему подобраться.

– То есть мы ничего толком не знаем?

– Да, ваше величество. Пока у нас на подозрении есть только Богуславский.

– У вас есть какой-то план?

– Есть, но боюсь, он не сильно понравится вашему величеству.

– Я слушаю вас, Эрих.

– Нам надо выйти на прямые переговоры с Николаем Вторым. Изложить наши требования, но при этом не ставить перед ним жестких условий. Предваряя ваш вопрос, сразу скажу: в 1916 году Германия запросит мир, но его не получит. Вы помните эту фразу?

– Помню. Погодите! Вы думаете, что мы тогда предложили такие условия сделки, что русские сочли неприемлемыми?

– Точно так, ваше величество. Иначе бы этого предсказания на том листочке не было.

Германский император бросил косой взгляд на генерала. Ему хотелось перенести свое нарастающее раздражение на кого-нибудь другого, но при этом он понимал, что если и выплескивать его, так это на самого себя. Он настолько был загипнотизирован двумя последними фразами, что на фразу о перемирии не счел нужным обратить внимание. Почему он упустил это? И тут же сам себе ответил: он уже тогда поверил. Легкий холодок страха поселился в его сердце с того самого дня, когда он прочитал это проклятое предсказание русского оракула. Он пытался не верить, говорил сам себе, что это чепуха, но страх, занозой сидевший в его сердце, был прямым доказательством, что это не так.

«Верден. Ютландское сражение. Война растягивается на неопределенное время, и это притом, что еще англичане не вступали в войну по-настоящему. Нет сомнения, что после пары значительных успехов на их стороне выступит Америка. К тому же Австро-Венгрия показала себя слабым союзником. Будь на ее месте Россия… Попробовать предложить Николаю II мир? Вот только условия…»

– Эрих, надо поработать над условиями возможного мира с Россией. Найдите надежных людей, которые могли бы проработать все возможные детали такого договора. Пока мы не убедились в правильности наших выводов, необходимо все держать в строжайшей тайне.

– Понимаю, ваше величество.

– Вы свободны, генерал.

Выходя от императора, Эрих фон Фалькенхайн думал о том, что если переговоры и пройдут, то они будут необычайно трудными.

«Вильгельм слишком упрям и своенравен, а у русского царя нет практичности, зато в голове полно всякой славянской чепухи. Но это надо сделать! Или иначе меня ждет незавидная судьба!»

Прибыв на место службы, генерал первым делом вызвал подполковника Дитриха фон Лемница, свое доверенное лицо, и после двух часов совещания за закрытыми дверями тот срочно выехал в Берлин. Потом произошел прорыв генерала Брусилова на Восточном фронте, и все дела отошли на другой план, но окончательно забыть о нем не дал телефонный звонок, раздавшийся через три недели утром, когда генерал только сел завтракать. На пороге возник дежурный адъютант со строгим выражением лица:

– Звонок из личной канцелярии его императорского величества, господин генерал.

– Соедините с моим кабинетом.

После звонка генерал снял трубку.

– Здравствуйте, генерал.

– Здравствуйте, ваше императорское величество.

– Как продвигаются наши дела?

Генерал сразу понял, что речь идет не о положении на фронте, так как император регулярно получал сводки о положении дел, поэтому ответил обтекаемой фразой, суть которой могла быть понятна только кайзеру:

– Еще неделя, ваше императорское величество и у вас будут все необходимые документы.

– Не затягивайте, генерал.

Начальник Генерального штаба повесил трубку и сразу подумал о том, что беспокойство Вильгельма в таких делах обычно ему несвойственно.

«Он боится. Боится! Больше ничем это не объяснишь. Дьявол всех раздери! Эти предсказания невольно заставляют думать о себе словно о пешке. Кто-то играет, а ты стоишь на доске и ждешь своей участи», – он посмотрел на остывающий завтрак и резко отодвинул от себя тарелку. Есть уже не хотелось.

Неделя пролетела как один день. Неожиданный прорыв русских дивизий спутал все планы германского командования, но, несмотря на это, рано утром на пороге кабинета кайзера появилась подтянутая фигура генерала Эриха фон Фалькенхайна.

– Ваше императорское величество, генерал…

– Здравствуйте, Эрих! – оборвал его кайзер. – Вы довольно раннее время выбрали для визита. Что-то случилось? Докладывайте!

– Пришло новое послание, ваше величество. Этим и объясняется мой столь ранний приход к вам. Оно пришло три дня назад, но я узнал о нем только вчера, так как был с инспекцией в войсках.

– Дайте мне письмо!

Кайзер не стал на этот раз рассматривать конверт, а сразу его надорвал. Достав листок, торопливо его развернул и впился в него глазами. Дважды пробежал по тексту глазами, затем протянул бумагу генералу. Начальник генерального штаба, охваченный в равной мере, как любопытством, так и нетерпением, чуть ли не выхватил ее из рук императора и быстро прочитал вслух текст.

– Битва на Сомме. Большие потери. Гм! Сомма. Англичане и французы готовят наступление? – задумчиво задал сам себе вопрос генерал.

– Это я должен задать этот вопрос Главному штабу!

– Для меня это не новость, ваше величество. Мне уже докладывали о скоплении артиллерии и подходе новых английских дивизий. Да-а… Значит, они все решились. Пусть идут, нам есть чем их встретить.

– Вы так уверены, Эрих?

– Ваше величество, наши позиции обороны достигают в глубину до семи-восьми километров, система опорных пунктов…

– Генерал!

– Извините меня, ваше величество! Мне только хотелось… – но увидев легкую гримасу раздражения на лице своего императора, Эрих фон Фалькенхайн на мгновение запнулся, но решил продолжить: – Раньше я бы с легкостью в душе сказал вам, что уверен в надежности линии обороны, стойкости и храбрости германских солдат, но теперь, с появлением этого оракула, ни в чем уже не уверен. Словно кукла-марионетка, которую дергают за ниточки…. Извините меня, ваше величество.

Вильгельм, который последнее время нередко приходил к подобным мыслям, бросил на генерала сочувствующий взгляд. Эрих фон Фалькенхайн не смог по достоинству оценить его, так как, изучив характер кайзера за многие годы, вообще не предполагал наличия у него чувств, подобных этому. Император, которому подобная ситуация нравилась еще меньше, словно наказывая себя за секундную слабость, отдал приказ резким тоном:

– Генерал, по возвращении в ставку принять немедленные меры! Вы поняли предстоящую перед вами задачу?!

– Будет выполнено все в точности, ваше величество!

– Присядьте, Эрих. Как говорят русские: в ногах правды нет. Вам что-то удалось узнать о русском провидце?

– Ничего особенного, за исключением одной поездки. Богуславский ездил на Сестрорецкий оружейный завод. Пробыл там в общей сложности два часа, потом уехал. Что он там делал, выяснить не удалось.

– Что может делать прорицатель на оружейном заводе?

– Никогда не сталкивался с ясновидцами, поэтому не представляю, на что они способны.

– Непонятно и запутано, – задумчиво произнес германский император.

– Может, это просто отвлекающий маневр русских, ваше величество?

– Возможно, а теперь мне хотелось бы услышать ваше мнение по поводу нового предсказания.

– Очевидно только одно, ваше величество. Предсказание малопонятно из-за чувства союзнического долга. Русские нам как бы говорят: мы знаем о том, что произойдет, но подробности вам раскрывать не будем. Еще, мне так кажется… что этим они дают нам понять, чтобы мы поторопились с договором.

– Почему вы так решили, Эрих?

– Мне кажется, что все эти три предсказания, словно вехи, указывают нам путь, ведущий к перекрестку. Когда мы его достигнем, нам предстоит выбрать путь.

Император с некоторым удивлением посмотрел на своего начальника штаба.

– Что-то раньше подобных выражений я от вас не слышал, Эрих.

Генерал замялся.

– Не хотел об этом говорить, ваше величество… Гм. Вся эта круговерть с оракулом и предсказаниями настолько сбила меня с толку, что, будучи в Берлине, я решился пойти к одной известной ворожее… Понимаю, что это все звучит глупо, но сделать с собой ничего не могу: невольно начинаю во все это верить.

– Не вы один, Эрих, – не смог удержаться от признания германский император, но сразу ушел от скользкой темы. – Интересно, как там мой кузен Ники?

– Вы думаете, что с ним происходит то же самое?

– То же самое или другое, но и так понятно, что он еще в большей степени, чем мы, зависит от них! – с нарастающей злостью воскликнул германский император. – Его толкает страх! Это очевидно! Иначе что могло его подвигнуть на переговоры! Ведь неуверенность, слабость и вялость характера – в этом весь мой кузен! Всю свою жизнь он изображает из себя рыцаря без страха и упрека, но все видят, что это только защита для того, чтобы скрыть слабость и неуверенность в себе.

Кайзер сейчас выплескивал из себя злость и раздражение этими словами. Генерал слушал и радовался тому, что все эти чувства и слова обрушились не на него, а на русского царя.

Неожиданно кайзер оборвал сам себя и резко спросил:

– Полагаю, что папка у вас в руках – это наши требования к русским?

– Да, ваше величество. Девяносто шесть листов.

– Изложите основные пункты.

– Прошу покорнейше простить меня, ваше величество, но мне эти документы были переданы перед самым отъездом, поэтому мне не удалось их изучить настолько основательно…

– Оставьте ее мне! – оборвал его извинения кайзер. – Сам посмотрю. Вы мне лучше скажите: сколько мы сможем снять дивизий с русского фронта в случае заключения перемирия?

– До двадцати дивизий, ваше величество. Думаю, это даст нам возможность окончательно сломить сопротивление англо-французской обороны, а возможно, даже закончить войну в начале следующего года.

– Надо еще подумать, под каким предлогом мы можем объяснить германскому народу заключение мира с нашим врагом?

– Думаю, что наша пропаганда придумает достаточно веское объяснение, но если вы хотите знать мое личное мнение, то мне кажется народ Германии примет ваше волеизъявление без лишних вопросов. Наши люди не какие-нибудь там славяне, а истинные тевтоны! Порядок и дисциплина у нас в крови, ваше величество!

– Вы, конечно, правы, Эрих, но нам не нужны лишние разговоры за спиной. Впрочем, этот вопрос вас не касается.

– Понимаю, ваше величество.

– Мне еще хочется узнать ваше личное мнение, генерал, на реакцию наших союзников.

– Австро-Венгрия оказалась слаба и настолько увязла в войне с Россией, что ей ничего другого не остается, как последовать нашему примеру и попытаться заключить с ней мир. Вот только в отличие от нас ей придется заплатить за него частью своих территорий и главным камнем преткновения подобных переговоров, думаю, станут Сербия и Черногория, так как Россия просто помешана на идее славянского единства. М-м-м… Турция… исконный враг России. Будет драться до последнего, но при этом наши военные советники в один голос утверждают, что ее оборонные линии растянуты и слабы, а солдаты ленивы, ненадежны и слабы духом. К тому же русский царь, как мне известно, давно уже заглядывается на черноморские проливы.

Только услышав намек на возможное благоденствие Российской державы, император снова стал злым и колючим. Генерал чертыхнулся про себя, ведь он прекрасно знал о болезненной ревности кайзера к русскому царю.

– Нам не нужна сильная Россия! Разделив наших врагов этим миром, мы сначала сломаем хребет французам и англичанам, а потом… мы заставим русского царя подписать новый договор! Ему он сильно не понравится, вот только помощи уже будет ждать не от кого!

– Ваше величество, вы забыли о русском провидце.

– Действительно. Хм! Этот вопрос придется как-то решить, но об этом мы поговорим позже, после переговоров. Кто поедет в Стокгольм?

– Могу предложить подполковника Дитриха фон Лемница, тем более что он уже введен в курс дела.

– Думаете, справится?

– Он опытен, осторожен, а главное, очень мне предан.

– Хорошо. С русской стороны пусть пришлют нам генерала Татищева. Я знаю, что он бесконечно предан моему кузену, поэтому если приедет он, значит, переговоры ведет русский император. На этом все, генерал!

Генерал вскочил с кресла:

– Ваше величество, разрешите отбыть к месту назначения?!

Сразу по прибытии начальника генерального штаба в ставку германская разведка получила приказ нащупать возможные направления прорыва противника, но не успела, так как уже спустя двое суток началась артиллерийская подготовка со стороны противника, продолжавшаяся семь дней и тем самым давшая начало наступательной операции англо-французских войск против германцев на реке Сомма.