Текст книги "Добаюкивание внутреннего ребенка. Нежная терапия детских травм, которые мешают во взрослой жизни"

Варианты практики «Добаюкивание»

«Семейное добаюкивание»

В отличие от предыдущих практик эта связана с триадой.

Семья – то пространство, где создается наш первый треугольник взаимоотношений, поэтому очень важно, чтобы ребенок занимал в нем свое место. Практика семейного добаюкиваниярешает вопросы, связанные с иерархией и обретением своего места в семейной системе.

В «Семейное добаюкивание» приходят те, у кого спутаны роли в семье. Например, сын или дочь встает на место мужа для матери, обеспечивая, заботясь и решая ее проблемы. Либо дочь оказывается на месте жены для отца, создавая предпосылки для психологически инцестуозных отношений.

Часто участники практики хотят посмотреть на родителей, которые вместе, любят друг друга, заботятся, стараясь таким образом запечатлеть иную картину взаимодействия в семье, чем была у них изначально. Нередко детям хочется лечь между мамой и папой, чтобы с двух сторон напитываться их теплом, любовью и единением, создавая таким образом ощущение тотальной безопасности.

«Семейное добаюкивание» дает многим людям чувство принадлежности к полной семье, которого у них не было никогда.

«Перепроживание детства»

Это практика, соединившая в себе предыдущие:

• внутриутробный период с мамой и папой;

• рождение в руки родителей;

• первый год жизни с мамой и папой;

• первые шаги, позволяющие исследовать окружающий мир с отцом;

• практика сепарации, отделения от родителей.

Практика перепроживания детства довольно длительная: в группе занимает 8–9 часов, при этом один из блоков длится непрерывно 5–6 часов. Практика очень мощная в равной степени для всех участников: детей и родителей.

Многие не готовы сразу к перепроживанию детства, потому что эта практика очень глубокая, тотальная – важно ей сдаться. Для кого-то комфортнее проходить все этапы постепенно, не торопясь: «Добаюкивание», затем «Первые шаги», «Семейное добаюкивание» и только после «Перепроживание детства». Каждая из этих практик закрывает свои запросы. Таким образом, появляется возможность в своем темпе закрывать вопросы внутри себя.

Четыре базовых принципа «Добаюкивания»

Я не могу сказать, что целенаправленно создавала эту практику, чтобы сделать известной, способной жить свою жизнь. На самом деле она через меня родилась, а я не имела представления, во что она в дальнейшем перерастет. На данный момент практика «сепарировалась» от меня, как выросший ребенок, и живет свою жизнь, многие люди знают ее, а не меня.

Однажды я была на обучении у Анастасии Ивановой на гипно-родах в Новосибирске. На этапе знакомства я просто сказала, что меня зовут Виктория, я психолог. Далее заходит разговор про роды, про то, что множество травм с процесса рождения тянутся на протяжении всей жизни. Вдруг одна из женщин говорит: «Слушайте, я ходила на “Добаюкивание”, такая классная практика!» Начинает рассказывать свой опыт. Другие участники обучения также говорят, что слышали о ней, делятся тем, кто у кого ее проходил или хотел бы пройти.

И тут я понимаю, что никто из них не имеет представления о том, что я именно тот человек, через которого эта практика пришла в мир. Мне было так интересно наблюдать, как «Добаюкивание» живет свою жизнь. Однако я все же чувствую себя в некотором роде мамой «Добаюкивания» и тех практик, которые сложились из нее.

Самое важное в процессах восстановления доверия миру – это их бережность. Нет никакого насилия, преодоления, задачи заставить себя, борьбы со своими страхами или гневом. Все только через любовь и принятие. Даже проживание трудных чувств, о которых мы обязательно поговорим ниже, проходит через принятие их ценности.

Сейчас я познакомлю тебя с принципами «Добаюкивания». Именно эти принципы помогают практикам оставаться безопасными и бережными.

1. ЭКОЛОГИЧНОСТЬ, бережность.

Каждый человек в практике регрессирует в возраст своей абсолютной беззащитности: открывая сердце, он открывается своей уязвимости. Задача мастера сделать так, чтобы пространство, которое создается в процессе, было безопасным.

2. ПРАВО НА ЧУВСТВА и их проживание.

Чувства принадлежат телу, их возникновение является реакцией на мысли, события или их восприятие. Есть такая формула: как ты чувствуешь, так и правильно для тебя. Воспоминания у всех свои. То, что я ощущаю, является для меня правдой, и никто другой не может со мной спорить о том, правильно я чувствую или нет.

ЗАДАЧА МАСТЕРА – ЛЕГАЛИЗОВАТЬ ВСЕМ УЧАСТНИКАМ ИХ ЧУВСТВА: «Я ВИЖУ ТВОЮ ПРАВДУ».

3. СОПРОВОЖДЕНИЕ.

Важно признать, что, каким бы суперпсихологом я ни была, я не целитель, не гуру, я никого не спасаю. Я не знаю, как лучше для этого человека.

Кто-то приходит получить любовь, поддержку и радость, а встречается со своей болью, драмой. Моя задача – сопроводить человека через его боль на выход, где она конечна.

Другой, наоборот, приходит, чтобы перепрожить свои детские травмы, а обретает счастье, любовь, близость мамы. Здесь задача сопроводить человека к тому, чтобы он смог присвоить всю любовь себе.

4. УВАЖЕНИЕ К ПРОЦЕССАМ ДРУГОГО.

Например, в гамаке лежит женщина в роли ребенка и кричит. На ум приходит мысль: «Ну что ты кричишь, отвергая маму? Просто принимай ту любовь, что она тебе дает». Но это только мой разум так реагирует.

Когда я уважаю процессы другого, то говорю: «Хорошо, возможно, для тебя это наилучший способ пройти насквозь твою боль. Я просто побуду рядом, сопровождая твои процессы. Я доверяю тебе и уважаю твой выбор. Если у тебя это происходит, значит, у тебя есть силы с этим справиться. Я же сделаю так, чтобы пространство было безопасно и не было никакой вероятности ретравматизации».

Я НЕ ЗНАЮ, КАК ДОЛЖНО БЫТЬ У ТЕБЯ, НО Я РЯДОМ, ЧТОБЫ ПОДДЕРЖАТЬ И ОТКЛИКНУТЬСЯ, ЕСЛИ НЕОБХОДИМО.

Если мы создаем безопасное пространство, то все чувства, эмоции и переживания поднимаются только изнутри.

Даже пары, которые в ходе практики соединяются, абсолютно не случайны. Эти два человека подходят друг другу, как ключ и замок.

Именно та мама, что приходит к ребенку в «Добаюкивании», являет собой своеобразный ключ, который открывает важное пространство внутри, откуда поднимаются переживания прошлого. Для того, чтобы можно было их прожить, очиститься, освободиться и заполнить внутренний мир любовью, светом и теплом.

Остановленная жизнь родом из довербального периода и детства

Иссушенные реки: плач как исцеление

Иссушенные реки – это метафора глаз, которые на многие годы прекратили плакать и от этого стали жесткими, холодными, безжизненными.

Слезы – это оживляющее, удивительное явление, которое часто недооценивают. Когда мы капитулируем перед слезами, позволяем себе плакать, мы начинаем пробуждаться, мы начинаем оживляться.

Плач бывает разный. Есть плач, который оживляет. Есть плач, который освобождает. Есть плач, который взрывает нашу внутреннюю плотину и помогает чувствам течь. А есть плач, который может быть формальным и оставаться только на уровне глаз, не включая все остальное тело.

Для иллюстрации целительной силы плача прилагаю отрывок из книги Клариссы Эстес «Бегущая с волками» (глава 11 «Членство в клане раненых»): «Слезы – река, которая вас куда-нибудь приведет. Плач разливается рекой вокруг лодки, несущей вашу душевную жизнь. Слезы поднимают вашу лодку с камней, с сухой земли и уносят ее куда-то в лучшие места.

Для дикой женской души очень важно, чтобы женщины плакали. Поскольку женские слезы – это посвящение в клан раненых – старое как мир племя женщин всех цветов кожи, всех национальностей, всех наречий, которые испокон веков переживают что-то очень серьезное и сохраняют достоинство».

Бывает, что мы плачем от боли, когда переживаем нечто трудное в жизни. И тогда слезы являются способом выражения и проживания этой боли. Мы соединяемся с этой болью через слезы и, проживая ее, выпускаем напряжение.

Слезы могут быть слезами горевания, переживания утраты, проживания всего спектра чувств, которые сопровождают утрату, переживания невозможности вернуть то, чего мы хотим, что было для нас дорого.

Слезы могут быть проживанием печали.

Слезы могут быть проживанием отчаяния. Отчаяние – это очень сильное состояние, состояние такого сильного страха, захваченности и невозможности исправить ситуацию.

Слезы могут быть слезами смирения. Когда мы переживаем невозможность чего-то или того, что находимся именно в этой ситуации здесь и сейчас.

Это могут быть слезы смирения с прошлым, слезы смирения со своим настоящим. Переживание, например, неизлечимой болезни, когда мы ничего не можем сделать и проживаем состояние принятия болезни.

И слезы могут быть слезами радости, когда переполняет счастье. Мы проживаем это настолько глубоко, соединяясь с ним, и плачем от этого. Это совершенно другие слезы.

Слезы могут быть слезами обретения. Когда мы встречаем то, что очень давно ждали. Женщина, которая давно мечтала о ребенке, рождает этого ребенка, и, держа его на руках, она обретает то счастье и тот дар, который так просила.

И суть таких слез в том, что они нас исцеляют.

Дело в том, что если мы посмотрим на ребенка в самом его начале, в самом его истоке, когда он только рождается, то мы увидим тотальность проживания чувств. Маленькие детки тотально и глубоко проживают все, что испытывают. Все эмоции. Например, гнев. Малыша может трясти от гнева, он краснеет целиком и полностью, всем телом, он становится таким заряженным и плачет с требованием. А когда ребенок плачет, переживая страх или боль, или впадает в состояние отчаяния, он плачет очень жалобно. Дети плачут, включая все свое тело в этот процесс. Они рыдают так, что их тело сотрясается. И эта пульсация прекрасно помогает снять напряжение. Смысл этого плача как раз в том, чтобы освободить тело от напряжения и прожить эти чувства полностью, отпуская их, выдыхая их. И когда маленькие дети плачут, они плачут именно так, как это целительно, как это задумано природой.

Затем дети, вырастая, встречаются, соприкасаются в своей жизни с тем, что слезы могут быть табуированы. Ведь если мама боится проживать свое отчаяние, свою печаль, свою боль и она не соединена со своими чувствами, она будет сильно пугаться, когда ребенок плачет. Пугаться и словно переставать дышать сама. Потому что если она не соединена с собственной болью, если она боится своих чувств, то ребенку она не будет одобрять проявление этих чувств. Своей тревогой мама может ребенку транслировать, что так делать не надо, плакать нельзя. И ребенок, очень глубоко любя маму, чувствуя это неодобрение, прекращает плакать. Так возникает запрет на плач. Боль застревает в груди, в горле, сохраняясь там до момента разрешения себе встретиться с этими чувствами и разрядить подавленную боль.

У многих гортань настолько напряжена, настолько там зажат и спрятан подавленный плач, что человек живет с тяжелым грузом в груди и в итоге перестает проживать и радость тоже. Потому что плач и радость друг с другом соединены.

Люди, которые позволяют себе глубоко и свободно плакать, на самом деле очень глубоко и свободно умеют радоваться, в их глазах горит огонь, они зажигаются, загораются какой-то идеей, они могут радоваться, как дети, прыгая, смеясь, визжа. А люди, которые подавляют в себе плач или плачут только глазами, не включая все остальное тело, они и радоваться не умеют.

Александр Лоуэн в своей книге «Радость»[4]4
  Лоуэн А. Радость. Как наполнить тело энергией, а жизнь счастьем. Минск: Попурри, 2020.


[Закрыть] пишет о целительной силе плача, рыданий и связи радости и плача. Также он утверждает, что самое пугающее нас чувство – это печаль.

Парадоксально, но почему мы боимся печали? Ведь это не угрожающее чувство. Почему мы его боимся? Потому что очень у многих людей сознательно или бессознательно есть такая убежденность, что если он поддастся этой печали и пойдет туда, то он погрузится в такую пучину отчаяния, в такую боль, которой нет дна, в бездну. Страх перед проживанием этого глубокого отчаяния останавливает нас от встречи с печалью.

А печаль – это чувство, которое помогает нам пойти настолько глубоко внутрь себя, что никакое другое чувство не является таким же надежным проводником в глубину. Если мы идем в печаль, мы можем по-настоящему встретиться с собой.

И то отчаяние, с которым мы встречаемся по пути к этой печали, зачастую не имеет отношения ко взрослой жизни. Это отчаяние живет в нас с самого детства, а может быть, даже с младенческого возраста. Оно может быть родом из ситуаций, когда мама не приходит или не кормит вовремя, или не дает тех ласк и эмоциональной соединенности, в которых жизненно нуждается младенец. И это глубокое отчаяние внутри – оно как бездна. Но на самом деле мы можем пройти его сквозь.

В «Добаюкивании» я часто встречаюсь с этим детским отчаянием. Потому что взрослый человек, пришедший в «Добаюкивание» и ложащийся в гамак, начинает регрессировать в тот возраст, где не было слов, не было еще возможности озвучивать свое состояние. Но память в нас об этом состоянии есть. Она живет только на уровне тела, и, когда мы погружаемся в свой доречевой возраст, включаются, поднимаются телесные переживания. Многие встречаются с отчаянием. Затапливающим, огромным, лавинообразным отчаянием.

Его важно просто увидеть, признать и отплакать. Попадая в это отчаяние, не нужно выдергивать себя обратно, возвращать себя, закрывать свой плач на замок, не позволяя себе ни дышать, ни жить, ни проявляться, живя с большим комом в горле.

Когда человек хочет плакать, он встречается с комком в горле. Это многолетний подавленный плач. И когда мы плачем сегодняшнее, то вместе с этим поднимается откуда-то из глубины, активизируется этот комок чувств, переплетений, которые живут с нами с самого рождения. И когда мы в этом детском отчаянии позволяем себе прорыдаться, нас начинает отпускать это многолетнее напряжение. Освобождаются грудь, горло и челюсть.

По словам Александра Лоуэна, печаль и радость рождаются в животе, здесь же они и застревают, когда мы не позволяем себе эти чувства проживать.

Но однажды приходит благословенный момент, когда мы вдруг позволяем себе рыдать, наше тело начинает вибрировать, оживляться.

Сначала в груди появляется трепет, импульс, дыхание углубляется. Затем этот импульс опускается ниже, когда плач доходит до живота, когда мы позволяем себе животный плач, животные рыдания, когда мы включаем голос, позволяем голосу быть громким, и мы рыдаем, и мы, захлебываясь слюнями, соплями, слезами, вместе с этим позволяем этим рыданиям быть, и наше тело начинает вибрировать целиком. Так происходит исцеление.

Когда мы плачем, мы соединяемся со своей уязвимостью. Конечно, нам бывает очень страшно соединяться с уязвимостью. Когда мы плачем, когда мы открываемся в слезах, когда мы идем в это, в слезы, по-честному, то мы встречаемся с такой внутренней глубокой настоящестью, которая и является нашей душой.

И если мы хотим жить в радости, в удовольствии, проживать оргазмы и наслаждение всем своим телом, то нужно признать, что мы прежде всего встретимся с болью, страхом, гневом и печалью. Все это делает нас живыми. Если мы хотим просто проживать и получать радость и наслаждаться, но при этом мы избегаем боли и гнева, запрещаем себе плакать, то это невозможно – и это тоже нужно признать. Если я хочу жить в радости, счастье и удовольствии, то прежде всего мой путь лежит через проживание боли, отчаяния, гнева, слез, стенаний. Это вот так. Оно вот так вместе живет. Это опции, которые друг с другом соединены.

Истечение слез – это облегчающий и смягчающий процесс, который чем-то сродни таянию льда. Я начала эту главу с того, что, когда мы не плачем, запрещаем себе плакать, наши глаза становятся жесткими, колючими. Они становятся очень напряженными сверху и снизу. Мышцы глаз становятся очень напряженными. Потому что мы все время вынуждены удерживать слезы, а когда мы что-то удерживаем, у нас это находится в напряжении. И если мы запрещаем себе плакать, то удерживаем в животе свои чувства (помним, что печаль и радость рождаются в животе), тогда и в груди, и в горле появляется еще одна броня. А потом под глазами. И наши глаза становятся безжизненными. Взгляд становится пронзающий. И сильно портится зрение.

И когда мы позволяем себе проплакаться, прорыдаться, включить голос, включить сотрясание тела, добавить углубление дыхания, добавить стоны, добавить, возможно, вой, добавить гнев, который тоже пойдет изнутри, то напряжение мышц глаз начинает потихонечку таять. И именно это и сродни таянию льда. Когда мы разрешаем себе плакать, наши внутренние ледники начинают таять.

Если мы один раз позволили себе прорыдаться, прореветься, прокричаться, проплакаться и потом дальше снова живем, запрещая себе это делать, то это фактически не играет какой-то большой роли. Дело в том, что освобождение себя – это целый путь, а плач – это прекрасная женская практика.

В большинстве случаев мы не можем заставить себя плакать. Я во всяком случае не умею. Даже из-за какой-то жалости к себе или после просмотра жалобных фильмов все равно так не пробивает. Свой способ я обнаружила неожиданно, когда вела тренинг про гнев. Мы кричали из горла, из груди, из живота. И когда мы кричали из живота, это был животный крик, он был нечеловеческим. Такое ощущение, что это было то ли рычание вперемешку с воем, то ли какой-то гомон, гул. И после крика, идущего из живота, у меня начались рыдания. А поскольку мы делали это с закрытыми глазами и была возможность потом перейти в танец, то я позволила себе пойти глубоко в эти рыдания: и рыдать, и рыдать, и рыдать, пока эти слезы не вытекли.

Я не знала, о чем это рыдание. Это и неважно, не нужно анализировать, о чем мы рыдаем. Просто позволить себе прорыдаться. Может быть, какая-то сегодняшняя история включит то, что в нас живет 10, 15, 20 лет. Мой путь был через крик. Очень хороший путь через звучание, когда мы начинаем звучать.

ПРАКТИКА

Закрой глаза и найди, где в теле живет напряжение. Начни его звучать. Словно возьми за ниточку и через звучание раскручивай некий клубок. Звучи, переходя то на более высокие, то на более низкие тоны. В какой-то момент может появиться желание плакать, или рычать, или кричать. Сдайся этому желанию, иди в слезы или гнев. Выход из боли и напряжения лежит через них. Возможно, какие-то более древние, глубокие чувства начнут подниматься.

Звучание – это один из самых экологичных способов открыть в себе доступ к подавленным слезам. Бывает, что мы в жизни проживаем такие ситуации, где нужно быть очень сильным, где нужно выжить, где нужно справиться, где нужно в какой-то сложной ситуации собрать всю волю в кулак и пройти это.

Если во время войны на поле битвы ты сядешь и начнешь реветь, то, скорее всего, тебя убьют. И у нас бывают такие ситуации в жизни, когда мы не можем позволить себе в моменте расслабиться. Например, женщина, которая осталась одна с детьми после развода или находится в какой-то ужасной жизненной ситуации, ей нужно собраться с духом, с силами и справиться. Но бывает так, что эта ситуация давно закончилась, она не актуальна, она больше не имеет над нами власти, но мы себе не позволяем еще плакать, потому что дали себе такой мощный запрет на плач. И вроде хочется выплакаться, хочется уткнуться в кого-то, в какого-то своего большого медведя уткнуться и плакать, а не можешь.

Плач наступает в основном тогда, когда травматичная ситуация закончена. Как я и говорила выше, когда мы находимся в состоянии военных действий, выживания или у нас есть какая-то задача, требующая от нас максимальной собранности, то плакать мы не будем. А плач наступает тогда, когда напряжение, которое было собрано и вызвано этой ситуацией, уже можно сливать, уже можно освобождаться от него. Это как раз слезы тщетности. Это могут быть слезы смирения. Это могут быть слезы горевания, утраты, боли, когда мы просто это все выплакиваем. И здесь тоже важно – отдаемся ли мы этому тотально или чуть-чуть кран приоткрыли и потом опять быстро в себя пришли.

Дракон, дышащий огнем внутрь, или кое-что о подавленном гневе

Гнев во всех своих проявлениях является в нашей культуре табуированным чувством – о нем не говорят, его испытывать нельзя, это плохо, но непонятно, что с ним делать.

Чувства могут быть базовыми, такие как грусть, печаль, радость, страх, интерес, возбуждение, отвращение и гнев. А бывают сложносоставные, содержащие в себе много простых, которые сплетены в клубок.

Есть чувства, которым в обществе приписывают понятие «негативные» и которые табуируют: злость, стыд, отвращение, ревность, жадность, зависть. От этого их становится очень трудно проживать. Человек не может управлять тем, какие чувства или эмоции у него возникнут, но может выбирать, что с ними делать. Эмоции просто появляются как душевная или телесная реакция на что-то. Дальше каждый взрослый человек может принять решение, как их проживать.